Евгений Ройзман - Личный приём - 2019-03-11
И. Воробьева
―
22 часа и 11 минут в столице. Всем здравствуйте! Это программа «Личный прием». Сегодня не называю время в Екатеринбурге, потому что сегодня мы в Москве оба. Оба - это Ирина Воробьева и Евгений Ройзман. Женя, добрый вечер!
Е. Ройзман
―
Здравствуйте!
И. Воробьева
―
Ну что, «Личный прием» как всегда рассказывает истории про людей и истории, которые случились и стали известны благодаря личному приему, который проводит Евгений Ройзман, но и в том числе реагируем на самые разные новости, которые узнаем. Можно смотреть нас в Ютюбе на канале «Эхо Москвы», писать туда в чат, задавать вопросы, а также можно присылать свои личные вопросы Евгению Ройзману на номер: +7 985 970 45 45. Первая тема, о которой хотелось бы поговорить, это запрет хостелов в жилых домах. Вообще, насколько хостелы нам нужны, насколько они вредны (как для города имеется в виду, конечно)?
Е. Ройзман
―
Смотрите, я, на самом деле, следил за прохождением этого законопроекта. Я отслеживал с того момента, как внесли. Потому что сразу же, как его только внесли, ко мне пришли люди, которые этим занимаются, для которых это бизнес, который кормит их семьи, и говорят: «Смотрите, вот у нас порядка тысячи мест размещения. Есть собственно 20 хостелов, порядка тысячи мест размещения. Места размещения – это мини-гостиницы, квартиры в найм и так далее. И 100 зарегистрированных малых предприятий. То есть нас, - говорит, - много. И вдруг вот этот вот закон. Он по нам по всем ударит».И я начал разбираться и вдруг обнаружил такую вещь, и сейчас могу сказать это с уверенностью: у меня за 5 лет не было ни одной жалобы на хостелы в жилых домах. Было огромное количество жалоб на притоны: притоны в подъездах, наркоманы собираются. Причем там, где наркоманы собираются (в притонах), там если какие-то облавы, там всегда находят пустые кошельки, какие-то часы, документы и так далее, потому что притон – это притон.
А на хостелы жалобы не было никогда. Причем у всех хостелов с участковыми всегда нормальные отношения – они не ссорятся ни с кем. Я позвонил Хованской и говорю: «Галина Петровна, для чего этот закон?». Она говорит: «Вот много жалоб». Я говорю: «Ну нет жалоб. Ну зачем вы рассказываете? Ни одной жалобы нет вообще. Я как глава полуторамиллионного города вам могу сказать, что жалоб нет на хостелы».
И. Воробьева
―
А в Москве были.
Е. Ройзман
―
И на 2 года этот закон притормозили. Судя по всему, еще он должен был как-то обработать Чемпионат мира по футболу (ну, институт хостелов). И теперь вернулись к нему снова. Все, хостелы в жилых домах запретили. Ну и не только хостелы, это коснулось много чего: мини-гостиниц и вообще вот этих мелких бизнесов, связанных с расселением. И я хочу сказать… Я думал об этом законе, разговаривал с участниками рынка. Две позиции. Первая, в чем я уверен: закон этот принимался по совершенно конкретным причинам. Этот закон принят для того, чтобы не допускать неконтролируемого перемещения молодежи по стране.Вот в первую очередь, я считаю, что закон принимался именно для этого. Точно так же, как закон об ограничении интернета принимается по одной причине – чтобы интернет в случае чего не служил средством быстрой коммуникации для молодежи. То есть эти люди до сих пор (они еще напуганы разными цветными революциями и так далее) интернета боятся так же, как в Китае. Они же мыслят категориями 70-х годов. И понятны их фобии. И вот этот закон принимался именно по этой причине.
Но там есть еще одно направление. Я думаю, что он предпринимался еще в пользу крупных гостиничных сетей. Но в любом случае он принят во вред людям, потому что это удар по малому бизнесу – раз, это отсекли возможность для внутреннего туризма, когда молодые уезжают на день, на два, на три по стране просто что-то посмотреть, всегда размещались в хостелах – это более-менее приличное размещение за очень небольшие деньги. Мало того, этим пользовались люди, попавшие в сложные ситуации, оставшиеся без жилья по самым разным причинам.
Я знаю людей, которые за собой следят, которым нужно обязательно ежедневно принимать душ, спать на чистом белье. Они не хотят опускаться. И для них возможность, они за день зарабатывают деньги, чтобы переночевать нормально в хостеле. Это дает им возможность сохранять свое человеческое достоинство. И это, на самом деле, может быть, для узкой категории людей, но для них сейчас это критично будет. Ну и конечно малый и средний бизнес в первую очередь. Много народу в этом задействовано. Вредный закон. Нелепый совершенно закон. И в очередной раз, на мой взгляд, закон, принятый от страха.
И. Воробьева
―
А почему ты сказал про вот это вот передвижение молодежи по стране… Ладно, почему интернет пугает власть, я понимаю. А почему вот это передвижение молодежи по стране власть должно пугать?
Е. Ройзман
―
Потому что студенты перемещаются так, как им надо. Это неконтролируемый особо процесс. Это возможность размещаться в чужих городах, жить в чужих городах, не ходить не регистрацию и так далее. То есть это тоже пугает. Ну, послушайте, мы все вышли из той страны, где была прописка.
И. Воробьева
―
Да.
Е. Ройзман
―
То есть это очень серьезно и без этого было просто невозможно. То есть это потихонечку возвращается. Отсекают все возможности какого-то неконтролируемого передвижения по стране. У меня нет иллюзий по этому поводу. Для меня это очевидно.
И. Воробьева
―
Удивительно, в европейских городах хостелы есть. Их много. Все, которые я видела, они в жилых домах находятся на первом этаже. Выглядят очень классно. По крайней мере, с улицы, – там есть такие хостелы, у которых большие витрины. Вот они как-то же там справляются. Я знаю, что в Москве были жалобы на хостелы, это правда.
Е. Ройзман
―
Ни разу не сталкивался. Ну вот я у себя не сталкивался ни разу.
