Личный приём - 2020-01-20
И. Воробьева
―
21 час и 4 минуты в Москве, 23:04 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Эта программа, как всегда, идет из двух студий. В студии «Эха Москвы» в Москве Ирина Воробьева, в студии «Эха Екатеринбурга» в Екатеринбурге, не поверите, Евгений Ройзман. Женя, добрый вечер!
Е. Ройзман
―
Всем привет!
И. Воробьева
―
Еще раз скажи, пожалуйста, что-нибудь, а то тебя было плохо слышно.
Е. Ройзман
―
Хорошо слышно, нормально?
И. Воробьева
―
Да. Сейчас мы чуть погромче сделаем и будет вообще прекрасно. Нас можно смотреть в Ютубе на канале «Эхо Москвы». Можно, соответственно, писать нам сообщения по номеру: +7 985 970 45 45. И, конечно, федеральных новостей, с которых мы обычно начинаем, у нас в этот раз много. Ну что, Женя, в отставку отправлены Правительство, Дмитрий Медведев, поправки в Конституцию и вот это все.
Е. Ройзман
―
Помнишь, у Салтыкова-Щедрина…
И. Воробьева
―
А кто-то мне сегодня про него напоминал.
Е. Ройзман:
―
«Российская власть должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления». Вот они ровно по заповедям Салтыкова-Щедрина. Я, вообще, считаю, что это недооцененный немножечко писатель. И в конце концов, когда они разберутся, они его запретят.
И. Воробьева
―
Вот даже так.
Е. Ройзман
―
Думаю да.
И. Воробьева
―
Ну, хорошо. Ты что, не удивился, хочешь сказать?
Е. Ройзман
―
Слушай, это моя страна, я тут живу всю жизнь, я готов ко всему. Но меня иногда удивляет скорость, поспешность. Ну, тем не менее, что есть, то есть.
Е.Ройзман: Основное, что прозвучало – это, конечно, создание Госсовета. Все понимали, что Путин никуда не уйдет
И. Воробьева
―
Ну ладно, хорошо. Если серьезно, вот у нас будет новое Правительство. Новое – это не значит, что поменяются все министры. Но какие-то точно поменяются. Уже вот, например… А, ну да, это же не министр. Глава налоговой службы, например, у нас другой. Вот у нас другой Генеральный прокурор. Ну, хорошо. В любом случае, будут какие-то новые люди. Следует ожидать при новом премьер-министре новое Правительство и новую жизнь?
Е. Ройзман
―
Слушай, на самом деле, премьер в России – это совершенно лицо несубъектное и какой-то определенной самостоятельности у него нет. Ему ставят задачи в других совершенно кабинетах, и он пытается соответствовать. Ну, увидим, посмотрим. Но иллюзий у меня нет никаких по этому поводу. На самом деле, все послание, можно очень коротко, там одно настоящее – это Госсовет и вот это включение муниципального самоуправления в вертикаль власти.То есть, по сути, выстраивается очень жесткая такая советская система. Вертикаль будет выглядеть: мэр – это председатель исполкома и одновременно горкома, над ним будет губернатор – председатель обкома и облисполкома, ну и над ними – президент. Очень жесткая такая вертикаль. И забудут, что, в принципе, это совершенно разные ветви власти. Я сталкивался, многие сейчас не знают, что местное самоуправление – это не государственная власть, это другая история.
Но основное, что прозвучало – это, конечно, создание Госсовета. Все понимали, что Путин никуда не уйдет. Ну, уже хотя бы потому, что уходить ему некуда. И все понимали, что он что-то придумает. Ну, была такая серьезная подсказка со стороны Назарбаева, то есть превращение президента в елбасы, такого лидера нации, отца нации, ну и все, что отсюда следует, дедушки нации, в конце концов.
До этого момента рассматривали несколько вариантов. Интеграцию с Беларусью, объявление нового государства Россия-Беларусь и Путин – президент нового государства. Но там не сумели сломать Лукашенко. Рассматривали вариант – ну, я вам скажу, кому-то, может быть, сейчас покажется это нелепым, я просто видел, как катают пробные камни, как это опробуют, нащупывают – вплоть до восстановления монархии.
И. Воробьева
―
Монархии?
Е. Ройзман
―
Да. Это серьезно совершенно. Через ЛДПР обычно такие вещи запускаются. Пробовали, тестировали, общественное мнение смотрели. Ну, как-то не готовы. Ну и на третий срок (ну, по сути, на шестой срок) идти – уже как бы не очень прилично. Плюс к концу этого срока Путину пойдет 79-й год. Ну, как бы уже совсем нехорошо. И выбрали вот такой вариант – вариант Госсовета. То есть возникает надстройка, и под этой надстройкой оказывается все – и Госдума, и президент, и Совет Федерации, все, что отсюда следует.На самом деле, ход совершенно понятный, ход, пожалуй, один из немногих таких простых. Но надо понимать, что Россия вот сейчас состоит из огромного количества всяких симулякров и бюрократических надстроек, куча органов, которые дублируют друг друга вплоть до каких-то противоречий. Ну вот, например, есть Думы в городах, в регионах, Государственная Дума.
И. Воробьева
―
Законодательные собрания.
Е. Ройзман
―
Ну, законодательные собрания. По-разному называются. Но в какой-то момент для них придумали Общественные палаты самого разного уровня. И для чего нужна Общественная палата, когда есть Государственная Дума? Потому что Государственная Дума – это народное представительство. Зачем это дублировать? Некуда людей пристроить активных, как-то канализировать какую-то активность человеческую? Ну, может быть. Но получилась совершенно ужасная надстройка везде, которая служит для одобрения каких-то решений на самых разных уровнях.На сегодняшний день Совет Федерации – совершенно такая же структура, ну настоящий отстойник такой, где отыграные уже люди или их в резерв заводят, или уже совсем в ту конюшню убирают, чтобы под ногами не путались и легитимизировали какие-то решения. Ну, то же самое сейчас с Советом безопасности происходит. Потому что выстроено все, достаточно всего. Но на всякий случай. И вот Госсовет будет одним из таких же. То есть очень мощная бюрократическая надстройка. И бюрократия начинает сама себя воспроизводить, сама себя плодить. Содержать это все придется нам.
