Личный приём - 2019-08-26
И. Воробьева
―
21 час и 5 минут в Москве. 23:05 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Как всегда, идет на две студии в двух разных городах. Я, Ирина Воробьева, нахожусь в студии «Эха Москвы», а Евгений Ройзман – в студии «Эха Екатеринбурга». Женя, привет! Давай проверим, как тебя слышно.
Е. Ройзман
―
Всем привет! Слышно громко?
И. Воробьева
―
Очень громко. Но сейчас мне помогут звукорежиссеры и сделают тебя потише в студии. Очень хорошо слышно.
Е. Ройзман
―
Отлично.
И. Воробьева
―
Нас можно смотреть в Ютубе на канале «Эхо Москвы». И можно еще там вопросы задавать в чате и писать на привычный вам номер: +7 985 970 45 45. Нас не было 2 недели. Мы пропустили предыдущий понедельник. И вот за эти две недели, в общем и целом, как мне кажется, картина не сильно поменялась. Мы всегда начинаем с каких-то федеральных новостей. Ну, часть людей все еще сидит, маховик уголовного дела продолжает раскручиваться. И, в общем, в этом смысле ничего не происходит нового. Или нет? Или ты не согласен?
Е. Ройзман
―
Слушай, ну, на самом деле, ничего не происходит. Разве что время от времени прокуратура оттопыривается с заявлениями о лишении родительских прав семьи, которая на бульваре была застата с детьми, потому что они не собирались никуда идти, они просто гуляли с детьми. И, на самом деле, мне это очень не нравится, потому что это первый признак тоталитарного государства, когда пытаются вмешиваться в воспитание детей, забирать детей, изымать, отнимать, воспитывать сами, а не родители.И первый признак фашистского государства. Это на самом деле так. Это безошибочный признак, когда пытаются забирать и воспитывать детей. Мне это все очень не нравится. Я надеюсь, что этого не произойдет.
И. Воробьева
―
А вот это же не первая история про детей. Почему они начали так? Ну это же уже как-то совсем плохо. То есть с обысками к пожилым родственникам уже приходили, к родителям уже приходили. Теперь за детей взялись?
Е. Ройзман
―
Приходили уже вообще к посторонним людям. Мало того, допрашивают, обыскивают, задерживают вообще не фигурантов, а посторонних людей. Ну вот это все называется «террор». Потому что вот так вот массовое запугивание мирного населения – это государственный террор настоящий. Понятно, что по сравнению… Мы же все сравниваем с 37-м годом, когда людей забирали, они исчезали. Ну, по сравнению с 37-м – да, более-менее вегетариански. А по сравнению просто с нормальной страной, которая у нас была еще не так давно, это откровенный совершенно террор. И самое главное, мы можем наблюдать следующее.Такое ощущение, что силовикам разрешили, вот им сказали: «Вот этих можно». Люди, которые распалены, у которых ноздри раздуваются, которым хочется применить эту силу, эти свои возможности, они и рады стараться. Ну и потом надо понимать еще одну вещь – холуи всегда бегут впереди паровоза. Они четко чувствуют, что понравится хозяину. В общем-то, это и мы и наблюдаем.
И. Воробьева
―
Вот сейчас, буквально несколько минут назад из этой студии вышел Алексей Навальный, который был здесь в эфире в прямом и которого ко всеобщему удивлению (в первую очередь к удивлению самого Алексея Навального), не посадили в автозак и не отправили его на новый административный срок. Как думаешь, почему?
Е. Ройзман
―
Ну, слушай, на самом деле, Навальному как правило долго радоваться таким вещам не приходится, потому что все равно потом нервы дрогнут, и они закроют именно его. Но не знаю, может быть, показать, что «вот мы его не трогаем». Может быть, вызвать негодование именно к нему, когда куча народу сидит, а он вдруг на свободе. Но он свое отсидел. Ведет он себя достойно.И я хочу сказать, что они сегодня сделали объявление (ФБК). Это очень красивое объявление. Это был очень грамотный и мощный ход. Они сказали в ответ на возбуждение дела против ФБК: «Мы каждый день будем давать по расследованию по циковским персонажам, по мосгоризбиркомовским персонажам, по персонажам из мэрии Москвы». И у них очень сильное расследование уже сегодня вышло, когда они показали, как государственный чиновник, нигде никогда в бизнесе ни дня не работавший, ну, из комсомольцев, как положено, имеет дачу, которая стоит минимум полмиллиарда.
Е.Ройзман: Первый признак тоталитарного государства, когда пытаются вмешиваться в воспитание детей, забирать, изымать
И. Воробьева
―
Ты имеешь в виду вице-мэра Горбенко, правильно я понимаю?
Е. Ройзман
―
Ну да. Я считаю, что это очень ценные расследования, они должны идти. То есть люди должны понимать, с кем они имеют дело и кто сейчас находится во власти, и кто решает судьбы людей, в частности, вот эти вот вопросы разрешения и запрещения митингов, организации, скажем так, массовых беспорядков на митингах. То есть это один из тех людей, который за это отвечает.
И. Воробьева
―
То есть полиция, которая должна была обеспечивать безопасность на уличном мероприятии, в результате, как ты считаешь, своими действиями спровоцировала, наоборот, небезопасность?
Е. Ройзман
―
Да, я так и считаю. Потому что все, что мы видели… Мы же наблюдали все это в режиме онлайн и видели, что происходило. И кроме полиции там никто общественный порядок-то не нарушал.
И. Воробьева
―
Я напомню нашим слушателям, что программа «Личный прием» называется так, потому что мы очень много обсуждаем истории вокруг личного приема, который проводит Евгений Ройзман. Старается каждую пятницу. Иногда уезжает. Но в целом каждую пятницу все равно какой-то прием-таки есть. Но прежде чем, у меня вдруг возник вопрос (точнее, не у меня, а у наших слушателей) про Екатеринбург и про какую-то странную возню вокруг работы Покраса Лампаса, которую там уничтожили. Он сказал, что он ее восстановит. Сегодня сказал, что нет и что это какой-то будет крест раздора. Что там происходит, Жень?
