Личный приём - 2021-01-04
И. Воробьева
―
21 час и 5 минут в Москве, 23:05 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Эфир, как всегда, идет из двух студий, из двух городов. В студии «Эха Москвы» – я, Ирина Воробьева, в Екатеринбурге – Евгений Ройзман. Женя, добрый вечер.
Е. Ройзман
―
Всем привет.
И. Воробьева
―
Ну что, с наступившим новым годом. Уже можно поздравлять. В прошлый раз мы еще в предыдущем год выступали в этом эфире.
Е. Ройзман
―
Да, да, да. Слушай, мы очень хорошо закончили год. Просто в последний момент. Очень красивая история. В последний момент мы собрали уже 150 345 000 рублей для спасения Миши Бахтина. И мы успели. Утром 31-го числа все деньги перевели и закрыли этот сбор. Я, конечно, хотел поблагодарить всех, особенно слушателей «Эха». Потому что по-настоящему из СМИ федеральных «Эхо» и «Новая газета» включились. И получилось собрать.Понимаешь, это без телевидения было сделано, без «Первого канала», без этих СМСок. Это просто люди, которые слушают «Эхо Москвы», которые читают «Новую газету», заходят на сайт. Это вот наша аудитория. Мы справились с этим сами. Там было одно очень серьезное пожертвование. Это частное лицо. Человек перевел 20 млн.
И. Воробьева
―
Я думала, там не было больших таких.
Е. Ройзман
―
Да. Это одно было такое. Несколько было пожертвований: миллион, полтора, полмиллиона. Но я этих людей многих знаю. Ну и предприятия переводили. А все остальное – по 100, по 200, по 500, по 1 000, по 5 000, 10 000. Это переводили самые обычные люди, именно наши слушатели.У нас казус произошел на «Эхе Москвы» в Екатеринбурге. В эфир в последний день пыталась изо всей силы дозвониться женщина, которой за 80. Ее зовут Зоя Сергеевна. Она хотела передать 10 000, свою пенсию, для спасения Миши Бахтина. Она говорит: «Пусть Ройзман приедет. Я уже давно не хожу. Но пусть приедет. Я с балкона ему деньги выкину».
Но, Зоя Сергеевна, я знаю, что вы нас слушаете. И вы, Зоя Сергеевна, и Нина Степановна, которой 82 года, которая 1 000 рублей сама привезла с другого конца города, и Наталья Дмитриевна, которая 5 000 отдала, и Лариса Геннадьевна мне в музей 1 000 рублей принесла, и много, много, много других, я вам искренне совершенно благодарен, потому что вы вложили частицу своей души и своей энергии в жизнь этого маленького мальчика. И все в этом поучаствовали. Вам всем огромное спасибо.
И. Воробьева
―
И от меня тоже. Жень, я хотела тебя спросить, как ты относишься к дискуссиям… В общем, в Фейсбуке довольно много всяких разных дискуссий по этому поводу. Люди, которые говорят, что нельзя было собирать такую огромную сумму, что можно было спасти много детей, а мы спасли только одного. Как ты к этому относишься? А что-то у нас случилось со связью.
Е. Ройзман
―
Нет, я тебя слышу нормально.
И. Воробьева
―
Теперь да. Просто ты пропал ровно после моего вопроса о том, как ты к этому относишься.
Е. Ройзман
―
Смотри, во-первых, если бы мы не собирали, то эти бы деньги не собирали. Спасение всех остальных детей идет своим чередом. Мы собирали деньги по-целевому на этого мальчика. И мы их собрали. Если бы мы собирали деньги на что-то другое, мы бы тоже собрали. Но мы живем дальше, и жизнь продолжается. И все что у нас останется от этого сбора – во-первых, до копейки отчитаемся – оно будет точно так же потрачено на этих детей. Это первое.Второе. Каждый такой сбор просто молоточком долбит по темечку федеральной власти, потому что это все в паблике, это в режиме онлайн, это все видят, что происходит. Это очень некомфортная ситуация для власти, когда им говорят: «Послушайте, а как так? Вы Лукашенко отдали 1,5 млрд. На эти 1,5 млрд можно было спасти 650 наших детей. Это жизни 650 наших детей по СМА можно было спасти на эти деньги. Вы отдали Лукашенко. Вы сейчас еще миллиард отдали. На этот миллиард можно было сделать операции по онкологии всем детям, которые сейчас нуждаются. Можно было сделать операции за рубежом».
И федеральная власть под таким эмоциональным давлением вынуждена искать какие-то системные решения, как это в свое время произошло со «Спинразой». Помнишь эту историю, да?
Е.Ройзман: Если власть не уважает людей, люди в ответ не уважают власть. Все же понятно
И. Воробьева
―
Да.
Е. Ройзман
―
Огромное спасибо лично Диме Муратову, который рубился в этой ситуации и уже на обострения шел. Хотя бы «Спинраза» появилась. Потому что в случае с Мишей Бахтиным то, что сумели ему поставить «Спинразу» – это благодарность нашему министру здравоохранения Карлову, который, на самом деле, детский врач. И Лисин 16 млн перечислил, чтоб Мише поставили «Спинразу». Потому что там дозу взяли у другого мальчика и нужно было закупить лекарство срочно. Лисин перечислил.И то, что Мише «Спинразу» поставили – его стабилизировали, и он дожил до этого сбора, у него не отключились ноги. Сумели. И вот то, что «Спинраза» появилась – это уже шаг вперед. То, что «Золгенсма» когда-то станет доступным – это тоже никуда не денется. И конкуренция появится.
Когда у нас это все получилось, мне сразу несколько родителей написали. И я для москвичей сейчас специально проговариваю. Маша Леонтьева, москвичка. Сбор идет практически год. Собрали 70 млн, осталось собрать меньше 100 млн. Но это Москва. Для Москвы это просто по 5 рублей, по такому пятаку, просто железному пятаку все скинуться – и эту девочку можно спасти. Она сейчас весит 19 кг. Ей осталось 2 кг до 21 кг. И можно до 21 кг поставить этот укол. Сейчас 1 год и 6 месяцев девчонке. Если что, Маша Леонтьева наберите.
