Личный приём - 2020-03-02
И. Воробьева: 21
―
07 в Москве, 23:07 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Меня зовут Ирина Воробьева. Всем привет. Программа по традиции выходит из двух городов, из двух студий. Здесь в студии «Эха Москвы» я, а в студии «Эха Екатеринбурга» Евгений Ройзман. Женя, добрый вечер!
Е. Ройзман
―
Всем привет.
И. Воробьева
―
Я почему-то не слышу Евгения.
Е. Ройзман
―
Ну вот я так нормально говорю?
И. Воробьева
―
Отлично! Да, так прекрасно все слышно. Ну что, конечно, хочется начать с дела Константина Котова, за которым мы все следили очень активно. Вот сегодня стало известно, что Конституционный суд отправил на пересмотр это дело. Там новое рассмотрение в суде апелляционной инстанции. Никто не понимает, что происходит. Но главное, что его не отпустили, а оставили за решеткой.
Е. Ройзман
―
Там удивительная ситуация. На самом деле, во второй кассации просто был отменен приговор, где он приговаривался к 4 годам лишения свободы по 212-й статье (неоднократное нарушение при организации митингов и так далее). Много раз признавали эту статью вообще неконституционной. Он сидит, насколько я понимаю, с сентября уже этот парень. И совершенно неожиданное решение суда: приговор отменен, направить на новое рассмотрение, а меру пресечения оставить прежней.Надо понимать, что этот парень сидит вообще не за что. Он даже не успел поучаствовать в акции. Он вышел из метро, его задержали. Просто так держат человека в заложниках. Совершенно людоедское решение – оставить человека в СИЗО без приговора, безо всего. Дело-то никакое вообще. Просто нет дела. И человека держат в каменном мешке. Это, конечно, на совести Мосгорсуда, Егоровой там, Лебедева, в частности, Верховный суд. Это вот на их совести, двух этих людей.
И. Воробьева
―
Ну вот у нас в Москве и в ряде других городов по всей стране в субботу прошел Марш Немцова. И вот в Москве – почему я про нее заговорила – была отдельная даже колонна. Там было две правозащитные колонны: одна – «Метропикет» и вторая – это матери политзаключенных. Вот эта повестка, конечно, очень острая, как мне показалось. И как ты оцениваешь вообще прошедший марш? Насколько он был многочисленным? И почему это важно?
Е. Ройзман
―
Смотри, на самом деле, людей было больше, чем в прошлый раз. И вполне возможно, что с каждым разом будет собираться все больше. Но вот эта отдельно появляющаяся сила – матери политзаключенных – как правило, они все молодые, потому что их дети совсем еще дети. Совсем молодых закрывают, поэтому и матери еще молодые. Это будет, знаешь, как в той книжке «Мать» Горького. Потому что матери не участвовали в политическом процессе никак и вдруг поняли, что им придется сейчас в политике участвовать. И они начинают разбираться, начинают понимать, начинают обрастать сторонниками. И их, в общем-то, поймет любая мать. И их становится все больше и больше. Ну, режим сам под себя копает.
И. Воробьева
―
Ну, давай поговорим тогда еще про сегодняшние новости с Конституцией. Ну, наконец-то стало известно, о каких конкретно поправках идет речь. Вот, например, все-таки каким-то образом пролезла поправка, что брак – это союз между мужчиной и женщиной. Зачем это в Конституции, как ты думаешь?
Е. Ройзман
―
Я не знаю. Ну, наверное, задать какую-то очень серьезную такую точку нетерпимости. Но там же понятно, что те люди, которые будут это проталкивать, к ним есть вопросы, потому что об их ориентации многие знают, понимают. Ну, такая удивительная ситуация. Ну, это будет откровенное лицемерие, когда откровенные совершенно гомосексуалисты будут проталкивать вот такую позицию в Конституцию и будут следить за голосованием. Ну, удивительная ситуация. Но там много такого.Особенно момент: обязательно закрепление бога в Конституции и Россия является правопреемницей СССР. Ну послушайте, она в этом плане не может быть восприемницей СССР, потому что в СССР бога уничтожали и все, что вокруг, тоже уничтожали. И это поколение все еще живо. То есть опять возникает какой-то странный парадокс.
А вообще, я хочу сказать, вот эта реплика, что закрепить статус русского языка как языка государствообразующего народа и так далее, ну слушайте, в этот момент татары, удмурты, чуваши, марийцы, коми все вдруг пожали плечами и как-то удивились, потому что как-то удивительно прозвучало. Это тут же население разделили на два сорта – высшего сорта и низшего сорта. В империи такого быть не может. Если империя – значит империя. Если национальное государство – это немножко другая история совершенно. Поэтому здесь сразу уже в Конституции будет заложено противоречие.
Е.Ройзман: Совершенно людоедское решение – оставить человека в СИЗО без приговора, безо всего. Дело-то никакое вообще
А вообще, я хочу сказать, что если внимательно прочитать все предложенные поправки, то ты поймешь, что это не Конституция, а очередная такая наглая инструкция по оболваниванию населения. Поэтому в этом нельзя принимать участие. Там появилось много партий и движений, которые начинают готовить какие-то свои поправки. Послушайте, у вас дом горит, а вы говорите, что занавесочки висят неаккуратно. Поэтому, я считаю, можно только игнорировать и бойкотировать. В этом нельзя принимать участие.
И. Воробьева
―
То есть ходить на голосование по поправкам нельзя, ты считаешь?
Е. Ройзман
―
Ну, это моя позиция такая. Ну слушай, ну те же не садишься играть с наперсточниками. Здесь ровно та же самая история.
И. Воробьева
―
Но мы же ходим на выборы другие. Чем это отличается?
Е. Ройзман
―
Ирина – это когда есть хоть какой-то выбор, когда есть шанс хоть кого-то протащить и выбрать. Здесь нет никаких шансов. Смотри, это чужая, навязанная, совершенно невынужденная повестка. Что, в стране других проблем нет? И вдруг вся энергия, эмоции общества отвлекаются на откровенный фейк такой, на откровенный вброс. Это не имеет ни малейшего отношения к реальности вообще. Еще раз говорю, это будет инструкция по оболваниванию населения. Нельзя в этом участвовать.
