Личный приём - 2020-04-13
И. Воробьева
―
21 час и 4 минуты в Москве, 23:04 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Как всегда, эта программа идет из двух городов и из двух студий, слава богу. Это студия «Эхо Москвы», здесь я, Ирина Воробьева, и студия «Эха Екатеринбурга», где находится Евгений Ройзман. Женя, добрый вечер!
Е. Ройзман
―
Всем привет!
И. Воробьева
―
Почему я говорю, что хорошо, что из двух студий? Потому что, конечно, пока не всегда нам удается сделать так, чтобы все работало с интернетом у всех. Нам тут пишут, что нет трансляции. Но я, к сожалению, вот прям отсюда ничего не могу с этим поделать. Я надеюсь, что она запустится. Так, у нас работает чат точно совершенно. Канал «Эхо Москвы» в Ютубе. Там если нет трансляции, то сейчас она точно запустится, и вы нас увидите. Вот я себя уже вижу и Женю тоже прекрасно вижу. Жень, как у вас дела? Какие новости в коронавирусном мире?
Е. Ройзман
―
У нас, как везде. Но у нас есть некоторый плюс, на мой взгляд. Я вчера поздно вечером пошел бегать. Ну, уже часов 11. Город пустой. Ну и бегу себе тихонечко. Смотрю, пока бегал, увидел – несколько машин стоят с проблесковыми маячками. Стоят, не выходят, спокойно смотрят по сторонам. Ну, мигалки мигают. Потом увидел несколько патрулей, причем в основном молодые ходят (полиции патрули). К людям не лезут вообще. Ни к бегунам, там несколько человек бегает. Там люди проходят. Не лезут. И ты понимаешь, вдруг я увидел, что очень грамотно выстроена ситуация.Присутствие власти обозначено везде, то есть видно, что есть, что наблюдают, ситуацию контролируют. И в то же время вообще не раздражают людей. И ты понимаешь, вот в такие моменты появляется уважение к власти и уважение именно к разумности. Потому что если бы эти люди начали штрафовать, цепляться – всё, это бы вызвало только раздражение. А ситуация сейчас в стране такая, что людей лучше не злить и не раздражать. И особенно, конечно, задевают нелепые действия, которые невынужденные совершенно. Ну зачем за людей цепляться? Зачем за ними бегать, бросаться? Люди сами по себе достаточно разумные. И на честные, разумные требования власти всегда люди откликнутся.
Кстати, очень интересная ситуация в Челябинске. Обратили внимание. В Челябинске людей не штрафуют. Причем челябинские юристы выступили и сказали, что действительно не штрафуют, потому что штрафовать не за что. Юридической какой-то субстанции нет. Но тем не менее абсолютно большинство сидит на карантине, никуда не вылазит, город пустой. Но машины ездят, там изредка пешеходы. Я вот сейчас до студии шел.
Е.Ройзман: Присутствие власти обозначено везде, то есть видно, что есть, что наблюдают, ситуацию контролируют
И. Воробьева
―
Скажи, пожалуйста, вот возвращаясь к гражданам, например, если я правильно понимаю ситуацию, вот, например, в Москве, которая сейчас является таким первопроходцем по всем мерам, ну и, собственно, самым большим очагом коронавируса в России, здесь, в общем, вряд ли можно сказать, что люди так вот прям дисциплинированно соблюдали всю самоизоляцию, даже сейчас, когда начали вводить все штрафы и так далее. Сегодня видела людей на улице с детьми и на велосипедах.
Е. Ройзман
―
Ирина, невозможно запретить людям работать и не платить им деньги. Ну невозможно. Не имеет право ни одно правительство в мире идти на такие меры. Если ты запрещаешь людям работать и запираешь их дома, ты должен оплачивать их вынужденное сидение дома, называть вещи своими именами и четко глядя прямо в глаза людям, говорить, что происходит, почему эти меры необходимы, и почему ты как власть берешь на себя издержки.Только так может выглядеть договор. А по-другому не может быть, что вы тут дома посидите, как-нибудь там сами, в общем, денег нет, но вы держитесь. Мы это всё проходили. И возникает самое главное – когда все должны быть вместе, в этот момент вдруг возникает абсолютное недоверие к власти, причем это недоверие власть заработала и заслужила. Поэтому возникает такой диссонанс.
Смотри, ну с чего вдруг в Москве начали крутить людей, которые выходят гулять с собаками?
И. Воробьева
―
Ну, это был один случай, насколько мне известно.
Е. Ройзман
―
Нет, нет, нет, нет. Ирин, это был не один случай. Случаев много, они уже появились на Ютубе. Посмотрите потом. В одном из городов 20 человек нарушителей отловили и заперли их в одну камеру, в один обезьянник посадили. Ну для чего? Ну это же дикость. Это невынужденные совершенно действия. С любым можно было разговаривать. Им можно было маски раздать, их можно было настыдить и снять эту проблему. Но вместо решения одной проблемы создали несколько больше. И конечно вот эти неразумные действия власти приводят к обратным результатам и к раздражению жителей. Сейчас нельзя раздражать людей. Не та ситуация.
И. Воробьева
―
Но нет ли у тебя ощущения, что власть, в принципе, сейчас очень осторожно действует? То есть даже вводя в Москве электронные пропуски вот эти, которые нам нужно теперь оформлять, чтобы поехать на работу, все равно это все носит скорее уведомительный характер. То есть тебе сразу приходит ответ: «Да, окей. Вот ваш код». Уже потом, если что, можно будет проверить. То есть, в принципе, все равно жести-то никакой нету.
Е. Ройзман
―
Ну, если ты живешь в Москве и говоришь, что жести никакой нету, то мне остается только тебя слушать и говорить: ну, если Ирина говорит, что в Москве нормально, значит нормально.
И. Воробьева
―
Ну это мы посмотрим, конечно, как оно будет после среды, когда уже без пропуска нельзя будет на улицу. Но я имею в виду, что все равно это потихонечку вводится. То есть есть ощущение, что с нами как-то очень аккуратно пытаются работать. Я вот к чему.
Е. Ройзман
―
Понимаешь, я совершенно искренне не считаю, что власть разумнее граждан. Вот я не считаю так. И жизнь показывает, что это действительно не так. Поэтому я считаю, что с людьми, с гражданами своей страны надо разговаривать уважительно и честно, и тогда можно требовать отдачи какой-то.
