Личный приём - 2020-03-30
И. Воробьева
―
21 час и 7 минут в столице. Всем здравствуйте! Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Как всегда, эта программа идет из двух городов. В студии «Эха Москвы» – я, Ирина Воробьева. Ну а в Екатеринбурге, пока не знаю, где, но судя по картине, где-то в районе Фонда Ройзмана, находится Евгений Ройзман. Женя, добрый вечер!
Е. Ройзман
―
Всем привет! Слышно? Нормально?
И. Воробьева
―
Да, слышим. Сейчас чуть погромче сделаем – будет хорошо слышно. У нас идет трансляция – я так понимаю, что сейчас запустится или уже запускается – в Ютубе на канале «Эхо Москвы». И у нас все остальное тоже вроде работает. По крайней мере чат трансляции точно работает. Если вы хотите задать вопрос Евгению Ройзману, вы можете использовать мой ник (найдете в чате) – так я увижу вопрос лучше. Женя, расскажи, пожалуйста, что в Екатеринбурге с самоизоляцией, с карантином? Как у вас? Что происходит?
Е. Ройзман
―
Ну, у нас самоизоляция идет полным ходом. Слово «карантин» нигде не звучит. Причем я, на самом деле, не понимаю, почему юридически боятся слова «карантин». Потому что то, что происходит здесь, претензий особых нет, потому что реально имеет право вводить карантин Правительство Российской Федерации по представлению санитарного врача, по представлению медиков, имеют право вводить главы субъектов Федерации. И правительства субъектов имеют право вводить карантин. Это Федеральный закон №52 от 30 марта 1999 года. То есть это все прописано, расписано. На самом деле, это легитимно.Вот история с выходными очень нелепая, непродуманная, вредная и абсолютно нелегитимная, то есть там нет юридической составляющей. С чего вдруг кто-то распорядился, что люди должны закрыть бизнес и оплачивать неделю отдыха своим сотрудникам, когда, в общем-то, бизнес умирает откровенно? И это было нелепо. И вызвало, скажем так, коллапс. Все начали собираться, ездить на природу. Потому что карантин – это одно звучание, это всё, это сигнал тревоги. А выходные внеплановые – это, наоборот, расслабляющее (люди в Сочи полетели и так далее). Поэтому ход был абсолютно нелепый. А введение карантина – совершенно понятная мера.
Я только не понимаю, почему боятся это называть своими именами, называют самоизоляцией, обязательной самоизоляцией и так далее. Это все равно что… Помнишь эту историю – «хлопок газа», «отрицательный рост» и все такое.
И. Воробьева
―
Да, да, да.
Е. Ройзман
―
Это новояз такой.
И. Воробьева
―
Скажи, пожалуйста, можно ли в аптеках купить маски или санитайзеры?
Е.Ройзман: Я не понимаю, почему юридически боятся слова «карантин»
Е. Ройзман
―
Нет, масок в аптеках нет, дезинфицирующих средств нет. Но люди как-то находят. Ну мы вот сейчас попали в очень интересную ситуацию. Сотрудникам сетей торговых, кассирам – всем велено выйти на работу в масках и в перчатках. Они тут же сунулись – масок, перчаток нет. Ни говорят: «Дак пусть работодатель». Работодатель говорит: «Знаете что, не дай бог выйдете без перчаток, без масок – выгоняем сразу же, потому что это Роспотребнадзор сделал предписание, чтоб все были в масках и в перчатках». И когда опять же кассиры и продавцы говорят: «Дак подождите, обеспечьте», они говорят: «Нет, это ваше здоровье. И поэтому это ваше дело. Где возьмете, там возьмете».И смотри, мы сейчас с больницами со всеми ведем переговоры. Ну мы же знаем всех главврачей, всех медиков. Они в паблик ничего не говорят, но приватно делятся. Очень интересная ситуация. Большая часть больниц да, действительно обеспечены с запасом. В некоторых больницах не хватает антисептиков, дезинфекторов разных не хватает. Но проблема в другом – нигде не обеспечены посетители. И если врачи в масках, то огромное количество посетителей вообще без масок, без всякой дезинфекции. И некоторые врачи обратились тоже так приватно, говорят: «Если поможете для посетителей, будем очень признательны».
Поэтому мы сейчас на сайте Фонда объявили сбор. И знаешь, столкнулись с такой ситуацией. У нас «Аистенок» занимается пошивом масок, «Благое дело», «Город мастеров». Ну вот некоммерческие организации.
И. Воробьева
―
Это некоммерческие организации.
Е. Ройзман
―
Да. Шьют маски. И инвалидские организации сейчас подключаются. И мы будем выкупать маски у них по себестоимости и раздавать в больницы. Поэтому кому интересно, зайдите на сайт Фонда. Фонд Ройзмана в любом поисковике – зайдите, посмотрите, поучаствуйте с нами. И знаешь, Ирин, еще одну хорошую вещь скажу, приятную такую. Позвонили парни наши екатеринбуржцы, предприниматели серьезные, в свое время уехали в Москву. Они говорят: «Мы готовы закупить 200-300 тысяч тестов самых современных и отправить в Екатеринбург бесплатно. Мы вам доверяем, чтоб вы сами распределили среди людей, кому нужны и так далее. Мы готовы это сделать».И представляешь, мы не можем найти. Нигде нет тестов. Нигде невозможно найти. И вот это, конечно, минус. Люди, у которых есть возможность протестироваться, если они знают свой статус, понимают – всё, они из дома не вылезут уже, они никого не заразят. Понимаешь, это очень важно – возможность тестирования. Но я думаю, разработают в ближайшее время.
И. Воробьева
―
Ну, есть и другая точка зрения, что всем подряд не надо тестироваться, потому что, по идее, все и так должны соблюдать режим самоизоляции, а если начнут все тестироваться, то… Ну, например, приходит. У человека нет симптомов, а положительный результат. И он начинает в панике бежать в больницу, соответственно, по дороге заражая всех.
