Личный приём - 2020-07-20
И. Воробьева
―
21 час и 9 минут в Москве, 23:09 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Как всегда, эта программа идет из двух городов, из двух студий. Здесь в студии «Эха Москвы» – я, Ирина Воробьева, ну а в Екатеринбурге – Евгений Ройзман. Женя, добрый вечер.
Е. Ройзман
―
Всем привет. На самом деле, эта передача идет из Москвы и из России одновременно.
И. Воробьева
―
А зачем ты тогда Москву так сильно отделяешь? Скажи, пожалуйста, что это за дискриминация?
Е. Ройзман
―
Наоборот, вот есть Москва и есть вся остальная Россия. И мы с тобой сейчас представляем. Ну чтоб по-честному.
И. Воробьева
―
Есть Екатеринбург и вся остальная Россия. Я тоже так могу сказать, Жень. Не уверена, что это будет корректно. Ну хорошо, есть Москва, Екатеринбург, вся Россия. И есть Хабаровск, который продолжает оставаться для нас сейчас практически центром новостей. Там не стихают митинги, люди выходят на улицы, продолжают выходить на улицы. И вот сегодня стало известно, что якобы Михаил Дегтярев станет исполняющим обязанности губернатора Хабаровского края. Что скажешь по этому поводу?
Е. Ройзман
―
Смотрите, просто как это было сделано. Фургала отстранили от должности с формулировкой «за утрату доверия». С одной стороны, формулировка очень громкая. А с другой стороны, за него люди голосовали. И все эти митинги, которые 10 дней проходили в Хабаровске, митинги очень мощные, пожалуй, самые крупные вообще за всю историю на Востоке страны, показали, что как раз народное доверие у Фургала есть. И в данном случае недоверие президента… Ну, недоверие. В общем-то, его не президент ставил, его люди избирали. Это первое.Второе. Когда было об этом сказано и было предложено занять этот пост, стать исполняющим обязанности Дегтяреву, в это время в Хабаровске было уже 11 часов вечера. То есть большая часть людей узнает об этом утром. Нормально такой подарок? Уважение выказали людям.
Дальше. На мой взгляд, со стороны Жириновского это предательство Фургала. Ну а со стороны ЛДПР в данном случае это просто предательство людей, что они пошли на такую сделку. Да, у них есть внутренние свои договоренности, свои квоты. Но они какие-то свои задачи там между собой решают, а о людях-то просто никто не подумал. И сейчас посмотрим, как это воспримет Хабаровск. На самом деле, жест совершенно унизительный в отношении людей. Ну и, на мой взгляд, выказано откровенное неуважение всеми участниками процесса. Посмотрим, как это воспримет Хабаровск.
Но, на мой взгляд, были гораздо более простые ходы и более честные, и более прямые. Надо было ставить исполняющим обязанности кого-то из замов Фургала, любого из вице-губернаторов ставить исполняющим обязанности, переводить Фургала в Хабаровск, объявлять о том, что суд будет гласный в Хабаровске с участием присяжных заседателей. И вот это бы дало возможность снять хоть какое-то напряжение и выказать уважение и хабаровчанам, и всему краю. Показать, что да, раз так получилось, хорошо, где-то недоглядели, будем разбираться, суд будет открытый, обязательно с присяжными. А пока пусть кто-то из замов Фургала будет исполняющим обязанности до решения вопроса.
Потому что Фургала-то еще не осудили. Он невиновен. С чего вдруг, он невиновен и такие жесты – утрата доверия? Нелепо. На мой взгляд, максимально нелепый сценарий пока. Плюс куча вопросов собственно к Дегтяреву. И когда вдруг Володин говорит, что Дегтярев получил очень хорошую школу, у всех первый вопрос: «Где? В сауне с Жириновским он эту школу получил и прошел?».
И. Воробьева
―
Ну ладно. Ну чего так сильно-то уж загибать про сауну с Жириновским? Ну ладно. Дегтярев проходил и выборы, и вот это все. Ну чего вы прям, в самом деле…
Е. Ройзман
―
Ирин, я тебе говорю, как реагируют на это. Вот первая реакция была вот такая вот. Дегтярев родом из Самары. Что ему делать в Хабаровске? Это совершенно иной регион. Его с ним ничего не связывает вообще. Фургал хотя бы из местных. Он работал там в больнице, его куча народу знает, он с кем-то учился, с кем-то работал.И Следственный комитет сделал сегодня, на мой взгляд, вброс такой, что якобы в 2004 году Фургала по этому делу задерживали, но отпустили за отсутствием улик, за недоказанностью отпустили. Это нормальный процесс. Задержать могли кого угодно. Но в 2004 году отпустили за недоказанностью. То есть страна была еще немножко другая.
И вот эти вот жалобные вопли, что у него было влияние на высокопоставленных сотрудников милиции – это очень жалобно прозвучало. Он был краевой депутат. Ну какие там связи? У них совершенно разное начальство. Такого просто быть не могло. И если у него в 2004 году было влияние, то все эти остальные-то 16 лет что, это просто терпели и молчали? Минуточку, он там муниципальный фильтр прошел. Муниципальный фильтр – это не просто сито, это что-то невероятное. Муниципальный фильтр, если не дано указаний, его пройти невозможно. Поэтому это все так, отговорки. Ну, увидим, как будет развиваться.
И. Воробьева
―
Скажи, пожалуйста, вот как ты думаешь, почему власть не пошла по этому самому логичному сценарию компромисса? Я имею в виду перевод суда в Хабаровск. Тогда бы люди успокоились. И там неважно уже было бы, на самом деле, кого бы назначили исполняющим обязанности – Дегтярева или кого-то из замов.