Е. Ройзман
―
Слушай, ну, на самом деле, он там на площади Первой пятилетки на Уралмаше… Площадь огромная, абсолютно пустая, закрытая бехотоном. Совершенно пустая площадь. Функциональной нагрузки ноль. То есть она просто проектировалась как площадь. От нее улицы расходятся лучами. И он там написал Супрематический крест Малевича. И это было очень красиво. Но зачем-то взяли, его закрасили гудроном. Там якобы глава района распорядился. Ну, кто-то подсуетился. Закрасили гудроном. Все возмутились.Он сказал: «Я приеду и раскрашу, сделаю снова». Тут вдруг откуда ни возьмись взялись православные и сказали: «Это крест. Его нельзя попирать ногами. А по нему ходят. Это нехорошо». И им в ответ сказали: «Знаете, в городе тысячи и тысячи перекрестков. Это тоже крест. И все по ним ходят». Они говорят: «Нет, здесь специально нарисовали крест, попираемый ногами». И началось.
То есть сумели обидеться в совершенно невынужденной ситуации. Ну, сумели в себе разбудить обиду. И началось. И уже все сказали: «Да хрен с ним. Пусть лучше ничего не будет, чем вот эти скандалы постоянные». Ну что, иллюстрация к пословице: «Заставь дурака богу молиться…». Ну вот ровно тот самый случай.
И. Воробьева
―
Но в этом смысле, конечно, сам художник говорит: «Давайте разберемся». Они там какую-то пресс-конференцию проводили и собирали мнения, я так понимаю, и у чиновников, и у жителей, и у СМИ. И вот как-то они взвешенно собираются подходить к дальнейшим…
Е. Ройзман
―
Не подойти. Уже, знаешь, это как к фильму «Матильда», когда есть обиженные, которые в себе раздувают и лелеют этот червячок внутри, эту обиду в себе, не дают ей угаснуть. Уже не подойти никак. То есть это будет продолжаться. Мы это видели. Понятно, что оно как-то устаканится. Смотри, научились обижаться. Научились обижаться на все. Научились выискивать обиду там, где ее нет. Научились делать сами себе больно и по этому поводу переживать. А на самом деле жизнь – вещь такая: она идет вперед, напряженная, есть какие-то перспективы. И в то время, когда надо жить, люди пытаются придумывать себе какие-то обиды.
И. Воробьева
―
То есть ты на чьей стороне в этой разборке, я бы даже сказала?
Е. Ройзман
―
Слушай, я тебе скажу, что, на самом деле, я считаю, эта история не задевала никого вообще. И если бы гудроном ее часть не закатали, вот так бы и было это место сделано. И было бы это сверху во всяком случае красиво. А на месте этого практически не видно. С высоты человеческого роста это все глазом не охватить. А сверху это было красиво и ничего страшного. Знаешь, ну пусть расцветут тысячи цветов. Ничего такого в этом нет. Это, знаешь, в культуру города, искусство города, в эту цветную мозаику еще один какой-то камушек был добавлен. Можно спорить, соглашаться, не соглашаться, но в этом ничего не было такого, что может хоть как-то оскорбить нормального человека.
Е.Ройзман: Научились обижаться на все, выискивать обиду там, где ее нет, делать сами себе больно и переживать
И. Воробьева
―
Ну вот я думаю, что это исчерпывающий ответ на все ваши вопросы по поводу скандала и по поводу всей этой возни. Давайте мы сейчас перейдем к историям с приема. Все равно потом будем возвращаться в так называемую федеральную повестку, потому что и вопросов много, и тем, в принципе, тоже много. Мы, просто, обычно настолько не успеваем рассказать вам истории, что давайте сегодня немного пораньше начнем. Соответственно, два приема было за это время.
Е. Ройзман
―
Да, Ирин, было два приема. Значит, приемы идут серьезные. Каждый прием – больше 50 человек. Ну, в те времена, когда я был мэром, в среднем было по 60 человек в день. Сейчас – в среднем по 50 (ну, чуть больше, может, 50). То есть приблизительно тот же самый режим. С сентября активизируется – и народу пойдет больше. Но мы тоже научились уж работать за эти годы.Первый случай, который меня поразил на прошлом приеме. Приехал парень. Очень мощный юрист, при чем юрист Росздравнадзора, штатный юрист Росздравнадзора. Он говорит: «Я приехал по делу. Я знаю, что вы ведете прием, что вы сталкиваетесь с разными вопиющими ситуациями. Я хочу вам рассказать то, что произошло у нас.
У нас в Пензе одна девочка, полтора годика. Очень сложный диагноз у нее. И ей надо закупать дорогостоящие лекарства. По закону можно закупать из бюджета. В таком случае, если Россия не производит, можно закупать из бюджета. Я смотрю – бюджет Пензенской области 1,3 млрд в профиците. То есть, вроде бы, ничего не мешает закупить за несколько миллионов лекарства. Родители выходят – получают отказ». Им говорят: «А почему отказ?».
Вот сейчас слушайте внимательно, это одна из самых распространенных причин отказа всех чиновников системы. Они говорят: «А почему вы нам отказываете?». Они говорят: «Знаете что, если мы вам сейчас пойдем навстречу, то у нас тут целая очередь выстроится». И вот в этом заключается подлость системы. Люди не понимают, что они работают не на себя, что они часть гигантского государственного механизма. И если вдруг вы идете человеку навстречу, и к вам выстраивается очередь, значит эта проблема в стране назрела и ее необходимо решать. А они проблему решают так, что прецедент они создают. То есть сразу человеку напрочь отказывают, чтоб другие в очередь не вставали.
И мало того, им ровно такой ответ с такой же формулировкой пришел из Совета Федерации за подписью Рязанского.
И. Воробьева
―
О, знакомый сенатор!
Е. Ройзман
―
Ну, я очень расстроен. Я Рязанского знал сам. Мы в одном созыве были депутатам. Я был очень расстроен. Понятно, что он не сам писал ответ. Но это на удивление нехорошая, подлая формулировка. И я с этим сталкивался везде. И когда был главой города, я приходил к коллегам, говорю: «Слушайте, это можно сделать». Они говорят: «Это можно сделать. Но если мы сделаем – к нам очередь выстроится». Все, если очередь выстроится, значит будем искать системный алгоритм какой-то, будем искать пути решения этого вопроса.И вот это вот одно из самых серьезных препятствий. Потому что даже те люди в системе, которые готовы помогать, они боятся, что они сейчас одному помогут – и встанет у дверей очередь. Но я считаю, что, наоборот, очередь встала – значит все, проблема назрела и надо решать.
