Личный приём - 2020-01-27
И. Воробьева
―
21 час и 7 минут в Москве, 23:07 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Программа, которая традиционно выходит на две студии, на два города. В студии «Эха Москвы» Ирина Воробьева – это я, в студии «Эха Екатеринбурга» Евгений Ройзман. Женя, добрый вечер!
Е. Ройзман
―
Всем привет!
И. Воробьева
―
Конечно, хочется начать с новостей последнего часа буквально – о том, что Конституционный суд определил пересмотреть приговор фигуранту «московского дела» Константину Котову. Мы неоднократно говорили об этом деле. Я напомню, что он был осужден по статье о неоднократных нарушениях на митингах на 4 года колонии. Успел ли ты посмотреть эту новость и что скажешь на этот счет?
Е. Ройзман
―
Я конечно видел эту новость. Но надо понимать, что Конституционный суд в России несубъектен. Так же, как и любой другой суд на высоком уровне. Им поступило указание пересмотреть. Объявили. Сейчас будут тему качать, изображать оттепель. Ну потому что Котов уж слишком не за что сидит. Его приняли на выходе из метро. Он до митинга не дошел. И судя по всему, совершенно нормальный парень, который просто сидит не за что уже 5 месяцев. И дай бог, если что-то изменится хотя бы для одного человека. Но они будут демонстрировать эту уступку как откровенную оттепель, объективность и так далее. Ну, посмотрим. Главное, чтоб человек был на свободе.
И. Воробьева
―
Это да. Ладно, мы будем следить за историей, как она, по крайней мере, будет развиваться. Очень хотелось бы, конечно, чтобы Константин Котов оказался на свободе как можно раньше. То есть, на мой взгляд, просто дело Константина Котова надо не пересматривать, а просто отменить приговор, извиниться перед человеком, отпустить его, и чтобы все, кто приговорил его к заключению по этому делу, еще понесли наказание, конечно. В идеальном мире примерно так это должно выглядеть.
Е. Ройзман
―
Да. Но слушай, там еще сидит несколько человек, который сидят точно так же, как он, не за что. И поэтому это все должно за собой потянуть. А у нас есть одна международная история с этой девчонкой-израильтянкой Наамой Иссахар.
И. Воробьева
―
Да.
Е. Ройзман
―
Еще одна история. История, на самом деле, очень непростая. Сейчас считают, что было принято решение ее разменять на русское подворье в Иерусалиме прямо рядом с храмом Христа Спасителя. Ну, что достигли вот таких договоренностей. На самом деле, изначально эта история не была политической. Я просто расскажу как человек, который в этом разбирается. Есть такая статья Уголовного кодекса Российской Федерации – статья 229 часть 1 (контрабанда наркотических средства). Что произошло? Эта девчонка летела транзитом через Россию домой откуда из Индии. Когда перегружали багаж, собака сделала стойку. Это я говорю сейчас то, что я знаю.Когда перегружали багаж, собака сделала стойку на ее чемодан. Всё, если собака обнюхала чемодан, то этот чемодан снимается. В присутствии понятых этот чемодан вскрывается. Никто не знал, что там, сколько там будет. Ну, нашли 9,6 грамм. И с этого момента те, кто проводят досмотр (таможенники, оперативники) – всё, у них этот механизм закрутился. Наркотики найдены. Статья 229 часть 1. Они обязаны возбуждать уголовное дело. Если они возбуждают уголовное дело, они ее, естественно, снимают с рейса. Так как она гражданин другого государства, для нее не существует иной меры пресечения, только заключение под стражу. Всё, это включились механизмы.
Если кому-то покажется, что это механизм жесткий, я вам скажу, что если бы она прилетела в Малайзию, в Индонезию, в Сингапур, в Китай, эта история могла закончиться смертной казнью. Но поскольку это Россия, все-таки законодательство сколько-то либеральное, более европейское. И возбуждают уголовное дело, ее закрывают. 9,6 грамм гашиша. Надо понимать, от 2 грамм размер считается значительный. 229.1 в этой ситуации предусматривает от 5 до 10 лет лишения свободы. Ей дали ровно серединку в этой вилке – 7,5.
Хотя хочу сказать следующее. Вполне возможно, если бы не возникла политическая составляющая… А политическая составляющая возникает очень просто. Всё, доложили наверх, доложили наверх, доложили наверх, сказали: «У нас тут гражданин Израиля». Говорят: «Стоп, стоп, стоп. У нас там один в Израиле сидит. Он нам нужен». Всё, давайте-ка оформляйте. Всё по-настоящему делаем.
Это обычная такая история. Всё, человек стал политическим заложником. Не сработало, потому что израильтяне передали этого хакера, на которого предполагался обмен, в США. Там серьезная за ним история, мы о ней еще услышим. Всё, и девочка осталась сидеть. Срок – 7,5 лет. Срок большой реально. Понятно, что могли найти самые разные механизмы, включили бы там деятельное раскаяние, нашли бы какие-нибудь характеристики, кучу смягчающих, могли бы большой штраф сделать. Реально есть механизмы. Но сделали так.
В результате сейчас она будет разменяна. Она попросила о помиловании, уже известно. И ее будут разменивать на большой кусок земли в Иерусалиме прямо возле храма Гроба Господня. Надо понимать, что не существует в мире земли дороже, чем земля в Иерусалиме. Там могилы стоят десятки миллионов долларов, просто если ты хочешь там быть похороненным. Сколько наша территория там стоит… Вообще, эта территория, конечно, России. Она принадлежала императорскому палестинскому обществу. Можно, конечно, судиться все равно. Но все равно худо-бедно Россия все равно будет правопреемником. Но это очень долгая история, подвешенная ситуация. В конце концов эта земля переходит к России.
Но обратите внимание на одну вещь. Все разговаривают про заложника, все говорят про торговлю, что человека меняют на землю и так далее. Израильтяне в этом плане молодцы. То есть они способны за одного своего человека… Там был случай – более 900 человек террористов отпустили за одного человека. Это, конечно, пример для всего мира отношения к своим гражданам. Но изначально вот сейчас хочу сказать одну простую вещь. Предупреждали всех. Не было бы в этой истории наркотиков – не было ни заложников, ни торга, ни обмена, ничего. Вся эта история началась с наркотиков. Не было б наркотиков – ничего бы не было. Вот такая моя позиция.
