Евгений Ройзман - Личный приём - 2019-03-25
М. Максимова
―
22 часа и 12 минут в Москве. Да, неожиданно Марина Максимова в студии осталась после предыдущего эфира. Заменяю я временно отсутствующую у нас Ольгу Бычкову по уважительной причине. Но тем не менее программа «Личный прием» Евгения Ройзмана на своем месте. Я приветствую всех наших слушателей и, соответственно, наших зрителей на канале Ютюб.Я напомню, что нас можно не только слушать, но и, соответственно, смотреть. И напомню средства для связи. Это СМС-сообщения: +7 985 970 45 45; Твиттер-аккаунт @vyzvon, ну и, соответственно, чат на Ютюб-канале, где вы также можете задавать вопросы Евгению Ройзману, который у нас на связи по Скайпу. Добрый вечер! Слышно нас?
Е. Ройзман
―
Здравствуйте! Слышно нормально?
М. Максимова
―
Слышно. Отлично. И слышно, и видно. Так необычно. Давайте я попрошу вас какую-то сделать подборку наиболее интересных. Вот с чем к вам приходили, обращались на этой неделе?
Е. Ройзман
―
Смотрите, я-то нахожусь на сборах в Сочи, и в этот раз Фонд вел прием без меня. Но я в курсе всего. И основной у меня будет в пятницу, когда я уже буду на месте. Но что не понравилось мне. Было несколько обращений по наркотикам по малолеткам. Двое 16-летних, причем оба учатся в хороших школах. Причем у них срока-то там такие. У них размер уже значительный и срока там от 8 до 15 лет. И до конца не понимали, что делают, как я вижу. Хотя, на самом деле, в глубине души, видимо, понимали, что делают что-то не то. И вот родители приходят и говорят: «Что делать?».А что делать? Все. Уголовное дело возбуждено, его уже никто не остановит. Ну, в таких ситуациях им находят какие-то возможности для смягчения. Но вот в последний раз парень 16-летний получил 3,5 года. Причем очень интересная ситуация была. Он начал употреблять в 11 лет. Его родители перевезли в другой город. Он какое-то время держался, продолжал употреблять. И у него сбыт-то такой был интересный. Он в какой-то момент сорвался, не выдержал и заказал себе гашиша. Ну, раз заказал, ему пробнички такие прислали другого наркотика еще. Он пошел закладку поднимать вместе со своим другом, и другу отдал пробник.
А надо понимать, вот кто сейчас слушает, молодым передайте: сбыт наркотиков – это любое отчуждение. Хоть подарил, хоть за долг рассчитался, хоть угостил – это уже сбыт. Ну и все. И у него получился один эпизод сбыта. Потом через какое-то время его друга прихватили, и он позвонил ему и говорит: «Слушай, а есть у тебя еще немножко?». Он говорит: «Ну, у меня немножко осталось». Он говорит: «Давай я тебе 500 рублей положу в почтовый ящик, а ты мне оставишь где-нибудь». Все, у него два эпизода сбыта. Ничего не сумели сделать. Получил 3,5 года. Ну, надеюсь, пойдет на пользу. Хоть не превратится в наркоторговца.
Но по молодым есть еще один очень серьезный, опасный момент. Если начинают торговать наркотиками в 14-15 лет, они уже не останавливаются никогда. Для них это возможность зарабатывания денег, для них это возможность коммуникации со старшими, это какая-то значимость в своей тусовке. И это самая тяжелая категория наркоторговцев, которые начинают в этом возрасте. И то, что увеличилось количество обращений, я это связываю напрямую с тем, что все города завалены рекламой.
И особенно сеть Вконтакте завалена рекламой. Реклама даже не наркотиков, это реклама наркоторговли – это гораздо страшнее. Когда объявления все под копирку – «Заработок – 60 тысяч за неделю». Ну и элемент игры присутствует, какой-то квест такой интересный, 60 тысяч за неделю. я сталкивался с ситуациями, когда родители мне говорят, хотят показать, что что-то сумеют сами заработать и родителей поставить в известность. Даже так бывает.
Потому что никто не знает, что у молодых в голове, в какой момент у него свистанет, что ему придет в голову, кто для него пример подаст. Все города завалены этой рекламой. И особенно, конечно, во Вконтакте. Они все во Вконтакте сидят. Вот такая вот история. несколько обращений подряд.
М. Максимова
―
А это какое-то новое, получается, веяние? Вы говорите вот про эту рекламу. Ее стало сейчас просто очень много?
Е. Ройзман
―
Ее стало больше. Мало того, она появляется во всех крупных городах. В центре городах на каждом шагу. Есть люди, которые умудряются у себя это закрашивать сразу же, которые к этому всерьез относятся. За этим иногда следят и управляющие компании и квартальные, кто обязан за этим следить. Но я видел ситуации, когда весь город вот так завален этой рекламой, все стены исписаны.Вообще, граффити – это, конечно, бич современных русских городов, потому что наши граффити бессмысленные и беспощадные, причем зачастую в центре города. В центре города получше ситуация в Москве, получше ситуация в Уфе. Вообще, в миллионниках даже в центре города все исписано. И большая часть этих граффити – это именно реклама даже не наркотиков уже, а реклама наркоторговли. Понятно, что с этим можно бороться. Но это должна быть позиция государства. То есть частным образом сложно.
М. Максимова
―
А об этом знают? То есть об этой проблеме знают и работают с этим или это что-то новое, с которым пока еще не знакомы и даже не знают, что с этим делать?
