Нина Чусова - Попутчики - 2010-10-31

.

Д.БОРИСОВ: Когда на днях мы здесь записывали клип Зазы Наполи, правда, не в поезде, в поезде мы все не вместились бы, а там, на Новом Арбате, я не думал, что Плющев так близко к сердцу это все воспримет, ну не думал! Плющев, зачем ты…

А.ПЛЮЩЕВ: Да, я до сих пор плачу иногда.

Д.БОРИСОВ: Ты плачешь, да, плачешь, просматривая кадры, которые получились. Почему у тебя такой странный образ на Хеллоуин, Плющев? Откуда эта резиновая грудь, скажи мне, что за кудри на тебе, Плющев?

А.ПЛЮЩЕВ: Ну а что? Просто понимаешь, в чем дело, у меня не хватает фантазии, у меня плохо с фантазией. А тут я вспомнил вот этот героический образ Зазы Наполи.

Д.БОРИСОВ: Это же плагиат!

А.ПЛЮЩЕВ: Мало того, плагиат, я еще и одежду украл. Не только, собственно, мысли, но и прямо вещи, вещи тоже украл у Зазы Наполи. Они великоваты мне немножко, но тем не менее.

Д.БОРИСОВ: Представляешь, неожиданно, великовато.

А.ПЛЮЩЕВ: Да, да, хоть что-то мне велико в этой жизни, вообще, да.

Д.БОРИСОВ: Хоть от кого-то. Дмитрий Борисов, Александр Плющев, программа «Попутчики», радио «Эхо Москвы», 23:06, это прямой эфир.

А.ПЛЮЩЕВ: Дай мне тоже глупую шутку вставить. Если вы считаете, что сейчас пять минут первого, точнее уже шесть, переведите часы на час назад. Все, глупую шутку вставил.

Д.БОРИСОВ: 23:06 – точное московское время со всеми переводами. Я попал в такую глупую ситуацию, что у меня гаджеты сами перевели время, а я утром встал, вспомнил «Ой, надо же перевести!»

А.ПЛЮЩЕВ: И еще перевел.

Д.БОРИСОВ: И перевел еще на час.

А.ПЛЮЩЕВ: Молодец, и ты глупую шутку вставил, молодец!

Д.БОРИСОВ: Так и живем. Нина Чусова сегодня с нами едет, добрый вечер.

А.ПЛЮЩЕВ: Добрый вечер.

Н.ЧУСОВА: Добрый вечер.

Д.БОРИСОВ: Очень приятно вас видеть.

А.ПЛЮЩЕВ: Да.

Н.ЧУСОВА: Мне тоже вас очень приятно.

А.ПЛЮЩЕВ: И правда. Мы уже поговорили немножко до эфира об этом, я, честно сказать, хочу начать не с театра. Точнее, с театра, но не под крышей, потому что я, когда готовился, узнал о вещи, которую я пропустил, например, в 2007-м году, а потом ее не случилось. Это театральный фестиваль «Открытое небо», правда, не стоит его путать с… был еще такой, во-первых, армейский фестиваль.

Н.ЧУСОВА: Тоже «Открытое небо»?

А.ПЛЮЩЕВ: Да-да, правда. Ну, это какой-то, типа для десантников. Во-вторых, есть такая программа российско-американская, по инспектированию ядерных вооружений, тоже не надо путать, или там, противоракетной обороны.

Н.ЧУСОВА: Да?

А.ПЛЮЩЕВ: Да. Тоже не надо путать. Это был театральный фестиваль, который здесь вот устраивала Нина Чусова, в 2007-м году, то есть три года назад. Три с половиной уже, потому что летом было.

Н.ЧУСОВА: Да, да, давненько это было.

А.ПЛЮЩЕВ: Вот. Я все, я так икал, весь Интернет перерыл, думаю «Неужели один раз только было и потом не повторилось?»

Н.ЧУСОВА: Ну, мы участвовали как часть детского фестиваля «Большая перемена» и так далее. Но это не было уже нашим самостоятельным проектом, потому что очень тяжело искать деньги для того, чтобы привезти уличных артистов, потому что они в основном, как бы, уличные. У них ни крыши, ни дома, ничего нету, у них только есть они сами. Хотя это уникальные, я считаю, театры, и это нужно как-то добиться, чтобы это все-таки происходило, потому что это настоящая такая, бесплатная радость. И люди, которые, они же ни билет не покупали, ничего, они просто сразу попадают в эту атмосферу волшебную и становятся на некоторое время детьми. А этого, мне кажется, сейчас не хватает, потому что синдром нехватки радости и вообще, какой-то усталости, он уже преследует людей, мне кажется, даже детей.

А.ПЛЮЩЕВ: Это надо будет обсудить отдельно, мне кажется, но почему, что случилось? Почему не удалось продлить этот праздник на следующие годы?

Н.ЧУСОВА: Ну, немножко сложновато искать спонсоров, вернее, не немножко, а очень сложно. Это я так все время, хотела сгладить. Сложно искать спонсоров, потому что объяснить смысл, для чего вообще все это нужно…

А.ПЛЮЩЕВ: Им причем, спонсорам.

Н.ЧУСОВА: Да, обычно люди, которые с деньгами, им нужно объяснить, для чего это нужно, какой мне с этого интерес. Так вот, когда говоришь: «Никакого вам, в принципе, интереса, и прибыли вам никакой не будет».

А.ПЛЮЩЕВ: Просто дайте денег.

Н.ЧУСОВА: Да, «Просто дайте денег и ничего не спрашивайте, а людям будет приятно», вот это не очень убеждает, к сожалению, многих людей.

А.ПЛЮЩЕВ: А это очень неприятно, когда людям приятно, а у тебя никакого интереса совсем.

Н.ЧУСОВА: А у тебя никакого интереса, да. Ведь творчество, это вообще какое-то безумие должно быть.