И вот этот парень, его Женя зовут, они сумели решить этот вопрос по этой девочке. И он специально ко мне приехал и сказал: «У нас есть понимание, как эти вопросы решаются, как разговаривать с государством». Оставил свой контакт. И поэтому кто сейчас слушает, если попали в такую ситуацию, что маленькие дели и требуются дорогостоящие лекарства, ищите меня или выходите на Фонд Ройзмана, и я эти контакты вам дам. То есть парень специально за этим приехал из Пензы, чтобы, если что, выводили на него, они умеют это решать.
И. Воробьева
―
Удивительно. Но он же фактически чиновник. Или нет?
Е. Ройзман
―
Да, он чиновник. Ну вот у него такое понимание ситуации. Мне было очень приятно.
И. Воробьева
―
Да, это, конечно, удивительная история, правда.
Е. Ройзман
―
Выиграли все суды и сумели это сделать.
И. Воробьева
―
Женя, прости, перед новым случаем у нас небольшая, минутная пауза должна сейчас случиться.РЕКЛАМА
И. Воробьева
―
Ну что ж, продолжается программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. 21:19 в Москве, 23:19 в Екатеринбурге. И давай следующую историю.
Е. Ройзман
―
Смотрите, я рассказывал о ситуации, когда одна и та же фирма, которая называется по-разному – «Ричмонд», «Оксфорд», еще есть какое-то у них название, потом на ходу вспомню, постоянно затягивают, предлагают пенсионерам работу. А очень много людей ищут подработку, особенно пенсионеры. И этим людям предлагают играть на бирже и дают им возможность проиграть все свои деньги. Понятно, что это до биржи даже не доходит, это в соседнем кабинете располагается. Проигрывают все деньги.Но мы столкнулись с одним вопиющим случаем, когда женщина искала работу, она нуждалась в ней смертельно. Они ее затащили, набрали на нее кредитов (1 200 000). И когда она проиграла им же все деньги, они не хотели ее отпускать, потому что понимали, что что-то у нее еще есть. Тогда ей позвонила сотрудница этой фирмы (именно «Ричмонда») и говорит: «Знаете что, я увольняюсь из этой фирмы, я вам помогу все деньги вернуть». И она ухватилась за это, как за соломинку.
И эта женщина приехала к ней и сказала: «Так, что у вас еще осталось? Квартира? Давайте мы сейчас заложим квартиру, возьмете 600 тысяч – и мы все деньги вернем». В результате она на единственную свою квартиру написала дарственную. Дали ей под эту дарственную 600 тысяч. И все эти деньги она снова туда же в эту биржу и ухнула. Ну и все.
Пришла к нам. И никто за это дело не берется, потому что все, один суд уже проигранный. И у нас Саша Шумилов, юрист, взялся, уперся и отыграл ей эту квартиру. Сделку признали притворной и ей вернули квартиру. Он создал вот этот прецедент. Я очень доволен. Она просто счастлива, потому что она собиралась вешаться. То есть она пришла и говорит: «Я пришла как в последнюю инстанцию, потому что я пойду вешаться сейчас». И все.
У нее хотя бы вернулась квартира и какой-то сейчас шанс. А дальше мы уже занимаемся по банкротству, чтобы как-то можно было ее оградить. То есть вот даже такие бывают случаи, когда казалось, что уже вообще безнадежно. Но вот уперлись и сделали. И, конечно, Александр Шумилов как юрист здесь очень сильно молодец.
И. Воробьева
―
То есть получается, вы создали практически прецедент в таких делах, когда удается отгрызть что-то.
Е. Ройзман
―
Здесь совершенно точно, что да. В той квартире уже располагались. И все, ее вернули. Но одновременно с этим столкнулись с очень тяжелой ситуацией. Я ее сейчас чуть подробнее расскажу. Представляете, город Нижний Тагил, «Уралвагонзавод». Вот ровно те самые мужики, которые предлагали Путину поехать и разогнать все митинги на Болотной.Ну и один из этих мужиков (я не знаю, участвовал он в этом, не участвовал) такой немножко подбуханный шел с работы. 75-го года рождения. Эта история была в 2017-м году. Весь Тагил ее знает. Слесарь с «Уралвагонзавода» шел с работы слегка подбуханный, такой навеселе. Но он мужик спокойный. Родителей у него не было. Родители у них умерли. Жили они вдвоем с сестрой в одной квартире. Идет с работы довольный, немножко выпил.
Ну и останавливается машина, смотрят – идет. Забирают его. Везут его в Ленинский райотдел, 17-й ОП в Тагиле. И три опера – у одного фамилия Панов, у другого фамилия Ялалов и у одного, по-моему, Быков фамилия – втроем начинают его избивать и пытаются на него повесить там – ограбление, там – какую-то кражу, там – еще что-то. Ну. у них куча «висяков». И в райотделе, видимо, конец месяца, это был сентябрь 17-го года – им надо как-то закрываться. А мужик уперся и на себя не берет, потому что он не жулик никакой, ничего. Он обычный работяга. У него мозоли на руках.
В общем, они его били до такой степени – у него пробита лобная кость. Ну, изувечили мужика. Он еще теплый был и, видимо, пульс еще прощупывался, и они попытались его вынести. Их заметили, вызвали скорую. Потом они уже вызвали скорую. Скорая не стала его забирать, потому что им зачем забирать уже покойника готового. А сестра Катя еще такая… Она его очень любила. Они двое без родителей. Она добилась возбуждения уголовного дела. А у одного из этих оперов по фамилии Панов отец в прошлом федеральный судья, чуть ли не председатель суда был в Тагиле. И дело по 111-й части 4-й сразу (Пфайфер там судья) это дело погасили и оставили 286-ю («Превышение должностных полномочий»).
И представляете, дали одному 3 и 2, второму – 3 и 4 года, а третьему 3 и 6. И вот один из них 13-го сентября уже подает на УДО. И эта девчонка говорит: «Ну как так? Ну не может быть! Ну человека насмерть забили в кабинете». Причем они его забили, пытаясь фальсифицировать уголовные дела. А он на это не шел. И они получили по 3 года и выходят в сентябре по УДО. И ничего с этим делом не сделать, потому что его вот так суд похоронил, даже не следствие. Следствие передали в суд 111-ю часть 4-ю и 286-ю. И суд решил этот вопрос. И сейчас она записалась на прием к прокурору области. Она пойдет до конца. Но это настолько вопиющая ситуация!