Е. Ройзман
―
Слушай, как тебе сказать… На мой взгляд, здесь ошибка системная. Я считаю, что если власть видит, что люди возмущены действиями власти, и власть включает задний ход, то это не признак слабости, а признак ума, признак мудрости, признак уважительного отношения к людям. И наоборот. То, что сейчас делает власть – есть такое народное выражение – рогом половики собрали. Ну уже ясно все. Вы делаете не то, вы вызвали возмущение людей, вы выказали неуважение к людям, и вы продолжаете это делать. Ну это картина «Идущие по граблям». Посмотрим, как ответит Хабаровск.Но эти вещи не рассасываются. Вот это негодование и реакция на неуважение – она же не исчезнет никуда. Посмотрим, как это будет выглядеть. Ну, увидим всё в ближайшее время.
И. Воробьева
―
Я так понимаю, что мы-то увидим это как раз утром, потому что у нас когда будет ночь, Хабаровск проснется, узнает про Дегтярева, а мы проснемся утром и узнаем, что там в Хабаровске в результате, какая реакция.
Е. Ройзман
―
Да, поймем.
И. Воробьева
―
Давай поговорим про ФБК и про то, как сегодня они заявили о том, что им придется закрыть Фонд борьбы с коррупцией, чтобы открыть новое юридическое лицо из-за того, что Пригожин предъявил к ним иск на 80 млн. Когда ты увидел вообще эту плашку «ФБК закрывается», твои первые мысли были какие?
Е. Ройзман
―
Слушай, я, на самом деле, эту ситуацию знал. Я знал, что оно должно выстрелить. Давление накапливается все больше и больше. Там очень интересная ситуация была. Это расследование Любы Соболь об отравлении школьников в московских школах – тех школах, которые обслуживали пригожинские фирмы («Московский школьник», еще кто-то). И одна из пригожинских фирм подала иск, что в связи с этими расследованиями они потеряли контракт, и вот их убыток составил 88 миллионов. Этот иск повесили солидарно на ФБК, на Любу Соболь и на Алексея Навального. Каждый из них должен по 29 млн. Все, начинают взыскивать.
Е.Ройзман: Фургала отстранили «за утрату доверия». С одной стороны, формулировка очень громкая. А с другой - за него люди голосовали
Обратите внимание, Соболь остается под ударом, Навальный остается под ударом – они частные лица. 29 млн нет ни у того, ни у другого. Они остаются под ударом. И они делают все возможное, чтобы вывезти из-под удара ФБК. Это очень грамотный ход. То есть они ФБК банкротят и меняют юридическое лицо. По сути, они объявили так: «Мы прощаемся, но не уходим». И поэтому все добрые люди, которые слушают нашу передачу, которые смотрят, просто зайдите fbk.info, посмотрите. Можно полностью сохранить свою поддержку ФБК, вне зависимости от того, как ФБК будет позднее заниматься. Они найдут вариант.
Но я хочу сказать, что ФБК – это одна из лучших именно народных организаций. И конечно, ее надо поддерживать всеми силами. То есть это принципиальная позиция.
Очень интересный момент. На Навального сейчас возбудили уголовное дело по клевете. Как и из чего можно было высосать это дело – это просто уму непостижимо. Но высосали. Удивительно. Назначили 15 следователей. Представляете, дело о клевете. Дело про ничего. Ну, нонсенс. Нихиль, вообще ничего нет, но дело о клевете. 15 следователей Центрального аппарата.
В Советском Союзе был замечательный анекдот: «Сколько надо милиционеров, чтобы закрутить лампочку?». Ну в жизни не догадаешься. Оказывается, 9. Ну откуда 9? То есть с чего? Ну как, один милиционер встает на стол, держит лампочку, вставляет в патрон, а четверо берутся за углы и крутят его. А еще четверо? Ну а четверо ходят в другу сторону, чтобы у тех голова не закружилась. Ну там всего 9, а тут 15.
Поэтому и Навальному, и Любе Соболь, и ФБК я желаю мужества и стойкости. Для Навального и Соболь времена начинаются тяжелые. Они не могут зарабатывать деньги, у них будет списываться все, они не могут никаких сделок с недвижимостью. Я думаю, что им перекроют выезд. То есть все санкции, которые на них можно будет наложить, на них наложат.
Обрати внимание еще. Если бы Навальный к людям обратился, что мы попали в такую ситуацию – я и Люба Соболь, насобирали бы им двоим вот эти вот 58 млн.
И. Воробьева
―
Но ты считаешь, что они правильно сделали, что не стали собирать?
Е. Ройзман
―
Подожди. Это просто очень мужественный ход. Они не собирают на себя, просто чтобы народные деньги не попали в руки подонкам. И обнулили ФБК. Ну просто создать новое юридическое лицо. То есть они удар принимают на себя, никого не просят помочь, просто чтобы народные деньги в руки подонкам не попали. Но спасают всеми силами ФБК. Это очень по-человечески правильно. И конечно это вызывает уважение. И я где можно, всегда буду их поддерживать именно по этой причине.
И. Воробьева
―
Я напомню, что если вы хотите поддерживать ФБК, вы можете продолжать это делать. И если вы хотите в постоянном режиме это делать, как и любая другая некоммерческая организация, конечно, больше всего поддерживается рекуррентными платежами, то есть хотя бы маленькими, о регулярными, чтобы организация могла знать, на что рассчитывать, условно говоря, в следующем месяце.Скажи, пожалуйста, а тебя… Я понимаю, что абсурдность происходящего в стране уже никого не удивляет. Но, тем не менее, ведь это же абсурд, когда в одном суде компанию Пригожина признают виновной, а дальше он подает в суд, и в следующем, в другом суде ему говорят: «Да, конечно. Конечно, вы пострадавшие». Ну как такое может быть?
Е. Ройзман
―
Ирин, на самом деле, дикость. И вот из-за таких решений никакого доверия правоохранительной системе нет, нет никакого доверия судам. И я думаю, что если проводить какое-то независимый опрос, самый низкий уровень доверия – это Государственная дума, полиция и где-то будут суды. Ну, потом уже все остальное пойдет. И когда люди так относятся к своим судам, кроме этих судов никто в этом не виноват. Полностью политизированы, полностью работают на хозяев. Забыли, что такое независимый суд. Ну конечно это не вызывает никакого уважения.