Е. Ройзман
―
Ирин, на самом деле, поскольку ты по сравнению со мной девушка молодая, ты не знаешь некоторых вещей. А я как человек, который родился и вырос в Советском Союзе, я тебе скажу. Вот как только услышал, началась полемика, что маски не нужны, да и они, в общем-то, ни от чего и не помогают, у меня как у опытного человека первая мысль – значит масок нет, если пошла такая тема. В Советском Союзе когда не было мяса, выступали все крупнейшие диетологи и говорили: «Да мясо вредно, надо рыбу есть». А когда вообще не было продуктов, говорили: «Это очень хорошо. Это разгрузочный день». Понимаешь, вот у нас у многих есть вот этот опыт. Поэтому нормально всё. Пусть будут тесты.
И. Воробьева
―
Пусть будут, я не против. Просто, есть, видишь, два таких подхода.
Е. Ройзман
―
Да. Еще раз два подхода про маски. Сместимся. Появилась тема, что маски, да они, в общем-то, ни к чему и они, в общем-то, и не помогают нисколько. Хорошо, а врачи-то что, дураки всю жизнь в масках, да? Поэтому пусть будут маски, пусть будут тесты, пусть будет очень простой и понятный подход. Лишним не будет.
И. Воробьева
―
Нет, я согласна, что лишним не будет. Здесь я не выступаю не как эксперт, конечно же, я никакой не вирусолог, не врач, но у меня есть чуть-чуть масок, вот прям совсем штучно, и я их ношу только когда захожу в подъезд, например, чтобы в лифте, в подъезде, или, например, я в магазине. То есть я по улице не хожу в маске. Правда, сейчас по улице особо никто не ходит в Москве, надо признать. Но тем не менее они нужны. И я их надеваю только для того, чтобы не представлять угрозу, в случае если я являюсь носителем.
Е. Ройзман
―
Ирин, ну это взрослый подход. Смотри, вот у нас есть с тобой позиции, где мы абсолютные единомышленники. И я должен это обязательно проговорить, а ты, если что, меня подкорректируй. Начался период, несмотря ни на какие карантины, ни на какие проблемы, начался традиционный период наших таких народных забав – это рыбалка на последнем льду и сжигание сухой травы у дома. Мы про это всё понимаем. Я хочу всех предупредить, чтобы все сказали. Про рыбалку говорить не буду – рыбаков предупреждать бесполезно, потому что они самые умные. И если люди знают всё, то рыбаки знают всё, всё, всё. Поэтому о них мы ничего не будем говорить.Что касается пожаров. Это огромная проблема, особенно сейчас на фоне пандемии коронавируса уже потому, что любые негативные факторы, влияющие на легкие, как загазованность, курение и многое-многое другое, повышает риск в разы. И если мы столкнемся с таким же смогом, который был в Москве в 10-м году, очень многие просто не выживут в этот раз.
И самое главное хочу сказать, о чем предупреждают все огнеборцы всегда. Абсолютное большинство пожаров – это не затушенные окурки. Я очень прошу, вот просто пользуясь возможностью федерального эфира, давайте относиться бережно к своей стране, к своим городам, к своим деревням.
И. Воробьева
―
Ну тут я же добавлю как добровольный пожарный. Просто, прям вот, что называется, добью. Не выбрасывайте окурки из окон автомобилей – это ведет к пожарам. Не поджигайте сухую траву, пожалуйста – это ведет к огромным совершенно пожарам. Видите пожар – звоните 112 из любого региона, вызывайте пожарных. Не думайте, что кто-то это уже сделал. Вот мы на прошлой неделе делали репортаж про пожары. Я увидела пожар, позвонила. Никто из местных жителей до меня не обратился, хотя я там была, что называется, проездом. И, конечно, следите за своими соседями.Объясняйте им тоже, что жечь траву нельзя. Ну просто есть надежда только на то, что мы сможем напугать только адекватных людей, и они смогут останавливать всех остальных. Я не знаю, как по-другому с этим бороться, к сожалению. Спасибо тебе большое, что про пожары сказал, потому что это действительно очень важно. Об этом все сейчас начали забывать.
У нас есть вещи, которые я должна обязательно сказать в эфире. Во-первых, оставайтесь дома, слушайте «Эхо». Но это такое самое важное. Если у вас есть вопросы – я сейчас, разумеется, обращаюсь к тем, кто живет в Москве или у кого родственники живут в Москве – у нас на сайте «Эхо Москвы» появился раздел, который называется «Вопросы к Правительству Москвы». Если у вас есть вопросы к Правительству Москвы о том, как трактовать указы мэра Москвы Сергея Собянина, задайте их через наш сайт. Редакция постарается получить ответы на эти вопросы. Это второе.
И третье, но не по важности, разумеется. У нас, Женя, на самом деле, с тобой и в других программах «Эха Москвы» есть много постоянных слушателей. Но некоторым мы передаем особые приветы. Вот, например, Михаил Сергеевич Горбачев слушает нас. И мне кажется, что стоит ему передать большой привет, пожелание здоровья и беречь себя как можно сильнее.
Е.Ройзман: Если врачи в масках, то огромное количество посетителей без масок, без дезинфекции
Е. Ройзман
―
Присоединяюсь.
И. Воробьева
―
Вот. На самом деле, я не знаю, больше мне не о чем, что называется, спрашивать…
Е. Ройзман
―
Подожди, Ирин.
И. Воробьева
―
Да, давай.
Е. Ройзман
―
На самом деле, нас слушает огромное количество достойных людей. И я хочу всем передать привет и пожелать доброго здоровья. Пусть все по-честному будет.
И. Воробьева
―
Да, давай. Конечно, все по-честному. Это вообще про нашу программу. Хорошо. Давайте так построим. Я бы хотела еще спросить немного про коронавирус у Евгения, потом – ваши вопросы и истории с приема, который, как я понимаю, Женя, сейчас проходит онлайн исключительно, и никто не приходит. Давай об этом тоже скажем пару слов.