И. Воробьева
―
Ну а как же тогда сказать «нет» этим поправкам, если гордо отвернуться и сказать: «Знаете, что-то у вас тут пахнет плохо»?
Е. Ройзман
―
Ирин, да просто не ходить и не участвовать в этом, не поддерживать. Вот и все. Потому что они уже забеспокоились. Явки-то не намечается. Они уже забеспокоились. И когда говорят, что вот явку можно вбросить, людей на участки ты не вбросишь никак. Нет такой технологии – вбросить людей на участки. Явка – это то, сколько народу на участках. Явка – это если участки битком и там очередь стоит. А если этого нет, то явки нет, что ты там ни нарисуй и ни напиши. Поэтому, я считаю, только игнорировать. Ну, во всяком случае, я не пойду, потому что я не хочу в этом участвовать хотя бы из гигиенических соображений.
И. Воробьева
―
Я услышала. Еще один такой уточняющий вопрос. Понимаю, что мы топчемся на месте, но все-таки, нет ли у тебя ощущения, что было бы круто, если бы туда пришло много людей, которые сказали бы «нет»? Вот просто «нет», против поправок проголосовали бы. Нет?
Е. Ройзман
―
Смотри, если вся страна бы пришла и сказала «нет», тогда ты все равно в мероприятии поучаствовал. Как твоими голосами сманипулируют ты не знаешь. Но если ты не участвовал, ты хотя бы в этом не замазался. Это же мы сейчас с тобой гипотетически говорим.
И. Воробьева
―
Да, разумеется. Ну, кстати, по поводу языка: русский язык назван языком государствообразующим народа. Там, в принципе, в этих поправках – все-таки я хочу, просто, это отметить – есть, что вот этот государствообразующий народ равноправен с другими народами России. Но тут сразу возникает вопрос: а что будем делать с первой фразой в Конституции про многонациональный народ? Не очень понятно, как это все будет работать.
Е. Ройзман
―
Смотри, еще ты же помнишь, было «Россия – светское государство». Церковь отделена от государства. Представляешь, какой переворот вдруг происходит на наших глазах? Там все страны, которые мы знаем, где религия стоит на уровне государственного управления… Это будет православный Иран такой. Эти все государства в прошлом. У них нет возможности выйти в будущее.
И. Воробьева
―
У нас есть еще несколько новостей, о которых мы хотим поговорить с Евгением Ройзманом. Я напомню, что вы можете смотреть нас в Ютубе на канале «Эхо Москвы» и писать нам сообщения по +7 985 970 45 45. Все говорят сейчас про коронавирус, все в истерике. В европейских странах отменяют мероприятия одно за другим. И не только там – и в США, и везде, везде, везде. Что происходит в Екатеринбурге? Можно ли купить маски в аптеках? Есть ли люди в масках на улице? Есть какая-то тревожность или нет?
Е. Ройзман
―
Слушай, на уровне людей особой тревожности нет. На уровне сотрудников больниц – все находятся в напряжении. Все перешли на масочный режим. Объявили, что начинается сезонный вирус. Все ходят в масках в больницах. Маски купить можно, они есть. Как бы с этим особых проблем нет. Глобально надо понимать одну вещь, что у нас коронавирус выделяется в одном месте только – в Новосибирске. Все, больше нигде нет. Из всей гигантской 150-миллионной страны только в Новосибирске могут выявить.Мне позвонил редактор одного СМИ. У него журналистка прилетела из Италии. Девчонка прилетела из Италии и говорит: «Знаешь, у меня что-то насморк, кашель. Я не могу. Я, наверное, не пойду». И он ей говорит: «Слушай, давай попробуем. Вот для чистоты эксперимента пойди в больницу». И эта девчонка пошла в больницу, получила талончик. Полный коридор народу. Она говорит: «Знаете, я вот из Италии прилетела. Можно я вот тут без очереди? У меня подозрения на коронавирус». Ей говорят: «Да у всех подозрения. Давай в очередь».
Ну, стояла в очереди в коридоре. Ладно там с Айфоном не так скучно. 3 с лишним часа провела. Попала к терапевту. Терапевт говорит: «Да не, наверное, не коронавирус». Куда-то позвонила, ей говорят: «Да не, наверное, не коронавирус». Ну и все. И девчонка ушла. Ну, правда, сейчас не коронавирус. Отлежалась, на работу вышла. То есть это просто уровень. Рассказываю, что происходит.
Смотри, что произошло в Италии. Все страны отменили рейсы в Италию, а «Победа» уронила цены вдвое и продолжала возить в Италию. И весь поток вот этот китайцев из «Шереметьево» вот так же везли в Италию вот эти дни. Сейчас там наиболее сложная ситуация. На сегодняшний день более 2 тысяч в Италии, 50 умерших. То есть, представляешь, около 4%.
И. Воробьева
―
Но так нельзя считать процент. Но окей, да, хорошо.
Е. Ройзман
―
Слушай, но пока 2 тысячи зараженных официально, из них 50 умерших. Проще не посчитать. Вообще, считается где-то 3,46. Ну вот у них порядка 4 получилось. Это я тебе к тому, что вообще чего имеет смысл ждать. Но когда сегодня попытались найти цифры какие-то у нас, чтобы посмотреть динамику хотя бы, знаешь, по респираторным заболеваниям, по легочным заболеваниям, последние цифры публиковались, внимательно, 18-го года. Декабрь 18-го года – это последние цифры, какие публиковались. И сейчас вопрос, есть ли вообще эта статистика? Возможно, она просто закрыта. То есть вот такая ситуация.И мы свою медицину знаем, мы свою страну знаем. И если полыхнет, как это будут тушить? Скорее всего, так же, как Чернобыль, то есть невыход информации. Я так полагаю.
И. Воробьева
―
То есть ты не веришь в то, что у нас пока там официально, по-моему, только один в Москве привез прям коронавирус?
Е. Ройзман
―
Ну смотри, важный момент.
И. Воробьева
―
Ну и те, кто были на теплоходе еще.
Е. Ройзман
―
В Москве 24 человека под подозрением на сегодняшний момент, вот сейчас.