И. Воробьева
―
Нет, в Екатеринбурге, возможно, не было.
Е. Ройзман
―
Я скажу вам, на что бывают жалобы. Вот жалобы бывают, когда у тебя пивной магазин в первом этаже, какая-нибудь «7 пятниц» или «Красное и белое». Вот на это бывают жалобы. Или пивоварня в первом этаже, где пиво разливают. Или что-нибудь подобное. Постоянные жалобы. Или у тебя нормальный дом, и вдруг на первом этаже ресторан китайской кухни – и они все с утра до вечера нюхают такие непривычные им ароматы. Это да, это куча жалоб. А на хостелы не было.
Е.Ройзман: У меня за 5 лет не было ни одной жалобы на хостелы в жилых домах. Было огромное количество жалоб на притоны
И. Воробьева
―
Вот такая история с хостелами произошла. Я напомню, что действительно Госдума приняла законопроект этот о запрете хостелов уже в третьем чтении, поэтому это уже останется только одобрение Советом Федерации.
Е. Ройзман
―
Ирин, я знаю, ассоциация хостелов очень большая. Это народ нормальный, они все молодые, продвинутые. Они сейчас попытаются как-то выйти на Совет Федерации и попросить, чтобы не подписывали или отсрочили. Два года им дали дышать. Потому что это начиналось в 16-м году, им дали дышать два года. Они надеются, что, может быть, еще кто-то…ну, голос разума какой-то проявится.
И. Воробьева
―
Ну, вот такая история. Притом что на самом деле история с этим законом еще же интересна тем, что это одни хорошие люди против других хороших людей. Потому что Галина Хованская, согласись, большой специалист, эксперт ЖКХ и она защищает тоже людей.
Е. Ройзман
―
Слушайте, мне очень обидно, что именно она в этом принимала участие, потому что я, на самом деле, ее знаю и люблю. Она одна из лучших специалистов в стране по этой теме. Но моим глазам свидетелей не надо. Я знаю все основные темы, по которым приходят. Так вот, по хостелам не приходили ни разу. Но я хочу сказать еще одну интересную вещь. Это связано с психологией жителей. Я столкнулся с такой вещью, что когда в первом этаже находится аптека, парикмахерская, еще что-нибудь, жители потихонечку начинают думать, что им от этого ничего, а кто-то зарабатывается деньги.Обязательно в доме кто-нибудь находится, кто к этому относится болезненно, что кто-то зарабатывает деньги. Начинаются всяческие препятствия, начинают делать заборы таким образом, чтобы клиенты не могли подойти к аптеке или к парикмахерской, или к салону красоты, или еще к чему-нибудь. Сплошь и рядом. А люди – владельцы своей территории. Они вроде как могут себе позволить. Они с удовольствием отсекают малый бизнес.
Мало того, я столкнулся с еще более болезненной ситуацией. Строили новый дом. И люди, который собирались там кто-то пекарню, кто-то еще что-то, покупали помещения в первых этажах. Так вот, когда этот дом был построен, жители так поставили забор, что никто не мог подъехать. И они говорили: «Мы в своем праве. А зачем нам?». Им говорят: «Понимаете, люди вложили деньги, купили помещение на первом этаже». Они говорят: «Ну и что? Мы вот поставим забор, потому что мы имеем право». И такие ситуации очень сложно модерировать. К сожалению, до сих пор к бизнесу отношение негативное. Его накачивали 70 лет и потом продолжали накачивать вот такое отношение к бизнесу.
Вообще, к людям, которые зарабатывают деньги, существует некое предубеждение. Может быть, это инерция, оставшаяся от советской власти. Может быть, это какие-то личные качества. Но тем менее это имеет место. Вообще, заниматься бизнесом в России – это не самая сладкая история. Ну, честный имеется в виду бизнес.
И. Воробьева
―
Безусловно, да. Но тут тоже надо, конечно, понять жителей, потому что, правда, откроют какой-нибудь круглосуточный магазин на первом этаже, и дальше просто страшно возвращаться домой, например.
Е. Ройзман
―
Мне доводилось очень много модерировать эти ситуации, сажать всех за стол, разговаривать, уговаривать, договариваться. Ну, этим необходимо заниматься, объяснять людям, потому что можно договориться, можно пойти друг к другу навстречу. Но это каждый раз очень непростая история, если некому разговаривать и договариваться. Ну, рушатся бизнесы.
И. Воробьева
―
Тимофей тут пишет нам: «У нас в подъезде на одном из верхних этажей квартира для встреч. Вот против чего закон надо». Квартира для встреч – подозреваю, это бордель.
Е. Ройзман
―
Да, есть такие бордели. Есть бордели в виде саун. Есть бордели в виде массажных салонов. Ух у меня была веселая история в Екатеринбурге. Я обязан ее рассказать.
И. Воробьева
―
Так-так.
Е. Ройзман
―
У нас был какой-то съезд «Единой России». Ну такой серьезный, настоящий съезд «Единой России». А там был начальник райотдела – хороший, серьезный мужик. Ему говорят: «Ты что, тут будет съезд! Сейчас все приедут, на твоей территории в гостинице будут жить. Смотри, чтобы у тебя там все в порядке было». А он человек такой армейский, он понимает, раз все в порядке… Он собрал всех проституток и выгнал их за 101-й километр и за 201-й тоже. И очень довольный.Тут эти красавцы заселяются в гостиницу и начинают: «А где удовольствия, удобства и все такое?». А им говорят: «Дык а нету». Они говорят: «Что значит нету? Как это нету?». Этого начальника дергают среди ночи и говорят: «Ты чего натворил? У нас столько гостей! Где услуги? Где удовольствия?». Так он бегал за этими проститутками, всяко их уговаривал. А те еще кочевряжились: не поедем, типа, обратно.
И. Воробьева
―
Понятно дело – обиделись.
