Личный приём - 2019-10-14
И. Воробьева
―
21 час и 5 минут в Москве, 23:05 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Здесь в Москве я, Ирина Воробьева. В студии «Эха Екатеринбурга» – Евгений Ройзман. Женя, добрый вечер!
Е. Ройзман
―
Всем привет!
И. Воробьева
―
Отлично слышно. Я напомню, что мы работаем на канале «Эхо Москвы». В Ютубе можно нас смотреть, туда же писать свои вопросы. Ну и наш привычный, обычный номер +7 985 970 45 45 тоже в вашем распоряжении. Не могу не начать с поздравлений. Я поздравляю тебя, Женя. Ты прошел какую-то супержестокую дистанцию. И наши слушатели, конечно, тоже об этом пишут. Расскажи, пожалуйста, как прошел этот Ironman, к которому ты так долго готовился?
Е.Ройзман: Сочинская дистанция считается очень тяжелой, потому что там на велосипеде два кольца
Е. Ройзман
―
Ну, я, на самом деле, год назад решение принял, где-то в это время уже принял решение и объявил, а всерьез начал готовиться с марта – поехал на сборы в Сочи. Там суть Ironman’а такая: там 3860 плывешь по открытой воде по морю, потом 180 километров едешь на велосипеде и вслед за этим бежишь марафон. Когда-то эти соревнования впервые проводились на Гавайях, стали очень популярными.Мало того, сейчас интересная тенденция наметилась, что серьезные предприниматели, менеджеры серьезные раньше хвастались машинами, еще что-то, а сейчас друг у друга спрашивают: «А ты Ironman проходил когда-нибудь?». То есть это не просто так называется «железной дистанцией». У нас в России это проводит компания «Ironman» (такие сколковские парни очень серьезные – Волошин, Андрей Кавун). И проводят в Сочи традиционно. Сочинская дистанция считается очень тяжелой, потому что там на велосипеде два кольца – это два раза выезжаешь на Красную поляну и обратно, то есть с Имеретинки.
И. Воробьева
―
Ого.
Е. Ройзман
―
Да. 180 километров. Ну и вот. И я первый раз на сборах в Сочи начал не велосипеде катать. Но в Сочи ездить гораздо лучше, чем где-либо – там к велосипедистам привыкли и там к ним относятся бережно. У нас на велосипеде ездить страшно – у, нас не замечают. И с марта всерьез готовился. И вот вышел на старт. Ну, врать не буду, это тяжелая достаточно история. Пока бежал, особенно когда уже бежал марафон, уже понял, почему все-таки это «железная дистанция».Ну, дали мне финишерскую майку. Я ее очень берегу. Если ты не бегал, то такую майку ты надевать не имеешь права. И мне самому сейчас очень гордо. Но я еще пока в себя не пришел – до конца не отражаю. Но это серьезная история, потому что я это сделал в 57 лет первый раз.
И. Воробьева
―
Очень круто.
Е. Ройзман
―
Надеюсь, что на этом не кончится. Но мне очень много народу отписалось, что решили тоже попробовать. Вот это моя такая задача.
И. Воробьева
―
Супер! Я тебя поздравляю еще раз. И слушатели пишут тоже слова восхищения в связи с этим. Но это правда действительно очень впечатляет. Дистанция, конечно, выглядит устрашающе.Ну что, перейдем от этой прекрасной истории к нашим обычным, к сожалению, уже теперь историям. И хочется снова начать с уголовных дел. Точнее, мне бы не хотелось, но приходится, потому что это в первых новостях – сегодняшнее решение Мосгорсуда. Он отказался смягчить приговор Константину Котову. Я напомню, что он получил 4 года заключения за выход на, в общем-то, 4 мирные акции по так называемой «дадинской статье».
Е. Ройзман
―
Ирин, это очень позорная история. Это статья 212 ч.1 «Неоднократное нарушение правил проведения митингов». На самом деле, ну есть статья 31 Конституции: «Граждане имеют право собираться мирно, без оружия». Эта статья противоречит нашей Конституции. И определение этому давал наш Конституционный суд. После этого судить по этой статье – это уже вопиющее беззаконие. До этого можно было оговориться незнанием. После Определения Конституционного суда это откровенное, демонстративное беззаконие.Следующее. Надо знать Котова. Это очень талантливый программист, честный, искренний парень. И вся его беда в том, что он просто честный человек и неравнодушный. Он выходил на самые разные акции, когда надо было поддерживать разных людей, когда видел несправедливость. И вот для меня вот эта селекция, когда вышибают именно молодых, искренних, – это будущее России убивают. Выбивают самых активных. Ну, другие просто начнут уезжать. Ну просто начнут уезжать люди, потому что так жить невозможно. И то, что Котов сидит не за что, понимают все. Он сидит за свое доброе сердце и за честный мужской характер. Ну, это очень досадная история.
И. Воробьева
―
А хочется еще добавить несколько штрихов к истории Константина Котова, потому что его историю мне рассказывали ребята из «ОВД-Инфо», когда приходили в эфир, что, вообще, Константин Котов начал выходить на пикеты, когда случилось так называемое «дело “Нового величия”», когда молодых ребят начали сажать после того, как провокатор их втянул в историю и их же, собственно, потом и сдал.И вот сегодня и Ольга Романова написала об этом, и, вообще, многие уже написали, что сегодня, когда рассматривалась апелляция в Мосгорсуде, судья Мосгорсуда прежде чем вынести свое вот это решение, открыла всем секрет, что Константин Котов, который обвиняется в рамках так называемого «московского дела», и Анна Павликова, которая обвиняется в рамках «дела “Нового величия”», собираются пожениться. То есть Котов выходил за Аню в пикеты. И сейчас сам сидит, и она тоже.
Е. Ройзман
―
Ну, дай бог, чтобы все получилось. Но вот сам факт, что самых молодых, самых искренних и самых неравнодушных. Это просто началась отрицательная селекция. Кстати, вот надуманность вот этих процессов типа «Новое величие», «Сеть»… Что там еще было? Помнишь, в свое время Юз Алешковский, у него есть замечательная история, называется «Кенгуру». Кто не читал, может нагуглить эту историю, как фабриковались подобные дела. Это, конечно, гротеск, но очень хорошо отражает именно эту атмосферу.