И. Воробьева
―
Прости, я тебя перебью по поводу Госсовета. Ну подожди, как же так? Он не может быть такой бессмысленной надстройкой, потому то там и Медведев, и глава Госсовета, извините, Владимир Путин. Ну, то есть вряд ли можно как-то сравнивать.
Е. Ройзман
―
Нет, Медведева – в Совет безопасности.
И. Воробьева
―
А, в Совет безопасности.
Е. Ройзман
―
Да. Он имеет смысл для Путина – чтобы оставаться у власти навсегда. Это один из инструментов. Ну, в качестве такого всенародного елбасы. Все понятно. Ничего нового не произошло. Все ждали, в какой форме он останется навсегда. Я не хочу сказать, что все смирились, потому что несменяемость власти конечно ведет к загниванию, к деградации. Это однозначно совершенно.Ну а вот история с Конституцией очень интересная. Все-таки вот когда все это прозвучало – с поправками в Конституцию, с созданием рабочей группы, куда вошли множество странных людей… Но, представляете, поправки были внесены в течение 3-х рабочих дней. Они уже внесены. Непонятно, зачем рабочая группа. Они не успели даже ознакомиться.
И. Воробьева
―
Не, не, не, подожди. Все, мне кажется, немного путают. Действительно, было внесено в Государственную Думу. Но там внесен законопроект о поправках в Конституцию. Это Путин внес. И завтра, я так понимаю, что все равно эта рабочая группа будет собираться, и в четверг Дума будет рассматривать.
Е. Ройзман
―
Нет, завтра заседание профильного комитета. Всё, закон внесен. Его обсуждает профильный комитет (это называется «нулевое чтение»), после чего его вносят в Думу на рассмотрение. Но не так давно принимались поправки в Конституцию. Но они их приняли за один день в трех чтениях. Поэтому я не думаю, что здесь будут что-то рассусоливать. Это первое. Всё, они уже внесены. Рабочая группа где-то там осталась в стороне вот эта, где Исинбаева, Прилепин и так далее. Я не знаю пока, чем они занимаются.И, на самом деле, здесь возникли споры. Когда говорят, вот оппозиция между собой поругалась, на самом деле, если мы садимся разговаривать серьезно, надо разобраться с терминологией. Что такое оппозиция? Оппозиция – это люди, у которых есть в руках легитимные инструменты для прохождения во власть, отстаивания своей позиции. И когда оппозиция проходит во власть, они становятся правящей партией, если их большинство. А те, кто были правящей партией, они становятся оппозицией.
И задача оппозиции – очень внимательно смотреть за тем, что делает правящая партия, подмечать все промахи и огрехи, чтобы на следующих выборах продемонстрировать эти промахи и огрехи и показать, как они готовы их исправлять и каким путем они собираются вести страну. И в этом случае за них могут проголосовать. И тогда оппозиция становится правящей партией, правящая партия переходит в оппозицию. Вот это оппозиция.
Те люди в России, кого называют оппозицией – это совершенно разные люди. Это, как правило, просто люди, с чем-то несогласные, люди здравого смысла. Это нельзя называть оппозицией. У них нет никаких легитимных рычагов влияния на власть. Если бы Навальному дали зарегистрировать партию, они бы сколько-то набрали, это была бы оппозиционная партия. Но сейчас им не дают. Даже безобидному Гудкову не дают зарегистрировать партию. Ну просто никому не дают.
А то, что находится в Думе – это нельзя называть оппозицией. Это такой технологический прием. Это все крылья одной такой машущей этими крыльями птицы. Ну, надо понимать, что есть правое крыло, левое, ну всякие крылья. И поэтому говорить, что оппозиция не может разобраться… Это не оппозиция.
Есть замечательная английская пословица, которую применяют: «Не знаешь, что делать – не делай ничего». Это ровно тот самый случай. И в этой ситуации, на мой взгляд, Алексей Навальный немножечко жестко выступил, сказал: «А что за эту Конституцию-то рубиться? А зачем? Это плохая Конституция». И начались вопли, крики и так далее. И я посмотрел, думаю, выступил он зря. Но если вдуматься, а что ты ему можешь возразить, когда это ровно та самая Конституция, которая позволила узурпировать власть? Ровно та же самая Конституция.
Секунду, Ирина, подожди. Это ровно та самая Конституция, которая оставила лазейку – «не более двух сроков подряд». Это та самая Конституция, которую изменили в течение одного дня, и стал президентский срок – 6 лет, а госдумский – 5 лет.
Е.Ройзман: Возникает надстройка, и под этой надстройкой оказывается все – и Госдума, и президент, и Совет Федерации
А представляешь, что такое 6 лет? В Америке всю жизнь этот срок – 4 года. Но обрати внимание, сейчас насколько изменилась жизнь, что 6 лет – это просто эпоха в жизни при сегодняшних коммуникациях. Ну представь себе, при Петре I, если им надо было указ отвезти в Вологду, они его везли через Архангельск, потому что это был самый простой путь (из Питера в Вологду везли через Архангельск). И в те годы управление было другое.
Сейчас ты с одного гаджета можешь быть на связи со всеми, устраивать онлайн-конференции, в закрытом режиме со всеми советоваться одновременно. То есть море ситуаций. И сейчас 6 лет – это не те 6 лет, что были какое-то время назад и даже не 4 года, это какой-то гигантский вообще срок. Он не нужен такой совершенно точно. И поэтому позиция мне здесь совершенно понятна. А что рубиться-то? А за что рубиться? Скажем так, это отвод в сторону и напускание тумана. То есть рубиться надо с узурпацией власти. Вот здесь да, это действительно ключевая ситуация.
И обрати внимание, вот когда людей выводят на митинг на следующий день после события… Ну, это Россия. Что должно произойти, чтобы на митинг вышло много людей? Его надо готовить. Это должна быть ситуация, которая заденет всех. Митинг, который собирает мало народу, он работает против идеи. Причем он резко работает против идеи, по-настоящему. Это подхватывают все и показывают, что людей-то нет, что люди не поддержали. Поэтому, не знаешь, что делать – не делай ничего. Есть ситуации, где имеет смысл держать паузу и думать, что делать.
