Личный приём - 2020-04-06
И. Воробьева: 21
―
05 в Москве, 23:05 в Екатеринбурге. Всем здравствуйте! Добрый вечер! Или практически доброй ночи! Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Как всегда, она идет из двух студий, из двух городов. В Москве в студии «Эха Москвы» я, Ирина Воробьева. В Екатеринбурге явно не в студии «Эха Екатеринбурга» Евгений Ройзман. Женя, добрый вечер.
Е. Ройзман
―
Привет, Ирин.
И. Воробьева
―
А где ты находишься?
Е. Ройзман
―
Дома.
И. Воробьева
―
Ну просто чтобы наши слушатели знали.
Е. Ройзман
―
Сижу в библиотеке. Нормально.
И. Воробьева
―
Сидишь в библиотеке. Хорошо. Ну, традиционно начинаю с вопроса: как у вас дела в Екатеринбурге, в Свердловской области? Что у вас там с карантином, коронавирусом и так далее?
Е. Ройзман
―
Карантина у нас нет, как и ни у кого. У нас это называется режим самоизоляции. Но я хочу сказать одну серьезную вещь. После обращения президента у нас был город пустой. После обращения президента, когда объявили, как у нас это называют, режим ХЗ, на следующий день реально народ вывалил на улицы, город ожил, потому что вдруг стало ясно, что власть на себя не берет ничего, надо как-то выживать самим. Я связываю это именно с этим. Народ появился на улицах, как-то жизнь ожила.Потом у нас предприняли еще смягчение – предложили выйти на работу зубные клиники, глазные клиники, шиномонтажки. То есть еще немножко оживилась ситуация. И, по сути, город ожил. Ездят машины, ходят люди: кто-то – в масках, кто-то – без масок.
И. Воробьева
―
Почему? А я не понимаю почему.
Е. Ройзман
―
Я объясню тебе, Ирин. Я объясню. Коронавирус – это далеко. Его невозможно потрогать руками. А жизнь – она здесь и сейчас. И очень много народу просто откровенно разоряется. Коронавирус далеко, а голод рядом, понимаешь. И задача совсем другая уже, задача – выживать. У людей неопределенность. Очень сильно раздражает неопределенность, потому что никто из власти, кто выступает публично, никакой определенности не вносит. Единственная определенность для всех, которая появляется – что власть на себя никакой нагрузки не берет, карантин не называет карантином, а предлагает всем решать проблемы самостоятельно. Вот это уловили все. А их все равно придется решать, потому что жить-то на что-то надо.
И. Воробьева
―
Хорошо, я понимаю эту логику, но объясни, как ты к этому относишься – как к безответственности или как?
Е. Ройзман
―
Ирин, вопрос, на самом деле, очень серьезный. Я, видя, что происходит в других странах, понимаю, что у нас есть фора. Раз. Огромный плюс, что мы не первые вошли в эту ситуацию, что были до нас – мы можем учесть и негативный, и позитивный опыт. Это очень важно. Это два. Третье – у нас очень низкая плотность населения. Ну, например, даже по сравнению с Соединенными Штатами больше, чем в 4 раза плотность населения ниже у нас. Поэтому у нас есть свои плюсы.Но при этом у нас есть свои минусы. Минусы у нас такие, что власть оставляет граждан один на один фактически с этой проблемой. Ощущается неопределенность, ощущается вот этот вот разнобой, когда вдруг президент говорит: «Губернаторам – больше полномочий», через некоторое время выступает Мишустин и говорит: «Эй, вы что там себе позволяете?». При этом я очень хорошо понимаю, что никакой федерализации в принципе не может быть, потому что ни один регион не потянет карантина. Может быть, сколько-то подольше это потянет Москва. Ни один регион больше в России карантина не потянет. 2-недельного, 3-недельного карантина не выдержит никто.
Я видел публикацию, что вот есть предложение регионам населению по 50 тысяч раздать. Один экономист выступил и говорит: «По 50 тысяч на период карантина». И я вдруг очень просто… Нас же в школе учили считать. Вот представьте себе на секунду. Свердловская область – это достаточно мощный регион. Это один из немногих дотационных регионов в России.
И. Воробьева
―
Подожди, один из немногих недотационных, ты хотел сказать.
Е. Ройзман
―
Регион-донор.
И. Воробьева
―
А, регион-донор.
Е. Ройзман
―
Конечно, регион-донор. Один из немногих регионов-доноров в России, конечно. Спасибо, что поправила. Бюджет Свердловской области – грубо говоря, 250 млрд, а население – 4 300 000. Дак если по 50 тысяч раздать, это чуть меньше годового бюджета области. Представь себе, единовременно раздать по 50 тысяч. Кому-то это поможет, а кому-то это НРЗБ. И ни один регион на это никогда физически не сможет пойти, даже если захочет это сделать. Поэтому без федерального центра регионы эту ситуацию не то что не вытащат, даже не заикнутся, понимаешь. Вот.
И. Воробьева
―
Я правильно понимаю, что у вас кто-то в Екатеринбурге чуть ли не в суд подает на власть за режим этот самоизоляции?
Е. Ройзман
―
У нас есть такое. Да, создали прецедент. Но я полагаю, что такого будет много, потому что режим самоизоляции – это не юридическая субстанция. В чем я вообще вижу подвох. Если власть действительно понимает, если люди во власти понимают, что карантин необходим, что нужно спасать людей, то эти меры надо называть карантином, надо называть честно, глядя своему народу в глаза, объяснять ситуацию, меры называть карантином и говорить, что во время карантина что на себя берет, какую нагрузку на себя берет государство. Это единственный способ.Понимаешь, потому что слово «карантин» – это слово жесткое, мобилизующее, обязывающее и имеет юридическую подоплеку. Слова «выходные, «нерабочая неделя», «каникулы» – это слова очень веселые, не имеют никакой смысловой нагрузки, не несут никакой мобилизующей составляющей. Понятно же, да? Поэтому ну невозможно быть немножечко беременной, не будет так. Поэтому и отношение соответствующее. И здесь власть должна определиться: или она власть, диктует жесткие, но честные условия – и тогда можно с населения спрашивать; а если власть – ни рыба, ни мясо, в результате и все люди себя так ведут.