Е. Ройзман
―
Приемы у нас идут и будут идти. И, на самом деле, телефоны у нас есть на сайте. В четверг мы дадим еще один анонс. Но что мне было особенно приятно в этот раз. Я вот сейчас рассказал про парней, которые предложили закупить 200-300 тысяч тестов, и чтобы мы здесь их раздали.К нам пришел мужик. Нас не было на приеме. Сидел один дежурный здесь. Мы онлайн. Пришел мужик, 80 лет. Он говорит: «Знаете что, у меня вот были накопления. Я их разделил на две части. Ну что, мне 80 лет, я как-то справлюсь, а молодым сейчас тяжело. А поскольку я вам доверяю, давайте я вам деньги передам, вы распределите, кому деньги нужнее». В общем, чтобы не обижать человека, сказали: «Давайте договоримся так. Всё когда закончится, вы придете, поговорим, покажем вам, посмотрите, сами кому захотите помочь».
Потом пришла еще одна женщина. А этот дядька был не продвинутый – у него деньги были в конвертике. Пришла женщина и говорит: «Я способна перевести на какие-то хорошие ваши дела. Мне не жалко. Вот я считаю, что мы свое отжили, - прямо так и говорит, - а вот молодым еще жить. Мы готовы помочь». И еще один дядька пришел. Представляешь, это за один прием. Я, конечно, очень тронут, мне очень это приятно. Ну, мы договорились, когда все закончится, мы посмотрим, кому и что мы можем помочь. В данном случае мы как-то все равно справимся.
А вот эта история с масками, с антисептиками – вот мы занимаемся. И знаешь, столкнулись еще с одной вещью. Мы же обзвонили всех, переговорили со всеми. Я хочу, сейчас чтобы это вслух прозвучало, чтобы кто из властей слушает, из власть предержащих, пусть тоже обратят внимание. Младший и средний медперсонал, на который ложится гигантская нагрузка, особенно в условиях эпидемий, они как правило, большая часть, не живут в больших городах, их нанимают из маленьких городов с окрестностей, чтобы платить меньшую зарплату. Понятно, да? Они идут на эту зарплату.
Но сейчас отменили «Блаблакар», у нас отменили электричку «Ласточку», появились проблемы, и этим людям стало гораздо труднее добираться на работу. Я считаю, что сейчас одно из первых таких постановлений должно быть, чтобы всем людям, кто задействован в здравоохранении, кто вынужден ездить, чтобы им как-то компенсировали и помогали. То есть это очень важный момент, потому что действительно это стало вдруг проблемой. Не ожидали.
И. Воробьева
―
Тут сразу вопрос про Екатеринбург. Наталья спрашивает. Неделю назад этот вопрос задавали, обещал узнать, про благотворительную столовую в Екатеринбурге. Как она работает, не работает?
Е. Ройзман
―
Все начали работать на вынос. Они не закрываются, но они начинают работать на вынос, как и все.
И. Воробьева
―
Просто, представить себе в другой ситуации благотворительную столовую, которая тоже работает на вынос, было бы, конечно, невозможно. Хорошо, что работает, потому что сейчас закрылись очень многие проекты такой помощи низкопороговой, когда люди приходят непосредственно за помощью. И, конечно, было бы хорошо, если бы придумали, как работать и не подвергать угрозе всех вокруг.Вопрос про Сергея Собянина хочу задать тебе как человеку, который живет в Екатеринбурге. Но тем не менее. Вот сейчас многие отмечают, что Собянина в условиях коронавируса становится таким политиком №1 и к нему все больше и больше доверия. Ты согласен с такими оценками?
Е. Ройзман
―
Смотри, на самом деле, Собянин делает то, что он должен делать. Он глава огромного города и он несет за него прямую ответственность. Я полагаю, что, возможно… Хотя я свою страну знаю, думаю, что это невозможно. Я хотел сказать, что он не обязан согласовывать такие вещи по закону, он несет ответственность и он должен принимать решение. Если это решение не принимает правительство, то глава субъекта вправе принимать решение об ограничительных мерах и по самоизоляции. Другое дело, что это называть карантином. Он делает правильно. Может быть, с некоторым запозданием.Но какие меры можно принимать для Москвы, он принимает. Другое дело, что огромное количество народу, особенно малый и средний бизнес оказались под ударом. И когда принимают такие жесткие меры, просто людям рушат и ломают бизнес. Нельзя злоупотреблять. И нужно одновременно с запретительными и ограничительными мерами говорить, какая поддержка последует.
В этом плане, конечно, ему проще. Он объявил, что для всех безработных около 20 тысяч будет пособие. Но вы поймите, что в стране ни один миллионник больше это сделать не сможет – ни у кого нет таких возможностей. И вот это вот расслоение, диссонанс – это не самая лучшая консолидирующая составляющая для страны. Понятно, да, говорю?
И. Воробьева
―
Да, понятно. Но здесь, конечно, уже после Собянина должен, очевидно, выйти Мишустин или Путин и сказать, что будет с регионами, потому что это большое количество вопросов вызывает, что будет дальше.
Е. Ройзман
―
Ирин, совершенно правильно. Между тем, есть очень серьезная опасность, что в силу обстоятельств усиливаются фискальные функции государства. Совершенно точно, что они будут усиливаться. Будут жестче взыскивать налоги, будут смотреть. И вот это заявление, что будет какое-то налоговое послабление, по телевизору было, а в налоговую об этом никто никому не сообщал.Надо понимать, что сейчас рушится бизнес огромного количества людей. Вот у нас, допустим, торговый центр «Алатырь». Гигантские площади, гигантское количество маленьких магазинов. Закрылось всё. Люди открывали магазины, брали кредиты, товар в кредит. Всё закрыто. И они должны о 5-го апреля выплатить аренду.