Мало того, их лишили на 2 года права занимать должности в правоохранительных органах. То есть они освободятся и через 2 года они могут какие-то должности, видимо, занимать. Я не знаю, как это будет. На 2 года у них лишение права занимать должности на государственной службе. И вот она пытается что-то сделать. Фамилия этого мужика, которого убили, Головко. Обычный мужик с «Уралвагонзавода». Представляете, сколько таких ситуаций по стране? Он не был оппозиционером, он не выходил на митинги. Он обычный работяга. Он в политику не вмешивался.
И. Воробьева
―
Ну, на самом деле, тут же еще можно и, мне кажется, всем обязательно нужно посмотреть совместный проект Комитета против пыток, «Медузы» и какого-то креативного агентства (я, к сожалению, не помню, как оно называется), который называется «Русская школа йоги». И они там рассказывают истории людей замученных, запытанных, избитых, вышедших инвалидами. Вот ровно с таких же историй, когда брали на улице и пытались заставить признаться в каких-то преступлениях.Это чудовищный материал. Но его обязательно надо смотреть, потому что это действительно какая-то реальность в регионах, которая никак не связана ни с какой политической повесткой, ни с какими оппозиционерами. Это обычные люди, которые жили обычной жизнью, а теперь вот они вынуждены бороться в том числе за справедливость, которых просто вытолкнули туда.
Сестра, если я правильно поняла, Жень, твой рассказ, хочет добиться более жесткого наказания.
Е.Ройзман: Думаю, нас слышат те, кто могут пригласить, накормить и так далее. Если что, выходите на нас, сделаем добро
Е. Ройзман
―
Потому что они действительно отделались легким испугом, потому что они в сентябре сейчас один за другим начнут выходить по УДО. 13-го сентября первый из них подает на УДО. Все. И они будут выходить по УДО, отсидев порядка 2-х лет. А это ее единственный брат. Обычный мужик, хороший. К нему все хорошо относились. Ну, он мог выпить и не более того.
И. Воробьева
―
Да даже если бы он был плохим, это же не дает право вот так его убивать в отделении полиции.
Е. Ройзман
―
Ирин, ну конечно.
И. Воробьева
―
Тут любой человек не должен такой смертью умирать. Жень, тут спрашивают по итогам предыдущих наших программ, по историям, которые у нас были в предыдущих программах. Например, спрашивают про ту самую сотовую вышку, которую все пытались построить на садовом участке. Нет ли каких-нибудь новостей по этой сотовой вышке?
Е. Ройзман
―
Слушай, я этих людей знаю. Я их наберу, чтобы они ко мне в пятницу пришли на прием. Посмотрим. Потому что мне там накидали несколько вариантов решений.
И. Воробьева
―
Ну вот после программы, да?
Е. Ройзман
―
Да. И это действительно для всех интересно будет. Посмотрим. Ну, я думаю, что они слушают, потому что много народу слушает эту передачу.Слушай, Ирин, хорошую историю расскажу. Тетушку зовут Маргарита Михайловна, 84 года. Она на юге города, на Елизавете собрала старушек и старичков таких бодрых и устроила им такой летний лагерь, называется «Молодые сердца». Им дали помещение в ДК. Они нашли деньги. У них каждый день обед. То есть до обеда они делают зарядку, встречи с интересными людьми, потом – обед и потом – походы везде, где можно бесплатно: выставки, кино, театры. И вот они так живут. У них в апреле это начинается и до сентября вот этот лагерь существует. Ну, она пришла.
Я говорю: «Маргарита Михайловна, чего хотела?». Она говорит: «Помоги нам денег насобирать». У них один обед стоит 150 рублей. И она говорит: «Понимаешь, у меня народ-то такой – все пенсионеры и не все себе могут позволить 150 рублей в день отдать на обед». Ну и мы поставили текст у меня в Фейсбуке – люди денег накидали. То есть они сейчас обедами обеспечены.
Но я за ними смотрю, потому что мне очень нравится. Ну просто, вот знаешь, вот этой Маргарите Михайловне хватило энергии. Она такая бодрая. Она их всех собрала. Ну и люди живут полной жизнью. Понимаешь, а у них немножко другое отношение к жизни – они начинают ценить каждый день, каждую информацию. Ну просто по-другому относятся – ценить все, что каждый день происходит. Я очень рад за этих людей, что у нее получилось.
И. Воробьева
―
Наверное, думаю, что можно еще как-то помочь им. Не знаю, предложить… Наверняка в Екатеринбурге и рядом есть еще какие-то места. Они, может быть, платные, но они их позовут бесплатно, например.
Е. Ройзман
―
Ирин, там уже посыпались предложения. Ты правильно сказала. Я тоже за этим посмотрю. Но кто захочет, загляните, у меня в Фейсбуке этот текст стоит. Или на сайт Фонда Ройзмана зайдите, там эта история тоже есть. Можете с нами поучаствовать. Я думаю, что нас сейчас слышит и «Додо Пицца», и другие, которые могут себе позволить пригласить, накормить и так далее. Если что, выходите на нас, и сделаем доброе дело.
И. Воробьева
―
У нас минута до перерыва. Тут комментарий пришел о том, что и «Медуза», и «Медиазона»… Я вам добавлю еще пару сайтов.
Е. Ройзман: И «Овд
―
Инфо».
И. Воробьева: «Овд
―
Инфо», да. Они, как выражается наш слушатель Егор, «выезжают на каком-то зоновском контенте». Вот можешь как-то прокомментировать за полминуты?
Е. Ройзман
―
Слушай, понимаешь что, если зоновский контент стал очень серьезной составляющей в сегодняшней жизни России, то куда ты от этого денешься? Знаешь, это в свое время, в 60-х – 70-х годах умники говорили: «Вот появилось столько блатного фольклора…». Ничего себе, сначала полстраны в лагеря усадили, а потом удивляются, откуда блатной фольклор появился. Точно так же: была бы нормальная страна, 99% вообще не знали бы, что какие-то лагеря существуют, зоны существуют. А так, все с этим столкнулись: кто-то – с близкими, кто-то – это. А потом, смотри, когда информация идет, даже если ты к этому никогда не имел отношение, это все равно задевает любого нормального человека, что возможны пытки.