И. Воробьева
―
Ну и давай еще раз тогда я задам этот вопрос. Считаешь ли ты, что власть с нами разговаривает честно?
Е. Ройзман
―
Нет, не считаю. Но, с другой стороны, я полагаю, что у них тоже неразбериха. Не просто так сегодня Собянин попытался найти объяснение тому, что идет серьезный рост в Москве. Он сказал: «Стали лучше тестировать». Я не думаю, что это связано напрямую с этим. Но если действительно начать тестировать, то мы увидим другую ситуацию.Но меня озаботила еще одна история, что уже Китай заявляет вслух, что у большей половины приезжающих из России китайцев коронавирус находят. Обрати внимание, они живут у нас в России – у них нет никакого коронавируса, пересекают границу с Китаем – моментально выявляют и оказывается, что коронавирус. Но они же живут в Приморье там вместе с нашими людьми рядом. Здесь у нас огромный поток людей из Китая. Следовательно, ситуация немножко не такая, как она звучит в официальных СМИ. Ну, увидим, поймем.
И. Воробьева
―
Ну да, Китай действительно говорил о том, что привозных случаев у них в какой-то момент стало больше, чем внутри. Интересно, правда, насчет тестирований. Вот мне кажется, очень показательный пример (печальный, но показательный) – это Максим Шевченко, который добивался тестов и госпитализации и ничего у него не получалось. Только после того, как он пришел в платную клинику, и там ему сделали снимок, определили пневмонию, и только там уже вызвали скорую помощь. Мне кажется, это совершенно какие-то чудовищные вещи.
Е. Ройзман
―
Так представляешь, это Максим Шевченко, которого в лицо полстраны знает. Но, Ирин, обрати внимание, многие ведущие специалисты-вирусологи сказали, что всё, инфекционная пневмония – это практически все можно считать коронавирусом на сегодняшний день. То есть это объединяется.
И. Воробьева
―
Ну и здесь тоже об этом сказали. С другой стороны, нам же начали объяснять, что уже даже не по тестам определяют, а просто по признакам. То есть даже не тестируют, а по признакам определяют.
Е. Ройзман
―
Слушай, ну это, на самом деле, было очень смелое заявление, когда сказали, что мы в России можем без теста обходиться, а просто по диагностике, как в свое время в 19-м веке земские врачи ставили диагнозы. Ну такое ноу-хау. В мире пожали плечами, удивились. На самом деле, тестируют все. Но, с другой стороны, если быть честными, видимо, действительно так ситуация выглядит.Кстати, знаешь, очень интересно, я бы порекомендовал. Ты Марка Гарбера сама лично знала?
И. Воробьева
―
Нет.
Е. Ройзман
―
Очень серьезный парень финансист. Он в свое время закончил Второй мед, долго работал по специальности врачом. Известный в Москве человек. Он написал, как он заболел коронавирусом, что с ним происходило, что он чувствовал детально и особенности симптоматики. Можно нагуглить, это есть везде. По-моему, «Ведомости» опубликовали, я сейчас точно не помню. Очень хороший материал. И он сказал, что в картине, в симптоматике возникают панические атаки из-за этого.Он говорит: «Может быть, поэтому в мире такое отношение к коронавирусу, что возникает страх и паника у заразившихся». Очень интересный материал, то есть когда описывает врач, человек, которого ты знаешь, совершенно разумный и трезвый человек спокойно описывает, как он заболел, как он лечился. Имеет смысл. Марк Гарбер.
И. Воробьева
―
Да. Кстати говоря, тут сразу возникает вопрос: а как ты определяешь? Вот сейчас же огромное количество разных самых текстов в социальных сетях, в разных СМИ, Телеграм-каналах люди, которые отрицают вирус, подтверждают вирус, говорят, что он искусственный и так далее. Как ты отсеиваешь лично для себя, чему верить, а чему – нет?
Е. Ройзман
―
Ирин, ну, во-первых, очень важная одна вещь. Надо понимать, здесь очень сложно выстраивать какие бы то ни было конспирологические теории, потому что это, пожалуй, впервые в мире такая история, которая невыгодна никому вообще. Понимаешь, да? Вообще никому не выгодно. Пострадали все. Это первое. И на уровне правительств всех стран это понимают.Второе. Конечно, я смотрю очевидцев, я знаю, кто в какой стране из журналистов живет. Мне когда пишет Никита Небылицкий, который торчит в Испании, я ему доверяю, потому что он серьезный журналист, у него есть свое мнение. Она настоящий. У него школа за плечами. Когда пишет из Италии Андрей Мальгин, я ему доверяю, я понимаю. Когда пишет Кох, я тоже понимаю, потому что Кох – он въедливый и скептический такой. Ну, естественно, переводы основных статей смотрю. Ну, как все.
И. Воробьева
―
Ну, просто, чтобы как-то ориентироваться людям, потому что, честно говоря, очень много стало всего. И такое поползло разное, скажем так. Ну, понятное дело, что мы не так много знаем про вирус («мы» – это я не говорю про нас с Женей Ройзманом, а даже вирусологи и люди, которые разбираются и специалисты). Но сейчас уже очень много всяких разных текстов, которые совершенно непонятного свойства, качества и даже цели.
Е. Ройзман
―
Ирин, смотри, «Ведомости», Марк Гарбер, «Как я болею коронавирусом». То есть все можно найти.
И. Воробьева
―
Да, можно найти. Погуглите, посмотрите.
Е. Ройзман
―
Хорошая статья. Именно на себе вот так человек испытал.
И. Воробьева
―
Я потом почитаю. Был ли прием? Ну понятное дело, что прием у вас опять по телефону. С чем идут, кроме коронавируса (я имею в виду от последствий)? Или все только про это – про то, что нет работы, нет денег, не понятно, как жить?
Е. Ройзман
―
Вообще, это основная тема. Но мы по приему обнаружили еще. Звонят много людей. Очень много. Но нет личного приема, нет возможности сесть и разговаривать глаза в глаза. И многие люди прекращают общение, говорят: «Мы подождем». То есть все-таки в этих приемах есть еще какой-то мощный психотерапевтический эффект. Потому что когда идут к человеку, которого знают, совершенно точно знают, что выслушают, постараются помочь – это, на самом деле, дорогого стоит. Ну а просто перегрузить свою проблему по телефону не каждый берется.Но очень много вопросов общежития появилось. Не всем в жизни повезло. И когда возникают проблемы, вылезают такие скрытые вещи. Представляешь, я вот сегодня велосипед поставил в станок, сел крутить. А станок электрический, он шумный. Но мне крутить-то просто так, ну представляешь, сидеть велик крутить, в стену смотреть – скучно. Я включил телевизор, который вообще никогда не включаю. Станок шумный – я сделал телевизор погромче. Минут через 5 меня начала мучать совесть.