Е. Ройзман
―
То есть это подлинная вот такая история была лет, наверное, 10-12 назад, сейчас уж не помню. Но это вот такая история была. Поэтому в городах есть все эти услуги, называются они по-разному. Но они имеют место. Вот эти салоны жителям, как правило, досаждают. Потому что если там какая-то аптека, они могут сказать: «Мы вам, жителям дома, будем делать скидку, чтобы вы к нам хорошо относились». Если там что-то шумное, они говорят: «Знаете, мы вам всем пластиковые окна поставим, домофон, еще что-нибудь». Но если у них там массажный салон, они же не могут всем этим пенсионерам сказать: «Приходите, мы вам сделаем скидку».
И. Воробьева
―
Ну, наверное, не могут. Хотя попытаться можно, в принципе, и такое.
Е. Ройзман
―
Такой интересный ход маркетинговый, да? По квартирам в хрущевке и сказать кому надо. Представляешь, пожилая старушка, ей говорят: «Знаете что, вот у вас муж придет, если что, вот имейте в виду».
И. Воробьева
―
Да, мужу передайте.
Е. Ройзман
―
Скидочный талон. Да, да, да.
И. Воробьева
―
Ой, ужас какой. Вот завершая эту тему, вопрос от наших слушателей. Полинер пишет: «В нашем доме в нашем подъезде был общий вход с нотариальной конторой». То есть, казалось бы… – «И невозможно было зайти в лифт. Его превратили вообще в неизвестно во что».
Е. Ройзман
―
Да. В таких случаях, конечно, нужен отдельный вход. И вот здесь надо договариваться. Я видел ситуации, когда тренажерный зал договаривался с жителями, и когда они поднимались наверх, делали звукоизоляцию, ставили окна. И договаривались, договаривались, договаривались. Всем давали скидки. И они устояли в этом доме. У них получилось.
И. Воробьева
―
Молодцы.
Е.Ройзман: К людям, которые зарабатывают деньги, существует предубеждение. Может, это инерция от советской власти
Е. Ройзман
―
Бывает такое, да. Зависит от отношения.
И. Воробьева
―
Ну, у нас в этом смысле, конечно, как закон выглядит, так и все. И все только тычут бумажками и говорят: «Мы имеем право, а вы ее имеет право». Ну вот, теперь хостелы. Хотя еще подождите. Еще есть Совет Федерации, еще есть Президент. Хотя, честно сказать, мало позитива в отношении у нас там в сообщениях.
Е. Ройзман
―
Ирин, ну, это уже еще одно серьезное ограничение.
И. Воробьева
―
Да, безусловно. Но вот меня, честно говоря, очень так, – я об этом не думала никогда, – впечатлила история про людей, которые за день зарабатывают деньги, чтобы поспать не на улице.
Е. Ройзман
―
Сплошь и рядом. И вы знаете, я с этими людьми сталкивался не раз. Я не могу сказать, что прослойка, но такие люди есть. И они борются за то, чтобы не уйти на ступеньку ниже, чтобы оставаться социализированными, чтобы утром выходить из душа. Это заслуживает уважения.
И. Воробьева
―
Это очень важно, да. Я согласна.
Е. Ройзман
―
Ситуации бывают в жизни разные. Для меня вот эта вот история с волгоградским депутатом, который сказал, что 8 тысяч пенсия только у нищебродов. Как-то он нехорошо, вообще некрасиво сказал. Один там умудрился… Кто там? Из «Ростеха» кто-то сказал, что эти в хрущевках живут – это скотобаза там.
И. Воробьева
―
Да, да, да.
Е. Ройзман
―
Ну, это, в принципе, он ровесник наших родителей. Другой сказал, что по 8 тысяч пенсия…
И. Воробьева
―
«Тунеядцы и алкаши получают по 8 тысяч пенсию».
Е. Ройзман
―
Да. Я хочу сказать, что вот у нас пенсия минимальная в регионе – 8 800. Эту пенсию получают медсестры, санитарки, нянечки, повара и многие, многие, многие другие, которые отработали всю свою жизнь. У нас богатый город, богатый регион. И для нас пенсия тысяч 14 – это уже говорят: «Ну, приличная пенсия». Ситуация может в любой момент поменяться так, потому что жизнь – это вещь такая. Ты можешь всегда оказаться на месте тех, над кем ты смеялся. Этого нельзя делать просто.
И. Воробьева
―
Да, безусловно, жизнь бывает разная. Поэтому здесь, конечно, надо, мне кажется, аккуратно. Хотя, с другой стороны, в последнее время чиновники вообще не следят языком совершенно и все больше и больше ненавидят нас.
Е. Ройзман
―
Слушай, я тебе скажу, не то чтобы не следят за языком, они так думают. Просто они проговариваются. Просто у человека, у которого все хорошо, он не может понять человека, у которого в данный момент не все хорошо. И не всегда это зависит от человека. Столько факторов! Такие случаи бывают в жизни, что…
И. Воробьева
―
Ну вот, на самом деле, про случай и про долги, и про самые разные ситуации в жизни тоже сейчас поговорим, потому что не первый раз уже затрагиваем эту тему – долги за ЖКХ. Они огромные. Они по всей стране огромные. У некоторых людей просто какие-то безумные цифры. И понятно, что эта семья в такой ситуации эти деньги никогда не заплатит.
Е. Ройзман
―
На самом деле, такого много. Где-то на лето 18-го год совокупные долги были порядка полутора триллионов в России за услуги ЖКХ. Я думаю, что сейчас подросли значительно. Просто, по 19-му нет еще цифр по текущей ситуации. На самом деле, много историй, когда люди совершенно честно работают, выбиваются из сил, платят деньги за жилье. И они просто не вписываются. У них не получается. У них копится, копится, копится. Потому что бывают ситуации, когда есть более важные траты. То есть реально есть более важные траты. Когда у тебя вопрос, в чем ребенок пойдет в школу, ты вздохнешь, в какой-то момент не заплатишь, постараешься что-то купить.Ко мне раз в полтора года приходит девчонка одна, я ее знаю давно. Нормальная, социализированная, с высшим образованием. Ну, сын у нее растет. А когда ребенку, парню – 12-13-14-15, на него денег уходит, как на взрослого. А она работает одна. И вот они вдвоем. Живут они в обычной двушке. Но она не справляется, ей не хватает денег, и у нее постоянно подкапливается. Ну, у меня добрые отношения с управляющей компанией – я как-то договариваюсь, прошу, чтобы не отключали. Но вот с отключениями случаи бывают просто какие-то термоядерные. У нас последняя ситуация. На днях буквально позвонила девчонка.