И. Воробьева
―
Вот сейчас здесь ставим паузу на новости.НОВОСТИ/РЕКЛАМА
И. Воробьева: 21
―
35 в Москве, 23:35 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Идет из двух городов – Москва и Екатеринбург. Продолжаем эфир. И нас можно смотреть в Ютубе, нам можно писать сообщения. Если, Жень, ты не против, я снова в начале получасовки обращусь к новостям. И, просто, по итогам вот того, что мы обсуждали в самом начале эфира про ФБК, который собирается делать расследования каждый день. Тут был вопрос. Я уже не найду его, как он звучал, но смысл такой: если они говорят о том, что они собираются делать расследования каждый день, получается, что так много людей, в отношении которых можно сделать подобного рода расследования?
Е. Ройзман
―
Слушайте, на самом деле, действительно. Они совершенно четко понимают, в отношении кого можно делать расследования. И они поймали. Они очень профессионально работают. Они понимают, что нужно делать. Но я думаю, что у них очень серьезный этот черный ящик. Там же очень много башен. У них конкуренция достаточно жесткая. Там друг на друга сливают информацию, я думаю. Я думаю, что им подбрасывают информацию. И их задача – просто ее четко, быстро и оперативно проверять, делать свои выводы, стыковать все источники. Но они делают это профессионально. На их уровне в России не работает никто. Очень мощная общественная организация. Молодцы. И конечно надо, чтобы они выжили.
И. Воробьева
―
Еще спрашивает Владимир из Москвы: «Как в целом в Екатеринбурге относятся к непрекращающимся арестам в Москве? Или мало кто следит? Екатеринбург все-таки не Москва».
Е. Ройзман
―
Смотрите, в любом случае, в провинции своя повестка. Но в целом люди начинают многое понимать и за ситуацией с Москвой, поверьте, следят. И здесь и на пикеты выходили, и поддерживают. Просто, это лето, это период достаточно низкой активности. Посмотрим, что будет в сентябре. Ну и есть вещи, которые коснулись всей страны.У нас скандальная ситуация разворачивалась на прошлой неделе. У нас из Демидовской больницы Нижнего Тагила уволился ряд хирургов, потому что платят мало, заставляют работать. Отношение еще такое там. Никто не может понять, откуда взялся этот руководитель больницы, почему его не убирают. Ну и когда они ушли, их функции переложили на других хирургов другой больницы – и стали увольняться хирурги с Вагонки. А сейчас еще готовится несколько увольнений. Они просто собираются уходить.
Но такая ситуация не только там. Я на приеме столкнулся. Мне коллеги-историки позвонили, попросили помочь одному пожилому нашему историку известному. Начали заниматься. Он говорит: «Понимаете, у меня ситуация: мне надо делать компьютерную томографию, а меня записали на полгода». А у него подозрение на онкологию. Его записали – через полгода компьютерная томография. Он стал искать возможность сделать за деньги, с него попросили 10 тысяч. Он и ждать не может полгода, и 10 тысяч у него нет свободных денег. А вопрос касается онкологии.
Е.Ройзман: Казахи здесь практически не совершали правонарушений. Ну, наркотиками никогда не торговали
Но он же не один такой. Он хотя бы с высшим образованием, грамотный, ему есть куда обратиться. А представляете, сколько людей, которые просто умирают? И такого становится все больше. Ну это ладно Екатеринбург более-менее благополучный. Но у нас и внутри города начинаются эти же самые проблемы. А то, что творится в области – просто до нас не всегда доходит информация. Люди привыкли терпеть и терпят до последнего.
Ситуация стремительно ухудшается в медицине. И когда Росстат опубликовал данные, что самые низкие зарплаты у медиков в Ингушетии (40 с чем-то тысяч), а самые высокие на Чукотке (188, по-моему, тысяч), а у нас сказали, что 72 тысячи, на Среднем Урале. Ну, у нас все схватились за головы. Да никто не мыслил здесь о таких зарплатах. Получают копейки, на несколько ставок работают, берут кучу дежурств. Ну и еще спрос такой начался с врачей. Будут увольняться. Реально будут увольняться. У нас появились таджики, киргизы фельдшера. Где-то фельдшера ведут прием вместо врачей. И этого все больше, понимаете. Ухудшается реально ситуация.
Причем, я когда сегодня ролик записывал, специально сказал, что величие страны определяется же не наличием атомной бомбы. Величие страны – это отношение к своим гражданам, это медицина, образование, отношение к старшим. За ядерную бомбу уже уважать никто не будет. Ну, сторониться будут, у виска крутить будут. Времена поменялись. Слушай, хочу еще одну вещь интересную…
И. Воробьева
―
Подожди, нет, секунду. Вот по поводу времена поменялись и реакция властей на взрыв, который произошел на Севере в Белом море, и последствия. Меня как гражданина, который живет в этой стране, не интересуют подробности, что там произошло, что там взорвалось, по чьей вине и так далее. Меня интересует, как власти работали с последствиями, что они говорили людям.
Е. Ройзман
―
Ирина, ровно так же, как в Чернобыле. Мы же это все наблюдали. Первое, что сделали – засекретили информацию. Доходит информация косвенно, что в больнице, куда привозили медиков…
И. Воробьева
―
К медикам. Да, пострадавших привозили.
Е. Ройзман
―
Да. Туда привозили медиков. Там кафель вырубили весь с пола, порезали машину скорой помощи. Это вот доходит оттуда такая информация. Врачей не предупредили. Ну, вот ровно, как в Чернобыле. Мало того, эти станции отказались передавать информацию, сказали, что связи нет. И опять мы начинаем получать информацию с разных голосов с Запада: то норвежцы скажут, то еще кто-нибудь скажет. Ну и начинаем пытаться ориентироваться, собирать косвенно, собирать этот паззл и пытаемся понять, что происходит. Ровно то же самое, что с Чернобылем: что там советская власть скрывала, что здесь.
И. Воробьева
―
Ну вот это как раз и есть вопрос «почему?». Ведь сейчас, когда огромное количество открытых источников информации, есть возможность самим купить дозиметры, еще что-то.