И. Воробьева
―
Давай еще поговорим про питерского активиста Владимира Щипицына. Если я правильно понимаю, там было возбуждено уголовное дело по любимой уже статье 318 «Применение насилия в отношении представителя власти». И при этом есть видео, где видно, что человек падает и, таким образом, просто по инерции задевает сотрудника полиции.
Е. Ройзман
―
Ирин, а помнишь, парень, про которого все уже забыли, актер какой-то…
И. Воробьева
―
Павел Устинов.
Е. Ройзман
―
Павел Устинов, который просто стоял, и на него напали, повязали, сказали, что оказывал сопротивление. И судья просто отказывался смотреть видео. Представь себе, видео, которое посмотрела вся страна. И видели, что парень-то просто ничего не делал, просто стояли и разговаривал.
Е.Ройзман: Со стороны Жириновского это предательство Фургала. А со стороны ЛДПР в данном случае это просто предательство людей
Здесь сейчас ровно та же самая ситуация. Любой, кто посмотрит видео… Это был в Гатчине, как я понимаю, пикет в поддержку крымских татар. Стоит человек с флагом. Его начинают вязать, роняют. Он не отпускается от флага. И уже упав, держит флаг в руке, попадает по кепке полицейскому древком флага. Ну и слетает кепка. И не более того. Любой судья, который это посмотрит, скажет: «А вы зачем ко мне это дело-то приволокли? Тут же нету ничего. Ну, случайность. Вы роняли человека. Он держал флаг в руке». Но если бы это был честный и независимый суд. Но я рекомендую всем посмотреть это видео. Все вопросы отпадают сразу.
Но на мужика возбудили дело по 318-й – это насилие в отношении представителя власти. Но это все равно что бросить пластиковым стаканчиком. Или сурово посмотреть. То есть у нас уже такой прецедент появился. Парня забрали на Лубянке, который просто пристально смотрел на полицейского. Понимаешь, когда мы в Советском Союзе росли, когда мы узнавали, по каким основаниям возбуждали дела в 37-м – 38-м годах, нам было дико. Потом, когда мы узнавали, что дела возбуждались за анекдоты, это не укладывалось в голове. И вдруг мы возвращаемся в это время.
И. Воробьева
―
Я не знаю насчет возвращаемся в это время, потому что я его не очень хорошо знаю. Но действительно же, обрати внимание, что вообще теперь любой выход на улицу, даже не с плакатом, а просто в футболке, заканчивается арестом.
Е. Ройзман
―
Но, на самом деле, действительно, очень истеричные и невынужденные действия власти. Кого-то это запугает, кого-то это разозлит. Но абсурдность и нелепость видят все. И уважения к власти это не добавляет.Слушай, помнишь это стихотворение короткое Окуджавы: «Вселенский опыт говорит, что исчезают царства не от того, что труден быт или страшны мытарства. А исчезают оттого (и тем страшней, чем дольше), что люди царства своего не уважают больше». Понимаешь, как будто знал.
И. Воробьева
―
Да, можно просто этим стихотворением закрыть эту тему. Женя, расскажи, пожалуйста, о ситуации в заповеднике «Денежкин Камень». У вас там сложный пожар, насколько я понимаю, на территории, который начался с удара молнии. Это один из редких случаев, когда пожар начинается по природной причине. Ну а из-за жары и сильного ветра, я так понимаю, что очень сильно распространился огонь.
Е. Ройзман
―
Слушай, там история такая. Вообще, «Денежкин Камень» – это заповедник уникальный. Там несколько причин, по которым там в свое время сделали заповедник. Там есть очень интересная ситуация. Там все окрестные звери в тайге очень быстро поняли, что вот за этой границей заповедник, и там их никто не обижает и не трогает. И звери начали туда стекаться. Он в горах, он на склонах этот заповедник.И там был удар молнии. А представляешь, у нас до 40 градусов жара доходила. 38 градусов жары, удар молнии в дерево – начинается пожар. А там склон 30 градусов – ну это очень крутой склон. Это Вересковый Увал – это южный склон «Денежкина». И пошел огонь. Сейчас там уже горит 20 гектаров. Но там проблема в том, что сумасшедшая жара была, а до ближайшей воды 2 км. Волонтеров там нет. Там работали горные спасатели. Это очень сильная команда. Пришли несколько мужиков со «Святогора», с комбината, 4 человека работали. И там все делается руками собственно сотрудников заповедника. Там Аня Квашнина. Все там. Все работают.
И наконец-то прилетели «гринписовцы» обученные, Куксин прилетел со своими. Они умеют работать с такими пожарами, они специалисты. Завтра МЧС должны подтащить воду. И они постараются сделать все возможно, чтобы локализовать. Я Ане говорю: «Давай людей соберем». Она говорит: «Нет, там курумник, вот эти вот морены. Там неожиданные вспышки огня появляются. Там огненное кольцо может возникнуть. Это очень опасная история. Там могут работать на таких пожарах только профессионалы».
А я работал в 10-м году. Мы туда собрали 40 человек. Помнишь, это движение целое было «Верните рынду»?
И. Воробьева
―
Да, конечно.
Е. Ройзман
―
Я Лизе Глинке пишу: «Лиза, мы туда поехали». С Фондом 40 парней собрались и поехали туда. И она нам прислала бензопилы, одежду. То есть мы были экипированы. И мы там 2 недели работали.
И. Воробьева
―
В «Денежкеном Камне», да? В 10-м году там был очень сложный пожар. Там очень много сгорело.
Е. Ройзман
―
Да, там очень сложный пожар был. И мы там работали. Мне повезло. Но я этот заповедник знаю, я там бывал. Я тебе скажу, это такая жемчужина Северного Урала этот заповедник. И вот все сотрудники заповедника сейчас на тушении пожара.