И. Воробьева
―
У меня сразу же вопрос. Она прилетела транзитом через Российскую Федерацию, не переходя границу, фактически она вообще не была в нашей стране, только физически была. И, соответственно, в нашу страну наркотики она не ввозила. Вот как быть с этим?
Е. Ройзман
―
Смотри, на самом деле, наркотики попали на территорию Российской Федерации, потому что перегружали с самолета на самолет. И по факту она в Российской Федерации находилась, и багаж ее в Российской Федерации находился. И в багаже ее в Российской Федерации нашли наркотики. Вот здесь ни к чему не прицепиться вообще. Ни к чему не прицепиться юридически. Вот такая ситуация. Ну слушай, Ирин, ты же не будешь собаку обвинять, что она обнюхала чемодан и нашла. После этого чемодан надо вскрывать.
Е.Ройзман: Когда ездят с прямоточными глушителями, на мотоциклах - дети из кроваток выпадывают
Мы не знаем, сколько там идет, что там и как. Ну вот такая ситуация. И еще раз, не было бы наркотиков – не было бы этой ситуации. Послушай, нормально так покурила – пол-Иерусалима за нее отдали.
И. Воробьева
―
Напомни, пожалуйста, 200 какая там статья?
Е. Ройзман
―
229 часть 1.
И. Воробьева
―
А что это?
Е. Ройзман
―
Контрабанда наркотических средств.
И. Воробьева
―
Контрабанда. То есть предполагается, что контрабанда – это когда ты привез и что-то с этим сделал. Правильно же я понимаю?
Е. Ройзман
―
Нет, необязательно. Зачем? Просто привез.
И. Воробьева
―
Просто привез. Дело в том, что при транзите багаж даже не попадает в руки к этому человеку. Поэтому при всем желании… То есть это просто никак нельзя назвать контрабандой.
Е. Ройзман
―
Подожди секунду. Теперь давай попробуем разобрать на утрированных примерах. То есть ты хочешь сказать, что таким образом через Россию можно просто тонны наркотиков возить, и никто не должен досматривать.
И. Воробьева
―
Я хочу сказать, что если в страну, в которую она летела, можно привозить то, что она везла, значит Российская Федерации как просто транзитная зона не должна к ней иметь претензии.
Е. Ройзман
―
Еще раз. Очень просто всё. Значит, мы должны спокойно смотреть, как через страну нашу могут возить наркотики. Никто ж не знал, что там будет 9,6 грамм. Если собака понюхала, там весь чемодан мог быть завален. Поэтому юридически ну ни к чему ты здесь не придерешься. Вот оно так и бывает. И еще раз. Не было бы наркотиков – вообще бы этой ситуации не возникло.
И. Воробьева
―
Ладно. У нас две разные позиции по этому вопросу. Они всегда будут разными, поэтому не будем продолжать спорить об этом.
Е. Ройзман
―
Не, не, не. Я-то только факты говорю. Не было бы наркотиков – не было бы всей этой истории.
И. Воробьева
―
Я услышала. И думаю, что слушатели тоже.
Е. Ройзман
―
И хочу всем, пользуясь случаем, сказать, вот где наркотики – там всегда смерти, кровь и все остальное. Поэтому та ситуация, где лучше держаться подальше.
И. Воробьева
―
У нас сегодня в нашем эфире есть перерыв. Буквально меньше минутки. Сейчас мы прервемся, а потом продолжим программу «Личный прием».РЕКЛАМА
И. Воробьева
―
Продолжается программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. 21:18 в столице, 23:19 в Екатеринбурге. Еще одна история, которая сегодня довольно громкая. Это по делу журналиста еженедельника «Черновик» (это дагестанское издание). Абдулмумин Гаджиев, журналист этого издания, он является фигурантом дела о финансировании терроризма, хотя фактически он выполнял просто свою журналистскую работу, как и многие из нас. И сегодня за него вступились сотрудники многих изданий. Есть ли, как ты считаешь, шанс выцепить и как-то вырвать Гаджиева из этой истории, ну с учетом того, что действительно такую громкость сумели придать?
Е. Ройзман
―
Ирин, на самом деле, это единственный способ и особенно когда именно очень мощная такая корпоративная поддержка. Ну представляешь, разом если все печатные СМИ выходят с ним на первой полосе в один день, а все остальные радио и все объявляют или минуту молчания, или заставку все делают, конечно, оно так работает. По-другому оно не работает сейчас. Ну и молодцы вы все, конечно, кто заступился. И имеет смысл.
Е.Ройзман: Но когда касается какой-то помощи, консулы всегда стараются помочь
Понимаешь, там очень сложно. Там террористом могут объявить любого. Там сначала убьют, потом объявят террористом. Ну, таких ситуаций море. Поэтому с учетом местной специфики, чем больше огласки, чем больше вот такого человеческого давления общественного, тем лучше. Слушай…
И. Воробьева
―
Хотя… Давай.
Е. Ройзман
―
Не, ну говори. Ты девушка, первая говори.
И. Воробьева
―
Нет, я, просто, хотела к следующей теме перейти уже и, просто, наших слушателей отправить на сайт «Эха Москвы». Если вы еще не знаете про дело Гаджиева, вы можете найти эти подробности у нас на сайте.Я хотела тебя про Мединского спросить нашего любимого. Не о том, что он перестал быть министром культуры, а о том, что он назначен помощником президента по вопросам координации политики в исторической и гуманитарной сферах. И в связи с этим нельзя не вспомнить историю с его диссертацией и всеми претензиями к его книгам историческим.