Е. Ройзман
―
На самом деле, ничего нового в этом нет. Просто, поменялась немножечко реклама. Раньше рекламировали наркотики, сейчас рекламируют наркоторговлю. Вот в чем опасность. И молодые в этом плане самые не защищенные. Потому что если те, кто организуют торговлю, они смотрят 14-15-летних, которые не подпадают под действие Уголовного кодекса, хотя там свои санкции есть. Но потом, если они начинают, им наступает когда-то 16 лет – и все. А закладчиков, вот тех, кто занимается раскладыванием наркотиков, их карьера недолгая. То есть закладчик, когда начинает активно работать – ну, две недели, ну, иногда три недели, ну, максимум 4 недели.
Е.Ройзман: Сбыт наркотиков – это любое отчуждение. Хоть подарил, хоть за долг рассчитался, хоть угостил . Ну и все
Ну, кто-то там если эпизодически, у них не получается, они разгоняются потом – может, сколько-то дольше. Но закладчиков берут сразу. И очень много, кстати, голосов таких говорят: «Вот бедных закладчиков, - их еще называют кладменами, - сажают». С другой стороны, ничего себе, а как их не сажать-то? На них вся наркоторговля держится. Как-то надо других детей оберегать. Если твой ребенок умрет от наркотиков, тебе нет разницы, кто ему продал – самый известный наркобарон или одноклассник. Но это тема очень серьезная. Я-то понимаю, что я сейчас буду делать. Деактивизируюсь. Но есть о чем подумать.
И еще раз скажу на всякий случай. Я в свое время сделал памятку для родителей. Она так и называется, можете нагуглить – «Памятка для родителей. Ройзман» (или наоборот – «Ройзман. Памятка для родителей»). Посмотрите. Я там расписал, чтобы сразу увидеть. Потому что чем раньше увидишь, тем лучше.
Но это не единственная тема. Проблем-то много было. У меня очень серьезная ситуация в городе. Ну, я думаю, что во всех городах-миллионниках она одинаковая. Это проблема, конечно, с невыплаченными ипотеками. Люди попадают в ситуацию, когда они строили планы надолго, брали ипотеку, покупали жилье, рожали детей. А потом ситуация в стране поменялась экономическая. И чуть-чуть совсем сдвиг произошел где-то, может быть, совсем немножко. Там лишились работы, там сократили, там бизнес кончили.
И все, человек не может платить ипотеку. Квартира в залоге у банка. У банка души нет. Причем крупные банки работают еще жестче. В какой-то момент просрочки, просрочки, просрочки – и потом просто семья оказывается на улице. Я видел ситуации, когда с тремя, четырьмя детьми люди оказываются на улице.
И вот здесь очень сложная ситуация. Мне непонятно, когда говорят «ипотечные каникулы». К бизнесу это не имеет отношения. У банка это бизнес. Вот у них бизнес. У них есть актив. Им надо от этого актива избавиться. Банки могут сказать: «Нет проблем, пусть будут ипотечные каникулы, но тогда рассчитайтесь с нами за этих людей». Государство, я думаю, на это пока не пойдет. И этих ситуаций будет все больше. Но с приема я каждый раз пытаюсь это как-то частным образом решать, потому что все равно знаешь управляющих банков, всегда можно договориться.
Потому что если ты лишил человека права на незнание, то любой серьезный мужик, каким бы он банкиром ни был, никто не захочет брать на свою совесть, что в контакте с твоим банком произошло то, что семью с тремя детьми выселяют на улицу и пойти им некуда. Поэтому когда человек лишается права на незнание, он, как правило, включается и находит какие-то механизмы. У банков тоже есть возможности: реструктуризация, еще что-то.
М. Максимова
―
Это если говорить о каких-то единичных случаях, правильно?
Е. Ройзман
―
Послушайте, эту историю системно не решить. Ее можно решить системно, но для этого надо сделать так, чтобы сняли, наконец, санкции, либерализовать законодательство, чтобы дышать бизнесу. И люди справятся сами. Ну, русские такой народ: если не мешать, то выстроится все. И жизнь показывает, что как только либерализуется законодательство, экономика прет вверх. Это как законы физики. Поэтому создать немножко другую ситуацию в стране – и оно само выправится. Но, вообще, это будет нарастать.
М. Максимова
―
То есть мы столкнемся с еще большей проблемой, которую решить в ближайшее время, насколько я понимаю, с вашей точки зрения, невозможно.
Е. Ройзман
―
Ее невозможно решить. В каждом частном случае можно побороться, договориться, попросить, уговорить, но системно – это только поднимать экономику. Ну и понятно, еще один момент. У нас люди брали до 20% ипотеку. Ну, в Швеции – это 1,5%, в Великобритании – 1,5%. Мало того, в Швеции в эти 1,5% еще входит страховка. Ну, на всякий случай, если вдруг ты лишишься работы. В Великобритании если студент берет ипотеку, у него кроме того, что 1,5%, еще льготный период существует для тех, кто берет ипотеку в первый раз. Ну, много. Все страны как-то заботятся о своих, стараются. У нас вот такая ситуация.
М. Максимова
―
Я, на самом деле, если отступить немножко от таких, может быть, каких-то общегородских проблем, хотя это, собственно говоря, проблема по всей стране, хотела вас попросить прокомментировать еще ситуацию необычную, которая произошла на выборах мэра Усть-Илимска, где победила домохозяйка. Вот что это такое? Это то, что местных жителей довели до какого-то предела?
