Личный приём - 2019-09-23
И. Воробьева
―
21 час и 5 минут в Москве. Сегодня я называю только московское время, потому что программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом выходит из московской студии. Мы оба здесь. Меня зовут Ирина Воробьева. И Евгений Ройзман. Приветствую!
Е. Ройзман
―
Здравствуйте! Пользуясь случаем, хочу передать привет Екатеринбургу и всей стране еще, что за Уралом.
И. Воробьева
―
Да. Ну вот у нас редко такое бывает, чтобы Евгений Ройзман был у нас в студии в Москве. И я счастлива, что он здесь, что нам не нужно настраивать звук, что я вижу Женю, могу его обнять и задать ему, как всегда, ваши вопросы и свои вопросы. Я напомню, что ваши вопросы вы можете присылать в Ютуб в чат и или же по номеру: +7 985 970 45 45.Ну что, сначала про Павла Устинова. История, очень сильно напоминающая Ивана Голунова. Пока, правда, дело Устинова не закрыто, но его по крайней мере из СИЗО вытащили. И, как и с Голуновым, сразу же после этого понеслись такие разочарования в Устинове, что вот он не оппозиционер оказался такой, какой всем хотелось.
Е. Ройзман
―
Ирин, ну слушай, ну мы об этом же еще говорили тогда по делу Голунова. Послушайте, люди включились все, потому что все видели очевидную несправедливость происходящего. Ну кто там будет разбираться? Ну да, ну служил он в Росгвардии. Да, он там путинист и так далее. Но это его личное дело. Правильно люди говорят: «Я выходил за себя. То есть это мне нужно было, чтобы его отпустили, может быть, даже больше, чем ему самому». Поэтому нормально.Но меня в этой ситуации больше всего порадовали театральные. Представляете, от них никто не ждал. Они вдруг разом потихонечку начали включаться. Они когда выходили на поклон, они вспоминали Устинова, который сидит совершенно ни за что. А когда Устинова отпустили, они эту добрую традицию не остановили.
И они сейчас выходят на поклон и говорят, что еще много политзаключенных; предлагают всем зрителям своим выйти 29-го на проспект Сахарова, чтобы власть видела, сколько много людей. И меня они очень удивили вот этим своим последовательным декларированием своей позиции вот такой. То есть уже Устинов отпущен. Все, это уже касается не какого-то театрального актера касается, это просто касается нашей страны.
И обратите внимание, насколько красиво выступили священники вдруг неожиданно совершенно. Русская православная церковь – это организация не просто военная, а это организация ну вообще такая…
И. Воробьева
―
Дисциплина жестче, чем в армии.
Е. Ройзман
―
Да. И меня порадовал один из известных священников, которому предложили написать по этому поводу объяснительную – по поводу выступления за политзаключенных. Ну, ему сказали: «Почему ты не взял благословение?». А он говорит: «Я никогда не думал, что для того, чтобы говорить правду, требуется благословение».
И. Воробьева
―
Опасно.
Е. Ройзман
―
И, на самом деле, то, что многих людей вдруг стало мирить с православной церковью – это позиция ряда священников. То, что выступили учителя. Ну учителя – одни из самых бессловесных бюджетников в России. И вдруг выступают учителя. Вдруг выступают врачи.
И. Воробьева
―
А врачи! Это же вообще. Ты видел, сколько там подписей было?
Е. Ройзман
―
И, на самом деле, есть ощущение, что что-то в стране поменялось. И это ощущение, что некуда уже дальше отступать. Но, на самом деле, для русского человека это характерно – вот так вот болезненно реагировать на откровенную, вопиющую несправедливость. И в этом плане актеры просто радуют. Они ведут себя честно и по-настоящему. Поэтому я считаю, 29-го надо выходить. Это история, которая касается нас всех.Ну, Устинов. Ну, парня отпустили. То есть все, кто за него боролся, все сделали правильно, все получилось, его отпустили. Ну и мы живем дальше.
И. Воробьева
―
Нет, ну что значит живем дальше? Получается, что теперь просто постоянно нужно всем участвовать в каком-то огромном флешмобе. Ведь, на самом деле, мы же тоже понимаем, что в следующий раз ни актеров, ни враче, ни учителей, ни священников просто не послушают.
Е. Ройзман
―
Нет, послушайте, я хочу вам сказать одну очень серьезную вещь. Постарайтесь понять. К этой власти можно относиться как угодно – ее можно не уважать, презирать, но никогда нельзя думать, что там нет мыслящих людей. Они очень четко мониторят ситуацию. И если они видят, что все, что у людей возмущение, что люди готовы выходить, что ситуация выходит из-под контроля, поверьте, эти люди знают, когда надо включить задний ход. То есть они все следят. И, на самом деле, когда власть включает задний ход – это не минус власти, это плюс власти. власть должна за этим следить. И это говорит о силе власти, когда власть может включить задний ход – признать какую-то ошибку вот таким способом. Пусть будет так.
Е.Ройзман: То, что многих людей вдруг стало мирить с православной церковью – это позиция ряда священников
Обрати внимание, как хорошо выступил Дудь на вручении премии. Он сказал: «Ну все, хватит молчать». Дудь это не просто так. Он проводник вот этой информации для молодых. И то, что уже молодые говорят: «Хватит молчать». Это немножко другие люди – они не были запуганы, они не ходили строем, не ходили на демонстрации, не маршировали. Это другие люди. И вдруг они начинают понимать, что молчать больше нельзя. Ну действительно нельзя молчать. Поэтому все нормально.
И. Воробьева
―
Ну а то, как начали поливать Дудя, в том числе на федеральных телеканалах – это что, это реакция на его слова? Довольно простые, надо сказать, слова.
Е. Ройзман
―
Послушайте, во-первых, Дудь сказал все честно, начнем с того. Второе. У Дудя такая аудитория. И его фильм про Беслан – там уже порядка 15 миллионов просмотров. Да хоть уполиваются пусть. Мало того, у людей же есть это чутье. Те старшие, которые смотрят телевизор, у них есть этот маркер. То есть если вдруг федеральная власть включается и начинает кого-то мочить, значит надо к этому человеку присмотреться повнимательнее. Знаешь, первое правило политической борьбы – дебилам главное не мешать. Вот это ровно тот самый случай. Они сами все сделают. Они сами его раскачают, сами ему создадут репутацию.Но надо еще понимать одну вещь, что если в тысяча…в 2013-м году… Представляешь, я еще какими категориями – хотел сказать: в 1913-м.
И. Воробьева
―
Да.
Е. Ройзман
―
Если в 2013-м году аудитория интернет-СМИ сравнялась с аудиторией печатных СМИ, то сейчас аудитория интернет-СМИ сравнялась с аудиторией телевизора.
И. Воробьева
―
Ну да. Так или иначе да.