Я звоню соседу и говорю: «Слушай, я тут кручу вел. Он гудит сильно. Телек включил погромче». Он говорит: «Не-не, все нормально. А я хотел спросить, тебя топот не смущает у нас постоянный?». Я говорю: «Ну, я слышал. Ничего такого». Он говорит: «У меня жена фламенку танцует». Я говорю: «Пусть танцует. Нормально». И понимаешь, вот уважительное отношение с соседями, предупредительное, оно тоже дает возможность нормально выживать.
Но я столкнулся с одной вещью несколько раз уже. Позвонила женщина и говорит: «У меня понимаете какая проблема, у меня 3-комнатная квартира и ко мне на карантин приехала моя дочь с тремя маленькими детьми. И я с ужасом обнаружила, что моя дочь алкоголичка. Дети неухоженные, дети диковатые, а дочь бухает. И я с ужасом обнаружила. Я давно с ней не жила. Я этого не видела. Что в опеку звонить?». Я говорю: «Не вздумайте звонить в опеку, потому что вы сейчас попадете в ситуацию – детей изымут. И что вы дальше будете делать? Как вы их будете потом? Значит, спокойно, не торопясь».
Подсказали все алгоритмы. Сейчас чуть-чуть утихнет, подскажу ей, чем помочь. Может, получится с дочерью поработать. Просто, сейчас все медики, все специалисты заняты. И сейчас с коронавирусом всем не до этих мелочей.
Но мы тут отвозили маски в онкологию нашу. Обратили внимание – толпа народу, все вокруг забито, очереди, народу очень много, машины из области. Все-таки в онкологию едут, несмотря ни на что.
И. Воробьева
―
Ну а деваться-то некуда.
Е. Ройзман
―
Да, конечно.
И. Воробьева
―
Мы же понимаем, что любая плановая госпитализация по онкологии – это, на самом деле, совсем такая история, которая должна состояться. И вот сейчас очень много всяких разных историй о том, как люди не получают реабилитацию или не получают лечение ровно из-за того, что либо больницы переполнены, либо перепрофилированы, либо у людей очень слабое здоровье и они могут подхватить, или еще что-то такое.
Е. Ройзман
―
Ирин, к тому, что ты говоришь. Еще более сложные возникли ситуации. Вот Лиза Краюхина, на которую всем миром собирали и на которую договорились, Лисин сказал: «Я закрою». В Америку лететь невозможно. Договорились с одной клиникой в Москве, здесь в Екатеринбурге договорились еще с одной клиникой, что если привезут лекарство, то не надо никуда ехать, поставят здесь. И представляешь, всё остановилось, клиники на карантине. Но там есть небольшой еще люфт по времени. Я надеюсь, что всё успеем. Но тем не менее.Ну и сбор по детям сейчас. Несколько серьезных сборов по детям по СМА. Там Илья, Варя. На слуху ребята. Всё притормозилось. Ну денег нет у людей, куража нет. Там все сочувствуют, по 3 копейки как-то стараются переводить.
Смотри, что хотел еще сказать интересное.
И. Воробьева
―
Сейчас, одну секунду. Тут наши слушатели спрашивают. Ты обмолвился, что, мол, отвезли маски в онкологию. Спрашивают, где маски взяли?
Е. Ройзман
―
Мы же через Фонд собирали на маски. И мы несколько тысяч все-таки сделали. Но мы принципиально давали заказ в НКО, в общественные организации. Но они сертифицированные шили многоразовые маски. И мы заказывали, забирали, выкупали, выкупали. И я хочу сказать, что главврачи очень многих больниц по личным контактам звонят и говорят: «Привезите». У нас более-менее всё нормально. Ни у кого не хватает костюмов инфекционистов. Это первое.И им не хватает дезинфекции на входе для посетителей. И масок на входе не хватает. Всё, мы вынуждены сейчас пока остановить. Но у нас осталось сколько-то масок. И я думаю, что если у нас церкви не закроются, потому что у нас здесь жесткое противостояние возникло, мы в несколько церквей развезем, чтоб они хотя бы в масках там были. Понимаешь, да?
И. Воробьева
―
Ну вот как ты относишься к тому, что в церкви продолжают набиваться люди и продолжают туда ходить, и их не закрывают?
Е. Ройзман
―
Ирин, я к этому отношусь, как любой разумный человек. Я отношусь к этому негативно. Но я разговаривал с верующими. Они говорят: «Это наш главный праздник. Не лишайте нас праздника». В то же время есть примеры и Италии, и Испании, которые абсолютно верующие католические страны, которые всё провели на дистанционке. Папа Римский в онлайн вышел, крестный ход в одиночку провел и так далее. Поэтому, я считаю, здесь, конечно, вопрос разумности в первую очередь. Но если церкви не закроют, то мы в несколько развезем хотя бы маски, чтобы хоть как-то это предотвратить, предохранить людей.
И. Воробьева
―
Почему РПЦ не закрывает церкви, не отменяет службы и так далее? Ведь в этом вопрос. Если это всё не переведут в онлайн, то мы получим новые очаги по всей стране просто.
Е. Ройзман
―
Ирин, у меня есть свои мысли. Я не хочу их озвучивать.
Е.Ройзман: Невозможно запретить людям работать и не платить им деньги. Ну невозможно
И. Воробьева
―
Внезапно.
Е. Ройзман
―
Да. Ну вот это тот самый случай, когда я не хочу озвучивать, чтоб никого не обидеть. Но я считаю, конечно, надо закрывать. Сложились такие обстоятельства. Извиниться перед паствой. По телевизору провести, еще как-то. Конечно, я считаю, что надо закрывать.
И. Воробьева
―
Еще одна, кстати, большая тема по поводу всей этой самоизоляции – это дети, которые остались тоже теперь по домам и вынуждены тоже учиться на удаленке. И это тоже большая проблема, потому что, как я поняла из какого-то большого количества писем, постов родителей, которые пишут, школы продолжают требовать всё тот же самый объем, при этом на дистанционке. И все сходят с ума – и дети, и родители. И родителям тоже надо научиться работать на удаленке.