И я говорю: «А почему плохо собирается?» Они говорят: «Потому что Москва». Я говорю: «А почему?» – «Ну все на кого-то на других надеются». Но Москва-то может в 100 раз проще собрать, спасти ребенка. Но и я сейчас для себя взял правило – я буду эти вещи проговаривать. Я не могу много таких сборов вести. Но я буду эти вещи проговаривать вслух.
Мы таким сбором лишаем власть права на незнание. Когда не знаешь, можно жить спокойно. А когда ты знаешь, что кто-то умирает без этого лекарства, а ты там тратишь деньги на Сирию, на Донбасс, еще куда-то, ты все равно уже, когда ложишься спать, тебя что-то будет здесь царапать. Но оно так и делается. Это создается общественное давление, чем мы, в общем-то, и занимались.
Еще раз хочу всех поблагодарить. Это сильная история. До последнего момента было непонятно, до последнего дня фактически было непонятно. За день мне стало понятно, что успеваем. Но мне очень приятно, что, с одной стороны, Диме Муратову позвонил Лисин и сказал: «Дима, смотри, если не будете успевать, я остаток весь закрою». А здесь написал Игорь Алтушкин: «Если у вас не будет получаться, все что надо я закрою». То есть тоже люди смотрели, следили, страховали тоже. Все равно приятно это. Тем не менее вот такой народный сбор у нас получился. Мы можем.
И. Воробьева
―
И я хочу буквально пару слов добавить, что действительно много детей со СМА, которым нужна помощь, которым сейчас нужен укол «Золгенсма» или нужна «Спинраза». Есть взрослые люди со спинальной мышечной атрофией, которым тоже нужна «Спинраза», потому что они умирают медленно, но все-таки умирают. И у них шансов получить «Спинразу» гораздо меньше, чем у детей. Поэтому здесь людей, которым нужна помощь, их огромное количество.Я просто читала какие-то обвинения, что вот, мол, вы зациклились только на Мише Бахтине, а больше никому не помогаете. Но вы должны понять одну очень важную вещь, что еще год назад в январе 2020 года про спинальную мышечную атрофию знали Фонд, родители и ряд фондов, которые еще помогали, ряд волонтеров, какие-то журналисты, то есть довольно малое количество людей. За 2020 год диагноз СМА – это стало слово года. Поэтому это большая история. Она будет вот такой разной и с разными именами. Тут ничего не поделаешь.
Е. Ройзман
―
Да, раньше про это вообще никто не знал. Сейчас этих детей начали спасать. И слава богу. Но мы живем дальше, мы работаем дальше. И Фонд Ройзмана так же работает. Для меня это тоже вызов был определенный, потому что фонды за такие сборы не берутся – это слишком большие деньги. И мы это приняли решение в сентябре, включились изо всей силы. Общими усилиями сумели это сделать. Показали, что фонды могут собирать, что такие ресурсы как «Эхо Москвы» и «Новая газета» – ресурс, на самом деле, не меньше «Первого канала». Соцсети работают где-то гораздо мощнее и быстрее, чем телевидение. Ну все равно справляемся. Живем дальше, стараемся помогать. И история показательная, что бороться можно, спасать можно. Если все включаемся, то можем спасти.
И. Воробьева
―
Да, разумеется, можем. И это было доказано. Тоже еще раз большое спасибо всем тем, кто участвовал и в сборе про Мишу, и вообще люди, которые заинтересовались этой темой и начали хотя бы читать об этом, чтобы понимать, что это и как, чтобы не было вот этих воплей непонятных, которые у нас часто в чате или в сообщениях. И в каждой моей программе про благотворительность такие вопли есть, когда приходят какие-то люди и говорят: «А вот не надо было под дождем босиком бегать во время беременности или колбасу есть, пока вы беременные. Сами нарожали больных детей, а теперь денег у нас просите». Вот чтобы таких не было вопросов в том числе мы и работаем, чтобы люди понимали и осознавали какие-то вещи. Хорошо. Мы довольно много сегодня сказали про СМА. И есть у меня подозрения, что мы к этой теме будем еще возвращаться. Был ли у тебя прием 1-го января? Это была пятница, я помню.
Е. Ройзман
―
Ирин, у меня начался прием перманентный.
И. Воробьева
―
То есть и 1-го января тоже звонки, и 31-го?
Е. Ройзман
―
Да, он идет сейчас всегда. Конечно, мне гораздо легче работать, когда я разговариваю глаза в глаза. И вот это правило, что надо стараться решить вопрос, пока человек сидит перед тобой, оно остается незыблемым, неизменным. Но вынуждены работать на удаленке. Это, конечно, гораздо сложнее, другие эмоции совершенно. Огромная проблема в том, что многие люди с трудом формулируют свои мысли. С этим приходится мириться и приходится выслушивать, и терпеть, и молчать, и повторять вопросы. Это, на самом деле, большая проблема. Ну ничего, как-то справляемся. Сразу скажу, Ирин, очень важный момент: очень сложно читать голосовые сообщения. Когда тебе приходят голосовые сообщения от незнакомых людей – это надо себя заставить их открыть. На мой взгляд, некое в этом и неуважение тоже.
Е.Ройзман: Каждый снос исторического здания – это демонстративное неуважение к людям
И. Воробьева
―
Да даже когда от знакомых людей, все равно так себе эта история.
Е. Ройзман
―
Какое-то нарушение личного пространства. Текстовые гораздо проще, особенно когда коротко и внятно формулируют. Когда понятно, чем помочь – естественно, все включаются. Задача же понять, что нужно сделать. Это основной вопрос: чем вам помочь? И когда становится понятно, чем помочь – это уже полдела сделано.
И. Воробьева
―
У нас тут спрашивают некоторые слушатели. Наверное, они увидели это где-то у тебя в Твиттере. Ты поддерживал каких-то людей, которые грозились провести Новый год трезво.
Е. Ройзман
―
Слушай, у меня несколько парней, друг друга не знающих сказали: «Если этот твит наберет 100 лайков, я в Новый год пить не буду». Я ретвитнул и говорю: «Ну что, поможем человеку?» Тут известный парень-общественник Алексей Беззуб говорит: «Если твит наберет 1000 лайков, то я не буду пить в Новый год». И ему помогли. Мне жалко что ли? Это ж Твиттер.