И. Воробьева
―
Окей, давай себе просто представим, что Владимир Путин или Михаил Мишустин, но скорее Владимир Путин, говорят: «Все, карантин, чрезвычайная ситуация». Что меняется в смысле благосостояния людей, их возможностей покупать себе продукты, покупательная способность, количество денег и так далее?
Е. Ройзман
―
За словом «карантин» сразу же должны звучать обязательства государства, что государство берет на себя. Потому что первый вопрос: «Стоп. Карантин. Кто мне будет платить зарплату? Сохранят ли мне зарплату, если я не буду ходить на работу?». Всё. И здесь государство должно сказать: «Люди, не переживайте. У нас есть Фонд национального благосостояния, у нас есть золотовалютный резерв, ресурс. Нам жизни людей гораздо дороже этого презренного металла. И конечно мы всё скомпенсируем, поддержим». И вот для этого нужен человек, которого зовут гарант, президент. Ты видела выступление королевы Великобритании?
И. Воробьева
―
Да. Ну, слушала скорее.
Е. Ройзман
―
Да. 94 года. Настолько спокойное и достойное выступление. Ну мне было очень приятно услышать, что она сказала: «Сохраняйте НРЗБ». То есть это тоже было сказано со вкусом, замечательно, как обращение к национальному такому характеру.
И. Воробьева
―
Может быть, мы перенаберём Евгения? Мне кажется, связь периодически настолько квакает, что мы половину не слышим. Давайте, может быть, попробуем. Жень, извини.
Е. Ройзман
―
Давай попробуем.
И. Воробьева
―
Иногда звуки теряются, и поэтому ты говоришь что-то, и мы половину не слышим. Это неправильно.
Е. Ройзман
―
Послушай, а вот так вот слышно?
И. Воробьева
―
Да. Будет слышно, а потом периодически будет квакать. Поэтому давайте попробуем. Женя, давай попробуем пока так, поскольку связь есть. Женя, ты меня слышишь?
Е. Ройзман
―
Да.
И. Воробьева
―
Давайте попробуем. Если опять начнет квакать… Подождите, друзья мои – это я обращаюсь к нашим сотрудникам, подождите, если сейчас опять начнется, мы перенабираем. Договорились? Отлично. Продолжаем. Жень, давай попробуем продолжить. Я напомню нашим слушателям, что вы можете присылать вопросы, например, в чате используя мой ник, чтобы я их могла увидеть. Как у вас дела с масками, санитайзерами, перчатками и так далее?
Е. Ройзман
―
Ирин, у нас очень интересная ситуация. Я знаю лично многих главврачей. Мы начинаем обзванивать главврачей, главврачи говорят: «Маски нужны». В это же время Минздрав говорит: «У всех всё нормально. Никаких масок никому не надо». Я вот точно знаю, что нужны маски. А сегодня разговаривал с одним очень серьезным главврачом, такой со стажем. Он говорит: «Нам нужны костюмы инфекциониста. Нам необходимы костюмы инфекциониста». Вот мы начали сейчас разыскивать, где их взять. Но говорит, маски тоже нужны. Вот такая вот ситуация.
И. Воробьева
―
То есть даже в больницах нет масок?
Е. Ройзман
―
Нет, понимаешь, они есть, но врачам они нужны всегда. И в одной из самых крупных больниц города просто объяснили ситуация. Они говорят: «Да, у нас врачи обеспечены. Но к нам идет поток народу, который чихает, кашляет. И у нас совершенно нет средств дезинфекции. И масок нет вообще для посетителей, а посетителей очень много.
И. Воробьева
―
Ну понятно.
Е. Ройзман
―
Ирин, слышно? Звук нормальный?
И. Воробьева
―
Ну да, пока нормальный звук. То есть посетитель приходит. Если он заболевший и почему-то пришел в поликлинику или в больницу, а не вызвал скорую, то в случае, если у него нет маски, то он перезаражает всех в очереди, вот об этом идет речь.
Е. Ройзман
―
Ну конечно. Слушай, в поликлиниках сидят очереди. И на самом деле, вот это вот огромная проблема власти. Сегодня показали кадры с Ярославского НПЗ, где просто толпа у проходной. Показали кадры с Краснодарского края, где ввели пропуска для всех, кто прибывает. И там стоит гигантская очередь дальнобойщиков за пропуском на проезд. Еще ряд таких вещей показали. И я считаю, что вот эти ограничения, которые вносят власти местные, они должны вноситься очень деликатно, чтобы не создавали ни очередей, ни давку, то есть очень аккуратно. Потому что любой пропуск сразу же подразумевает скопление народа на получение. Понимаешь, да?
И. Воробьева
―
То есть ты против того, чтобы у нас вводили пропускную систему на случай карантина?
Е. Ройзман
―
Ирин, да, я против того, чтобы вводили пропускную систему. Потому что если карантин объявят по-настоящему, всерьез, по-честному, то люди думающие будут соблюдать, люди будут смотреть вокруг. Но власть должна честно его объявить. Не объявили же карантин. Это же, ну ты знаешь, один из самых распространенных анекдотов на сегодняшний день, когда говорят: «Путин заходит в пивной бар и говорит, всем пива за счет заведения».
И. Воробьева
―
Да.
Е. Ройзман
―
Понимаешь, вот ровно тот самый случай.
И. Воробьева
―
Соответственно, второй вопрос уже не про больницы, а про то, есть ли возможность купить маски в аптеках. Я так понимаю, что в аптеках у вас масок тоже нет, как и у нас.
Е. Ройзман
―
Смотри, у нас масок в аптеках нет. Но мы, Фонд Ройзмана, это можно найти в любом поисковике, смотри, что мы придумали. Мы договорились с несколькими некоммерческими организациями, которые с огромным трудом сводят концы с концами. И они сейчас день и ночь шьют маски, они сертифицированы. И мы объявили сбор, мы у них эти маски покупаем. Это дает возможность им хоть что-то платить своим людям, а нам дает возможность это развозить по больницам. И мы вот всю эту неделю по всем больницам, – где – 300, где – 500, где – больше, – маски развозили. И они приходятся очень кстати. И люди благодарны и попросили еще.Всю эту неделю точно так же будем возить. Но у нас зависло огромное количество масок в РМК (Игорь Алтушкин). Самолет 30-тонник грузит сейчас в Китае. И из-за проблем с таможней – таможня требует с него 30% пошлину – это 300 тысяч долларов… Он говорит: «Я лучше людям раздам вживую эти деньги». Но сейчас как-то решается этот вопрос.