И. Воробьева
―
Госпитализированы которые, да.
Е. Ройзман
―
Более 100 – это цифры «ТАСС» – на карантине. Но за сегодняшний день в Пекине в аэропорту сняли двух человек с «аэрофлотовских» рейсов, прилетевших из Москвы, зараженных коронавирусом. Двух человек в Пекине сняли – людей, которые прилетели от нас нашими самолетами с нашими согражданами. Поэтому нам есть о чем подумать.И когда Италия, в которой 60 миллионов населения, у них 2 тысячи заболевших, то у нас 150 миллионов населения, а заболевших нет. Поэтому нам есть о чем подумать. Мы свою страну знаем. Свою медицину мы знаем тоже. Поэтому предупрежден – значит вооружен. Ну, надо быть просто внимательным.
Е.Ройзман: Население разделили на два сорта – высшего сорта и низшего сорта. В империи такого быть не может
И. Воробьева
―
Ну да. Действительно, к «Аэрофлоту» и к «Победе» очень большие вопросы, потому что они единственные, кто продолжают летать, куда все остальные уже не летают. И они, в принципе, если я правильно понимаю механизм, то это как раз то, что разносит вирус лучше всего.
Е. Ройзман
―
Слушай, ну уже пишут, что «Победа» – официальный перевозчик коронавируса. То есть уже такой мем появился. Но, на самом деле, вот смотри: кому война, кому мать родна.
И. Воробьева
―
Да. Но тут тоже нам пишут в чате возмущенно, что маски – для заболевших. Смотрите, действительно, маски носить смысла не очень есть, хотя там никто официально не говорит, что маски бесполезны. Поэтому я бы не стала так прям сразу отметать маски. Они все-таки какое-то количество задерживают.
Е. Ройзман
―
Но хоть как-то предохраняют.
И. Воробьева
―
Да. Но основная, конечно, история – это если уж там что-то случилось, и действительно есть какое-то количество заболевших, все, кому, по крайней мере, я доверяю, говорят больше о том, чтобы меньше выбираться куда-то, где есть много людей. В Москве довольно проблематично. Я не знаю, как в других городах, но мне кажется, там такая же проблема – транспорт. Ты заходишь в метро, в автобус, в троллейбус, в трамвай – там огромное количество людей и все, как сельди в бочке. Ну и все, собственно.
Е. Ройзман
―
Слушай, интересная была история в свое время. Когда в 1771-м году полыхнул чумной бунт… Ну, была война с Турцией, и чума с юга поднималась, с места боевых действий. В Москве полыхнул «чумной бунт». Причем там кто-то сказал, что у Варварских ворот, ну вот на Варварке, икона Иверская, и кто туда придет, приложится и помолится, тому будет исцеление. И туда собирались гигантские толпы вообще. А чума ну просто как огонь распространялась – там по тысяче человек в день умирало и больше. А Амвросий архиепископ велел толпу остановить, икону увез, спрятал, ящик для пожертвований запечатал.И там началось такое, что вот они хотят вообще всю Москву погубить. Амвросия вытащили (он за алтарем прятался), растерзали там прямо. И с огромным трудом подавили этот бунт. Екатерина Григория Орлова направила. Но чума утихла, только когда пришли морозы. То есть вот такая была ситуация. Но церкви вынуждены были закрыть. Они любое массовое скопление народу как могли избегали. Ну у нас в Москве представляешь, что такое утро в метро.
И. Воробьева
―
О, да. Ну, чаще мойте руки. Это совершенно точно.
Е. Ройзман
―
Обязательно руки. Кто-то носоглотку промывает, кто-то «Мирамистином», там еще что-то, самыми разными составами после прихода с улицы. Ну, люди следят за этим.
И. Воробьева
―
Скажи, а на личный прием когда люди приходят, спрашивают про коронавирус? Какие-то советы, может быть, спрашивают. Боятся вообще?
Е. Ройзман
―
Слушай, ни одной темы не возникло вообще. Понятно, что сидишь, смотришь внимательно. Но ни одной темы не возникло.
И. Воробьева
―
Прежде чем мы перейдем к темам с личного приема, тут у нас есть такие коллеги с тобой – Майкл Наки и Александр Плющев, и у них бывают стримы, которые они делают. Вот наши слушатели пишут, что у них был стрим, и там внутри этого обсуждалось, что было бы классно устроить встречу Евгений Ройзмана с кем-то, кто в теме заместительной терапии – мы продолжаем эту тему, которую мы неделю назад тоже обсуждали – и вообще отношение именно к заместительной терапии. Вопрос, правда, слушатели, мне показалось, может быть, я пропустила в чате, не смогли сформулировать.Но у меня тогда свой вопрос. А ты был бы не против вот такой публичной встречи и разговора с людьми, которые могли бы про заместительную терапию поговорить на уровне каких-то людей, врачей, например, или что в этом роде?
Е. Ройзман
―
Ирин, у меня за плечами 20 лет этих разговоров. Из этих 20 лет 4 года я собирал сравнительное законодательство, изучал опыт всех стран. Что со мной разговаривать? Вон пригласите Брюна, главного нарколога России, поговорите с ним. У меня позиция определена. Мне с кем разговаривать? Я знаю всех, кто это лоббировал. Я понимаю, почему они это лоббировали. Я знаю, кто платил им эти деньги.Я видел, как в Украине сложилась ситуация с заместительной терапией. Я специально в свое время ездил, пытался понять. Поэтому у меня вопросов нет. Я понимаю, что это такое. Поэтому пусть с представителями официальной медицины разговаривают. Я-то что? Я просто про это понимаю все, что можно понимать, потому что я 20 лет жизни на это потратил.
И. Воробьева
―
Но время-то идет. И немножечко как-то, мне кажется, все меняется в этом мире, в том числе и технологии, и подходы.