Е.Ройзман: То, что Котов сидит не за что, понимают все
Кстати, знаешь, что вдруг сегодня вспомнил? В этот день в 64-м году отправили в отставку Никиту Хрущева. Послушай, это, пожалуй, единственный лидер государства, кроме царевны Софьи, который живым и здоровым вышел на пенсию с поста лидера государства. То есть это было возможно тогда.
И. Воробьева
―
Да, тогда это было возможно. А мы продолжаем говорить о наших реалиях. Дело в том, что по «московскому делу» буквально накануне и сегодня продолжаются снова обыски и задержания. Новые обвиняемые, новые, видимо, дела и новые имена. Вот нам казалось, что московское дело всё, вот оно остановилось на них.
Е. Ройзман
―
Ирина, действительно, смотри, вот есть замечательная русская пословица: «Не чеши, где не чешется». Волна начала только что спадать. Подсчитали убытки, потери. Подсчитали, сколько политических заключенных появилось. Начали думать, как их вытаскивать. Волна начала спадать. Но власть сделала снова, чтобы вот это негодование и возмущение поднялось. Мало того, обрати внимание, они эти задержания и обыски провели с «Артподготовкой» (запрещено на территории РФ). Киселев показал видео… А ты знаешь, я взял и посмотрел.
И. Воробьева
―
Да. Я тоже посмотрела, кстати.
Е. Ройзман
―
Я посмотрел это видео. И видно, что людей просто бьют хлещут дубинками, и кто-то там пытается оттащить озверевших вот этих вот росгвардейцев. Это видео ничего не показывает и не доказывает вообще. Но зато на видео видно, что мирных безоружных людей хлещут дубинками. И такое дело ничего не может вызвать, кроме негодования. Зачем они это делают, я просто не понимаю. Ну просто не понимаю, для чего. Нет в этом логики. Сильное государство ну никогда не станет вот так преследовать молодых, преследовать, добивать, разыскивать.
И. Воробьева
―
Да, я тоже посмотрела этот репортаж, который показали накануне вечером на телеканале «Вести». «Вести»? Господи, на каком телеканале-то он вещает? «Россия»? Я уже не помню.
Е. Ройзман
―
Видишь, мы с тобой не телевизионные люди.
И. Воробьева
―
Извините, пожалуйста. Да, я не смотрю. То есть я смотрю телевизор только по работе, а тут в интернете оно было. Я тоже посмотрела. Ну, надо сказать, что этот репортаж почти не отличается от тех репортажей, которые мы видели летом после разных акций, когда все громко и хором говорили о том, что случились массовые беспорядки. Вот пока не было этих новых арестов и обысков, в «московском деле» именно по массовым беспорядкам почти никого не оставалось. Но вот теперь все-таки решили, что массовые беспорядки снова были. Видимо, так.
Е. Ройзман
―
Ну вот эта вот позиция – то Вася, то не Вася – дикая, на самом деле. Для государства это невозможно. Деятельность государства может оцениваться постоянными какими-то поступательными движениями, понятными, логичными. А здесь – какое-то хаотичное метание. Ну, нелепая совершенно ситуация. И все понимают, что эти дела политические.И вот на этом фоне вот это вот убийство маленькой девочки в Саратове, которое возмутило всех, которое вот эту волну полемики снова подняло, правильно прокомментировали, сказали: «Вы должны были за ним следить. Вы знали, что он насильник. Вы знали, что он грабитель. Но вы за ним не следили, потому что вы занимались политическими делами и преследованием своих политических оппонентов».
Это на самом деле так правоохранительная система заточена на работу по политическим и коммерческим заказам и не занимается своей ежедневной обязательной работой. Ну это факт. Это уже видят все. Кстати, по смертной казни. Скажи, Ирин, что хотела.
И. Воробьева
―
Да, я хотела спросить тебя как человека, который управлял городом, потому что безопасность на улицах городах – это же задача всех, кто работает на город. И вот смотри, вот происходит убийство ребенка в городе. Действительно, это, к сожалению, не первое, к сожалению, не последнее убийство. И мы понимаем, что действительно первое и самое важное, что нужно сделать – это заняться безопасностью детей в городе и не в городе, везде. Ну вот это же первое решение, которое должно приходить в голову.
Е.Ройзман: Сильное государство никогда не станет вот так преследовать молодых, преследовать, добивать, разыскивать
Е. Ройзман
―
Ирин, очень важную сейчас вещь скажу. Города, вот особенно города-миллионники, они лишены большинства своих полномочий – не хватает бюджета. На самом деле, сейчас технологии позволяют просто отслеживать каждый уголок города. Но на это нужны деньги. У городов нет такой возможности, хотя это не самые большие деньги. Это вопрос приоритетов. Если у городов будет возможность распоряжаться своими бюджетами самостоятельно, то поверь, что все главы городов в первую очередь сделают вот это – безопасный город, выстроят вот эту систему. Это возможно сделать сейчас. Это первое.Второе. Я когда был депутатом Государственной Думы, я в свое время вносил законопроект… Ну, готовил законопроект (я его вносил уже немножко по-другому) об ужесточении санкций за торговлю наркотиками вплоть до смертной казни. Но я понимал, что смертную казнь невозможно протащить, ну и поэтому ограничился «вплоть до пожизненного». Для меня очень было важно такое наличие смертной казни как задекларированная позиция государства.
Но при этом я вот сейчас оцениваю ситуацию. У меня когда-то был руководитель очень серьезный, он был замом министра внутренних дел, генерал, очень мудрый человек, который сейчас еще остается, когда в Комитете по безопасности предлагали любое расширение полномочий сотрудников правоохранительных органов – он, будучи с самого детства, начиная с водителя (он работал водителем в милиции, потом стал оперативником) – он сразу поднимался и говорил: «Запомните, уровень сейчас правоохранительных органов такой, что вы себе не представляете. То есть то, что вы сейчас делаете – вы пытаетесь дураку дать дубину».