И. Воробьева
―
Я надеюсь, им удастся спасти.
Е. Ройзман
―
Дай бог.
И. Воробьева
―
Да. Потому что действительно очень важно. И большой удачи желаем тем, кто сейчас там борется с огнем. Давай еще напомним, что совсем скоро, 22-го числа, если я правильно понимаю, состоится оглашение приговора историку Юрию Дмитриеву. И вот 8 июля было его обращение к суду. Полный текст сегодня попал в СМИ. Ты читал обращение Дмитриева?
Е. Ройзман
―
Смотри, Ирин, я прочитал. Я прочитал этот текст. Из этого текста я могу сказать следующее. Этот человек немножко косноязыко изложил, но он изложил совершенно искренне. И видно, что за этим текстом стоит растерянный человек, который никоим образом не согласен с тем, что его обвиняют. И он показывает вот эту нелепость обвинения. То есть он говорит простыми своими словами. Но я дочитал до конца. Меня это задело. У меня нет сомнений в его невиновности. Я понимаю, что этот человек невиновен, что это абсолютно политическая история.И разные варианты. Дима Муратов высказал предположение, что это место определялось под застройку, какая-то коммерческая история, церковная, может быть, еще что-то. Я считаю другое – что он, судя по всему, раскопал. Кто-то сейчас находится во власти достаточно влиятельный и серьезный, и в этой истории принимали участие его непосредственные, прямые предки. И кто-то из потомков находится во власти и лично заинтересован эту историю и тех, кто ее раскапывает, угасить.
7 с лишним тысяч расстрелянных только там найдено. Это русские люди. Это геноцид российского, русского, советского человека. Рядом еще захоронения. Это все сделал Дмитриев – лично нашел, доказал, объяснил.
И. Воробьева
―
То есть с Дмитриевым нельзя договориться, мол, давай-ка ты помолчи.
Е. Ройзман
―
С ним невозможно договориться. И очевидно, в этом деле чья-то вот такая сжигающая личная ненависть. Потому что если человека суд уже оправдывает по этому делу, придумывают новое обвинение, усиливают снова. За этим стоит чья-то воля. Это кто-то очень влиятельный человек, который боится, что выйдет наружу какое-то злодеяние его предков. Я думаю так.
И. Воробьева
―
Мы сейчас прервемся буквально на несколько минут и вернемся в программу «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Можете смотреть нас в Ютубе на канале «Эхо Москвы».НОВОСТИ / РЕКЛАМА
И. Воробьева: 21
―
34 в Москве, 23:34 в Екатеринбурге. Продолжается программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Как вы, наверное, догадываетесь, у нас в эфире Евгений Ройзман. Меня зовут Ирина Воробьева. Мы продолжаем. Про Беларусь давай поговорим. Вот сегодня стало известно, что кандидат в президенты Беларуси Светлана Тихановская вывезла детей из страны. И вообще, в последние несколько дней такое ощущение, что против Лукашенко встали женщины. У тебя нет такого?
Е. Ройзман
―
Слушай, вот первое правило политической борьбы – дебилам главное не мешать. Вот Лукашенко сделал все, чтоб против него объединились люди. Совершенно неожиданно. Они все между собой незнакомы. Но вдруг три женщины встают: первая – Тихановская, у которой мужа закрыли, вторая – Цепкало, у которой мужа закрыли, и пресс-секретарь Бабарико. Три женщины, которые говорят: «Мы будем стоять до конца». Тихановскую зарегистрировали. И они сейчас могут на себя собрать весь протестный электорат.
Е.Ройзман: Фургала-то еще не осудили. Он невиновен. С чего вдруг, он невиновен и такие жесты – утрата доверия? Нелепо
Мало того, они сделали очень грамотное заявление: «Если мы выигрываем эти выборы, это будет промежуточное. После того, как снесем Лукашенко, назначим настоящие выборы». Это очень красивый и грамотный ход. И я полагаю, что здесь их Беларусь может поддержать. Потому что Лукашенко против женщин уже откровенно. Если мужья закрыты, если они вынуждены детей вывозить из страны… А это не пустые угрозы. То есть мы постсоветское пространство знаем хорошо. И правильно сделала, что вывезла детей. Поэтому сейчас становится ситуация все интереснее и интереснее. Я, конечно, целиком на стороне народа Беларуси. И надеюсь, что в этот раз у них может получиться.
И. Воробьева
―
Может получиться, несмотря на то, что Центральная избирательная комиссия Беларуси полностью подконтрольна Лукашенко. И мне кажется, они так как-то даже немножко с иронией всех регистрируют, типа: «Давайте-давайте, все равно считать будем мы».
Е. Ройзман
―
Слушай, мы таких примеров в истории знаем огромное количество. Но видно просто по соцсетям, вот так со стороны видно – растет негодование. И вдруг три женщины с первого же шага спокойно объединяются, втроем выходят в паблик. Это очень сильный ход, которого не предполагал никто вообще.Ну и я считаю, что, во всяком случае, в русской истории женщины на престоле – это плюс для страны. И для любой социальной страны женщина на престоле – это плюс. И жизнь показала, что женщины во многом как правители могут быть лучше мужчин.
Я столкнулся вот с этим в Швеции. Очень интересно: мэр Гетеборга – женщина, у них там председатель партии – женщина. Я говорю: «Почему?». Они говорят: «А у нас социальная направленность. И женщины в этом плане гораздо лучше мужчин умеют работать». Ну просто совершенно сознательно это делают.
Ну и много тому примеров. Ну и у нас, конечно. И Елизавета, дочь Петра – женщина на престоле. Можно говорить все что угодно, но при ней не было ни одной казни. Она, вступив на престол, сказала: «Я не казню ни одного человека». И не казнила ни одного человека. В русской истории этим похвастаться не может больше никто. Ну а Екатерина Великая – она не просто так Великая была. Поэтому женщина на престоле – нормально. И если выборы в Беларуси выиграет женщина – это будет красиво.