Е. Ройзман
―
Слушай, ну, на самом деле, конечно, звучит издевательски и определяет вектор развития этой темы, что человек, который придерживается фальсификации в ущерб истины и в ущерб просто здравому смыслу, встает вдруг во главе целого направления при президенте. Этим самым он определяет позицию страны в международном сообществе. Ну, дураков же нет. Все понимают, что происходит.Но по диссертации Мединского я здесь разговаривал с людьми, которые эту диссертацию разбирали. Здесь в Екатеринбурге должны были собирать совет. И люди были к этому готовы. И совершенно точно, что здесь бы его лишили, потому что настроены были так. Но вмешались разные политические вектор и сначала приостановили, потом отсюда забрали. Но я разговаривал с людьми, которые в комиссии, с докторами наук, с историками, у которых я учился. Все люди были настроены очень решительно, потому что эта диссертация для историков оскорбительна.
И. Воробьева
―
Ну, вообще, честно говоря, слов нет. Выглядит правда как издевательство.
Е. Ройзман
―
Ну, слушай, Мединский не утонет. И давай за него не переживать. А меня, знаешь, ситуация очень сильно задела. В Чувашии сначала… Как там называется, глава Чувашии, да?
И. Воробьева
―
Ты имеешь в виду губернатора, сотрудника МЧС и историю с ключами?
Е. Ройзман
―
Да, губернатор. Подожди, это-то вторая часть истории. Первая – про журналистов, что надо мочить. И когда вдруг спросили: «А что ты имел в виду?», там начали изворачиваться и говорить: «Имели в виду, что это на чистую воду выводить, кто платит», и так далее. Ну ладно. Знаешь, люди плечами пожали, подумали: «Ну, мудак и мудак». И забыли.Но вот вторая часть этой истории, когда стоит майор мчсовец, этот держит ключи, и майор начинает за этими ключами прыгать. Ну я не встречал за последние годы ничего более унизительного. Во-первых, конечно, у меня вопросы к майору. Ну слушай, ты офицер, ну какое право ты имеешь прыгать? На развернись и встань в строй. Это первое.
Второе. Представь себе, что в голове у человека, когда он должен вручить автомобиль, не который он купил на свои деньги, а который положен, когда он должен вручить автомобиль И он не может без глумления спокойно, по-доброму это сделать. Представляешь, что у него должно быть в голове, что он подсознательно пользуется ситуацией, что человек в зависимом и подчиненном положении в данный момент находится, и заставляет его прыгать.
И я хочу тебе сказать еще одну вещь. Давай вспомним еще одну историю, когда в Нижнем Новгороде глава района открывал школу и приехал депутат Государственной Думы (Булавинов, по-моему, у него фамилия). И на открытии подрядчику и главе района подарил банку вазелина. Сказал, что приедет губернатор, и подарил им банку вазелина. Так они начали хлопать и смеяться. Ну и приняли подарок. Я надеюсь, что они это сделали от смущения, потому что это выглядело дико. Но сам уровень чиновников такого ранга – депутат Госдуму, губернатор. Один ключами трясет, другой – это. Но, с другой стороны, на этом фоне Жирик, который на Красной площади раскидывал, раздавал деньги и говорил, что кто там…
И. Воробьева
―
Холопы.
Е. Ройзман
―
Холопы. И вот знаешь, на самом деле, это вопрос не к ним. Всё, их уровень нам понятен. Это вопрос к нам всем. Нас можно унижать только до тех пор, пока мы это спокойно принимаем. Я говорю «мы» - это касается всего народа. Понятно, что мне не охота себя с этими людьми никак ассоциировать и близко ставить, но тем не менее это наш народ, это часть нас и мы часть этого народа. Поэтому и стыдно, поэтому всех касается. И так обращаться с нами можно только до тех пор, пока мы сами это позволяем.
И. Воробьева
―
Но тут нельзя не вспомнить, кстати, историю еще с новосибирской чиновницей, которая где-то в интернете то ли в Фейсбуке, то ли в Инстаграме довольно так эмоционально рассказывала, что граждане просто вообще неблагодарные, потому что государство столько для них делает бесплатного – и улицы-то убирает, и тут украшает, и вот это всё. И ведь здесь же две стороны. С одной стороны – чиновница, которая вообще не понимает, откуда деньги берутся в государстве, как они крутятся. С другой стороны – люди, который тоже далеко не всегда это понимают. И тут и те, и другие одинаково виноваты.
Е. Ройзман
―
Слушай, на самом деле, конечно, это вопрос человеческого достоинства. И огромный шлейф ну просто столетий и столетий крепостного права. Понимаешь, оно въелось. И действительно надо с этим бороться. Но все чиновники должны помнить, на какие деньги они живут. Нет никаких денег. В свое время это Тэтчер сказала: «Есть только деньги налогоплательщиков. И нет больше никаких государственных денег». Есть только деньги налогоплательщиков. Вот к этому можно только так и относиться.
И. Воробьева
―
Поехали дальше. Я напомню, что можно смотреть трансляцию нашей программы в Ютубе на канале «Эхо Москвы» или писать нам сообщения по номеру: +7 985 970 45 45. У нас буквально 5 минут до перерыва. Давай начнем истории с приема, который у тебя проходил.
Е. Ройзман
―
Слушай, давай перед тем, как к фактуре основной перейдем. Человек 10 у меня за прием пришло. Вообще, было немногим больше 50 человек. Человек 10 – по Конституции.
И. Воробьева
―
Да что ты!
Е. Ройзман
―
Люди от 50 и старше. То есть одному мужику вообще 80. Ну, такой задорный. И людей очень задела ситуация с Конституцией. Они говорят: «А что делать? Когда выходить? Потому что мы готовы». Ну, самые разные люди. Но от 50, обрати внимание, старшие.
И. Воробьева
―
И что ты им отвечал?
