Евгений Ройзман - Личный приём - 2019-12-23
И. Воробьева
―
21 час 6 минут в Москве, 23:06 в Екатеринбурге. Всем здравствуйте! Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Как всегда, эта программа идет на два города – Москву и Екатеринбург. В Москве – я, Ирина Воробьева. В Екатеринбурге – Евгений Ройзман. Женя, добрый вечер!
Е. Ройзман
―
Всем привет.
И. Воробьева
―
Ну, я даже не знаю, честно говоря, с чего начать.
Е. Ройзман
―
С самого главного.
И. Воробьева
―
Такая насыщенная у нас неделя была. Давай. Что самое главное было для Евгения Ройзмана на этой неделе в таком случае?
Е. Ройзман
―
Слушай, ну, несколько вещей, которые меня задели. Конечно, меня удивило вот это молитвенное стояние, когда вдруг мужики выходили на молитву против закона о домашнем насилии.
Е.Ройзман: МВД привело чудовищные цифры: за последние 4 года убийств детей своими родителями стало в полтора раза больше
И. Воробьева
―
Уже не первый раз, кстати, все это происходит.
Е. Ройзман
―
Не первый раз. И больше всего я вижу именно сопротивление Русской православной церкви. Ну, судя по всему, они отстаивают постулаты типа: «Я тебя породил, я тебя и убью»; «Жена да убоится мужа»; «Бьет – значит любит» и так далее. Так вижу. На самом деле, я хочу, чтоб все услышали. МВД привело чудовищные цифры: за последние 4 года убийств детей своими родителями стало в полтора раза больше, истязаний детей своими родителями стало больше почти в полтора раза (на 48%). А на самом деле, в 92 раза увеличилось вот это домашнее насилие в отношении детей – преступления в отношении детей, совершенные в стенах дома.Представляете, насколько ситуация ухудшается? Ну и просто листнуть новости – ну просто что-то страшное творится. И конечно я считаю, что закон о домашнем насилии необходим. Потому что психология примитивная: на улице – нельзя, чужих – нельзя, а своих – можно, потому что «учу, это наше внутреннее дело, мы тут в семье сами разберемся», ну и опять же «я тебя породил, я тебя и убью» и так далее. И огромная, на самом деле, проблема. Но это первое, что хотел отметить.
Конечно, «Мемориал» озвучил цифру последнюю – 314 политзаключенных в России. И если осудят Раджабова, будет 315.
И. Воробьева
―
А давай поговорим чуть подробнее про Раджабова, кстати.
Е. Ройзман
―
На самом деле, точно неизвестно, потому что многие вещи как бы остаются за кадром. Это люди, о которых мы знаем. А там, допустим, в Краснодарском крае сколько ситуаций. Но они не все выходят в паблик. За этим тоже надо следить. Ну и во многих республиках какие-то вещи тоже не всегда выходят. И по делу Раджабова ситуация очень простая. Кинул бутылкой. Бутылка пластиковая. Ни в кого не попал. Попросили 3,5 года. Парню 21 год. Ну, совершенно такая нелепая ситуация. Вот что комментировать?
И. Воробьева
―
Я сейчас спрошу у тебя. Вот я посмотрела сегодня на «Медиазоне» стенограмму из суда, где бравый сотрудник правоохранительных органов рассказывает о том, как ему было страшно, когда пластиковая бутылка летела, приземлялась, и как он в первое время после этого продолжал испытывать страх, но потом все-таки справился с ним, поскольку уже давно работает в правоохранительных органах. Ну не жалко мужика, вообще, так вот его?
Е. Ройзман
―
Да. Представляешь, это смотрит его жена, его родители, его дети, какой он трепетный, как он долго испытывал страх, менял памперсы и все, что отсюда следует. Ну, понимаешь, какая-то грань перейдена. Ну мужчины не могут себя вести так. Ну мужчины не имеют права себя вести так, даже если им начальство приказывает. Это унизительно. Ну вот я не представляю, как он будет с товарищами по службе общаться. Там не просто так некоторые отказались участвовать в обвинении, потому что это стыдно. Ну вот кому-то не стыдно. Ну, может, карьеру сделает.Вот это вот, кстати, очень серьезный момент – отрицательная селекция. Карьеру начали делать за счет подлости, угодливости. Это отрицательная селекция. Это огромный минус для страны и для служб.
И. Воробьева
―
Еще одна история, которая конечно касается в первую очередь правоохранительных органов – ФСБ, СК, МВД, да всех, наверное – это трагедия на Лубянке, стрельба, погибшие люди. И довольно долгое время, которое мы наблюдали, точнее, не мы наблюдали, а мы ждали новостей, когда будет либо схвачен, либо ликвидирован стрелок в центре Москвы. И как-то очень много времени это все заняло. И к этому тоже, согласись, много вопросов.
Е. Ройзман
―
Ирин, там, на самом деле, случиться это может где угодно, как угодно. Бывает всякое. Другое дело, что правоохранительные органы должны людям говорить правду. Должны людям говорить правду. И если им будут верить, если будет качественное, быстрое расследование, наказание виновных, восстановление справедливости, им будут верить. На самом деле, не верит никто ни одному слову. Сначала на обыске показывают флаги «НОД», значок «НОД», говорят, что он был активным членом. Потом вдруг оказывается, какая-то украинская националистическая организация. Ну, друзья, это слишком толсто.
И. Воробьева
―
Визитку Яроша не нашли.
Е. Ройзман
―
И вообще, теракты надо называть терактами. В свое время в Сыктывкаре один мусульманин бегал с ножом, за людьми гонялся, двух человек ударил, его еле скрутили. Терактом не называют. В Магнитогорске называют хлопком газа, хотя весь город понимает, что был теракт. И трупы эти в «Газели» сгоревшие были, и автоматчики по улицам ходили, и стрельба была. Все это видели. Но терактом не назвали. В результате про расследование не слышно ничего вообще. Ну и многое другое.Поэтому вещи необходимо называть своими именами. Люди должны понимать, что происходит. Предупрежден – значит вооружен. Каждый сам будет выстраивать как-то свою безопасность, ну и государство, соответственно, тоже. И вот это вот огромный минус спецслужбам, первым лицам, которые не называют вещи своими именами.