Е. Ройзман
―
И потихонечку интернет-СМИ продолжают набирать. И уже огромное количество народу, которое вообще телевизор никогда не включали, а которые все, что надо, информацию берут из ноутбука, из планшета и так далее. Поэтому это будет только нарастать. Все еще только начинается. Ну и, конечно, очень важно… Я буду 29-го по принципиальным соображениям.
И. Воробьева
―
А, ты будешь в Москве?
Е. Ройзман
―
Да, я прилечу специально. Я считаю, 29-го надо выходить. Хотя бы чтобы просто увидеть, сколько нас.
И. Воробьева
―
Сколько людей, которые… Которые что? Вот 29-го – то митинг, который для каких людей?
Е. Ройзман
―
А я считаю, что он для всех. Потому что мы видели, что московские события, вот это «московское дело» - мы все были свидетелями того, что не было никаких массовых беспорядков. А то, что было – их провоцировали мэрия Москвы, Росгвардия, ОМОН, второй оперативный полк и так далее. И мы видели. И нас попытались обмануть прямо в режиме онлайн. Нам начали рассказывать сказки, что там… Знаешь, как Симонян рассказывала, что там взрывпакетами пробивают себе дорогу и так далее.
И. Воробьева
―
Пробивают себе дорогу, да.
Е. Ройзман
―
Мы увидели нежных росгвардейцев, которых нельзя потрогать, на которых нельзя замахнуться, стаканчик пластиковый в их сторону кинуть и так далее – они сразу, как футболисты, падают, начинают кататься, хвататься и так далее. И люди увидели, что какое-то тотальное вранье. Мало того, пытаются запугать совершенно непричастных людей: кого-то – на выходе из метро, кого-то – как Устинова, просто так, кого-то – как Коваленко. Я за этого парня переживаю. Он увидели, как Ингу бьют просто.
И. Воробьева
―
Да, Ингу и Бориса.
Е. Ройзман
―
Он вслед кинул. Это совершенно нормальная мужская реакция. Он просто кинул вслед. Он ни в кого не попал. 4,5 года человек получил на ровном месте. А история с Костей дизайнером, который бежал за 3 часа. Ну ему просто сознательно совершенно переломили ногу.
И. Воробьева
―
И мы это видели, как они стоят у него на ногах просто на этой фотографии.
Е. Ройзман
―
Эта фотография, да.
И. Воробьева
―
А Алексей Миняйло, который даже не дошел до митинга.
Е. Ройзман
―
Тот-то парень вообще непонятно за что сидит.
И. Воробьева
―
Он, по-моему, единственный, кто остался в СИЗО по вот этому делу о массовых беспорядках.
Е. Ройзман
―
И очень важный момент вот для всех. Я вдруг подумал, у людей могут быть разногласия с коммунистами, со «Справедливой Россией», у кого-то – с «Яблоком», у кого-то – с Навальным, но вдруг возникает ситуация, которая нас всех касается одинаково. Это наша страна. Это люди – мы видели – которые вообще ни в чем невиноваты. И конечно за них надо выходить, потому что это откровенная несправедливость. И это одно из лучших качеств русского человека – болезненная реакция на несправедливость.И хочу еще одну историю отметить, которая меня просто поразила. Свитедели Иеговы*. В Саратове суд несколько дней назад. 6 мужиков, у каждого – дети. 6 взрослых мужиков. Работяги, не пьющие. Неправильно верят в бога. Мало того, у них жесточайшая установка (у свидетелей Иеговы) – им нельзя врать, им нельзя изменять, им нельзя воровать ни при каких обстоятельствах и нельзя в руки брать оружие. И единственное, что можно им вменить в вину – они отказываются от переливания крови. Двум мужикам дают по 3,5, двум – по 3, а двум – по 2. Ну, так вот распределили.
За что сидят люди? Ну за что сидят люди? Мало того, что мужиков простых посадили ни за что… Ну если свидетелей Иеговы, давайте тогда протестантов, пятидесятников, неопятидесятников, иеговистов*, адвентистов. Этих направлений в христианстве море. Надо еще понимать одну вещь – христианство тоже на первом этапе считалось сектой и точно так же боролись, как с сектой (ну, зверям скармливали). Ну мы-то уже в другую эпоху живем.
И единственное, что напоминают эти действия против свидетелей Иеговы – они напоминают Третий Рейх, они напоминают гитлеровскую Германию, где их преследовали точно так же. Там порядка 11 тысяч попали в концлагеря, в тюрьмы. Многих казнили. Причем казнили именно за отказ брать в руки оружие.
И мне не хотелось бы, чтоб моя страна, которую я люблю, вдруг вот так вот сближалась. Ну просто прямые параллели с гитлеровской Германией.
И. Воробьева
―
Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. И мы пока остаемся в общефедеральной повестке. Но при этом я спрошу про Екатеринбург практически, потому что это новость, которая, в общем, вышла уже везде. Ну, это такие крайности – где-то сажают тех, кто неправильно верит в бога, а где-то школьников выгоняют на крестных ход. «Что это было?», - спрашивают наши слушатели в массовом порядке.
Е. Ройзман
―
Слушайте, ну, я не думаю, что там дети особо по своей воле. Но я еще раз говорю, Русская православная церковь – это организация военная. Ну а адепты Русской православной церкви на местах – они люди убежденные, они считают, что это хорошо и правильно. На самом деле, есть замечательная русская пословица: «Заставь дурака богу молиться». Я считаю, что вот эта история – прямая иллюстрация. Но, с другой стороны, ну, пошли и пошли, ну, сходили и сходили. Выглядит диковато в 21-м веке, конечно.
И. Воробьева
―
Ну вот именно, что есть какое-то ощущение, что детей заставляют… Одно дело – когда детей заставляют в школу ходить, когда они не хотят; другое дело – этот крестный ход. То есть это когда религию насаждают детям, которые еще не могут принимать решение.
Е. Ройзман
―
Вообще, конечно, надо помнить, что у нас светское государство и что у нас Церковь отделена от государства. Но Церковь становится такой мощной обслуживающей структурой для сегодняшней действующей власти. И становится понятно. Многие вещи, возвращаясь назад, становятся понятными.
И. Воробьева
―
Есть еще новость из Екатеринбурга. Опять же, уж извиняюсь, что так, но это все равно в новостях, поэтому об этом буду спрашивать. Там есть у вас такой «Коляда-театр». И его оштрафовали на 50 тысяч рублей за неготовность к гражданской обороне.