Е.Ройзман: Граффити – бич современных русских городов, они бессмысленные и беспощадные, зачастую в центре города
Е. Ройзман
―
Послушайте, «Единую Россию» не любят. Я думаю, что ни у кого иллюзий нет. Ее не любят как явление. Ее не любят как партию, долго находящуюся у власти и которая делает стране только хуже и хуже. И это ни для кого не секрет. И когда выступает кандидат от «Единой России», против него с удовольствием голосуют. Ну просто никто не хочет голосовать за «Единую Россию». Там, где выборы честные, они бы там не набирали ничего. Им создают тепличные условия. Выносят всех сколько-то значимых кандидатов, как мы это видели в Приморье, в Хакасии, в Хабаровском крае.Выносят всех сколько-то значимых кандидатов. Вместо этих кандидатов набирают партии, у которых сильных кандидатов не зарегистрировали, и начинают таких клоунов, типа, как в свое время Малышкина ставил за себя Жириновский. Просто откровенных совершенно клоунов. Мало того, с ними договариваются. Смотрят именно таких, которые точно ничего не наберут. И вдруг эти люди, эти спойлеры, эти клоуны (ну, не в таком смысле слова; я не хочу никого обидеть) вдруг начинают выигрывать у «Единой России». Люди готовы голосовать… Вот пенек бы выставили, хорошо отполированный пенек, такой нормальный – за пенек бы голосовали. Вот, в общем-то, и все. И это происходит повсеместно.
И поэтому вот то, что придумал Навальный, вот это «умное голосование», это принесет «Единой России» очень много проблем. Посмотрим.
М. Максимова
―
А это не приведет к тому, что как «не умеете вы губернаторов выбирать – вот и не будете»? А в данном случае получается, оказывается, и мэров вы выбирать не умеете, не тех выбираете. Ведь наверняка же после такого голосования найдут какие-нибудь неправильные вещи, какие-нибудь недостатки, какие-нибудь ошибки, результаты могут аннулировать.
Е. Ройзман
―
Там немножко не так будет. В свое время выиграла Ширшина в Петрозаводске. Она честная, она порядочная, она ответственная. Но ее задушили мужики, Дума единороссов. Просто все мужики накинулись на одну нормальную бабу и втоптали. То есть весь Петрозаводск эту ситуацию наблюдал. Поэтому то же самое в Усть-Илимске. Тоже будет ситуация такая. Там Дума-то все равно единороссовская. И этой девушке придется не просто. И в конце концов всем будут говорить: «Вот вы неправильно голосовали. Она даже не умеет городом управлять».Но, с другой стороны, вполне возможно, что если ее люди поддержат… Смотрите, вот надо понимать одну вещь: чем отличается избранный человек от назначенного. Тот, которого избирали, он будет отчитываться перед своими избирателями, он будет отвечать перед ними, он будет на них опираться в сложной ситуации, он будет к ним апеллировать. А тот, кого назначили, он будет отвечать только перед тем, кто его назначил. То есть люди для него – это совсем уже другая история, побочная. Вроде все бы нормально, но вот так мешают немножечко.
Поэтому все равно будущее за выборами. Если мы хотим жить в нормальной стране, то у нас должны быть честные выборы. И честные выборы - это конкуренция всегда. Как только во власти появляется конкуренция, власть вынуждена расти, вынуждена учиться, вынуждена слушать. Как только нет конкуренции, власть загнивает. Что, в общем-то, мы сейчас в стране и наблюдаем.
М. Максимова
―
Как вы считаете, а власть вот этот сигнал услышала? И насколько она озадачилась, испугалась?
Е. Ройзман
―
Послушайте, это не сигнал. Это такой дружеский подзатыльник от народа. И сейчас они посмотрят, как это можно обойти, снивелировать и так далее. Но они сейчас эти подзатыльники будут получать постоянно, как мы, в общем-то, уже и видели.
М. Максимова
―
Означает это, что гайки еще сильнее тогда закрутят, чтобы избежать вот таких подзатыльников в будущем, как вы говорите, если их, соответственно, в ближайшем времени будет много. Хотя ближайшее у нас что? Сентябрь – самое масштабное, да?
Е. Ройзман
―
Поверьте, что они сейчас морщат лоб все вместе и ищут какие-то выходы из ситуации. Но в сентябре в Питере просто будут интересные выборы, потому что видно же, как Питер настроен к Беглову. И вот эти вот шаманские заклинания ВЦИОМа, что у Беглова какой-то рейтинг засчет уборки снега…Весь Питер видел, как город задохнулся от снега. Причем там снегопады были не бог весть какие. У нас такие снегопады всегда. Просто было продемонстрировано абсолютное неумение работать. Ну просто завален снегом город был, пройти невозможно. Так не бывает. Это же не блокада. То есть вся техника в руках. Просто неумение работать. Посмотрим, как это будет. Но мы должны понимать, что попытаются убрать всех сколько-то независимых кандидатов, всех сколько-то значимых, которые способны эти выборы выигрывать. Мы свою страну знаем. Увидим. Как люди отнесутся, как питерцы отнесутся.
М. Максимова
―
А, кстати, если говорить… Вы уже затронули ВЦИОМ. Сегодня как раз ВЦИОМ опубликовал очередной опрос. И посвящен он электронному голосованию на выборах, которое предлагают пока стартовать, соответственно, в Москве. И голоса, согласно опросу, в общем-то, если чуть-чуть округлить, разделились 50/50. Как вы относитесь к электронному голосованию? Есть ли у вас какие-то опасения на этот счет?