И. Воробьева
―
Хорошо. Не могу в связи с этим не спросить. А как ты думаешь, в Российской Федерации может президентом стать женщина?
Е. Ройзман
―
Слушай, я надеюсь, что может.
И. Воробьева
―
Тут такая пауза сейчас была, Женя.
Е. Ройзман
―
Я тебе скажу. Я не мог подобрать слова. Это зависит от какого-то уровня развития. Что касается меня лично, я бы с удовольствием доверил женщине высший пост в государстве. Я говорю как избиратель. Я бы с удовольствием доверил женщине высший пост в государстве.
И. Воробьева
―
Хорошо. Давай немного поговорим про прием. Нас тут немножечко ругают: «Ну что вы все про новости? Полпрограммы прошло, а ни разу про прием не рассказали ничего».
Е. Ройзман
―
Слушай про прием. Как обычно, очень много народу по коронавирусу. Где-то со скорыми, где-то надо в больницу пристроить, где-то еще что-то. У нас неделю, на мой взгляд, шел откровенный рост. И у нас ситуация непростая. И я думаю, что если еще продлят какие-то ограничения, то, с одной стороны, я это пойму, это будет правильно. А с другой стороны, как власть может продлить какие-то карантинные ограничения, когда только что все наблюдали – совершенно спокойно прошел крестный ход, тысячи и тысячи людей. Ну тысячи и тысячи людей! Никаких масок, ничего! Во время жары очень плотная толпа людей. Долго собирались, долго шли.Все врачи практикующие без исключения говорят: «Мы эти волны чувствуем сразу. Мы почувствовали парад, мы почувствовали обнуление, мы почувствовали эти теплые дни, выезды на озера. И крестный ход мы почувствуем совершенно точно, потому что это прямая совершенно зависимость». Ну и, на самом деле, у нас тут свои проблемы есть. Куча вопросов появилась по статистике и по смертности. Но я думаю, что в следующей передаче где-то расшифруем. Что касается приема, очень интересный момент у меня.
И. Воробьева
―
Прости, пожалуйста. Можно я тебя перебью? Я прошу прощения. Просто сейчас ты говоришь про какие-то массовые мероприятия, после которых врачи чувствуют волну, повышение.
Е. Ройзман
―
Да.
И. Воробьева
―
А вот смотри, когда мы говорим про Хабаровск, мы не говорим про коронавирус. Почему?
Е.Ройзман: Дегтярев родом из Самары. Что ему делать в Хабаровске? Это совершенно иной регион
Е. Ройзман
―
Потому что ровно та же самая ситуация, Ирин. Но как только мы будем говорить, что в Хабаровске вы вот вышли, у вас там вспышка, скажут: «Подожди секундочку. А вот же был парад совершенно официально. А вот тут голосование многодневное, участки и так далее». То есть им тоже есть что сказать. В данном случае их не власть, скажем так, они вышли сами и по доброй воле. То есть это определенный уровень ответственности. И я надеюсь, что люди все-таки зрелые, понимающие и будут думать, как беречься. Во всяком случае, хотелось бы им этого пожелать.
И. Воробьева
―
Хотелось бы потом увидеть данные, разумеется. Я очень надеюсь, что вспышки не будет. Но хотелось бы увидеть реальные данные, я так скажу. Давай про прием. Прости, что перебила.
Е. Ройзман
―
Да. Очень интересная ситуация. Позвонили, говорят: «Вот мужик без ног ночует на улице Волгоградской, 45. Можно ли куда-то забрать, что-то сделать?». У нас Лейла съездила, посмотрела. Да, мужик на улице. Действительно, нет обеих ног. Интеллигентный мужик. Книжки у него рядом. Она накупила продуктов. Он говорит: «Мне много не надо, потому что ночью другие бомжи придут и у меня все заберут».Начали узнавать. А понимаешь, как правило, всегда, когда человек в такой ситуации, всегда есть какие-то причины. Начали узнавать. А там ровно метрах, наверное, в 300 на Транзитном хороший такой приют, с которым мы работаем, которому мы помогаем по возможности. С Ольгой поговорили. Она говорит: «Да, он был у меня. Но он человек такой свободный. Ему надо было выпивать, ему нужен был свой режим и ему нужна была свобода. Он от меня ушел из приюта. Но он ушел от меня на своих ногах. А зимой обморозил ноги, и ему их ампутировали». То есть человек за свою свободу рассчитался своими ногами.
И там очень интересный момент был. Когда туда подъехали, там был еще один мужик, которого мы знаем. А этот мужик чуть больше года назад пришел ко мне на прием с другим. Их было двое. От них уже попахивало так. Ну, работящие, вроде нормальные мужики. И они говорят: «Помоги хоть что-нибудь. Нам надо денег заработать и уехать домой». А у них ситуация. Один без работы. Не рассчитались. А другой что-то строил. Должны были рассчитаться, не рассчитались. Он начал права качать – его еще избили. И вот они здесь бомжуют.
И я их отправил… Я позвонил отцу Виктору. Дал им денег обоим. Отцу Виктору позвонил, я говорю: «Батюшка, ну вот если есть там где-то…». Он говорит: «Я найду избу. Мы им истопим баню, чтобы они помылись, постирались, просушились, отдохнули, покормим. Ну а потом сами определятся». И вот я им дал денег. Они уехали туда. Их отец Виктор принял. Им истопили баню, как по русскому обычаю все положено. Утром один из них забрал деньги у второго и уехал.
И вот тот, который остался в Быньгах без денег, он потихонечку прижился, оказался рукастый добрый мужик серьезный. Его там полюбили. В результате он нашел там свое счастье, остался там, живет с хорошей женщиной. То есть семью создали. И не бухает, ничего. Ну, нормальный мужик. Уже больше года. А вот второго сегодня видели возле этого бомжа. Он вернулся в Екатеринбург, ну и просто вот так бомжует.