Но у нас еще один серьезный парень предприниматель заказал 2,5 млн масок и связался с нашим Облздравом, говорит: «Примите маски». Они говорят: «Мы не можем. Только через федералов». А федералы говорят: «Да, давайте нам. А мы уже там решим, как распределять». А он говорит: «Слушайте, я здесь живу. У меня полторы тысячи народу работает. У меня вся семья здесь. Что значит вы будете распределять?». Ну мало того, у нас 3 завода, которые производят аппараты ИВЛ. Эти аппараты ИВЛ забирают в Москву. В частности, с одного из наших заводов аппараты ИВЛ отправили в Америку. У нас их нету. То есть нам их не даю, они распределяются централизованно. На мой взгляд, это тоже не очень правильно.
И. Воробьева
―
Еще раз скажи, пожалуйста, про вот эту историю, когда ты написал в Фейсбуке и везде у себя в социальных сетях призыв к бизнесу помогать друг другу и чтобы заказывали доставку еды, цветов и так далее. Как это работает?
Е. Ройзман
―
Ирин, огромное спасибо, что ты об этом сказала. Значит, смотрите, я сделал это уже 2 раза. Я смотрю на свой город – он опустел. Вот эти маленькие кафе, замечательные рестораны, кофейни, маленькие галереи, киоски, магазины цветов, бутики – их не стало в раз, вообще в один день их не стало. А это маленький бизнес, в котором люди участвовали своими семьями, друзьями. То есть создавали вообще с полного нуля. Некоторые уже по 20 с лишним лет существовали. Это то, что делает город теплым, уютным и таким приятным для проживания. Лицо города. И вдруг этого разом не стало.И люди стали искать возможности хоть как-то достучаться для клиентов – сбрасывать цены в несколько раз, организовывать доставку. Ну все что угодно придумывают, только чтобы бизнес хоть как-то удержался. И я написал: «Давайте поможем своим», и стал все предложения от бизнеса у себя в Фейсбуке делать, в Инстаграме и давать все контакты, сайты, аккаунты. И неожиданно мне очень сильно помог Алексей Навальный, качнул у себя, Рустем Адагамов качнул у себя. В других городах стали так делать. И у нас пошел шквал звонков от такого маленького бизнеса.
Люди говорят: «Огромное спасибо». То есть появились предложения, появились звонки. И мы сегодня сделали это еще один раз. И оно работает. И я сейчас буду через день, через два вот такие вещи ставить. Просто надо помогать своим. Покупать у своих, помогать своим, у кого есть еще деньги. Потому что после этого кризиса 90% малого бизнеса могут не встать на ноги. Всё, разорились уже.
И знаешь, у меня еще одна вещь появилась. Федеральная власть – ее малый бизнес не интересует. Это люди, которые выпадают полностью из-под юрисдикции федеральной власти. Они не бюджетники, на них не надавишь, им ничего не перекроешь. Они самостоятельные. У них свое видение мира. Ира, понимаешь? Вот бюджетники власть интересуют, а малый бизнес власть не интересует. Поэтому обязательно надо дать ему сохраниться и хоть как-то помочь.
Ну я вот таким способом. У меня по совокупности больше миллиона подписчиков. И оно все равно работает хотя бы в масштабах города. Ну, в каждом городе кто-то есть, кто может своих поддержать. Это очень важно сейчас сделать.
И. Воробьева
―
Согласна, действительно важная история. Мы все-таки сейчас давайте перенаберём, Жень, тебе еще раз и попробуем связь чуть получше сделать, потому что все-таки она периодически пропадает, и это очень обидно, потому что важные вещи говоришь. Мы сейчас пока переустанавливаем связь с Евгением Ройзманом, обращаю ваше внимание, что вы можете прям зайти к Евгению Ройзману в Фейсбук и посмотреть вот этот пост про кафе, рестораны, книжные, маленькие производства, пекарни, цветочные киоски, галереи, магазины.На самом деле, это все, конечно, актуально не только для Екатеринбурга, это в том числе и для Москвы актуально, потому что не каждое, например, кафе и не каждая какая-то маленькая кофейня может себе позволить быть внутри Яндекс.Еды или еще чего-то. Им всем нужна помощь. И это такая очень интересная, как мне кажется, история.
Е. Ройзман
―
Ирина, слышно меня?
И. Воробьева
―
Да. Снова на связи Евгений Ройзман. Расскажи, пожалуйста, вот про эту историю с бизнесом еще немножечко. Как это работает? То есть если у людей свой бизнес маленький, они обращаются к тебе и просят просто прорекламировать, что они есть, они готовы на доставку и так далее?
Е. Ройзман
―
Звука нет.
И. Воробьева
―
Женя, я тебя хорошо слышу.
Е. Ройзман
―
Ирин, подожди. Я, просто, пытаюсь сейчас настроиться. Значит, смотри, самое главное что. В соцсетях – в Фейсбуке, в Инстаграме – я пишу об этом, что вот такие вот проблемы, и даю аккаунты всех представителей малого бизнеса. У кого-то цветочный магазин – у них какие-то свои НРЗБ в цветочном магазине. У кого-то – какая-то галерея, у кого-то – ресторан с доставкой.
И. Воробьева
―
Сейчас мы звук настроим. Сейчас Евгений настроит звук. Не могу сказать, что связь, кстати, стала сильно лучше, но мы попробуем сейчас на этой связи посидеть, потом, может быть, либо перенаберем, либо в телефон уйдем. Ну, сейчас примем решение. Давайте пока попробуем.
Е. Ройзман
―
Вот так слышно?
И. Воробьева
―
Еще поговори, пожалуйста.
Е. Ройзман
―
Вот так слышно меня или нет?
И. Воробьева
―
Да, слышно. Вопрос не в звуке, а в том, что немножко связь все-таки прерывается. Но мы давай попробуем.
Е. Ройзман
―
Ну вот я тебя слышу хорошо.
И. Воробьева
―
Это хорошо.
Е. Ройзман
―
Я еще петличку повесил.