Е. Ройзман
―
Слушайте, я Колю Коляду знаю хорошо. Он замечательный. Ну, любимец такой городской. И театр замечательный у него. И конечно это нелепо. Но, с другой стороны, везде ходят пожарные, везде ходят МЧСовцы, везде ходит Санэпидемстанция. То есть оштрафовать можно кого угодно, особенно если стоит какая-то задача. Ну, я думаю, там задачи никакой не стояло.Но, с другой стороны, жить в мирное время в государстве, и чтобы у тебя все время над головой эти песни звучали – «Если завтра война, если завтра в поход», ну и так далее. Ну нелепо. Не соответствует сегодняшнему дню. И государство все время пытается создать ощущение, что мы где-то находимся в осажденном лагере и так далее. Ну, последнее интервью Шойгу. Ну я просто удивлен.
И. Воробьева
―
Да! Про это тоже спрашивают. Программное такое интервью большое.
Е. Ройзман
―
Ну я просто удивлен, что человек в 21-м веке вдруг затверженно вот такую вот повторяет агитку 60-х – 70-х годов 20-го века, что мы живем в кольце врагов, что нас хотят поработить, поставить на колени, ограбить. Ну что смеяться-то? Ну уже просто в это никто не верит. И человек, который это произносит, становится понятно, что этот человек остался комсомольцев 70-х годов. Ну жизнь изменилась, мир изменился. Ну другие совершенно коммуникации, другие идеи. Ну другая жизнь уже в мире. Ну нельзя все время тащить страну в прошлое.
И. Воробьева
―
Ну а что, с другой стороны, говорить министру обороны? Конечно он должен и, мне кажется, обязан отвечать за то, чтобы кольцо врагов…
Е. Ройзман
―
Не сужалось, да?
И. Воробьева
―
Не сужалось вокруг нас, да.
Е. Ройзман
―
Но, с другой стороны, чтоб кольцо врагов не сужалось, не надо действий никаких таких делать, которые приводят к сужению кольца врагов. Ну что об этом говорить?
И. Воробьева
―
Я напомню нашим слушателям, что вы можете смотреть нас в Ютубе на канале «Эхо Москвы». В этот раз – сразу нас двоих. И Евгений Ройзман, и Ирина Воробьева здесь в этой студии. У нас есть вопросы на номер: +7 985 970 45 45. Или вы можете задавать эти вопросы в чате.Ну, закрывая… Не закрывая, а приостанавливая тему с «московским делом», спасибо Юлии из Минска, которая в чате проанонсировала, что завтра «живым гвоздем» в программе «Утренний разворот» будет Айрат Губайдулин как раз, который пластиковую бутылку бросил (или стаканчик, или что он там бросил), который на свободе сейчас находится тоже.
Е. Ройзман
―
Слушай, ну, я тебе скажу, что я видел очень многие протесты – что-то видел по телевизору, что-то видел сам, что-то в интернете видел, но наши протесты московские – они самые мирные. Ну ни одной разбитой витрины, ни одного разбитого стекла, ни одной драки с полицией, ни одной перевернутой машины. Ну у нас другие люди. Ну просто воспитанные, нормальные, дисциплинированные люди. Ну нельзя так со своими гражданами обращаться.Но я считаю, что, вообще, «московское дело» вот это – это сумасшедший удар по репутации Росгвардии как института в целом, ну и по репутации московских властей, конечно. Ну а если говорить про судебную систему, то, конечно, первое, что приходит на ум – это слова Экклезиаста: «Много видел я под солнцем. Видел я место правды, а там неправда. Видел место суда, а там беззаконие». Вот это ровно, как про московские суды сказано.
И. Воробьева
―
Но при этом надо сказать, что и Павла Устинова как-то очень странно отпустили. Очень было похоже по схеме на то, что было с Навальным, когда его по «Кировлесу» пытались посадить.
Е. Ройзман
―
Пожалуй, для меня единственный такой пример, что именно как с Навальным. Показали, что это действуют звонки, не право, ничего. Прокуратура, которая вчера, выпучив глаза, просит 6 лет, а сегодня говорит: «Смените меру пресечения», после того, как человека уже осудили. Удивительная ситуация, которая никак не коррелируется. Никакие юристы никогда это не состыкуют с Уголовным кодексом. Но тем не менее это произошло. Ну, мы свою страну знаем. Здесь по-другому решается. Только не спрашивай меня ничего про Шамана.
И. Воробьева
―
Ну ладно, хорошо. Про Шамана вопросов не будет. Можете не задавать про Шамана вопросов Евгению Ройзману. Я после эфира спрошу почему.
Е.Ройзман: Есть ощущение, что что-то в стране поменялось. И это ощущение, что некуда уже дальше отступать
Е. Ройзман
―
Ну что смеяться?
И. Воробьева
―
В смысле смеяться? Над кем смеяться?
Е. Ройзман
―
Слушай, тут космические корабли бороздят просторы Вселенной, а мы…
И. Воробьева
―
Что, Шамана боимся?
Е. Ройзман
―
Мы не боимся.
И. Воробьева
―
Нет, мы с тобой не боимся Шамана.
Е. Ройзман
―
Мы вообще не боимся.
И. Воробьева
―
Я имею в виду тех, кто его арестовал и в психиатрическую больницу определил. Мне кажется, это очень странно.
Е. Ройзман
―
Это стыдная история. Вообще не охота об этом говорить.
И. Воробьева
―
Давай только… Стыдная для кого? Для власти стыдная?
Е. Ройзман
―
Ну конечно для власти. Она просто чудовищная. Ну что смеяться?
И. Воробьева
―
Ладно. Про глобальные вещи хочется тоже спросить. Вот сегодня премьер-министр Дмитрий Медведев сообщил, что Россия присоединилась к Парижскому соглашению по климату. Наконец-то, хочется сказать.
Е. Ройзман
―
Слушай, ну это разумно. Это, на самом деле, разумно, потому что это история, которая касается всех. Посмотри, по миру какие серьезные протесты прошли. Обрати внимание, что очень много событий в России, которые так или иначе имеют некоторую экологическую окраску. Вот смотри, вот это противостояние в Шиесе – это очень серьезное противостояние. Там люди не сдадутся, потому что они понимают, что это их земля, другой земли, другой Родины у них не будет. И их Родину могут на их глазах завалить мусором.Екатеринбург: история со сквером. Она тоже с экологическим таким подтекстом. И таких ситуаций становится все больше. Помнишь, Волоколамск, Балашиха против мусорных полигонов, против вырубки леса. Этого становится все больше.
Я думаю, что люди взрослеют и начинают понимать, что не будет другой планеты. Непонятно, что мы оставим своим детям. Вот я взрослый человек. Я понимаю, что мои дети уже не увидят много из того, что видел я. А внуки тем более не увидят. И поэтому какая-то ответственность все-таки должна быть. И люди начинают это понимать. И то, что мы здесь присоединяемся ко всему человечеству, к разумному, европейскому человечеству в этой ситуации – это совершенно разумно и правильно. Это хорошее дело.