И он всегда сразу осаживал всех, когда кто-то пытался как-то расширить полномочия, потому что человек оттуда, он понимал, о чем говорит.
Понятно, что не введут смертную казнь. Но любое сейчас движение в эту сторону, заигрывание на этих струнах само по себе опасно. И понятно, что если вдруг смертная казнь появится, то власть будет ее в первую очередь использовать против своих политических противников. У меня в свое время с Марком Захаровым была такая достаточно серьезная полемика. Но мы с ним сошлись на одном. Один из самых страшных моментов смертной казни заключается в том, что уже обратно ничего не сделаешь.
И. Воробьева
―
То есть нельзя откатить назад и сказать: «Это была ошибка следствия».
Е. Ройзман
―
Всё.
И. Воробьева
―
Да.
Е. Ройзман
―
Да, это непоправимый результат. В Америке сейчас освободили человека, который 32 года просидел под смертной казнью. И выяснилось, что он невиновен. А у нас было знаменитое в Екатеринбурге дело маньяка Фефилова. 7 лет по одной женщине в год убивал маньяк. Работал вот здесь рядом в «Уральском рабочем», в типографии. Посадили некоего Хабарова. А он был немножечко не в себе такой. Его заставили во всем сознаться. А он ни способов убийства не понимал, у него все показания вразнобой. Но тем не менее сознался. Его приговорили к 14 годам. Максимальный срок тогда был – 15.И тогда его адвокаты понимали, что он сидит ни за что, и написали кассационную жалобу. И мать убитой девочки-школьницы тоже написала кассационную жалобу за мягкостью приговора. И ему изменили приговор на смертную казнь и расстреляли. Как только расстреляли, произошло еще одно совершенно аналогичное убийство там же на «Контрольной». Взяли следующего – простого мужика. Его убили в камере во время следствия. Сокамерники убили. Потом – еще одно убийство. Взяли трех человек. Они все были выпускники коррекционного интерната. Они сознались в каком-то огромном количестве убийств, и их посадили. Их посадили, раскручивали на эти убийства и в конце концов поймали самого этого маньяка. Этим повезло.
Е.Ройзман: Я против возвращения смертной казни
А дело Михасевича… Он 14 лет убивал. 36 человек убил. 14 человек посадили. Тоже один ослеп, одного убили, одного успели расстрелять. И таких дел море. Поэтому смертная казнь – ну всё, мы уже вышли из этого. И не может быть никакого возвращения в Россию смертной казни, потому что Россия столько потеряла своих граждан честных, настоящих из-за того, что у нас была смертная казнь. Поэтому конечно никакого возврата быть не может.
И. Воробьева
―
То есть давай еще раз зафиксируем. Ты против возвращения смертной казни в любое преступление?
Е. Ройзман
―
Я против возвращения смертной казни. Даже просто по одной причине – что тогда уже непоправима судебная ошибка. Про свои суды мы знаем всё. Вот пример Котова для всех. В течение 4 дней было закончено следствие, и человек был осужден. 4 дня. Это в Книгу рекордов Гиннеса надо бегом звонить, потому что такого не видел никто. В течение 4 дней. 2 дня следствие и суд. Всё.
И. Воробьева
―
Тут наши слушатели в ответ на наши рассуждения про безопасный город пишут, вот Андрей пишет: «Этот ваш безопасный город – это система полного контроля государства над людьми». Имеются в виду камеры, который стоят по всей Москве точно. «В общем, нафиг, - пишет Андрей. Не надо нам такое».
Е. Ройзман
―
Ирин, у меня есть свой аргумент. Когда власть регулярно меняется, когда власть сменяется, каждые честные институты демократические работают, мне вот не страшно, что меня камеры фиксируют в городе. Я вот этого не боюсь. Я ничего плохого не делаю. И любой нормальный человек не делает ничего плохого. Он этого не боится. И подвох может быть только в том, что все это наблюдение может быть использовано в политических целях и для борьбы с политическими оппонентами. Вот для этого и нужна сменяемость власти.В нормальном обществе как только узнают, что вот эти камеры наружного наблюдения используются в политических целях, для борьбы с политическими оппонентами, просто власть снесут сразу. И правильно сделают. Поэтому нельзя отказываться от технологий. Все равно жизнь идет вперед. И это сделать реально.
Смотри, Ирин, очень важный момент. Мы заведомо не верим своей власти. И у нас есть все основания к этому.
И. Воробьева
―
Да, безусловно. Тут я согласна. Но и в защиту камер я все-таки хочу сказать, что камеры помогают гражданам. На самом деле помогают. Мы сейчас говорим не о политических громких преступлениях, а о бытовых. Ну, драка, например, с какими-то увечьями, где обвиняли одного человека, а на камерах видно, что он вообще не участвовал в драке, например.
Е. Ройзман
―
Ирин, и еще один очень важный момент к тому, что ты говоришь. Они имеют огромное профилактическое значение. Те места, которые простреливаются камерами, там никаких краж, никаких ограблений не бывает. Про это всей знают.
И. Воробьева
―
Сразу же вопрос возникает: что делать с вот этими преступниками, с теми, кто совершает самые тяжкие преступления – преступления против детей? Что делать с педофилами? Нужно ли принудительную кастрацию делать? Нужно ли какое-то принудительное лечение? Что, вообще, делать, чтобы как-то защитить детей?
Е. Ройзман
―
Смотри, химическая кастрация, принудительное лечение – это все существует. Это когда дают такие сроки за незначительные преступления в этом направлении, когда человек все-таки освобождается. Когда дают пожизненное, это достаточно жесткая мера. Но это единственное, что может спасти от судебной ошибки. То есть пусть через сколько-то лет, но может спасти от судебной ошибки. И когда кто-то говорит: «А он там человека убил, а я его что, кормить должен?», я считаю, да лучше кормить, чем потом всю жизнь понимать, что невиновного человека расстреляли.