И. Воробьева
―
Ну и чего, они действительно по-трезвому Новый год встретили, ты не знаешь?
Е. Ройзман
―
Слушай, я надеюсь, если это такая публичная история, и ты обещаешь всем.
И. Воробьева
―
Надо было мне тоже так сделать. Я-то точно знала, что я по-трезвому проведу Новый год, потому что у меня 30-го числа был второй компонент вакцины. И я сто пудов знала, что 31-го я не буду употреблять алкоголь. Но я не догадалась собрать сколько-то лайков к твиту своему. Я придумаю, как потом мне включиться.
Е. Ройзман
―
Придумай. Я тебя поддержу с удовольствием.
И. Воробьева
―
Ну конечно. Я не сомневалась. Как Новый год в Екатеринбурге? Были ли какие-то гуляния, тусовки? Или все закрыто, все отменили, и все по домам сидели?
Е. Ройзман
―
На самом деле, никто ничего не отменял. Люди точно так же… Море всяких салютов. Люди отмечали от всей души с надеждой на то, что следующий будет лучше. Может, и будет лучше.
И. Воробьева
―
Но есть, кстати, впечатление, что в этом году салютов гораздо больше запустили. Ну, мне так кажется. Я не знаю, не проверяла. Я сама салюты не запускаю – у меня собака их боится. Поэтому я не очень люблю людей, которые это делают во дворах. Но правда ощущение, что их стало больше в этом году просто потому, что людям правда очень хочется праздника. Год был таким, что в конце хочется хоть какого-то праздника. Разве нет?
Е. Ройзман
―
Да, всем хотелось какого-то праздника. Но мы ж с тобой сделали праздник. У всех, кто знал, чем мы занимаемся, у всех это ощущение праздника возникло, потому что, на самом деле, история с Мишей Бахтиным – это история про новогоднее чудо. Тем более стало ясно, что у нас все получилось, только 31-го числа. И когда я начинал 4 месяца назад, если честно, я с большим скептицизмом. Просто это надо было. Но у меня тоже до конца уверенности не было. Но получилось.
И. Воробьева
―
И тут сразу возникает вопрос. Ройзман спасает детей со СМА, кто-то развозит средства индивидуальной защиты, Навальный раскрывает убийство и так далее. Вопрос: зачем нужно государство?
Е. Ройзман
―
На самом деле, даже в абсолютно хорошем, выстроенном государстве, где работают все институты, остаются постоянно какие-то лакуны, какие-то несправедливости. Система как бы ни была отстроена, у нее нет глаз, нет души, нет сердца. И нормальные люди видят, где система недорабатывает. А если систему выстраивали они сами, они способны эту систему подтолкнуть, помочь, обратить ее внимание, сделать вместо нее. В этом же ничего такого нет. Это нормальный совершенно процесс. Другое дело, что здесь граждане вынуждены все чаще, все больше включаться. Система занимается чем-то другим. В настоящее время вся система заточена на сохранение себя у власти. Это основная задача власти – все время быть у власти. Поэтому остается очень много дел, которые должна делать власть, но делают самые разные обычные граждане, как мы с тобой, как многие-многие другие, кто нас поддержал. Можно, конечно, ругать систему. Но если ты можешь протянуть руку и сделать, почему не протянуть руку и не сделать?
И. Воробьева
―
Есть ощущение, что люди, которые занимаются помощью вот в нынешней России – это люди, у которых всегда будет работа (если это можно назвать работой). Всегда. Каждый день. В любом случае.
Е. Ройзман
―
Ирин, да. Ты начинаешь помогать людям, потихонечку втягиваешься. Эта работа будет у тебя всегда. Но я думаю, что точно так же в любой другой стране в любые другие времена. Почему нет?
И. Воробьева
―
Я напомню нашим слушателям и зрителям, что это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Вы можете смотреть нас в Ютубе на канале «Эхо Москвы». Там есть чат. В чате задавайте свои вопросы или по номеру +7 985 970 45 45. Там уже начинают нам присылать вопросы. Вопрос про пробежку задают. 1-го января обычно пробежки у вас были. Была ли в этом году?
Е. Ройзман
―
Ирин, вот сразу всем говорю, кто слушает меня, кто на Ютубе будет смотреть. Я отменил сам все мероприятия. Я не стал делать презентацию своей книги. Я хотел здесь провести несколько презентаций, в Москву приехать, в Питер, по стране прокатиться, потому что это хорошая книга получилась, мне за нее не стыдно. Но я отменил, потому что нельзя этого делать. По этой же причине мы отменили пробежки. Ну просто отменили, потому что если кто-то у нас на пробежке заболеет, ну зачем? Тем более болезнь сейчас протекает тяжело, больницы забиты. Ровно по этой причине я не стал собирать людей на традиционную, 10 лет уже этой пробежке – «Начни год красиво». До 500 человек мы собирали. Но я не хочу это делать сейчас. Поэтому я надеюсь, что вы меня все поймете. Но это никто не отменяет тренировок и так далее. Придут времена – наверстаем. Просто сейчас надо к этому честно относиться.
Е.Ройзман: Если что-то сносят, за это никто не будет отвечать. И в городе много такого, к сожалению
И. Воробьева
―
Еще задают вопрос про вакцину и спрашивают: «Нет ли у вас какой-то информации, как привиться в Свердловской области? Есть ли вакцина? Что делать? Хочу привиться».
Е. Ройзман
―
Ирин, смотри, когда заявили, что уже столько народу привито у нас, меня это очень сильно удивило. Во-первых, 0,6% эта цифра. 800 000 объявили.
И. Воробьева
―
Ты имеешь в виду по стране?
Е. Ройзман
―
По стране, да. Сразу после Нового года объявили, что привито 800 000. И сразу у людей вопросы: «Подождите, как так? Только что были единицы привиты. Тут же за выходные у вас 800 000». Но и даже эти 800 000 – это 0,6%. К примеру, в Израиле сейчас привито 1 300 000 при 9-миллионном населении. Я считаю, что эти манипуляции с цифрами точно так же, как манипуляции с цифрами о смертях, о погибших, они недопустимы в период пандемии. Ну недопустимо. Мы в Советском Союзе этого насмотрелись. Этого нельзя делать. И опять же авторитет вакцины падает, и доверия нет. И дело-то хорошее, а авторитет уронили. И здесь доверия. Ну какие 800 000? Ну что вы сказки рассказываете?