В районе Сортировки двушка, 43 метра. Три человека прописаны: самая Светлана прописана, бабушка ее 82-летняя и сын. И сын когда родился, у него астма тяжелая и он обучается на дому. Куча лекарств, куча ингаляторов, куча всего. Она работает одна. У бабушки пенсия – 12, у этой зарплата – 12. А сыну инвалидность не дают, потому что сложно сейчас получать инвалидность. Мужа нет. Она никогда его и не записывала, не искала. Она говорит: «Ну, я где-то знаю, но он не работает, у него нет денег». И вот у них 24 тысячи на троих. Плюс сын болеет. Мало того, она не боится никакой работы – она работает уборщицей.
Работает уборщицей по той причине, что у нее есть возможность всегда ухаживать и за бабушкой, и за сыном. Ну вот жизнь так распорядилась, так бывает. Нормальная девчонка. Мало того, у нее есть брат, а брат помогать деньгами ей не может. Так брат ей дает машину – и она еще время от времени на машине таксует.
И. Воробьева
―
Класс!
Е. Ройзман
―
И вот у нее накопилось долгов за эти годы 400 с лишним тысяч по квартире. Она готова платить все, но она готова платить копейки, и у нее накатывает, накатывает и накатывает. У нее была рядом там коммунальная авария, и у них перекрыли воду. Просто авария, перекрыли воду. И вот они сидят с перекрытой водой, а тут приходит управляющая компания, отрубает свет.Мало того, что отрубают электричество, они еще вешают вот такой амбарный замок на щиток, чтобы сам его никто не включил. Представьте себе, нет воды, нет света, дома двое лежачих и один работающий. Ну вот просто сложились так обстоятельства. Понятно, что поможем сейчас, как-то договоримся. Но вот такая ситуация.
И. Воробьева
―
Кошмар какой! Мы вернемся в программу буквально через несколько минут. Никуда не уходите. «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Вернемся скоро.НОВОСТИ/РЕКЛАМА
И. Воробьева
―
22 часа 34 минуты в столице. Продолжается программа «Личный прием». Евгений Ройзман, Ирина Воробьева. И мы продолжаем. Ну что, выпуск новостей был специально для нас, потому что глава Федеральной антимонопольной службы Игорь Артемьев в одном из интервью сказал, что большинство россиян переплачивают за предоставляемые им услуги ЖКХ больше чем в 2 раза. Отчего мы удивляемся, откуда такие долги.
Е.Ройзман: Мало того, что отрубают электричество, еще вешают амбарный замок на щиток, чтобы никто не включил
Е. Ройзман
―
Понимаете, очень много народу, который ходит и доказывает, что они переплачивают. Но управляющие компании эта ситуации устраивает. И тех, кто во власти, эта ситуация устраивает. И поэтому люди не могут достучаться. Ну если уже руководитель ФАС сказал… В принципе, это вот для прокуратуры. Ну сразу же для прокуратуры вот это заявление руководителя ФАС. Все, прокуратура сейчас должна сделать предписание, пересчитывать тарифы, если руководитель ФАС говорит, что вдвое переплачивают.
И. Воробьева
―
Просто чтобы закрыть эту тему, я хочу привести цитату Артемьева полностью. «Граждане в большинстве своем по большинству коммунальных позиций давно переплачивают больше 100% себестоимости. И все эти разговоры, что мы какие-то убогие и не доплачиваем этим коммунальным монстрам, – все это чушь собачья», - сказал Артемьев.
Е. Ройзман
―
Все. А вот теперь требуется какое-то продолжение. Это сказал государственный чиновник, у которого в руках находится вся информация. По сути, это готовое заявление в прокуратуру.
И. Воробьева
―
Ну и чтобы еще сразу остаться в новостях, просто, правда, как будто выпуск новостей был для нас. Действительно, вы сейчас слышали, что была опубликована статистика. Но это территориальные органы статистики, не Минздрав и Росстат пока что. Но тем не менее, по этим данным число смертей от ВИЧ, в общем, регионы лидеры сменились – Кемеровская, Иркутская и Свердловская области. Ну, в Кемеровской области какая-то жуткая вообще история.
Е. Ройзман
―
В Кемеровской области 65 человек на 100 тысяч умерло от ВИЧ. В Свердловской области – 38. Но, на самом деле, близко все регионы – там Саратовская, Самарская, многие другие. Везде, где шел наркотрафик; везде, где шел героин – ситуация такая. В Свердловской области еще ситуация усугубляется тем, что там находится Верхняя Салда…
И. Воробьева
―
Что находится?
Е. Ройзман
―
Верхняя Салда.
И. Воробьева
―
Это что?
Е. Ройзман
―
Маленький богатый городок, куда в свое время, в конце 80-х, просто приехала одна семья ВИЧ-инфицированных. Они были наркоманы, они создали притон у себя. В те годы еще не кололись одноразовыми шприцами. Они заразили огромное количество народу. Это целый очаг такой был. На самом деле, в стране эпидемия ВИЧ. Вот не надо питать никаких иллюзий. Мало того, обратите внимание, сейчас прозвучало вслух, что от ВИЧ в Кемеровской области умерло больше, чем от убийств; больше, чем от отравления алкоголем. А у нас в Свердловской области умерло больше, чем от убийств и самоубийств.
И. Воробьева
―
Это во всех трех регионах, на самом деле, смертность от ВИЧ больше, чем…
Е. Ройзман
―
Нет-нет, там немножко разное. Там самые серьезные цифры – это, конечно, Кемеровская область. Это больше, чем от убийств, самоубийств, отравлений алкоголем вместе взятых.
И. Воробьева
―
И от ДТП.