Е. Ройзман
―
Ирин, очень сложно. Я на контакте с большим количеством людей. Очень сложная ситуация. Как выяснилось, у огромного количества народу нет дома компьютера. У детей нет Айпадов, нет компьютеров. Есть ситуации, где в семье один компьютер и несколько детей. Огромная проблема. И не получилось. Пока мы можем констатировать, что не получилось.Вообще, если называть вещи своими именами, то основная проблема карантина в России заключается в том, что у абсолютного большинства людей нет запаса, чтобы сидеть дома, не работая. Ну просто нет этого запаса. Страна оказалась бедная. То есть мы вошли в жесткий резонанс со своей собственной пропагандой, которая рассказывала нам, сколько мы богаты, успешны и благополучны. И вдруг, когда дошло до дела, выяснилось, что это совсем не так. И людям просто не на что жить. Мне не охота здесь зачитывать в эфире, что люди пишут. Но это на самом деле так.
И меня беспокоит еще одна очень серьезная вещь, о которой пока мало говорят. Начались кражи, которых не было очень давно. Начали снимать колеса, начали с машин снимать фары. Причем это происходит в Москве. Вон там в 150 м от резиденции Шувалова несколько машин раздели. Происходит в Москве. Мало того, появились кражи, когда разбивают стекла машин и вытаскивают то, что есть внутри. Это старые наркоманские кражи, которых у нас не было лет 15. И поэтому я считаю, что патрули на улицах, патрулирование территории сотрудниками полиции, патрульными машинами имеет смысл.
Главное, чтобы к людям не приставали, а обозначали присутствие власти, и занимались не политическими историями, а непосредственной своей работой. Вот это сейчас очень важно. И за этим имеет смысл следить, потому что появилось уже сейчас много голодных людей. Пока они выпрашивают продукты у «Пятерочек», пока там их друзья где-то кормят. В какой-то момент они пойдут воровать и грабить. Это тоже надо понимать. То есть это издержки карантина. И власть обязана это просчитывать. Но я думаю, что это держат в голове.
И. Воробьева
―
А если в цифрах, то вот буквально полчаса назад у нас это было в новостях, вот «РБК» со ссылкой на опрос компании «Online Market intelligence» и Центра социального проектирования «Платформа», они провели опрос, по которому у них получилось, что около 46% россиян боятся, что им перестанет хватать денег даже на еду. У половины работающих россиян снизились доходы. И почти половина просто боятся, что даже на еду не хватит, ну не будет хватать через какое-то время.
Е. Ройзман
―
Ирин, ну представляешь, огромное количество народу неожиданно остались без работы. Мало того, их работодатели, кто-то честно, кто-то просто спрятался, их работодатели сказали: «Нам нечем вам платить. Вам Путин объявил каникулы, выходной. Но нам платить вам нечем». Потому что бизнес, в основном малый и средний, с очень маленьким запасом работал. Неделю не поторговали – и зарплату выплатить нечем. Эти люди остались без работы, они остались без денег. И если где-то еще что-то дышит, то эти люди перестали покупать. Они перестали покупать, эти бизнесы закрываются тоже, тоже люди оказываются на улице и тоже перестают покупать. И остальные бизнесы тоже исчезают.Представь себе, ситуация. Сейчас было письмо, которое подписали все наши крупнейшие известные писатели – Улицкая, Дима Быков, Гузель Яхина, Водолазкин, Акунин и многие-многие другие – вернуть книжные магазины. Представляешь, какая это была индустрия востребованная. Книжные магазины все были битком до последнего дня. Но если не работают книжные магазины, разоряются издательства. Разоряются издательства – разоряются типографии. Это огромное количество народу на улице. Ну это я просто маленький пример привел. Поэтому это, как снежный ком, нарастает с каждым днем.
И я думаю, что власть это тоже держит в голове. Но власть сейчас делает все возможное, чтобы не платить денег. То есть по поведение власти: все что угодно, но лишь бы денег не платить. Потихонечку, аккуратненько, там утешили, успокоили. Но так долго продолжаться не сможет.
Ну плюс негативная обстановка по нефти. Конечно, эта история очень сильная с обрушением цен на нефть. Причем нам вообще в этой истории винить некого. Это наша история. Это сделали мы.
И. Воробьева
―
Мы – в смысле российские власти.
Е.Ройзман: Не всем в жизни повезло. И когда возникают проблемы, вылезают такие скрытые вещи
Е. Ройзман
―
Ну конечно. Но дело в том, что сейчас, после того как через пень колоду договоренность приняли о сокращении добычи на 9,7 млн баррелей в сутки, никто же не сказал, то есть здесь договорились, а по цене никто не договаривался. И саудиты выстрелили сразу – они предложили новые и новые скидки. И им никто ничего не может сказать. «Ну мы же сокращаем добычу, - они говорят. – Мы сократили добычу. Про цену никто ничего не говорил». И эта продолжается история. Кроме всего прочего, еще до кризиса стало понятно, что нефть перестает быть таким стратегическим и политическим продуктом.
И. Воробьева
―
Я тебе сейчас так замахала, потому что у нас новости. Давай здесь поставим паузу и вернемся к вопросу о нефти.НОВОСТИ / РЕКЛАМА
И. Воробьева
―
21 час и 34 минуты в Москве. 23:34 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Как всегда, идет из двух городов, из двух студий. Евгений Ройзман – в Екатеринбурге, я, Ирина Воробьева – в Москве. Мы поставили паузу, когда обсуждали историю с нефтью.
Е. Ройзман
―
Да. Ну, на самом деле, очень много толковых разборов ситуации. Но я хочу сказать, что у нас в России сейчас несколько факторов сошлось воедино. И то, что, в отличие от многих богатых стран, нам очень сложно выдерживать этот карантин, самоизоляцию, падение экономики, плюс еще нефть, которая у нас такая бюджетообразующая, с газом свои проблемы. Ну, есть о чем подумать.Но на сегодняшний день я, конечно, считаю, что имеет смысл вообще сейчас пересматривать бюджет, избавляться от многих военных расходов, смотреть все, что можно притормозить. И, конечно, поднимать максимально социальную сферу. И конечно же, прямые выплаты людям. Во всяком случае, во время сидения на карантине. Плюс налоговые льготы, налоговые каникулы. Ну и все, что отсюда следует. Ну, это так.