Е. Ройзман
―
Спросите лучше меня, как я отношусь к ВЦИОМу. ВЦИОМ и Росстат – это две структуры, которые будут обслуживать власть. Которые будут подгонять статистику, говорить, что все хорошо, заниматься специальным аутотренингом для власти, типа, у меня теплеют ноги, мне хорошо, я спокоен, я абсолютно спокоен и так далее. К этому всерьез относится нельзя. Но в каждой ситуации, что электронное голосование, что урны, все время надо смотреть, все время надо ждать подвох. И поэтому все сейчас смотрят очень напряженно, увеличивается ли возможность для вброса или уменьшается с интернет-голосованием. То есть у меня пока нет ответов.
М. Максимова
―
Но, скажем так, вы все-таки за то, чтобы провести подобный эксперимент или против? Ну, в нашей стране. Потому что, опять же, приводят примеры, потому что в каких-то западных странах и в соседней, условно, Эстонии это голосование есть, но в каких-то странах этого нет.
Е. Ройзман
―
Смотрите, на самом деле, если все делать по-честному, то, конечно, нужно такое голосование, когда приходят, фиксируются, бросают бюллетень в урну. Но у нас власть научилась это уже обходить. Уже в урну могут бросить не те, кто пришел, бросить все что угодно, могут прийти те люди, которые умерли давно и так далее. Я не знаю пока. Потому что попытаются и здесь что-то придумать. У меня нет никаких иллюзий по поводу сегодняшней российской власти, как, думаю, и у вас, и у тех, кто нас слушает. Поэтому что-то все равно будут изобретать. Наша задача – найти, как этому противодействовать. Увидим.
М. Максимова
―
Сейчас мы прервемся. Это «Личный прием» Евгения Ройзмана. Сейчас краткие новости.НОВОСТИ/РЕКЛАМА
М. Максимова: 22
―
33 в Москве. Продолжается программа «Личный прием». В студии Марина Максимова, по Скайпу у нас Евгений Ройзман. Напоминаю, что вопросы ему вы можете задавать, отправляя сообщение по СМС: +7 985 970 45 45; Твиттер-аккаунт @vyzvon. Все это работает. Ну и, соответственно, нас можно не только слушать, но и смотреть на Ютюб-канале «Эхо Москвы». И там работает чат. Приглашаю вас туда. Там вы тоже можете, соответственно, задавать вопросы Евгению Ройзману.Я прервала, на самом деле, Евгения на том, что спросила по поводу выборов мэра в Усть-Илимске. Ну, такая интересная вещь, которую мы обсуждали в течение дня. Вернемся все-таки к личному приему. Какие еще у вас были кейсы на этой неделе?
Е.Ройзман: Кого избирали, будет отчитываться перед избирателями. А кого назначили - отвечает только перед назначившим
Е. Ройзман
―
Приходили люди по коляскам. У нас есть одна очень серьезная проблема. Те, кому полужены инвалидные коляски… Стоимость у них зачастую больше 200 тысяч. И социальные службы говорят: «Мы не можем. Но вы купите за свои деньги, а мы вам компенсируем». Но компенсируют, как правило, тысяч 50. Поэтому огромное количество народа не могут приобрести эти коляски. Я сталкивался с людьми, которые годами не выходят из дома. Там есть еще один нюанс очень серьезный, что те колясочники, у которых есть коляски, у них в большинстве случаев нет пандусов.И когда начинаешь разговаривать с управляющей компанией, говорить, у вас такой дом, нет пандусов, они говорят: «Никаких проблем. Пусть люди проголосуют, что надо пандус, и мы сделаем. На подъезде, на доме деньги есть». И когда доходит до голосования, я сталкивался с ситуациями, когда в подъезде живет инвалид, а жители подъезда голосуют и говорят: «Нет, нам не надо пандус. Зачем? То есть это не наши проблемы. С чего вдруг мы на это будем скидываться?». И люди остаются без пандуса.
Но в таких случаях понятно, что можно частным образом решать, найти денег. Это вопрос, как правило, 30-50 тысяч. Редко, когда больше. Можно сделать пандус. Я таким путем всегда и шел. Но меня поражает, когда подъезд может проголосовать за то, чтобы не делать пандус в то время, когда человек не может выйти из дома. Это не разовая ситуация.
Ну а что касается колясок, у меня была история, которую я сейчас расскажу. Ко мне пришла девчонка, она маленькая такая, и у нее такой увесистый парень на руках, его Динар зовут. Я говорю: «А ты чего пешком ходишь? Что ты в руках его носишь?». Она говорит: «У меня коляска – 238 тысяч. У меня нет таких денег». И я об этом написал со злости. Причем написал я еще потому, что она очень сильно борется за своего ребенка. Надо понимать, что вот Германия вытаскивает 94% дцпшников, ставит на ноги; Япония – 95%. У нас же вообще ситуация такая, что у нас реально нет бесплатной реабилитации нормальной. Ну просто ее нет.
Если у ребенка ДЦП, как правило, отец всегда сбегает, потому что ну что мучиться, и мать тащит его одна. И вот пришла эта девчонка. Я говорю: «А что ты пыталась сделать?». Она говорит: «У меня была однокомнатная квартира на Новаторах, на Уралмаше. Я ее продала и сделала ему две операции – одну в Туле за 700 тысяч и одну за 900 тысяч в Германии». И у меня сразу к ней такое уважение, что она последнее отдала, ничего ни у кого не просила, продала квартиру и попыталась поставить его на ноги. И я об этом написал.