Е. Ройзман
―
И от ДТП еще, да. То есть это такой бич России. На самом деле, есть регионы, где удалось как-то снизить. Но чтобы хоть как-то снизить, нужно чтобы все получали терапию. Человек, который вовремя получает терапию, у него инфекционная нагрузка спадает, его не отличить от здорового. Это очень важно. Это основной момент. Но перед этим надо обязательно знать свой ВИЧ-статус. И вот это должна быть пропаганда властей.То есть это надо ставить билборды, надо обращаться к жителям, надо давать возможность анонимно и очень быстро сдавать анализы, тестироваться. То есть знать свой ВИЧ-статус – это первая позиция. Второе – это получать терапию. И третий пункт – это смотреть, чтобы от зараженных матерей не передавалось детям. Но у нас нормальные позиции, почти как на Западе. Ну и конечно самое главное, ну, для детей – это все равно половое воспитание, это учить пользоваться презервативами. Но не дадут.
И. Воробьева
―
Очень скреп мало.
Е. Ройзман
―
Отношение к этому… Да. Потому что считают, что если в школах будут рассказывать об этом и показывать, как пользоваться, и раздавать – это плохо. А если в гаражах пацаны расскажут – дык нормально.
И. Воробьева
―
Ну, безусловно. Тут все когда услышали историю с ВИЧ, конечно, начали писать, что в регионах просто не хватает лекарств.
Е. Ройзман
―
Конечно не хватает. На самом деле, вот на это бы денег хватило. Вот это вопрос к власти. Это вопрос приоритетов. Я считаю, что, на самом деле, у Президента, у Правительства должен быть один критерий – сохранение своего населения. Вот здесь мы видим, что ни Правительство, ни Президент своих функций не выполняют в данном случае.
И. Воробьева
―
Возвращаясь к семье, о которой рассказывали до перерыва, с жуткими долгами за ЖКХ и вот этим всем отключением. Там как-то можно им помочь, если я правильно понимаю?
Е. Ройзман
―
Ну, смотрите. Она обратилась к нам, в Фонд Ройзмана. Кому интересно, в любом поисковике наберете «Фонд Ройзмана» - всегда увидите. Светлана девчонку зовут. Вызывает уважение то, что она сопротивляется. Она не жалуется, она сопротивляется. И она обратилась только по той причине, что уже все, накопилось. Понятно, что мы по ребенку там поможем.С управляющей компанией, там порядочный мужик возглавляет, мы сумеем с ним договориться, чтобы долгу рассрочку, чтобы реструктурировали где только можно, пошли навстречу. Потому что я сталкивался с директорами управляющих компаний, когда они увидят ситуацию, когда она для них не обезличенная, когда они видят этих людей, которым действительно хоть ложись и помирай, как правило, идут навстречу. Поэтому я думаю, что справимся. Но кто захочет поучаствовать – посмотрите.
И. Воробьева
―
Я, просто, естественно, зашла на сайт, я не могла не зайти сразу же на сайт Фонда Ройзмана. Может быть, есть еще какие-то истории от Фонда Ройзмана? Потому что людям тоже интересно.
Е. Ройзман
―
Слушай, мы эти истории время от времени публикуем. Но историй столько, что Шекспир бы обзавидовался. Я расскажу, если будет интересно.
И. Воробьева
―
Хорошо. Еще из новостей, о которых мы очень хотели поговорить, это история про такую инициативу отбирать автомобили у водителей, которых за пьянку поймали. За рулем, безусловно, пьянка.
Е. Ройзман
―
Слушайте, на самом деле, я вообще к любым инициативам Госдумы отношусь с большей настороженностью. Вот это тот самый случай, что я бы поддержал. Потому что я считаю, что пьяный за рулем – это убийца. Причем убийца, который способен убить от одного и более и непонятно какое количество человек. Машина – это средство повышенной опасности. И я считаю, что можно разрабатывать закон. В Белоруссии он действует. У нас немножко не та ситуация. У нас отнимают права за пьянку. Если ты без прав попадаешь снова, то у тебя штраф 30 тысяч рублей и машину должны у тебя забирать на штрафстоянку и выдавать тебе только тогда, когда у тебя кончится срок лишения прав.Ну, я считаю, на самом деле, что машину надо отнимать сразу и лишать человека права управлять машиной пожизненно. Потому что многие ездят без прав. В деревнях, если права отняли, будут ездить без прав. Гоняют без прав, точно так же пьяными выезжают. В маленьких городах это будет. Да и в больших это будет тоже. Поэтому если машину отнимают, ездить будет не на чем. Вот здесь тот самый случай, что надо относиться абсолютно безжалостно. Последний случай, помните историю: вылетел на БМВ на Невском проспекте…
И. Воробьева
―
Да.
Е. Ройзман
―
Сбил американца с девчонкой, наших сбил. Ну просто был пьяный. И таких случаев, когда выносят целую остановку или на пешеходах собирают людей. Ну, особенно меня задевает, когда несколько раз ловили судей федеральных пьяных.
Е.Ройзман: В Кемеровской области 65 человек на 100 тысяч умерло от ВИЧ. В Свердловской области 38. Близко все регионы
И. Воробьева
―
И прокуроров.
Е. Ройзман
―
И прокуроров. Которые сразу же начинают пугать. У этих-то надо просто с запретом занимать должность пожизненно отнимать транспорт. Вообще, я считаю, в этом случае пьяный за рулем – это преступник. Вот здесь никакого снисхождения не должно быть.
И. Воробьева
―
Пьяный за рулем – это преступник. Тут я согласна. Но боюсь, что, конечно, в реальности такая инициатива либо не пройдет, либо претерпит ряд изменений. Ну, много изменений. Потому что, конечно, за руль твоей машины мог сесть сотрудник мойки, ТО, еще чего-нибудь. А если машина на юридическое лицо, в этом смысле сложно.
Е. Ройзман
―
Нет, стоп, стоп, стоп. Это значит машина была угнана или ты доверил человеку, которому не имел права доверять, или это взяли без спроса. Не, не, не. Я думаю, что здесь можно отработать этот закон. И я бы с удовольствием его поддержал. Ну, белорусы во всяком случае это сделали.
И. Воробьева
―
А вот тут внезапно спрашивает Алексей про беспилотные автомобили. Как ты относишься, если вдруг человеческий фактор можно будет убрать просто?