И. Воробьева
―
А когда журналисты пытаются делать свою работу, они получают по лицу. Например, как журналистка «Базы», которая…
Е.Ройзман: Карьеру начали делать за счет подлости, угодливости. Это отрицательная селекция
Е. Ройзман
―
То что офицер ударил девчонку, которая раньше, чем спецслужбы, нашла родителей Манюрова, приехала туда. Но это работа журналистов. Здесь нельзя злиться. Здесь надо понять, что у вас отовсюду утечки. И надо стараться работать качественнее и быстрее. Ну а она-то в чем виновата? Она делает свою работу. И миссия и функция журналистов – постоянно говорить о том, что происходит на самом деле. Конечно, независимые СМИ – это огромный вклад в безопасность страны в целом. Понимаешь, да, о чем я говорю?
И. Воробьева
―
Да, безусловно. Еще вопрос по новостям, условно говоря, по-моему, по сегодняшним даже. У «Левады» вышел опрос, где выяснилось, что порядка половины жителей России (43%) считают, что в нынешнем 2019-м, который заканчивается, уровень жизни основной части населения страны стал ниже. 43% не заметили никаких изменений. И вот 43% сказали, что стало хуже. Вот эти 43%, которые говорят, что стало хуже – это просто люди привыкли жаловаться или действительно, как ты думаешь, посчитали, что 2019-й год стал более тяжелым, чем предыдущий?
Е. Ройзман
―
Ирин, ну конечно стало хуже. Ну, я это вижу по приемам. Я вижу по приемам, что люди идут – ну просто нет денег. Не могут платить за услуги ЖКХ – начинает копиться, не могут платить за ипотеку – отнимают жилье. Конечно стало хуже. Конечно стало гораздо тяжелее. И это очевидно. И очевидно для всех. Другое дело, что я к опросам так отношусь. Тебя хоть раз опрашивали?
И. Воробьева
―
Да, пытались. Но я журналист, я не имею права участвовать в опросах.
Е. Ройзман
―
Меня вот ни разу. Все время говорят, что проводили опрос. А я не знаю, где проводили. Меня ни разу в жизни не опрашивали.
И. Воробьева
―
Но ты же знаешь, что они не опрашивают все население страны, когда делают социологические опросы.
Е. Ройзман
―
Значит, мне не повезло.
И. Воробьева
―
Ну да. То есть поэтом ты не доверяешь опросам? Потому что тебя ни разу не опрашивали за все эти годы. Опросите, пожалуйста, кто-нибудь Евгения Ройзмана, чтобы он начал как-то по-другому относиться к социологии. Еще одна тема, которая касается Москвы и Санкт-Петербурга. Но, по-моему, это и в других городах тоже происходит. Может быть, не так массово. Но последние 3, по-моему, или 4 недели в Москве просто массово эвакуируют школы, больницы, разные другие учреждения. Никто не может с этим ничего сделать. И опять же вопрос только в том, что никто ничего не говорит, то есть никто не выходит к людям и не рассказывает, что происходит и как с этим бороться.
Е. Ройзман
―
Этой истории в России порядка 5 лет. Вот эти массовые звонки, массовые эвакуации школ, торговых центров, кинотеатров, сейчас вот детских садов, судов – этой истории 5 лет. Эта история началась…
И. Воробьева: В 14
―
м году.
Е. Ройзман
―
Да, эта история началась с нашей войны с Украиной. Я думаю, я понимаю, что это кто-то абсолютно сознательно дестабилизирует работу. Сильно не надестабилизируешь. Но когда начинают детей во время сон-часа собирать и вытаскивать на мороз, ну конечно… Ну, когда в школе срываются занятия… Ну, школьникам это нравится. То есть это гораздо приятнее и веселее, чем сидеть на уроках, но тем не менее. Когда больницы эвакуируют, когда торговые центры – конечно, это никому не нравится. Но я, просто, помню, когда это началось. И я эти вещи между собой увязываю. И меня удивляет, что до сих пор какого-то внятного объяснения этому нет официального. Ну, куда денешься? Мир такой. Придется терпеть.
И. Воробьева
―
Но тут же вопрос не в этом. Понятно, что когда массовые звонки, действительно, с этим мало что можно сделать. Вопрос в том, что об этом пишут только в Фейсбуке и в интернет-СМИ, вот на «Эхе» есть, там еще, наверное, где-то есть. Но вот что-то в телевизоре я этого не видела, хотя, по идее, могли бы.
Е. Ройзман
―
Ну, слушай, телевизор используется для гипноза. То есть это такой очень серьезный элемент гипноза. Ну и все, что делает телевизор, он делает, пользуясь беспомощным состоянием потерпевших. Поэтому к телевизору какие претензии? Он для этого и работает. Но, вообще, конечно, вот мне бы хотелось понять. Но у меня видение именно такое – это началось с момента войны с Украиной.
И. Воробьева
―
Ладно. Мы буквально через полминутки сейчас должны будем прерваться на короткий прям буквально перерыв. И я воспользуюсь сейчас возможностью напомнить, что вы можете смотреть нас в видеотрансляции в Ютубе на канале «Эхо Москвы», там задавать свои вопросы и писать нам на номер: +7 985 970 45 45 – это телефон для ваших СМС-сообщений. Туда можно писать СМСки из Вайбера, Вотсапа тоже. Все работает. Вернемся через недолго.РЕКЛАМА
И. Воробьева: 21
―
18 в Москве, 23:18 в Екатеринбурге. Продолжается программа «Личный прием». Мы снова в эфире после короткого перерыва. Поехали дальше. Мы можем еще по новостям пройтись, если есть желание.