Е. Ройзман
―
Я сказал, что хотите с пикетами – стойте с пикетами. Я знаю, консолидация идет, между собой переговоры идут. Ну, видимо, пока общая дата – 29-е февраля, там день Немцова. 29-е февраля, видимо. Конечно надо выходить, надо декларировать свою позицию, показать, что нас много. Но пока до конца не будут приняты поправки, очень сложно о чем-либо говорить, потому что ситуацию надо трезво оценить.И понимаешь, люди говорят: «А почему? Вот объясни, ну почему все надо в такой спешке? Почему так быстро, почему в такой спешке?». Ну, им, естественно, говорят: «Слушай, ну когда кошелек воруют из кармана, стараются же чтобы быстро, чтоб человек опомниться не успел». Но здесь ровно тот самый случай. Если они кошелек воруют из кармана, они же не могут это делать плавно, долго. Они должны это сделать быстро и резко.
И. Воробьева
―
А вот можно я вернусь чуть назад? Ты сказал, что нужно дождаться пока, чтобы поправки были приняты. Но они же не изменятся, на самом деле, как мы понимаем. Их же президент внес.
Е.Ройзман: Государство в детстве бросает, начинает родителей пичкать мулипусечными какими-то подачками
Е. Ройзман
―
Ирина, ты знаешь что, сейчас вдруг появилось понимание, что, возможно, на ходу во втором чтении будут вносить что-то еще дополнительное. То есть они в первом чтении приняли, ко второму чтению что-то еще будут вносить. Что-то будет, к чему никто еще не готов. Трудно говорить. Понятно, что всё направлено в первую очередь на узурпацию власть, на пожизненное правление. И вторая позиция – чтобы это как-то более-менее мягко приняли. Вот и всё. Ну вот всё, что мы сейчас точно можем сказать. Ну, увидим – поймем.
И. Воробьева
―
Ну я напомню, кстати, слушателям, что второе чтение по президентским поправкам в Конституцию назначены, если я ничего не путаю, на 11-е февраля. Уже скоро достаточно. Так что мы скоро узнаем, что там во втором чтении. Пока в первом чтении все поправки мы уже видели. И они не внушают оптимизма, я скажу мягче, чем могла бы сказать, в принципе. Хорошо, поехали тогда. Две минуты буквально еще у нас есть до перерыва. Если не про Конституцию, то с чем еще приходили?
Е. Ройзман
―
Слушай, на самом деле, вернемся потом, расшифрую. Несколько очень серьезных было просьб по сбору денег. В одной ситуации была просьба абсолютно безнадежная – поучаствовать в сборе 167 миллионов.
И. Воробьева
―
Это ж на что такие деньги?
Е. Ройзман
―
Это в Америке появилось лекарство. Один укол стоит 167 миллионов рублей.
И. Воробьева
―
Спинальная мышечная атрофия.
Е. Ройзман
―
Спинальная мышечная атрофия, да. Девочка маленькая. И у нее началось рано. И для нее это единственный шанс. И родители делают все возможное. Надо насобирать 167 миллионов, а собран 21 миллион, понимаешь. Хотя 167 миллионов – это, скажем так, на сегодняшний день 2,5 миллиона долларов. Чуть-чуть больше, чем 2,5 миллиона долларов. Но, в принципе, реальные деньги – 167 миллионов. У нас на пиар губернатора по 540 миллионов в год уходит. В принципе, деньги реальные. Но никто еще столько ни разу частные фонды не собирали. Для частных фондов это очень большая сумма. Но у нас все больше и больше народу включается. Посмотрим. А вообще, чтобы закрыть все…
И. Воробьева
―
Подожди. Извини, что я вмешиваюсь сейчас в эту историю. Буквально минута до конца. Я же напомню, что буквально перед Новым годом или сразу после Нового года Минздрав обратился, вообще-то, к благотворительным фондам по поводу того, чтобы помогали собирать на вот это лекарство от СМА. Но это, вообще, выглядело довольно странно.
Е. Ройзман
―
Да. Слушай внимательно еще. Коротко сейчас скажу. В России есть свой аналог – «Спинраза». Она зарегистрирована сейчас в России. Но в России 900 человек детей болеют. И сейчас в России за один курс для этих детей годичный надо 42 миллиарда потратить. И предложили эти деньги собирать фондам, хотя лекарство российское. Единственный город, который какие-то деньги в каких-то случаях выделяет – это Москва.
И. Воробьева
―
Сейчас прервемся буквально на несколько минут и продолжим.НОВОСТИ/РЕКЛАМА
И. Воробьева
―
21 час 34 минуты в Москве, 23:34 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Мы продолжаем. Есть два вопроса от слушателей, которые хочу задать.
Е. Ройзман
―
Давай, давай.
И. Воробьева
―
Первый. Приходили ли люди на прием с вопросом про коронавирус и что им делать? И какая-то боязнь существует? Заметь, я не говорю слово «паника» – «боязнь».
Е. Ройзман
―
Нет, не было ни одного человека на приеме. Но это же прямо в выходные началось по-настоящему. Посмотрим, как будет.
И. Воробьева
―
Хорошо.
Е. Ройзман
―
Но уже очень много стран, которые закрыли границы, перелеты остановили и так далее. У нас пока этого нет.
Е.Ройзман: Конечно надо выходить, надо декларировать свою позицию, показать, что нас много
И. Воробьева
―
Ну да. Тут еще, конечно, Роспотребнадзор поручил регионам подготовить аптеки и больницы к борьбе с коронавирусом. Интересно, что же они имеют в виду. Больницы – я еще могу понять. Вот аптеки – пока не очень понятно, что именно имеется в виду.
Е. Ройзман
―
Я тебе скажу, что – Корвалол и валерьянка.
И. Воробьева
―
Ну да, фуфломицины чтобы люди покупали, очевидно, неработающие. Ладно. Второй вопрос. Я думаю, что ты ответишь «нет». Знаешь ли ты исполнительницу, которая победила во всех основных номинациях Грэмми. Там, просто, 18-летняя девчонка…
Е. Ройзман
―
Ну, Билли Айлиш.
И. Воробьева
―
Билли Айлиш.
Е. Ройзман
―
Слушай, я олдскульный, но не до такой же степени.
И. Воробьева
―
Ого! То есть Евгений Ройзман знает, кто такая Билли Айлиш.
Е. Ройзман
―
Да. Слушай, Ирин, серьезно.
И. Воробьева
―
Давай.