И. Воробьева
―
Ну и тут же нам напоминают, что после убийства Бориса Немцова, которое было в центре Москвы рядом с Кремлем, где огромное количество камер, выяснилось, что в этот момент работала одна ТВЦшная, которая не засняла момент убийства, поскольку проезжала машина снегоуборочная. И, действительно, мы не увидели ни одного кадра с других камер. Это правда.
Е. Ройзман
―
Смотри, на самом деле, Немцова вели достаточно долго. И думаю, что много, что попало. Другое дело, что мы не верим ни власти, ни следственным органам. И понимаем все, что это убийство политическое. Убивали Немцова люди, социально близкие к сегодняшней власти. Поэтому ворон ворону глаз не выклюет. Ну давай вещи называть своими именами.
И. Воробьева
―
Да. Ну вот мы почти половину программы проговорили про текущие новости. Мы будем к ним еще возвращаться. Но давайте уже переходить к приему. Прием был в прошлую пятницу.
Е. Ройзман
―
Слушай, работа же у Фонда Ройзмана настроена так, что если меня даже нету, у нас все сидят и работают. Команда-то сильная, потому что работы море. Кстати, кому интересно посмотреть, чем Фонд Ройзмана занимается, в любом поисковике найдите, можете поучаствовать с нами.Но я такие два случая расскажу. Еще один интересный. Женщина пришла. У нее мама 29-го года рождения. Ну, такая стойкая тетушка. И сама за собой ухаживала, сама ездила в поликлинику. И женщина ей свою опеку такую не навязывала, потому что она понимает, что чем дольше мать остается самостоятельной, тем дольше она проживет. И вот эта тетушка поехала в поликлинику на автобусе. Собиралась выйти. В это время замешкалась, и водитель закрыл дверь и придавил ей ногу. Ну и там, естественно, как весь автобус взвыл, там как давай ругаться. Он с перепугу дверь открыл – она выпала и сломала шейку бедра. А в таком возрасте шейку бедра – это уже всё. И слегла.
Ну, женщина не знает, куда бежать. Написала заявление в полицию. Естественно, никакого уголовного дела возбуждать не стали, сказали: «Ну, сама выпала. Сами за своей мамой следите». И в этот момент неожиданно автотранспортное предприятие признало случай страховым и выплатили ей 340 тысяч. Она пришла и говорит: «Ну, понимаете, 340 тысяч – да, молодцы, пошли навстречу. Но я хочу получить моральный ущерб и так далее, потому что у меня мама больше не встанет».
Ну и мы сейчас это дело смотрим со всех сторон. А у нас екатеринбуржские автотранспортные предприятия – ну, это муниципальные предприятия. Оно, в общем-то, настрадалось. У нас в свое время возбудили уголовное дело на Мирошника, который стоял во главе автотранспортного предприятия. И возбудили уголовное дело, вот на мой взгляд, совершенно политическое – за нецелевое использование бюджетных средств.
А у него нецелевое использование выразилось в том, что он сэкономил деньги и покрасил крыши корпусов в пионерском лагере ведомственном для детей. Такой мужик-то серьезный был, хороший. А всё, на госслужбу уже не может пойти. И я к этому автотранспортному предприятию сам отношусь хорошо и считаю, что вот как-то сейчас надо найти какую-то ситуацию.
Е.Ройзман: Убивали Немцова люди, социально близкие к сегодняшней власти
Но я вспомнил одну вещь. У нас есть клиника. В свое время ее создал Тетюхин. Тетюхин – это титановый комбинат в Верхней Салде. И они свои деньги вложил и создал вот эту вот замечательную клинику. Он сейчас-то умер уже. Он меня водил и с такой радостью показывал. Он говорил: «Мы умеем реабилитировать после 85 лет. То есть мы делаем замену сустава, перелом шейки бедра. Делаем и реабилитируем, ставим на ноги после 85 лет».
Он такой счастливый был, что добились именно этого – что жизнь не кончалась на переломе шейки бедра. И вот он сейчас умер. И клинике что-то насчитали долгов 1 200 000 000. И, видимо, собираются ее банкротить. Но это, конечно, удар такой по всем. В Нижнем Тагиле эта клиника. Все ей так гордились. То есть человек не яхту купил, не на озеро Комо уехал, а построил клинику самую современную, лучших врачей приглашал. Ну вот без него такая ситуация сейчас. Есть о чем подумать.
И. Воробьева
―
Да, пожалуй.
Е. Ройзман
―
Тоже постараюсь разобраться. Может, в следующий раз расскажу.
И. Воробьева
―
Хорошо. У нас буквально пара минут до перерыва. Можно мы вернемся еще к вопросу о возвращении смертной казни? Тут нам Ярослав пишет: «Смертная казнь нужна не преступнику, а она нужна обществу. Как звонок – не для учеников, а для учителя, казнь – для общества, а не для подсудимого».
Е. Ройзман
―
Ирин, смотри, здесь есть момент очень серьезный. Смертная казнь отражает позицию государства. Поэтому для меня в делах о наркотиках в свое время наличие смертной казни – это была позиция государства, потому что в борьбе с наркотиками не хватало именно позиции государства. Но я очень понимаю, что этот инструмент будет использоваться не против преступников, а против политических оппонентов.Всё, про свою власть мы уже знаем всё. Мы это видим. И она нам каждый день это подтверждает. Поэтому лучше так. Ну и самое главное, конечно, чтобы не было судебной ошибки. Потому что можно расстрелять сто тысяч миллионов преступников, а потом взять и одного невинного человека расстрелять. И как с этим жить?
И. Воробьева
―
Ну и за оставшиеся полминуты я бы хотела напомнить Ярославу, что, например, в одном из резонансных дел о пропавших детях, когда украли младенца из дедовской больницы в Московской области, мы видели, как 3, по-моему, или 2 года нас следствие «кормило» самыми разными подозреваемыми, самыми разными арестованными. В результате все это было туфта и фуфло, извините за эти два слова. И только через несколько лет случайно нашли настоящую похитительницу этого ребенка. Сколько можно было совершить ошибок за это время?
Е. Ройзман
―
Да. Особенно под давлением общественности.