И. Воробьева
―
Я понимаю, о каких цифрах ты говоришь – это министр здравоохранения Мурашко говорил, что 800 000 россиян сделали прививку. 1 500 000 доз поступило в российские регионы, сказал он, и 800 000 человек привито. Интересно, когда это все произошло, когда передали.
Е. Ройзман
―
Откровенно погорячились. Не очень хорошая история. И опять никто не верит. Я думаю, что одна из основных сейчас проблем страны – что люди просто власти не верят. Потому что ну слишком много вранья. Так нельзя.
И. Воробьева
―
Да, это хороший вопрос про цифры. Интересно было бы правда его задать. И еще было бы интересно спросить, в какой момент они считали. Если там 2 укола, между которыми 21 день, они считают тех, кто первый сделал, или тех, кто оба сделал? Потому что на второй надо обязательно прийти. В общем, вопросов много. Я надеюсь, что на них будут какие-то ответы.
Е. Ройзман
―
Ирин, давай немножко по приему поговорю, пока время есть.
И. Воробьева
―
Да, давай.
Е. Ройзман
―
Слушай, мне позвонили из города Клинцы Брянской области и говорят: «У нас ситуация такая… У нас все люди возмущены. У нас, представляете, когда были немцы в городе, они отступали… У нас в Клинцах даже в гимне первая строчка, что Клинцы – город среди корабельных сосен. И немцы хотели вывезти эту корабельную рощу. Они зарубки оставили на стволах, но их быстро вышибли. Они не успели. Так сейчас они начали у нас 30-го декабря вырубать эти сосны. Это огромные, гигантские сосны. Это где бывший стадион “Труд”, там растут эти сосны. И все Клинцы так возмущены, что именно 30-го декабря тайком. У нас Шкуратов – глава города, единоросс. Что-то собрались там строить. Ни с кем не согласовано. А мы нашли документы от 92-го года, что это охраняемая территория, что это наша достопримечательность». Ну у них на старых открытках, везде. Они этим гордятся. Это единственный лес в Клинцах, представляешь? Я говорю: «Что вы собираетесь делать?» Они говорят: «Мы будем людей выводить. Мы не дадим им рубить. Они еще, говорят, с другой стороны леса собрались какие-то высотки строить». А я говорю: «А что места нет в Клинцах?» Они говорят: «Да вон заброшенный автобусный парк стоит – огромная территория. Куча территорий на окраинах. Для чего они рубят единственный лес в городе не понятно». И люди возмущены именно действиями главы города как единоросса. Собираются там писать письма и губернатору, и президенту. То есть я где можно их постараюсь поддержать. Я буду сейчас следить за этой ситуацией. Но обрати внимание, самые серьезные протесты за последнее время были так или иначе связаны с экологической повесткой – и Шиес, и Екатеринбург, сквер (сейчас вернемся, обязательно поговорим), и Куштау, и многое-многое другое. Поэтому вот эта ситуация, которая в Брянской области в Клинцах, будем за ней следить. Посмотрим. Я людей готов поддержать.
И. Воробьева
―
Но это вообще, на самом деле, очень хороший признак, когда люди готовы выйти или как угодно бороться за сосны. Это же потрясающе.
Е. Ройзман
―
Да, это совершенно нормальное человеческое, гражданское поведение. В современных городах вообще нельзя зеленые насаждения трогать. Слушай, а у нас ситуация со сквером. Представляешь, у нас вот это противостояние в сквере – это май 19-го года, то есть 20 месяцев назад. И у нас ситуация в сквере была жесточайшая. Это наш город. С той стороны – екатеринбуржцы, с этой стороны – екатеринбуржцы. У нас ситуация была в миллиметре, в нескольких минутах от гражданского столкновения, от гражданской войны в городе. Ее с огромным трудом погасили. Негодование осталось и с той, и с другой стороны. С огромным трудом вывели ситуацию, погасили. И вдруг узнают, был такой парень Иван Наговицын. Его знать толком никто не знает. Всего-навсего его нарушение было – он в сквере поставил палатку и переночевал в ней ночь. На утро его забрали и выписали ему штраф, по административке осудили. Он отказался от адвоката, от защитника отказался. И немножко странно себя повел. Говорят: «Дак вы же согласились с нарушением». Он говорит: «Дак я не понимал, в чем нарушение». В общем, ему дали 10 000 штрафа». И думали, что эта история забыта. И вдруг оказывается, что почти год назад прокуратура возбудила уголовное дело на него, обрати внимание, по 212-й (это участие в массовых беспорядках, организация массовых беспорядков, призыв к массовым беспорядкам). И поскольку нельзя дважды наказывать за одно и то же, прокуратура вышла в суд и попросила отменить приговор по административке, чтоб парня судить по уголовной статье, а она – до 8 лет.
И. Воробьева
―
Женя, прости, пожалуйста, у нас сейчас новости. Давай сейчас буквально на этом остановимся и продолжим с защитника сквера и с уголовного дела после новостей и короткой рекламы.НОВОСТИ / РЕКЛАМА
Е.Ройзман: И опять же авторитет вакцины падает, и доверия нет. И дело-то хорошее, а авторитет уронили
И. Воробьева: 21
―
34 в Москве. Продолжается программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. И перед перерывом Евгений Ройзман рассказывал историю с защитником сквера, которому уже вменяют уголовную статью вместо административной.