Е. Ройзман
―
Переключимся на прием. Смотри, я уже сказал, что у меня подряд несколько человек – люди просят включиться в сбор денег. Ну понятно, что у меня там по соцсетям куча подписчиков. Но если я сейчас начну это делать, я буду только просить деньги. Хотя ситуации такие, что мне придется влезать. Но у меня одна история. Девчонке 24 года. Во времени беременности у нее обнаружили нейроэндокринный рак, то есть достаточно редкая форма. Но она родила, слава богу, здоровую девчонку. А она родом из Североуральска. У нее подруги есть, там все включились помогать.Съездила в Израиль, сделали анализы. Всё, точный диагноз сумели поставить. И сейчас предлагается операция – вопрос 3 миллионов. Но мы сейчас связались с фондом «Подари жизнь». Они до 24 лет включительно берут. Если они возьмут на себя эту нагрузку, я буду, конечно, очень признателен. Если нет, ну мы сами будем собирать.
Одновременно с этим у меня здесь очень хороший парень, Павел его зовут, кандидат наук, химик, которому надо будет в начале марта ехать в Германию. У нее сложная достаточно форма, здесь не берутся. А немцы дают ему шанс. И ему надо ехать на очередное облучение. Там будет вопрос 8 тысяч евро. Это я здесь буду сам собирать.
Одновременно у меня есть очень интересная история с девочкой Лизой. Представляешь, девочка рыжая такая, веселая, все нормально, замечательная. Очень умная девочка. Ноги не ходят – ДЦП. И она говорит: «Мне ничего не надо. Я хочу научиться ходить». И у нее есть все шансы. Но вся реабилитация платная. И мы уже который раз включаемся. И сейчас снова надо будет. И кому интересно, посмотрите на сайте Фонда Ройзмана там по Лизе. Если кто-то включится, будет очень приятно. Я эту девочку очень люблю. Хорошая девочка.
И мне пришла мысль одна в голову. Посмотри, вот когда она была совсем маленькая – годик-два, если бы государство вложило какие-то деньги (то есть вопрос там был, может, не больше 10 тысяч долларов), и она бы пошла. И она бы была нормальным совершенно. Она бы выросла, она бы работала, она бы приносила пользу людям, она бы не сидела на шее у государства, зарабатывала бы деньги, сделала бы бизнес, потому что реально хорошая, умная девочка. Вместо этого государство ее в детстве бросает, начинает родителей пичкать мулипусечными какими-то подачками. Этих денег не хватает, чтоб человека вытащить и спасти. И в результате человек на всю свою оставшуюся жизнь на шее у государства.
И я понимаю, что те страны, ну, в частности, Япония, которая вытаскивает 95% детей с ДЦП, Германия (94%), они правы не только с человеческой точки зрения, а просто с обычной прагматической точки зрения они правы. Потому что те люди, которые в России жили бы в интернатах, замыкали бы на себя всю семьи, пока родители были бы живы, жили бы в интернатах и на шее у государства, там эти люди работают и совершенно полностью участвуют в жизни своей страны – создают бизнесы, творчеством занимаются. Потому что государство не поленилось и не пожалело на них денег в детстве, понимаешь.
И вот этот вот рубль, который вложен сейчас в ребенка, он потом 100 принесет стране. А вот они начинают экономить, и потом у страны эти деньги отнимаются, отнимаются, отнимаются. Обрастают, как корабль ракушками, вот этими социальными обязательствами. Вместо этого можно было вложить деньги и спасти. Понимаешь, да, о чем я говорю?
И. Воробьева
―
Да. Я хотела бы ответить, просто, на некоторые вопросы слушателей, которые говорят: «Ой, ну что вы. Неужели в Японии лечат ДЦП?». Нет, ДЦП не лечат. Просто, если ребенку с ДЦП, у которого довольно широкий спектр заболевания, если сразу же начинать реабилитацию и правильно ее делать (не ломать через колено ребенка, а действительно подходить так, как это делают лучшие специалисты в мире), то ребенок с ДЦП имеет все шансы ходить так, как ходите вы, и двигать руками так, как двигаете руками вы, и не сотрясаться от судорог каждые несколько минут минуту (по-разному у всех бывает) так, как это делаете вы. Вот и всё, собственно, о чем идет речь в реабилитации ДЦП.
Е. Ройзман
―
Я с тобой согласен, Ирина. Совершенно нормально адаптируют. Но вот самое главное – то, что ты сейчас задела – конечно, спасают от этих страшных судорог. Это же невероятно больно. И дети с этим живут.
И. Воробьева
―
Да. Тут сразу же возникает вопрос по поводу ДЦП. Ведь не только речь идет о ДЦП и о детях с этим заболеванием. Если мы, например, посмотрим на психоневрологические интернаты на те же самые, которые все нормальные люди уже призывают закрыть и вложиться в людей, которые действительно могут и в состоянии жить самостоятельно, но на них нужно потратить силы и время и вернуть их в общество, все равно этого не происходит. Вот как ты думаешь, столько было сказано в прошлом году про эти ПНИ, и Нюта Федермессер огромный жуткий доклад делала, и на Совете по правам человека этот вопрос поднимался, есть ли шансы у нас избавиться от этой позорной страницы истории? Нескольких страниц, извините.
Е. Ройзман
―
Смотри, вот говорить о человеческом отношении не всегда в нашей стране получается, потому что существуют другие приоритеты, потому что надо ракеты, нужно Сирию, Украину и все остальное. Вот здесь нужен какой-то человек с ледяной совершенно головой, который попросит, чтобы ему просчитали, сколько денег надо в детстве на человека потратить, чтобы он не был инвалидом, и сколько придется на этого человека потратить стране, если он все-таки останется инвалидом. Просто чтобы вот так взял с ледяной головой взвесил и сказал: «Знаете что, нам дешевле этих детей спасать и реабилитировать, чем содержать их потом в интернатах». И всё. И больше ничего не надо. Хотя бы вот так.