И. Воробьева
―
Да, стало лучше слышно. Но вопрос в том, что иногда прерывается связь. Давай продолжим пока. Ты прервался, когда рассказывал про представителей бизнеса.
Е. Ройзман
―
Да. Смотри, то есть я ставлю текст в Фейсбуке со ссылкой на аккаунты всех этих небольших бизнесов. Причем бизнесы самые разные. Вот есть парень – он крупный специалист по велосипедам. Он готов настроить всем велосипеды, подготовить, привезти, увезти и так далее. Очень интересная компания – «СпортДоставка». Они говорят: «Пока вы сидите на карантине, можете оборудовать домашние спортзалы». Они говорят, у них заказ гантелей увеличился в разы. А они ставят еще и дорожки, велостанки, что тоже востребовано.
И. Воробьева
―
Нет, у нас опять зависла связь. Женя, совсем тебя не слышно. Совсем тебя перестали слышать и перестали видеть, к сожалению. Еще вот 5 минут у нас до перерыва. Мы на это время пока позвоним по телефону Евгению Ройзману. Потом, может быть, во время перерыва еще раз попробуем через интернет. Но не сразу.Напомню, что у нас программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. К сожалению, не так хорошо все со связью, как нам бы хотелось, поэтому Женя прерывается. Но мы сейчас попробуем перенабрать по телефону, чтобы вы могли слушать хороший звук без прерывания такого, как у нас было. И попробуем, может быть, в течение перерыва связь наладить.
Вы можете смотреть нас в Ютубе на канале «Эхо Москвы» и там же в чате задавать вопросы. Чтобы было удобнее, вы можете, например, мой ник использовать, для того чтобы я увидела этот вопрос. Оксана из Курска, пожалуйста, перестаньте свой вопрос задавать в 10-й раз. Я увидела еще в первый раз. Просто, мне кажется, что это не совсем к Евгению вопрос, но я его обязательно задам. Так, что у нас с телефоном? Жень, мы звоним тебе в телефон. Ты понял? Интересно, меня кто-нибудь слышит здесь и по телефону?
Е. Ройзман
―
Я телефон держу в руках.
И. Воробьева
―
А Женю еще по Скайпу слышу, пока звоним мы в телефон. Ничего-ничего, так бывает. Сейчас тут кто-то пишет: «Как же так?». Ничего страшного. У нас бывает и такое. Просто, вы должны понять, что в эпоху самоизоляции у нас довольно часто будут истории, когда не самый лучший интернет, потому что все-таки большая часть людей самоизолированы и сидят дома и поэтому этот интернет будет разный.И ничего страшного. Мы будем как-то выходить из положения, скажем так. У нас нет никакого выбора. Нам приходится это делать. Я не слышу звукорежиссера, к сожалению, в наушниках. У меня вообще нет связи ни с кем. Я сижу в студии и вижу только Евгения Ройзмана в изображении, не слышу никаких звуков. Я слышу, что мы звоним. Мы уже дозвонились.
Е. Ройзман
―
Да, я на телефоне.
И. Воробьева
―
Отлично! Женя, давай продолжать. Еще 3 минутки до перерыва у нас есть.
Е. Ройзман
―
Ну что, работаем?
И. Воробьева
―
Да, работаем.
Е. Ройзман
―
Ну и вот смотри, самое главное. Я ставлю большой текст в Фейсбук, ставлю в Инстаграм, во Вконтакте, везде и говорю: «Вот такие предложения от бизнеса, вот такие скидки». И прямо расписываю. И люди могут к ним самостоятельно зайти. И одновременно говорю, что все, у кого проблемы, кому есть что-то предложить потребителям, скидывайте мне, формулируйте предложения. И через день ставлю снова текст. И я буду ставить тексты вот так через несколько дней. Как-то буду поддерживать на этот период. И самое главное, что люди отзваниваются и говорят «спасибо». Оно работает хоть как-то. И у меня есть возможность помочь. И я очень доволен.
И. Воробьева
―
Согласись, что история с повышенным спросом на гантели и разный спортивный инвентарь – это хорошая история.
Е. Ройзман
―
Слушай, ну конечно хорошая история. То есть люди все-таки готовятся как-то надолго, всерьез и по-настоящему и не хотят сдаваться.
И. Воробьева
―
Да, это гораздо лучше, чем повышенный спрос на алкоголь, хотя есть подозрения, что он тоже будет.
Е. Ройзман
―
Ну, слушай, он будет. Но пока не смертельно. Там увеличилось пока на 30%. Это не смертельно, это не высоко. Но, на мой взгляд, конечно, нельзя полностью закрывать торговлю. Но имеет смысл ограничить время продажи, ограничить место продажи и в некоторых регионах как-то пригасить немножко тяжелый алкоголь. Ничего страшного не произойдет, если вино и пиво будет, немножко сложнее будет с тяжелым алкоголем. И обязательно ограничение времени продажи.
И. Воробьева
―
Ну вот минутка до перерыва. Как ты думаешь, вообще в целом мы способны выдержать карантин? Я имею в виду не экономически, а скорее психологически? Или самоизоляцию.
Е. Ройзман
―
Послушай, ну конечно. Вон Навальный сидел под домашним арестом год. Ему нельзя еще было выходить гулять и выходить в интернет. Ну как-то выдержал же год. Но, говорит, месяц на четвертый накрывает, посложнее становится. Здесь, я думаю, гораздо проще ситуация. Тем более можно гулять, ходить в магазин. Но для этого правительство должно карантин назвать карантином и взять на себя какую-то ответственность. Ну, так вижу.
И. Воробьева
―
Мы сейчас прервемся буквально на несколько минут. У нас половина передачи так как-то пролетела уже. Но мы продолжим после новостей и короткой рекламы. Я напомню, что это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Никуда не уходите. Сейчас будут новости, а потом мы продолжим.НОВОСТИ / РЕКЛАМА
И. Воробьева: 21
―
34 в Москве, 23:34 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Мы пока работаем на связи по телефону, потому что с интернетом у нас проблемы. Есть подозрения, что в Екатеринбурге просто все смотрят программу «Личный прием», пользуются интернетом, и поэтому у Евгения Ройзмана плохой интернет. Женя с нами по телефону. Женя, еще раз привет.