И. Воробьева
―
Ну, это так. Но вот тут все пишут про прямые выплаты. И многие в чате пишут, что очень-очень нужно какие-то выплаты людям срочно, потому что действительно деньги заканчиваются. И это очень-очень страшно.
Е. Ройзман
―
Ну и это еще, знаешь, ощущение, что твоя страна с тобой, что тебя не забыли. Это очень важное ощущение, что стране для тебя не жалко.
И. Воробьева
―
Да. Но и знаешь, вот у меня все большее ощущение, я вижу это тоже в своих лентах, что Москва – не только главный очаг коронавируса (в смысле, что у нас больше всего заболевших), но и проскакивает, что вот ладно, в Москве вы там своих спасете, по безработице выплатите, а как вся остальная страна будет жить – не понятно. Это правда, да? Мы же не знаем, как будет жить вся остальная страна.
Е. Ройзман
―
Ирин, есть такое отношение к москвичам. Я неожиданно у одного известного хирурга в Вологде увидел. Он говорит: «Вы что, не понимали, что это такое? Вы сейчас сюда понаехали. Мы вас тут тоже сейчас будем понаехавшими называть». Это некрасиво, это нехорошо. История с тем, как Иваново закрыло въезд для москвичей. Многие города вдруг так. Это некрасиво и нехорошо. Мы одна страна. И конечно, это наши общие беды, наши общие проблемы. Надо по-человечески относиться друг к другу и, конечно, как-то достойно пережить это время.Самая для меня болезненная история была – что у нас, что в Украине – когда начали кидаться на заболевших, говорить: «Вы нас тут всех позаражаете», не пропускать автобусы, пикеты, камни кидать в стекла. Ну это даже не Средневековье, это немножко раньше еще. Это дикая история и нечеловеческая. Люди не имеют право так себя вести со своими соотечественниками, ну и особенно попавшими в беду.
И. Воробьева
―
Ну а те, кто находятся за рубежом, про них тоже писали очень много гадостей и говорили, мол, что вы вообще туда поперлись; есть деньги на остров съездить, значит вы там и торчите; не надо нам сюда заразу привозить.
Е. Ройзман
―
Ирин, смотри, я хочу сказать следующее. У меня очень много обращений наших соотечественников в личку отовсюду – и из Нью-Йорка, и из Бангкока. Конечно, эта история, когда из Нью-Йорка ушел пустой самолет – 50 человек забрали только с московской пропиской. Представляешь, что это такое, когда твоя страна забирает людей только с московской пропиской? Наши сидят в Бангкоке, наши сидят в Индии, на Гоа. Куча народу.
И. Воробьева
―
Куча. Вот из Нью-Йорка тоже этот был рейс, где только москвичей.
Е. Ройзман
―
Какое-то движение маломальское началось. Но очень много наших за рубежом. И это конечно негодование. И особенно, когда вдруг 14 транспортных самолетов уходят в Сербию, в Италию, в Словакию, еще куда-то, и своих не забираем – это некрасиво и нехорошая история. И ты понимаешь, еще я встречал негативные отзывы: «Вот а че они поперлись?». Во-первых, не все понимали. Пропаганда же работает, что все спокойно, все нормально. И когда у людей вдруг какие-то путевки за 3 копейки… Кто-то вообще первый раз поехал. Ну и хорошо. Да, они сглупили. Но из-за того, что они глупые, нельзя же их бросать. Это наши соотечественники.
И. Воробьева
―
Меня тут поправляют, что это Москва закрывается для других регионов. Да, действительно, у нас машины с другими номерами (немосковскими) проверяют. Я, правда, не очень понимаю, по каким критериям они будут пропускать, по каким – не будут. Я не знаю и не понимаю, как это работает, вообще. И непонятно, как это все будет происходить, особенно если, например, человек проживает в Москве последние несколько лет, месяцев, недель (ну, скорее месяцев, чем недель), и у него просто номера воронежские. Он приехал на машине из Воронежа и здесь живет, то как ему жить в Москве после этого, я не очень понимаю. И выезжать, например.
Е. Ройзман
―
Нет, это, конечно, сложно. Тем более самолеты еще остались, то есть в Москву можно прилететь. Кстати, с карантином. Я разговаривал с одним верующим человеком, который говорит: «Я пойду. Для меня Пасха – самый главный праздник. Я пойду». Я говорю: «Ну послушай, ну можно же заразиться». Он мне говорит: «Послушай, общественный транспорт не отменили?». Я говорю: «Нет». Он говорит: «А почему церкви отменяют?». И вот таких ситуаций очень много. И в такие минуты, когда тяжело и так жить, эти вещи воспринимаются более обостренно.Слушай, давай немножко про прием расскажу.
И. Воробьева
―
Да, давай, конечно.
Е. Ройзман
―
У меня есть одно старое дело. Я с ни столкнулся полгода назад. Ко мне пришел человек. Ну просто растерянный мужик, который всю жизнь занимался бизнесом. У них фирма называлась «Еврооптобувь». И к ним обратились из Краснодара супруги Петриченко и говорят: «Мы у вас готовы обувь закупить в районе 150 тысяч евро». Те говорят: «Здорово». Те высылают деньги из Краснодара, а эти отгружают им вагон обуви. Собрали лучшую обувь, все, что надо. Отправили в Краснодар. Обувь приходит в Краснодар.Эти супруги Петриченко говорят: «Мы ничего не получили». Идут в суд в Краснодаре и отсуживают обратно предоплату. И вот эта фирма «Еврооптобувь», которые всю жизнь этим занимались, вдруг обнаруживают, что денег у них нет, деньги у них отсудили и сняли, обуви у них тоже нет, и никто не виноват. И это произошло в декабре 16-го года.
Но это Краснодар. С огромным трудом удалось возбудить уголовное дело. Кубанское правосудие – это стало мемом. То есть все знают, что на Кубани совершенно своя юрисдикция. Мало того, уже включились в дело, сумели найти, кто расписался в накладных. Но их не привлекают, ничего. И следствие своих не сдает. И вот это чисто кубанская такая история. И невозможно пробиться. Я в следующий раз просто найду фамилии следователя, прокурора, озвучу их на всю страну, потому что это не единственная подобная история. Вот дело Петриченко в Краснодаре. Петриченко. Поставляли «Еврооптобувь». То есть мы все равно будет доводить до конца, потому что людям уже некуда пойти.