Е. Ройзман
―
Да. Самое интересное другое. Этого парня практически никто не знает. На мой взгляд, он немножко не от мира сего. Он совершенно безобидный из того, что я видел. И за то, что он поставил палатку в сквере и ночь там переночевал, его заставили заплатить 10 000. Но никто не знал, что возбуждено уголовное дело. Совершенно случайно увидели на сайте Седьмого кассационного суда, что прокуратура вышла с представлением, что надо отменять приговор, что возбуждено дело по уголовной статье.И что я хочу сказать. Екатеринбург – город очень компактный. Все друг друга знают. Ситуация после истории со сквером была крайне напряженная долго. Обиды вспоминали и те, и другие. И вроде только-только начало все утихать. Нашли место по храму Святой Екатерины, которое как-то всех устроили, на месте старого приборостроительного завода. Это еще даст возможность облагородить набережную, вид другой будет. Все нормально. Начали успокаиваться, начали забывать.
Для чего достали это дело? То есть здесь обида не прошла ни у кого. Но она потихонечку затихала. Для чего нужно это делать не понятно совершенно. Это совершенно точно отразится на выборах, на отношении к власти и к местной, и к федеральной, потому что эта история задела всех. Мало того, у людей сейчас подозрения. Парень безобидный, непонятный. Его сейчас попытаются сделать каким-нибудь организатором, получить с него какие-нибудь показания и попытаются сфальсифицировать, раздуть какое-то большое дело. Но здесь к этому готовы. Здесь готовы сопротивляться. Здесь готовы выходить на улицу. И снова все начинают вспоминать старые обиды.
Но есть замечательная народная мудрость: «Не чеши, где не чешется». Вот это ровно тот самый случай. Ну зачем расковыряли опять эту ранку? Потому что я же вижу – волна пошла по соцсетям. Это как посягательство на городскую свободу, это посягательство на городских активистов. Начинает зреть возмущение. Я не удивлюсь, если за этого парня выйдут на улицу. Для чего не понятно вообще.
И. Воробьева
―
Тем более, что вообще не понятно, что ему вменяют. В том смысле, что это не столкновение, не какое-то физическое насилие, а это просто палатка, в которой он переночевал.
Е. Ройзман
―
Он действий не совершал вообще. Да, он не совершал действий никаких. Если ты увидишь его фотографию, станет все понятно. Мало того, практически никто не знает этого парня, его найти никто не может. Никто не знает, где он находится – уехал, может, за границу или где-то закрыли его.
И. Воробьева
―
То есть это не лидер оппозиции местной в Екатеринбурге.
Е. Ройзман
―
Да не. Совершенно случайный человек. Здесь не было лидеров оппозиции, здесь люди вышли. И из-за этого ситуация была невероятно взрывоопасной. Если бы были лидеры, закрыли бы одного лидера, нейтрализовали другого и погасили бы. А здесь не было лидеров, здесь просто город вышел. Поэтому они и справиться не смогли. То есть на голом месте совершенно из искры пламя пытаются раздуть. Непонятная ситуация. Вроде только-только какое-то гражданское примирение.
И. Воробьева
―
То есть мы сейчас не знаем, будет ли возбуждено уголовное дело или нет, но все к этому идет?
Е. Ройзман
―
Его возбудили в феврале, Ирин.
И. Воробьева
―
Возбудили в феврале.
Е. Ройзман
―
Да. Только сейчас об этом узнали именно засчет сайта вот этого Седьмого кассационного суда.
И. Воробьева
―
Окей. Нам тут в чате пишут про конструктивистский ансамбль, который мы обсуждали ровно неделю назад в прошлом эфире. Пишут, что все-таки его сносят, хотя его признали памятником архитектуры и истории. Все-таки да.
Е. Ройзман
―
Его сносят. У него статуса не было. Мало того, надо понимать, что у Екатеринбурга отняли право распоряжения неразграниченными землями. То есть в принципе всеми землями отняли право распоряжаться. Это право распоряжаться сейчас у региональных властей. Это первый момент, который дестабилизирует обстановку постоянно.Второй момент. Это здание – это Росимущество за него отвечало, насколько я понимаю. И Росимущество как-то само за спиной у всех договаривалось с застройщиком. Якобы застройщик где-то построил другое здание, а вот это ему отдают под постройку нескольких высоток. Опять же это была история абсолютно непубличная. Никто к этому не имел отношение, никто не обсуждал. Здание это в конструктивизме действительно интересное. Его потихонечку руинировали, расселяли – обычная история. Сносить, как всегда, начали на Новый год. Мне не нравится эта история. Она нехорошая. Это очень тяжелый и неприятный застройщик, который ни с кем не мог найти общий язык. И его задача – зарабатывание денег. Ну, в общем-то, как у любого застройщика. Но здесь даже власти в этом не участвовали. Это совершенно иная история.
И. Воробьева
―
Ой, что-то у нас со связью. Пропадаешь.
Е. Ройзман
―
Слышно?
И. Воробьева
―
Да, сейчас слышно. Женя, слышишь нас?
Е. Ройзман
―
Да. На самом деле, эта история непростая. Я-то вас слышу хорошо, Ирин. Я не знаю, с чем это связано.
И. Воробьева
―
Ты периодически пропадаешь. Сейчас вроде нормально. Пока не будем перенабирать.
Е. Ройзман
―
Ну вот я вас слышу.
И. Воробьева
―
Давай продолжим.
Е.Ройзман: Граждане вынуждены все чаще, все больше включаться. Система занимается чем-то другим
Е. Ройзман
―
Короче, когда-нибудь мы… эту историю.
И. Воробьева
―
Давайте, может быть, попробуем перенабрать, потому что на секунду появляется связь, а потом она опять исчезает. Так очень сложно будет нам общаться. Женя, сейчас мы перенаберем, на всякий случай. Потому что я вижу, что сейчас зависло вообще, потом отвисло и так далее. Сейчас перенаберем. Я напомню нашим слушателям и зрителям, что это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. У нас в новом году начались небольшие технические сложности, как это часто, вообще-то, бывает. Это нормально и ничего страшного. Сейчас перезвоним, еще раз связь сделаем – и все будет нормально.Напомню, что вы можете смотреть нас в Ютубе на канале «Эхо Москвы», там же в чате писать свои сообщения и разного рода возмущения, если, например, вас что-то волнует. Или по номеру +7 985 970 45 45 – это телефон для СМС-сообщений. Можно перенабрать, пожалуйста, Евгения Ройзмана? Вот сейчас у нас связь падала-падала, потом она восстановилась. Мы хотим заново перенабрать, чтобы она у нас была прекрасной. Отлично. Ура. Поэтому если у вас есть вопросы к Евгению Ройзману, можете писать нам в чат или писать СМСки по номеру, который я только что сказала. У нас еще буквально минут 20, чтобы на ваши вопросы поотвечать. Женя, слышишь ли ты нас?