Е. Ройзман
―
Да, по новостям надо. Ну, из последнего часа. Задержали члена ФБК (Фонд борьбы с коррупцией Алексея Навального). Задержали Руслана Шаведдинова. Выпилили дверь болгаркой, увезли в неизвестном направлении. Но я считаю, что все эти действия против Жданова, против Шаведдинова, против Навального, против Соболь – все эти действия связаны с результативной работой ФБК. И на сегодняшний день Фонд борьбы с коррупцией – это самая мощная народная организация в стране.Конечно, им сейчас несладко приходится. Особенно вот этот иск, который субсидиарная ответственность. Соболь, Навальный. Не помню, кто-то еще у них третий. Албуров, по-моему. 88 миллионов Пригожину выплатить. Конечно, таких денег ни у кого нет. Будут душить, будут отравлять жизнь. Но все понимают, что Фонд борьбы с коррупцией душат именно потому, что это сильная, независимая народная организация. Конечно их надо поддерживать.
И. Воробьева
―
Да, про ФБК, к сожалению, новости о задержании приходят практически каждую неделю. И мне кажется, что примерно как с остальными людьми, которых постоянно задерживают, все уже начали путаться, просто – кого, когда, куда, насколько задержали, за что задержали.
Е. Ройзман
―
Ну да.
И. Воробьева
―
Куча исков. Огромное количество разных истцов, которые требуют какие-то деньги. То есть это вот правда истории, которые, к сожалению, выглядят именно так.
Е. Ройзман
―
Ирин, я с Фондом попадал в такую ситуацию, когда работало все ГУВД Свердловской области против нас и губернатор приезжий. Но для меня это всегда была мотивация к работе. Здесь, когда такое начинается, способ только один – втягивать голову в плечи и уходить с головой полностью в работу и отчитываться работой. И тогда все понимают, что происходит, кто против работает, почему. Только работа – спасение. И, конечно, я желаю ФБК и всем ребятам там, и Навальному я желаю устоять. Это очень важно.
Е.Ройзман: Когда больницы эвакуируют – это никому не нравится. Я помню, когда это началось. И я эти вещи связываю
И. Воробьева
―
Спрашивают, смотрел ли Евгений Ройзман большую пресс-конференцию президента Путина.
Е. Ройзман
―
Слушай, ну я не смотрел. Я ж не мазохист. Все смотрели и плевались. У меня нет столько времени свободного. Ну, это происходит 15-й год. Особо друг от друга не отличается. И там по гримасам пытаться узнать состояние лидера или то, что у него в голове… Ну, я не хочу. Я не хочу забивать этим голову, потому что столько серьезного и настоящего в мире. Зачем?
И. Воробьева
―
Ну, то есть когда Владимир Путин, например, говорит про то самое слово в Конституции, которым все так удачно воспользовались – я имею в виду слово «подряд» – в президентских сроках, это даже что, не бесит?
Е. Ройзман
―
Слушай, совершенно. Ну понимаешь, я это уже расцениваю как какое-то страшное стихийное бедствие, которое навалилось на страну. Тебя же не бесит, что снег пошел или дождь пошел.
И. Воробьева
―
Наоборот, снега нет. Бесит
Е. Ройзман
―
Ты же с этим ничего не можешь сделать. Ты же уступаешь дорогу автобусу не потому, что ты вежливый. Стараешься где-то не переходить улицу лишний раз, где-то зонтик взял, где-то оделся потеплее. Я расцениваю это как стихийное бедствие. Когда-то и это пройдет.
И. Воробьева
―
Еще одно событие, тоже касающееся темы «московского дела» и не только «московского дела» там наоборот. Матери фигурантов дела «Нового величия» и «пензенского дела» сегодня провели пикет у дипмиссии Евросоюза в Москве. То есть они сначала выходили к Администрации президента, если я не ошибаюсь, чтобы на них обратили внимание, чтобы с ними поговорили, чтобы их послушали. Ничего не произошло.Вот они сегодня пошли, попытались обратиться к европейским странам и написали на плакате, что «президент не обращает на нас внимание; Европа, скажи нашему президенту, мы просто хотим диалога». Этот ход может оказаться действенным? То есть я даже не про уголовные сейчас, я про Евросоюз, который может обратить на это внимание или нет.
Е. Ройзман
―
Послушай, ну они пытаются выйти на другой уровень, вынести ситуацию на международный уровень. Они все делают правильно. Потому что неизвестно, как ты себя будешь вести, если ты понимаешь, что твоего ребенка губят, у твоего ребенка отнимают жизнь просто не за что, потому что у него есть совесть, потому что у него горячее сердце и он не желает мириться с несправедливостью. Когда ты видишь, что твоего ребенка бросили в каменный мешок, оболгали, оклеветали и хотят погубить… Ну конечно они борются за своих детей.И правильно, что они стали объединяться. Правильно, что они набирают активность какую-то. Их тоже имеет смысл поддерживать. Все они делают правильно. И пытаются придать международное звучание.
С другой стороны, страна меняется откровенно. И там в 90-е годы это бы вызвало невероятный резонанс. Сейчас все настолько к этому привыкли, эти чувства притупились. Но я всецело на их стороне. Конечно надо за своих детей бороться. И все они правильно делают.
И. Воробьева
―
Немного личный вопрос сейчас задам. Наверное, ты видел в новостях, что закрыли дело о крушении Ту-154 почти 3 года назад в Сочи, где погибло 92 человека, в том числе Хор Александрова, весь экипаж и Лиза Глинка. И я знаю, что ты, как и я, дружил с Лизой. Вот скажи, пожалуйста, насколько тебе важно было знать, что на самом деле произошло и почему этот самолет упал в море?
Е. Ройзман
―
Смотри, на самом деле, понятно, что что-то произошло. Я не знаю. Самые разные версии были, начиная с того, что там перегруз был самолета, неизвестно что везли, груз незакрепленный и так далее. Потом говорили, что кто-то из военных попросился за штурвал. Потом там были разные слова про закрылки и так далее. Мы никто не знаем, что произошло. Мы, судя по всему, уже не узнаем. Поэтому ну что, я с Лизой в душе своей простился. И понятно, что когда-то я Лизу любил, мы много сделали, много удалось и было за что ее уважать.Ну вот так вот получилось. Ну, не хочу об этом в эфир говорить. Но дикая совершенно ситуация. И опять никто невиноват, и никто не знает, что произошло. Ну, остается только гадать. Причем, понимаешь, все время все сомнения в душе каждого человека в России всегда почему-то возникают против государства.