Е.Ройзман: Сложились такие обстоятельства. Извиниться перед паствой. По телевизору провести, еще как-то
Слушай, интересная история. Вот на самом деле, кому война, кому мать родна. Приехали супруги какие-то из Ярославля. У них какие-то свои деньги были. Какой-то предприниматель их из Нижнего Тагила нашел и говорит: «Нужны деньги. Обещаю вам 200% годовых. Будем заниматься масками – это очень выгодная тема». Те перевели ему 600 тысяч, и он на следующий день уже даже не вышел на связь. Но он не знает, он там оставил зацепки. У нас наш юрист Саша Шумилов, очень сильный такой, цепкий юрист, будет заниматься. Зацепки мы по нему нашли.
Кстати, с масками история. Я хочу сказать, что когда вдруг привлекли каких-то молодых людей за то, что они покупали маски в интернете и продавали их дороже, я считаю, что это дикость. На этом строится весь рынок. Задача у любого предпринимателя, у любого производственника – купить или сделать дешевле и продать дороже. Бороться с этим можно только одним способом – создать изобилие и конкуренцию. Только появляется конкуренция – начинают падать цены. Ну и так далее.
Как только ты пытаешься законодательно как-то, административно ограничить цены, это сразу же всегда – это закон физики – ведет к дефициту и к следующему поднятию цен. Поэтому я считаю, что маски надо разрешать делать всем, просто их сертифицировать – и тогда их будет в изобилии.
Кстати, очень интересная история про маски. Вот эта вот полемика – нужны, не нужны маски. У меня есть самый простой аргумент – все врачи во всех странах всегда в масках. Это первое. Второе. Одна из самых благополучных стран с самой высокой в мире плотностью населения – это город Сингапур. Вот они считают, что они смогли уберечься, потому что на законодательном уровне все ходили в масках. Там не было людей без масок вообще. Это как штрих такой.
Слушай историю серьезную.
И. Воробьева
―
Подожди. Давай про маски немножко поговорим.
Е. Ройзман
―
Ну, давай.
И. Воробьева
―
Действительно, я не буду говорить и спорить на тему того, нужны маски или не нужны. Я вообще не врач и не специалист. Уже писала о том, как я ношу маски. Неважно. Вот о чем хотела спросить. Действительно очень трудно купить маски в Москве и в других городах. В аптеках просто нет. Есть же люди, которые в состоянии сшить маску самостоятельно. И мне кажется, что это не такая сложная задача.
Е. Ройзман
―
Слушай, люди шьют самостоятельно маски. Ирин, там проблема в другом. Если многоразовые, они успевают их отпарить и так далее. Но маски же в любом случае надо постоянно менять.
И. Воробьева
―
Да. Для этого нужно шить несколько масок и их стирать просто, мне кажется. То есть это как один из выходов, просто.
Е. Ройзман
―
Слушай, я тебе скажу, что разумные люди так и делают.
И. Воробьева
―
Ну да. Как один из выходов. Я понимаю, что с масками проблема. Но если вы выходите куда-то, то вот можно так.
Е. Ройзман
―
Ирин, очень важный момент. Это я нашим в плюс хочу сказать. Вот сколько я видел патрулей, сколько видел сотрудников ГАИ, сколько видел ППСников – в масках все. То есть это сразу вызывает уважение.
И. Воробьева
―
Хорошо. Да, это хорошо. Я, честно говоря, сегодня обратила внимание, что сотрудники ДПС в масках у нас были по дороге все, кого я видела. Пеших пока еще не видела. Не подходили. Давай еще про прием.
Е. Ройзман
―
Слушай, очень серьезная у меня ситуация в Асбесте. Представляешь, родители – наркоманы. Как бы общество особо не обращало внимание. Там он – 89-го, она – 94-го года. Нарожали четверых детей. Причем наркоманы достаточно жесткие – солевые. Зачастую это необратимые вообще последствия. Ну и в результате, в конце концов… Там бабушка рубилась, рубилась с ними, полгода опека что-то тянула. В конце концов детей изъяли. Но младшим – два и год. Представляешь, двое детей: одному – два, другому – год. Их положили в больницу в Асбесте. И с ними лежит бабушка. Они между собой, кстати, дети дружные.А которым восемь и четыре, опека решила одного – в Тагил, а другого – в Серов. Представляешь? Бабушка там с ума сходит. Пока она не может на себя оформить опекунство, лежит в больнице с двумя, пенсии не хватает. Ну, мы ее нашли, там телефон есть. Денег перебросили ей. То есть мы сейчас будем следить за ситуацией. Завтра я позвоню Уполномоченному по правам ребенка, расскажу всю ситуацию, дам все привязки и телефоны, потому что они, как правило, идут навстречу. Но семьи нельзя вот так разбивать. Детей по разным детдомам нельзя раскидывать. Это нехорошо.
И. Воробьева
―
Да. И каждый раз за это бьются все, что нельзя их разделять. И в случае, если потом ребенок из системы попадает в приемную семью, то, конечно, тоже это самое последнее.
Е. Ройзман
―
Ирин, а представляешь, брат и сестра (или два брата), и их по разным семьям. И у них история заканчивается. Они друг друга знали. В приюте же не самая дружественная обстановка. Приюты разные. Приют приюту рознь. И они когда двое вместе, их вдруг раз и по разным семьям, по разным детдомам. Вообще, конечно, есть страны, где нет детских домов. Я хочу сказать, что нет детских домов ни в Армении, ни в Грузии. То есть там детей разбирают сразу. Ну ладно, что об этом говорить…
И. Воробьева
―
Ну пока, действительно, об этом чего уж говорить. Ну и, на самом деле, всё в нашей стране, что является сейчас закрытыми территориями (я имею в виду детские дома, дома престарелых, психоневрологические интернаты, в том числе тюремная система) – вот сейчас при коронавирусе очень страшно об этом думать, потому что никто туда не может больше прийти. А если туда попадает зараза, как вот в доме престарелых у нас в Вязьме, то это вспышка мгновенная. Это, конечно, очень страшно.