А.ПЛЮЩЕВ: Но ведь находятся те безумцы, которые все-таки…

Н.ЧУСОВА: Находятся, находятся, нет, ну это просто нужно, конечно, немножко отложить в сторону все свои дела – и театральные, которые под крышей, и другие. Просто нужно этим заниматься, грубо говоря, лето нужно готовить зимой, ну, как обычно в поговорке говорится, да, и искать.

Д.БОРИСОВ: Как происходит процесс поиска? Это заведение знакомых или просто?

Н.ЧУСОВА: Просто так вот, или знакомства, и просто стучаться во все двери, которые возможны только, и все, вот по крупицам. В прошлый, в 2007-м году, по крупицам собирались все эти копейки – кто-то там какое-нибудь мороженое, кто-то там Нескафе, чай, бесплатно, ну, чтобы это было какое-то, какая-то радость. Шарики нам дали бесплатно, какой-то завод резиновой продукции, тогда еще, ну и так далее. Потом еще согласование – это, конечно, очень сложно, потому что Москва, как ни странно, очень город такой, вот на все нужна бумажка. Вот чтобы выступить на Арбате, нужно очень много бумажек собрать, даже от продавцов ларьков, потому что они тоже свое место просто так отдавать не хотят. А тут нужно шествие, чтобы клоуны прошлись, да еще на ходулях, да еще и с какими-то там штуками, как же так? То есть это тоже все сложно. Около этого магазина нельзя, около того нельзя и так далее, с каждого нужно. А что такое согласование? Это тоже финансовые расходы, потому что за определенную сумму все можно. Вот, но, тем не менее, мы не теряем никакой надежды, и я надеюсь, что все-таки все это получится, потому что, когда на Арбате мы раздали несколько сот вот этих воздушных шариков просто людям и под музыку попросили: «А теперь вот давайте все их выпустим в небо», и люди начали плакать. Почему? Непонятно, почему. Да просто потому, что они в детство впали.

А.ПЛЮЩЕВ: Им было жалко шарик?

Н.ЧУСОВА: Нет, не шарик! Просто вот этот момент такой был, какой-то, вот, как в детстве, что-то там вот, какое-то такое… Атмосфера такая вот радостная и живая.

А.ПЛЮЩЕВ: А вот вы сказали, Нина, смотрите, что есть некий дефицит вот этого ощущения, да, вот этой атмосферы, люди как-то соскучились, мне-то казалось всегда, ну, может быть, я излишне много верю приходящим здесь людям и говорящим про невидимую руку рынка...

Н.ЧУСОВА: Рука рынка, да.

А.ПЛЮЩЕВ: На эту радиостанцию, я имею в виду, приходящим, вот. Они говорят, что спрос, он обычно не заставляет ждать предложения и что вот этот, ну, я, просто перенося на искусство это, если бы была, мне кажется, действительно, такая ностальгия по этому, вот такая соскученность, то, мне кажется, это было бы легче гораздо организовать. Может быть, нет заявки от общества?

Н.ЧУСОВА: Понимаете, сейчас такая суета вообще, заявка есть, но такая суета, это не приносит никакой прибыли. Вот это, вот именно эти мероприятия – вообще это только расход. То есть, даже если есть эта заявка, то лучше ее заглушить, лучше, как бы сказать, на телевидении пустить еще сотню юмористов и как-то так приковать людей дома к нашим голубым экранам, чтобы они там смеялись и радовались так не вместе, а поодиночке, нежели просто так отдать… Это действительно деньги на ветер, прекрасные деньги на ветер. Вот это дефицит, и вообще, в искусстве никогда нет никакого спроса, на самом деле. Это мы диктуем, понимаете? Просто мы должны формировать, как бы, тот… ну вот люди, они поэтому и работают в этом творческом, я не знаю, секторе, потому что они должны быть проводниками, то есть они должны чувствовать, чего сейчас не хватает, чего сейчас, как бы, у людей какая сейчас проблема, и дальше давать им эти таблетки радости или витамины, я не знаю, как угодно назовите то, чем мы занимаемся. Я все время говорю, что это витамины или вакцина какая-то должна быть – бжик, чуть-чуть, чуть-чуть. Но, к сожалению, мы все тоже поставлены… эта рука рынка, она проникла к нам очень быстро и так схватила нас всех за горло прям.

А.ПЛЮЩЕВ: За горло.

Н.ЧУСОВА: Да, за горло, и мы ничего не можем сделать с этим. Иногда это очень сложно. Потому что вот, у меня сейчас тоже проект «Коварство и любовь» Шиллера, которого забыли вообще на очень долгое время, потому что, вроде как, ну Шиллер, вообще это не модно и так далее. Сейчас мы начали делать, перенесли, значит, это все в современный мир, и оказалось, что Шиллер вообще про нас, и вот этот дефицит любви еще есть. Секса полно, вот в каждые пять секунд мы слышим это слово и, как бы, уже секс равно любовь. У нас уже, ну, как бы боюсь, что дети наши не очень будут отличать, то есть, что это такое, чем они, в принципе, отличаются. И все отношения, которые сейчас строятся между людьми, они же как строятся? Никто не борется, вот сегодня мы встречаемся, завтра какие-то проблемы у нас с тобой – давай расстанемся, все. Никто, вообще, даже не пытается, то есть, как бы сказать, бороться за любовь, переживать и так далее – все это куда-то делось.

А.ПЛЮЩЕВ: Чувства страстей дефицит?

Н.ЧУСОВА: Чувства вообще – дефицит. Мы стали немножко вот с такой кожей, но, все равно, внутри нас есть вот этот червь или, я не знаю, такой, который все равно считает, чего-то не хватает. Вот все мы живем в том состоянии, что нам чего-то не хватает, чего-то такое вот, все равно там изнутри требуется некая разрядка, я не знаю. Либо выплеснуть эти свои чувства, либо что-то такое. У каждого есть, у самого плохого человека, у самого, мне кажется…

А.ПЛЮЩЕВ: У плохих-то еще больше, мне кажется, должно быть.

Н.ЧУСОВА: Те, которые вообще подавили в себе все чувства, все равно это будет их… все равно это рано или поздно аукнется.