И. Воробьева
―
Хочется просто сейчас сказать: «Навальный, перелогиньтесь». Ну правда, Женя, ты просто повторяешь то, что говорит Алексей Навальный, и, поддерживая его, находишь аргументы, чтобы не защищать сейчас Конституцию. И, как он в своем огромном посте написал, что, типа, ничего непонятно, зачем вы сейчас бросаетесь, вообще ничего непонятно, просто Путин что-то мутит.
Е. Ройзман
―
Ирина, всё, а вот теперь послушай меня. Я, во-первых, Навального старше на 15 лет. И у меня совсем другой опыт, не такой, как у Навального. Это первое. Второе. Я, в отличие от него, историк. Я ситуацию вижу с другой стороны и понимаю с другой стороны. Но если ты бросаешься защищать Конституцию, просто разбери, а что ты защищаешь. Это действительно та Конституция, которая позволила узурпировать власть. То есть дело, видимо, даже и не в Конституции. Поэтому здесь он совершенно прав.Другое дело, что выступать с этим не надо было, потому что люди считали это последним оплотом. Нужно было как-то по-другому подходить. Я здесь полностью с ним согласен. Потому что, ну действительно, а что защищать-то?
И. Воробьева
―
Да подождите. При всем уважении к Алексею Навальному и Евгению Ройзману, ну да, конечно, в Конституции заложено то самое слово «подряд» и так далее. Но будем же честны, узурпировать власть, как вы выражаетесь, позволило то, что мы позволили власти эту Конституцию нарушать. Мы позволили власти сделать так, что никто Конституцию не соблюдает.
Е. Ройзман
―
Ирина, ну смотри, ты ведь умная.
И. Воробьева
―
Хороший вопрос.
Е. Ройзман
―
Это сейчас не Навальный произнес, это произнесла ты – ровно то, что написал у себя Навальный. То есть ты сейчас стоишь ровно на тех же позициях, на каких стоит Навальный.
И. Воробьева
―
Нет.
Е. Ройзман
―
Ты это озвучила сейчас. Перечитай. Ты озвучила ровно то, что он написал.
И. Воробьева
―
Со словом «подряд»? Ты это имеешь в виду?
Е. Ройзман
―
Вопрос вообще не в Конституции. Вот поэтому это и прозвучало. Потому что это ложный сейчас шаг, ложная цель и защищать надо другое. И ты озвучила сейчас сама.
И. Воробьева
―
Нет, я говорю не об этом. Я говорю о том, что не Конституция плохая.
Е. Ройзман
―
Вот и всё.
И. Воробьева
―
Не то что: а что нам защищать, это плохой закон, это плохой документ основополагающий, который позволил узурпировать власть. Но это ведь не закон плохой. Это просто его не соблюдают в нашей стране последние дцать лет.
Е. Ройзман
―
Смотри, ты сейчас сказала, что Конституция в этой ситуации даже роли не играет. Если она не играет никакой роли, а что тратить энергию и защищать? Ты сейчас это сказала.
И. Воробьева
―
Нет, Жень, я сказала совсем другое. Ты прекрасно это понимаешь.
Е. Ройзман
―
Ну повтори еще раз то, что ты сказала. Давай разберем.
И. Воробьева
―
Я сказала, что вы с Навальным в два голоса как минимум говорите: не надо защищать эту дурацкую Конституцию, потому что это плохой закон, который позволил узурпировать власть и так далее.
Е. Ройзман
―
Нет, нет, нет. Стоп, я не так сказал.
И. Воробьева
―
А что ты сказал?
Е. Ройзман
―
Я сказал, что я совершенно четко понимаю, что он сказал. Потому что если начинаешь разбирать, а действительно, а рубиться-то за что? А ты потом сказала, что действительно это не Конституция виновата, не в Конституции дело. То есть мы к этому же приходим с разных сторон.
И. Воробьева
―
Нет, я говорю о том, что я-то как раз понимаю людей, которые хотят защищать Конституцию.
Е. Ройзман
―
Ирина, я точно так же понимаю людей, которые хотят защищать Конституцию. Это прекраснодушные люди. Но бывают ситуации, когда ноги бегут вперед головы. И поэтому митинг, который собирает тысячу человек – это не митинг. Да, это декларация позиции. Ты ее так же можешь в соцсетях. У тебя в соцсетях больше читателей, чем тысяча человек.
И. Воробьева
―
Мне не нравится вот это немного высокомерное, что у Навального, что у тебя: ну, мол, ладно, люди, которые защищают Конституцию, хорошие, но тем не менее прекраснодушные и так далее.
Е. Ройзман
―
Ирина, «прекраснодушные» – это хорошее слово. Это раз. А, во-вторых, обрати внимание, власть узурпировал Путин, а ругают Навального. Нормально?
И. Воробьева
―
Да, конечно. Знаешь, почему?
Е. Ройзман
―
Так вот поэтому смотри, ни тебе, ни мне, ни Навальному, ни нашим слушателям не нравится то, что происходит. Но у нас у каждого есть свое мнение и нас нельзя всех назвать оппозицией, мы просто люди здравого смысла. Вот когда у нас будет представительство наше, когда зарегистрируют какую-то партию, которая действительно будет отстаивать интересы людей, а не интересы власти, вот это станет оппозицией. А пока мы просто самые разные люди. И у нас у всех свое мнение.
Е.Ройзман: Очень мощная бюрократическая надстройка. И бюрократия начинает сама себя воспроизводить, сама себя плодить
И. Воробьева
―
Хорошо. Прежде чем мы поговорим еще про разные вот эти все истории, связанные с Правительством, я бы хотела вернуться немножко назад к посланию президента, где он говорил еще до того, как он послал Правительство, про его вот эти мощные истории…
Е. Ройзман
―
Не послал, а отправил в отставку.
И. Воробьева
―
Извините, да. В смысле, я имею в виду…
Е. Ройзман
―
Не, ну, как сказала, так сказала.
И. Воробьева
―
В общем, я говорю о том, что Владимир Путин, в общем, наговорил довольно много вещей, которые, как мне кажется, тоже очень важны – про материнский капитал, про выплаты на ребенка ежемесячные, бесплатное питание для начальной школы и так далее. Но согласись, что это тоже было очень мощно.