Поэтому мы разговариваем с каждым, смотрим ситуацию каждую. Но, как правило, люди сами кузнецы своего счастья. И у них бывало в жизни и не по одному шансу. Но постараемся как-то помочь. Сегодня поговорили с Алексеем Новожиловым, который много этих приютов создал. Может, н куда-то к себе подберет. Ну, посмотрим.
И. Воробьева
―
То есть не понятно, чем помочь вот этому человеку, с которого изначально началась история?
Е. Ройзман
―
Да. Потому что ему уже помогали. Он уже был пристроен. Но его это как-то не устроило. Он ищет что-то другое. Ну вот пока что в поиске свободы потерял ноги. Ну, будем дальше думать. Понятно, что постараемся не бросить.
И. Воробьева
―
Хорошо. Давай тогда еще про прием, потом пара вопросов от меня.
Е. Ройзман
―
Слушай, хорошая история. Просто хорошая история. Я ее обязан рассказать. Некоторое время назад девчонка, мы с ней учились вместе в университете, тоже историк. Сын, 13 лет. Чкаловский район. На перекрестке… Ему купили на день рождения дорогие наушники. Подбежала толпа подростков 14-летних, сорвали наушники и убежали. Но наушники такие дорогие. И убежали.Ну и они решили, чтобы как-то не отступать, прямо поблизости отдел полиции №12 на Циолковского (ну, это Чкаловский по-старому). Пошли туда. Их там выслушали в дежурке, такой-то майор пришел и говорит: «Не, они же дорогу перебежали. А дорогу перебежали – это уже не наша территория, это уже 7-го территория». Отказались вообще что-либо делать. Знаешь, как в том анекдоте: «Ну сказали же тебе, не будем работать».
А они не поленились, поехали в ОП №7, на чью территорию перебежали, и говорят: «Вот у нас такая беда. Вам, может, покажется это смешным, но эти наушники стоят каких-то 12-13 тысяч. Но нам очень обидно, потому что это на глазах у всех, нагло. По сути, это такое нападение было». И вдруг парни несколько человек поднялись с места, позвали водителя, кого-то еще оперов, поехали на место, обошли, переговорили со всеми, сняли информацию с камер и говорят: «Мы знаем. Это бандочка подростковая. Мы отработаем». В течение 6 часов нашли и вернули наушники. Всех, кого надо, поставили на учет. Сказали: «Если что, сразу обращайтесь».
Родители говорят: «Может, благодарность?». Они говорят: «Слушай, ну не надо. Ну это обычная для нас работа. И такие преступления раскрываются в дежурные сутки. Это обычная работа». Представь себе, вот полиция и вот полиция.
И. Воробьева
―
Два отделения. Между ними просто дорога. И какие они разные.
Е. Ройзман
―
Да.
И. Воробьева
―
Может, смена хорошая была?
Е. Ройзман
―
Действия 7-го ОП вызывают уважение, а действия 12-го ОП вызывают негодование и презрение. Вот такая вот история. На голом месте. И знаешь, что бы мы ни говорили там про полицию, про другие правоохранительные органы, мы всегда должны помнить, что всегда есть люди, для которых понятия долг, честь, работа – это не пустые слова. Да, система сгнила. Но внутри системы все равно остаются честные и порядочные люди, на которых, в общем-то, все и держится. Понятно, да?
И. Воробьева
―
Да. Но тут как раз про правоохранительные органы спрашивают. Много действительно вопросов. Как-то хочется поднять эту историю снова. Есть ли какие-то новости по истории с убийством вот этого мужчины, который рулоны обоев стащил?
Е. Ройзман
―
Слушай, ну он даже не стащил рулоны обоев. На самом деле, все, кто смотрел видео… Там начался этот скандал. Он выронил все эти рулоны. И парень, который охранник из магазина, эти рулоны помог ему собрать и подмышку запихал. Он с ними шел, но потом по дороге выбросил. Мы все понимаем, что парня убили не за что. Сейчас выясняется, что убили через дверь. Поэтому никто не мог видеть, что он что-либо там держал в руках.
И. Воробьева
―
Даже так?
Е. Ройзман
―
Да. Внятного какого-то ответа до сих пор нет. Никто до сих пор не виноват и не наказан. Из этой ситуации мы можем видеть, любой обыватель может сделать вывод, что если Росгвардия, правоохранительные органы хотят кого-то убить, они могут убить, потому что они могут убить, и им за это ничего не будет. Пока вывод напрашивается только такой.
И. Воробьева
―
Давай тогда к приему вернемся. У меня еще есть вопросы и в том числе от слушателей, но чуть попозже.
Е. Ройзман
―
Слушай, интересная история. У нас в Арамиле был застройщик, который собрал с большого количества народу деньги, что-то там немножечко построил. В результате свалил и спрятался в Испании. Ну а здесь властям-то что делать? Куча обманутых дольщиков. Взяли фирму «ТЭН». Известная фирма. Ну и они этот дом достроили.Люди обрадовались и побежали скорее заселяться в свои квартиры. А им говорят: «Стоп, стоп, стоп. Вашего застройщика объявили банкротом. Все это имущество – это вашего застройщика. И у него по банкротству это все имущество отнимается». Люди-то говорят: «Эй, минуточку. Мы уже деньги давно заплатили. Слава богу, нам достроили. Мы же платили деньги. Мы сполна рассчитались. Мы добросовестные приобретатели». А им говорят: «Нет, нет, нет. Идет процедура банкротства. Вас тут не стояло. Вашего застройщика банкротят».
Е.Ройзман: Если власть видит, что люди возмущены, и включает задний ход, это не признак слабости, а признак ума
Представляешь, 52 потерпевших по ситуации. Они сейчас объединяются, смотрят. В общем, мы наблюдаем за этим делом. Если что, на их стороне включимся.