И. Воробьева:
―
«Верит ли Евгений Ройзман в глобальное изменение климата?».
Е. Ройзман
―
Слушай, я могу в это не верить, но все исследования об этом говорят. Ну что, этот год самый жаркий был за всю историю наблюдений в мире. Понятно, что сейчас ты выйдешь на улицу – задубеешь. Вроде, не верится. Вот Трамп никак не может поверить.
И. Воробьева
―
Нет, подожди, ведь это же просто надо правильно называть – говорить не «глобальное потепление», а «глобальное изменение климата». Это же не вопрос того, что вам жарко.
Е. Ройзман
―
Изменение климата. Начинают таять льды, начинает повышаться уровень Мирового океана, ну и многое-многое цепляет и идет одно за другим. Прогнозы на конец столетия достаточно серьезные. А что такое конец столетия? Люди, которые сейчас рождаются, из них, возможно, большая часть доживет до конца столетия. Жить стали дольше. Уровень жизни повышается. Поэтому многие застанут это.Короче, знаешь, вот эта вот пословица: «После нас хоть потоп», она становится все более плебейской и все более некрасивой.
И. Воробьева
―
Да. И больше выходит на первый план плакат «У нас нет планеты Б». И тут сразу по следам того, что ты говорил, вопросы от наших слушателей. Когда речь шла про Ютуб, про Дудя, про Ютуб и телевизор, вот наш слушатель (или слушательница, - не подписались) пишет: «У меня папа вообще телевизор не смотрит, только интернет, Ютуб и сайты. Так вот, на Ютубе у него – один Соловьев, на сайтах – только “Вести”, в интернете – все про гибель Америки и торжество России. Поймите, неважно – интернет или телевизор, дело в содержании».
Е. Ройзман
―
Ну, я, конечно, сочувствую. Но тем не менее все равно в интернете есть свобода и есть выбор.
И. Воробьева
―
То есть там можно посмотреть и Соловьева, и Дудя, а в телевизоре такое…
Е. Ройзман
―
Хотя бы, да. Но смотри сколько в последнее время по «московскому делу» включается рэперов. В свое время так включились рокеры.
И. Воробьева
―
Рокеры.
Е. Ройзман
―
Да. Сейчас включаются рэперы. За ними – огромная молодежная аудитория, для которой они проводники этой мысли. Поэтому я думаю, что все будет хорошо. И, на самом деле, я считаю, что молодые растут нормальные и свободные. И дай бог.
И. Воробьева
―
Еще одновременно и про повестку федеральную, и про Екатеринбург. Во-первых, спрашивали, есть ли возможность (если я правильно понимаю, все-таки про Фонд шла речь) открыть представительство Фонда Ройзмана в других городах.
Е. Ройзман
―
Смотрите, на самом деле, коммуникации такие, что нет никакой разницы уже, где база находится.
И. Воробьева
―
То есть обращаются из других городов, помогают другим городам.
Е. Ройзман
―
Конечно. И никакой разницы нет, если есть какие-то вопросы. И мы начинаем уже работать по всей стране, потому что вопросов море. Плюс все-таки есть у нас возможность выхода в федеральный эфир на «Эхе» - это тоже помогает. Поэтому, если что – обращайтесь.Вот у меня последнее дело. Несколько минут назад написали. Женщина. В Челябинске ехали по тракту. Ну и вдруг увидели – коробка какая-то и собаки вокруг коробки. Ну, стая собак там. Выскочили. Оказывается, в коробке сидят три маленьких котенка: черная кошечка, пятнистая кошечка маленькая и серенький мальчик. Три котенка. Они говорят: «Ну собаки разорвут просто». Взяли и сейчас ищут, как пристраивать. Они мне скинули фотки.
И. Воробьева
―
Они в Инстаграме тебе написали, где ты выставил фотографию котенка.
Е. Ройзман
―
Да, да, да. И они мне сейчас скинули фотки. И вот у меня будет задача – мне надо будет трех котят пристроить хороших маленьких. Поэтому, если что – имейте в виду. Я выставлю все фотки и дам все контакты.
И. Воробьева
―
Если вы давно мечтали о кошке или коте, обращайтесь, пожалуйста, к Евгению Ройзману. Там есть четыре котенка. А беленькую пристроили?
Е.Ройзман: К этой власти можно относиться как угодно, но никогда нельзя думать, что там нет мыслящих людей
Е. Ройзман
―
Она еще маленькая. Где-то через несколько недель.
И. Воробьева
―
А, ну все равно. Да, через несколько недель.
Е. Ройзман
―
А этим уже около 2 месяцев.
И. Воробьева
―
В общем, есть прекрасные котята на пристройство. Если вдруг вы уверены в том, что вы хотите кошку.
Е. Ройзман
―
Ну так, просто пользуясь случаем.
И. Воробьева
―
Абсолютно. Нет, я считаю, что эту программу надо использовать в том числе и в этих целях. В конце концов, на самом деле, использовать имя Евгения Ройзмана для пристройства котов тоже прекрасно. Представляешь, потом ты делаешь фотку и говоришь: «Я и кот от Евгения Ройзмана». Отлично же!
Е. Ройзман
―
Слушай, знаешь что, может так получиться в жизни, когда тебя призовут и спросят: «А что ты сделал?». Ты скажешь: «А я вот, знаете, котят пристраивал, чтобы их не топили». Тебе скажут: «Проходи».
И. Воробьева
―
Да! Или скажет: «Я услышал по радио, что пристраивают котят. Решил взять котенка». И тебе тоже скажут: «Проходи». Буквально полторы минутки до перерыва. И еще одна история тоже про благотворительные фонды. Про то самое лекарство «Фризиум», которое никак не могли…
Е. Ройзман
―
Опять проблемы появились.
И. Воробьева
―
Опять проблемы, да. И мы это уже знаем от директора благотворительного фонда «Дом с маяком» Лидии Мониавы, которая сказала, что все еще не могут дети получать «Фризиум» из-за трудностей с оформлением документов не лекарство. Только в Москве можно оформить.
Е. Ройзман
―
Слушайте, невероятное вот это вот количество бюрократических препон. Причем достаточно жестко надзирает за всем прокуратура. И люди на местах просто боятся. То есть к чиновникам можно относиться как угодно. Они говорят: «Я не могу нарушить закон, потому что вы сейчас заберете лекарство и уйдете, а ко мне потом придут». И к ним действительно придут и за что-нибудь зацепятся.Очень сложные механизмы принятия решений вот этих вот. Это очень долго проходит. Хотя это можно сделать, на мой взгляд, просто указом Правительства. Ну, правительственным указом сделать достаточно быстро. Можно ведомственным указом это сделать.