Е. Ройзман
―
Я немножко с другой стороны смотрю. Это надо было 20 лет быть у власти, чтоб вдруг увидеть, что не хватает на питание детям в школе. А у многих действительно не хватает. Но для примера тебе скажу, что Финляндия – маленькая страна, но в Финляндии школьники с 43-го года, со времен войны, получают бесплатное питание в школах. Там до 5-го класса. А в Индии, в которой школьников 150 млн, они получают весь срок обучения бесплатное питание. То есть прецедентов в мире достаточно, когда о своих детях заботятся. То есть, видимо, уже ситуация к тому подвела.То, что нужно было повышать пособие на ребенка… Ну что смеяться? После 1,5 лет – 53 рубля. То есть это меньше 1 доллара. Это все это время было при Путине. Но это просто издевательство. Ну, наконец-то руки дошли. То есть после Сирии, после Крыма, после Украины наконец-то до этого дошли руки. Ну, можно и так сказать. Значит, материнский капитал – ход верный. Но там его не многие прочитали. После второго ребенка будет доплачиваться еще, по-моему, 160 тысяч.
И. Воробьева
―
150 тысяч.
Е. Ройзман
―
Да. Больше 150. Ну, понятный совершенно ход. Но если учесть, что за последний год Россия потеряла более 300 тысяч человек, то история с материнским капиталом очень серьезная. И пытаются найти любые возможности стимулирования рождаемости. Но я тебе скажу, что будет на самом деле. На самом деле увеличат квоты на мигрантов. И к этому есть уже посыл, потому что прозвучала очень жесткая установка – увеличить усилия по интеграции мигрантов. Ну, это правильно. От этого никуда не денешься. Но это ход был бы очень непопулярный, если его озвучить. Судя по всему, это будет происходить за кадром, без особого пиара такого.
И. Воробьева
―
Не поняла, зачем, извини.
Е. Ройзман
―
Население, рождаемость. Население вымирает. Эту нишу надо заполнять, потому что в какой-то момент происходит старение и работать будет некому.
И. Воробьева
―
Хорошо, ладно.
Е. Ройзман
―
Ирин, секунду одну. На мой взгляд, все послание было сосредоточено вокруг Госсовета. Все остальное – это такая дымовая завеса. Ну, что-то будет, может быть. Все равно, лучше пусть будет, чем если бы не было. Но сразу же вопрос: а 20-то лет что делали? А что 20 лет смотрели, как люди мучаются? Денег было достаточно в бюджете. Времена были ну просто замечательные: на нас никто не нападал, доллар стоил 23 рубля. Ну почему нет-то? И, видимо, сейчас припекло.
И. Воробьева
―
Подожди, то есть сейчас, когда мамы, рожая ребенка первого и получая какие-то деньги прямо за первого ребенка и так далее, они должны что, оглядываться назад и не говорить: «Хорошо, что так сделали», а говорить: «Ой, а что ж вы 20 лет-то не делали»? Я, просто, к тому, что что бы сейчас ни сделал Путин, что бы сейчас не сделала власть, всегда всё будет плохо. Разве нет?
Е. Ройзман
―
Ну почему? Вот смотри, Чайку убрал Путин.
И. Воробьева
―
И ты рад?
Е. Ройзман
―
Все говорят, хорошо, потому что понимают, что это действительно хорошо.
И. Воробьева
―
А Краснов, которого вместо Чайки – хорошо?
Е. Ройзман
―
Слушай, очень интересно. Видно, что человек профессионал, видно, что работяга, видно, что умеет. Но прежде таких назначений смотрят, насколько глубоко человек интегрировался в систему. И вот когда ему пришлось озвучить, что в Центральноафриканской Республике убили грабители, вот в этот момент стало понятно, что он в систему интегрировался достаточно глубоко. Только после этого могут происходить такие назначения. Но это действительно так. Система так и выглядит. Но хотелось бы, конечно, чтоб человек как-то согласовывал свои действия все-таки не только с приказами начальства, но и со своей совестью, ну и как-то себя проявил. Ну, посмотрим. Увидим же всё.
И. Воробьева
―
А я хочу напомнить по Телеграм-каналу Сергея Бадамшина (это адвокат), который про Краснова написал следующее: «Именно Краснов непосредственно контролирует расследование уголовного дела в отношении Анастасии Шевченко». Ты прекрасно знаешь, что это за уголовное дело. Ну согласись, с одной стороны, расследование по БОРН довольное такое резонансное действительно, а с другой стороны, пожалуйста, Анастасия Шевченко.
Е. Ройзман
―
Ирин, я тебе скажу так, что вполне… Я не знаю, насколько он это сам контролировал, но я хочу сказать для наших слушателей, кто с этим не сталкивался. Анастасия Шевченко – по-моему, одна из активистов «Открытой России». Ну и по делу о нежелательной организации она попала под домашний арест. И Центр «Э», который вел оперативное сопровождение этого дела, установили камеры в ее спальне. Они вышли в суд с этим, судья дал разрешение, они установили камеры в ее спальне и просто снимали спальню молодой женщины. Мало того, фотографии приобщали к уголовному делу, то есть они были на обозрении у оперативных сотрудников, у прокурора, у судьи.Вот понимаете, были очень некрасивые дела в российском правосудии, но, на мой взгляд, это одно из самых стыдных дел, с чем я сталкивался. Это действительно, когда вроде не ты это сделал, а тебе стыдно. То есть очень нехорошая история. И, конечно, кто-то должен дать оценку этой истории.
Но я-то бы про Краснова другое, конечно. Он же занимался расследованием дела по убийству Бориса Немцова. И это дело шло очень сильно и очень хорошо, и очень сильно продвигалось. А потом вдруг, когда надо было ехать в Чечню, пришли к Руслану Геремееву, постучались в дверь, он не открыл, говорят: «Впустите?». – «Нет». Ну, на нет и суда нет. Всё. И заказчика этого дела не нашли. Но я полагаю, что Краснов очень хорошо знает заказчика. Но поскольку он глубоко интегрирован… То есть он служака, он не может этого говорить.