И. Воробьева
―
Какая несправедливость, боже мой, действительно.
Е. Ройзман
―
Да. Вот такая вот история. Но я надеюсь, что получится все.
И. Воробьева
―
Тут еще просят с тобой поговорить вот о чем. Действительно, вот сегодня это во всех новостях есть. Агентство «Блумберг» говорит о том, что якобы российская элита получила доступ к вакцине от коронавируса уже в апреле. Это вот там что-то произошло по какой-то закрытой программе. В общем, не очень понятно, что там и как было, но все это бурно обсуждают. Ты как относишься к таким новостям?
Е. Ройзман
―
Ирин, вот давай я сейчас жесткую такую вещь скажу.
И. Воробьева
―
Давай.
Е. Ройзман
―
Мы про свои элиты знаем всё. И это документально сейчас известно, что во время ленинградской блокады, когда 125 грамм на человека, когда люди умирали с голоду, когда началось людоедство, когда съели всех кошек и просто ели людей, трупы поедали, в это время – ну там есть про Жданова, есть еще – те люди, которые там члены Политбюро, кто в это время находился, для них делали пирожные, им с Большой земли поставляли туда продукты, ну и так далее. Это известный факт. И мне это неохота это лишний раз говорить. Это вот элита.В данном случае, понимаешь, очень интересно. Пришла вакцина. То есть «Блумберг» публикует, что вакцина появилась еще в апреле, и российские элиты этой вакциной вакцинировались. Но, вообще, здесь можно улыбнуться, потому что обычно вакцину проверяют на мышах, на крысах. И в данном случае российская элита послужила такими подопытными мышами и крысами, и эту вакцину пробовали на своих, чтобы далеко не ходить. Ситуация вот так вот выглядит в моих глазах. То есть до уровня мышей.
И. Воробьева
―
Хорошо. Давай к приему. Я почему сейчас не задаю тебе никаких дополнительных вопросов. Потому что, честно говоря, довольно странно видеть сообщение о каких-то элитах, которым вкололи неподтвержденную клиническими испытаниями вакцину. Главное, что если все живы и здоровы, слава богу.
Е. Ройзман
―
Слушай, может, это задумка такая была. Может, им по разнарядке сказано: «Ты, ты и ты».
И. Воробьева
―
Ну это вряд ли. Но тут же наверняка сразу возникнет какая-нибудь теория заговора, что, на самом деле, вакцина есть давно, а нам просто ее не дают.
Е. Ройзман
―
А почему вряд ли, когда дергают человека за ухо и говорят: «Короче, ты едешь в Хабаровск. Будешь там губернатором»? А почему ты думаешь, что его не могли так взять за ухо и сказать: «Короче, вакцина пришла. Доверяем тебе первому»? Ну почему нет?
И. Воробьева
―
Не знаю. Мне кажется, что это странно как-то. Хотя, повторюсь, абсурд в нашей стране уже настолько зашкаливает, что…
Е. Ройзман
―
Это наша страна. Помнишь эту фразу, что российское правительство должно держать свой народ в состоянии постоянного изумления? Это вот ровно тот самый случай.
И. Воробьева
―
Хорошо. Давай еще про прием поговорим.
Е. Ройзман
―
Слушай, про прием у меня несколько ситуаций. Мужик приехал, которому операция назначена в онкоцентре. Его оттуда отправили, говорят: «Ковид. Никаких операций». Он говорит: «Слушай, ну мой рак не знает, что ковид. Была запланирована операция. Еле ее дождался». Говорят: «Мы не можем принять». Он лег там на лавочке и говорит: «Я уже никуда не пойду». И лежит там на лавочке. Вот сейчас с ним решаем вопрос.Значит, парень Гриша. Баклофеновую помпу должны были заправить. Не могут баклофеновую помпу заправить, потому что ковид, не пускают. С огромным трудом в ОДКБ №1 чуть ли не через министра договаривались. И слава богу, что министр помог. Заправили эту помпу, потому что был вопрос жизни и смерти. И сейчас каждый случай по плановой медицине все время приходится решать в ручном режиме через знакомых и так далее. Но сейчас все врачи и все руководство медицинское смотрят, чтобы как можно быстрее какие-то площади очистить и уже под плановую медицину завести.
И. Воробьева
―
То есть врачи, с которыми ты разговариваешь, что они говорят в ответ на это? Что «мы не можем, у нас распоряжение»?
Е. Ройзман
―
Да. Нет, ну конечно. Послушай, это распоряжение. Если больница закрыта, то нельзя. И уже когда вопрос жизни и смерти, могут идти на какое-то нарушение. И то только в том случае, если руководство дает добро. То есть мы сталкивались, что уже из соображений гуманности какие-то там отменяют, не дают человеку умереть. У нас же сейчас, представляешь, ситуация. У нас хосписа сейчас нет, у нас ОММ ковидный. У нас куча проблем с этим. Но я думаю, везде так. И плановые больные вынуждены ждать.
И. Воробьева
―
А сколько по времени у вас уже отказывают в плановой медицинской помощи? Когда это закрылось? В феврале, в марте?
Е. Ройзман
―
Слушай, у нас, как везде. Основное началось с марта. Ужесточили в апреле. Еще сильнее ужесточили в мае, волна пошла. Ну, где-то успевают. Вот у нас там у человека был инфаркт. Его успели, довезли. Были места там у Габинского. Приняли, сделали стентирование. Ну, много где успевают. И много где люди не попадают, и очередь не доходит, умирают так. Ковид – это не шутки. И действительно удар сильны нанесли.
Е.Ройзман: Для Навального и Соболь времена начинаются тяжелые
И. Воробьева
―
Да. Ну тут, отвечая всем, кто спрашивал про ситуацию с ковидом в Свердловской области, вот мы это как раз сейчас и обсуждали. Ничего лучше в этом смысле не стало, как я понимаю. Становится только хуже.