Д.БОРИСОВ: А вот не соглашусь, не соглашусь. Почему же вы сразу говорите, что все, никто не борется? Есть такие люди, которые борются.

Н.ЧУСОВА: Да какие?

Д.БОРИСОВ: Которым все-таки, ну…

Н.ЧУСОВА: Имя! Имя!

А.ПЛЮЩЕВ: Имя, явки, пароли.

Н.ЧУСОВА: Я знаю суды, которые по разделу происходят, то и детей делят, имущество делят, а вот то, чтобы кто-то борется за любовь и пытается ее сохранить, таких людей очень мало. Просто их можно по пальцам пересчитать, и немножко, мне кажется, вот это понятие куда-то делось. Так вот я про это и спектакль хочу сделать. И, как ни странно, потому что это, потому что все скептически отнеслись к тому, что мы делаем, ну как бы, комедию же надо делать, тем более, что это на свободных хлебах, то бишь антреприза. Ну какая антреприза и «Коварство и любовь»? Нужно же делать какой-нибудь развеселый французский водевиль, а тут как-то все очень серьезно. Но мы сделали прогон, вообще с чужими людьми, ну позвали просто кого-то и поняли, что это очень востребовано, то есть люди хотят плакать, им надоело ржать бесконечно, потому что им хочется чуть-чуть и поплакать и, как-то вот, ощутить, что - ой, оказывается в мире еще есть вот такое вот, что прямо вот умирают они ради друг друга. Это наивно, но это тоже необходимо, потому что это тоже та же пилюля, это тот же витамин, который необходим, как и радость, искренняя радость. Не смех, который тебе насильно какие-то дурацкие там анекдоты в тебя вдалбливают и говорят, что это смешно, это очень смешно, здесь смеяться.

А.ПЛЮЩЕВ: Сейчас, может, глупый вопрос задам, но чем эти чувства отличаются от чувств, которые в мыле, в сериалах в телевизионных, которые между пародистами показывают?

Н.ЧУСОВА: Объясняю, можно конечно рыдать и на мыльной опере, только через две минуты после этих рыдов у тебя ничего не останется, просто вообще ничего. То есть ты будешь вспоминать - «Ой, там этот с этим-то вот расстались, было грустно».

Д.БОРИСОВ: Знаете, как некоторые близко к сердцу воспринимают судьбу Хосе Игнасио?

Н.ЧУСОВА: Но не так близко.

Д.БОРИСОВ: Условно.

Н.ЧУСОВА: Это вот близко судьбу Хосе Игнасио, но никто не переносит. А когда видят литературу или что-то происходящее, вот, понимаете, мы сейчас грубо говорим, банально, Ромео и Джульетта или, там, Шиллера, то совершенно другое впечатление остается. У них остается впечатление от чего-то очень великого и того, к чему они еще не прикоснулись. Они Хосе Игнасиаса этого еще могут представить каким-то образом, потому что они с ним каждый день встречаются. А это люди другие, и им так хочется вот чуть-чуть, хотя бы чуть-чуть, коснуться этих других, и какой-то есть другой мир, для них тайный, мир, где какие-то другие, высокие чувства. Не просто там, этот украл у этого или обманул другого, или…

А.ПЛЮЩЕВ: Вы только что сказали, что Шиллер – это про нас.

Н.ЧУСОВА: Про нас.

А.ПЛЮЩЕВ: Вот про нас, но мир другой.

Н.ЧУСОВА: Я объясняю, почему. Потому что вот там вся ситуация, несмотря на то, что было написано очень давно, в 18-м веке, что вся ситуация, при которой там происходят обстоятельства: сын президента, я так напомню, для радиослушателей, сын президента влюбился в простушку, и как вся система начала бороться против вот такой вот несправедливости, что, в принципе, очень, может быть, сейчас и случится, скажем так.

А.ПЛЮЩЕВ: А несправедливость начала расшатывать систему, скажу я для слушателей нашей радиостанции.

Н.ЧУСОВА: Совершенно верно.

Д.БОРИСОВ: Что я заметил, в нашем купе когда оказываются люди такие, в обычной жизни какие-то напряженные, с мыслями, такие очень серьезные, которых на разговор очень сложно выводить и как-то нужно до них докапываться, видно, что они такие все, ну, с кучей тараканов и не позитивные, они говорят, что им не хватает смеха, комедий и прочего. А люди мегапозитивные – вы производите на меня такое впечатление – почему-то говорят, что не хватает слез.

Н.ЧУСОВА: Нет, и смеха тоже не хватает, но вот хорошего смеха. Я тоже люблю, я очень много сделала комедий в своей жизни, таких, что прям очень-очень смешно, вот просто очень смешно, но они все немножко с какой-то обратной стороной. Вот когда мы делали «Мама, папа, сын, собака», вот в «Современнике», весь спектакль все смеялись, потому что было очень смешно, когда, там и Чулпан Хаматова, Ольга Дроздова, Галя Петрова, они, разыгрывая всю эту историю, играли детей. Просто с клоунскими ушами, с попами, с животами и так далее – это все было очень смешно, но в конце всем все равно было грустно, потому что, мне кажется, все равно любой смех – это проводник, как считал Гоголь, великий автор, если кто-то не помнит, что это проводник к чему-то более серьезному, потому что через смех очень легко попасть как бы в человека с какой-то мыслью. И есть у меня подозрение, что нынешнее вот это количество юмористов, которое несет, совершенно не позитивные идеи, вот за этим всем смехом кроется совершенно негативная какая-то история.

А.ПЛЮЩЕВ: А там есть мысль все-таки, там есть сверхзадача?

Н.ЧУСОВА: А вы знаете, всегда есть сверхзадача, без сверхзадачи ничего не существует. При этом в нашем прагматичном мире без сверхзадачи вообще ничего не может быть.

А.ПЛЮЩЕВ: Нет, ну кроме того, чтобы заработать деньги, это понятно. Я имею в виду, ну, есть сверхидея?

Н.ЧУСОВА: Конечно.