И тут же появился парень из Японии (Артур Шамахов его зовут, косметикой занимается). Он прислал хорошую коляску японскую. Причем легонькую, которая одним движением ноги вот так складывается. Приехал сам, при этом какие-то гаджеты еще парню привез. А потом нам стал собирать коляски и два груза по 100 колясок отправил. Они расходятся моментально. Но мало того, эта девчонка, ее Рафиля зовут, она с Динаром поехала в Москву. Их встретил Гоша Куценко, поселил у себя. И там парня сумели поставить на ноги. Немножечко трудно, но он начал ходить. И я понял, что в каждом частном случае что-то можно делать. И вот сейчас еще один груз колясок.
Причем собирают русские по всему миру, они в Японии концентрируются, и нам их потом отправляют. Они используются везде. Где-то бассейны, где люди с ограниченными возможностями ходят в бассейн, там нет этих колясок, не предусмотрено. Мы отдали в бассейны, в приемные покои. Постоянно люди приходят. Это такая проблема – коляска. Есть люди, которые из дома из-за этого не выходят. Ну, по коляскам возникла ситуация сейчас.
И очень интересная у меня еще одна ситуация была. Пришла женщина. Она жила… Знаете, есть вот такие дома двухэтажные, которые строили по всему Советскому Союзу пленные немцы. Эти дома хорошие, полнометражные. Пленные немцы у нас жили года до 57-го, до фестиваля, долго, отрабатывали. Но, с другой стороны, тоже, в общем-то, их никто ведь сюда не приглашал. Дома эти были достаточно добротные. Они полнометражные, они сколько-то крепкие. Ну, как получится: удачные, неудачные, разные есть. И вот, представляете, человек живет в таком доме: высокие потолки там по 3 с лишним метра.
И вдруг приходит компания застройщик и говорит: «Мы вас будем расселять. Мы вам предлагаем 2 200 000». Женщина говорит: «Послушайте, я свою квартиру ценю значительно дороже. Я считаю, минимум она стоит 4 миллиона. Если вы мне 4 миллиона предложите, я буду искать какой-то аналог». Они говорят: «Нет, не предложим». Пошли в суд. И суд провел экспертизу, причем при помощи этой компании. Квартиру оценили в 1 700 000. То есть она не получит сейчас даже 2 200 000.
Но это компания «ЛСР» и у них там достаточно серьезный представитель, вменяемый мужик, он депутат Городской Думы. Я ему расскажу эту ситуацию. То есть, может, он сам включится. Каждый раз, когда я сталкивался с компаниями серьезными – с «Брусникой», с «Атомстройкомплексом» – на личном уровне эти вопросы как-то удавалось смягчить.
Но проблема в том, что в стране просто отсутствует понятие частной собственности. Вот ты живешь, ты купил квартиру. Ты никого не трогал. Ты как-то прижился, сделал ремонт, у тебя рядом садик, рядом школа, работа. Выстроил жизнь. И вдруг приходят и говорят: «Не, мы здесь будем строиться. Давай уезжай». Ты говоришь: «Подождите. Куда? Как уезжать?», тебе говорят: «Давай-давай уезжай». И ты понимаешь в какой-то момент, что если ты не уедешь, подкупят твоих соседей, кто-то из соседей уедет, кому-то денег дадут.
А когда ты там останешься один, рядом поселят бомжей, дом будут руинировать, и ты будешь вынужден согласиться хоть на что-то. Мало того, если ты не соглашаешься, если, не дай бог, частный сектор (а частный сектор выгоднее всего расселять), если в частном секторе люди не соглашаются, их в конце концов поджигают. То есть просто чтобы не разговаривать, не возиться. Причем, как правило, руководство даже об этом не знает. Это какие-то другие люди наняты для такой работы. И это, конечно, очень плохо. И вот это именно отсутствие института частно собственности.
Е.Ройзман: По-честному надо голосование, когда приходят, фиксируются, бросают в урну. Но власть научилась это обходить
Ну, вот самый яркий пример – это реновация в Москве; то, что сейчас собираются сделать. Реновация, по сути, это понуждение к оставлению своего жилья в центре города и переезд на окраины, потому что у кого-то есть интерес. Ну, здесь то же самое, только маленький такой случай. Но я сталкивался много раз. Я видел, как расселяют такие дома. Представьте себе. Ну, хорошо, квартира стоит 2 200 000 аналогичная. Выдают человеку 2 200 000. Ему надо сначала купить квартиру, потом надо переехать, сделать ремонт, подготовиться, найти садик, найти школу, найти работу. Ну за что человеку так? Это частная собственность. Это должно быть незыблемо. Там надо по-другому разговаривать, договариваться, заинтересовывать.
Получается так, что заходит застройщик… Минимум любой застройщик зарабатывает 100%. Минимум. Так почему ты не хочешь, чтобы человеку было выгодно переехать? Ну просто отсутствие права частной собственности. Это, кстати, очень сильно душит и бизнес, и просто быт человеческий.
М. Максимова
―
По-моему, как раз в новостях как-то были какие-то истории, когда в Европе подобные ситуации были, там даже компенсации предлагали, не только выплачивали необходимую сумму. Но у нас, наверное, такого мы не дождемся.