Но сам торговый центр «Алатырь» будет эту аренду требовать, потому что у них своя закредитованность, им тоже надо платить банкам. У банков своя ситуация. Многие находятся на грани краха. И поэтому это цепная реакция, где, в общем-то, и виноватых вроде бы нет. Но вот государство ровно для этого и нужно. И у России как у государства ресурсов должно хватить минимизировать потери для своих людей.
Еще хочу обратить внимание, за последние дни в разы увеличилось количество обращений в микрокредитные организации. В разы увеличилось. То есть люди просто берут деньги. Одновременно с этим происходят некоторые досадные вещи, которые начали отмечать наблюдательные люди. Парень позвонил. Он говорит: «Я работаю в фирме. Мы работаем с москвичами. Мы занимаемся упаковкой. У них производство не остановлено. Сюда приходит, перегружаемся, упаковываемся.
И вдруг я обратил внимание, что никто не торопится рассчитываться. А я клиентов знаю, я знаю клиентов состоятельных. И я вижу, что все притормозили платежи и рассчитываться не торопятся». Ну, есть, может быть, где-то такое в менталитете. Но, на самом деле, такие вещи происходят от страха. Никто не знает, что будет. И в масштабах страны это огромные проблемы.
Я сижу сейчас здесь, у меня тут рядом соседнее помещение на Пушкина, 12. 25 лет существовал маленький бизнес, который кормил трех человек. Делали рамки, картинки продавали. Замечательная галерея была. Первая в городе. Так они арендовали помещение у здания профсоюзов. И профсоюзы им вчиняли какую-то гигантскую аренду – по 1200 рублей за квадратный метр. Коммерческая аренда была уже по 500 рублей. И они не уходили, потому что место прикормленное.
Они пытались разговаривать с профсоюзами. Профсоюзы говорят: «Нет». Понимаете, если бы они были частные собственники, они бы ценили. А они не частные собственники, им пофиг. В результате эти с Пушкина, 12 ушли на Пушкина, 4. В 5 раз аренду им снизили. В другую организацию ушли. Просто переехали, вот несколько шагов буквально.
Но у нас за последний прием было 5-7 обращений – мне не посчитать, просто не видно здесь – арендаторы. Арендаторы начали входить в конфликты с арендодателями, искать возможности, как можно избежать таких платежей, потому что платить никому не из чего. Те арендодатели, у которых здание в собственности, они смотрят, считают, смягчают, какие-то паузы могут держать. Некоторые вообще ни на что не идут. И растет количество конфликтов и будет расти количество банкротств, я так понимаю. То есть еще раз, это цепная реакция, к этому надо быть готовым. Ну вот ровно для этих ситуаций правительство и нужно.
Е.Ройзман: Если мы столкнемся со смогом, который был в Москве в 10-м, многие не выживут в этот раз
И. Воробьева
―
А что может сделать сейчас правительство? Давай, разу уж правительство для этого и нужно. Вот что оно может сделать сейчас, чтобы облегчить жизнь как-то?
Е. Ройзман
―
Я думаю, что надо обнулять налоги для малого и среднего бизнеса. Я думаю, что надо реально объявлять каникулы по ипотеке, по платежам по кредитам. И в этом случае, если правительство обнуляет для малого и среднего бизнеса, причем нужен нормальный срок (год-два, может быть, и больше), и правительство эти лакуны для банков должно закрыть, резерва хватит. Ну, навскидку вот это вот вижу. Там можно много мер прописать. И уже звучат. Кстати, на сайте «Эха Москвы» достаточно такие трезвые вещи можно посмотреть.
И. Воробьева
―
Ну да. Еще вопрос. Полторы минуты до перерыва. У нас очень активно здесь обсуждается история, что вот этот уже более жесткий режим самоизоляции в Москве ввели в том числе и потому, что в четверг или когда там в среду объявили, что будут каникулы вот эти вот, выходные, нерабочая неделя, в общем, и люди все побежали покупать билеты в Сочи, ехать на шашлык, тусоваться и вот это всё, ну и власть поняла, что так каши не сваришь и ввела более жесткие меры. Как ты относишься к такой логике? Такое может быть?
Е. Ройзман
―
Нет такой логики. Я считаю, что просто один человек запузырил, объявил праздник, все обрадовались, что праздник. А, на самом деле, нужно было называть вещи своими именами, выходить на прямой эфир, не опаздывать на него ни в коем случае, выходить в прямой эфир для общения со своим народом, глядеть в глаза и говорить так: «Люди, у нас сложилась очень сложная ситуация. У нас есть плюс, что у нас не такая плотность населения, что мы можем учитывать весь негативный и позитивный опыт. Мы постараемся справиться с этой ситуацией. Я буду с вами.Но для этого нам требуются вот такие, такие, такие меры. Все, что можно, мы поможем. Пакет разрабатывается сейчас. Я даю вам слово, что мы никого не бросим, никого не оставим. Но сейчас мы должны ограничить себя во всем. Вот я первый запираюсь там-то, там-то, нахожусь там-то, там-то, никуда не выхожу. И всех попрошу последовать своему примеру». Вот что нужно было сделать.
И. Воробьева
―
Здесь мы ставим запятую и делаем паузу.НОВОСТИ / РЕКЛАМА
И. Воробьева: 21
―
34 в Москве, 23:34 в Екатеринбурге. Я закашлялась просто потому, что напшикала тут этой штукой, которая дезинфектор. Она ужасно вонючая, спиртом пахнет. И я немножко закашлялась. Не подумайте плохого, что называется. Продолжается программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. В Москве – я, Ирина Воробьева, Екатеринбурге – Евгений Ройзман. Мы продолжаем говорить о текущей ситуации.Жень, один вопрос не про коронавирус внезапно. Вот в конце прошлой недели был опубликован опрос «Левада-Центра», как люди относятся к той самой поправке Терешковой относительно вечного правления Владимира Путина, - я так ее назову. И выяснилось, что примерно 50/50, там 47% и 48% было. И очень много вопросов было в связи с этим: почему «Левада», почему не ФОМ и ВЦИОМЮ, почему так поздно, почему не сразу? И, на самом деле, не удивили ли тебя цифры, которые мы в итоге получили – не 80/20, а 47 и 48?