Е. Ройзман
―
Привет, привет. Но мне кажется, это у вас проблема.
И. Воробьева
―
Ну, не знаю. У нас все было нормально в предыдущей программе. Поэтому подозреваю, что все-таки проблема с твоим интернетом. Но окей, давай не будем разбираться, на чьей стороне проблема. Проблемы с интернетом сейчас везде, потому что все сидят дома и все бешено качают фильмы, смотрят что-то, и поэтому, конечно, скорость интернета падает.
Е. Ройзман
―
Слушай, я надеюсь, что, на самом деле, смотрят образовательные программы и учат языки.
И. Воробьева
―
Чем занимается Евгений Ройзман на самоизоляции?
Е. Ройзман
―
Слушай, у меня очень много занятий, Ирин. И у меня, допустим, в пятницу прошел один прием – мне на всю неделю дел с этого приема потом. Плюс, ты видишь сама, я пытаюсь поддержать всех местных предпринимателей, тоже со всеми на контакте. Плюс мне надо готовить свои лекции. То есть у меня расширяется эпоха. То есть я начал сейчас время Ивана Грозного и позднее там до Александра III, то есть в эту сторону. У меня много всего интересного происходит.
И. Воробьева
―
И тут спрашивает, видимо, Юрий, не знаю (Юрократ у него ник в чате): «В Екатеринбурге отменяется ряд маршрутов транспорта, которые обслуживают частные транспортники. Не получится ли, что из-за эпидемии не муниципальный транспорт будет сведен к нулю?».
Е. Ройзман
―
Слушай, на самом деле, есть такая опасность. Но многих уже предупредили, что на период эпидемии если общественный транспорт остается, нельзя увеличивать промежуток между автобусами, нельзя время работы снижать, потому что сразу же это влияет на плотность. Плотность всегда ведет к эпидемии. Поэтому я думаю, что этого делать не надо. Но очень сильно упала деловая активность. И поэтому, ты же видишь, транспорта это коснулось тоже. Видно нормально, слышно?
И. Воробьева
―
Я тебя слышу пока по телефону. Как мы делаем? Мы перестаем разговаривать по телефону и начинаем по Скайпу? Видимо, да. Давай попробуем. Сейчас мне махнет кто-нибудь рукой, что у нас Скайп заработал. Друзья мои, скажите мне что-нибудь. Махните мне кто-нибудь чем-нибудь, что у нас заработал Скайп. Видимо, никто мне ничем не махнет. Жень, давай попробуем через Скайп. Только сначала тебе придется трубку положить телефона и попробовать со мной через Скайп.
Е. Ройзман
―
Слушай, ну вот так слышно?
И. Воробьева
―
Слышно, но не очень хорошо. Давай еще раз скажи что-нибудь.
Е. Ройзман
―
Ну вот так слышно меня?
И. Воробьева
―
Да, слышно. Давай попробуем. Телефон ты положил, да?
Е. Ройзман
―
(гудки).
И. Воробьева
―
Вот. Вот теперь не слышно. Выведите, пожалуйста, мне другой звук.
Е. Ройзман
―
А вот так слышно?
И. Воробьева
―
Да, отлично слышно. Давайте попробуем еще раз по Скайпу. Если вдруг не получится, мы, к сожалению, опять уйдем на телефон. Давай тогда про прием. Опять проходил по телефону, я правильно понимаю?
Е. Ройзман
―
Да, проходил прием по телефону. И звонки стали совершенно другими и тенденция совершенно иная. Но сначала расскажу одну хорошую историю, приятную сердцу такую. Приехал парень из Владивостока. Это было несколько месяцев назад. Приехал парень из Владивостока и абсолютно изможденный. Я говорю: «Ты откуда?». Он говорит: «Из Владивостока». Я говорю: «Ты что, специально сюда летел?». Он говорит: «Да». Я говорю: «Что у тебя случилось?».А у него, оказывается, ситуация. Он воспитывался с отцом, матери у него не было, а отец умер у него на руках фактически. И парень толковый, серьезный парень. Просто перестал есть. Ну вообще напрочь перестал есть. И уже в такой степени истощения прилетел ко мне. Он говорит: «Я не знаю, что делать. У меня не принимает ничто. Я не могу есть». И по моему пониманию такому простому, какая-то психосоматика. Но я же не врач. Ну вот по ощущениям. И мы начали договариваться с разными больницами. Ну представляешь, человек прилетел из Владивостока, надо решать здесь и сейчас.
А в это время, пока мы договаривались с ним, куда его отвезти, кто из врачей возьмется посмотреть, кто займется, ко мне пришла девчонка. Это невероятная история. Девчонка, которую отец-священник выпорол и отдал в монастырь. И она в монастыре с 14 лет жила до 28. 14 лет жила в монастыре.
И. Воробьева
―
Да, я помню эту историю.
Е. Ройзман
―
И красивая молодая девчонка. В конце концов она уже там стала умирать, и они ее отпустили из монастыря. И она пришла. И она не может социализироваться, потому что она всю свою сознательную жизнь фактически провела в монастыре. Ну и разговаривали, искали, чем помочь, искали варианты. А он в это время сидел слушал. И он понял, что существуют в мире еще проблемы, кроме его проблем.В это время мы договорились с больницей, что его возьмут посмотрят. И он говорит: «Можно я оставлю ей денег? Вы не говорите. Давайте я оставлю денег просто ей на какое-то прожитьё. Там месяц она продержится, а дальше что-нибудь вы там все равно придумаете. Я же вижу, как вы работаете». И он оставил деньги.
И мы эти деньги ей передали, это ей дало возможность какое-то время прожить, там с работой помочь и так далее. А он уехал в больницу, где мы договорились. И его в больнице сумели оставить. И его поставил на ноги, он улетел во Владик. Сейчас на карантине. Совершенно нормальный, работает, позитивный парень. Вот просто помогло, что вот так прилетел. Но мало того, находясь в таком состоянии, еще умудрился всерьез кому-то помочь. Так что вот такая вот была история.
И. Воробьева
―
Знаешь, если честно, была бы круче история, если бы они познакомились.
Е. Ройзман
―
Слушай, я посмотрел на эту девушку. Она сейчас придет в себя, она обязательно с кем-нибудь познакомится.