Е. Ройзман
―
Но смотрите, это право сильного – это страшная вещь. И с людьми не считаются вообще. Это огромная проблема страны в целом, ну и крупных городов, где еще идет какая-то стройка. Причем у меня была история очень интересная. Мой товарищ, ну, с высшим образованием, серьезный парень, у него была возможность что-то построить. Он из бизнеса. И он попытался что-то построить. Какую-то точечную застройку ему там предложили, что-то воткнуть. А там люди собрались и говорят: «Мы не дадим строить. Это наш двор».И он пришел домой и ругается вслух. А у него мама пожилая, хорошая женщина, с высшим образованием. И он ругается вслух и говорит: «Вот эти лохи, они мне не дают строить. Все бы нормально, но вот эти лохи». А его мама так по плечу похлопала и говорит: «Сынок, спокойнее, я же тоже из этих же самых лохов». То есть такой урок преподнесла хороший.
М. Максимова
―
Тут вас Ирина спрашивает: «Добрый вечер, Евгений! Выскажете свое отношение к противостоянию жителей Екатеринбурга и Правительства области в отношении строительства храма на месте сквера в центре города». Вы знаете что-нибудь об этом?
Е. Ройзман
―
Я эту ситуацию знаю. Это очень серьезная конфронтация, которая продолжается между несколькими людьми, которые находятся близко к власти, с большой частью активных горожан. Там уже давно никто никого не слышит. И, конечно, это история очень спорная. И так, конечно, нельзя. надо с людьми договариваться. Надо по-другому презентовать проекты, надо по-другому разговаривать с людьми и в конце концов искать какие-то компромиссы и договариваться.Первый компромисс был, потому что этот храм хотели построить на воде. Но сопротивление жителей города очень серьезное. И это Екатеринбург. Ну нельзя ломать через колено. Все равно надо разговаривать. И все равно в конце концов надо будет друг друга услышать.
М. Максимова
―
Но варианты какие-то решения этой проблемы существуют? То есть это не мертвая точка?
Е. Ройзман
―
Нет, я боюсь, что это уже мертвая точка. И это противостояние не рассасывается.
М. Максимова
―
Хорошо. Я только еще раз напомню средства связи. Задавайте, пожалуйста, ваши вопросы Евгению Ройзману. СМС: +7 985 970 45 45, Твиттер-аккаунт @vyzvon, ну и чат в Ютюбе, где, соответственно, идет и видеотрансляция.
Е. Ройзман
―
Еще одна у меня очень интересная ситуация была. Как правило, у нас очень интересная функция бабушек. Причем даже не дедушек, а бабушек, потому что дедушки, как правило, долго не живут. Бабушки живут дольше. Непутевые матери, как правило, бросают внуков, особенно в сложных ситуациях, на своих матерей, на бабушек. Бабушки воспитывают внуков. Бабушка с внуками с какого-то возраста перестает справляться. Ее начинают стесняться, когда она в школу приходит, перед друзьями и так далее. С какого-то момента начинают просто стесняться, перестают считаться.И у меня очень много обращений, когда бабушки приходят и говорят: «Вот такая беда: не могу справиться. Мы с ним вдвоем». То есть отбился от рук. Сколько угодно. Но у меня была ситуация, когда у одной женщины дочь сложная очень была наркоманка. Она ей родила внучку и бросила на нее внучку. А потом внучка стала наркоманка, родила и бросила на бабушку правнучку. Мать найти не могут. Внучка сидит. И приходит прабабушка, которой далеко за 70, и у нее на руках правнучка. Она с ней живет, она ее воспитывает. И она не может на нее оформить ни опеку, ничего. Не дают, потому что у нее возраст. Ну просто не дают. Сложнейшая ситуация. Вот до такого доходит.
Но в связи с этим хотел рассказать одну очень приятную такую историю, настоящую. Какое-то время назад ко мне пришел парень, ему 23 года. Он живет вдвоем с бабушкой. У бабушки разрушен коленный сустав, разрушен тазобедренный, сумасшедшие боли совершенно. А он за ней ухаживает. Он закончил курсы, научился ставить уколы, ставит ей обезболивающие. Живет вдвоем с бабушкой. Мама умерла, и вот он живет с бабушкой. И когда он пришел просить за бабушку, я вдруг обнаружил, что это первый случай на нашей памяти, когда внук пришел просить за бабушку. Обычно все наоборот. Матери приходят за сыновей, бабушки приходят за внуков. Чтобы внук за бабушку – это первый раз.
Е.Ройзман: Посмотрел фото: хорошая фигура. Радоваться надо таким учителям. Поражает зашкаливающая степень ханжества
Я видел ситуацию, когда приходят за бабушку, когда бабушка – ветеран, квартира положена, пытаются выхлопотать, пока бабушка не умерла. Или ситуация, когда бабушку надо в дом престарелых сбагрить. А по-другому не бывает. И вот пришел этот парень. И ей на протезирование очередь на конец 2019-го года. И он хирургу говорит: «Подождите, у бабушки боли», А ему хирург говорит: «Слушай, да от боли еще никто не умирал». Вы представляете? И вот он пришел. Мы позвонили в ВОСХИТО, договорились. И очень интересно. Мы говорим (а там рядом): «Давай беги в ВОСХИТО».
Он умудрился вызвать такси, взял бабушку, чтобы лишних движений не делать, привез бабушку, сразу проконсультировали, договорились, положили на операцию. И для меня это такой приятный случай был, что парень сам помогает, содержит, сам уколы ставит. Просто вот такое доброе отношение к бабушке. Ему-то от этой бабушки ничего не надо. Просто потому, что он ее любит и бережет. И так душу согрел.