Е. Ройзман
―
Ирин, ты меня спрашиваешь: «Почему?». Я тебе скажу. Потому что у власти сейчас находятся комсомольцы 70-х годов. Ну, вот это все, что я могу сказать. Это то, что я вижу. И у них ровно те же самые алгоритмы решения проблем, как при советской власти: засекретить информацию, заткнуть рты и врать сколько только можно. А сейчас мир такой: врать невозможно – все видят подвох. И понятно, что это все рождает недоверие к власти.
И. Воробьева
―
Да. Давайте дальше переходить к историям, потому что там тоже есть вопросы. Но сначала давай переходить к твоим, а потом уже я спрошу то, что у нас слушатели пишут.
Е. Ройзман
―
Да. Слушай, интересное. Все время, когда обостряется какая-то ситуация, кризис экономический, начинаются невыплаты зарплат. Вообще, за невыплатами зарплат в России следит прокуратура. Ну и достаточно жестко они следят. Но я столкнулся с ситуацией. Представляешь, пришел казах. Ну, бедный совершенно казах. Видно, такой сельский. И я говорю: «Откуда вы?». Они говорят: «Мы здесь работали». Я говорю: «Где?». Он говорит: «“СИБУР” строит в Тобольске завод нефтеперерабатывающий. Фирма называется “КТ Инжиниринг”. Нас работало 66 человек казахов».А я скажу, что по мигрантам – я же с мигрантами очень много сталкивался еще со времен борьбы с наркотиками – самые сложные, конечно, были мигранты таджики, были очень сложные ошские узбеки, поспокойнее всегда киргизы и никаких проблем никогда не было с казахами. Казахи здесь практически не совершали правонарушений. Ну, наркотиками никогда не торговали.
И вот нашли казахов, чтобы делать этот завод. Какую-то работу им там поручили. Их работало 66 человек. На 66 человек по договору им должны были выплатить 3 600 000. Они должны были заработать, Ирина, по 50 тысяч рублей. Им не заплатили. Им заплатили на всех по 13 000 на человека, понимаешь. Они там получили 260 000 в целом. А вот этот казах, который ко мне пришел, он получил 13 000. 260 000 дали на 66 человек. Ну и вот тот, который ко мне пришел, он получил 13 000.
И он говорит: «Мы не знаем, куда идти. Нам некуда. Ну, ребята все там мы скинулись. Все, кто мог, уехал. Вот меня послали». А у меня приемная на Толмачева. Ровно через дорогу на Пушкинской сидит зам генерального прокурора России по Уральскому федеральному округу. Ну, мы ему составили серьезную такую жалобу и прямо направили, проследили, чтобы он ее вручил. То есть сейчас он у нас здесь какое-то время поживет. Посмотрим, какое движение будет. Ну, некрасивая ситуация. Досадно. Ну, надеюсь, как-то решится.
И. Воробьева
―
Да уж, мягко говоря, некрасивая. Хотя мы точно знаем, что эта история не новая, мягко говоря.
Е. Ройзман
―
Ну, не новая. Но 66 человек. Видно, что люди не богатые, что им надо семьи кормить. Они подрядились-то за 50 тысяч на человека. 3 месяца они работали. 3 месяца.
И. Воробьева
―
Нет, безусловно, история неприятная, неправильная и так не должно быть. Тут вопрос по еще одной истории, о которой мы рассказывали, по-моему, в прошлый раз. Ситуация вокруг девушки, которая обратилась по поводу ее преследования со стороны человека, выпущенного из психбольницы и осужденного за убийство ее мужа. Если я правильно помню, там и журналисты тоже заинтересовались.
Е. Ройзман
―
Ирин, очень серьезно. Первый материал по ней сделал «Znak», материал достаточно жесткий, который поставил несколько вопросов, на которые хотелось бы, чтобы ответила прокуратура. Но сейчас включились «E1», еще несколько агентства и собирают максимум информации. Плюс федералы еще включились. Она была у нас. Я ей подсказал, как себя вести. У нее очень серьезно. Она в адвокатскую контору пришла к Сергею Колосовскому. Они там смотрят, чтобы ничего не произошло, и пытаются заставить судебных приставов поработать. Ситуация интересная, показательная. Как она только разрешится, я обязательное озвучу.
И. Воробьева
―
Да, спасибо. Потому что тут несколько прям вопросов было по этому поводу. Поехали дальше по приему тогда. Пока поднакоплю вопросы.
Е. Ройзман
―
Да. Слушай, пришла девчонка с двумя детьми своими, плачет. У нее свои двое детей. У нее есть брат. Брату 33 года. У брата от рака груди умерла жена. И у него осталось на руках две девочки: одной 15 лет, а другой 7 лет. И он наркоман. Он откровенно с детьми не справляется. Сестра за него гасит кредиты, тот новые берет кредиты. И сестра говорит: «Он не будет следить за детьми. К нему ходят друзья, они вместе употребляют. Он не будет следить за детьми». Ну и все. Мы посмотрели ситуацию. Но я хочу еще сам с ним поговорить, посмотреть на него. На всякий случай поговорили с Уполномоченным по правам ребенка, чтобы он начал контролировать. Ну, такая история. Не справиться ему, откровенно. Плюс еще наркоман.
И. Воробьева
―
Слушай, меня поразила история, которую ты недавно в Фейсбуке опубликовал. Длинная история про…
Е. Ройзман
―
Ой, Ирина, это очень серьезная история многолетняя.
И. Воробьева
―
Да, да. Просто, когда пришла к тебе девочка-подросток в итоге, это, конечно…
Е. Ройзман
―
Слушай, причем, знаешь, она девочка-то красивая. Она красивая девочка. Ну, я коротко скажу. Была семья. Отец был спецназовцем, там в тельняшке ходил. Ну и в 90-е годы помогал цыганам возить героин. И жил в цыганском поселке, дом построил. А потом у него дочь начала колоться. А дочь – мастер спорта, фигуристка, красавица девчонка. Начала колоться.И она попала к нам в реабилитационный центр. Она дала показания. Показала несколько крупных цыган. Мы через нее несколько очень мощных цыган взяли. А потом у нас разгромили реабилитационный центр (УБОП разгромил). Она снова оказалась в поселке, снова начала колоться. У нее ВИЧ, потом туберкулез. Боролись за нее сколько могли, но в конце концов она умерла.