А.ПЛЮЩЕВ: Да?

Н.ЧУСОВА: А вообще, снижение вообще культурного уровня восприятия, уже…

А.ПЛЮЩЕВ: А вы верите в это?

Н.ЧУСОВА: Конечно!

Д.БОРИСОВ: То есть, что это сознательный процесс?

Н.ЧУСОВА: А зачем, а зачем? Чем человек проще, чем он реагирует на слово «гондола» как на какое-то другое и ржет после этого, то уже, понимаете, с ним уже легче разговаривать, потому что всегда найдутся люди, которые знают, что это означает, и тогда выстраивается совершенно другая система взаимоотношений.

А.ПЛЮЩЕВ: Что людьми легче управлять, они становятся более управляемыми?

Н.ЧУСОВА: Естественно, ну, что вы у меня спрашиваете, все понятно. Потому что, чем человек менее озадачен вопросами жития и бытия, тем легче вообще и управлять, и сподвигать к любым необходимым поступкам.

А.ПЛЮЩЕВ: Я тут в этой связи вспомнил давнюю-давнюю пародию такую на программу «Музыкальный ринг» - помнишь, была такая? Не та, которая сейчас, а вот тогда.

Д.БОРИСОВ: На настоящую.

А.ПЛЮЩЕВ: Да, давным-давно. И там человек, пародирующий продюсера «Ласкового мая», тогда еще группа такая была, он говорил: «А все, - говорит, – это-то не просто так! Восемь часов «луна-луна», восемь часов сон-сон и восемь часов мартен-мартен!».

Н.ЧУСОВА: Ну да, да.

А.ПЛЮЩЕВ: Такого плана, да.

Н.ЧУСОВА: Ну как, просто ж ничего не бывает, ну это просто даже как-то странно.

Д.БОРИСОВ: Неожиданно.

Н.ЧУСОВА: Нет, ну что неожиданно? Мы вообще живем с вами в мире какого-то жесткого программирования, то есть мы все с вами – и я, и вы – продукты некой программы. Матрица у меня какая-то пошла.

А.ПЛЮЩЕВ: Так-так-так, отлично, отлично! Это любят, люди это любят.

Н.ЧУСОВА: Вот она, и модная тема.

Д.БОРИСОВ: Рейтинг – деньги, деньги – рейтинг, деньги….

А.ПЛЮЩЕВ: Тут весь вопрос, чтобы не дойти до степени, когда тебя облучают. Так они облучают еще нормально, вот как только начали облучать, все – пиши, пропало.

Д.БОРИСОВ: Мы не понаслышке знакомы с Плющевым с людьми, которые утверждают, что их квартиры находятся…

А.ПЛЮЩЕВ: Да нас самих облучали. SMS у нас есть. +7 985 970 45 45.

Д.БОРИСОВ: Пооблучайте нас сотовой связью.

А.ПЛЮЩЕВ: Нина Чусова у нас сегодня, режиссер, вместе с нами едет в нашем купе.

Д.БОРИСОВ: Значит, вы, пытаясь угодить все-таки более-менее массовому зрителю, ну, чтобы собрать зал большой, это же массовый зритель…

Н.ЧУСОВА: Да.

Д.БОРИСОВ: Ну да, это не такой массовый, может быть, но все равно массовый, какое-то количество спектаклей – нужно, чтобы на них ходили люди. Вы тоже участвуете в этом программировании?

Н.ЧУСОВА: Конечно. И если бы я не хотела, я такая самодостаточная, мне вообще не нужны зрители, я буду вообще чистым творчеством заниматься, то есть, конечно, это совершенно другое. Конечно, я хочу нравиться и хочу угодить.

Д.БОРИСОВ: То есть, следуя вашей логике, если глобальная матрица, в целом вся, она пытается людей оболванить, принизить, заставить их забыть про высокие чувства, про какие-то глобальные проблемы, дать им только хлеба и зрелищ…

Н.ЧУСОВА: Это, на самом деле, вот такое неправильное отношение к матрице. Нет, все это делается не просто так.

Д.БОРИСОВ: Это есть отвлекающий маневр.

Н.ЧУСОВА: Просто нужно отвлечь от чего-то, значит, в жизнь входит некая другая какая-то программа, скажем так, которой нужно дать дорогу, и если сейчас все будут задумываться и становиться, быть, ну, проще говоря, быть очень умными и продвинутыми, то это не очень, это не получится вот это вот. Перехода не получится, вот и все. А мы как часть культуры, мы же, театр – что это такое вообще? Это же вообще, вот так вот если посмотреть глобально, то это вообще ничего. Это, ну, мы просто на потребу, мы вообще, как бы на последнем месте где-то находимся.

А.ПЛЮЩЕВ: Как это на потребу? А как же высокое искусство, чувства, культура, пласты?

Н.ЧУСОВА: Ну, пласты пластами, но вот, мне кажется, все равно наука важнее, может быть где-то, как бы мы все, это глобальнее, а мы все равно прикладное, нечто прикладное. Я, из всех искусств, считаю, первое – музыка, потому что это единственное то чистое, как бы… но видите, ее и нет сейчас, такой музыки, которая тебя туда, в другое, да.

Д.БОРИСОВ: То есть в ней происходят те же самые процессы, что и везде.

Н.ЧУСОВА: Конечно, да.

А.ПЛЮЩЕВ: Знаешь, хочется сказать сразу - «Как же, а Леди Гага?».

Н.ЧУСОВА: А вот, как бы, музыка – это действительно, какой-то вот, это связь непосредственная, как бы, с небом, я не знаю, с творческим неким, каким-то эгрегором, а остальное все уже мы уже мы подчинены. Мы так или иначе не можем.

Д.БОРИСОВ: Но ведь музыка…

Н.ЧУСОВА: Вот моя воля все равно в подчинении находится – или у театра, или у того же массового зрителя, или, все равно, я должна учитывать все эти нюансы.

Д.БОРИСОВ: Как быть с литературой, где она?

Н.ЧУСОВА: Там же, где и мы.