Е.Ройзман: Где наркотики – там всегда смерти, кровь и все остальное. Поэтому та ситуация, где лучше держаться подальше
И. Воробьева
―
То есть ты хочешь сказать, что такой подход цинично-циферный, математический, он возымеет больше результата?
Е. Ройзман
―
Ну, есть определенные категории людей. Ну, в частности, те люди, которые принимают решения. Можно давить на эмоции. Но они отгораживаются. А когда ты увидишь просто примитивную прибыль для страны… Знаешь, в свое время была история с Петром Первым. Абсолютнейший прагматик, очень рациональный. Он первый в России сказал: «Нельзя принуждать к вступлению в брак. Только если брак по согласию, вот тогда будут дети». И он понимал, что ему нужна рождаемость. И он первый в России запретил принуждать к вступлению в брак. Представляешь, история? И не потому что он такой был, а потому что он хотел, чтобы рожали. Ну, пусть. Вот такие были побуждения. Почему нет?
И. Воробьева
―
Ладно, давай еще по историям по приему.
Е. Ройзман
―
Давай по приему. Слушай, я тебе, просто, сразу скажу. Потому что такая плотность событий. Мне вот не хватает этой передачи, поэтому давай будем быстро разговаривать.
И. Воробьева
―
Давай.
Е. Ройзман
―
Значит, смотри, очень интересно. Позвонили из Режа, говорят: «У нас ситуация. У нас впервые после советской власти строительство за последние 20 лет. Построили 5-этажный дом». Но сдать его очень долго не могли, потому что там один чиновник из Стройнадзора просил взятку 2 миллиона рублей. Взятку ему давать не хотели. Для Режа это деньги сумасшедшие. И поэтому очень долго не могли сдать. В конце концов сдали. Пока сдали, куда-то исчезло 7 дольщиков. 7 человек найти не могут, телефоны не отвечают. Короче, кто меня слышит, кто в Реже вкладывался в строительство, ваш дом закончили. Это адрес Павлика Морозова, 54. 7 жильцов не могут найти. Так что, кто услышал, всё у вас нормально.Ну и слушай, пришла ко мне тетушка. У нее был бизнес. Бизнес был в метро. У нас в метро были ларьки. Знаешь, кормилась там, что-то продавала. Всё было нормально. А потом было принято антитеррористическое законодательство – из метро убрали вообще всё. И она говорит: «Вот у меня был бизнес. И вот его не стало. И в то время, когда у меня был бизнес, я взяла на развитие 600 тысяч. А залог у меня был один».
А у нее в центре города 1-комнатная квартира. Ну, она под 2 миллиона стоит. И она заложила квартиру, 600 тысяч взяла. В это время отняли бизнес, все обрушилось. А она уже возрастная такая. Но она как-то платила, там царапалась, царапалась. Ну, какой-то долг там у нее образовался. Банк подал к взысканию 460 тысяч. Она копейки платила, платила. А сейчас осталась должна 200 тысяч. Ну и всё, банк вышел в суд, наложил на квартиру отчуждение. Ну, она у них в банке. Всё.
И она пришла и говорит: «Ну представляешь, я вот сейчас 200 тысяч не могу заплатить, поэтому у меня отнимут квартиру. Мне даже пойти некуда». Но мы там постараемся справиться. Там есть варианты. Но это частая ситуация, к сожалению.
Очень важная ситуация, которую я принципиально сейчас хочу озвучить. У нас был такой парень архитектор. Ну как парень, он меня старше на 8 лет, 65 лет. Кротов архитектор. А он учился вместе, представляешь, со Славой Бутусовым, с Могилевским, с Димой Умецким. Эта вот тусовка. Вот где мы сейчас сидим, вот здесь как раз рядом архитектурный институт. Его все знают. Нормальный мужик. Вечером шел, и выскочили из какого-то бара несколько человек, начали его бить. Били, били, прыгали на голове и ушли. И он остался лежать. Его нашли только под утро 11-го числа. Он сейчас лежит в больнице в коме. И понимаешь, вот давление началось, по всем соцсетям пошло, потому что этого мужика все знают, о нем хорошо отзываются.
И сейчас прокуратура Кировского района занимается. Нашли, представляешь. Судя по всему, один точно зафиксирован, он мчсовец. Ну, к стыду вообще вот так вот, потому что к мчсовцам здесь хорошо относятся. Ну, в семье не без урода. Второй тоже был мчсовец. Он на камере есть и он опознается. Но первого отпустили под подписку о невыезде, потому что, судя по всему, начались там общие знакомые, силовики знакомые, там какое-то давление. Отпустили под подписку о невыезде. Плюс, видимо, ему сказали, что «бери всё на себя, потому что если будете вдвоем – группа и так далее». И вот оно вот сейчас так затормозилось.
Ко мне несколько разных совершенно людей за один день пришли и говорят: «Дак это что, сейчас опять избегут наказания, скажут, что он сам виноват, что у него на голове прыгали?». А били очень жестоко. Кадры чудовищные. Но тем не менее я специально сейчас озвучиваю, потому что я знаю, что наши передачи мониторят. Я хочу сказать тем, кто занимается этом делом. От всех просьба к вам, будьте объективны, будьте честны, потому что все смотрят и по вашим действиям судят о справедливости государства.
И. Воробьева
―
Тут сразу написали нам сообщения, что… Помнишь, ты рассказывал историю про аварию, где пьяная была за рулем.
Е. Ройзман
―
Да, там сумели довести до суда. Эта история тоже там… Один виновник, который, судя по всему, или был в состоянии наркотического опьянения, или пьян, угнали машину, ехали со скоростью больше 150 км/ч, врезались на перекрестке в такси. Два человека погибли, которые просто ехали домой. Обычные люди, оба с детьми. А эти пытались уйти от ответственности. И когда надо было сдавать анализы, то отец одного из них, полковник в отставке, за него написал в стаканчик, и там ничего не показало. Но сейчас дело передано в суд. Общественность наблюдает. И, вообще, общественный контроль – это, конечно, очень серьезно.
И. Воробьева
―
Я напомню, что можно смотреть нас в трансляции и там же задавать вопросы Евгению Ройзману. Если успею, задам. Я обещала быстро. Я быстро, Жень.