И. Воробьева
―
Чтобы дать возможность просто людям на местах ссылаться на какой-то документ, условно говоря. Но, вообще, да. Конечно, когда не прикладывают все силы, чтобы дети могли получать сразу лекарства – это то, как это обычно бывает, к сожалению. И я надеюсь, что у Лиды Мониавы, у «Дома с маяком», у Нюты Федермессер все получится – и дети смогут получать это лекарство. Много слишком историй было с этим связано. И это лекарство действительно нужно.Мы продолжим через несколько минут программу «Личный прием» с Евгением Ройзманом. У нас сейчас новости на «Эхе».
НОВОСТИ/РЕКЛАМА
И. Воробьева
―
21 час и 34 минуты в столице. Продолжается программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Сегодня она идет из одной студии – студии «Эха Москвы». И здесь все вместе. Здесь в этой студии Ирина Воробьева и Евгений Ройзман. Не можем не остановиться на новостях, которые вот буквально сейчас прозвучали.Ну, во-первых, это интервью председателя ЦИКа Эллы Памфиловой «Российской газете». Она там призвала к оздоровлению и укреплению правоохранительных органов, поскольку иначе невозможно бороться с нарушениями. ЦИК передает материалы в региональные следственные органы, прокуратуру и МВД, получает ответы, что ничего не обнаружено. Ну и, соответственно, фальсификаторы уверены, что им все сойдет с рук. Ну интересный же момент получается.
Е. Ройзман
―
Послушайте, ну вот для Памфилова – это удивительный человек. Я ей не верю ни одному слову, потому что я сам с ней столкнулся. И я сейчас понимаю, что Чуров по сравнению с ней это был просто образец старого русского интеллигента. Что надо подсказать Элле Александровне? То, что в Питере происходило, она видела, когда по несколько дней не считают голоса, ждут возможности вбросить? Ну это наблюдал весь мир. Это все видели. Московскую историю с той же Соболь, с Яшиным, со Ждановым, с Соловьевым – с людьми, которые собирали подписи в режиме онлайн.Просто никто был не готов к тому, что они сумеют их собрать. Они готовились. И у них получилось собрать. И что сделала Памфилова? И после этого какие интервью, о чем она говорит? Не стоят ее слова ничего, потому что все видели ее действия. Ну для меня это законченная история.
И. Воробьева
―
Ну подожди, а что должна была сделать Элла Памфилова?
Е. Ройзман
―
Слушай, да допустить она должна была.
И. Воробьева
―
Своим решением вот так взять и допустить?
Е. Ройзман
―
Она должна была допустить. Потому что недопущение вот этот вот произошло именно через нее. Надо было каждый случай разбирать и допускать людей, которые честно собирали подписи. Им даже слово не дали нормально сказать в свою защиту. Да не, не хочу вообще об этом говорить. Я думаю, что это настолько понятная для всех ситуация.
И. Воробьева
―
Как насчет легкой атлетики?
Е. Ройзман
―
Слушай, ну насчет легкой атлетики обидно. Ну, к этому шло. Предупреждали 10 раз. Вообще, вот для меня очень болезненная история с сочинской Олимпиадой. Потому что сочинская Олимпиада могла так сработать на Россию, на инвестиционный климат. Она жемчужиной среди всех Олимпиад могла стать, если бы не было этих подлых историй с мочой. Это некрасивая, это дурно пахнущая история. Но то, что происходит с легкой атлетикой… Ну, федерации все знают, что происходит. И когда прячутся не от международных, а от своих комиссаров…Когда люди собираются на первенство России и знают, что приехал допинг-контроль – и вдруг быстро все начинают сниматься. И такие случаи были. Понимаете, к допингу в мире отношение однозначное совершенно. И когда вам кто-то будет говорить, что это против России направлено, не слушайте никого. Американцы настолько жестко к этому относятся! Они просто кончили репутацию Армстронга. Армстронг – легенда Америки. Просто кончили его репутацию навсегда. Точно так же грузинских снимали, украинских снимали. Больше всего снимают штангистов. Под это попадают все.
Но нас несколько раз останавливали, предупреждали. И в этот раз была достаточная пауза, чтобы разобраться. И даже когда эту паузу выдержали и начали выдавать результаты, ну снова поймали за руку. Ну, это стыдная история. И, конечно, сейчас и Олимпиада под угрозой, и вообще. Поймите, в этой ситуации винить некого. Побеждать надо честно. И когда кто-то скажет, что вот они там тоже такие, но когда их ловят, их снимают точно так же и отстраняют точно так же. Но у нас вдруг это стало частью государственной политики. И конечно это стыдно.
И. Воробьева
―
Спрашивают: «А что, про личный прием не будете говорить в этой программе?». Будем.
Е. Ройзман
―
Слушайте, у меня, просто, произошло так. Я о личном приеме стал меньше писать. Мы личный прием ведем так же. Но у меня в последнее время по две тренировки, потом к марафону готовился, сейчас готовлюсь. И очень сильно отнимают силы вот эти эмоции. Мне надо расписывать ситуации. Но я веду. Я веду свои записи. Я их потом могу восстановить. Давайте про прием несколько красивых историй расскажу, интересных очень.Пришла ко мне женщина. Она детский врач. Она говорит: «У меня приличная зарплата. Все нормально. Но я должна обслуживать участок на 800 жителей, а я обслуживаю участок на 2700 жителей».
И. Воробьева
―
Ого!
Е. Ройзман
―
Я говорю: «Вы одна такая?». Она говорит: «Нет. Понятно, почему у меня зарплата большая». Она получает там порядка 50 тысяч. – «Но у меня, - говорит, - участок в 3,5 раза больше, чем он должен быть». Я говорю: «А в чем проблема?». Она говорит: «На качество влияет – не доглядываю, не успеваю».
И. Воробьева
―
Там же еще у них есть время, которое нужно потратить на пациента максимальное.
Е. Ройзман
―
А там же, знаешь, детский врач, которая везде ходит сама, за всех обслуживает и так далее.
И. Воробьева
―
Ну конечно. И что-то можно с этим сделать?
Е. Ройзман
―
Ну, мы ей подсказали юридическую составляющую. Но заходить в конфликт с работодателем и начинать судиться с работодателем – это уже потом никогда нормально не работать. То есть это одна из больших проблем. Да, можно выиграть в суде. Но ты уже не будешь там нормально работать. Знаете, есть еще одна сложная позиция, когда родители в школе или в колледже начинают судиться с руководством школы или колледжа. Всё, ребенка надо забирать. Никогда уже нормально не получится. То есть подавать в суд – это уже последнее, когда уже всё кончилось и ты знаешь, что твоему ребенку здесь не учиться.
И. Воробьева
―
Ну вот и получается, что человек вынужден выбирать между своими пациентами, которых он не хочет и не может бросать, и общей ситуацией, на которую он может повлиять. И как сделать этот выбор между одними и другими пациентами – непонятно.