Е.Ройзман: Ничего нового не произошло. Все ждали, в какой форме Путин останется навсегда
И. Воробьева
―
У нас буквально минута до конца. И я хочу начать эту тему. Смотри, возвращаясь к политике, к Конституции и к узурпации власть. Илья Яшин объявил, что 29-го февраля они подают заявку шествие. Обычно это шествие памяти Бориса Немцова, но это будет политический марш, основная цель которого – сменяемость власти и выступление против узурпации. Ты как к этому относишься?
Е. Ройзман
―
Нормально совершенно. Вот это уже консолидированная позиция, потому что я знаю, там разговаривали и ФБК, и «Яблоко», и либертарианцы, и самые разные люди и приняли решение выходить. Ну, я со своей стороны тоже поддержу. Плюс есть там месяц с лишним на подготовку. Такие вещи надо готовить. И здесь задача – задекларировать позицию и показать, что людей, которые не согласны с происходящим, их много. Поэтому это гораздо серьезнее, чем выход сразу на следующий день.
И. Воробьева
―
мы продолжим буквально через несколько минут. Программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом.НОВОСТИ/РЕКЛАМА
И. Воробьева
―
21 час и 34 минуты в Москве, 23:34 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. И мы продолжаем программу. Нас можно смотреть в Ютубе на канале «Эхо Москвы», можно писать нам сообщения. Постараюсь сообщения еще прочесть. Мы ушли на перерыв, когда обсуждали акцию – шествие 29-го февраля, которую запланировал Илья Яшин. Точнее, не Илья Яшин, а оргкомитет Марша Немцова, насколько я понимаю. Объясни мне, пожалуйста, разницу. То есть все-таки есть что защищать и есть против чего протестовать – та самая политическая реформа, которую проводит Путин, или нет? Можно определиться между Навальным и Яшиным?
Е. Ройзман
―
Ирин, нет, все очень просто. Протестовать имеет смысл в данном случае. Ну, надо понимать суть. Протестовать надо против узурпации власти, против несменяемости власти, против нечестных выборов, против коррумпированных судов. Ну понятно же все, на самом деле. Ну, естественно, что вопрос Конституции – это вопрос очень серьезный. И, конечно, когда дойдет до дела, надо создавать такую Конституцию, позиции которой невозможно будет обойти.Но, с другой стороны, любой человек, вдруг который будет наделен какими-то полномочиями на уровне президента России по сегодняшней Конституции, он сможет резко изменить ситуацию в свою пользу. И Конституция 93-го года имела именно перекос в отношении президентской власти – слишком много полномочий.
И сейчас, если создавать новую Конституцию, конечно, надо будет уравновешивать так, чтобы не полагаться только на добрую волю, а полагаться именно на закон, что президент по закону не сможет изменить ситуацию, не сможет захватить больше полномочий, чем ему отвела Конституция. Вот и всё.
И. Воробьева
―
Ладно, хорошо. Вот тут тебя спрашивают. Извините, что мы возвращаемся к Конституции. Не всем понравилась наша дискуссия. Просто, слушатели же спрашивают. Надо ли бороться за новую редакцию Конституции, раз уж все равно поправки будут вноситься и так далее? Вот за это нужно бороться (за то, какой она будет)?
Е. Ройзман
―
Если бороться за новую редакцию, там надо будет задевать тогда, на мой взгляд, и 1-ю и 2-ю статьи. Очень интересный психологический момент. Люди, которые старше, которые застали сталинскую Конституцию, брежневскую Конституцию, они все знали, что от этой Конституции не зависит ничего вообще, хотя это был выходной день – день Конституции (5-е декабря). До этого – я не знаю. Но был 5-го декабря, я помню, что выходной день, день Конституции. Никто не знал, что такое Конституция, зачем она нужна. Тексты эти нигде не тиражировались, не пропагандировались.И все знали, что Конституция не нужна вообще. Ну, Конституция и Конституция. Это сейчас она, только во времена Ельцина приобрела какой-то смысл. Но как она приобрела смысл, точно так же она потеряла это на наших глазах, если в Основной закон страны в течение одного дня в трех чтениях принимаются судьбоносные поправки. Ну что смеяться?
И. Воробьева
―
Тут просят наши слушатели, чтобы что-нибудь Евгений Ройзман сказал про нового нашего премьера, про Мишустина. Ну, вдруг ты знаком с ним как-то.
Е. Ройзман
―
Ирин, смотри. На самом деле, что мне не понравилось? Что вычистили все что можно, касающееся деклараций. И сразу же люди задали вопросы: «Ничего себе там 800 млн у жены дохода…». Тут же выступил «Коммерсант», который попытался это обосновать, что 2 года Мишустин был в бизнесе, и вот из бизнеса были удачно инвестированы. И им сразу же сказали, сколько надо лет и какую доходность, чтобы такие обороты набрать. То есть не подготовились, наврали, их тут же поймали за руку.И на старте для премьера Российской Федерации это очень плохая история. Потому что совершенно точно сейчас несколько проектов, которые сейчас взялись мониторить всю ситуацию по Мишустину с 90-х годов и через какое-то время, даже не сомневайтесь, вывалят какое-то серьезное расследование. Иллюзий нет. Многие говорят, ну Путин же не мог приличного человека назначить, надо же понимать. С другой стороны, я считаю, что у всех должен быть какой-то шанс. И на старте имеет смысл как-то пробовать хотя бы для себя обнулить эту историю и дать человеку шанс. Но история может быть такая, с которой именно связано это назначение.
И сейчас я скажу одну очень жесткую вещь. В свое время мне довелось разговаривать с одним обкомовцем, человеком, который с Ельциным работал. Ну и я достаточно доверительно с ним разговаривал. Он знал, как устроено было Политбюро, как устроена была власть в Советском Союзе. Он говорит: «Понимаешь, ни одно номенклатурное назначение не проходило просто так. Любой человек, который претендовал на какую-то номенклатурную должность, за ним должен был быть какой-то внятный компромат». Я говорю: «Ну что считалось компроматом в 70-е – в начале 80-х?».