Е. Ройзман
―
Да, да, да. Слушай, интересно. Ко мне мужик пришел. Представляешь, он 37-го года рождения. И он на оккупированной территории в 4 года попал в концлагерь. Ну, потом освободили его. И он пришел ко мне. Он говорит: «Понимаешь, я не могу получить статуса. Мне очень важен статус». Разумный совершенно мужик, много что помнит с детства из концлагеря. Я говорю: «А зачем вам статус? Ну вот скажите мне, зачем вам статус?». Он говорит: «Понимаешь, если у меня будет статус «узник концлагеря», то я смогу обслуживаться в госпитале ветеранов всех войн. А в моем возрасте это очень важно». Ну, 83 года мужику будет.И мы нашли. Позвонили генеральному консулу Беларуси, потому что концлагерь был на территории Беларуси. И мужик говорит: «Всё, без всяких пусть идет ко мне. Мы сейчас свяжемся со всеми по нашей линии, мы найдем все ЗАГСы, посмотрим, найдем». А понимаешь, там свидетелей уже нет. Ну кто там в концлагере с того времени выжил? И всё. Огромная благодарность генконсулу Беларуси в Екатеринбурге. Просто взялись и начали заниматься. Я думаю, что получится.
И. Воробьева
―
Прям сейчас я даже удивилась. Я, честно говоря, думала, что эта история закончится чем-нибудь позорным.
Е. Ройзман
―
Не, не, не, не, не.
И. Воробьева
―
Но вдруг внезапно какая-то…
Е. Ройзман
―
Слушай, я тебе скажу, что сколько у меня было ситуаций с генеральными консульствами в Екатеринбурге… Ну вот я сегодня разговаривал с генеральным консулом Чехии. Представляешь, ситуация. Пришли люди на прием. Дочь 15-летняя учится в Чехии, а у них появилась там работа. Им надо выезжать туда на работу, потому что их берут. А визу поставить не могут. И я разговаривал с генеральным консулом Чехии. И он говорит: «Да, мы отложили до 1-го марта». Я говорю: «Почему?». Он говорит: «Наплыв очень большой. Очень большой наплыв». Я понимаю, конечно, с чем это связано.Одновременно с этим приходил в гости новый генконсул Германии. И мы с генконсулом Германии разговаривали. Представляешь, здесь, на самом деле, в Екатеринбурге, на горнозаводском Урале металлургию во многом ставили немцы. Ну, большей частью из немцев саксонцы. И у нас Вильгельм де Геннин немец был одним из отцов-основателей города. И у нас весь 18-й век в Екатеринбурге второй, ну такой деловой язык общения был немецкий. Ну и понятно, что когда пришел генконсул Германии, я ему рассказал о немцах в Екатеринбурге. Поговорили обо всем.
Но когда касается какой-то помощи, консулы всегда стараются помочь. У меня ситуация был с генконсулом Венгрии, а он историк по образованию. А у историков венгерских к Екатеринбургу, к Уралу свое, потому что Университет Будапешта постоянно здесь работает, потому что вогулы, которые у нас здесь живут, они первые носители венгерского языка (прото-венгерский язык). Ну, им много интересно. Здесь они и работают.
И у меня ситуация была. Там у нас Саня Доросинский, один из самых быстрых раллистов русских. И надо было ехать на этап Кубка мира и визы надо было оформлять. Всё, пошли навстречу, сделали моментально. И поэтому я всем дипмиссиям, всем консульствам, которые в Екатеринбурге, хочу просто от всех сказать спасибо, потому что они действительно хорошо работают. И МИД наш, представительство МИДа в Екатеринбурге тоже очень хорошо работает.
И. Воробьева
―
Ну наконец-то. Я, просто, все время радуюсь, когда мы можем за дело похвалить чиновников, в том числе и наших.
Е. Ройзман
―
Ирина, я с тобой согласен.
И. Воробьева
―
Ну правда приятно.
Е. Ройзман
―
Так приятно говорить добрые слова про добрых людей, когда есть повод и возможность.
И. Воробьева
―
Немного испорчу, как всегда, историю. Тут в связи с тем, что мы обсуждали по поводу ДТП и приговоров, был же в конце декабря, если я правильно понимаю – тоже слушатели попросили об этом поговорить – 30-го декабря был вынесен приговор Марине Мартемьяновой, которая сбила двух несовершеннолетних девочек.
Е. Ройзман
―
Да. Там, насколько я знаю, мало того, что сбила, она вернулась, чтобы их задавить. Она была за рулем абсолютно пьяная. Но у нее куча знакомых, потому что муж у нее гаишник в прошлом достаточно известный. Насколько я знаю, прокуратура опротестовала приговор. Насколько я знаю. Я к следующей передаче узнаю.
И. Воробьева
―
Да. Там приговор был 1,5 года лишения свободы в колонии-поселении. Я напомню, что просили 9 лет лишения свободы.
Е. Ройзман
―
Прокуратура, да.
И. Воробьева
―
Да. Хорошо, поехали дальше. Еще несколько минут у нас есть на истории с приема.
Е.Ройзман: Надо понимать, что Конституционный суд в России несубъектен. Так же, как любой другой суд на высоком уровне
Е. Ройзман
―
Слушай, пришла делегация из УрФУ, УрФУ – это Уральский федеральный университет. Раньше было два: УПИ – это брендовый, который Ельцин заканчивал и все, а второй – это УрГУ (это Уральский университет, который я заканчивал). И сейчас их объединили. И стало очень много. И у них главное здание. И представляешь, студенты приезжают на машинах. Ну понятно, там не бог весть какие машины, но все время битком. И у них повесили там знак. А знак повесили я знаю почему. Повесили знак, потому что жители окрестных домов начали жаловаться. По ночам там… Площадь достаточно большая. Ну и собираются. Там музыка на басах, рэпчик там всякий, дрифтить начинают, ну и так далее.И люди начали жаловаться. И гаишники повесили знак. Они повесили знак. Он полгода не работал, не работал. А потом студенты понаставили машин, пошли на лекции, приходят. Машин нет – утащили. А машину забрать со штрафстоянки – это такая история, что это… И они пришли ко мне целой делегацией. Ну, я им подсказал, как делать. Они говорят: «Мы готовы следить за порядком». Я говорю: «Пишите большую петицию в городскую администрацию, мэру пишите петицию, что мы студенты, мы будем следить за порядком, ночью будет полная тишина, разрешите нам, поговорите с ГАИ, походатайствуйте, чтоб нам разрешали там ставить машины». Ну, посмотрим, как получится. Ну, дай бог, чтобы получилось.