Е. Ройзман
―
Что меняется? Что метадон более опасный наркотик, чем героин? Ну, это не меняется. Он более опасный наркотик, чем героин. Когда-то в мире, я уже говорил, алкоголизм пытались лечить кокаином. Потом, когда полыхнула кокаиновая зависимость, кокаиновую зависимость пытались лечить морфином. То есть мы это все проходили.Но самая интересная история, конечно, произошла с замечательным писателем Львом Толстым, потому что Льву Толстому показалось, что мужики пьют так много и так ужасно, потому что они пьют водку; а если мужики начнут пить пиво, то они перестанут пить водку. Так он пивоварни начал заводить, он начал мужиков приучать пить пиво. И у него получилось – у него там мужики начали пить пиво. И он был поражен, когда обнаружил, что мужики пить пиво-то начали, а водку пить не перестали. Поэтому любой новый наркотик не заменяет ничего, он добавляет к предыдущим. Но так было всегда.
И. Воробьева
―
Ну, окей. Вопрос я задала, ответ получила. Давай тогда к личному приему. Что там было в пятницу?
Е. Ройзман
―
Слушай, все было, как обычно. Но у меня была ситуация, когда пришли родственники пациентов онкоцентра. Люди думающие. И они говорят: «У нас такое ощущение, что что-то происходит в свердловском онкоцентре». А у меня свое понимание есть. Я говорю: «Расскажите, что происходит». Они говорят: «Понимаешь что получается, человек приезжает, у него подозрение на онкологию. И ему ставят сроки месяц, два, три. Но тут же у тебя есть возможность все сделать платно. Люди напуганы. Они даже не знают, что что-то положено бесплатно. Они радуются, что вот вдруг можно сделать быстро. Ну да, платно. По сути, это торговля очередью».Я начинаю разговаривать с онкоцентром, ну звоню известному одному врачу. Он говорит: «Понимаешь, у нас ситуация – у нас убрали очень многих онкологов и заменили этих онкологов какие-то странные люди, в основном из Тюмени, даже из Кургана есть, которые никогда онкологическими заболеваниями не занимались». Я говорю: «И к чему это приводит?».
Они говорят: «Ну резко упал уровень диагностики. Упал уровень диагностики – сразу же увеличилось количество рецидивов. У нас ситуация настолько нелепая – мы сейчас даже не можем диагностировать кожные раки». Я говорю: «А почему?». Они говорят: «Потому что у нас нет дерматоскопа». Ну то есть вот до такой степени, представляешь? Дак это мощнейший онкоцентр.
И я вижу, что у нас в Свердловской области просто рак сжирает. То есть у нас онкологические заболевания выходят уже вперед. Смертей от онкологических заболеваний уже больше, чем от сердечно-сосудистых. И мы видим это на глазах. Вот это вот просто оптимизация вот такая. И люди возмущены. Я думаю, что сейчас они будут писать открытое письмо в Генпрокуратуру, везде, потому что действительно так.
И. Воробьева
―
Я, кстати, хочу обратить внимание наших слушателей, что в субботу вышла программа «Чувствительно» с Катей Гордеевой, которая недавно выпустила книгу «Правила ведения боя» как раз про борьбу с раком. И там в этой программе мы в том числе обсуждаем Екатеринбург по следам нашего «Личного приема» с Евгением Ройзманом.И Катя, в общем, подтверждает, что да, с детской онкологией там более или менее, но с взрослыми людьми очень все сложно. Поэтому не удивлена, что такая история повторяется. Я надеюсь, что у них получится бороться. По крайней мере мне кажется, что каждую программу мы это с тобой обсуждаем, почти каждую. Нет?
Е. Ройзман
―
Да. Но это, на самом деле, серьезная проблема, потому что в области уже практически онкоцентров нет, все сводится на Екатеринбург. И Екатеринбург вдруг перестал выполнять свои функции. Ну, все привыкли, что этой мощный онкоцентр. Ну что, люди начали лекарства за деньги свои покупать. А представляешь, когда на человека все это разом обрушилось… Ну, люди кредиты берут, люди квартиры продают, просто чтобы спасти своих. Ну, никакой надежды нет на государственную медицину.
И. Воробьева
―
Ну и знаешь, из последнего… Сейчас мы, просто, будем уходить уже на перерыв. Конечно, очень страшно, что ты, может быть, и готов, и даже располагаешь финансами купить лекарство за свой счет, но их нет. И это еще одна огромная проблема. И очень-очень страшно.Мы сейчас прервемся буквально на несколько минут в программе «Личный прием» с Евгением Ройзманом на короткие новости и небольшую рекламу. Я напомню нашим слушателям, что вы можете смотреть нас в Ютубе на канале «Эхо Москвы», там же писать свои вопросы. И на номер: +7 985 970 45 45 – там тоже можно прислать сообщение отовсюду. Буду как раз сейчас их смотреть. Часть вопросов буду задавать.
Е.Ройзман: Это будет православный Иран такой. Эти все государства в прошлом. У них нет возможности выйти в будущее
НОВОСТИ/РЕКЛАМА
И. Воробьева: 21
―
34 в Москве, 23:34 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Мы продолжаем. Эфир идет из двух студий. Смотреть нас можно в Ютубе «Эха Москвы».
Е. Ройзман
―
Ирин, смотри, пока мы с тобой уходили на перерыв, мне в личку посыпались сообщения. Пишут из Тагила, 150 километров до Екатеринбурга. В городе еще не так давно было 300 тысяч населения. Говорят, в Тагиле только терапевты, ко всем специалистам – кардиолог, гастроэнтеролог, невролог – всех направляют в Екатеринбург за 150 километров. Направления вот просто пишут пачками. То есть, понимаешь, как будто все сужается, вот костер все меньше и меньше и места возле него все меньше и меньше.И вот в больших городах какая-то жизнь теплится, а в провинции она просто потихонечку угасает. Ну, сплошь и рядом. Я тебе говорю, что после того, что мы сейчас про онкоцентр проговорили, меня завтра завалят сообщениями. На самом деле, ситуация очень плохая. И есть чем заняться в своей стране.
Слушай, интересная история. Пришли прокурорские, причем нормальные прокурорские, говорят: «У нас ситуация. У нас у коллег в Мурманске заболел ребенок. Вылечить могут только в Калифорнии. Надо собирать деньги. Но мы прокурорские, мы не можем собирать деньги на карту – ну это тут же конфликт интересов, тут же под что-то подведут». Ну, растерялись даже.