Е. Ройзман
―
Пока нет. У нас сложная ситуация, в Челябинске сложная. Север Тюменской области, там вахтовики. У них там просто беда – у них прирост гораздо больше, чем у нас. Но мы надеемся, что в какой-то момент… Ну видишь, погода. Все вывалили на улицу, все вывалили на озера. Плюс еще несколько крупных массовых мероприятий. Это все сказывается. Но здесь тот самый случай, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. И еще раз говорю, ничего не закончилось. И, пожалуйста, соблюдайте по возможности все меры предосторожности.
И. Воробьева
―
А у вас открылись магазины непродовольственные, кафе и вот это все?
Е. Ройзман
―
Слушай, уличные веранды открылись, как в Москве. Много еще не открылось.
И. Воробьева
―
В Москве открылось уже вообще все.
Е. Ройзман
―
Слушай, я обратил внимание, что власть делает вид, что вообще ничего не происходит. На самом деле, происходит. Потом поймем полностью. Дым развеется – поймем всю картину, увидим.
И. Воробьева
―
Да. Отмечу, что да, в Москве открылось вообще все. Но у нас, конечно, запрещены массовые мероприятия, которые не согласованы, разумеется.
Е. Ройзман
―
И одиночные пикеты еще, ага.
И. Воробьева
―
Одиночные пикеты, да, в качестве такого трейлера массовых мероприятий.
Е. Ройзман
―
Причем, обрати внимание, человека берут, который стоит один, объявляют, что это нарушение норм, запихивают в воронок, забивают его битком, где они все вместе. То есть создают ситуацию. Ну как специально.
И. Воробьева
―
Да, есть такое ощущение. Это правда. Есть еще несколько минут. Давай про прием и про истории с приема. Вот ты сказал, что у тебя несколько тем.
Е. Ройзман
―
Слушай, ну у меня с приема очень серьезно. Вот у нас сейчас юристы занимаются. У нас город Красноуральск на севере. Там было предприятие «Новосинтез», которое было собственником имущественного комплекса по забору воды из Туры, ну и подготовка и поставка в город к потребителям. Ну и у них мэр города попытался получить контроль над местным Водоканалом. И у них там целая война разразилась. Их попытались банкротить сейчас. И в город пошла вода уже совсем другого качества.Но очень интересно. Я сталкивался с этим в Екатеринбурге. Два раз заходил новый губернатор и два раза обращался к городским властям и говорил: «Отдайте Водоканал». То есть вот эта инфраструктура, оставшаяся от советской власти – для новой власти это самый такой лакомый кусок. И мы вот за этим Красноуральском смотрим. Очень интересная ситуация. У нас юрист контролирует. Полностью подобьем, и я о ней расскажу подробнее.
И. Воробьева
―
Спрашивают, можно ли сейчас приехать или прилететь в Екатеринбург. Но, по-моему, можно было все время. Нет?
Е. Ройзман
―
Да нет, самолеты летают, люди приезжают. Много поехало народу. Внутренний туризм ожил. Поехали москвичи, поехали питерцы в город. Мы это ощущаем. Но пока очень много предприятий… Люди просто замерли, ждут. Многие не открываются по той причине, что приходов никаких нет; только ты открылся, ты уже вынужден платить.Очень интересная ситуация с Кавказа. Сегодня обращение из Нальчика, из Кабардино-Балкарии. Мужик взрослый, пожилой. Работал в стоматологии. И их закрыли, распустили. Ну и сказали, что вот указ президент, там с сохранением заработной платы. Естественно, заработную плату никто не выплатил. Ну, народ горячий, говорят: «Подождите минуточку, вот президент говорил, что с сохранением заработной платы». Им говорят: «Слышите, вам президент говорил. А что вы тогда к главврачу-то обращаетесь? Идите к президенту и обращайтесь». То есть этих ситуаций, на самом деле, тоже немало.
И если здесь какая-то финансовая подушка у людей существует, народ побогаче, то в Дагестане, в Кабардино-Балкарии, в Карачаево-Черкесии ситуация сложнее гораздо. Ну, посмотрим.
И. Воробьева
―
У нас есть полторы минуты. Давай одну минуту на один вопрос и полминуты твои. Вопрос такой. Нам тут напоминают и просят еще раз сказать про историю про Руслана Шаведдинова, которого отправили в армию служить насильно куда-то далеко совсем. И вот был недавно суд, и все к нему ездили. В общем, какие-то жуткие ужасы он рассказывал. Просят еще раз сказать, что Евгений Ройзман думает по этому поводу.
Е. Ройзман
―
Слушайте, на самом деле, когда на одного маленького мальчика набрасывается гигантская система, когда чуть ли не министр обороны посылает за ним самолет, и увозят далеко за полярный круг в Арктику, ну это… Сейчас я попытаюсь в двух словах объяснить. Это такое носорожье немножко. Носорог он такой. Если у носорога будет характер шакала, то он вытопчет все джунгли. Ну не должно быть у великана характера карлика. Понимаешь, о чем я говорю, да?
И. Воробьева
―
Понимаю.
Е. Ройзман
―
То есть не может быть у кита характера пираньи. Не может быть пиранья величиной с кита. Ну не может у слона быть характер шакала. И вот те люди, которые это делают, которые вот так, обладая вот такой властью, пакостят, одного маленького мальчика загоняют куда-то в Арктику… Понимаете, да, о чем я говорю?
И. Воробьева
―
Да. Жень, но, к сожалению, у нас закончилось время. Я просто за тебя скажу, что все будет хорошо, но будьте осторожны.
Е. Ройзман
―
Не-не, Ирина. Все будет хорошо точно совершенно, даже не сомневайтесь.
И. Воробьева
―
Все. До встречи через неделю. Пока.
Е. Ройзман
―
Пока.