А.ПЛЮЩЕВ: Все в том же месте примерно.

Н.ЧУСОВА: Ну и музыка сейчас там же, что-то какой-то момент переходный.

Д.БОРИСОВ: Кто-то из ваших коллег говорил, что театр более примитивен, чем литература, потому что он визуализирует то, что человек может, по идее, представить сам и как-то, хоть какое-то усилие внутри себя проделать, а музыка этого усилия, ну, тоже дает, там воображение ля-ля-ля, но она ложится, не нужно усилия прилагать, чтобы ее услышать.

Н.ЧУСОВА: Так вот это и прекрасно. Если хорошая музыка, то и не нужно никаких усилий, она в тебя сама входит, в тебе остается, и она в тебе возбуждает без всяких «Ух!», не надо напрягаться, прикладывать, даже смотреть, ничего не надо.

Д.БОРИСОВ: А какая музыка вас возбуждает?

Н.ЧУСОВА: Не знаю, мне вот классика вся очень нравится, вообще, ну как бы сказать, вообще. Вот я не могу объяснить отдельного какого-то автора, потому что к определенному настроению всегда все по-разному происходит. То есть они все время открываются, они все время открываются, там очень много всего. Там есть гармония, по которой я сейчас скучаю очень сильно, потому что сейчас все дисгармонично, все построено на ритме, на ритме, на бесконечных ритмах, и уже нет никаких сил.

Д.БОРИСОВ: Ну и на малой форме, сейчас же все резко укоротилось.

Н.ЧУСОВА: Резко. А потому что – как им сейчас жить? Это раньше рыцари скакали на лошадях из одного замка в другой, а сейчас - «Сапсан» вот, все.

Д.БОРИСОВ: Вот вы когда садитесь в карету со своим рыцарем условным, в карету-внедорожник, вы включаете классическую музыку в проигрывателе?

Н.ЧУСОВА: Да.

Д.БОРИСОВ: Да?

Н.ЧУСОВА: Да.

Д.БОРИСОВ: То есть вы ездите по Москве под классическую музыку.

А.ПЛЮЩЕВ: Это реально круто, Дим, серьезно.

Н.ЧУСОВА: Ну это круто, вот попробуйте. Это больше вставляет, грубо говоря, чем некий… потому что все то, что современное, оно звучит отовсюду, везде, всегда и бесконечно просто. Вот такое ощущение, что это некая такая шумовая завеса, а вот классика, тебя она разряжает, во-первых. Но это не так просто. Сначала слушаешь радио обычно в машине, всегда радио, радио, а потом вдруг классика, и тебе сначала очень неудобно, потому что как-то, дискомфорт какой-то, она тебе заставляет...

Д.БОРИСОВ: Где же реклама?

Н.ЧУСОВА: Да, да! И вообще дискомфортно, потому что другой ритм, сразу смена какая-то, но пройдет десять минут, и тебе уже вообще не хочется выключать, и вообще ничего не хочется кроме этого слушать, это вот 100%! И, мало того, вообще лучше становится, здоровье улучшается, все лучше становится.

А.ПЛЮЩЕВ: Нет, ну, Дим, правда, и коровы лучше доятся под классику, это давно уже известно.

Н.ЧУСОВА: Вот лишь бы так вот все – и коровы доятся.

А.ПЛЮЩЕВ: Нет, я серьезно говорю, никого не хотел обидеть, правда.

Д.БОРИСОВ: У Плющева есть своя корова просто, поэтому он знает.

Н.ЧУСОВА: И он ее доит.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну как, у кого пчелы, у кого коровы – нормально, я считаю, это в современном мире, нормально!

Н.ЧУСОВА: Нет, конечно, под мантры еще лучше, когда сразу молоко становится лучше.

Д.БОРИСОВ: Можно я поработаю мальчиком-имбецилом? А как быть…

А.ПЛЮЩЕВ: А собственно, тебе и работать не надо.

Д.БОРИСОВ: Абсолютно, да, я сниму все маски, банальщина – мой конек, как известно. Как вы относитесь к такой мысли, что, где-то я услышал недавно, что классика – это такой голый король, король-то голый?

Н.ЧУСОВА: А почему?

Д.БОРИСОВ: Ну она вся была давно, старая, и так было принято, а теперь другое время, время изменилось.

Н.ЧУСОВА: Ну, время изменилось.

Д.БОРИСОВ: Точно так же, как, говорят, вот была литература великая, да, она есть, она великая – что делать с нынешними сериалами американскими, хорошими сериалами, куда их вписать, в культурные пласты? Считаются ли они искусством? Все воротят нос и говорят: «Нет, что вы, какое это искусство это же там не Толстой с Чеховым».

А.ПЛЮЩЕВ: В крайнем случае, цирк.

Д.БОРИСОВ: Ну да, просто очень старый.

Н.ЧУСОВА: Так, может быть, сейчас цирк искусство, потому что мы же не знаем, смена жанров, она же произошла? Произошла. Я почему и говорю, я не осуждаю сегодняшнее время, ни в коей мере, просто мы живем по этим законам, у нас другая сейчас совершенно функция, мы выполняем другие какие-то задачи. Не то, что было когда-то, я же тоже не очень умный человек в этом смысле, мне нужно прямо тогда заняться сильно, серьезно, написать диссертацию, проанализировать. Я говорю о своих ощущениях. И, может быть, через сто лет будут говорить о неких сериалах как о великом, а там еще будет какое-нибудь, совсем такое, один звук такой «Пи-и», это будет значить что-то, все будут долго-долго слушать «М-м-м, интересный какой звук», никто не знает, может, будет и так. Или - «Какие же раньше были сложные сериалы вот эти, это велико, это нечто очень велико».

Д.БОРИСОВ: Сколько сюжетных линий.

Н.ЧУСОВА: Сколько сюжетных линий, да. Сколько вообще, какая интерпретация времени!

А.ПЛЮЩЕВ: Классика сериалов, опять же.