И. Воробьева
―
Да. Мы сейчас прервемся на несколько минут. Программа «Личный прием». Продолжим скоро.НОВОСТИ/РЕКЛАМА
И. Воробьева: 21
―
34 в Москве, 23:34 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Здесь в Москве в студии – Ирина Воробьева, там в студии «Эха Екатеринбург» – Евгений Ройзман. Мы продолжаем программу. И тебе есть что сказать на предыдущую тему, я так понимаю.
Е. Ройзман
―
Да. Ирин, смотри, к тому, что мы говорили. Просто, маленький конкретный пример. В Красноярске ровно месяц назад 15-го сентября два умника, у одного фамилия Шилов (у него мать в прошлом судья, отец – депутат какого-то поселкового там совета), его друг – Шмелев, причем один судим за грабеж и мошенничество, другой – за грабеж и наркотики – насмерть забили своего друга 31-летнего, бывшего биатлониста. Просто прямо к нему домой приехали и на лестничной площадке забили. Мало того, позировали на его фоне, хихикали, снимали и еще выложили ролик с этим. Ну, забили насмерть, убили человека, запинали.Месяц никаких действий не предпринималось. Красноярцы решили по этому поводу собрать народный сход в Красноярске по типу того, что было в Саратове. И вот сегодня их допросили и было принято решение их задерживать – Бастрыкин распорядился.
А теперь обрати внимание, штабы Навального по всей стране обыскивали. Было задействовано гигантское количество народу – 112 следователей по особо важным делам. Еще раз, 112 следователей участвовали по особо важным делам. Так вот, политические дела – все приоритеты туда, все силы туда. И никто не занимается непосредственной ежедневной своей работой, за которую получают деньги. Вот просто один из самых ярких примеров. Если бы Красноярск на уши не встал, вот так не возмутился и на сход бы не собрался, может быть, еще бы внимание не обращали. Просто руки не доходят. Не потому, что там плохие. Руки не доходят. Другим заняты.
И. Воробьева
―
Ну да. И не потому, что один из них сын бывшей судьи районного суда и действующего председателя поселкового совета депутатов. Вообще, это просто совпадение исключительно.
Е. Ройзман
―
Ну, слушай, и это может быть.
Е.Ройзман: Не введут смертную казнь. но любое движение в эту сторону, заигрывание само по себе опасно
И. Воробьева
―
Ну, виде сняли убийства. Ну, 22 дня боролись за жизнь парня.
Е. Ройзман
―
Ирин, но в целом просто не работает.
И. Воробьева
―
Ну а чего в конце концов? Да. Тут, на самом деле, очень много всяких разных сообщений по этому поводу. Давайте мы уже дальше пойдем. И если вдруг у нас останется время, вернемся к этой теме еще поближе к концу эфира. И давайте мы про истории личного приема, потому что, как мы проголосовали в прошлом эфире ровно неделю назад, у нас было 50 на 50 – те истории интересные и федеральные новости тоже.
Е. Ройзман
―
Смотри, помнишь, я когда-то здесь тебе рассказывал историю? Девчонка из Нижнего Тагила. Ну, отец умер, мать умерла. Жили с братом. Брат работал на «Уралвагонзаводе». Ну, на том, которые собирались приехать разгонять митинги в свое время. Шел с работы. Ну, чуть-чуть датый слегка мужичок. Обычный работяга. Забрали в милицию, попытались повесить на него какую-то кражу сотового телефона. Забили насмерть прямо в милиции и вынесли уже в коме с пробитой головой. И он умер. И они получили там… У одного, у Панова, по-моему, отец был в свое время председателем суда там в Тагиле. Они получили по 3 с небольшим года.И она попыталась что-то сделать хотя бы. Ну, если бы она вот этот шум не подняла, то и по 3 года бы не дали. Ну, всякое бывает. Ну, убили и убили. Что, 140 миллионов. Ну и вот им дали по 3 года. И вот она ходила, как-то добивалась. В общем, они все вышли по УДО. И она просто в шоке. Вот говорит: «Ну неужели можно вот так убить человека безнаказанно, идущего по улице обычного работягу?». Ну вот так вот, можно.
Ладно, слушай, другую историю расскажу. Очень интересно. Пришли серьезные предприниматели. Наша екатеринбуржская мощная фирма с хорошей историей. Называется ООО «Еврообувьопт». Хорошие контакты. Обувью оптом торгуют. Нашли их люди из Краснодара. Фамилия этих людей Петриченко (муж и жена). И заказали у них на 9 миллионов обуви. А времена тяжелые для среднего бизнеса. И это очень большие деньги. Обрадовались такому большому заказу. Подготовили партию, попросили предоплату 3,8 миллионов. Ну и им эта предоплата пришла двумя траншами. И они отправили, отгрузили обувь в Краснодар. Там получили все под роспись нормально.
А через месяц эти люди приезжают сюда и подают в Арбитражный суд, говорят: «Вот платежки. Мы деньги перечислили, а обувь никакую мы там в Краснодаре не получили». И суд присуждает взыскать с фирмы 3,8 миллиона. Парни приходят и говорят: «Смотрите, мы попадаем в ситуацию. Мы отправили обуви на 9 миллионов и с нас еще сейчас 3,8 миллиона получают. И мы ничего не можем сделать».
Е.Ройзман: Любая авторитарная власть всегда очень подозрительна
Я говорю: «А в Краснодаре что и как?». Они говорят: «А в Краснодаре ситуация такая. Там отказываются возбуждать уголовное дело. Полгода тянут. Из следствия в прокуратуру, в полицию. Полгода тянут. Откровенно не возбуждают уголовное дело». Причем в Краснодаре вообще иная юрисдикция. Кто сталкивался, те понимают, о чем я говорю.
И вдруг совершенно неожиданно узнается, что по этим фигурантам уже было одно уголовное дело. Точно так же получили товар, точно так же не рассчитались. Ну вот такая же конфликтная ситуация. И снова прекратили уголовное дело. И наши юристы сейчас полетят работать в Краснодар. Но вот таких историй было много в 90-х годах. И когда бизнес начинает валиться, все вот эти противоречия, обострения, давние споры – все вылазит. И вот разные мошеннические схемы такие. То есть этого будет больше. Но вот это дело когда закончится (то есть мы сейчас всерьез за него возьмемся), я расскажу о нем подробности.