Е. Ройзман
―
Да, не дай бог. Слушай, у меня еще одна интересная история. Женщина с ребенком и с сестрой. Вот они вдвоем с сестрой и с ними 6-летний ребенок. Снимали жилье. Нечем было платить. Просто выгнали из жилья. А ей некуда идти. Она села там в подъезде, выходила на лавочку, возвращалась в подъезд, соседи подкармливали. Сестра-то уехала, а она с ребенком осталась вдвоем. Ну, нам соседи позвонили. Мы договорились там ребенка забрать в приют «Гнездышко». Ну посмотрим, что и как можно будет помочь. Тоже следим. Но я подозреваю, что такие ситуации сейчас будут появляться. Хорошо, что им хоть есть куда позвонить.
И. Воробьева
―
Да, но куда идти – непонятно вообще.
Е. Ройзман
―
Но самое интересное у меня было. Мне позвонил парняга. Серьезный парень, известный. Он был чемпион России по боксу. Ну, тренировал. Ну а в последнее время просто работал в такой компании. Ребенок маленький. Он говорит: «Я вообще не понимаю, что делать. У меня управляющая компания завтра отключает свет, потому что у меня задолженность – 20 тысяч. Но мне негде вообще взять деньги». Ну вот он пошел, сумел с ними договориться до 17-го. Я говорю: «Ну если будет совсем край, то звони, я на контакте».Но одна история мне не понравилась вообще. Позвонил мужик. Нормальный, обычный мужик. Он говорит. Я звезд с неба не хватал. У меня там маленький бизнес, здесь шиномонтажка, здесь еще что-то. Говорит: «Обрушилось разом всё. Но я занимал деньги. Занимал деньги у серьезных парней». Они приехали и говорят: «Деньги верни». Он говорит: «А я не могу вернуть. У меня их просто нету». Ну и начались угрозы. То есть уже всё по-настоящему. И понятно, что у меня, с одной стороны, соблазн такой сказать: «Ну выведи меня. Дай я с ними там поговорю». Но в таких ситуациях же всегда очень просто это звучит.
Говорят: «Ну нет проблем. Ну если ты за него заступаешься, ну рассчитайся за него, да и все». Понимаешь, ситуация? И я посмотрю, можно ли эту ситуацию вывести в юридическое поле, как-то по-другому решить. Но ее в юридическое поле вывести сложно, потому что на словах договаривались. У них свои отношения между собой, договаривались на словах. Понятно, что я его не брошу, там попытаюсь что-то придумать. Но таких ситуаций сейчас конфликтных будет все больше и больше. И государство будет жестче получать свои долги, и частники активизируются, будут жестче получать свои долги. И таких конфликтов, конечно, будет больше. И тоже это надо понимать. Но это жизнь.
И. Воробьева
―
Ну тут тоже, вот когда говорят, что вот аренду требуют, несмотря на то, что заведение закрылось или какой-то маленький бизнес, может быть, проще не требовать аренду – да, но только у того, кто требует аренду, скорее всего, ему тоже нужно платить.
Е. Ройзман
―
Ирин, не от хорошей жизни. Но я тебе скажу еще одну очень сложную вещь. Вот сейчас управляющие компании активизировались – их немножко осадили. Они не имеют право ни выключать свет, ничего. Но в Челябинске ситуация. У них платежи упали вдвое. Представляешь, за жилье люди стали платить вдвое меньше. Это не потянут никакие управляющие компании, они начнут разоряться. По Екатеринбургу похожая ситуация. Но, правда, власти говорят: «Если у возможность нет возможности платить, они не будут платить». На самом деле не так. Люди стараются платить. И за жилье добросовестные все стараются платить. Не у всех есть деньги. Но управляющие компании, ТСЖ будут попадать в очень сложные ситуации.Но самое главное другое. Попадут в сложную ситуацию Водоканалы. Вот это будет очень серьезно, когда у систем жизнеобеспечения не будет денег. Вот это вот серьезно. Но я думаю, что те, кто во власти, особенно на среднем, на низовом уровне кто непосредственно работает, они, как правило, ситуацию знают, они не врут, они докладывают. Это экономическая ситуация. Она не должна становиться политической. То есть эти ситуации надо как-то решать.
Е.Ройзман: Власть сейчас делает все возможное, чтобы не платить денег
Но я считаю, надо пересматривать бюджеты. Просто забирать у военных. Ситуация поменялась. На нас никто не нападает. Мы не ведем никаких боевых действий, мы не обороняемся. И когда вдруг радостно сообщают, что у нас появились новые танки, что у нас два вертолетоносца заложили, я считаю, это вообще не повод для гордости, не предмет для гордости. Я считаю, что все эти траты имеет смысл отставить.
И. Воробьева
―
Но как сейчас забрать у военных, если военные – это как раз та самая сила, на которую власти рассчитывают, в случае если им придется вводить ЧС, ЧП и так далее?
Е. Ройзман
―
Слушай, ты знаешь, всю жизнь все рассчитывали на военных, все императоры рассчитывали на гвардию, все рассчитывали на военных. Все перевороты в конце концов совершала армия всегда и везде. Или переходила на сторону мятежников. Оно так и получалось всегда. Поэтому, я считаю, надо просто честно себя вести и честно разговаривать со своим народом. Ну и это как-то минимизирует подобные издержки. Ну, я так вижу.
И. Воробьева
―
Есть ли еще что-нибудь с приема. У нас, просто, еще есть несколько минут об этом поговорить.
Е. Ройзман
―
Ирин, с приема много. Давай поотвечаем на вопросы. Давай я несколько слов еще скажу. Обратите внимание, чем занимается Фонд Ройзмана. Просто в любом поисковике найдите, посмотрите. Где хотите, можете участвовать с нами. И от вас еще приму любые подсказки, где что еще можно сделать, в чем поучаствовать. Зайдите на сайт Фонда Ройзмана, посмотрите. Ну и прием также будет у нас в пятницу в режиме онлайн. Ну, мы там дадим. Давай поотвечаем, Ирин, на вопросы.
И. Воробьева
―
Ну тут вот пишут, что когда мы опять обсуждали, что у людей не будет денег, нечего будет есть и что будет дальше, начали сравнивать с 90-ми годами. Вот насколько тебе кажется это сравнение корректным вообще?