Д.БОРИСОВ: А это уже началось, между прочим, про классику сериалов. Уже говорят, там, что это же не такой, не тот сериал.

А.ПЛЮЩЕВ: Конечно.

А.ПЛЮЩЕВ: Понимаешь, но раньше, условно говоря, раньше, там, про какую-нибудь программу «Монти Пайтен» все говорили, что это как, какая-то расхожая жвачка, а сейчас это классика, все.

Н.ЧУСОВА: А сейчас это уже классика, да, то есть все становится… просто как бы, здесь уже, я говорю от имени, грубо говоря, своих чувств, то есть мне кажется, что все-таки у Моцарта чего-то там как-то побольше.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну, вот да, тем не менее…

Д.БОРИСОВ: То есть король не голый?

Н.ЧУСОВА: Нет.

А.ПЛЮЩЕВ: Вы-то предпочитаете ставить классику.

Н.ЧУСОВА: Ну, да, мне кажется, там просто побольше, поинтереснее. Конечно, я не очень ставлю классику как классику, потому что мне тоже это неинтересно совершенно, я ее пытаюсь посмотреть глазами сегодняшнего человека, который живет сейчас, а не когда-то там. Я не знаю, как они там жили, я могу это только представить, нафантазировать и дальше уже предоставить это все зрителям. После «Ревизора» в «Моссовете» с Гошей Куценко… Что это вам смешно сразу? Смешно, да.

А.ПЛЮЩЕВ: Хорошо, почему, нет, нормально, это очень хорошо.

Н.ЧУСОВА: Многие думали, что Гоголь современный автор, ну почему, я считаю, что это хорошо, разве это плохо?

А.ПЛЮЩЕВ: Хорошо. Нет-нет, совершенно неплохо. Но есть разные очень точки зрения, я не огромный театрал, просто, например, я тут проведу некие параллели условные, я немножко соприкасаюсь с миром мультипликации и знаю, как Юрий Борисович Норштейн относится к «Шинели», и сколько он ее делает, и как он тщательно к этому подходит, и вообще насколько для него это вопрос жизни. Если я вообще могу об этом рассуждать.

Н.ЧУСОВА: А он художник.

А.ПЛЮЩЕВ: Да, он художник.

Н.ЧУСОВА: Он художник, и он пишет картину.

А.ПЛЮЩЕВ: Нет, он режиссер, картины пишет не он.

Н.ЧУСОВА: Ну, я воспринимаю его произведения, как некую картину художника и так далее. А театр – дело такое, очень временное, он не может спектакль, не может, это очень плохо, когда он очень долго идет, это не хорошо, это не есть хороший признак. Он должен существовать ну, какую-то определенную, ну, пять лет, я считаю, что это много даже, ну достаточно для спектакля, потому что он отражает, и режиссер ставит, грубо говоря, вот в это время что-то такое его тревожит, да? Мы же свое транслируем какие-то отношения к тем процессам, которые там происходит вокруг нас, но они на сегодняшний день, через пять лет уже все по-другому.

Д.БОРИСОВ: А балет?

Н.ЧУСОВА: Ну, какой?

Д.БОРИСОВ: Любой.

А.ПЛЮЩЕВ: Классический.

Н.ЧУСОВА: Ну, они все разные, есть классический балет.

Д.БОРИСОВ: Вот говорят, типа - «Восстановили балет, воссоздали балет в постановке…», человека уж давно нет, может быть, в живых, а в его постановке балет воссоздают.

Н.ЧУСОВА: Ну, существует же партитура, существует и балетная, то есть они, грубо говоря, движения все повторили и так далее. Ну это на любителя.

Д.БОРИСОВ: Ну, а театр нет? не повторили движения, слова?

Н.ЧУСОВА: Нет, нет, потому что так, как говорили, если вы послушаете, просто возьмите запись какого-нибудь МХАТа времен, даже не Станиславского, а чуть попозже, и вы послушаете – вам покажется, что ужасно неправдиво, как-то неестественно, неорганично и так далее, потому что у нас требования…

Д.БОРИСОВ: Ну как и в попсовой песне начала века.

Н.ЧУСОВА: Да, требования меняются, люди, которые… грубо говоря, я Чехов, он писал современные пьесы, он в то время писал современные пьесы, например, как вот Сорокин сейчас.

Д.БОРИСОВ: О как.

Н.ЧУСОВА: Ну, я говорю, это современный автор. Он писал тоже современные пьесы, и все относились к тому, что там происходит, как к людям из того же теста, как и все другие. А теперь мы относимся к ним как к неким людям, которые там на пьедестале, а они не такие, они обычные.

Д.БОРИСОВ: Ну вот я и говорю, а король-то голый.

Н.ЧУСОВА: Нет, почему голый? Там заложены мысли. Просто в наших, может быть, современных пьесах нет каких-то таких более сложных поворотов и так далее.

Д.БОРИСОВ: Да ладно, да есть.

Н.ЧУСОВА: Да где?

Д.БОРИСОВ: Копнуть поглубже.

Н.ЧУСОВА: Может копнуть, да ради Бога, я говорю, может быть, время пройдет, все будет по-другому. Ну вот на данный момент мне так кажется. Мы не успеваем сильно долго думать, и вообще как бы времени для размышлений очень мало, нужно действовать, мы сейчас люди, которые все время находятся в состоянии действия, и то же самое и с драматургами, они тоже должны все время действовать. Они не могут уехать там в глушь, в тайгу или куда-то, откинуть все проблемы.

Д.БОРИСОВ: То есть вы идете по более простому пути, когда сито времени отсеивает ненужных авторов, по сути. Остается там, условно говоря, Чехов, миллион людей, которые были параллельно с ним и его современниками.

Н.ЧУСОВА: Нет, неправда. Я работаю с современными авторами, вот мы пишем много, вместе ставимся, это мы с Олегом Богнаевым, замечательный драматург, и так далее. То есть все равно попытки быть в современности, и, как бы, людей талантливых очень много, просто – то ли невозможно как-то схватить проблему, то ли как-то осмыслить, ну вот сложно.