Понимаешь, все готовы помочь и не могут помочь даже в своем таком корпоративном кругу, потому что попадают в сложную этическую ситуацию. Но мы там через Фонд Ройзмана попробуем, просто чтобы ребенка вот так не бросать. Но даже люди достаточно обеспеченные, как ты и сказала, попадают в подобные ситуации.
И. Воробьева
―
Но тут я, конечно, позанудствую немного. Ты очень опытный и я все понимаю, но, конечно, было бы классно проконсультироваться с российскими фондами, правда ли помочь ребенку можно только в Калифорнии. Это, просто, звучит очень странно. Ну, просто надо проверить.
Е. Ройзман
―
Ирин, ну пока все что касается СМА, в основном там не совсем Калифорния, там Бостон берет на себя. Они уже немножко скинули цену, они уже чуть-чуть скинули цену. И вот у нас Аня уезжает. Все готово. И меня здесь порадовало Генконсульство Америки – отложили все дела, пошли навстречу. В течение одного дня оформили все визы и сказали: «Как только касается детей, без всяких обращайтесь, мы днем и ночью, на нас можете рассчитывать». То есть тоже порадовало. Ну и конечно Лисин просто красавец. Услышал в передаче, нашел, сделал. Ну и, видимо, второму ребенку сейчас тоже поможет. Ну молодец. Вызывает уважение.
И. Воробьева
―
Это вот какие-то сумасшедшие деньги, да?
Е. Ройзман
―
167 миллионов.
И. Воробьева
―
Просто сумасшедшие.
Е. Ройзман
―
И сейчас на вторую девочку, на Лизу, начали собирать. Дай бог все получится.
И. Воробьева
―
Ладно. С чем еще приходили?
Е. Ройзман
―
Слушай, первая пришла девчонка с двумя детьми, потому что оставить негде. В 2007-м году брали ипотеку. Умер муж. 38 квадратных метров. Дети – 5 и 3. АИЖК. Не смогла платить. Выселяют. АИЖК («Агентство ипотечного жилищного кредитования»), кстати, самый жесткий заемщик: чуть что – выселяют сразу вообще. Ну и у нас сейчас единственный способ – договориться. Ну, чтобы на очередь-то поставили, мы договоримся.Но там есть сложная ситуация. Если отнимают квартиру – это не повод. Это получается, что у них было ухудшение жилищных условий самостоятельно. И могут не поставить на очередь. Задача – поставить на очередь и посмотреть все варианты, чтобы максимально быстро получить жилье. Ну, мы сейчас через всех знакомых посмотрим, что можем сделать.
И. Воробьева
―
Да. Я напомню слушателям, что можно задавать вопросы. Если вы пишете мне, например, в чате, то отмечайте меня там, тегайте, чтоб я могла их видеть. А если вы пишете по номеру телефона, то не забывайте тоже, пожалуйста, подписываться.
Е. Ройзман
―
Пришли мужики, делегация целая. Ленинское «ДЭУ». Я говорю: «Что у вас?». Они говорят: «Ну, не выплачивают премии. Просто работать становится все хуже и хуже. Уже трех начальников поменяли. Все менее эффективная работа. И мы понимаем, что деньги выделяются, до “ДЭУ” они толком не доходят. Вы же видите, что на улицах творится». Я говорю: «Ну да, я вижу».Они говорят: «Ну вот так вот. Денег не платят, премии не выплачивают. И мы готовы, если что, вообще разом все уволимся». А мужики серьезные, потому что они работали, я еще главой города был. Я их многих знаю. И действительно люди обижены. И я думаю, что не только там подобная ситуация.
И. Воробьева
―
Подожди, а что такое «ДЭУ»? Извини, пожалуйста.
Е. Ройзман
―
Дорожно-эксплуатационный участок.
И. Воробьева
―
То есть приходили люди, которые…
Е. Ройзман
―
Это те люди, где содержится техника, которая занимается уборкой улиц и так далее. Я думаю, что не только у них подобная ситуация. Но это я уже звонками там.
И. Воробьева
―
То есть они пришли к тебе, сказали, что не понятно, куда деваются деньги, и не понятно, как работать.
Е. Ройзман
―
Они пришли сказать: «Деньги выделяются, но, видимо, до нас не доходят. У нас только меняются начальники. И видно, что что-то неладно». Но мне вообще болезненно все, что города касается, потому что я точно знаю, что я оставил город в хорошем состоянии.
И. Воробьева
―
Конечно, это очень интересно. Ты потом расскажи, выяснилось ли что-то.
Е. Ройзман
―
Ну, как оно решится, конечно.
И. Воробьева
―
Потому что, честно говоря, я в первый раз такое слышу, чтобы приходили люди, которые работают на город, к кому-то и говорили: «Знаете, тут вот такая проблема». Ну правда.
Е. Ройзман
―
Нет, но они же не просто так ко мне пришли.
И. Воробьева
―
Нет, я понимаю, что они не абы к кому пришли. Но вот я не могу себе такого представить в Москве, если честно, хотя подозреваю, что им есть что рассказать.
Е. Ройзман
―
Смотри, интересная ситуация. Пришли люди – муж и жена. Жили всю жизнь в коммуналке. Ну, жили в коммуналке. Работали на заводе, дали им комнату. А потом у них умерла соседка. И по законам того времени они заняли ее комнату. И на нее никто не претендовал. Вот они жили в двух комнатах в коммуналке, в трехкомнатной квартире.
Е.Ройзман: Люди кредиты берут, просто чтобы спасти своих. Никакой надежды на государственную медицину
А вот сейчас дом расселять. А у них своя комната 15 метров по ордеру. Ну и ордер они даже не получали. И им дают только 15 метров. Из метра в метр. Причем дадут, где будет. Могут на другом конце города дать. По закону это так, а по-человечески, конечно, это нехорошо. И смотрю, что можно сделать. Но не знаю пока. Посмотрим. Если что, может, судиться им поможем.
И. Воробьева
―
Потрясающе. Так, поехали дальше.