Он говорит: «Ну, или гомосексуальные связи, или родственники за границей, или какая-то семейная история». То есть что-то должно быть такое, чтобы его можно было моментально осадить. Но я скажу, что сейчас ситуация не меняется. И для тех, кто попадает на номенклатурные должности, тоже держат какое-то досье – или это ранние возбужденные и прекращенные уголовные дела, или это какие-то позиции, по которым можно моментально возбудить уголовные дела. Ну вот сейчас еще Путин озвучил, что не должно быть двойного гражданства, вида на жительство и так далее. И этим он подвесил очень многих людей. Поэтому любое назначение сейчас все будут рассматривать с этих позиций, есть ли какой-то компромат.
Ну, с другой стороны, ты когда попадаешь на выборную должность или назначаешься на такую высокую должность, ты к этому должен быть готов. Но, суд по всему, Мишустин не был готов, и никто не был готов, и Медведев не был готов.
И. Воробьева
―
Да? У тебя сложилось впечатление, что они не знали – ни Медведев, ни Мишустин?
Е.Ройзман: Вопрос вообще не в Конституции. Потому что это ложный сейчас шаг, ложная цель и защищать надо другое
Е. Ройзман
―
Я думаю, что нет. Я думаю, что Медведев, во всяком случае, мы на него смотрели во время послания, по нему не было видно, что он готов. Ну и, судя по всему, Мишустин был не очень готов. Готова была только Маргарита Симоньян.
И. Воробьева
―
Это мы заметили, да. Которая предсказала всё.
Е. Ройзман
―
Но она задним числом предсказала все равно.
И. Воробьева
―
Ну, неважно. Что тут говорить, Маргарита Симоньян, как всегда, всё знала, что и требовалось, так сказать, доказать. Ладно, хорошо. Нас тут упрекают в том, что мы очень много времени потратили – это правда – на обсуждение новостей. Вы уж извините, такие новости в России.
Е. Ройзман
―
Много новостей, да.
И. Воробьева
―
Да. Такое редко случается, хотя случается, конечно. Что там с приемом? Прежде чем ты начнешь рассказывать истории, тут наша слушательница уточняет, будет ли в ближайшую пятницу прием, потому что он едет издалека.
Е. Ройзман
―
В пятницу на Толмачева, 11 с 10 утра и до конца будет прием. Поэтому, если что, приходите. Слушай, ну, первая пришла девчонка, с Лысьвы приехала с мужем вместе. Мужа взяли токарем на Уралмаш из Лысьвы. Я говорю: «А почему из Лысьвы?». Она говорит: «У нас вообще нет работы. Ну, Пермский край. Вообще нет работы. Люди уезжают. Ну, пришлось приехать». Но меня удивило другое – что на Уралмаш начали привозить из Казахстана, из Петрозаводска, вот сейчас вот из Лысьвы. Я разговаривал с человеком изнутри. Он говорит: «Понимаешь, очень мало профессионалов».Вообще, Петрозаводск и горнозаводской Урал были связаны еще при Петре I именно мастерами. У нас на строительстве Невьянского завода с Олонца брали мастеров. И он говорит: «Любые квалифицированные – мы берем. Мы им даем жилье. Покупаем жилье и оплачиваем для высококвалифицированных». И сейчас у высококвалифицированных – зарплаты по 100 с лишним тысяч. И их готовы носить на руках. Очень интересная ситуация сложилась. Я об этом не думал.
Растеряли своих, растеряли профессиональную свою подготовку как-то. Это не было востребовано. Был период, эпоха в жизни страны, когда требовались юристы и экономисты. И я скажу, что сейчас самая безработная категория населения – это юристы и экономисты, которые ищут работу.
И. Воробьева
―
Слишком много?
Е. Ройзман
―
Да, перенасыщенный рынок. Но при том что хороших берут всегда, хорошие всегда востребованы. Ну и вот. У нее там проблема была, что с садиком надо было решить. Но это решается.Пришли девчонки. Хорошие девчонки. Баскетбол 3 на 3. Хорошая, сильная команда. Среди лучших в России. Никакого финансирования. Нет Федерации. Никакого финансирования. Так же, как и у парней. Баскетбол 3 на 3, типа стритбола. То, что очень востребовано, то, что любят, то, что во всем мире. Ну, просто нет финансирования. Ну, там решается. Там «РМК» помогли, взяли их на обеспечение очень хорошо.
Знаешь, интересная история. Пришла женщина. У нас 40 лет Октября и Кировградская – там в 1928-м году ставили деревянные 2-этажные дома. Это были очень хорошие дома такие, замечательные. Ну, если они простояли до 2020-го года – это очень хорошо. И вот у нее была сестра не очень благополучная, в коррекционной школе училась. И у нее дочь также не очень благополучная, ее племянница. Сестра-то умерла, дочь осталась. Дочь родила дочь, и ее посадили. Ну, просто посадили в тюрьму за какие-то дела. А ребенка усыновили. Усыновили, видимо, хорошие люди. 1-комнатная квартира там. В квартире были прописаны вместе с дочерью.
И вот она сейчас сидит, дочь усыновили, дом будут сносить, а ей ничего не полагается. И, с одной стороны, ничего не полагается, сидит в тюрьме там непутевая мать. А, с другой стороны, она вернется и ей даже пойти некуда. С одной стороны – несправедливость, а с другой стороны – это просто какое-то нарушение и нарушение, ну и так далее. И вот придется этой ситуацией тоже заниматься. Ну, самые разные бывают истории.
И. Воробьева
―
Ситуации с жильем.
Е. Ройзман
―
Да, ситуация с жильем. Человек, которого посадили в тюрьму, как при советской власти, просто лишается жилья. Ну, она вернется, она еще достаточно молодая. Я видел, когда женщины, которые пили, кололись всю жизнь, несло, проститучничали, и вдруг потом брались за ум. И понятно, что всю следующую жизнь придется доказывать, что она нормальная. Но я видел, как возвращают своих детей, как любят своих детей.Знаешь, я с чем столкнулся, Ирин? Я говорю сейчас, мне даже тяжело говорить. Я видел ситуации, когда родители бросают своих детей, бухают, чем только ни занимаются, а дети их любят и жалеют, и все готовы им простить, и находят себе оправдание, почему мама хорошая. Ну, это, конечно, страшные ситуации. Но я видел, как женщины освобождаются, разыскивают своих детей, становятся снова им матерью. Ну и такое бывает тоже. Это жизнь.