Е.Ройзман: Слушай, можно говорить «дяденька», еще как-то. Русский язык дает такой набор вариантов
Она умерла, но у нее осталась маленькая дочка. В это время начал колоться ее брат. Начал колоться ее младший брат. Я его в тексте назвал Игорем (его немножко по-другому звали). И ко мне пришел их отец и говорит: «У меня вот такая беда». Я говорю: «Но ты же знаешь, ты же помогал цыганам торговать героином, ты помогал их отмазывать, помогал им возить. Вон в Уфу возил. 500 килограмм как-то увез в Уфу. Ты же понимаешь, за что это все тебе».
А он, представляешь, пришел ко мне и вывалил на стол 4 килограмма тротила и говорит: «У цыган сходка была. Они меня попросили, чтобы я с тобой решил все вопросы. Предложили 50 тысяч долларов». Я говорю: «А ты что?». Он говорит: «Я 100 попросил». Я говорю: «Что они?». Он говорит: «Думают».
Потом он ушел из семьи и начал очень сильно бухать. А у него сын начал торговать героином, и сына закрыли. Причем тоже мы работали. 100 грамм героина он повез – его закрыли. Дочь в какой-то момент, она еще жива была, она стала жить с бывшим милиционером из Железнодорожного. Мехоношин была у него фамилия. Тоже торговал героином в этом же поселке. Тоже его закрыли. В Академическом по нему сработали.
И вот представляешь, брат ее сидит, она умерла, отец допился, умер и мать в конце концов умерла. От семьи ничего не осталось. Сидит один этот Игорь. И вот на этом месте я про эту историю… Ну, в памяти есть. Ну вот знаю, что один Игорь сидит. Сидит за дело.
И вдруг приходит ко мне женщина взрослая, с ней красивая молодая девушка и с ними маленькая красивая, ладная такая девчонка. Я говорю: «Вы кто?». Одна говорит: «Я жена Игоря». Другая говорит: «Я теща». А это дочь вот этой Ани, его сестры, которая умерла. И оказалось, что Игорь освободился, бросил колоться, начал работать, женился. И они из детдома забрали эту девочку к себе домой. Все, они ее забрали и воспитывают как дочь.
А она спортсменка серьезная. Но им не хватает ресурса ее как-то продвинуть. А у меня такой хороший товарищ был директор школы-интерната спортивного. Я позвонил. Он говорит: «Давай мы ее посмотрим». И представляешь, они поехали к нему, он не следующий день позвонил и говорит: «Очень перспективная девочка. Упертая, готова тренироваться». Они ее поставили на довольствие и решили с жильем. Ну и как-то, понимаешь, получилось переломить карму. И я очень доволен был этой историей, что она вот так закончилась. Но я случайно про нее вспомнил.
И. Воробьева
―
Хорошая история. Нет, история, конечно, чудовищная, но окончание истории по крайней мере выглядит по-человечески. Тут один из наших слушателей упорно присылает одно и то же сообщение. И я самый первый хотела задать вопрос, но раз уж человек решил прислать столько сообщений… У него, у этого нашего слушателя (наверное, это мужчина), философский вопрос, но очень конкретный. Он спрашивает: «Почему у Евгения Ройзмана к мужчинам такое неуважительное обращение. К мужчинам и так в нашем феминистском обществе неуважительное отношение». Ну, видимо, ты как-то назвал мужчин мужиками. Как ты там называешь их?
Е. Ройзман
―
Я не знаю. Ну, парни, мужики. А как?
И. Воробьева
―
Ну да. Вот. В общем, короче, не нравится нашим слушателям, как ты называешь мужчин. Следи за собой, пожалуйста. Будь осторожен. А, мужик. Слово «мужик» не нравится.
Е. Ройзман
―
Но а как?
И. Воробьева
―
Нет, это я просто вынуждена читать, потому что…
Е. Ройзман
―
Слушай, можно говорить «дяденька», еще как-то. Русский язык дает такой набор вариантов, что… Ну, буду иметь в виду.
И. Воробьева
―
Да нет, просто, на самом деле, людям всегда есть на что обидеться. Знаешь, я когда пожилых женщин называю бабушками, на меня тоже все обижаются.
Е. Ройзман
―
А вот этого делать нельзя.
И. Воробьева
―
Да. Когда я говорю, что в лесу бабушка потерялась, мне говорят: «Какая же она бабушка? Ей же 94. Она пожилая женщина». Я говорю: «Ну да. Хорошо. Ладно».
Е. Ройзман
―
Ирин, а ты знаешь, очень интересно. Когда пожилые женщины, когда даже очень сильно пожилые, но когда она не одна, а их две или три, и если ты им искренне, глядя в глаза, говоришь «девушки», то им очень приятно и они улыбаются. Но это надо от души говорить.
И. Воробьева
―
Нет, я понимаю. Просто, мне кажется, к этому и цепляться тоже, в общем… Ну, окей. Не, я, просто, помню, что действительно люди искренне обиделись, когда… То есть на дедушку не обижаются, а на бабушку обижаются. Ну ладно, хорошо. Есть еще у нас несколько минут. Есть ли у тебя еще истории с приемов?
Е. Ройзман
―
Слушай, у меня, на самом деле, много историй. Ко мне пришла женщина одна и с ней двое детей. А дети такие живые, веселые. Женщина говорит: «Я гражданин России. И мой муж тоже гражданин России. А это наши дети. У него почему-то аннулировали российский паспорт и отправили в Таджикистан». А мальчика зовут Юсуф, а девочку зовут Зейнаб. Ну и они такие. А я спрашиваю парня: «У тебя кто папа?». Он говорит: «Таджик». Я говорю: «А кто у тебя мама?». Он говорит: «Узбек». Я говорю: «А ты кто?». Он говорит: «Я русский». Я говорю: «Ну если ты русский, то тогда мама у тебя не узбек, а узбечка. Ты следи тогда за этим». Ну, там вопрос с МИДом надо решать.Но я посмотрел. Он из Таджикистана, она из Узбекистана, но они Россию воспринимают как Родину. То есть дети уже пошли в русскую школу, учат русский язык. Понимаешь, все, они наши граждане. И это надо иметь в виду тоже.
И. Воробьева
―
А почему аннулировали непонятно.