М. Максимова
―
Это здорово. Позитивная история. Конечно же приятно. Но вот не знаю, что касается воспитания, опять же, если возвращаясь к событиям сегодняшнего дня. Это история в Барнауле, где учительницу вынудили уволиться из-за фотографии в купальнике.
Е. Ройзман
―
Слушайте, меня это поразило. Я посмотрел эти фотографии в купальнике. У нее хорошая фигура, держится она хорошо. Радоваться надо, что такие учителя есть. Меня поражает вот эта зашкаливающая степень ханжества. Ну спросите у детей: «Нравится вам учительница?». Ну это же настолько замечательно, что она не боится, что она остается сама собой. И фигура нормальная. Чего прицепились?
М. Максимова
―
Скажите, а это что? Ведь это же уже не первый случай, да? И полгода назад было. Тогда своеобразный флешмоб устроили другие учителя, которые потом публиковали в соцсетях, соответственно, фотографии в купальниках. И тем не мене история повторяется.
Е. Ройзман
―
Марин, вот я считаю, что если бы все учителя этой школы сказали, что мы завтра на работу не выйдем, вот восстанавливайте как хотите. Но ее просто вот это давление, видимо… Она сама ушла.
М. Максимова
―
Она ушла под давлением, собственно говоря, руководства школы. Так говорится.
Е. Ройзман
―
Да. Если бы учителя просто за нее встали как за коллегу, потому что это с каждым может произойти… Может, кто-то завидует, может, у кого-то не такая хорошая фигура, может, кто-то боится чего-то. А вот так вот люди бы встали за нее или хотя бы родители учеников… Но если никто не встанет, так и будет всегда.
М. Максимова
―
А это наша какая-то черта? Возвращаясь к кейсу, про который вы рассказывали, по поводу пандусов в подъезде, что жители самого подъезда выступили против.
Е. Ройзман
―
Ну, я надеюсь, что это не так. Мне очень хотелось бы думать о том, что русские люди, на самом деле, добрые, сострадательные, отзывчивые. Я, в общем-то, с этим сталкиваюсь в жизни. Но бывают разные случаи. Поэтому мы о них и говорим.
М. Максимова
―
Спрашивают, с какими вопросами к вам можно приходить. И вот, например, Леонид пишет: «Как потребителям банковских услуг бороться с банками? Делают неправомерные начисления, подают нечестные данные в налоговую, и налоговая ни в чем не хочет разобраться». Что делать?
Е. Ройзман
―
Слушайте, ну, с налоговой вообще сложно. И особенно вот эти вот безакцептные снятия денег… Потом иди посудись с ними и походи. Но ситуация в стране такая, что все фискальные институты будут усиливаться и активизироваться. То есть все это будет направлено на сбор денег. Это такой момент финансового менеджмента: чем больше у людей будут забирать, тем меньше будет оставаться. Ну и так далее. Я думаю, что это совершенно осознанно. Вот этот вот фискальный гнет будет усиливаться, на самом деле. И справляться с этим сложно.
М. Максимова
―
Дмитрий Мезенцев спрашивает: «А как бороться с медицинскими центрами, которые вгоняют в кредиты пожилых людей?».
Е. Ройзман
―
Смотрите, я считаю, что эти центры к медицине имеют мало отношения. Как правило, они укомплектованы еще молодыми юристами. И все что касается здоровья, конечно, у наших пенсионеров, у пожилых к этому отношение бережное и трепетное, если к ним правильно подойти. Мне эта история не нравится. Я видел ситуации, когда создают нечто подобное и помогают брать кредиты. Это некрасивая, это нехорошая ситуация. Мало того, она всегда обеспечивается юристами.И люди пожилые потом, когда до них доходит, стесняются сказать, что попали в такую ситуацию. Они же в банке берут не в первую очередь. Они, как правило, сначала у знакомых занимают, еще что-нибудь. Потом обращаются в банк… Да ладно в банк, в «Быстроденьги» обращаются. То есть я видел, что людей кормят лекарствами на такие деньги сумасшедшие, которые в разы больше, чем их пенсия. Ну, это на совести каждого участника соревнования. Но, в принципе, здесь государство может регулировать при желании.
М. Максимова
―
Еще вопрос от Юрия: «Евгений, вы хорошо знакомы с бездорожьем. Почему эта власть с полной поддержкой армии не обращает внимание на эту проблему?».
Е. Ройзман
―
На самом деле, дороги делают. Дороги стараются делать. Но не до всего руки доходят. И проблема скорее в приоритетах. Приоритеты другие. То есть для тех, кто стоит у власти, им Сирия гораздо важнее, чем Россия; им Донбасс гораздо важнее, чем Центральная Россия, чем Русский Север. Я сейчас смотрю, в Сочи центр ухоженный. Видно, как сделали новые дороги. То есть огромная инфраструктура осталась от Олимпиады.Но я совершенно четко понимаю, что если 1% тех денег, которые были потрачены на сочинскую Олимпиаду, отдать на Русский Север, можно сохранить все. Можно сохранить замечательные вот эти памятники, заповедники Русского Севера. Один процент. То есть вопрос приоритетов. Или деньги тратятся на фейерверк, или они тратятся на свой народ.
М. Максимова
―
Все-таки с дорогами есть какая-то подвижка?