Слушай, пришел парень, из Челябинска приехал. Парень – режиссер. Хочет сделать короткометражный фильм. И говорит: «У меня вопрос. Бюджет фильма – 180 тысяч рублей. Но у меня этих денег нету. Я попробовал на платформу краудфандинговую зайти. Собрал полторы тысячи рублей».
И. Воробьева
―
Успех!
Е. Ройзман
―
Сам смеется. Я говорю: «Слушай, ну публикуй сценарий, что-то пробуй там. Я тебя поддержу, если ты начнешь в соцсетях». Просто нормальный, здравый парень. Улыбается, пытается что-то сделать.Потом, слушай, очень много народу пошло по квартплате. Просто люди не могут платить. Причем люди добросовестные, но реально просто не хватает денег. И, знаешь, иногда ты задаешь вопрос: «А почему не платили-то?». Они говорят: «Да денег не хватает. Ну не могу платить». Но как-то потихонечку все равно получается.
Но у меня история, я ее рассказывал, не рассказывал… Ко мне девчонка пришла. Слушай внимательно. Ее в 14 лет отец отдал, чтобы ее выпороли. Ее жестоко выпороли и отправили в монастырь. И она с 14 до 28 лет прожила в монастыре. И из монастыря она ушла только по той причине, что она уже начала умирать. А им там не надо, чтобы кто-то умер. И ее отдали домой. А родителям она не нужна, потому что она была девочка-подросток в 14 лет. Проблема-то у нее возникла, что она там на дискотеку куда-то сходила или еще что-то. И она фактически до 29 лет прожила в монастыре.
Хорошая девчонка, толковая. Понимаешь, она вышла оттуда и социализации ноль, осталась подростком в душе, потому что не повзрослела за это время. А сейчас ей уже 30 с небольшим лет, ей надо устраиваться на работу, как-то устраивать жизнь. А она к этой жизни не готова вообще. Просто родители отдали в монастырь. А когда вынуждена была вернуться домой, ей говорят: «Но ты же в монастыре. Зачем ты нам дома тут нужна?». Дикая совершенно ситуация в 21-м веке. Ну, я сколько смогу, конечно, приму участие в судьбе, потому что человек хороший. Но дай бог, чтобы получилось.
И. Воробьева
―
Прости, а ты сказал, что она из монастыря ушла, потому что она там умирала или что?
Е. Ройзман
―
Ну, она начала болеть, и она уже просто не вставала, умирала уже. Ну, там понятно, что психосоматика. Она мучилась все время. Это не ее было. Живой нормальный подросток вдруг попадает в келью на 15 лет. Представляешь ситуацию?
И. Воробьева
―
А ты с родителями этими не виделся? Интересно же посмотреть на этих людей, согласись.
Е. Ройзман
―
Слушай, я ее отца знаю. И мне от этого еще в 100 раз досаднее и обиднее, потому что это дикий совершенно поступок.Потом парень пришел. Поселок Колпаковка Шалинского района. Нужен портативный кислородный концентратор, который взять негде. Стоит он 250 тысяч рублей. Человек без него передвигаться уже не может. Когда-то нормальная женщина была, обычная, работала там в лесхозе. Поставили неверный диагноз, ситуация ухудшалась и ухудшалась, и сейчас не может передвигаться. 250 тысяч рублей – для человека это вопрос жизни и смерти. Ну, это через Фонд Ройзмана будем решать. Поэтому если кто-то где-то хочет с нами поучаствовать, в любом поисковике набирайте: Фонд Ройзмана. Там куча проектов, куча ситуаций, где надо людям помогать. Можете с нами участвовать.
Е.Ройзман: На мой взгляд, все послание было сосредоточено вокруг Госсовета. Все остальное – это такая дымовая завеса
И. Воробьева
―
Давай я напомню нашим слушателям, что это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом, что вы можете задавать личные вопросы Евгению Ройзману в чате в трансляции на канале «Эхо Москвы» и можете по номеру: +7 985 970 45 45. Если позволишь, пару вопросов.
Е. Ройзман
―
Давай, давай.
И. Воробьева
―
Извините, что я к Конституции возвращаюсь, но это не я, это наши слушатели. Вот наш слушатель уточняет: «Где именно в Конституции упомянутая Ройзманом лазейка?». Я так понимаю, что в слове «подряд».
Е. Ройзман
―
Не, ну слушай, во-первых, в слове «подряд». Во-вторых, в один день принятая поправка, что президентский срок становится 6 лет. В полтора раза одной поправкой увеличили срок до 6 лет. И за то, что Дума Государственная проголосовала, им 1 год к сроку тоже добавили, то есть бонус такой. Что, мало что ли этого? Ну, на самом деле, там еще раньше – это перекос в сторону президентской власти.
И. Воробьева
―
Ладно, хорошо. Давай дальше, потому что…
Е. Ройзман
―
Слушай, вот, просто, тебе к тому, какие бывают в жизни ситуации. Вот представь себе, в жизни все нормально, все складывается, мужик нормальный, работящий, дома все нормально, двое маленьких детей, старшая дочь. Вышел из дома, поскользнулся, упал, сломал 3 позвонка. И все, уже пришел в себя. Это перед Новым годом было. Совершенно трезвый, обычный мужик. Ну, поскользнулся. Бывает в жизни. Отнялись полностью ноги. Вся нижняя часть тела отнялась. Ну, видимо анатомический разрыв.И причем сразу же врачи сказали, что никаких шансов. И ко мне пришла старшая дочь этого мужика. Ну, не знает, что делать. Ну, договаривались с Клиникой мозга. Там будут смотреть. Если что, может, потом с клиникой Дикуля. У нас получалось в свое время. Ирина Волкова – у нас реабилитационный центр мощный есть – сказала, что мы готовы посмотреть. То есть главное, чтоб люди включались в этой ситуации.
А ко мне пришел мой товарищ. Серьезный очень парень. А него мама… Я ее хорошо знаю. И он говорит: «Я не могу понять, что происходит с медициной. Ко мне мама моя старается не обращаться. Ей 83 года. И вдруг я узнаю, что она пошла в поликлинику и сидела в очереди 6,5 часов». 6,5 часов 83-летняя женщина сидела в очереди. Он говорит: «Мама, зачем ты это делаешь? Ну как же так?». Она говорит: «Костя, ну все сидят в очереди. Я, как все». Он говорит: «Мама, вот тебе клиника УГМК, вот водитель. Он тебя отвезет, рассчитается. Иди в частную клинику». Она говорит: «Костя, ну вот у меня есть ты. А у других нет таких сыновей. И что я сейчас?».