Д.БОРИСОВ: Вы по натуре новатор или консерватор?

Н.ЧУСОВА: Не знаю, ну, наверное, новатор. Я даже пытаюсь что-то делать и очень традиционно, но не получается, потому что я не люблю, когда мне скучно. А все консервативное, это когда требует не нарушать каких-то законов, ходов, законов, это всегда как-то немножко рутинно и неинтересно становится. Сразу хочется как-то, чтобы весело всем должно быть, ну, как бы внутренне весело вот весело, чтобы все... Когда я собираю свою команду, допустим, репетировать, мне очень важно, чтобы все были, хорошая компания должна возникнуть, я не могу относиться, как – артист подчиненный, он должен выполнять то-то и то-то там, какие-то вот такое совершенно неинтересно. Мы все равно должны жить каким-то одним воздухом.

А.ПЛЮЩЕВ: Нет, ну как, подождите, подождите, это очень интересная такая тема, мне всегда нравится на нее беседовать. Известно же, что хороший парень – это не профессия.

Н.ЧУСОВА: А дело не в хорошем парне, просто есть люди на одной волне, а другие не на одной волне, и когда уходит артист, вот он меня не понимает или ему некомфортно со мной, неинтересно со мной или мне с ним, мы всегда расстаемся. Не то что там кто-то кого-то выгоняет, просто оно само собой так получается, это нормальный естественный процесс. Все равно, для того, чтобы случился спектакль, это все должны быть заражены одной болезнью, иначе это получается «кто в лес, кто по дрова», что часто очень происходит. Вот почему, еще раз говорю, проблемы антреприз сегодняшних в том, что все собраны из разных театров, мало времени на репетиции, все загнаны, и поэтому вот, когда смотришь такой спектакль, видно, что все вот на разном, вроде на одном, на русском разговаривают, а все на разных языках. Как бы не стыкуются друг с другом, потому что нету вот этого, какого-то единства. И очень важно этого добиться, единства. Поэтому в таких случаях я предпочитаю практически не делать читки, ну, то есть, когда все сидят, мы разговариваем о смысле, когда разбираем долго-долго, о чем пьеса, и так далее, и так далее. Для меня очень важно, чтобы они сразу начали знакомиться друг с другом, я разрешаю делать все до какого-то периода, то есть самое дурное, что есть в артисте, мне нужно это вытащить, Самое то, я называю это «внутренний ребенок», должен возникнуть.

Д.БОРИСОВ: Чтобы потом не было кота в мешке?

Н.ЧУСОВА: Чтобы никаких косностей, никаких правил у него не должно быть, у него не должно остаться вообще никаких «как надо и как не надо», все можно, то есть до какого-то времени нужно, вот просто… как в Японии детей воспитывают так. У них, по-моему, до семи лет все можно, а потом резко все нельзя, и поэтому получаются очень сообразительные люди. Скажем так. Вот это вот, мне кажется, это очень важно, потому что, а потом, когда артист перед другим артистом показал себя со всех сторон, у него прекращает быть вот это, ну, как бы «я лучше» или «я хуже, ну какая-то вот эта, никто ничем не меряется. То есть все становятся в некой единой секте, это очень важно.

А.ПЛЮЩЕВ: Извините за утилитарный, прям вопрос такой. А сколько времени обычно проходит? Сколько времени на это нужно?

Н.ЧУСОВА: Ну, вообще, я считаю… конечно, очень не хватает времени, но спектакль меньше двух месяцев не может репетироваться, мне кажется, потому что должны люди…

А.ПЛЮЩЕВ: Это просто моментальные сроки, мне кажется.

Н.ЧУСОВА: Это меньше. На Западе все меньше вообще, там в течение, сколько, четыре недели, и все, ты обязан выпустить спектакль, все. Но там они все подготовленные, они все сразу приходят, они знают текст, музыку, зарисовывают все мизансцены. Это тоже немножко поражает.

Д.БОРИСОВ: Ну, у них уже и контракты заранее подписаны, а не после, как у нас часто бывает, задним числом, и так далее. А есть актеры, артисты, как вы говорите, с которыми вы на «вы»? Из ваших?

Н.ЧУСОВА: Я не могу на «вы» быть с артистом, они изначально мои дети, и я сразу, даже вот кто у меня старше там, и неважно, хоть 85 лет, то есть все равно это будет Саша, Володя, я не знаю, и так далее. Нет, ну может быть, там после репетиции это, может быть, и по-другому, и на «вы», но во время это все равно во время выстраиваются такие отношения, что я вот мама есть, а они… Ну, это вот моя так, у всех по-разному. То есть, я тогда имею право быть как и диктатором, и так же и…

Д.БОРИСОВ: Конфетку дать.

Н.ЧУСОВА: Да, конфетку дать.

А.ПЛЮЩЕВ: А вот, разбираясь в вашей методике, если это можно так назвать…

Н.ЧУСОВА: Это мне так удобно.

А.ПЛЮЩЕВ: Да-да-да. Ну, просто стиль работы, да? Насчет барьеров, насчет того, что делают актеры. А часто ли они влияют на то, как в результате получается спектакль, или вот вы как увидели, все, вперед?

Н.ЧУСОВА: Если мы не нашли контакта, спектакль не случится.

А.ПЛЮЩЕВ: Не-не, я не о том. Бывает ли и часто ли бывает, что вы чего-то не увидели до начала репетиций, а вот с помощью актера вам удалось это увидеть, вытащить это все?

Н.ЧУСОВА: Нет, ну всегда происходит такое, потому что артист приходит со своей индивидуальностью, со своим характером, я иногда не знаю до конца. Если я вижу что-то интересное в этом характере, в его индивидуальности, в его особенностях, то он раскрывает, конечно, с другой стороны этот образ, и, может быть, я его придумала по-одному, один у меня был план, как будет воплощаться, но благодаря тому, какой есть артист, какой он человек, с каким особенностями, все может развиться совершенно по-другому. Я никогда не знаю финал спектакля, я, когда начинаю делать, я знаю все, кроме финала, потому что это уже…

А.ПЛЮЩЕВ: Ну в пьесе же, извините, написано.