Е. Ройзман
―
Слушайте, в силу того, что мы сейчас немножко отстаем от мировых трендов, все испытания проводятся на чужих территориях. Очень внимательно за этим слежу. И в конце концов здесь у нас будет возможность уже взять готовое, взять лучшее. Поэтому смотрим.
И. Воробьева
―
Хорошо. Будем посмотреть. Нет, подождите, как же… Будем наблюдать, конечно же, как говорит Алексей Венедиктов. Что касается пьяных за рулем и того, что происходит дальше. Беда заключается в том, что действительно человек калечит и убивает людей, которые совершенно никакого отношения к этому всему не имеют. То есть это не люди, которые сели к нему в машину, а люди, которые случайно погибли.
Е. Ройзман
―
Для понимания. До 2000 человек в год сбивают насмерть сбивают люди, лишенные прав. И порядка 15 тысяч раненых остается. Вот просто масштабы происходящего.
И. Воробьева
―
Ну и в итоге самое несправедливое, наверное, это когда человек садится за руль, совершает какое-то жуткое преступление, то есть сбивает кого-то, оставляет кого-то инвалидом или люди погибают, а дальше, как правило, такого водителя, я не помню, чтобы очень сильно наказывали за это все.
Е. Ройзман
―
Послушайте, в России, на самом деле, это самый какой-то легкий и простой способ убийства. То есть сбивают человека, сбивают двух человек – дают условно потом или освобождаются по УДО.
И. Воробьева
―
Отсрочку.
Е. Ройзман
―
Да. И в России в этом плане это самый простой способ убить человека – задавить его на машине. Потом – раскаяться. Вообще, надо понимать, машина – это средство повышенной опасности. Ты же неадекватному человеку никогда не выдашь оружие. Если ты увидишь, что он пьяный, постараешься обезоружить. Здесь ровно то же самое.
И. Воробьева
―
Ну да. В этом смысле, конечно, тут много есть с чем сравнивать. +7 985 970 45 45 – это телефон для ваших вопросов и ваших комментариев для Евгения Ройзмана. Можете написать, спросить. Я сейчас еще в чате посмотрю. Вот Василий нас поправляет, пишет: «Будем наблюдать – у Венедиктова. А у Ройзмана – будем помогать». Мне кажется, хорошо. Вот нам Алексей из Минска пишет, что в Белоруссии действительно это действует. Но пьяных за рулем все равно достаточно, к сожалению.
Е. Ройзман
―
Мне очень нравится в Белоруссии. Я часто бывал. И даже по сравнению с Россией, ну, может, я ездил еще по глубинке, я видел пьяных днем, причем пьяных, шатающихся вдоль заборов. И мне это напомнило время моей молодости, как я жил в Свердловске. То есть сейчас такого меньше, во всяком случае в центре города. И вообще, я Белоруссию люблю, хорошая страна и очень чисто там.
И. Воробьева
―
Я вот не очень люблю. Ну, Белоруссия не любит меня, понимаешь. Они меня как посадили тогда по административной статье, так больше и не любят. И мне приходится тоже не любить. Хотя мне там очень нравилось, она была очень красивой. Так, еще про пьянство за рулем вопрос. Видишь, что человек сел пьяный за руль, что делать – звонить в ГАИ и доносить на него?
Е. Ройзман
―
Слушайте, это не доносить. Если ты видишь, что пьяный с оружием идет по улице, нормально тебе позвонить в полицию? Я считаю, что нормально. А если ты видишь, что пьяный сел за руль, а чем это отличается? Другое дело, что у нас очень много людей, начиная со сталинских времен, прошли через лагерь и каторгу. И отношение к власти соответствующее. И вроде как позвонил – значит сдал. Относись по-другому. Позвонил – значит кого-то спас.
И. Воробьева
―
Арат нам пишет, что ответственность водителей должна быть простой, как и любых виновников травм – обеспечение излечения пострадавших.
Е. Ройзман
―
Вот очень разумные слова. И я хочу рассказать короткую историю, которая в свое время меня просто поразила. Лида Савенцева, такая девчонка хорошая была в Тагиле. Маленькая девочка, родилась с ДЦП. Ну, у нее одна нога проблемная была, рука она. И отец не ушел из семьи. Потому что часто, когда дети рождаются с ДЦП, отцы уходят. Нет, включились все – мать, отец. Занимались всем: возили к Илизарову, ставили аппараты, занимались реабилитацией, вкладывали туда все деньги.Она с ДЦП научилась играть на фортепиано, 5 лет ходила в музыкальную школу. Потом поступила в университет в Екатеринбург, приехала девчонка. Участвовала в паратриатлоне, тренировалась, плавала, бегала. То есть просто себя выстраивала. И в 13-м году родители говорят: «Ну хоть приедь, покажись». Ну замечательная девчонка. Все любили ее. Приехала в Тагил, стояла на остановке. И какая-то молодая дура просто ехала и въехала в остановку – и ее сбила. Сбила и переломало ей в нескольких местах здоровую ногу. Все зашивали, вся изломанная, все снова начали. Отцу 48 лет, во сне инфаркт, умер. Ну. переживал. Мать одна с ней. То есть все снова начали.
Ну, мы занимаемся там. Несколько раз с реабилитацией помогли. Но надо заниматься еще. А эта получила условно. Она говорит: «Я перепутала. Ну, бывает всякое. Перепутала газ и тормоз». Я, на самом деле, всю жизнь за рулем. Я не понимаю, как можно перепутать тормоз и газ. Это две разные педали. Их не перепутать физически.
И. Воробьева
―
Я тоже не понимаю. Нет, ну ладно, начинающий водитель еще может, но человек, который давно за рулем…
Е.Ройзман: Не может трезвый человек сидеть в машине с пьяным водителем. Не должен вообще с места трогаться
Е. Ройзман
―
Но вынесла остановку, сбила, изуродовала девчонку. И ей присудили условно и 600 тысяч выплатить. Причем эти деньги были скромные. Это действительно на восстановление, на больницу, все заново начинать. Она говорит: «У меня нет денег» и не стала платить. И никто с нее ничего получить не может. И все. И таких ситуаций море, на самом деле. И вот эта вот безответственность, вот такое отношение к чужой жизни, чужой судьбе. Понятно, что мы все, что надо, все равно будем стараться помогать. Но вот такая ситуация. И таких ситуаций, к сожалению, много.