И слушай, интересная история.
И. Воробьева
―
Да, давай.
Е. Ройзман
―
Ко мне на одном из приемов подошла девчонка и говорит: «Я не могу здесь говорить. Можем выйти?». Я говорю: «Ну можем». Она говорит: «У меня ситуация такая. Я беременная. Я студентка. Родителям я сказать боюсь. Мне было стыдно делать аборт. Как-то вот я так. Что мне делать с ребенком? Я не справлюсь точно. К родителям ехать я боюсь. Что делать, я не знаю вообще».Но у меня есть, кто этим специально занимается. Причем очень хорошая такая команда. Они в свое время занимались тем, что отговаривали женщин делать аборты. Но при этом они не просто отговаривали, а брали на себя вот эту всю нагрузку – помочь, решить с трудоустройством, с жильем и так далее. Ну, хорошая команда такая. «Журавленок» называлось. Они и сейчас работают. Лариса Лазарева. Ну и вот договорился, что отправлю туда.
И ты знаешь, вдруг вспомнил одну интересную историю. Ну просто к лекции готовился. В свое время у нас в городе пытались внедрить беби-боксы. Если ребенок родился, если ребенок не нужен, то это. И вдруг какая-то общественность стала этим возмущаться. И я вот недавно столкнулся и вспомнил. Представляешь, Екатерина II в 1760-х годах… В те годы же общество было очень консервативное. Дети, рожденные вне брака – их называли ублюдками. А при крепостном праве еще там куча всяких история была. А женщины, которые рожали детей вне брака – всеобщее такое осуждение и жить было невозможно.
Что придумала Екатерина II? Притом что она была императрица, самодержица, она очень по-бабски, вот так по-правильному рассуждала. Он создала в Москве, называлось это «воспитательный дом». Туда могла прийти любая женщина любого сословия, не открывая лица, и родить там, и оставить там ребенка. Представляешь? Так это было сделано в 1760-х годах (в 67-м, если быть точнее). И потом она создала такой же воспитательный дом в 1770-м в Петербурге.
Мало того, она при них создала опекунские советы. И вдруг обнаружилось, что такое количество народу готово жертвовать на это деньги! А знаешь, кто оказался самый большой жертвователь? Миллионы вносил! Прокофий Акинфиевич Демидов, владелец Невьянского… Ну, он уже продал. Он в 1762-м году начал продавать заводы там. Но он миллионы туда вносил, Прокофий Акинфиевич. Его многие считали там чудаком в Питере. Но вот такой он был. И в Москве и в Питере два вот таких воспитательных дома. Представляешь, когда? Просто, человеку пришло в голову, и она сумела это сделать. Вот это вызывает уважение. Современное общество еще не вполне до этого дошло.
И. Воробьева
―
Да. Но это стоит отметить, конечно, что, вообще, первые беби-боксы были, если не ошибаюсь, в Италии в 12-м или в 13-м веке. И дальше по Европе довольно много открывалось в самых разных конфигурациях уже где-то в 17-м – 18-м в разные века в разных странах. И это каждый раз была такая необходимость. И там по поводу воспитательных домов (кстати, потом напомни, я тебе пришлю) есть шикарная история благотворительности в том числе про то, что ты рассказываешь. Но беби-боксы нужны.
Е. Ройзман
―
Да, конечно. Я полностью согласен, что действительно нужны. Ирин, давай поотвечаем на вопросы.
И. Воробьева
―
Да. Есть вопрос от нашего слушателя. Он, на самом деле, задает этот вопрос каждый раз. Он спрашивает: «Разрешилась ли ситуация со строительством вышки сотового оператора на садовом участке?».
Е. Ройзман
―
Смотри, через неделю. Я знаю точно, что там идет борьба. Мало того, к нам приезжали челябинцы специально – у них возникла подобная ситуация. То есть со своим опытом. Мы их свели между собой. Поэтому через неделю, хорошо? Напомнишь мне, ладно?
И. Воробьева
―
Да, я обязательно напомню.
Е. Ройзман
―
Потому что 3-го октября было заседание. Я пока не знаю, чем закончилось.
И. Воробьева
―
Да, хорошо. Тут еще нам напоминали, что были сегодня новости. Я сейчас найду, просто, ее. Я уже не смогу найти формулировку, которую наш слушатель использовал. Вот я нашла. Речь идет о публикации «Новой газеты», которая рассказала о репрессиях против людей из окружения Кадырова, которых под пытками заставляют признаваться в предательстве.Вообще, вот эти слова «предательство», «измена» - это слова, которые мы все чаще и чаще слышим, даже возвращаясь к нашей предыдущей теме со смертной казнью. Один из депутатов Евгений Примаков, например, предложил применять смертную казнь в том числе по статье о госизмене и предательстве. Вот откуда это? И как можно прокомментировать происходящее в Чечне? «Чистка в правящей элите» называется это.
Е.Ройзман: Всё, сквер отстояли, слава богу. Жители молодцы. История закончилась
Е. Ройзман
―
Послушай, про Чечню я не знаю. Сейчас я скажу. Что касается Государственной Думы, я считаю, что на будущее обязательно каждый депутат должен предоставить справку, что он прошел освидетельствование у психиатра. Тогда будет меньше подобных инициатив. Что касается Чечни. Ну, это сложная ситуация. Любая авторитарная власть всегда очень подозрительна. Ну всегда. это обязательно. Вот эта подозрительность – это вещь обязательная. Это присуще любой авторитарной власти. Ну и особенно когда нет контроля со стороны федерального центра, может быть все что угодно.Мы не знаем, что там происходит. Это иная республика, иная юрисдикция совершенно. И не все законы Российской Федерации распространяются. Ну и зачастую местные законы оказываются гораздо серьезнее, древнее, более устоявшиеся. Поэтому я не берусь. Но я публикацию смотрел, видел. Все может быть. Чистят окружение. Бывает и так.