Е. Ройзман
―
Смотри, на самом деле, последние события играют очень большую роль. И когда все это закончится, страна изменится и мировосприятие изменится. Уже мировосприятие вот это прежним не будет. Потому что слишком много информации, все смотрят, как кто себя ведет, на кого можно рассчитывать, на кого – нельзя. Здесь, на мой взгляд, произошел ряд ошибок, которые не прощает именно русский человек по менталитету своему.Я считаю, что президент должен два раза в день как минимум выходить в прямой эфир, прерываться любая трансляция, президент должен докладывать, что происходит в стране, рассказывать, какие меры принимаются, давать людям понять, что на него все могут рассчитывать, что пока он здесь, все будет хорошо. И я удивлен, что они этой ситуацией не воспользовались. На этой ситуации зарабатывается авторитет. Но вгружаться в нее надо полностью и быть максимально честным и откровенным. Мы этого не наблюдаем.
И сейчас любой человек, который проявляет активность в этой ситуации из власти, сразу становится очень сильно заметным. Это к тому, что ты меня спрашивала про Собянина. Понятно, что у Собянина есть ряд преимуществ. Он помоложе. Его работа видна. И я думаю, что могут возникнуть ревность и все, что отсюда следует. Ну, посмотрим, увидим. Страна уже прежней не будет совершенно точно.
И очень важный момент очень хочу сказать для всех. Когда вы видите или слышите, что говорят, что вот карантин сейчас не долго, пока неделю там до 5-го апреля, потом до 14-го. Эта история как минимум на 2 месяца. Раньше, чем через 2 месяца не снимется. Мало того, никаких послаблений на протяжении этого времени не будет. Будут последовательные ужесточения. Я думаю, что все города будут разделены не секторы, будет вводиться, как в Италии, как в Испании. И полиция, и Росгвардия будут смотреть за перемещениями, за передвижениями. Палкой, как в Индии и как в Чечне, я думаю, раздавать не будут. Но достаточно жесткий контроль будет.
То есть, скорее всего, карантин будет ограничен выходом из квартиры. И если ситуация будет развиваться так, как ее предполагают по сложному сценарию, то вплоть до того, что доставка продуктов будет до дверей и выпускать не будут. Карантин будет жестким. Поэтому к этому надо быть готовым. Наша задача – просто достойно пережить эту ситуацию, выйти из нее, остаться живыми, получить дополнительный опыт и потом налаживать снова быт в стране, налаживать экономику. К этому придет точно. И это придется делать.
И. Воробьева
―
Ну вот интересно, твой прогноз, когда мы выйдем из этой ситуации, ну рано или поздно мы все равно выйдем, я имею в виду как страна и все остальные страны тоже…
Е. Ройзман
―
Конечно выйдем.
И. Воробьева
―
…То нет ли у тебя ощущения, что все как-то начнут, я даже не знаю, чуть более патриотично относиться к своей стране? Я сейчас про всех абсолютно говорю. Потому что будет понятно, что только когда мы все вместе начнем что-то делать, тогда и сможем что-то восстановить.
Е.Ройзман: Собянин делает, что он должен. Он глава огромного города и он несет прямую ответственность
Е. Ройзман
―
Я думаю, что у многих людей появится совершенно иной опыт выживания, иное отношение к власти, иное отношение к происходящему, у очень многих спадут розовые очки, много людей останется без работы и без средств к существованию (это тоже надо понимать, потому что это происходит уже сейчас). И это будет какой-то новый совершенно этап в жизни страны. И не думаю, что сегодняшняя власть будет соответствовать наступившим реалиям. Судя по всему, нет.
И. Воробьева
―
Мы обсуждали ситуацию в Екатеринбурге в самом начале программы, но все равно очень много вопросов о том, что глава Свердловской области все-таки сегодня ввел режим полной самоизоляции, подписал указ о введении в Свердловской области дополнительных мер. Вот там все то же самое, что и везде.
Е. Ройзман
―
Да, это московская калька. Все по московской кальке действуют. Еще раз хочу сказать, что это мера легитимная. Главы субъектов имеют право принимать эти решения. Другое дело, что они все ждали, что сделает Москва, и потом начали. Хотя где-то, может быть, возможно было раньше начинать. Но во всех субъектах, везде разворачиваются госпитали, мобилизуются медики, ресурсы и так далее. Но, на мой взгляд, очень важно, чтобы сразу предусматривали проблемы, которые возникают у людей, и сразу говорили, как их предполагается решать, чтобы люди не чувствовали себя брошенными, чтобы люди не чувствовали, что государство сгрузило на них всю тяжесть принятия решений и вот этого налогового и финансового бремени тоже.А пока это чувствуют все. Разоряется огромное количество народу. Ну вот прямо сейчас вот мы разговариваем, и у людей ситуация все хуже и хуже. И надо понимать, что это Россия. И большинство населения запасов-то не имеет никаких. И поэтому здесь очень важно от региональной власти услышать, чем и как будут помогать и дать какие-то гарантии, чтобы люди не чувствовали себя брошенными. И самое главное – нельзя врать. С людьми нужно разговаривать доверительно, уважительно. И тогда власть в ответ может рассчитывать на то, что люди поддержат решения власти.
И. Воробьева
―
Ну вот сейчас ты веришь тем данным, которые идут из официальных источников относительно коронавируса?