И представляете, вот у нее воспитание такое: ей стыдно пользоваться тем, что может дать ей сын, когда другие вот так сидят в очередях. И с этим сталкивается очень много народу. Ну и, конечно, если сменят министра здравоохранения, это хотя бы будет понятно.
И. Воробьева
―
Но станет ли лучше?
Е. Ройзман
―
Я не знаю. Но хотя бы вранья поубавится, потому что… Ну понятно всё. Не охота.
И. Воробьева
―
Поубавится ли? Ну правда, с одной стороны, мы говорим, что ничего не меняется; с другой стороны, начинаем надеяться, что следующий министр или следующий руководитель в какой-нибудь сфере будет лучше. Хотя мы всё и так понимаем.
Е. Ройзман
―
Понимаешь, Ирин, если не будет меняться, то точно ничего не будет. А если будет меняться, ну какой-то шанс появляется. Охота же верить во что-нибудь.
И. Воробьева
―
А, вот так вот. Ладно.
Е. Ройзман
―
Слушай хорошую историю. Очень хорошую короткую историю расскажу. Пришел ко мне парняга. Его зовут Которов Федор. Он работает лаборантов в УрФУ. Он разработал биомеханический кистевой протез, который откликается на импульсы, и создал опытную модель, опытный образец. Он крепится на запястье. Если нет у человека кисти, он крепится на запястье и считывает импульсы. То есть ты мозгом говоришь, что делаешь движение, мозгом говоришь, что тебе надо что-то взять, и протез считывает импульсы и начинает работать. Представляешь? И по нему было несколько сюжетов на «ОРТ», на «Первом канале». Где только ни говорили о нем.И он ко мне пришел и говорит: «Я хочу, чтобы у меня получилось». Ну, я связался с очень серьезной инвестиционной компанией. С другой стороны, начали искать самые разные варианты, связались со всеми фондами. Вот это одна из очень серьезных настоящих русских проблем, что русские умудряются какие-то делать невероятные прорывы, а потом невозможно это поставить в серию, потому что сталкиваются с бюрократической такой системой. И вот уже с инвестиционной компании звонили и говорят, интересно. То есть пока вот таких аналогов нет. Все, что есть, в разы дороже.
А я видел людей, которые лишились кистей. Парень к нам приходил, летчик, штурман военный. Их диспетчер неверно вывел, и они в сопку врезались. А там -30 было. И он, представляешь, молодой парняга, который только женился, маленькая дочка родилась, и у него нет обеих кистей рук. Ну, он пишет письма вплоть до Шойгу. А ему говорят: «Но вас же пролечили в госпитале. Выходите в отставку». А он говорит: «Ты понимаешь, если я в отставку выйду, мне точно уже ничего никогда никто не сделает». Ну, ему в ответ тут говорят: «Так давайте мы вам расщепим культю. И, может, что-нибудь там захватывать сумеете, что-нибудь держать». Ну вот тоже искали варианты.
И вот это вот настолько сильный вариант с этим Федором Которовым. Я не буду отпускаться. Время от времени задавайте мне вопросы, как эта ситуация с протезом продвигается. Я надеюсь, что получится это запустить в серию.
И. Воробьева
―
Тут спрашивают, видимо, что-то про Екатеринбург, чего я не знаю. Дмитрий спрашивает про снос здания эпохи конструктивизма на Нагорной.
Е. Ройзман
―
Ирин, это действительно так. Сносят здание. Здание очень мощное, очень красивое. Сносят здание, потому что там будет жилой квартал. Мне, на самом деле, очень досадно, потому что Екатеринбург – это такой заповедник конструктивизма. В те годы это был прорыв. Но надо понимать одну вещь – памятники конструктивизма очень тяжело содержать. Это я сейчас говорю как в прошлом мэр города. Я понимаю ситуацию. У нас их выявлено 148 штук.Но надо понимать одну вещь – всё, что единовременно построено, единовременно приходит в упадок. Плюс все памятники конструктивизма строили руками ссыльных поселенцев, руками зэков, раскулаченных и так далее. Душу в это строительство не вкладывал никто. Там, как правило, деревянные перекрытия, там дранковые эти… Они сыплются. Их содержать очень дорого и очень тяжело. И поэтому такие вещи будут происходить повсеместно. Это очень досадно. И по сохранению этих памятников требуется мощная федеральная программа.
Но, вообще, на мой взгляд, вот этот вот конструктивизм украшает город, потому что это реальный прорыв в свое время. И к нам ездят постоянно бельгийцы, французы, немцы смотреть эту архитектуру. Это крутая архитектура.
И. Воробьева
―
А обнимать-то будете? Или уже здание снесли и обнимать уже нечего?
Е. Ройзман
―
Да уже всё, уже начали. Ирин, это огромная проблема. Когда такие здания начинают сносить, оно задевает всех. Ну, больше 50 человек не собирается на защиту. И все видят. Ну, 50 человек – это считай, что никто и не протестует.
И. Воробьева
―
У нас минута до конца. Давай еще раз, будет ли прием… Будет прием в ближайшую пятницу в Екатеринбурге. Тут наша слушательница издалека собиралась быть. Всё в силе. С 10 утра всё будет.
Е. Ройзман
―
Смотрите, прием в пятницу будет на Толмачева, 11 с 10 утра и до конца. Если хотите людям помогать или вам помощь требуется, приходите. Все, кто хочет со мной поучаствовать, пожалуйста – Фонд Ройзмана. Куча проблем у людей. Включайтесь вместе с нами, выходите на связь. Во всех соцсетях меня найдете, если что. Дело есть для каждого, есть кому помогать. Ну и конечно я хочу сказать, что несмотря ни на что мы живем в той стране, за которую стоит бороться. Это замечательная страна. И только от нас зависит, будет ли она лучше. Поэтому я все-таки надеюсь, что в конце концов все будет хорошо. Вот даже не сомневайтесь. Удачи.
И. Воробьева
―
Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. До встречи!