И. Воробьева
―
Веселые студенты, рэпчик, дрифт.
Е. Ройзман
―
Ну нормальные, обычные студенты.
И. Воробьева
―
Нет, ну слушай, жители-то правы. Они не должны это терпеть.
Е. Ройзман
―
Слушай, да, жители правы. На самом деле, когда ездят с прямоточными глушителями, когда ездят на мотоциклах, это дети из кроваток выпадывают. Это, на самом деле, ужасно. Бороться с этим непонятно как. Я однажды с Метшиным разговаривал в Казани. Ну, я был мэром, он был мэром. Я говорю: «Слушай, Ильсур, как вы решаете этот вопрос? У меня нет механизмов. То есть я могу только просить». Он говорит: «Не, у нас была эта беда. Мы решили». Я говорю: «А как вы решили?». Он говорит: «Президент вызвал начальника ГАИ, поставил ему задачу, ну и они выполнили». Вот понимаешь, здесь это невозможно.
И. Воробьева
―
Ну можно же наверняка найти какое-то другое место для них, в конце концов.
Е. Ройзман
―
Вот ты сейчас сказала одну разумную вещь, что действительно, во всяком случае, для байкеров можно искать за городом, на выезде из города какую-то большую площадку. И в этой ситуации они готовы сместиться и вот так по улицам не гонять.
И. Воробьева
―
Ну да. Потому что это борьба, которая приведет лишь к большому противостоянию, а страдать все равно будут жители. Это тоже, в общем, довольно известный факт. Но и терпеть это под окнами мало кто захочет. Так что да.
Е. Ройзман
―
Ну конечно. Я с тобой полностью согласен.
И. Воробьева
―
Женя, есть еще несколько минут. Буквально 3 минутки.
Е. Ройзман
―
Ну давай быстро на вопросы ответим, какие вопросы у нас есть.
И. Воробьева
―
Не собирала пока вопросы. Пока слушала тебя.
Е. Ройзман
―
Смотри, давай на всякий случай я скажу. Зайдите на сайт Фонда Ройзмана, там по Лизе посмотрите и вообще, где вы готовы с нами поучаствовать. Буду очень признателен. Второе. В пятницу будет прием. И если что, вот здесь на Толмачева, 11 с 10 утра и до конца я буду принимать. Если что, не дай бог, то приходите. Есть там у нас какие-нибудь вопросы?
И. Воробьева
―
Тут есть вопрос такой довольно глобальный. Мне кажется, мы это уже обсуждали, но тем не менее. Дмитрий спрашивает: «Как вы считаете, может быть, все-таки запретить выступления животных в цирке? Особенно после побега двух слоних из цирка на прошлой неделе в Екатеринбурге».
Е. Ройзман
―
Слушай, это хорошая история была со слонихами. Их выпустили воздухом подышать, а они пошли гулять. Но это ладно, что у нас все остановились, пропустили, их уговаривали всяко там. Кто-то чем-то угостил. Всяко уговаривали вернуться. Ладно они у нас такие спокойные, вернулись. Все нормально, слава богу.Если честно, вообще, к этому идет потихонечку общество. Во всяком случае, в цивилизованных странах общество гуманизируется. И к этому идет. Ну, посмотрим. Я не готов что-то сейчас говорить. Но тенденции эти я вижу.
И. Воробьева
―
Но в смысле не готов ничего говорить? Надо запретить животных в цирке или нет?
Е. Ройзман
―
Послушай, мне, на самом деле, не нравится, когда животных бьют, потому что я знаю некоторые способы дрессировки. Я совершенно однозначно против любого дельфинариума, потому что везде дельфинов признали разумными существами. Они такие же, как мы. Поэтому это нехорошо. Это тюрьма откровенная. Ну это ты разумное живое существо заключаешь в тюрьму и заставляешь его. Я против. Ну и думаю, что до цирков когда-нибудь дойдет.
И. Воробьева
―
Ну ладно, хорошо. Но я тут воспользуюсь случаем, поскольку раз уж мы обсуждаем эту историю, посмотрите один из выпусков «Редакции», которые сделали целый прям выпуск про животных как раз в цирках. Там много интересного и много разных точек зрения, как это обычно бывает у Пивоварова. Минута до конца, Женя. Уже не успеем никакую тему. Давай какой-нибудь анонс и твои пожелания нашим слушателям.
Е. Ройзман
―
Слушай, на самом деле, какие анонсы…
И. Воробьева
―
Смутился Евгений Ройзман. Приходите на прием в пятницу.
Е. Ройзман
―
Не, ну у меня будет лекция большая про Петра Первого. Но я там сам у себя поставлю анонс. А следующую лекцию буду делать: «Иноземцы в России». Вот специальную лекцию. Просто интересно, какое влияние, где какую пользу принесли, как русские сумели распорядиться своими знаниями и умениями и так далее. Это интересная будет лекция. Я тоже расскажу.
И. Воробьева
―
Всё, 15 секунд.
Е. Ройзман
―
Я хочу сказать, что, на самом деле, несмотря ни на что, в общем-то, как-то все идет, слава богу. И в конце концов, надеюсь, что все политзаключенные окажутся на свободе, все виновные будут наказаны, что когда-нибудь суды будут честными, СМИ будут независимыми и выборы будут настоящими и всенародными. Поэтому я надеюсь, что когда-нибудь все равно все будет хорошо. Давайте! Всем добра и удачи.
И. Воробьева
―
Через неделю вернемся.