Е. Ройзман
―
Смотри, на самом деле, если я даже буду уверен в абсолютной добросовестности и добропорядочности власти, при этом я точно буду понимать, что существует такая неразбериха, что никто до конца не знает уровень проблемы. Я свою страну слишком хорошо знаю. Но, на мой взгляд, во всяком случае в регионах власти не заинтересованы скрывать истинное положение вещей, потому что чем у тебя больше проблем, тем больше тебе будет финансирование, я так понимаю. Но я допускаю, что… Ну, тестов нет, понимаешь. О чем мы можем говорить? Ну нет тестов. Поэтому истинной проблемы мы сейчас не знаем. Ну, увидим всё, поймем.
И. Воробьева
―
Довольно такое странное сравнение, но тем не менее. Не так давно, вот буквально на днях была очередная годовщина трагедии в «Зимней вишне», в торговом центре, после которой тогда еще была какая-то массовая проверка торговых центров, и все следили за тем, чтобы вот эти выходы были открыты. Но это продлилось сколько – месяц, два, три, полгода, ладно. Сейчас все опять на это забили. Здесь такая же история. Вот сейчас мы все внимательно ко всему относимся.Но как только проблема более-менее затихнет, мы снова начнем точно так же ко всему относиться. Я сейчас говорю в основном про власти. И я говорю про медицину, разумеется, потому что тут тоже спрашивают, сможем ли мы как страна пересмотреть подход к медицине после всего этого.
Е. Ройзман
―
Смотри, вот сейчас прозвучали уже голоса. Вдруг все страны во всем мире поняли, что в этом мире главное – не футболисты, не певцы, не актеры, а главными вдруг оказались медики, гораздо главнее оказались медики. На самом деле, я думаю, что престиж профессии в данном случае, конечно же, поднимется. Я думаю, что отношение государства, если государство умеет быть благодарным, конечно, должно измениться.И вот эти вот открытия, как у спикера Государственной Думы, говорит: «Случайно мы обнаружили, что закрыты тысячи больниц». Нормально, да, «случайно обнаружили»? Поэтому я думаю, что государство свой подход пересмотрит. Во всяком случае, обязано пересмотреть, ну просто чтобы не ходить по граблям.
И. Воробьева
―
Женя, у нас есть еще какое-то время, четверть программы. Давай про прием. С чем люди шли?
Е. Ройзман
―
Давай про прием, потому что очень важно, да. Одно из самых страшных событий, которое у нас произошло за текущую неделю. У нас сначала участились поджоги старых домов деревянных на Уралмаше. Это не бараки, это деревянные 2-этажные дома, но они были построены в начале 30-х годов. И они стоят до сих пор. Там места отдали под застройку, и эти бараки начали жечь. И у нас депутат один, Алексей Вихарев, съездил в район, поговорил с людьми и просто уже вышел и сказал: «Люди, вы что, не видите, это поджоги». Алексей, я хочу тебе сказать, что ты молодец, что ты эту тему поднял. И в результате вынуждены все были на эту ситуацию обратить внимание.
Е.Ройзман: Я считаю, что президент должен два раза в день как минимум выходить в прямой эфир
И пока занимались этими поджогами, у нас в очередной раз подожгли дом на Омской, 91 и в пожаре погибло 8 человек. Там строили жилой комплекс «Основа». Я объясню, в чем смысл вот этого коммерческого поджога. Я считаю, что это одно из самых подлых преступлений – коммерческий поджог. Суть его заключается в следующем. Как я понимаю, по моему опыту, за коммерческими поджогами как правило стоят застройщики. Ну, первое: кому выгодно? Выгодно это только застройщикам и никому больше. Это откровенный коммерческий поджог, что, в общем-то, уже признали и правоохранительные органы.
8 человек погибло за то, что кто-то хотел просто снизить себестоимость. Если сгорает деревянный дом, то люди… Там как правило живут люди, которые до последнего пытаются что-то выторговать у застройщика, как-то торговаться, потому что для них это единственная возможность решения своих проблем. Если это квартира муниципальная в таком доме и если все сгорело, то город может дать жилье в маневренном фонде, а может и не дать. Не у всех городов есть маневренный фонд вообще. А если эта квартира была приватизирована, то человек, у которого она сгорела, вообще ничего не получает, потому что ответственность несет собственник. А страховать – в этих домах никто не страхует.
Так вот здесь зашла ситуация так, что погибло 8 человек вообще не за что, за чей-то мелкий корыстный интерес. Потому что когда строят, когда предстоит вот это расселение, ну сэкономят там несколько миллионов. На общем фоне прибыли это роли не сыграет никакой. Ну вот такие люди. Я надеюсь, что они будут отвечать и здесь, и на том свете обязательно. Но дело возбуждено – убийство двух и более человек, совершенное общеопасным способом и так далее. Я надеюсь, что в этот раз сумеют раскрыть. Вот такая история у нас была. Жесточайшая история, конечно. И еще раз, выгодно как правило только застройщикам.
Значит, смотри, в Пышме огромное количество народу подписали, там более 300 подписей. Улица огнеупорщиков, Верхняя Пышма, вотчина Андрея Козицына. Улица огнеупорщиков, какой-то странный застройщик «Урал Магистраль», Сергей Бабкин. Вдруг между 100-квартирными хрущевскими панельными домами во дворе начинают строить высотку. А там пять 100-квартирныз домов и больше 200 детей там тренируются, в футбол играют. Маленький такой детский футбольный стадиончик. Все окрестные дворы, все собираются там играть в футбол дети. Ну, тренировочный процесс. И вдруг всё сносят, начинают строить. И люди вышли и говорят: «Мы будем биться до последнего».
Написали в прокуратуру, там 300 подписей собрали. Самые жесткие заявления. Ну вот я сейчас говорю, что, может быть, кто-то расскажет эту историю Андрею Козицыну, потому что подлинный хозяин Пышмы – это не прокурор, не мэр города, а это руководитель «УГМК» Андрей Козицын. Причем это человек, который для детского спорта и для детей в Пышме, и для своих сотрудников, и просто для жителей делает очень много и вкладывается. И это тот самый случай, что он может вмешаться в ситуацию и ее изменить.