Е. Ройзман
―
Там много может быть разных причин. Но и она не хочет отсюда уезжать к нему. Они пытаются его вытащить. Но мы сейчас с МИДом решаем. Я должен сказать, что наше отделение МИДа разбирает каждую ситуацию и всегда старается помочь.А потом, представляешь, цыган пришел. Парень, 19 лет. В школе учился 2 дня. Не умеет ни читать, ни писать. Он говорит: «Я в телефоне могу набрать все что угодно, а написать я сам не могу». Я говорю: «Почему?». Он говорит: «Ну не отдали меня в школу. Я пришел в школу один раз, мне стало скучно и я ушел». Я говорю: «А чем ты занимался?». Он говорит: «Боксом занимался. Я могу тренировать. Я выступал».
Я посмотрел сразу по фамилии, у меня же там… Посмотрел: ну, из тех цыган, которые не торговали наркотиками. Вот будем тоже ему паспорт получать. Он не гражданин России. Он говорит: «Понимаешь, я как будто не человек, а полчеловека. Я никуда вообще не могу». Я говорю: «А почему паспорт-то не получил?». Он говорит: «Ну мне как-то не сказали, что паспорт надо получать, я и не знал».
И. Воробьева
―
Потрясающе.
Е. Ройзман
―
То есть вот даже такие бывают ситуации, представляешь.
И. Воробьева
―
Знаешь, я когда в Питере ездила с «ночным автобусом» (это автобус «Ночлежки», который по стоянкам ездит и кормит бездомных), там была пара молодых людей. То есть я понимаю, что им примерно должно быть по 19-20, но выглядят они, конечно, значительно старше из-за алкоголя. Они подходили и говорили, что «ну, вообще-то, мне, наверное, неплохо было бы паспорт все-таки получить». То есть он не получал паспорта, потому что уже очень давно живет на улице. Но он говорит: «Наверное, надо мне все-таки паспорт… Я, - говорит, - к вам зайду. Мне надо все-таки паспорт получить». Так что, к сожалению, и так тоже бывает, да.
Е.Ройзман: Я должен сказать, что наше отделение МИДа разбирает каждую ситуацию и всегда старается помочь
Е. Ройзман
―
Да. Но в целом все равно большинство людей в стране – это люди нормальные, люди здравые. И дай бог, чтобы у всех все было хорошо.
И. Воробьева
―
Подожди, у нас еще 5 минут. Нет, ну не 5, 4. До «все будет хорошо» еще 3 минуты.
Е. Ройзман
―
Слушай, давай быстро на вопросы поотвечаем.
И. Воробьева
―
Да. Ну, вопросы в основном про то, что происходит в Москве. Спрашивают про голосование, просят дать совет: «Вот если бы Евгений Ройзман был в Москве, то как бы он поступил на выборах в Мосгордуму? Что делать, кому верить и как быть?».
Е. Ройзман
―
Ирин, коротко давай. Коротко объясняю. «Умное голосование» имеет смысл. Кроме того, что я был глава города, я 5 лет возглавлял городскую Думу. И я хочу сказать, что любой депутат, который не согласован с властью, может очень сильно влиять на ситуацию. А если таких депутатов будет несколько, которых никто не ждал, поверь, что они могут создать очень серьезные проблемы правящей партии, вести свою линию, обращать внимание на то, на что власть не хотела бы, чтобы обращали внимание. И они будут очень заметны.Поэтому история с «умным голосованием» непростая. Имеет смысл. Просто так портить бюллетени, не ходить на выборы – это не тот случай. «Умное голосование» - это попытка повлиять на ситуацию. Я считаю, что надо попробовать. Тем более и Леня Волков просчитывал. Я ему в этом плане доверяю. Он именно с математической точки зрения.
И. Воробьева
―
Потому что Волков – земляк?
Е. Ройзман
―
Нет, потому что он был депутатом; он знает, что такое сбор подписей; он знает, что такое эта работа. И все-таки кандидат наук был самый молодой здесь.
И. Воробьева
―
Ну точно земляк! Тогда у меня вопрос уже как от избирателя в Москве по поводу этого «умного голосования». Я понимаю, что это надо Алексею Навальному, но я не успела – он буквально вышел из студии, а я зашла. С каких пор коммунисты, «Справедливая Россия» и все остальные партии перестали быть такими гибридами «Единой России»? С каких пор у нас вдруг появилась такая партийная оппозиция, которой не было? И все кричали, что это не оппозиция никакая, она ненастоящая, она тоже провластная.
Е. Ройзман
―
Объясняю в двух словах. «Единая Россия» воспринимает их всех, только если они – первые, а те – вторые, третьи, четвертые и пятые. И вот когда третьи, четвертые и пятые вдруг станут первыми вместо «Единой России», поверь, что ситуация очень сильно там будет меняться. Навальный же очень четко вот эту задачу для себя сформулировал – сломать монополию «Единой России». И это хотя бы попытка хоть как-то повлиять на эту монополию. Хотя бы какие-то инородные зерна туда забросить. Ситуация, поверь, поменяется. Даже несколько депутатов – это будет Дума совсем другая.
И. Воробьева
―
Спрашивают у нас, тоже такой немного риторический вопрос: «Почему в Москве нет такого, как Евгений Ройзман, к кому можно прийти на прием и пожаловаться на московские проблемы?».
Е. Ройзман
―
Слушайте, Москва – слишком большой город. В Екатеринбурге я прожил 50 лет, я всех знаю и понимаю, как работать. Москва – слишком большой город. Но в Москве достаточно сильных депутатов, которые умеют работать, которые учатся работать. Мне, конечно, очень жалко, что сидит Яшин. Мне очень жалко Галямину, потому что Галямина очень непростая. Она хороший, серьезный ученый. Она тоже кандидат наук. Она очень серьезный ученый. Она занимается исчезающими северными языками, то есть это другой уровень интеллекта совершенно. И я понимаю, почему ее любят студенты все. Ну как вот женщину взять вот так закатать и держать в спецприемнике? Ну, некрасиво.
И. Воробьева
―
Ну, точно так же, как и мужчину в этом смысле. Жалко всех. 15 секунд, Жень.
Е. Ройзман
―
Слушайте, я, на самом деле, очень люблю нашу страну и считаю, что она достойна гораздо лучшей власти, чем та, которая сейчас. И даст бог, общими усилиями у нас когда-нибудь получится ситуацию поменять. Поэтому я вам всем желаю доброго здоровья. И помните, в России надо жить долго. Дождемся хороших времен. Все будет хорошо.
И. Воробьева
―
Спасибо большое! До встречи через неделю.
Е. Ройзман
―
Удачи!