Е. Ройзман
―
У нас интересная ситуация. Пришел парень. Он сдал своего дедушку в пансионат. У нас есть городской пансионат на Уктусе. Он сдал своего дедушку ветерана в пансионат. А там одновременно сдали какого-то другого ветерана, инвалида, но тому 60 лет. И вот тот, которому 60 лет, на коляске. И этот на коляске. И тот, который на коляске молодой, 60-летний. 90-летнего начал бить по голове клюкой, пробил голову и тот умер. 90-летний ветеран, орденоносец умер. Ну и все, начался скандал.И этого, которому 60 лет, его признали невменяемым. Ну а куда его сажать-то? Ну и отправили в дурдом. А родственники говорят: «Ну это несправедливость. Мы хотим получить сейчас с этого пансионата». А я этот пансионат знаю. Я туда заезжал каждый год перед Новым годом. Ну, обычный, нормальный пансионат. Ну, так бывает. Ну кто за этим уследит. Но он такой серьезно настроенный парень, говорит: «Я считаю, что должны выплатить компенсацию». Собирается идти до ЕСПЧ. Причем так очень серьезно настроен. Я не знаю, что будет правильно, что будет неправильно. Ну пришел вот с этим человек.
И. Воробьева
―
А за что компенсацию-то он хочет получить? За гибель родственника или за что?
Е. Ройзман
―
За гибель родственника, да. Он считает, что недосмотрел пансионат. Ну, всяко бывает в жизни.
И. Воробьева
―
Интересно.
Е. Ройзман
―
Пришел человек с горящими глазами и говорит: «Мы решили создать народные советы». Я говорю: «Это как?». Он говорит: «В каждом районе будут народные советы, куда люди могут прийти со своими бедами». Я говорю: «А зачем?». «Ну как, - говорит, - людям пойти некуда. А мы будем помогать решать вопросы». Ну, в общем, по моему пониманию, это Кампанелла «Город Солнца». То есть пытается человек создать новую структуру. Ну, это умножение сущности.Я ему говорю: «Представьте себе, вот есть Городская дума. При Городской думе есть Городская общественная палата, обязательное какое-нибудь молодежное правительство. То есть этих симулякров уже наплодилось столько… А на областном уровне их еще больше. А на уровне страны это все дублируется. Это не имеет отношения к реальности никакого вообще». Но тем не менее глаза у человека горят. Вот такую структуру – народные советы. Ну, посмотрим, что получится. Если будут всерьез работать, людям помогать, я конечно поддержу.
И. Воробьева
―
То есть он планирует, что это будет какая-то некоммерческая организация, я же правильно понимаю?
Е. Ройзман
―
Некоммерческая. Но у них ни у кого не возникает вопроса «на какие деньги они будут существовать?». И как только у них возникает вопрос «на какие деньги существовать?», первая мысль – люди будут платить понемножечку. Тогда им сразу же вопрос: а почему людям не платить профессиональным юристам для решения своих вопросов? Но тем не менее какие-то силы бурлят. Людям не нравится жить так, как они живут. Они пытаются что-то изменить, что-то исправить.Слушай, приходила ко мне хорошая девчонка. Зовут ее Анастасия. Они занимаются хасками и еще какой-то породой. Маламутами еще занимаются. И у них сайт называется, запишите, huskyekb. Я говорю: «Почему хасками?». Они говорят: «Наиболее сложная позиция именно у этой породы». Я говорю: «Почему?».
Они говорят: «Потому что эта собака для Инстаграма». То есть их берут щеночков, с ними пофоткаются, фоток наразмещают, а потом не знают, что делать. А у хаски есть одна особенность – ее надо выбегивать. Она должна постоянно двигаться, несколько часов в день двигаться должна, потому что это такая собака. Если она не движется, она погибает. И они говорят: «Потом не знают, куда их девать. И мы начинаем этих хасок собирать. К нам за ними приезжают, но мы принципиально не отдаем их охотникам. Принципиально не отдаем. Но мы готовы всегда принимать детей, показывать, кататься на них, ухаживать за ними, играть. Они беззлобные совершенно собаки, к детям их не страшно подпускать».
И я сам туда съезжу. Они у нас находятся в поселке Широкая речка за Горным щитом. Huskyekb. Я сам туда съезжу посмотрю, потому что вижу, что люди нормальные. Просто породу спасают.
И. Воробьева
―
А, то есть они спасают выброшенных на улицу?
Е. Ройзман
―
Да. У них хаски и маламуты. Потому что они с ними умеют работать. А собаки модные. Они говорят: «Чем моднее порода, тем больше проблем».
И. Воробьева
―
Это правда, да. Это правда, к сожалению.
Е. Ройзман
―
Поэтому будут заниматься. Ну, давно уже занимаются успешно. Ну вот тоже посмотрю, чем поддержать.
И. Воробьева
―
Пока пауза небольшая, можно тут вопрос из чата очень интересный.
Е. Ройзман
―
Давай поотвечаем.
И. Воробьева
―
Вот Светлана спрашивает: «Смотрел ли Евгений Ройзман фильм Пивоварова (“Редакция”) про черное небо Красноярска, который сейчас вышел, про воздух?». Смотрел, не смотрел?
Е. Ройзман
―
Смотри, я не смотрел. Но я по соцсетям вижу, что что-то происходит. Но мне нечего сказать на эту тему. И поэтому я не говорю.
Е.Ройзман: Уже пишут, что «Победа» – официальный перевозчик коронавируса. То есть уже такой мем появился
И. Воробьева
―
Тогда, соответственно, вопрос снимается. Но, кстати, для слушателей скажу, что если не видели, посмотрите, потому что в фильме попытались со всех сторон проблему осветить. «Когда выйдет новая книга Евгения Ройзмана?», - спрашивает Алексей.
Е. Ройзман
―
Слушай, Ирин, на самом деле, мы сейчас работаем. Именно ищем, как ее структурировать. У меня уже эту книгу ждут. Она называется «Личный прием». Рукопись готова. Идет работа с редактором, потому что… Ну, я же достаточно жестко писал самыми там самыми разными словами. Там вот сейчас мы с редактором спорим, что оставлять, что не оставлять.Где мои выражения какие-то имеют смысл, где надо более литературно. Потому что я писал то, что думал. Ну и тоже здесь грань такую поймать, чтобы она и вульгарно не выглядела, и в то же время чтобы свой язык как-то сохранить. И вот сейчас вот в этом у нас проблема возникла. Но я думаю, что к концу марта уже рукопись уйдет в печать.