И. Воробьева
―
Ну потому что если скрывают, значит есть что скрывать. Это же логично.
Е. Ройзман
―
Да ну слушай, было понятно, что хоронили пустые гробы. Ну это было понятно. Я там присутствовал. И нет никакой информации, что произошло. Ну, понимаешь, если бы вышли, честно сказали: «Мы не знаем, что случилось». Но «черные ящики» там, что-то выловили. Какое-то понимание было. Но самая большая претензия к власти – что все время врут, все время скрывают информацию, потому сознательно искажают информацию. И конечно доверия нет никакого. Поэтому когда что-то происходит, силовики выходят со своими пресс-релизами, а им уже никто не верит. Это огромная проблема страны. Это минус устойчивости страны очень серьезный, что люди перестают верить власти.
И. Воробьева
―
Да. Спасибо тем, кто в чате об этом написал. Я тоже очень рекомендую посмотреть фильм «Редакции» Алексея Пивоварова про крушение Ту-154 в Сочи. Это хороший фильм. В СМСках спрашивают: «Как Евгений Ройзман относится к тому, что уральский спецназ ФСИН продемонстрировал пятиклассникам приемы избиения протестующих?».
Е. Ройзман
―
Слушай, ну это, на самом деле, диковатая история. У нас подобная история еще произошла в Березовске, мне написали. Вообще, когда привозят детей и сажают в автозаки, показывают, как это выглядит, у меня, конечно, своя мысль, что пытаются с детства запугать. Понимаешь, вот это поколение еще было поколение непуганых. И у них в жизни были совсем другие шансы, нежели у их отцов и дедов, понимаешь. И их сейчас пытаются с детства запугать. Это очень плохо, на самом деле. Ну, некрасиво, нехорошо. На самом деле, ну нельзя так с детьми, ну нельзя манипулировать детским сознанием. Страна не имеет на это право.
И. Воробьева
―
А, может быть, наоборот? Может быть, они хотят показать, что это профессия, которая достойна, что они достойные бойцы, что они борются с преступностью и так далее?
Е. Ройзман
―
Я думаю, что вполне возможно, какие-то подобные комплексы присутствуют. Но охранять себе подобных – это нужна определенная уже зрелость. И эти решения принимаются не в 3-м, не в 4-м и не в 5-м классе. Ну, я так полагаю. Ну вот у меня свое мнение.
И. Воробьева
―
Хорошо. У нас есть буквально пара минут до перерыва. Я сейчас пытаюсь в СМСках найти какие-нибудь вопросы, которые прислали. Тут очень много спама, к сожалению, как и везде. Пока вопросов не вижу. Да, спасибо большое Юле из Минска за ссылки в чате на тот фильм, о котором я сказала. Хорошо. Давай тогда сейчас начнем про прием, чтобы начать.
Е. Ройзман
―
Слушай, очень интересный вопрос. У меня огромная проблема здесь есть – кредитно-потребительский кооператив. Ну, раньше были «МММ» разные, а сейчас они трансформировались в кредитно-потребительские кооперативы. Был такой известный КПК «Первый», потом появились КПК «Урал», КПК «Север». Ну, самые разные. Потерпевших огромное количество. Ну вот у нас где-то 700 человек зафиксировано. Двое по 1 700 000 туда сдали. И я разговаривал с мужиком одним. Взрослый мужик, мой ровесник.Я говорю: «Как ты туда залез?». Он говорит: «Я увидел рекламу в газете “Пенсионер”». Я говорю: «И что?». Говорит: «Ну, газета “Пенсионер”, реклама. Потом реклама по бегущей строке была, там еще». И вот я думаю, должны ли СМИ нести ответственность за рекламу, которую они дают.
Е.Ройзман: Их сейчас пытаются с детства запугать. Нельзя манипулировать детским сознанием. Страна не имеет на это право
И. Воробьева
―
Ну, мы с тобой обсуждали.
Е. Ройзман
―
Потому что российского пенсионера обидеть – это все равно что обидеть ребенка: они верят всему. И вот вопрос такой серьезный для всех: «Как вы считаете, должны СМИ нести ответственность за недобросовестную рекламу, которую зачастую они дают?». Вот серьезный вопрос, Ирин.
И. Воробьева
―
Да мы же обсуждали с тобой этот вопрос уже, Женя. Ну уже обсуждали его здесь в эфире этой же программы ровно по этой же причине. То есть я уже сказала свое мнение. Запускать голосование я не буду. Ну просто потому, что мы это уже обсуждали. А что касается людей, которые обворовывают пенсионеров, пожилых людей, да и вообще кого бы то ни было, они виноваты в любом случае. Но только вопрос-то не только в том, кто рекламу дает, но и в том, что этих контор, как грибов сейчас после дождя. Ну согласись. И никто ничего не делает с этим.
Е. Ройзман
―
Слушай, их очень много. Очень много самыми разными способами. Причем их количество увеличивается, когда начинаются какие-то катаклизмы, ухудшение экономической ситуации. Этим пользуется сразу огромное количество молодых юристов таких продвинутых, ну и не только. Первые пострадавшие всегда пенсионеры.
И. Воробьева
―
Мы прервемся сейчас буквально на несколько минут на новости и рекламу и вернемся.НОВОСТИ/РЕКЛАМА.
И. Воробьева
―
21 час и 34 минуты в Москве, 23:34 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Мы продолжаем. Эфир идет из двух студий – «Эхо Москвы» и «Эхо Екатеринбурга». У нас трансляция в Ютубе, у нас работают СМСки. Все работает. Можете задавать свои вопросы и какие-то реплики в чатик или в СМСки. Ну что, про прием поговорим?
Е. Ройзман
―
Да, очень хотел рассказать. Я эфир назад рассказывал, что женщина пожилая, уже 80 лет, ее вместо однушки поселили в апартаменты. Ее это не устраивает. Компания занималась «Новосел». И вот эти парни пришли ко мне, рассказали, что там было, в чем были проблемы. Мы наконец встретились вместе с этой женщиной из компании «Новосел». Все, они сейчас совершенно спокойно подбирают ей однушку. Ну и мы сказали, что если однушка будет требовать ремонта, мы общими усилиями сделаем ремонт. И обо всем наконец договорились.Я очень рад, что они услышали на «Эхе» и просто пришли разговаривать. Все-таки передача достаточно мощная и многие ее слушают, и можно влиять как-то на ситуацию. Во всяком случае, когда имеешь дело с нормальными людьми.