И. Воробьева
―
Просто, очень интересно звучит, когда ты говоришь, что реальный хозяин города – не мэр, не кто-то, а вот этот человек. Это так как-то странно звучит. Как будто из фильма.
Е. Ройзман
―
Послушай, Ирин, это горнозаводской Урал. И здесь хозяевами огромных территорий… Был губернатор. То есть все говорили: «Да, губернатор – хозяин территории», но все знали, что здесь хозяин – Демидов, а там хозяева – Осокины, а здесь – начальник горных заводов. Поэтому горнозаводской Урал, здесь есть своя специфика. И эти люди, особенно горнозаводчики, они играют особую роль в истории Урала, скажем так. Я ж не просто так говорю. Потому что я знаю, что Андрею Анатольевичу кто-нибудь скажет, он решит посмотреть на ситуацию и за детей заступится. Его ресурса на это хватит.Слушай интересную историю. Женщина пришла. У нее двое детей. И ипотека – 1200 надо платить. Начались просрочки с января. И всё, банк собрался выходить в суд. И она остается без квартиры. Но она пришла к нам. И у нас Саша Шумилов очень грамотно поступил, то есть сделал иск от третьих лиц, сделали арест квартиры, чтобы банк не мог сейчас на нее претендовать – ну, время тянем. А у этой женщины муж, оказывается, в Сирии, должен вернуться в июне, и он должен получить деньги, эту ипотеку закрыть. Вот такая вот история. Ну, сейчас смотрим, как она будет развиваться. То есть этически, конечно, для меня она такая…
И. Воробьева
―
Какая?
Е. Ройзман
―
Слушай, я считаю, что это так себе способ зарабатывания денег. И убивать чужих детей для того, чтобы обеспечивать своих – мне не нравится эта история. Говорю это открытым текстом. Потому что я знаю, сколько детей погибло в Сирии. И мы принимали в этом непосредственное участие вместе с армией Асада. Поэтому для меня это этически история такая. Но тем не менее будем помогать и стараться что-то сделать.
И. Воробьева
―
Давай еще истории. Есть еще время. С чем приходят? С чем звонили, точнее, в прошлую пятницу?
Е.Ройзман: Карантин серьезный и карантин надолго. Но обид здесь не должно быть. Эта мера вынужденная
Е. Ройзман
―
Слушай, ну у меня одна очень сложная история. Девчонка. У нее такая непростая жизнь была, двое мужей. Двое детей – мальчик и девочка. Дети причем красивые. Хорошие, умные дети. А жила она со своими родителями. А родители у нее бухали. Отец еще все время по пьянке барагозил. Ну такой синяк настоящий. Ну и они вместе с мамой, видимо. И у нее в это квартире комната. И она в этой комнате жила с двумя своими детьми. Что-то для них старалась, подрабатывала, искала. Но в какой-то момент соседи позвонили в опеку, говорят: «Что там у нее эти бухают все время?».Приехала опека и детей забрали. Как только у нее забрали детей в приют, сразу же у нее по суду пошли алименты. Раз детей содержит государство, она должна платить алименты. То есть она работает на всех работах, на которых может, пытается судиться. Мы ей помогаем детей забрать. А дети сейчас находятся в приюте. Я знаю, какой приют. Мне не охота сейчас об этом говорить, пока я до конца сам не разберусь. В приюте детям плохо, потому что я вижу то, что она показывает то, что дети пишут. Воруют телефоны, употребляют наркотики в приюте. Это в городе. И обстановка самая неблагополучная.
То есть у нас вот есть приют, которым мы занимаемся (на Химмаше). Там хорошая обстановка, там людей любят. Этот приют гораздо тяжелее. И дети там постарше. И приют откровенно с ними не справляется. Это вот еще одна головная боль. Предстоит этим заниматься. Пока я вижу, что девчонка делает все возможное, чтоб забрать детей, вернуть. Я вижу по переписке отношения между ней и детьми. И, конечно, мы стараемся ей помогать.
Неожиданно один парень из Питера говорит: «Я вам перекину денег. Помогите вот здесь, здесь». Я говорю: «Вот у нас сложная ситуация по ней». Он говорит: «Давайте». Перевели ей денег сейчас. Посмотрим, как будет развиваться. То есть следим за ситуацией. Потом расскажу.
И. Воробьева
―
Подожди, я не поняла, из двух родителей только мама очухалась?
Е. Ройзман
―
Да, только мама. Нет, отцов нету. Но они живут дружно. По переписке я вижу. Для меня это очень важные факторы такие. «Аистенок» взял ее под свою опеку, подсказывает, помогает там и с юристами. Ну, в общем, и мы тоже будем помогать. Вот такая вот история.
И. Воробьева
―
Жень, есть еще несколько минут. Ты потом в конце, если у тебя будет время, расскажи, пожалуйста, ту историю, о которой ты писал в Фейсбуке, про картину, которую тебе принесли.
Е. Ройзман
―
Слушай, ну это красивая история.
И. Воробьева
―
Это очень классная история, да.
Е. Ройзман
―
Это красивая история. Пока еще скажу одну вещь. У нас Саша Шумилов, наш юрист, и вообще команда юристов сейчас начали обращения предпринимателей. Предприниматели начали фиксировать свои потери с объявлением вот этих оплачиваемых выходных, которые объявил президент. Многие предприниматели начали фиксировать свои потери. И когда все закончится, я думаю, что мы будем выходить в суды и требовать с государства компенсацию вот этих потерь, потому что, на мой взгляд, это будет справедливо.Потому что нельзя быть добрым за чужой счет, нельзя предоставлять отпуска засчет других людей. Если ты хочешь предоставить всем отпуска и ты президент страны, скажи: «Всё, все гуляют. Я плачу». А он говорит: «Все гуляют, а вы там заплатите». То есть так не бывает. Поэтому я думаю, что будем как-то пытаться компенсировать.