И. Воробьева
―
Нет, ну я имела в виду, что именно с ним было бы круто, конечно.
Е. Ройзман
―
Нет, это вообще было бы замечательно.
И. Воробьева
―
Хорошо.
Е. Ройзман
―
Но он человек, который помогает. Он об этом не думает.
И. Воробьева
―
Нет, я-то не в том смысле, что он для этого это сделал, а просто, мне кажется, была бы красивая история. Хорошо, давай тогда вернемся к приему. С чем приходят люди? Ну, приходят, естественно, виртуально.
Е. Ройзман
―
Нет, сейчас поток звонков. Слушай, сегодня разговаривал с парнем. Очень толковый парень. В городе его знают. Одна из первых вендинговых компаний. Это когда ставят аппараты, которые набиты разными вкусными штучками – водой, колой, шоколадом. И они у него стоят во всех учебных заведениях, в университете и так далее. Куча аппаратов. Штат – 250 человек. По многим городам они работают. Этого бизнеса не стало в один день.Ну просто в один день объявили режим самоизоляции и всё закрыли. Бизнеса не стало. 250 человек на улице. Что делать – непонятно. Ну вот сейчас тоже будут налаживать доставку. И все понимают, что сейчас доставка – это №1. Плюс еще все научатся этим пользоваться. И готовится сейчас тоже.
Но вместе с этим позвонил парень еще один и говорит: «У меня ситуация. Я работаю поваром в аэропорту в кафе. И у нас разом закрыли всё. И мне работодатель остался должен 36 тысяч рублей. Заплатить он не может ни копейки, потому что денег нету. А я живу на съемной квартире с женой и ребенком 5 лет. У нас есть нечего и аренда – 23 тысячи. А есть нечего и зарплаты ждать нечего». Это вот тот самый случай, когда объявили выходные за счет работодателя. Ну понятно, что мы с ним на контакте. Там если уж совсем край, ну не дадим с голоду умереть. Но эта ситуация частая.
Ирин, и самая сложная ситуация, на мой взгляд, сложилась у матерей-одиночек. Я еще когда был мэром города, нам удалось решить проблему с детскими садами. То есть у нас от 3 до 7 лет дети были обеспечены все. И я столкнулся с такой вещью, что для женщины, если она одна с ребенком, для нее возможность устроить ребенка в детский сад – это вопрос физического выживания. Как правило, женщины работы не боятся. Более активны, более деятельны. Но им чтобы работать, им надо ребенка отдать в детский сад.
И вот разом закрываются все детские сады. Матерей-одиночек у нас много. Представляешь, попали женщины в ситуацию. Особенно большой город, когда близких нет поблизости никого. То есть ситуация такая. Это вопрос выживания. И вот они начинают звонить и говорят: «Послушайте, а нам что-то полагается?». И представляешь, я точно знаю, что им ничего не полагается, что ни от какого работодателя ничего не добьются, потому что работодатели точно так же вместе с ними уходят под воду.
И эта ситуация становится частой. Но я думаю, что у нас для того, чтобы просто люди выжили, чтобы что-то вообще дышало, я думаю, что у нас начнут открывать детские сады потихонечку, и думаю, что не только у нас. А чтобы детские сады не открывать, но люди выжили, вот здесь правительство должно это назвать карантином и сказать: «Всё, мы дадим вам возможность выжить, никто не пропадет, у всех будут продуктовые наборы, у всех будут какие-то деньги, возможность выживать. Потерпите. Мы справимся». Но это должен говорить человек в глаза народу, человек, которому будут верить.
Я еще раз хочу повторить вот эту знаменитую фразу Камю из его романа «Чума»: «Есть единственное средство справиться с эпидемией чумы – это честность». Понимаешь, здесь ровно тот самый случай.
И. Воробьева
―
Ну нельзя же сказать, что сильно нечестно. Я сейчас не про подмену слов говорю. Всё же говорят, что вот у нас такая ситуация, у нас есть коронавирус, у нас есть заразившиеся, есть погибшие, вот вам нужно это, это и это делать. Дело же не в честности, а в том, что думают про другое немножечко. Разве нет?
Е. Ройзман
―
Ирина, немножко не то. Здесь пропаганда долго время работала, показывала всякие ужасы и говорила: «Это ужасы у них, это не у нас. У нас благополучно, у нас хорошо». И когда у нас хорошо, все замечательно и под контролем, на этом фоне карантин ввести сложно. Это раз.Второе. Если ты вводишь карантин, то ты должен брать на себя ответственность. А здесь ответственность никто не взял. Сказали: «Дома посидите. Нормально». И на вопрос: «А есть-то что? Выживать как?», никто не отвечает. Мало того, я тебе специально привел пример с бюджетом Свердловской области. Кто не слышал, допустим, если Свердловская область даст по 50 тысяч тем, кто сидит на карантине единовременно, это будет ровно бюджет Свердловской области за год.
Поэтому ни одна область, ни один субъект Федерации на такое пойти не сможет. Это вопрос именно страны в целом, понимаешь. А страна в целом сбросила ответственность на губернаторов. Им физически не потянуть, даже если среди них будут толковые, которые будут вгружаться. Им физически не вытянуть эту ситуацию.
И. Воробьева
―
Какие еще скрываются последствия коронавируса, а точнее, решений власти из-за коронавируса? Вот мы знаем про матерей-одиночек. Мы, естественно, сразу понимали про бизнес. Что еще? С чем еще приходят люди? Ну, приходят виртуально, повторюсь, звонят.
Е. Ройзман
―
Основное, Ирина, №1, 90% обращений – не на что жить. Просто не на что жить. И вопрос: а делать-то что? Ну скажите, что делать. Людям звонить некуда. Горячая линия мэрии у нас открывается завтра. Туда можно будет позвонить. Там достаточно серьезный был всегда отдел по работе с обращениями граждан. Будут что-то людям подсказывать. Но они будут людей утешать. Они им не будут говорить, что придете туда-то, туда-то, получите паек на месяц и так далее.
И. Воробьева
―
Тем более что и ходить-то нельзя, вообще-то, так по уму. Если уж объявили режим самоизоляции, и ходить никуда нельзя, по большому счету.
Е. Ройзман
―
Ирина, режим самоизоляции – это понятие не юридическое.
И. Воробьева
―
Не юридическое, да.