Очень интересная история у меня. В свое время на заре перестройки муж с женой в Тагиле, когда все торговали, они решили заниматься производством и создали достаточно мощный цех – валки делают прокатные. Ну, занимаются где-то металлургией, где-то машиностроением таким, станки делают для проката и так далее. И они купили цех в городе Реж. У них свои 90 человек работают народу. Они купили цех в Реже. И очень интересно, перед тем как купить цех, в котором работают 40 человек, они сделали оценку. 13 с лишним миллионов он стоит, все нормально, ничем не обременен. И купили этот цех и расширили производство – начали работать еще в другом городе (44 рабочих места).
И компания, которая им продала, буквально на следующий день подала на банкротство. И через год пришли судебные приставы и арестовали этот цех вместе со станками, вместе со всем. И люди просто удивлены, говорят: «Ну послушайте, мы же говорили, что мы покупаем. Мы не имеем отношение к этому банкротству. Вы же понимаете, что что-то произошло. Ну почему это ложится на нас? Минус 44 рабочих места. Ломают бизнес. Причем бизнес – не торговля, бизнес – производство». У них будет сейчас арбитраж. Но настолько нелепая ситуация. Ну, мы, видимо, будем там через Генпрокуратуру, по судам им поможем. Досадная ситуация. Потом расскажу, чем закончилось. Будем следить.
И очень интересная история. Пришла ко мне женщина. Серьезный эколог, специалист. У нас в черте города есть поселок Северка. Это замечательный поселок на краю чистого соснового леса. Там скалы есть хорошие, рядом озеро Песчаное. Она говорит: «У нас была фильтрационная станция, очистные сооружения. Там 8 ступеней защиты. К нам привозили наш собственный поселок и 20 машин еще фекальных отходов привозили. У нас идет очистка и сливается в дальние болота. Сейчас очистка не работает. Давно уже станция наполовину вышла из строя. Степеней очистки мало. Но стали привозить не 20 машин, а по 60. И просто сливают в ближний ручей.
Никто ни о чем не думает. Управы никакой нет. Повезли из Первоуральска, из Пышмы по 60 машин в день. Мы, - говорит, - в добрые времена, когда у нас все очистные работали, принимали 20, следили, делали замеры. Сейчас этим никто не занимается, и пошло по 60 машин». А там рядом озеро Песчаное. Там куча болот, из которых берут реки. Решетка там протекает, Решетка в Исеть потом впадает. То есть пожаловаться некуда.
Ну я вот сейчас говорю. Мы в Екатеринбурге. Я думаю, что донесут там до главы города. Если нет, я завтра сам позвоню, скажу. У меня материалы эти есть. В принципе, это можно решить.
И. Воробьева
―
Вообще, конечно, удивительная история. Нет, вообще-то, неудивительная для России история.
Е. Ройзман
―
Слушай, я тебе скажу по мусору одну вещь. Вот если не видят, будут сваливать прямо в лес. Если есть возможность избежать штрафов, никто не будет возить на полигон, будут вываливать прямо на обочину. Вот даже не сомневайся. Самая страшная проблема для всех миллионников-городов – долгие годы никто не вез на свалку и сваливали в ближайших лесах. И все знают, когда выходишь в лес, под ногами шуршит, потому что пластик не перегнивает. Просто слой пластика появился. Это огромная, на самом деле, проблема. Ну и конечно в первую очередь это сознание населения. То есть в первую очередь. Ну, в общем-то, совестно, непонятно, что мы оставим своим детям и внукам.
И. Воробьева
―
Спрашивают про Шиес, про который мы говорили в прошлый раз, и про помощь. Получилось ли опубликовать номер счета, как-то начали помогать?
Е. Ройзман
―
Да. Значит, смотрите. Они согласовали между собой, сделали единую карту. Я ее поставил в Твиттере и везде в ролике моем последнем на Ютубе эта карта есть. Деньги пошли. Первое, что они сделают, они купят «Буханку». Ну, дополнительный транспорт будет.
Е.Ройзман: Если есть возможность избежать штрафов, никто не будет возить на полигон, будут вываливать прямо на обочину
И. Воробьева
―
Машина.
Е. Ройзман
―
Да, машина УАЗ 457-й. И, конечно, там всю инфраструктуру содержат на Шиесе – это в районе 250 тысяч рублей в месяц. Но Шиес – это пример самоорганизации граждан, пример гражданской позиции. Конечно, их имеет смысл поддерживать, просто чтобы был прецедент, чтоб все видели, что можно сопротивляться. И необходимо в таких ситуациях сопротивляться.Значит, давай по приему. Прием очень напряженный был, очень много народу. Пришла ко мне очень хорошая женщина Вероника Владимировна и принесла разных вязаных подарочков снова для деток для самых разных. Мы часть уже раздали на приеме. К нам же много с детьми приходят. Знаешь, есть семьи по 3, по 4, по 5 детей. И когда кто-то говорит, что вот детям конфеты не нужны, послушайте, есть дети, которые вообще шоколадных конфет не видели. И таких детей много. Поэтому пусть будет. Ну, дети радуются. Ну что может быть лучше, когда дети радуются.
И. Воробьева
―
Подожди, она еще раз пришла, да?
Е. Ройзман
―
Она еще раз пришла. И снова вот таких цветных принесла. Очень хорошая женщина. И Вероника Владимировна, если вы нас слышите, вам огромный респект и уважение. И очень приятно то, что вы сделали.
И. Воробьева
―
Да, спасибо вам большое. Это очень классно, особенно перед Новым годом.