А история у нас была следующая. Просто, я вам расскажу, потому что мне приятно ее рассказывать. Я был мэром еще. Это в 17-м году было. Пришел парняга. И он пришел… Понимаешь, я по нему вижу, что он из прошлой жизни. Ну, по рукам видно, по всему. Одет очень бедно. И видно, что он вот-вот умрет. Ну, я его завел и говорю: «Что ты хочешь?». Он говорит: «Найдите мне работу. Я давно без работы. Мне есть нечего». И я понимаю, что он не способен работать. И я по нему вижу, что в прошлом и наркотики, и все остальное. Ну, знаешь, как в той поговорке народной: «Блатная жизнь отблагодарит».
Вот ровно тот самый случай. Понятно, что и гепатит, видимо, и все составляющие там. Я говорю: «Подожди по работе. Давай по медицине решим». Ну и созвонился там с одной больницей. Дал ему немножко денег, говорю: «Езжай. Съездишь». И он приезжает, в понедельник пришел, а его ко мне не пустили, потому что, во-первых, так одет; во-вторых… Я когда вышел к нему, я понял, почему не пустили. Я говорю: «Всё, посиди немножко здесь».
Он дал стопку рецептов. И у нас Лейла поехала по аптекам с этими рецептами, накупила два таких мешка. А я позвонил врачу, который выписывал рецепты. Я говорю: «Что там?». Он говорит: «Знаешь, не ввязывайся. Ему жить осталось… Ему о душе пора думать. О какой работе там? Шансов нет вообще. Поэтому лучше не ввязывайся».
А я, понимаешь… Ну как я? Ну все, вот человек сидит, ждет, ему пойти некуда. И, значит, мы ему отдали лекарства, я ему дал еще сколько-то денег. И я потом пытался понять, почему я столько на него потратил времени на приеме, почему его выслушивал, почему мы стали все это искать, отправлять. И ты знаешь, по одной причине – он ничего не скрывал и не кривил. Он, глядя в глаза, рассказывал как есть – вот что с ним случилось, почему так. Вообще не приукрашивал. Вот как есть, так все рассказал. И ты понимаешь, даже в такой ситуации это вызывает уважение и доверие к человеку.
Но мы его когда провожали, понимаешь, у меня ясное ощущение, что ну всё, мы его отправили умирать. Но что могли сделали, понимаешь. Ну и что он умрет. И понятно, что он ушел умирать. И я про него забыл, потому что я ж понимал, что он уже умер.
Проходит 2 года. Приезжает парень на велосипеде на пробежку и говорит: «Ничего я с вами? Я бегать пока не могу, но я потихонечку начал тренироваться. Можно я с вами?». Я говорю: «Ну давай». Ну проехал на велосипеде. Потом еще приехал на велосипеде. А потом пришел один раз и с нами потихонечку пробежал. А потом он подходит и говорит: «Вы меня не помните?». Я говорю: «Нет». Он говорит: «Ну помните, вот еще Лейла ездила мне за лекарствами».
И я на него смотрю… И понятно, что я его не мог вспомнить, потому что я знал, что тот-то парень умер. А он, оказывается, не умер. Он решил выжить, зацепился за жизнь, начал принимать лекарства, потихонечку приседать, ходить. Нашел турник, ходил к турнику, пытался один раз подтянуться, потом один раз отжаться. Потом у товарища взял велосипед, начал кататься. Пришел в себя. Его попросили сделать ремонт. У него хорошо получилось. Его начали приглашать делать ремонты. Потом он освоил технику декоративной штукатурки.
А потом начал рисовать. И он начал рисовать очень интересные и красивые вещи. И он подарил мне картину. И я посмотрел, я сколько-то понимаю современное искусство, мне интересно, я понял, что это очень круто. И он говорит: «Я первую картину подарил своей первой учительнице, потом – родственникам. А потом у меня армейский друг картину купил. И я понял, что я могу этим жить». И полностью он в это погрузился. Его зовут Павел. Он есть в Инстаграме. Я на него поставил ссылки. Но это такая хорошая история, когда все думали, что человек умер, а он взял зацепился и не стал умирать. Вот такая вот история хорошая.
И. Воробьева
―
Очень хорошая история. Я ее читала. Прям до слез. Классная история. Спасибо тебе за нее и за этого парня тоже. Буквально у нас пара минут остается до конца программы. Про пробежку спрашивают. Нет больше пробежки, да?
Е. Ройзман
―
Нет. Пока все пробежки только в индивидуальном порядке. И я хочу сказать, карантин серьезный и карантин надолго. Но обид здесь никаких не должно быть. Эта мера вынужденная. Это надо пережить. Надо постараться пережить это достойно. Помогать близким, помогать своему городу, людям вокруг себя. И наша задача – просто выжить. Все остальное – потом разберемся, справимся. Поэтому я желаю вам всем доброго здоровья. Переживем. И в конце концов всё равно всё будет хорош. Добра и удачи.
И. Воробьева
―
Внезапно закончили за минуту до. У нас есть еще целая минута, Женя, чтобы сказать, что всё будет хорошо. На самом деле, люди напуганы. Ты же видишь, что люди напуганы или нет?
Е. Ройзман
―
Слушай, больше всего пугает неопределенность. Если президент страны два раза в день будет выходить в эфир и честно разговаривать со своими людьми, это конечно консолидирует нацию, люди почувствуют себя народом, ну и так далее. Но это надо делать. Это происходит во многих странах. Там, где избранная власть, она может вести себя только так. Никаких прятаний ни на каком Валдае, ни в каком Сочи. Президент должен быть с народом. Для этого он и президент. И единственная настоящая функция президента – это сохранение своего народа. Об этом надо помнить.
И. Воробьева
―
Спасибо большое! Это была программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Через неделю увидимся, услышимся.