И. Воробьева
―
И вопрос от Марии. Я, честно говоря, не все поняла. Но, может быть, ты поймешь. Она пишет: «Здравствуйте! Поселок Мичуринский, Екатеринбург. Нет дорог. Дети не попали в 25-ю школу. Заставляют детей по бездорожью в Академический идти до новой 79-й школы. Как бороться с этим?».
Е. Ройзман
―
Вообще, я считаю, что школа в Академическом, конечно, лучше, чем 25-я.
И. Воробьева
―
Объясни. Просто, те, кто не оттуда, не понимают, о чем идет речь.
Е. Ройзман
―
Да. Там смотрите, что происходит. Старый район Широкая речка. И рядом очень мощный, большой, светлый район Академический. Но между ними еще нет нормальных коммуникаций. Как только коммуникации появятся, это будет совершенно иная история. А пока оно действительно так. И сложно что-либо сделать, пока не проложат дорогу. Ее все равно надо сделать эту дорогу.
И. Воробьева
―
И последний вопрос из этого списка вопросов. Андрей спрашивает: «Есть ли планы у Евгения создать партию свою в Екатеринбурге?».
Е. Ройзман
―
Слушайте, да нету у меня никаких планов создать партию по той причине… Ну вот Навальный создал партию. У них везде есть отделения этой партии. Но ее 10 не зарегистрировали под самыми разными предлогами. Я не могу повторять этот путь. У меня просто в жизни нет столько времени этим заниматься. Этим же ясно все сказано: никто никому не даст ничего зарегистрировать. Ни одной независимой партии в России не будет. Я могу, конечно, пытаться это оспорить и головой пытаться пробить эту стену. Вполне возможно, что когда-то это можно пробить. У меня просто нет времени.
И. Воробьева
―
Ходил ли Ройзман на Марш Немцова?
Е. Ройзман
―
Нет, меня не было. Меня не было в Москве. Я бы в Москве пошел. У меня чисто исследовательская своя история. Мы обнаружили в одной старой церкви не фрески, а роспись, причем роспись конца 18-го века, причем очень мощный художник работал. Судя по всему, приглашали из Санкт-Петербурга. Я просто поражен уровнем был. Там вынуждены были поднять леса на высоту 9-этажного дома и выше.И у меня приезжал человек из ГосНИИРа (Государственный научно-исследовательский институт реставрации). У нас был один день посмотреть эти росписи, потому что их надо как-то спасать. Это серьезная история. То есть я другим делом занимался. Но тем не менее я поддерживаю всех и благодарен всем, кто вышел.
И. Воробьева
―
Еще спрашивают, есть ли в Москве такой же человек, как Евгений Ройзман, к которому можно прийти с московскими проблемами? Может быть, действительно, кого-то можешь посоветовать? Ты же знаешь как-то.
Е. Ройзман
―
Послушайте, в Москве есть куча независимых депутатов, которые стараются работать. В Москве есть депутаты, которые по много сроков, уже свои районы знают и действительно могут помогать. Москва – немножко другая специфика. Это в Екатеринбурге можно знать всех, кто находится на ключевых должностях, связываться с ними по телефону, обмениваться вот такими услугами для людей. Здесь проще. Москва гораздо сложнее. Но там есть свои депутаты.
И. Воробьева
―
Ну то есть депутаты Мосгордумы вот эти, которые избраны сейчас.
Е. Ройзман
―
Конечно, депутаты Мосгордумы. Они для этого и избираются.
И. Воробьева
―
Давай еще к приему вернемся. Есть несколько минут.
Е. Ройзман
―
Слушай, у меня очень сложная одна ситуация. Ко мне пришла девчонка. Она дома уже давно не жила. Она уже жила самостоятельно. У нее свои дети есть. А у нее жила мать и три брата в квартире. И, судя по всему, мать не самая благополучная. Два младших брата, они совсем маленькие еще, баловались спичками – и случился пожар. И погибла мать и один из братьев. Два брата на ее шее остались, сожженная квартира и свои дети еще.Но это полдела. Там миллион задолженность. Видимо, мать не платила. Не самая благополучная. Мать не платила. И сейчас ей чтобы вступить в наследство, надо полностью выплатить. Но мы посмотрим, что там с управляющей компанией. Вполне возможно, что из этих денег часть – это пени набежали. Там как-то будем договариваться, какой-то рассрочки просить. Ну, посмотрим. Я думаю, что как-то решим, что-то поможем.
Но у нас люди, которые столкнулись с пожаром… Вообще, пожар, конечно, это чисто русское такое бедствие, которое много-много веков над Россией. Но я ни разу не сталкивался, чтобы люди где-то погорели, и когда ты их спрашиваешь: «А была квартира застрахована (или дом застрахован)?», никогда, ни разу не ответили, что «да, мы были застрахованы и получили какие-то деньги», ни разу.
И. Воробьева
―
А у них же в доме произошел пожар, правильно я понимаю?
Е.Ройзман: И если полыхнет, как это будут тушить? Скорее всего, так же, как Чернобыль
Е. Ройзман
―
Нет, у них в квартире произошел пожар.
И. Воробьева
―
В квартире. Ну, в смысле, я имею в виду, это не пришел откуда-то огонь, а это бытовой.
Е. Ройзман
―
Нет, это сами. Дети играли спичками. Но за этим тоже надо следить, конечно. То есть не просто так этот слоган, что прячьте спички от детей.
И. Воробьева
―
Тут еще спрашивают. Такой не совсем вопрос, скорее реплика, что вот, мол, если вы задолжали очень сильно по квартплате, по кредитам, идите к Ройзману, он поможет. Нет такого ощущения?
Е. Ройзман
―
Смотри, есть ситуации, когда у юристов уже есть опыт и какой-то наработанный алгоритм. И у нас было несколько историй, когда сумели вернуть людям квартиры, когда сумели отбить какие-то долги, когда на личных отношениях договаривались с банками, чтобы не трогали, не выселяли. Но это всегда должна быть история какая-то из ряда вон выходящая, чтобы люди прониклись. Поэтому когда что-то возникает, ну приходите. Посмотрим, что можем и так далее.