Е. Ройзман
―
Слушайте, расскажу еще историю. Я рассказывал набольшую историю. У нас есть 50 обманутых дольщиков. Но они покупали не жилье, а апартаменты. Хотя апартаменты – то же самое жилье.
Е.Ройзман: Чуров по сравнению с ней это был просто образец старого русского интеллигента
И. Воробьева
―
Ну да.
Е. Ройзман
―
Их попроще сдавать там. И 50 человек. В среднем – 3-3,5 миллиона. Многие взяли ипотеки. И им год за годом не сдают. Фирма называется «Гринвуд». На Уктусе у нас строят. А люди серьезные. Они пришли и говорят: «Знаешь, мы сейчас написали письмо губернатору». А они столкнулись с тем, что Минстрой говорит: «Знаете, если бы вы были обманутые дольщики, то вы бы попадали под действие закона. А вы же не жилье, а апартаменты. Вы под действие закона не попадаете».Они говорят: «Слушайте, мы взяли ипотеку, мы взяли кредиты, мы купили это, мы заплатили сумасшедшие деньги. Нам обещали сдать и не сдают». Минстрой говорит: «Ну вот такая ситуация». Они написали письмо губернатору и смотрят, если что, где дорогу перекрывать. То есть они говорят: «Ну у нас нет никаких шансов. Нам так просто не будет. Мы где-то перекроем центральную магистраль, мы выйдем все». То есть готовы люди бороться. Ну, такая очень серьезная ситуация. Сейчас посмотрим, что им ответит губернатор. Хотя губернатор в этой ситуации может помочь.
И. Воробьева
―
А, то есть губернатор, если он захочет…
Е. Ройзман
―
Ну, губернатор одновременно является председателем Правительства. Просто пригласят юристов и скажут: «Давайте будем искать, как выходить из ситуации». Есть известные сильные застройщики в городе. Механизм такой. Приглашают застройщика и говорят: «Знаешь, у нас проблема есть там – 50 человек, достроить не можем». Застройщик говорит: «Ну, я выйду на объект, дострою. Где-то мне дадите какой-то участок, чтоб я отбил свои затраты».Ну договариваются, решают. Когда касается людей, находят компромиссы. Если хотят. Но люди могут сейчас повести себя так, что все захотят найти компромисс. Потому что, на самом деле, если скандал поднимется, это будет скандал нешуточный – 50 человек, которые готовы за себя бороться.
Но я хотел рассказать другую историю, которая касается не Екатеринбурга, она касается Истры.
И. Воробьева
―
Истры?
Е. Ройзман
―
Да, Истры. Это очень красивая история. Парень. У него дизайнерское бюро свое. Смотрит – город Истра выставляется на тендер «Дизайн-проект военно-патриотического музея Зои Космодемьянской» (25 миллионов).
И. Воробьева
―
Ого!
Е. Ройзман
―
Он почесал голову. Он профессионал. Думает: «Какие 25 миллионов? Вы что, смеетесь что ли?». Это надо нарисовать. И взял цену уронил до 6 миллионов. Естественно, выиграл. Он выиграл. У него – субподрядчики. Субподрядчики говорят (ну, бюро): «Мы за 2 миллиона нарисуем». То есть, следовательно, эта история стоит меньше еще. Ну, он выиграл за 6 миллионов и приступил.Ему звонят из Истры и говорят: «Слушай, мы все равно не дадим тебе работать. То есть давай мы тебе тысяч 100-200 дадим. Давай снимайся». А он говорит: «Минуточку, это как снимайся?». А парень-то серьезный тоже. Он понимает, что там произошло. Он говорит: «Я вижу ситуацию. У них две фирмы в Истре. Они объявляют тендер с гигантским завышением.
А эти две фирмы – это одна и та же фирма, но разделенная на две части. Они роняют цену тысяч на 200, выигрывают и потом всеми этими деньгами пользуются. А я зашел со стороны. Я ситуацию понял. Я, во-первых, их не боюсь. Я понимаю, да, что там такие полубандиты. Но я не боюсь. Я этот конкурс выиграл. Я это доведу до конца. Я сдаваться не собираюсь».
Но меня поражает другое. Если профессионалы говорят, ну, максимум 2 миллиона, то вдруг объявляют тендер на 25. Понятно, что объявляют тендер для своих, для прикормленных. Я считаю, что если кто-то из прокурорских, прокуратура Московской области услышит вот эту передачу, то есть я все материалы, все контакты вам с удовольствием отдам.
Ладно, это Подмосковье. Там в Подмосковье и не такие чудеса случаются. Представляете, что такое это в масштабах всей страны?
И. Воробьева
―
Да. Слушайте, интересная история. Я уверена, что есть люди в Московской области, которые слушают наш эфир. Обращайтесь. Дадим всю информацию. Мне кажется, уж хотя бы с этой историей, которая всплыла и теперь на поверхности, наверное, имеет смысл разобраться.
Е. Ройзман
―
Слушайте, еще одна интересная история. Пришла ко мне девчонка. Ей 23 года. Ну, пришла, села и заплакала. Я говорю: «Ну что ты хнычешь?». Она говорит: «У нас под Среднеуральском ферма. Мы держали скот. Родители давно начали там после перестройки. И мы держали крупнорогатый скот. Ну, как-то торговали. Отцу 68 лет. У него еще инсульт был. Мама уже старенькая. И они не справляются. У нас осталось около 20 голов. А мне 23 года. Я, конечно, все понимаю. Я знаю, как задать корм, я знаю, как доить зимой. Но я не могу этому жизнь посвящать». Я говорю: «А в чем проблема?».Она говорит: «Стало гораздо сложнее. Раньше маленькие предприятия у нас брали. Сейчас стало гораздо сложнее. Там Роскомнадзор. Ты не моешь забить сам, ты должен приглашать, вести на бойню. Потом – в Роскомнадзор. Ну невозможно! Мясо вообще перестали на продажу брать, перестали откармливать на продажу, потому что количество проверяющих, надзирающих, контролирующих стало больше, чем работающих. И в деревнях просто перестают держать. А мы по старинке держали. Ну всё, мы уже не справляемся. Задушили со всех сторон. Плюс родители пожилые. И мне надо все это продать».
Ну, я там всех обзвонил. Я позвонил в одно серьезное предприятие. Я говорю: «Послушайте, ну у вас завод». Они говорят: «Нет, мы покупаем». Я говорю: «А что покупаете?». Они говорят: «Мы из-за рубежа покупаем. У нас нет нормального мяса. Мы и свинину, и говядину из-за рубежа покупаем». Представляешь? Я никогда об этом не думал. Ну, буду сейчас смотреть, чем девчонке помочь, потому что вот попала в такую ситуацию. Она говорит: «Я их не брошу. Понятно, что мы можем сами не доедать, но у меня скот будет всегда накормлен».