Е. Ройзман
―
Да. Пришел парень, инвалид первой группы. Очень сложно ходит. Они живут вдвоем с женой. Он сирота. И жена у него тоже сирота. Ну, так получилось, что сошлись. И жена за ним вынуждена ухаживать. И уволилась с работы. У него пенсия – 13 тысяч. И по уходу 13 800 еще жена получает за него. Ну вот вдвоем на такие деньги живут. Достаточно молодые, но сопротивляются как-то. Стоят на очереди. Очередь общая – 16 737. Ну, первоочередная – 5 893-я. Очень сложная позиция, конечно. Трудно получить что-либо. Ну, посмотрю, поговорю.Но у меня очень интересная ситуация буквально следующая. Пришла женщина. Ну, уже пожилая, под 80 лет. Ну, у нее рак уже в 4-й стадии. Она стоит на очереди на улучшение. Живут в двушке: она, сын, дочь и внук. Вчетвером живут в двушке. Она говорит: «Я в очереди на улучшение. Мне по закону обязаны. Я инвалид первой группы». И я понимаю, что она просто боится умереть и не получит ничего на расширение. Я говорю: «Послушайте, ну у вас есть дети. Как-то все равно они там за вами ухаживают». Она говорит: «Понимаете, - ну, ей неловко, - я хочу хоть что-то детям улучшить, хоть что-то детям оставить. Понимаете, эту квартиру даже не мне давали, ее давали моей маме и моему отцу. Мой отец воевавший. У него 50 лет стажу. Он за всю жизнь ржавого гвоздя не украл. И вот это их квартира. Я живу в их квартире. И дети мои живут в их квартире. Я за всю свою жизнь никакого богатства не нажила. И, может быть, просто под меня дадут еще комнату на расширение. Ну хоть как-то мои останутся, побольше у них, посвободнее будет».
Ну вот из-за детей хлопочет. Ну, это частая, на самом деле, ситуация. Причем я видел, что бывают ситуации, когда дети начинают… Ну, если честно, я видел это достаточно, когда отец – фронтовик, уже за 90, а дети заставляют его ходить по инстанциям, чтоб что-то он еще выторговал. Это очень стыдная ситуация. И она заметная. А зачастую дети этого не делают, и у старших, наоборот, желание хоть как-то своим детям помочь. Ну, такое бывает. Ну, 32 метра жилой площади у них на четверых. Ну, так конечно очень сложно жить. А она еще в проходной комнате. Рак 4-й степени. Ну, сами понимаете.
И. Воробьева
―
Слушайте, это кошмар какой-то. Ты сейчас рассказываешь, и это просто кошмар.
Е. Ройзман
―
Слушай, ну сплошь и рядом. Ирин, ты чего? Сплошь и рядом. Это обычная жизнь.
И. Воробьева
―
Нет, я к тому, что… Ну, понятно, что это сплошь и рядом. Просто, я не очень себе представляю, во-первых, уровень отчаяния людей, которые в такой ситуации находятся. И правда же ведь ничего не могут сделать. То есть им все положено. В законе все написано. Но добиться этого невозможно.
Е. Ройзман
―
Слушай, пришла девчонка. Девчонке 12 лет. У нее маму посадили. Ну, она нотариус была. Маму посадили, дали 10 лет. А ей 12. Мама освободится, когда ей будет 22. Естественно, она не верит, что маму посадили за дело. Живет у бабушки. Ну вот пришла, дело уголовное принесла. Я много раз сталкивался с детьми, которые… Особенно молодые такие, подростки, дети, они никогда не верят, что родители сидят за дело. И я никогда их не разубеждаю. Пусть остается это у них. Ну и много, конечно, ходят родителей, которые хлопочут за детей. Ну, частая ситуация.Другое дело, что у сегодняшней правоохранительной системы нет никакого авторитета, и в приговоры не верит никто. То есть так получилось. В приговоры никто не верит. И люди пытаются бороться уже там, где даже бороться невозможно, и даже там, где система абсолютно права.
Слушай, еще интересно. Пришла девочка Катя, 24 года. Мама, папа и она жили в общаге железной дороги. Отец работал на железной дороге. И комната у них была в общаге. Ну и отец умер. И их из общаги выселили. Ну вот она стала по квартирам там совсем молодая. Родила сына. Сына Макар зовут. Девочку зовут Катя. Ей сейчас уже 24 года. Жили на съемной квартире. И вот ее со съемной квартиры попросили. Она пришла. Я говорю: «А на что ты живешь?». Она говорит: «Ну в садике я где-то 10 000 зарабатываю. Ну, сложно очень».
Но сдаваться не собирается. Мы поговорили с «Аистенком», с Ларисой Лазаревой. Но они сейчас ее возьмут, квартиру снимут для нее, помогут. Ну и мы посмотрим, чем помочь по ребенку и вообще. Ну, все равно надо поддерживать, кто пытается как-то сопротивляться.
А потом пришел дядька очень интересный. Известный органист. То есть настоящий известный органист, который знает всех крупнейших органистов, выступал по всему миру. И он говорит: «Представляешь, я нашел орган в Иерусалиме в католическом храме Успения Богоматери. И они его продают. И он стоит-то всего 2 700 000 рублей». Слушай, на самом деле, это совсем не дорогой орган.
Е.Ройзман: Я закончил книгу. Книга называется «Личный прием». Мало того, Дима Быков написал замечательное предисловие
И. Воробьева
―
Ну, для органа это не много, как я понимаю.
Е. Ройзман
―
Да. Ну, 40 тысяч долларов. Да нет, чуть побольше там.
И. Воробьева
―
А ты хочешь…?
Е. Ройзман
―
40 с небольшим тысяч долларов. И он говорит: «Я его посмотрел. Он компактный. Я знаю, как его разобрать, как его перевезти в Екатеринбург. Я знаю, где его поставить в Екатеринбурге. Это будет орган лучше, чем в нашей Филармонии». Ну, попробую там ему каких-нибудь спонсоров найти. С кем-нибудь поговорю из серьезных, богатых людей. Потому что если в городе будет не один орган, а два, ну городу только плюс от этого. Стоит он реально 3 копейки. Ну что нет? Дай бог. Может, получится.
И. Воробьева
―
Очень интересная, конечно, история с органом. Нет, правда, я без шуток.
Е. Ройзман
―
Ну слушай, орган, который можно привезти в город за 40 тысяч долларов, ну за 50 с перевозкой.