Е. Ройзман
―
Я вас слышу замечательно.
И. Воробьева
―
Отлично. Сейчас мы тоже тебя хорошо слышим. Сейчас ничего не зависает. Поехали дальше. Поскольку все зависало, мы не слышали последнюю часть ответа про конструктивистскую вот эту историю. То есть снесут, правильно я понимаю? Ансамбль снесут все-таки?
Е. Ройзман
―
Ансамбль снесут. Его уже снесли наполовину. Как обычно, начали среди ночи и в выходные. Но надо понимать, здесь в чем проблема. Екатеринбург – это вообще заповедник конструктивизма. Здесь очень бурно развивалась промышленность. Вообще, город рос вот так вот в 20-е – 30-е годы. И конструктивизма много. Он почти весь расположен в центре города и в центре районов. Естественно, это для застройщиков самые такие места. Плюс за зданиями конструктивистскими надо ухаживать. Там зачастую деревянные перекрытия. Строили их зеки, как правило, ссыльнопоселенцы, раскулаченные. То есть душу-то особо никто не вкладывал.Но тем не менее это архитектурное украшение города. Очень многие немцы, бельгийцы, французы, голландцы едут сюда смотреть именно конструктивистские ансамбли. Это одна из изюминок городских. И конечно мне жалко. Но когда-то будем знать, кто с кем договорился, кто кому сколько заплатил. Жизнь такая. Все равно все становится понятно. Но сделать уже невозможно. Нет никаких наказаний. Если что-то сносят, за это никто не будет отвечать. И в городе много такого, к сожалению.
И. Воробьева
―
Но это не только в Екатеринбурге. Нам тут из разных городов пишут, что «вот и у нас тоже сносят, и у нас тоже принимают решения, не спасают». С другой стороны, кому-то это кажется красивым, а кому-то – нет. Это тоже нормально. И город тоже должен развиваться и обновляться. Я сейчас вне зависимости от конкретного конструктивистского ансамбля.
Е. Ройзман
―
Ирин, да. Но, знаешь, я тебе скажу, прямой, откровенный разговор с жителями, когда все понимают, что будет построено, почему сносят, кто сносит, кто застройщик, какие он дает гарантии и какая у него репутация, в какие сроки будет закончено – я думаю, что в этом будет уважение к людям. Я тебе скажу, что в городской среде, когда приходят люди и начинают что-то ломать, первый вопрос: «Подожди, а почему нам ничего не сказали? Почему с нами никто не посоветовался? Мы же здесь живем. Мы же это строили, наши родители строили. Почему так?»И каждый снос исторического здания – это демонстративное неуважение к людям. И оно так и воспринимается. И недоверие как к местным застройщикам, так и к федеральной власти. Негатив-то в конце концов собирает весь федеральная власть. Поэтому я думаю, что федеральной власти имеет смысл за такими очагами негодования как-то следить.
И. Воробьева
―
Подожди, ты же не хочешь сказать, что власть должна спрашивать у граждан по поводу сноса каждого объекта в городе?
Е. Ройзман
―
Послушай, на самом деле, должны быть механизмы отработаны, должны работать институты. В конце концов, если институт работает, все должны понимать, что если это здание сносят, то никто за это не заплатил взятку, что обсуждали на совете архитекторов, на градостроительном совете это обсуждали, и что избранные ими люди принимали это решение – не назначенные, не приехавшие из Тюмени бывшие милиционеры или судебные приставы, а это люди, которых они избирали из их среды и они им делегировали регулировать эти отношения. Подвох-то небольшой, но он в самом начале. Понятно, да?
И. Воробьева
―
Да, понятно. Я хотела еще спросить. Когда ты был мэром в городе, что-то же тоже сносилось наверняка, было же дело?
Е. Ройзман
―
Что-то сносилось. Что-то мне удавалось отстоять, что-то не удавалось отстоять. Где-то мне сумели доказать, что мне вот нравится, а кому-то – не нравится, но истина где-то посредине. Несколько идей было серьезных по сохранению зданий. Но я как мог работал, что можно делал. Хотя бы про меня весь город знает, что мне нельзя было дать денег и сказать: «Вот давай мы это снесем, а ты вот деньги возьми». Хотя бы весь город знает, что я никогда не брал взяток.
И. Воробьева
―
Да, это важное, кстати, знание. Еще раз напомню нашим слушателям и зрителям, что есть возможность задать Евгению Ройзману вопрос о чем угодно – о чем хотите, о том и задавайте – либо в чате трансляции на канале «Эхо Москвы», либо по номеру +7 985 970 45 45. Но пока вопросы очень личные, честно говоря. Нас тут спрашивают про Сочи: «Когда Евгений Ройзман в Сочи? Хотели опять пробежку». Я так понимаю, в Сочи ты в этом году в июне собираешься.
Е. Ройзман
―
Смотри, у меня по графику 30-го мая я побегу половинку триатлона в Геленджике. В октябре я с организацией Ironstar побегу полный Ironman еще раз. И я хочу сказать про Ironstar, который в Имеретинке организовывает уже традиционный осенний вот этот триатлон. Представляешь, когда мы по Мише Бахтину собирали, там Андрей Кавун включился, вся команда Ironstar включилась, собирали деньги среди спортсменов, среди своих. То есть несколько вот таких профессиональных сообществ с нами включились. Мне тоже очень приятно. И ребят я хочу поблагодарить. А в Сочи я буду в Имеретинке в октябре. Обязательно пробежку сделаем.
Е.Ройзман: Многие люди с трудом формулируют свои мысли. С этим приходится мириться и приходится выслушивать, и терпеть
И. Воробьева
―
Еще вопрос от Юрия. Возвращает нас к предыдущей теме. Он спрашивает: «Какие вам видятся вообще глобальные методики борьбы с застройщиками в упреждение как застроек природных территорий, так и уничтожения архитектурного наследия?»