И. Воробьева
―
Спрашивают, конечно же, еще раз… Видимо, мы возвращаемся к этой теме. Спрашивают про результат голосования за новый участок для строительства храма в Екатеринбурге. Ну, прошел же опрос у вас там.
Е. Ройзман
―
Ирин, на самом деле, я считаю, что этот опрос был невынужденный, фейковый, такой слишком нарочитый, потому что опрос надо делать до того, как что-то собираются строить. Строительство в сквере было без всякого опроса. И город показал свою позицию. Строить не дали в сквере. То есть люди противостояли этому и сумели отстоять свой сквер. Сейчас ситуация в корне поменялась. И 5 месяцев назад было понятно, куда уйдут застройщики.Застройщикам в сложившейся ситуации было обещано губернатором. То есть считали, что все в порядке, что все вопросы решены. Когда дошло до прямого столкновения жителей между собой, власть, как обычно, спряталась в домике. И люди между собой решали сами. На моей памяти в городе такого противостояния не было никогда. Ситуация была не просто тревожная, а вообще пограничная такая.
Поэтому застройщики в ситуации повели себя благоразумно и сказали: «Окей, не хотите – всё, мы уходим. Сквер мы больше не трогаем». Но идею с храмом… То есть я этих людей знаю. У них коммерческих никаких устремлений. Это на помин души. Такой настоящий себе в веках памятник. Но это совершенно нормально, потому что так было в мире всегда и в Европе уж точно. Но у застройщиков есть своя территория – территория бывшего Приборостроительного завода. Это выкупленная территория, в частной собственности. И на своей территории они могут строить все, что не запрещено законом.
Но здесь есть откровенный плюс для города. Здание гигантское. Находится в центре города. Двор захламленный. Архитектурной, культурной и исторической нагрузки здание не несет вообще никакой. Мало того, если они там строят, то у них есть планы открыть одну улицу, которая выходит на набережную, которая сейчас упирается в губернаторскую резиденцию (губернаторская резиденция для жителей перекрывает выход к набережной), и еще одну улицу перпендикулярную, которая будет выводить на центральный проспект. Тоже потеснят губернаторскую резиденцию. Это уже плюс откровенный.
Потом, когда кто-то говорит, что вот в центре есть вот там храм Всех святых, в земле Русской просиявших (ну, где место расстрела царской семьи), вот есть храм на Вознесенской горке, вот есть тут часовня поблизости, я хочу сказать, что все, кто бывал там во Флоренции, в Милане, в Пизе, в Риме, в Венеции, там не такая еще плотность. Ну, ты ходишь по этим храмам и смотришь: где-то – фрески, где-то – иконы, где-то – мозаику. Здесь собираются вкладывать и деньги, и душу в этот процесс. И поэтому эта плотность не пугает. Лет через 500 будут приезжать туристы, задирать голову и удивляться, как это можно было сделать.
Поэтому дай бог, чтобы у них сейчас получилось по-настоящему то, что они хотят – вот с мозаичными полами, с мозаичным иконостасом, с мозаичными куполами. Дай бог, чтобы это получилось, чтобы у них получился вот такой настоящий шедевр. Это будет людей потом радовать. И самое главное – уйдет это противостояние.
Но суть опроса – это тот же самый случай, о котором мы говорили. Ну не чеши, где не чешется. Вот все уже устоялось, все идет своим чередом. И заново людей взять и снова столкнуть, противников и сторонников – ну такая нелепость. Невынужденная вообще история с этим голосованием, потому что голосовать надо было тогда. А сейчас-то что голосовать? Всё, сквер отстояли, слава богу. Жители молодцы. История закончилась.
И. Воробьева
―
Еще спрашивают про авиасообщение с Украиной. Вот сегодня Валентина Матвиенко сказала, что Россия готова восстановить авиасообщение с Украиной, если такое предложение поступит от Киева. Насколько это важно вот нам сейчас восстановить авиасообщение с Украиной и с Грузией, кстати говоря, тоже?
Е. Ройзман
―
Ирин, вот смотри, вот мы можем сейчас опрос взять и провести. Вот давай короткую голосовалку для наших слушателей.
И. Воробьева
―
Нет, голосовалку сейчас не получится, Жень.
Е. Ройзман
―
Ну вот смотри, просто представь себе, сейчас прозвучал вопрос: есть у вас родственники или друзья на Украине? У тебя есть? Вот у меня есть. У любого, кто сейчас в студии – есть, у любого сейчас спроси – есть. Ну не бывает, чтобы не было друзей или родственников на Украине, понимаешь. Ну а правильней сейчас сказать «в Украине». Поэтому конечно авиасообщение имеет смысл. Но в гости надо по предупреждению, по согласованию. В гости на танках не ездят. Поэтому, если восстановится авиасообщение и будет нормальный пассажиропоток, я, конечно, только за.
И. Воробьева
―
Хорошо. Я бы тоже голосовала за, если бы все эти сообщения восстановились, особенно с Грузией. Ну и с Украиной, безусловно, тоже. Но вот то, что сегодня сказала Матвиенко, что мы готовы, только вот обратитесь, тебе не кажется, что это такое явное потепление, прям явное потепление в отношении Украины в лице Зеленского?
Е. Ройзман
―
Послушай, на самом деле, это все нащупывают какие-то возможности каких-то компромиссов. Но власть Украины на какие-то серьезные компромиссы пойти не может, потому что люди, жители Украины понимают, что против них война. И любой компромисс они будут воспринимать как отступление в войне, как капитуляция. Мы это видим. Там уже начинается. Наши это тоже понимают – где-то начинают гнуть, через колено ломать и так далее. Ситуация очень сложная. Знаешь, как это: я человек завистливый, но тут завидовать нечему.То есть я представляю, что сейчас там у Зеленского в голове, как он должен это между струйками дождя. С одной стороны – надо как-то выравнивать ситуацию, с другой стороны – за тобой весь народ, который говорит: «Что значит выравнивать? На нас напали, у нас оккупировали часть страны, у нас отняли. Вы куда отступать-то собрались?». То есть сложная ситуация.