И. Воробьева
―
Ну, действительно, когда тебе 23 года, все разваливается, ты либо просто полностью посвящаешь свою жизнь умирающему хозяйству, либо… Ну, я не знаю, как помогать вообще этой девчонке.
Е. Ройзман
―
Серьезная, конечно, история. Понятно, постараюсь помочь.
И. Воробьева
―
Нет, ну подумай об этом. Может быть, имеет смысл им помогать примерно так же, как люди помогают Малому Турышу. Это деревня, где на деньги…
Е.Ройзман: Сейчас и Олимпиада под угрозой, и вообще. Поймите, в этой ситуации винить некого. Побеждать надо честно
Е. Ройзман
―
Гузель Санжапова такая, что…
И. Воробьева
―
Это правда. Да, Гузель прекрасная.
Е. Ройзман
―
Нет, я постараюсь придумать. Я все равно что-нибудь придумаю. Что, мы в этой стране родились и выросли. Неужели ничего не придумаем?Слушай, интересно. Пришел ко мне мужик из Арамиля. Он говорит: «У меня сосед работал на “Камазе”. И у меня сосед 6 лет возил мусор. Ему надо было куда-то на свалку возить. А ему не охота было и он у нас недалеко от домов сваливал на берегу речки в Арамиле. И уже эта свалка… Представляешь, 6 лет на “Камазе” ездил. Я куда только ни обращался. А никому не охота. И он сваливал, сваливал. А оно уже до реки дошло, и уже река через мусорку течет».
Я позвонил в Комитет по экологии, все привязки дал. Может, съездят посмотрят, что там. Ну, интересная история. Посмотрим, чем закончится.
И. Воробьева
―
Да уж. Действительно, очень интересная история. По поводу мусора прекрасная же была история, когда человека одели в костюм мусорной такой кучки. И он лежал там. То есть когда идешь, непонятно, что это человек. И люди, которые в эту мусорную кучку что-то докладывали – какой-то мусор еще кидали, этот человек вскакивал и за ними бежал. Это видео совершенно гениальное. И, вообще, отличный флешмоб. Мне очень понравилось.
Е. Ройзман
―
Слушай, интересная была ситуация. В области, в городе на окраинах появляются пансионаты. Цена у них – в среднем по тысяче рублей в день. И там содержатся люди, которым уже за 80. Некоторые там с деменцией. Но я знаю нескольких людей, потому что мы с ними вынуждены контактировать, потому что к нам очень часто попадают такие люди, которых надо хоть куда-то пристроить, которым негде ночевать. И поэтому мы многих знаем.И вот рассказали историю. У них в пансионате дедушка, 94 года. Он ясный совершенно. И там в пансионате он обходится где-то 20-25 тысяч в месяц. А у него пенсия – 60 тысяч рублей. И ему так в пансионате нравится! И за ним приезжают родственники и хотят его оттуда забрать.
И. Воробьева
―
Чтобы всю пенсию себе забирать.
Е. Ройзман
―
Они говорят: «Послушайте, зачем вы забираете?! Ему здесь хорошо. Ему здесь нравится. У него пенсия огромная». Они говорят: «Вы не понимаете. Мы все живем на его пенсию». Представляешь, ситуация какая? И бывают такие ситуации.
И. Воробьева
―
Если я правильно помню, есть какой-то вариант, что либо у человека сколько-то от пенсии забирается в счет, условно говоря, оплаты этого пансиона, либо просто живым деньгами можно оплачивать. Поэтому у родственников, наверное, есть все-таки какой-то выбор.
Е. Ройзман
―
Слушай, я такие ситуации видел. И я видел, когда человек у родственников живет не очень хорошо. Ко мне приходила женщина на прием. Она из Пятигорска. Она была когда-то в Пятигорске кардиологом. Потом она была депутатом. И вот ее сдернул сын. Она продала все и приехала сюда к сыну. И с невесткой конфликт. Сын живет в однокомнатной квартире. У меня еще с сыном общие знакомые есть. И она с ними. И невестка как-то унижает. Не получается.
И. Воробьева
―
Конфликт, да.
Е. Ройзман
―
Да. А у нее пенсия – тысяч 25. И мы начинаем договариваться, искать. Вот пансионат – 16 тысяч. У вас еще будет оставаться. А они ее не отпускают. Они ее не отпускают, потому что они ее пенсией пользуются. Меня, конечно, вот это вот… Нехорошая, конечно, это история. И ты понимаешь, я много сталкивался с тем, что приходят старшие, ну люди за 70, под 80 лет и говорят: «У меня сложно. У меня проблема. У меня там, там». Ты выслушиваешь. Видишь, что зацепиться не за что. Говоришь: «А дети есть у вас?». Они говорят: «Да. Но я вот им еще стараюсь помогать, потому что у них денег нету». И зачастую у них действительно нет денег. И старшие стараются им помогать и считают это своим долгом.Ну, у меня была жесточайшая ситуация. Пришла женщина. Такая, знаешь, как вот раньше говорили – из бывших. Лет 75. У нее трехкомнатная квартира. Живет в трехкомнатной квартире одна. Долг за квартиру – 600 тысяч. Я говорю: «А как?». Она говорит: «Так у меня два сына еще прописано. Один живет в Москве (музыкант). Ну, другой живет в Екатеринбурге». Мы говорим: «Подождите, это как?». Говорит: «Ну, они не платят. А у меня – долг. У меня вычитают полпенсии. Мне откровенно жить не за что. Мало того, у меня денег-то особо нету, но у меня же еще выключили свет. Из-за того, что выключили свет, у меня нет холодильника. Я ничего не могу в холодильник убрать».
Так мы вызвонили одного ее сына, и он к нам пришел. Мы говорим: «Да как так? Почему вы не платите за квартиру?». Он говорит: «Да мать, она сама такая… Да у нас с ней это… Вот пусть приходила бы с моим ребенком водилась, я бы там ей это…». И мы вдруг понимаем, что мы разговариваем со стенкой, что они не понимают каких-то очень простых, элементарных вещей. Ну, мы как-то эту ситуацию решили там с управляющей компанией. Ну, директора знали. Попросили, чтобы свет включили ей. Предложение нашли, чтобы у нее вычитали не полпенсии, а поменьше. Но два взрослых сына. Два взрослых сына…
И. Воробьева
―
Да, это, конечно, удивляет. Есть вопросы от слушателей. Вот тут один из слушателей даже платный вопрос задал. Ты знаешь, что можно в Ютубе донэйтить?
Е. Ройзман
―
А, да, да, да, знаю.
И. Воробьева
―
200 рублей человек потратил. Спрашивает: «Почему можно что-то менять только со скандалом? Почему нужна какая-то война? Почему вот так?».