Е. Ройзман
―
И вот в этом тоже подвох, понимаешь.
И. Воробьева
―
А у вас такой же режим, как у нас в Москве? То есть просто под копирку сделали вот это вот 65+ нельзя выходить?
Е. Ройзман
―
У нас абсолютно скопировали собянинскую схему. Но у нас нет такой жесткости. У нас пока никто не ходит, не штрафует. Но я думаю, что это очень хорошо, потому что это разом вызовет раздражение. И не хотелось бы сейчас. Вот сейчас хотелось бы, чтобы страна, жители, граждане страны вели себя сознательно. Но для этого власть должна быть в режиме онлайн с народом. Врать вообще нельзя. Можно только честно говорить, что происходит, почему предпринимаются именно такие меры, как обстоят дела, какие у нас прогнозы, и что власть берет на себя, чтобы люди были спокойны.
И. Воробьева
―
Ну, конечно, хотелось бы вот от этих всех оперативных штабов не сводки по Москве, потому что все смотрят на Москву, в результате, и думают, что всё, как в Москве так оно и будет. Хотя в Москве, конечно, тоже не сладко. Но то, что происходит в регионах – это, конечно, чудовищно. И мы, на самом деле, только в самом начале пути, если я правильно понимаю. Я имею в виду катастрофу такую человеческую.
Е. Ройзман
―
На самом деле, действительно, надо понимать, что у нас еще ничего не начиналось. И для того, чтобы оно не началось, нужен карантин, а не режим самоизоляции. Но еще раз, если это карантин, страна берет на себя ряд обязательств. Но обязательства брать не хотят на себя и пытаются вот так вот чтобы люди выжили сами. Мы проходили это в своей истории. Но это не тот случай. Будет очень тяжело сейчас.
И. Воробьева
―
А что вы отвечаете людям, которые звонят и говорят, что у них нет денег, жить им не на что и есть им нечего? Вот что можно ответить таким людям, когда они обращаются?
Е. Ройзман
―
Ирин, мне очень сложно. Вот у нас есть Фонд. Фонду вот эти вещи не потянуть. Губернаторам на местах эти вещи не потянуть. Вот это тот самый случай, что это надо требовать от федеральной власти. Вот ровно тот самый случай. Потому что настоящий ресурс государства – это не нефть, не газ, не алмазы. Настоящий ресурс государства – это люди. И на старте такие мощные экономисты, как Гуриев, отметили одну вещь, что те, кто будут пытаться спасти экономику, а не людей, не спасут ни людей, ни экономику.Единственный шанс спасти экономику – это начать спасать людей. И конечно мне импонируют действия властей США, которые уже 10% с лишним ВВП просто вбросили людям. Смотри, Великобритания – у них не лучшая сейчас ситуация. Они – 14% ВВП. Но всех обогнала сейчас Германия, которая больше 30% ВВП просто начали раздавать людям. А зачем еще эти деньги нужны? Я понимаю, для чего они им там нужны – для сохранения власти.
Но у России есть ресурс. И вот сейчас этот ресурс надо тратить на людей. Я вижу так. Но как только ты начинаешь тратить ресурс на людей, ты имеешь право от людей требовать. Морально право. Не засчет Росгвардии, полиции, Следственного комитета, а моральное право. Власть имеет право требовать от людей, если власть отдает людям всё. Ну так вот вижу.
И. Воробьева
―
Давай еще про прием. Помимо того, что у людей разваливаются бизнесы, нет денег и непонятно, как жить дальше, может быть, есть какие-то еще вещи, которые мы упускаем, потому с каждым днем скрывается все больше и больше вопросов и ситуаций, которые явно не предусмотрели? Например, мы сейчас обсуждаем, как быть на режиме самоизоляции, когда есть пожилые люди, за которыми нужен уход.Не просто продукты принести, а ухаживать, готовить еду, мыть, кормить и так далее, потому что сиделку такому человеку вызвать нельзя – это нарушение всех санитарных норм. И так далее. Приходить нельзя, потому что это пожилые в основном родственники. Как быть – непонятно. И вот постоянно какие-то белые пятна всплывают, о которых просто никто не подумал.
Е. Ройзман
―
Ирин, мало того, и в этой ситуации, в социально ситуации, и в ситуации бизнеса и производства невозможно… Допустим, одно производство оставили и сказали: «Вы будете работать», а всех их поставщиков закрыли. И они тоже не могут работать. Мало того, у нас сейчас кое-что приоткрыли, дали людям возможность поддерживать свой бизнес. Но у нас отменили электричку пригородную «Ласточку» и закрыли «БлаБлаКар», то есть непонятно, как людям добираться. И такого становится все больше. Начинается, скажем так, расколбас такой. И его будет больше. И поэтому вот здесь нужна внятная и честная федеральная власть, которая будет со своим народом.Потому что, на самом деле, люди же умеют читать разные аппаратные знаки. Допустим, сегодня все увидели, как вокруг Кремля начинают ставить надолбы, ежи и так далее. Собираются держать какую-то оборону. Может быть, они там что-то знают, чего мы не знаем – это первая мысль возникла. Ну представляешь, ставят стальные цилиндры диаметром в 30 см, которые выдерживают таран 7,5-тонной машины на скорости 50 км/ч. Грузовик остановят.
И. Воробьева
―
Это вокруг Кремля ставят?
Е. Ройзман
―
Вокруг Кремля сейчас, в данный момент идут эти работы. Ну понимаешь, это вот они как будто что-то знают, чего мы не знаем.
И. Воробьева
―
Слушай, как интересно.
Е. Ройзман
―
Это же тоже некие сигналы. Эти сигналы говорят о том, что власть чувствует себя очень неуверенно. Или сегодня выступает Мишустин и говорит: «Никакой федерализации. Все-таки у нас одна страна. Законы одни для всех». Но Иваново запретило прописывать москвичей и пускать москвичей в область Ивановскую. Чечня предпринимает свои меры, заграждается и ограждается. И только что президент говорит, что полномочия расширяем для губернаторов, действуйте.Тут же премьер-министр останавливает всех и не дает принимать меры, которые на месте кажутся разумными. Это тоже говорит о дисбалансе во власти. И это читают и видят все. Это тот момент, когда власть должна быть консолидированная, внятная, ясная, доброжелательная и честная. Мы этого не видим ничего.