Е. Ройзман
―
Для меня первое правило: в городе нельзя трогать ни одно дерево. Это постулат такой должен быть. Ни одно дерево в городе трогать нельзя. Искать любые обходные возможности – пересаживание, еще что-то. Но трогать деревья в городе нельзя. Второе. Конечно, это должно проходить через настоящие публичные слушания, через обсуждение. Но когда выборная власть – все проще. Когда власть назначенная, то никто никому не доверяет и претензий море. И есть определенные правила. На мой взгляд, зеленые насаждения трогать нельзя вообще.
И. Воробьева
―
То есть начинается все равно все с выборной власти. Дальше – максимальное отсутствие коррупции. Вот это какая-то основа, которая есть во всех сферах.
Е. Ройзман
―
Смотри, Ирин, если будет выборная власть, оно урегулируется в конце концов. Потому что каждый, кто во власти, он понимает, что или ему памятник в своем городе поставят, или его погонят ссаными тряпками после окончания его срока. И это большая разница. И оно так и выстраивается потихонечку.Я разговаривал с мэром Гетеборга. У них интересно. У них спикер местного парламента – женщина и мэр города – женщина. Я спросил: «А почему у вас так?» Они говорят: «В эту эпоху мы сделали упор на социалку. Женщины лучше мужчин в этой теме работают». И я разговаривал с мэром города. Она говорит: «Представляешь, у нас ситуация... Вот дерево, которое росло. У него сгнила сердцевина. Но мы его не могли просто так срубить, потому что люди бы возмутились. И мы были вынуждены собрать совет, всем показать, сделать анализы, показать, что дерево внутри полое, его надо убирать. И в ответ мы высадили другие деревья. Но жители с нами согласились». Вот это уважение к жителям.
И. Воробьева
―
Какие-то слова, которые, честно говоря, мне кажется, ни одному человеку в любом городе Российской Федерации просто не очень знакомы – уважение к жителям.
Е. Ройзман
―
Тем не менее на этом строится. И обратно вот эта деструктивная повестка строится на взаимном неуважении. Но если власть не уважает людей, люди в ответ не уважают власть. Все же понятно. Слушай, еще историю расскажу.
И. Воробьева
―
Давай.
Е. Ройзман
―
Жили два брата. Один жил с матерью, а другой – сам. Профессия у него нормальная, работал, зарабатывал. А второй жил с матерью и бухал. Лет 20 бухал. В конце концов родителей в гроб загнал. Ну и остался в квартире. И брат говорит: «Давай нормально сделаем. Родительскую квартиру продадим, я тебе однокомнатную квартиру куплю». Договорились.Тот продолжал бухать. В конце концов к нему пришли и говорят: «Слушай, давай сейчас твою квартиру поменяем с доплатой на комнату». Тот согласился. Ему дали какую-то дарственную написать. Он дарственную подписал. Ему пнули под зад. Ни денег не дали ни копейки, ни какую квартиру. Он оказался на улице. Пришел к брату. Ну а куда он еще пойдет? Ну а брат уже пришел к нам.
И у нас наш юрист Саша Шумилов занимался. Нашел зацепку и через экспертизы доказал, что этот парень, который бухал, не отдавал себе отчета, когда подписывал документы. И сделку расторгли. А квартира уже попала к риэлтору, риэлтор успел ее продать. Естественно, по цепочке там все остались без денег, кроме нашего доверителя. Но человек, который выкупал у этого алкоголика квартиру, оказалось, что у него еще одна такая история. И она сейчас тоже у нас в поле зрения. Это еще одна история. И наш юрист Саша сейчас будет ее разматывать.
Но я хочу сказать, что я не раз сталкиваюсь с тем, что без жилья остаться проще простого. Я видел людей абсолютно социализированных, которые в раз остаются без жилья. Причем, знаешь, когда молодые привыкли, не имея собственности, жить спокойно в съемном жилье, переезжать с квартиры на квартиру – это одна психология. А люди, для которых со времен советской власти квартира – это все, они деморализуются моментально. Они десоциализируются, они деморализуются, у них опускаются руки, и они превращаются в бомжей. И иногда абсолютно нормальные люди. Просто не могут справиться с этим шоком, когда остаются без жилья.
Ты что, знаешь, я какие ситуации встречал… У матери квартира приватизирована на одну себя. И вдруг дочери узнают, что мать квартиру продала и уезжает. И они приходят, из квартиры выносят вещи. И это больше не их квартира. Они там выросли. Представляешь? И море подобных ситуаций. Я видел совершенно нормальных людей, оставшихся на улице. Кстати, очень хороший материал был в «Новой газете».
И. Воробьева
―
Да, вот буквально на днях вышел.
Е. Ройзман
―
Да. Посмотрите этот материал. То есть нельзя вот так свысока и с пренебрежением относиться к людям, которые вдруг оказались на улице.
Е.Ройзман: Мы таким сбором лишаем власть права на незнание. Когда не знаешь, можно жить спокойно
И. Воробьева
―
Он называется «Подобрать человека с улицы», Марина Токарева. Это правда очень хороший материал. Почитайте на сайте «Новой». Вопросы от наших слушателей. Они спрашивают про 21-й год в части выборов в Госдуму. Тут два вопроса. Собираешься ли ты идти в Госдуму? Второй попозже.
Е. Ройзман
―
Ирин, я скажу про себя. У меня ситуация очень простая: если меня зарегистрируют, то я выиграю. То есть я готов. Если меня зарегистрируют, то я выиграю. Но они ищут возможности меня не зарегистрировать. Я могу идти на обострение, такую народную историю сделать. С того момента, как я объявлю, что да, я иду в Государственную думу, я уже обратно не умею, то есть я буду до конца рубиться и так далее. Но это я сейчас пытаюсь к себе прислушаться, насколько мне это надо. Потому что то, что сейчас в Думе происходит, мне не нравится.Дума стала… Скажем так, я даже не знаю структуры в стране, у которой рейтинг был бы ниже, чем рейтинг Государственной думы сегодняшней. Это, конечно, никакие не народные избранники. На мой взгляд, это совершенно холуйская прослойка получилась из того, что было когда-то парламентом. Поэтому я прислушиваюсь к себе. Время у меня есть. Документы потихонечку я готовлю. Круг сторонников я понимаю. То есть когда я приму решение, я об этом объявлю вслух, и уже это будет окончательно. Но вот я сейчас прислушиваюсь к себе, готов ли я принимать эти решения.