И. Воробьева
―
Да. Но вот тут у нас сразу начинают писать: «А что-нибудь позитивное будет в вашей программе?». Будет. Обязательно будет. Конечно.
Е. Ройзман
―
Еще как.
И. Воробьева
―
Еще как, да.
Е. Ройзман
―
Слушайте, на самом деле, формат передачи такой – рассказываем о проблемах. Где-то есть пути решения, какие-то алгоритмы понятны. Где-то просто говорим, что если что, то обращайтесь, пишите, будем думать, чем помочь. Просто формат такой. То есть если б мы сейчас с Ириной рассказывали о выращивании роз и фиалок, ну, это, конечно, по-другому бы выглядело. Вот пока так.
И. Воробьева
―
Мы можем, конечно. Но я подозреваю, что у Лиги выращивателей роз тоже есть свои проблемы и их достаточно. И я уверена, мы бы услышали много интересного про себя. Тут есть разные вопросы от наших слушателей. Вот, например, Стас из Таллина пишет, что он был в Японии и там все, кто сидел в машине с пьяным водителем, получают одинаковое с ним наказание.
Е. Ройзман
―
А я считаю, что совершенно разумно, потому что не может трезвый человек сидеть в машине с пьяным водителем. Ну не может. Ну не должен вообще с места трогаться.
И. Воробьева
―
Конечно. И пускать его за руль он тоже не должен.
Е. Ройзман
―
Ну конечно.
И. Воробьева
―
Это же какая-то база и основа. Я знаю, Женя, что у тебя есть классная история, о которой ты писал уже в Фейсбуке, про жадного мужика. Не знаю, как еще эту историю правильно описать.
Е. Ройзман
―
Слушайте, эта история волшебная. Я не буду здесь говорить, какое у нее название, но это совершенно подлинная история. Там вообще ничего не придумано. Слушайте, вот когда в свое время история была с Воландом, который сказал, что москвичи, в общем-то, хорошие люди, только квартирный вопрос испортил их. Я видел, что вообще квартирный вопрос делает с людьми. Это невероятно. И я не могу сказать, что это от нищеты, от бедности. Это от чего-то другого.Потому что я видел людей, которые умеют достойно жить и достойно себя вести даже при самой крайней бедности. Понятно, что когда ты богат, здоров, тебе легче быть. В бедности держаться достойно и быть приличным, порядочным человеком – это сложно. Но тем не менее люди это умеют и людей есть за что уважать.
Но вот тот случай, о котором я хотел рассказать, это история про очень быструю карму. Один мужик прожил с женой 20 лет. Вот 20 лет жил с женой, надоела она ему до смерти и решил он с ней развестись. А он квартиру в свое время приватизировал на себя. Мало того, у него две дочки там: одна постарше, а одна еще несовершеннолетняя была. И он с женой развелся и думает, как бы так, чтобы квартира не досталась, и их надо выгнать, потому что они в квартире живут. Он-то съехал, а они в квартире живут. И он взял и свою квартиру продал своей маме родной (ну, оформил документы, продал своей маме), а потом от лица мамы обратился в суд, чтобы выселили жену и двух дочек.
И он еще говорит: «У тебя своя мама в Ижевске есть. Все, давай езжай в Ижевск к своей маме. До свидания! А эта квартира будет моей мамы». Та уехала в Ижевск. И в какой-то момент что-то вдруг ее задело сильно, потому что уж совсем несправедливо. И она свекрови-то позвонила и говорит: «Алла Николаевна, ну вот скажите мне, ну как так? Ну ладно, вы можете меня не любить, но я вас за мать почитала, мы столько лет вместе. Но это же ваши внучки! Как вы можете?!». И та вдруг действительно, что-то ее так задело – и у нее приступ сердечный. И она умерла. Но она умерла за 3 дня до суда. А потом был суд. Но этот мужик на этом не успокоился. Он не понял, что это ему…
И. Воробьева
―
Прилетело.
Е. Ройзман
―
Да. Что это ему вот такой ответ пришел сверху. Он решил сделать следующее. Квартира-то уже мамина, получается. Он решил не вступать в наследство самому, чтобы ни с кем не делиться, а решил сделать очень просто. Он отказался от своей доли наследства, потому что у него был брат, а с братом договорился, что квартира отходит к брату, а когда все закончится, брат ему отдаст. Все замечательно просчитал. До последнего пункта все просчитал. Не просчитал одну маленькую мелочь, но эта мелочь была в самом начале. Брат-то его был родной. Точно такой же, как он сам.В результате он пришел к брату, а брат говорит: «Знаешь что, я передумал. Мне от мамы такая хорошая квартира досталась. Я так маме благодарен. Ну брат и брат. Все, давай, до свидания! Как-нибудь справишься». И он вот так вышел, сел на ступеньку, закурил и вдруг до него дошло, что у него не стало матери, у него не стало брата вот так вот в раз, у него не стало жены и двух дочерей, и не стало квартиры. Вот такая была история. И я не стал интересоваться, дальше что произошло. Можно было бы красиво развить, что жена его простила, приняла и так далее. Но такого не было. Вот оставим его сидящего на крыльце, закурившего. Вот просто представим, что сейчас у него в голове.
Е.Ройзман: Я перестал отговаривать уезжать. Не хочу брать ответственность. Хотят, чувствуют силы - пусть уезжают
И. Воробьева
―
Это называется про позитив-то мы и не говорили сегодня.
Е. Ройзман
―
Подождите, согласитесь, это был позитив.
И. Воробьева
―
Да.
Е. Ройзман
―
Это очень быстрая такая карма.
И. Воробьева
―
Свекровь жалко только, вот маму его. А так, да. А так, вот эта быстрая карма, конечно, да.
Е. Ройзман
―
А вы говорите, что ничего хорошего нет.