И. Воробьева
―
Но тут сразу возникает вопрос. Есть люди, которые приходят со своими долгами, а ты разводишь руками и говоришь: «Извините, но ничем не могу помочь, сами виноваты»?
Е. Ройзман
―
Слушай, редкие случаи, но иногда приходится, глядя в глаза, говорить, что в этой ситуации помочь нечем и надо искать какие-то другие варианты. Все равно выходы есть из ситуаций. Но бывает, что прямой выход – только найти деньги и рассчитаться.Смотри, очень интересно. Пришел парень. Занимается генеалогией, разысканиями генеалогическими. Он говорит: «Я столкнулся с ситуацией, что практически негде получить информацию по кладбищам, по захоронениям». Я говорю: «Да ладно!». Он говорит: «Негде. Нет возможностей нигде». Церковные книги больше частью уничтожены. И невозможно докопаться вообще. И я позвонил одному серьезному парню, который такой родовед. Он с нами учился в университете, чуть моложе. Очень мощный такой архивист.
Я говорю: «Расскажи мне, что за ситуация». Он говорит: «Действительно, по Москве, если я занимаюсь Москвой, я могу только до 50-х годов. Вот начиная с 50-х годов 20-го века полностью ты можешь раскопать ситуацию по кладбищам. Глубже ты не можешь пройти». Я говорю: «Почему?». Он говорит: «Много документов уничтожили». А в провинции, говорит, года до 70-го, а глубже – уже сложнее. Я никогда не думал, что такая проблема существует. Просто, не сталкивался сам.
И. Воробьева
―
Очень интересно, правда. Как тогда вообще выяснять, если ты… Непонятно.
Е. Ройзман
―
Очень сложно.
И. Воробьева
―
Это очень странно. Нет?
Е. Ройзман
―
Нет, речь идет именно по захоронениям. Собственно, у нас начиная с 18-го века все запротоколировано. По архивам можно искать. А вот эта вот ситуация оказалась значительно сложнее.Слушай еще историю интересную. Пришли ко мне люди на восьмом десятке такие. Поселок Нейво-Рудянка недалеко от Екатеринбурга в 80 километрах. Старый поселок. Они живут на улице Ленина. И вдоль их домов идет труба с газом. И они решили обратиться, чтобы им сделали ответвление, чтобы им завели газ. Ну и там фирма «ГАЗЕКС», куда они пришли, им предложила 1 875 519 рублей 8 копеек.
Они так почесали репу и говорят: «Знаете что, у нас пока печка вот нормальная. Если дров не жалеть, то у нас вроде топит нормально». И ушли такие осторожненькие, пришли ко мне. Я говорю: «Вот зачем вы ко мне пришли? Я газом на занимаюсь». Они говорят: «Женя, мы к тебе пришли, чтобы ты об этом сказал всем, что вот такая ситуация». Так вот я говорю всем, ситуация ровно именно такая. Но им тут много насчитали. Обычно полтора миллиона, миллион двести, 800 тысяч, кому повезет. Но в целом, действительно, эта проблема нерешаемая.
И. Воробьева
―
Проблема в том, что людям предлагают за какие-то безумные деньги газификацию, я правильно понимаю?
Е. Ройзман
―
Да. Даже если труба совсем рядом. И, на самом деле, я тоже считаю это несправедливым, что кладутся какие-то сумасшедшие трубопроводы, типа, «Сила Сибири» или «Северный поток» там, а свои люди ходят, у которых… Ну, у них пенсия – 10 тысяч. И поэтому для них это крайне необходимо. И пенсий 10-12 тысяч пол-России среди пенсионеров. И вся глубинка – вот такие пенсии. Ну, если ты не был военным или полицейским, то пенсии вот такие.Ну какая газификация? У нас же половина негазифицирована вообще никак. И газ когда гонят во все стороны, кроме своих – это нонсенс, это некрасиво, это нехорошо. Вот это, кстати, можно и в Конституции закрепить. Что нет-то?
И. Воробьева
―
Ну конечно, давайте сейчас все закрепим в Конституции. Но хочу тут сказать, что Красноярск со своим черным небом – это как раз топят дровами, углем.
Е. Ройзман
―
Слушай, я один раз прилетел в Улан-Батор, а там в Улан-Баторе половина у них юрты стоят. И представляешь, там просто такой смог. Я говорю: «Это что?». Он говорит: «Ну топят все».
И. Воробьева
―
Да. Жень, спрашивают про избитого архитектора, который в результате умер. Что там с уголовным делом?
Е. Ройзман
―
Слушай, это жуткая история. Это Александр Кротов, очень хороший мужик 67-летний, который шел, сделал замечание нескольким парням, они его начали бить, прыгали у него на голове. Судя по всему, двое из них – мчсовцы, братья. Одного задержали, а потом отпустили. Вот смотри, Котов сидит, который просто так, вообще не за что, а здесь человеку прыгали на голове, в общем-то, человека забили насмерть – и ничего, нормально.И никого особо не ищут. Не говорят, кого нашли. То есть, знаешь, такую тайну соблюдают. И у всех ощущение, что их хотят отмазать, как-то вывести из этого дела. Конечно все возмущены. Но здесь люди сейчас готовятся. Здесь за него готовы митинг собрать. Он товарищ Славы Бутусова, Хотиненко, Могилевского. Он со всеми в этой большой архитектурной тусовке был, и к нему все хорошо относились. Мало того, у него 93-летняя мать осталась, за которой он ухаживал. Совершенно безобидный мужик, которого любили. И вот просто запинали в центре города какие-то подонки, которых отпустили.
И. Воробьева
―
Жень, полминуты до конца. Традиционно отдаю тебе их.
Е. Ройзман
―
Слушайте, ну что я еще вот на такой ноте… Конечно, мне очень хочется верить, что, на самом деле, справедливость восторжествует и все будет хорошо. Ну давайте будем в это верить. Удачи всем и доброго здоровья.
И. Воробьева
―
Спасибо большое. Это была программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Услышимся через неделю.