Е. Ройзман
―
Послушайте, ну, во-первых, никто не говорил, что будет легко. Никто не обещал. Во-вторых, привыкают к тому, что есть. Чтобы что-то изменить, приходится вкладывать энергию свою какую-то, сердце свое вкладывать, какой-то еще ресурс. Ну, так мир устроен. Знаешь, я все время сталкиваюсь – говорят: «Вот вы решаете там телефонными звонками. Оно должно само».
И. Воробьева
―
Да.
Е. Ройзман
―
Послушайте, оно никому ничего не должно. Система, которая работает, у системы нет ушей, глаз, сердца. Система не может так. Система не может замечать маленькие проблемы каждого человека. Но, с другой стороны, системе эти проблемы могут казаться маленькими, они вроде системы не касаются, а для человека эта проблема гигантская. И поэтому вот эта личная такая работа.
Е.Ройзман: Чем больше ты решаешь, тем больше ты людям должен, обрастаешь этими долгами
Не просто так личный прием. Ты выслушиваешь каждого человека, у тебя есть опыт решения, у тебя есть контакты, ты можешь позвонить, просто попросить, сказать: «Человек попал в беду. Помогите». Другое, что мне потом позвонят и скажут: «Знаешь, мы вот там помогли. Вот у нас своя проблема». И это тоже придется решать. Чем больше ты решаешь, тем больше ты людям должен, обрастаешь этими долгами.
И. Воробьева
―
Это система, да.
Е. Ройзман
―
Но мы против этой системы выстраиваем какую-то свою систему. А зачастую не против системы, а где-то подстраиваешь, где-то помогаешь, подталкиваешь и так далее. У системы же нет глаз.
И. Воробьева
―
Спрашивают про мусор. – «Какой смысл строить мусороперерабатывающий завод, если вокруг него десятки других заводов будут круглыми сутками гнать упаковку из пластика разных видов? Может быть, смотреть проблему по-другому?».
Е. Ройзман
―
Слушайте, я вам скажу, что сейчас очень многие люди перестали в магазинах брать пакеты.
И. Воробьева
―
Да.
Е. Ройзман
―
Очень многие люди. Многие ходят со старыми пакетами, многие ходят с бумажными пакетами. Я вам скажу, что молодые начинают за этим следить. Это воспитывается долго. В Швейцарии в свое время, когда они приняли решение, у них 10 лет ушло на воспитание своих граждан. И в России тоже есть какие-то определенные сдвиги. Другое дело, что у нас на мусоре зарабатываются сумасшедшие деньги. И вот эта вся история Чаек со всеми вот этими подмосковными заводами и с Шиесом, вот она говорит именно об этом.Нам в этом плане немножко повезло. Мы даже уже не то что мы первые, мы уже даже не вторые и не третьи. Мы можем внятно пользоваться тем, чего добились. Австрия, Швейцария, Германия. Но это не будет так выгодно. И поэтому это будет тормозиться всеми способами. Нам не дадут опередить сегодняшнее время и пойти по тому пути, по которому шли другие страны, потому что здесь нет сменяемости власти, потому что понимают, что с этого можно кормиться. И будут тормозить всеми силами.
И. Воробьева
―
А где здесь курица, а где яйцо? Если люди перестанут производить такое количество мусора, то, может быть, и мусорная мафия немножечко как-то подожмётся? Нет?
Е. Ройзман
―
Слушай, мусорная мафия… Представляешь, сколько Москва производит мусора?
И. Воробьева
―
Так я и говорю. Может быть, люди просто перестанут так много мусора производить?
Е. Ройзман
―
Люди, на самом деле, потихонечку начинают за этим смотреть. Для меня один из самых ярких примеров – это Япония. У тебя там сломался диван. Ты решил себе мебель новую купить. Но прежде чем ты этот диван вынесешь, тебе нужно оформить документы, что ты его вынес, и заплатить деньги за то, что ты его вынес. И это разумно. Это решение принималось долго. Но после того, как в Японии приняли это решение, все его стали выполнять. То есть свою страну надо любить.Для меня один из самых ярких примеров – это Германия: по Рейну как решали проблему чистой воды. Это классическая история. Для того, чтобы очистить воду, городам было запрещено брать воду выше по течению. Все имели право делать забор воды только ниже по течению, ниже сброса сточных вод. Вложили энергию, душу и деньги. И сделали, что сточные воды стали настолько чистыми, что города стали забор воды делать ниже по течению. Всё, Рейн очистили.
И. Воробьева
―
Круто! Да, прям принуждение к чистоте.
Е. Ройзман
―
Да, простой, остроумный ход.
И. Воробьева
―
Тут пишет: «Неправда. Просто, раньше пакеты были бесплатные. Люди на этом экономят». Нет. На самом деле, вы неправы. Во-первых, спрос на многоразовые пакеты, даже на вот эти мешочки для взвешивания овощей… Сейчас во многих магазинах есть многоразовые. Они продаются. Их можно купить.
Е. Ройзман
―
Я вижу, как меняются люди, потому что все потихонечку взрослеют. Ну, люди становятся более ответственными и начинают понимать, что не будет у нас другой планеты, и непонятно, что мы оставим людям. И молодые в этом плане нормальные растут. Это не сразу делается. Но пока движение понятно.
И. Воробьева
―
Да. У нас буквально минутка до конца. Поэтому надо уже…
Е. Ройзман
―
Слушай, ну я не согласен. Давай еще поговорим.
И. Воробьева
―
Ну, я все понимаю, но, к сожалению, нет.
Е. Ройзман
―
Вот так всегда.
И. Воробьева
―
Не удалось мне сегодня два часа выбить. Там после нас уже эфир.
Е. Ройзман
―
Смотрите, на самом деле, все будет хорошо. Вот даже не сомневайтесь. Но 29-го числа надо выходить, потому что это действительно момент консолидации гражданского общества. Слишком много людей у нас сидят не за что, за просто так. Это самые настоящие политзаключенные. Это, в общем-то, на совести каждого гражданина страны. Этого не должно быть. 29-го надо выходить на митинг. Я буду. Давайте удачи вам! Доброго здоровья!
И. Воробьева
―
Всем, кто спрашивал, как связаться с Евгением Ройзманом. Вы можете написать ему в социальных сетях. Есть даже чат в Телеграме. Можете в Фонд написать. Есть куча разных способов связаться с Евгением Ройзманом, если у вас есть какая-то проблема, с которой, как вы считаете, вам смогут помочь. Спасибо большое! Это была программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Я надеюсь, что если ты будешь в воскресенье, то и на понедельник следующий останешься.
Е. Ройзман
―
Давай попробуем.
И. Воробьева
―
До встречи!
*,** - запрещенная в РФ организация