И. Воробьева
―
Все, хорошее есть. Тут спрашивают про интервью, которое ты давал «BBC», по-моему, где сказал, что не будешь отговаривать тех, кто хочет уехать из страны. Но, по-моему, каждый раз в программе об этом как раз и говорим.
Е. Ройзман
―
Смотрите, вопрос для меня болезненный, на самом деле. Я много же общаюсь с молодыми, лекции читаю, встречаюсь. И ко мне приходят, спрашивают. И я всегда говорил: «Не надо уезжать. Ну не надо. Это наша страна. Давайте постараемся». В последнее время я перестал отговаривать. Я не буду отговаривать. Я не хочу брать на себя ответственность. Поэтому я считаю, что если хотят уезжать, если чувствуют в себе силы уезжать, попробовать себя – нормально, пусть уезжают. Но я сейчас читал лекции в Университетском колледже Лондона (UCL). Собрались студенты, много студентов, русские, много русских.И я спрашиваю: «Кто собирается возвращаться?». Три руки подняли. Ну хоть три. Это все равно что-то уже. Но те, которые закрепляются, они не очень хотят возвращаться. Это жалко, потому что если люди сумели адаптироваться в западном мире, восприняли какие-то ценности, какие-то устои, сумели получить хорошее европейское образование, выучить язык и если они с этим багажом будут возвращаться в Россию, на них можно рассчитывать, это другие люди. Но большинство не собирается. Это очень досадно.
Слушай, еще момент. Повидался с Чичваркиным. Интересно было. Обнаружил одну очень интересную вещь. Чичваркина в Лондоне любят. И не только русские. И до меня дошло. Вот он выполняет очень серьезную функцию: он показывает там англичанам, что русские есть веселые, прикольные, толковые, продвинутые, что с ними можно общаться, что это совершенно нормальный народ. И вот Чичваркин вот это делает. И огромный ему за это и уважение.
И. Воробьева
―
Да, Чичваркин классный. Это правда. Возвращаясь к теме автомобильных аварий и наездов на пешеходов, вот Дигер нам пишет, что надо обустраивать дороги, остановки, переходы, маршрутизацию, а не только наказывать, это не спасает, в отличие от профессионального, постоянно совершенствуемого дизайнерского подхода к вопросу.
Е. Ройзман
―
Смотрите, на самом деле, этим занимаются все. Этим все занимаются в городах. За этим и Москва следит, и другие миллионники за этим следят. Просто это все происходит долго, потому что… Ну, в Москве есть деньги, и Москва старается это делать. Я хочу сказать одну серьезную вещь. Я сейчас вернулся из Лондона. Мне многое понравилось в Лондоне. Но я хочу сказать, что Москва в центре чище, чем Лондон. Это совершенно однозначно.
И. Воробьева
―
Ничего себе!
Е. Ройзман
―
Несмотря на то, что у нас зима, Москва в центре чище, чем Лондон. И это надо признать. Ну, потом если будет разговор, расскажу, что еще интересного. На самом деле, я хотел сказать, что там, где касается местного самоуправления – ну, нету денег. Вот это вот финансовое давление городов – это основа политического менеджмента в России. Это последствия вертикали. Ну, нет денег в городах. Поэтому нет возможности лишний раз что-то сделать. Каждый раз надо изобретать, где брать деньги.
И. Воробьева
―
Тут вопросы перемешиваются. Одни спрашивают, как часто вы будете в Москве, а вторые спрашивают, когда вы вернетесь в Екатеринбург, потому что уже ждут.
Е. Ройзман
―
Смотрите, даст бог, я уже завтра к ночи буду в Екатеринбурге. Мне проще выходить из Екатеринбурга, чем летать в Москву. Но здесь мы с Ириной вот так вот сидим с вами… Я не знаю, как вам лучше. Хуже ли смотреть, когда я выхожу из Екатеринбурга?
И. Воробьева
―
Я сразу скажу, что конечно да. Но это нормально совершенно. Люди любят, когда одинаковый звук и одинаковая картинка.
Е. Ройзман
―
Ну да.
И. Воробьева
―
Но это нормально.
Е. Ройзман
―
Следующий прием у меня в пятницу на Толмачева, 11 в Екатеринбурге. Будет прием. Все, что интересно; все, что серьезно – я потом обязательно об этом расскажу.
И. Воробьева
―
У нас остается полторы минуты. Какую-нибудь духоподъемную историю еще надо рассказать. А то как-то не задается. Прям полторы минуты, Жень.
Е. Ройзман
―
Смотрите, на самом деле, таких историй достаточно. И люди умеют сопротивляться, и люди умеют не сдаваться, и из последних сил. Ну, у меня одна из самых ярких историй была, конечно. Девчонка… Мать посадили и где-то сгинула она. Отец трех детей увез в деревню, а четвертая, Люба, попала в детдом. Все бы прижилась, все… Начала резко терять зрение. И перевели ее в интернат для слабовидящих в Пышме. А там такая продвинутая директор была. И она всех детей… Американцы усыновляли слепых детей. А Любу не взяли, Люба уже старше была. И все.Ее выпустили из детдома, идти ей некуда вообще, и она пошла на картонажную фабрику работать. Просто пошла работать на картонажку. И ей дали койко-место в общаге. А потом она выучилась массажу… Зрение практически потеряла. Познакомилась с хорошим парнем, родила ребенка и взяли квартиру в ипотеку. Ну а потом произошла история, о которой я сейчас рассказывать не буду, а расскажу в следующий раз.
И. Воробьева
―
Спойлер какой! Смотри, я так и знала. Хорошо. Все будет хорошо?
Е. Ройзман
―
Вот, на самом деле, конечно, все будет хорошо. Во всяком случае, мы же для этого все делаем, что можем. Мы стараемся. Все будет хорошо.
И. Воробьева
―
Евгений Ройзман, Ирина Воробьева. Программа «Личный прием». Спасибо всем большое! Тем, кто не успел нас посмотреть или послушать, сделайте это, пожалуйста. На канале «Эхо Москвы» в Ютюбе полностью вся запись присутствует.
Е. Ройзман
―
Доброго здоровья!