И. Воробьева
―
Спрашивают, когда теперь ожидать Евгения в Сочи? Вот спрашивает Роман. Еще спрашивают, какой результат показал Евгений Ройзман на Ironman’е? Там есть какой-то результат?
Е. Ройзман
―
Да, у меня общий результат – 13,56. Но я доволен, потому что моя задача была финишировать, то есть просто финишировать. Я там на каждом этапе сам себе проиграл достаточно много. Я способен на каждом этапе отдельно гораздо более высокие результаты показывать. Но моя задача была добежать. И я это сделал. Я видел человека, который упал за 50 метров до финиша и не добежал. То есть я себе этого позволить не мог – у меня не так много времени в жизни остается. Поэтому моя задача была сделать это. И у меня, слава богу, получилось.
И. Воробьева
―
Когда в Сочи ждать?
Е. Ройзман
―
Смотрите, я вот обратил внимание: в Сочи ездят на сборы велосипедисты, сборники. В Сочи можно катать всю зиму. У нас вот не получается. У нас даже летом не получается нормально ездить. Потом, в Сочи есть еще интересный момент. Сочи меняется на глазах. Сочи после Олимпиады очень сильно изменился. Очень много людей туда переехало из Челябинска, из Екатеринбурга, из Новосибирска, из Уфы. Другой менталитет уже немножко у людей. Молодые уже начинают на английском разговаривать.И в Сочи самое для меня главное, что я отметил – там водители берегут велосипедистов. У нас гораздо жестче – у нас велосипедистов за равноправных участников дорожного движения не считают. В Сочи берегут. И поэтому я, наверное, весной на сборы уже приеду на велосипеде, если дальше буду выступать.
И. Воробьева
―
Просят совет у Евгения Ройзмана. Вот что делать после всех этих исков к оппозиционерам? Понятно, что ресторан «Армения» можно как-то бойкотировать, кто бы туда мог бы себе позволить сходить, условно говоря. Но что делать с «Автодором», «Мосгортрансом», «М. Такси коммуникации» и прочее-прочее-прочее? Там подземка столичная и так далее.
Е. Ройзман
―
Смотри, на самом деле, это очень стыдная история. Я надеюсь, что это всё сумеют отбить в судах. Если не сумеют, этих нельзя один на один оставлять с этими исками. Это будет предательство. И, конечно, надо будет с миру собирать эти деньги, потому что это совершенно несправедливые, людоедские, мародерские требования. И я говорю, что я буду участвовать. Если не удастся отстоять в судах, я буду участвовать. Но это добавит только моего неуважения к власти, если мне придется в этом участвовать. Ну, как и любому нормальному человеку.
И. Воробьева
―
Ну, то есть, условно говоря, совет – это помочь выплатить штраф? Получается так? Потому что спрашивают: «А что делать? Вот нельзя же все это бойкотировать».
Е. Ройзман
―
В этом будет огромное количество народу участвовать. Но это будет или с таким гласным пожеланием, или негласным – или забейте себе в задницу, или подавитесь. Я еще раз говорю, уважения к власти это не добавит. Но я буду участвовать и всех своих сторонников и товарищей призову к этому. Потому что ни в чем невиноватых людей нельзя оставлять вот так вот наедине с произволом власти.
И. Воробьева
―
Спрашивают: «Согласны ли с Шендеровичем и с другими людьми, которые говорят, что власть понимает только цифры». И, просто, например, на Сахарова на последний митинг вышло не так много людей, поэтому вот сейчас и приговор оставляют в силе, и новые аресты, и так далее.
Е. Ройзман
―
Ирин, смотри, я бы еще проще сказал. Это моя собственная формулировка, поэтому я ее повторяю, что вежливость полиции прямо пропорциональная количеству вышедших на митинг. Ровно то же самое: адекватность власти прямо пропорциональна. Власть умеет мониторить. Они все видят и все понимают.Ну вот тебе ситуация. В Красноярске намечается сход. Накануне схода сразу арестовывают двух убийц. Везде так. Ничего нового не происходит. Поэтому позицию свою надо декларировать. Но проблема в том, что задекларировать позицию ты можешь только одним способом – выйти на улицу. И они пытаются душить вот этот уличный протест мирных людей. Знаешь, раскочегарили скороварку и сели сверху на крышку.
И. Воробьева
―
Да. Еще спрашивают: «Зачем всякие известные люди ходят, действительно, на судебные заседания поддержать обвиняемых? Зачем они ходят, если это все равно не помогает?».
Е. Ройзман
―
Нет, это очень важно. И когда обвиняемые видят, что люди пришли… Ты что, если ты сидишь в тюрьме ни за что и в пустом зале тебя судят, и все равнодушно к этому относятся, представляешь, какой упадок у людей, как им тяжело? И вдруг они видят, что полный зал народу, все поддерживают, никто не забыл, пишут письма. И очень хорошо. Но смотри, как у нас поднялись эти организации – «Русь сидящая» (Оля Романова умница какая), «ОВД-Инфо», «Медиазона». Смотри, это одни из самых востребованных организаций стали в России в связи с этим.
И. Воробьева
―
В связи с тем, что у нас, вообще, в стране происходит, да, это самые…
Е. Ройзман
―
Да, молодцы. На самом деле, это самоорганизующееся общественное движение такое. Это очень хорошо и вызывает уважение.
И. Воробьева
―
У нас минута до конца эфира. Традиционные твои полминуты. Вот с самого начала нашей программы просят: «Можно, пожалуйста, дать Евгению Ройзману возможность сказать, что все будет хорошо». Пожалуйста.
Е. Ройзман
―
Слушайте, вот что бы ни происходило, эти времена не навечно. Все изменится. Вот будем стараться, будем любить свою страну, будем стараться делать ее лучше – и все изменится. И в конце концов все равно все будет хорошо, не сомневайтесь. Давайте удачи вам и доброго здоровья!
И. Воробьева
―
Спасибо большое! Это была программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Увидимся ровно через неделю. А те, кто не успел или не смог послушать, посмотреть нас, вы можете сделать это в Ютубе на канале «Эхо Москвы» или на сайте «Эха Москвы». Счастливо!