И. Воробьева
―
Я к тому, что это очень интересно, потому что обычно мы обсуждаем такие прям жуткие истории (как правило жуткие), а тут внезапно такая история про высокое.
Е. Ройзман
―
Ирин, ну слушай, знаешь, это ведь жизнь такая. Слушай, очень интересно. Приехала девчонка из Питера, говорит: «У меня беда. У меня подруга, два высших образования, попала в секту». Я говорю: «А что за секта?». Называется «Школа свободы Дмитрия Раевского». А этот Дмитрий Раевский… Ко мне уже приходили. Он раньше был Глеб Александров. Приближенных он называет апостолами, занимается целительством. Ну и, в частности, там у него есть практика: лечит энцефалит маленького ребенка. Через подсознание матери в мозг ребенка проникает. Ну, дикость.
И. Воробьева
―
Прости, что?
Е. Ройзман
―
Ну вот я сказал. Даже повторять не буду. Язык сломаю. Дикость, конечно. Но всех, кто к нему подошел, он говорит: «Вы просветленные. А там тьма, туда не возвращайтесь». Секта растет. Секта мощная, коммерческая. Запомните, еще раз – «Секта Дмитрия Раевского». В прошлой жизни он Глеб Александров. Когда-то называлась «Ашрам» эта секта, в Подмосковье работала; сейчас – «Здравница Дмитрия Раевского», «Школа свободы Дмитрия Раевского». Просто держитесь подальше и имейте в виду. Такая тяжелая достаточно секта.
И. Воробьева
―
Да. Ну и опять же, кстати говоря, к вопросу, который мы обсуждали до перерыва по поводу мошенников. Секты тоже появляются, как грибы, как правило во время кризисов и когда тяжело людям, когда они в отчаянии и пытаются хоть куда-нибудь приткнуться и хоть во что-нибудь поверить.
Е. Ройзман
―
Да. На самом деле, это так. Так же, как кредитно-потребительские кооперативы.
И. Воробьева
―
Да. «Все секты закрыть нафиг», - пишет нам Татьяна. И я соглашусь с ней абсолютно на 100%. К сожалению, это сделать не получится. С сектами редко борются так, как надо, на мой взгляд. Но секты действительно очень сложно. Продолжаем, Женя?
Е. Ройзман
―
Да. Пришел парень. Простодушный такой парень. Показал удостоверение «РЖД». Он говорит: «Я работаю в вокзале на охране. Я работаю на рамке, где вещи ставят на ленту. И мне очень обидно, что над нами смеются. Я хочу, чтоб им запретили в интернете над нами смеяться».
И. Воробьева
―
Хорошо.
Е. Ройзман
―
Ну он очень прямодушный такой парень. Вообще без подвоха. Я говорю: «Вот тебе подсказка. У тебя есть какой-то аккаунт во Вконтакте, там еще где-то? Заведи и просто рассказывай, как ты работаешь, что ты видишь, что людям интересно, зачем это необходимо, почему вот эта безопасность очень важна. И просто как есть, как ты мне рассказываешь, вот так же людям расскажи. Потому что сейчас ты мне одному рассказываешь, а в своих сетях я увижу, что ты пишешь интересно и честно. И я тебя поддержу. И просто рассказывай, чтоб люди понимали, что ваша работа тяжелая, 12 часов на ногах, что вы внимательно следите, чтоб не дай бог ничего не случилось.Ну и люди увидят, что это настоящая работа, и будут относиться с уважением. А насильно ты там ничего не перекроешь. И так все перекрыто, что только можно». Ну, вроде убедил. Посмотрим. Если он что-то начнет серьезное, то я об этом расскажу, конечно.
И. Воробьева
―
Так мило. Ну, правда мило. Так, хорошо. Можем дальше про прием, можем на вопросы поотвечать. Как лучше?
Е. Ройзман
―
Слушай, про прием еще много всего. Я систематизирую и, наверное, в следующей передаче мы расскажем перед самым Новым годом. У нас в понедельник же будет передача?
И. Воробьева
―
Да, 30-го числа.
Е. Ройзман
―
Да, 30-го числа. И я расскажу 30-го числа, что можно еще сделать за 31-е. То есть можно будет Дедами Морозами поработать, сделать кучу приятных вещей в течение одного дня для людей. Поэтому просто сейчас готовимся. Но приемы, конечно, сложные. И народу много. Ну, меня, конечно, девчонка одна удивила. Она вдвоем с ребенком. Ребенку 12 лет, дочка. Ну, дочка, 12 лет, которая растет, на нее денег уходит, как на взрослую. И девчонка эта взяла ипотеку. А чтобы заплатить первый взнос, взяла несколько кредитов – в «Ренессансе» и еще где-то. Заплатила первый взнос на ипотеку.А у нее работа и приработок был. И с карточки с работы закрывала ипотеку, а с приработка закрывала вот эти три кредита, которые взяла на первый взнос. Приработок у нее закончился. Ну, не стало приработка. Карточка осталась на работе, с которой она закрывает ипотеку. И вот она не может платить, на нее уже вышли в суд. И она очень боится, что узнает банк, который давал ипотеку, и у нее просто отнимут квартиру. Ну, мы сейчас смотрим, как помочь, как поговорить. Но меня радуют вот люди. И причем у нее никакого отчаяния, она просто ищет ходы. Она понимаете, что ей рассчитывать не на кого. Она готова сопротивляться, придумывать, изобретать.
Ну, мне надо будет там ей помочь что-то по работе. Ну, посмотрим. Может, с кем-то из банков поговорить. То есть тоже отслеживаю ситуацию. Но мне нравятся люди, которые сопротивляются. И, конечно, тем людям, которые сопротивляются, помогать легче и приятнее.