И. Воробьева
―
Мы можем только попросить Евгения Ройзмана, когда решение будет принято, объявить его в нашей программе, потому что иначе это будет просто нечестно. И второй вопрос про Думу был: «Какой, как вы считаете, будет расклад?» В том смысле, что требовали у «Единой России» взять большинство. Будет ли возможность у «Единой России» в этом году взять большинство в Государственной думе?
Е. Ройзман
―
Смотрите, на самом деле, там практически 100% «Единой России» за маленькими-маленькими исключениями. Потому что КПРФ – это часть «Единой России», «Справедливая Россия» – это вообще «Единая Россия» за несколькими, может быть, исключениями, ЛДПР – это тоже «Единая Россия», но немножечко в другом формате. Поэтому иллюзий нет никаких.С ними работают всерьез. Все понятно. Они себе не принадлежат. Депутаты – люди подневольные. Там самостоятельных единиц я на сегодняшний день практически не вижу. У кого-то – финансовые обязательства, у кого-то – партийные обязательства, у кого-то – вассальные обязательства. Но независимых депутатов там нет. Этот парламент отличается от тех, которые мы видели раньше. Поэтому никакой разницы нет, как это будет. Ирин, давай я проще скажу. Это уже симулякр. Мы обсуждаем какой-то симулякр, который могут так построить, могут так построить.
И. Воробьева
―
Ну подожди, он же вполне реально портит нам жизнь. Он же не просто там где-то в вакууме существует, между собой там они какие-то деньги перебрасывают. И фиг бы с ними. Но они же реально портят нам жизнь.
Е. Ройзман
―
Давай я попробую объяснить. Через них нам портят жизнь. Нам портят жизнь не они. Они люди несамостоятельные. Нам портит жизнь власть. Нам портят жизнь Путин, те, кто вокруг Путина, вот это сформировавшееся вокруг него Политбюро. А Госдума для них всего-навсего инструмент. Понятно, что они принимают участие. Знаешь, у холуев самая большая проблема – что они всегда бегут впереди паровоза, потому что они очень четко чувствуют, что требуется хозяину, чего хочет хозяин. Поэтому они вал этих законов репрессивных, запрещающих выдают немножечко с опережением, чтобы не заставили потом… Поэтому иллюзий нет никаких. Они только инструмент. Они не субъектны.
И. Воробьева
―
Я, кстати, еще буквально пару слов должна сказать, никак не получается. Вот мы узнали, что прямо перед Новым годом иностранным агентом признали движение «Насилию.нет». И хочу напомнить, что в Государственной думе до сих пор пылится и никак вообще не дойдет никуда закон о профилактике домашнего насилия. Этот закон обязательно должен быть принят. Этот закон активно продвигает депутат Оксана Пушкина. И продвигают в целом все здравомыслящие люди, которые не хотят, чтобы Россия оставалась пещерной страной. Но тем не менее закон не принят, «Насилию.нет» – иностранный агент. Ну, поздравляю.
Е. Ройзман
―
Ирин, у нас «Мемориал» еще иностранный агент.
И. Воробьева
―
У нас не только «Мемориал», у нас «Трансперенси Интернешнл», куча по ВИЧ организаций, по диабетикам и так далее. У нас много.
Е. Ройзман
―
Ирин, это очень показательно, что именно «Мемориал» их раздражает в первую очередь. Что касается закона о противодействии домашнему насилию. Он для России просто необходим. Женщинам в России откровенно тяжело. Плюс какие-то тяжелые традиции, вот это наследие. Знаешь, само то, что женщина несет все нагрузки наравне с мужчинами плюс еще куча забот по дому, по детям и все что отсюда следует. И конечно же, женщины подвергаются очень часто. Заступиться некому, как правило, механизмов нет. И я считаю, необходимо принимать закон о противодействии домашнему насилию. То есть это очень важный момент.
И. Воробьева
―
Который потребует больше нормальных депутатов в новом составе Государственной думы.
Е. Ройзман
―
Это нужны независимые депутаты, которых будут выбирать на честных выборах. Здесь же готовятся массовые фальсификации. Сегодня Марков в эфире уже рассказывал, как это будет и так далее.
И. Воробьева
―
Я просто не слушала, прости.
Е. Ройзман
―
Марков с опережением сказал, что все будут кричать о фальсификации выборов. Понятно, что он что-то знает. Ну конечно будут. Не фальсифицируйте выборы – и кричать никто не будет. Все же просто, на самом деле. Поэтому мы про свою страну… Иллюзий у нас никаких нет. Тем не менее мы все равно будем как-то бороться и сопротивляться. Слушай, у нас несколько моментов по федерально повестке серьезных.
Е.Ройзман: Вы вложили частицу своей души и своей энергии в жизнь этого маленького мальчика
И. Воробьева
―
Минутка до конца осталась.
Е. Ройзман
―
Блин! Короче, две интересные истории. Грозев анонсировал, кстати, на «Эхе» у Плющева в эфире, что будет расследование – 3 случая убийства и 2 покушения на убийство, которые происходили приблизительно тем же составом, что травили Навального. То есть интересная история. Будем следить.И по Лукашенко всплыли материалы, переговоры, где хотели убить Павла Шеремета и рассказывали, приблизительно как они его собираются убить. Мне очень больно. Я его знал лично. Он хороший, серьезный парень. И они все-таки до него добрались в Украине. Но Лукашенко… Там всплыли материалы – на Гаагу хватит точно. С ним-то никто церемониться вообще не будет. Поэтому достаточно серьезная история.
И. Воробьева
―
Но мы еще обсудим это все в эфире. Прям 10 секунд, Жень, чтоб попрощаться.
Е. Ройзман
―
Всем добра и удачи! Темные времена – не навсегда. Все равно в конце концов все будет хорошо.
И. Воробьева
―
Спасибо большое. Это была программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. До встречи ровно через неделю. Все будет хорошо.