И. Воробьева
―
Извини, я, просто, немножко отвлеклась. Честно говоря, поскольку я тоже на самоизоляции сижу и только в редакции езжу, про Кремль пропустила и вообще не видела этого нигде. Ну и, соответственно, около Кремля, конечно, я тоже не была, мне там нечего делать. Но это очень странно.
Е. Ройзман
―
Ну, сейчас узнаешь.
И. Воробьева
―
Это очень странно, честно говоря и звучит, и выглядит. Особенно когда тебе сообщают об этом из Екатеринбурга.
Е. Ройзман
―
Ну, ну хочешь – я тебе картинок сброшу. Их полно.
И. Воробьева
―
Да нет, я сама найду. Просто, ну правда, как-то совершенно пропустила. И это такая не очень хорошая, конечно, история.
Е. Ройзман
―
Конечно. Особенно в это время. Потом, смотри, большая неразбериха. Очень большое недовольство людей вызывает ситуация, что бросили своих, что люди не могут вернуться. Причем они должны были уже начать возвращаться. Допустим, у нас была готова вообще инфраструктура для их приема, регламент весь расписан, но взяли и отложили. И говорят, что сейчас возобновят рейсы, своих привезут. Но вот здесь, я считаю, все вот эти истории с отправкой 14 самолетов в Италию, с отправкой в Сербию гуманитарной помощи, специалистов и так далее, с Америкой вообще некрасивая история…Вот как пиар-акция просто бросить всё на вызволение своих соотечественников. И вот это вот вдохновляет всех и понимают. Появляется ощущение общности. Все понимают, что страна своих не бросает. Это очень сильно мотивирует, понимаешь. И мы вдруг видим обратное. Это нехорошо. Понимаешь, да, о чем я говорю?
И. Воробьева
―
Да. Ну вот уже сказали, что, по-моему, с сегодняшнего дня возобновляют вот этот возврат наших сограждан из-за рубежа. Тут же еще вопрос в том, что если бы не задрали цены на билеты так сильно в вот эти последние дни, когда еще было воздушное пространство открыто, и если бы авиакомпании летали бы просто по обычным ценам, кучи народу бы самостоятельно вполне себе прилетели. Вопрос только в том, куда их девать. Например, в Москве огромное количество людей сразу бы прилетело из других стран.
Е. Ройзман
―
Ну вот смотри, в масштабах страны 30 тысяч человек на 140-миллионную страну это не так много. Но надо понимать, что это наши соотечественники. Ну и просто для страны, для общности страны это первое, что необходимо сделать, на мой взгляд.Слушай, еще столкнулся с чем. Куча пожилых женщин позвонили. Именно, как правило, женщины. Говорят: «А вот смотрите, а у нас тут торговый центр. Его весь закрыли, а торгует только отдел, которые торгует бытовой техникой. А знаете, почему они торгуют? Потому что они там начали продавать стиральный порошок и зубную пасту». Я говорю: «Слушайте, если они продают стиральные машины, то, наверное, все равно надо стиральный порошок продавать». Они говорят: «Да. Ну вот товары первой необходимости. И засчет зубной пасты они не закрывают отделы».
Я говорю: «Ну послушайте, они не закрывают отделы. Там народу много не бывает. У них там человек 15 работают. Они хоть какие-то деньги зарабатывают». Они говорят: «Нет-нет, надо закрыть». При этом эти же самые люди не говорят, что надо полностью закрыть общественный транспорт, еще что-то. Говорят: «У нас дети на площадке играют. Договоритесь с полицией, чтобы убрали, чтобы ничего не было». То есть вот это люди по-разному воспринимают, по-разному понимают. И вот эта вот закалка советская иногда срабатывает и не всегда приятно это слышать.
И. Воробьева
―
А как ты это воспринимаешь – как сознательность или как доносы?
Е. Ройзман
―
Ирина…
И. Воробьева
―
Давай. Давай, Женя.
Е. Ройзман
―
Я воспринимаю в этой ситуации это как доносы. Люди из последних сил стоят на ногах. И те, кто никогда в этой шкуре не бывал. Есть вещи, которые происходят на наших глазах, которые гораздо более серьезно подрывают режим самоизоляции – как я уже говорил, вот эта ситуация в Краснодаре с дальнобойщиками, с пропусками разными. Это гораздо хуже, понимаешь.
И. Воробьева
―
Полторы минуты у нас есть еще. У нас сегодня в конце нет рекламного блока, поэтому у нас чуть больше времени. Полторы минуты. Надо в конце рассказать что-нибудь хорошее, иначе просто совершенно невыносимо жить, если честно.
Е. Ройзман
―
Ирина, на самом деле, я хочу тебе сказать, что люди в большинстве своем совершенно нормальные, пытаются сопротивляться, пытаются выживать, помогают друг другу, придумывают разные способы, разные общественные проекты, которые направлены на то, чтобы где-то – накормить врачей, где-то – помочь друг другу, где-то – сшить маски и развести. У нас крупный бизнес себя очень достойно ведет, они смотрят все, что можно закупить, затащить в область и так далее. Поэтому я абсолютно уверен, что большинство людей, большинство граждан России – это совершенно нормальные и адекватные люди.И проблема в том, что власть по своим человеческим качествам мало соответствует тому народу, с которым она имеет дело. И зачастую демонстрирует некоторое пренебрежительное отношение. Этого делать нельзя. Это скажется. Это дестабилизирует ситуацию в стране и меняет отношение к власти, падает авторитет власти. И за последний мы это видели уже не раз. Поэтому мои рекомендации, конечно, что власть должна быть с народом, власть должна четко объяснять, что происходит, что необходимо делать, почему предпринимаются те или иные действия и объяснять, обозначать, что власть готова брать на себя. Это первое. Второе.
И. Воробьева
―
Всё.
Е. Ройзман
―
Ирина, подожди, я договорю. Что касается нас, наша задача – как-то достойно пережить это время. Где-то я полностью согласен с королевой Великобритании – не забывать, что у нас есть еще и чувство юмора, кроме всего прочего. Помогать близким и оставаться людьми. И я надеюсь, что в конце концов все будет хорошо.
И. Воробьева
―
Это была программа «Личный прием».