Е. Ройзман
―
Послушайте, дороги делают, стараются. Их делают медленно, их делают не очень хорошо. В конце концов нанимают тех, кто сделает дешевле. Понятно, что их стараются контролировать как могут. Но те, которых нанимают, они ищут любую лазейку тоже. С другой стороны, сейчас у всех городов появились возможности, если дорога плохо сделана в городе, то существует гарантия – им просто не заплатят денег. Как в прошлом глава города я таких ситуаций знаю достаточно.Но мы столкнулись еще с другой историей. Нам надо было класть новые коммуникации под Площадью 1905 года. Это брусчатка, которую клали пленные немцы в последний раз. Наняли фирму. Фирма очень серьезная, известная. И они положили плохо. Никто им не заплатил ни копейки денег. А когда начали разбираться, они говорят: «Послушайте, у нас нет людей, которые способны работать с колотым камнем. Ну просто нет специалистов». И вот этот вот ответ – «нет специалистов» – он будет звучать все чаще и чаще.
М. Максимова
―
Печальный прогноз. Но тут, на самом деле, наши слушатели возвращают к истории по поводу прабабушки, которая пытается добиться опеки над своей правнучкой. Это ситуация такая или как получилось, что из поколения в поколение, собственно говоря, воспитывается, получаются наркоманки? Это какая-то особая, индивидуальная история или все-таки это чуть шире?
Е.Ройзман: Сейчас у городов есть возможности, если дорога плохо сделана, существует гарантия – им не заплатят денег
Е. Ройзман
―
История очень частая. История классическая. Район такой. В этом районе у нас 76-й, 77-й, 78-й, 79-й, 80-й годы рождения не играли ни футбол, ни в хоккей ни на первенстве города, ни на первенстве области. Ни из кого было команды набирать. Район такой был. Это была наркокатастрофа. То есть мать зацепило. Потом дочь подросла – зацепило. Ну, тетка не сумела с этим справиться. Но сейчас не та ситуация. Я надеюсь, что здесь хотя бы у нее получится. Таких семей много. Вы что думаете, это единичный случай что ли? Наркотики же не разбирают – сын учительницы или дочь генерала.
М. Максимова
―
Если как-то просто динамику какую-то или охарактеризовать, вот ситуация сейчас с наркотиками, я имею в виду не с продажей, не с распространением, а с потреблением, она все-таки у нас в стране стала лучше или хуже? Или здесь как-то стоит такой статус-кво.
Е. Ройзман
―
Нет, у нас ситуация очень сильно изменилась. Со времен героиновой наркомании, где-то с 10-х годов ситуация начала меняться, возраст начал меняться, рынок начал меняться. Сейчас героина на этом рынке гораздо меньше в процентном соотношении. Сейчас идут совершенно иные наркотики. А в связи с тем, что вся торговля наркотиками ушла в интернет, то наркомания резко помолодела. И сейчас начало вовлечения – 11-12 лет. Причем начинают употреблять такие наркотики, которые невозможно употреблять, если ты не куришь. И сейчас, конечно, немножко по-другому надо выстраивать антинаркотическую агитацию, пропаганду и начинать с курения, потому что курение – все, это уже зона риска.
М. Максимова
―
То есть сигареты обычные.
Е. Ройзман
―
Да, конечно. Начинается с этого. Потому что человек, который не курит, курительные смеси употреблять не сможет: там слизистая сжигается, некомфортно будет. Первый шаг – это курение. Вот за этим надо смотреть. Если подросток начал курить – это первый сигнал. Поэтому ситуация поменялась. Смертности такой нет, как когда все было завалено героином. Но другие издержки. И токсикология забита этими подростками, которые употребляют курительные смеси, соли и так далее. И причем эти наркотики видоизмененные появляются постоянно новые.
М. Максимова
―
Можно успевать за этим или здесь какой-то бесконечный процесс, приостановить который…?
Е. Ройзман
―
Послушайте, объясняю. Это вопрос приоритетов. Вот недавно в Челябинске к пенсионеру… Он был обычный пенсионер, который не работал, получал пенсию. А потом стал работать, а получал ту же самую пенсию. Так ему пересчитали там 1500 в месяц. Получается, что государство теряло на нем 1500 рублей в месяц. К нему пришли 10 омоновцев с автоматами, группа захвата, в тяжелом вооружении, в бронежилетах, поставили его к стене. Так вот эти все 10 человек, они могли ловить наркоторговцев. А представляете, сколько борются в Сети, экстремистов ловят, сколько запрещают, митинги охраняют и так далее.Если бы система правоохранительная была не политизирована, а просто честно бы занималась своим делом, конечно можно справиться. Но они занимаются чем угодно, кроме непосредственной работы. И я сталкивался с честными людьми в этой системе. Они говорят: «У нас руки до работы не доходят, потому что то одно, то другое: то казарменное, то усиление, то еще что-нибудь». Вот так вот. Вопрос приоритетов. Можно справиться. Но когда в приоритете своя страна и ситуация со своими детьми, тогда понятно, что есть шансы. А если интересы то в Венесуэле, то в Сирии, то на Донбассе, то Крым, ну конечно не до своих дел.
М. Максимова
―
Все, у нас заканчивается время. 15 секунд осталось.
Е. Ройзман
―
Значит, несмотря на то, что что-то нам не нравится, вот все равно в конце концов все будет хорошо. Даже не сомневайтесь. Давайте, удачи вам всем! Доброго здоровья!
М. Максимова
―
Спасибо большое! Это был Евгений Ройзман и его «Личный прием». В студии была Марина Максимова. Спасибо! До свидания!