И. Воробьева
―
Ну да, безусловно. Я, кстати, хочу попросить наших слушателей и тех, кто в чате нас смотрят, вот в следующий раз 30-го декабря – это действительно будет наша последняя в 2019-м году программа (получается, мы почти год отработали в эфире) – давайте, наши слушатели, вы нам поможете. Вспомните, в следующий раз – я вам даю много времени, целую неделю – в следующий раз напишите нам, какая история, рассказанная в программе Евгением Ройзманом, вас поразила больше всего.Вот просто на память в следующий раз. Сейчас не надо. Вот через неделю я снова задам этот вопрос. Я надеюсь, что вы нам ответите. Будет, мне кажется, интересно. Наверняка найдутся люди, которые вспомнят много классных историй, который ты рассказал.
Е. Ройзман
―
Да. Ирин, прежде чем поотвечаем на вопросы, просто в любом поисковике посмотрите Фонд Ройзмана, посмотрите, чем занимаемся. И если готовы, участвуйте вместе с нами. Ну давай поотвечаем на вопросы.
Е.Ройзман: У меня никогда не было президентских амбиций. У меня нет ответов на ряд вопросов в российской политике
И. Воробьева
―
Вопросы личные почти все. Спрашивают, когда выйдет новая книга Евгения Ройзмана. Ты пишешь книгу новую?
Е. Ройзман
―
Смотрите, я закончил книгу. Все, уже у меня в руках рукопись. Книга называется «Личный прием». Мало того, Дима Быков написал замечательное предисловие к этой книге. И я сейчас последние такие доводки делаю, потому что очень странный жанр. Я таких книг в таком жанре не видел. Я не знал, что можно в таком жанре писать. То есть каскад самых умопомрачительных сюжетов. И они объединены только вот моей работой.И я еще до конца не свыкся с этой рукописью. Дима считает, что это очень круто, вот так и надо давать. Для меня она немножко нестандартная. Все равно я пытаюсь какую-то еще форму найти. Я еще с ней работаю. Но после Нового года в январе она уйдет в печать. Она так и будет называться «Личный прием». Ну, не знаю, что из этого получится. Но таких книг еще не было. Мне самому интересно. Ну и на ваш суд конечно представлю.
И. Воробьева
―
То есть уже скоро-скоро будет новая книга.
Е. Ройзман
―
Ну да.
И. Воробьева
―
Спрашивают, есть ли у Евгения Ройзмана президентские амбиции.
Е. Ройзман
―
Нет, слушайте, у меня никогда не было президентских амбиций. Ровно по той причине, что существует ряд вопросов в российской политике, на которые у меня нет ответов никаких. Поэтому я не могу себе позволить. У меня нет ответов. Если бы у меня были ответы на все вопросы, я бы об этом говорил. Но у меня нет ответов, поэтому я не могу себе позволить.
И. Воробьева
―
Тут спрашивали – я пыталась найти первоисточник этого вопроса – про разбавление крепкого алкоголя водой. И вот нашла. Действительно, было это в новостях о том, что Роспотребнадзор рекомендовал крепкий алкоголь водой. Считает, что оптимальное соотношение – 1 к 3. Но при этом психиатр-нарколог Евгений Брюн сказал, что безопасных ежедневных доз спиртного не существует. Это они перед новогодними праздниками делают. Это правильный посыл?
Е. Ройзман
―
Слушай, я считаю, на самом деле, если перед новогодними праздниками из каждого утюга будет звучать, что пить можно только в меру, перепивать нельзя, обжираться нельзя, это будет очень хорошо. Я так думаю. Насчет разбавления алкоголя водой. Ну, средиземноморские народы, в частности греки, всегда так и делали. Ну и варваров считали варварами кроме всего прочего еще и потому, что они пьют неразбавленное вино. Но понятно, да. Но мы 1-го января… У нас традиция. Есть такой лозунг «Начни год красиво». 1-го января всех приглашу на пробежку. В 12 часов здесь же на Плотинке пробежимся. Просто начнем год хорошо.
И. Воробьева
―
То есть прям в первой половине дня 1-го января?
Е. Ройзман
―
Ну конечно. Ну, в 12. Все уже выспятся нормальные люди.
И. Воробьева
―
Хорошо. Тут довольно забавный, мне кажется, вопрос. Спрашивают: «А следует ли ожидать через неделю в программе 30-го декабря новогоднее обращение Евгения Ройзмана к слушателям?».
Е. Ройзман
―
Слушай, ну конечно я с удовольствием всех добрых людей поздравлю. Но я думаю, что я еще отдельно запишу новогоднее поздравление. То есть это надо делать.
И. Воробьева
―
Да. Но я считаю, и тут наши слушатели правы, что эксклюзивно это должно быть для наших слушателей – обращение Евгения Ройзмана к слушателям программы «Личный прием». Я так, видишь, пока сужаю рамки.
Е. Ройзман
―
Ну договорились.
И. Воробьева
―
Вот мне кажется, что это будет честно по отношению к тем, кто с нами почти целый год уже. Хорошо. Личные вопросы были еще про приложения, которыми ты пользуешься (или не пользуешься), когда пробежки, тренировки и так далее. Вот это как происходит?
Е. Ройзман
―
Слушай, на самом деле, их 100 миллионов штук этих приложений. Я не пользуюсь. Я умею ими пользоваться. Но я не пользуюсь. Ну, в частности, можно отслеживать твою геолокацию, твою активность и так далее. Но для меня это лишнее. Сам для себя иногда, когда я начинаю всерьез на большие объемы выходить, тренироваться, я чем-то пользуюсь. А так, ну обхожусь.
И. Воробьева
―
Понятно. Ну все, полминутки до конца программы.
Е. Ройзман
―
Слушай, мне так не охота заканчивать.
И. Воробьева
―
Ну я понимаю, да.
Е. Ройзман
―
Только разговорились, столько хороших людей в эфире.
И. Воробьева
―
Ну, к сожалению.
Е. Ройзман
―
Ладно. В пятницу, если что, в Екатеринбурге прием на Толмачева, 11 с 10 утра и до последнего человека. Если что, мало ли, приходите. Ну а сейчас хочу сказать, что всем желаю доброго здоровья. Пусть все получится. И в конце концов, на самом деле, все будет хорошо. Вот даже не сомневайтесь. Давайте. Удачи вам!
И. Воробьева
―
Спасибо большое! Это была программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Ровно через неделю 30-го декабря предновогодний эфир обязательно состоится. Будьте с нами.