Е. Ройзман
―
Ирин, на самом деле, в 90-х годах развалился Советский Союз, оставив после себя огромное количество долгов, кучу необеспеченных совершенно денег. Было трудно, но появлялась перспектива. И страна откровенно вставала на ноги. И была перспектива. И была свобода. И была возможность зацепиться что-то сделать, что-то придумать. Наконец-то столько нового всего появилось. Понятно, что были старшие, которым было очень сложно перестраиваться. Но были и молодые, которые пошли вперед. И на самом деле, страна была на подъеме откровенно.Сейчас ситуация обратная. Сейчас откровенное такое скольжение, скатывание в сторону Северной Кореи. Мало того, пропаганда потихонечку впихивает, что твердая рука – это вовсе не плохо, что если силами крестьян и заключенных была проведена индустриализация, ну и что такого, что люди погибли, зато ведь индустриализация была проведена. И самое страшное в этом, что, оправдывая прошлого людоеда, ты развязываешь руки сегодняшнему тирану. То есть это, на самом деле, веще очень опасная – вот это впрыскивание вот этого яда.
Поэтому 90-е, как бы они ни были тяжелы, это было понятно, последствие чего. Кстати, и падения нефти тоже. Но была перспектива. Сейчас перспектива – это Северная Корея. То есть я очень жестко говорю, но скольжение, крен в ту сторону. Мы его наблюдаем все.
И. Воробьева
―
Тут потеряла сообщение, но смысл сообщения был следующим, что большая беда должна менять народ в лучшую сторону. Имеется в виду, что он должен сплачиваться.
Е. Ройзман
―
Ирин, я согласен, общее несчастье, общая беда. И конечно же, я думаю, что у русских проявятся лучшие качества. Вон у нас взял Игорь Алтушкин загрузил полный самолет, к нему присоединился еще «Сима-ленд» (Симановский), и просто вдвоем закупили огромное количество масок, аппаратов, систем защиты. Просто пригнали сюда огромный самолет. Никто не просил. И об этом узнали только по одной причине. Они бы никому не рассказали. Узнали по одной причине – таможня требовала 30%, и из-за этого скандал разгорелся. А так бы никто и не знал, они бы вот так это сделали. Куча народу, которых я здесь знаю, которые помогают, вкладывают деньги. Ну и это, на самом деле, очень приятно.Но есть еще другое. Эти парни серьезные: кто-то – заводопромышленник, кто-то – торговец. А я знаю людей, которые инвалиды на костылях. Сидит такая Наташа и тихонечко шьет маски и людям раздает. И много таких, на самом деле. Такие вещи, как взаимовыручка, какая-то ответственность перед страной, перед соседями – оно русским присуще. И я думаю, что сейчас многие лучшие качества проявятся.
И. Воробьева
―
У нас тут реплика есть, что «зато в Северной Корее нет коронавируса». Может быть, есть, а мы об этом не знаем?
Е. Ройзман
―
И еще в Туркмении нету.
И. Воробьева
―
Может быть, действительно нету.
Е. Ройзман
―
Ну да, конечно.
И. Воробьева
―
Может быть, мы не знаем ничего об этом. Много спрашивают о том, как в Екатеринбурге происходит то или иное. Спрашивают, дезинфицируют ли у вас улицы, подъезды? Что-нибудь такое происходит? У нас периодически тут улицы моют.
Е. Ройзман
―
Слушай, у нас подъезды начали дезинфицировать. Не везде, но начали дезинфицировать. Это в основном возложили на ТСЖ, на управляющие компании. Я у себя это вижу. Я сейчас шел – у нас улицы чистят, моют. У нас все-таки город убирается. У нас власть все-таки работает городская. Это годами складывалось. И Екатеринбург в этом плане достаточно капризный город. Не дай бог там что-то не уберут – где-то что-то заметят, это конечно будет скандал.Поэтому, слава богу, города-миллионники... Все-таки огромное сосредоточение людей. Власть никуда здесь не денется, власть будет стараться. И в городе все равно всегда будет тепло, свет. Это очень важные вещи. Засчет городов- миллионников в свое время страна устояла.
И. Воробьева
―
Ну еще, кстати, вопрос в том, в каком мире мы окажемся после коронавируса. И речь не только про глобальный мир, но и про нашу страну. Что здесь, может быть, изменится в лучшую сторону, как тебе кажется?
Е. Ройзман
―
Ирина, это будет, конечно, ревизия. Это каждый будет в душе проводить ревизию того, что произошло. Это совершенно точно. Смотреть на то, что произошло, как жить дальше. Очень многое изменится. В частности, крупнейшие торговцы одеждой в Великобритании просто закрылись. Мало того, они еще сказали, что, возможно, навсегда, потому что люди привыкают покупать онлайн. С этим столкнутся все. С этим столкнутся рестораны, книжная торговля. Всё что угодно с этим столкнется совершенно точно. Ну представь себе. У нас продажи ювелирки упали на 97%. А я думаю, что больше. Продажи одежды и обуви – на 94%.Представляешь, сколько народу вообще без работы осталось? И это же очень много и мастера, которые годами нарабатывали. Полностью ушел под воду туристический бизнес. В том виде, в котором он был, его уже не будет никогда. И многое другое уже не восстановится. Но появится что-то новое. Но экономику придется восстанавливать, как после войны – это совершенно точно. Но есть люди, которые выйдут раньше нас. Мы будем смотреть, что происходит у них. Мы здесь не будем первыми. Можно будет учитывать и позитивный, и негативный опыт.
И. Воробьева
―
Смотрел ли ты фильм Содерберга «Заражение»?
Е. Ройзман
―
Нет.
И. Воробьева
―
Вот личная рекомендация – посмотри. Потому что либо режиссеру сейчас немножко неуютно должно быть, либо он сумел как-то скататься в будущее, потому что он снял фильм про коронавирус.
Е. Ройзман
―
Слушай, кинь мне ссылку. Я буду крутить – поставлю.
И. Воробьева
―
Да, я тебе пришлю. Посмотри. У нас минута до конца, даже чуть поменьше. Я ее отдаю тебе.
Е. Ройзман
―
Ирин, ну давай я несколько слов скажу. Смотрите, на самом деле, ситуация сложная. И времена тяжелые. И судя по ощущениям, все только начинается. Поэтому бывают такие периоды в жизни, которые просто надо пережить. И мы все в одной ситуации. Поэтому я всем желаю стойкости, мужества. И конечно эти времена надо пережить достойно. Но когда-то они закончатся. Поэтому я надеюсь, что в конце концов все будет хорошо. И желаю вам всем доброго здоровья.
И. Воробьева
―
Спасибо большое. Это была программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Если вы не успели послушать, посмотреть, можете сделать это в Ютубе или на нашем сайте. До встречи через неделю.