Н.ЧУСОВА: А это не имеет значения.

А.ПЛЮЩЕВ: Да? А, ну да.

Н.ЧУСОВА: Каждый финал может в пьесе трактоваться и так, и сяк, понимаете, мертвые станут живыми, и так далее. То есть все диктует немножко индивидуальность той компании, тех людей, с которыми все это делается, и это, ну это игра такая, я же тоже играю, я же не работу работаю, я же тоже играю. Для меня такой вот большой-большой, скажем так, перформанс, все равно. Если есть совсем уже какая-то заданность, то это как-то, ну опять-таки, скучно становится, ты просто выполняешь некую работу, и для тебя нет никакой неизвестности, а неизвестность должна быть всегда. Вот, вот такие вот дела, так мы и живем.

Д.БОРИСОВ: Вы за открытый финал или нет?

Н.ЧУСОВА: А что такое открытый финал?

Д.БОРИСОВ: Ну, когда человек, уходя, заканчивая читать или уходя со спектакля, не понимает, чем все закончилось.

Н.ЧУСОВА: Нет, ну как сказать не понимает – то ли умер, то ли жив, то ли, то ли…

А.ПЛЮЩЕВ: Да, да, да ,да.

Н.ЧУСОВА: То есть такое «я тебя лю…», и дальше темнота.

А.ПЛЮЩЕВ: То ли его убили, непонятно.

Д.БОРИСОВ: «Да я тебя…»

Н.ЧУСОВА: И все, и дальше темнота. Нет, я люблю, когда сюжет все-таки закончен, но все равно после этого должно быть какое-то… скажем так, эпилог, который немножко разжижает вот эту вот законченность, но в принципе, сюжет должен быть, все должно быть понятно. Я за сюжет, а то есть люди, которые - «не скатимся до сюжета», но мне кажется, что все равно, все это искусственно.

Д.БОРИСОВ: Почему вас до сих пор не поработило кино?

Н.ЧУСОВА: Вы знаете, оно меня порабощало, но что-то никак не поработит, потому что никак не складывается. Мне нужно бросить тогда все, весь театр, все свои любимые дела и заняться, потому что это всегда такой долгий процесс, я пока не могу. Но я думаю, это скоро произойдет.

Д.БОРИСОВ: Ну долгий, но все равно же это нерегулярно, это можно же сделать, там, взять на три месяца.

Н.ЧУСОВА: Ну как же три месяца.

Д.БОРИСОВ: Два.

Н.ЧУСОВА: А подготовительный период, вообще вот это? Нет, дело в том, что я начинала, просто как бы, кризис грянул, и у нас не вышел проект, но это занимает, конечно, не три месяца. Лично у меня это занимает все, потому что я активно участвую и в сценарном написании, и дальше больше, и так далее. То есть я хочу, чтобы там, как бы... Нет, на самом деле очень много режиссеров, которые, вот вы говорите, два месяца, и нормально. То есть можно и так, но это, опять-таки, это значит выполнять работу. Это уже немножко теряется смысл.

Д.БОРИСОВ: То есть ремесло.

Н.ЧУСОВА: Ну да, можно так.

Д.БОРИСОВ: А сколько у вас часов в сутках? Ведь видно, что вы круглосуточно работаете.

Н.ЧУСОВА: Послушай, у меня еще трое детей, то есть они вообще избавили меня от понятия, сколько сейчас времени, потому что они всегда… то есть это все уже перемешано вот так.

А.ПЛЮЩЕВ: Хочется сразу задать логический вопрос – а это-то вы когда успеваете?

Н.ЧУСОВА: Параллельно! То есть сначала меня мучила совесть, что – ну как же так, нужно же, ну как бы, семья и работа, но потом совесть отступила, и новые версии у меня, в моей жизни, что это все одно другому не мешает и все это одновременно происходит, то есть у меня нету разделений: это работа, а теперь мы отдыхаем, а теперь вот это или это – все как-то…

Д.БОРИСОВ: Какого возраста дети?

Н.ЧУСОВА: Пять, четыре и шесть месяцев.

А.ПЛЮЩЕВ: Шесть месяцев особенно.

Н.ЧУСОВА: Да.

А.ПЛЮЩЕВ: Мама по поездам разъезжает, а…

Н.ЧУСОВА: Да, и в шесть утра очень хочет кушать, да, каждое утро. То есть я почему говорю, что немножко потерялся это «сколько сейчас времени». Сейчас совершенно не имеет значения, шесть утра или три ночи, и так далее.

Д.БОРИСОВ: Удивительно, то есть вы действительно настолько серьезно относитесь к делу, что кино, оно съело бы больше времени, чем дети.

Н.ЧУСОВА: Оно бы съело все, мне кажется, да. Ну, для меня кино – это как-то очень ответственно. Я не знаю, почему. Я какой-то старой закваски что ли. Мне кажется, что это такое важное мероприятие, еще важнее, чем театральная какая-то постановка.

Д.БОРИСОВ: А почему, потому что на века?

Н.ЧУСОВА: Ну, постановка прожила, там, пять… Ну, может быть такое ощущение, что у меня такая внутренняя установка внутри, спектакль все равно пять лет проживет, он все равно куда-то… выйдет новый, там, и так далее, и так далее. Совершенно по-другому, это мое, грубо говоря, высказывание на сегодняшний день в театре, а в кино должно быть высказывание на дольше. Это мое отношение. Это не значит, что это должно быть такое, то есть это просто вот почему-то так сложилось.

А.ПЛЮЩЕВ: А кино, ну, поскольку вы не отрицаете эту возможность и, более того, признались в том, что пытались, да?

Н.ЧУСОВА: Ну, знаете, у меня еще есть проблема. Так как все считают, что я делаю очень смешные вещи и спектакли, меня всегда зовут делать комедии. Мне совершенно не хочется делать комедии.

А.ПЛЮЩЕВ: Вот да, я как раз хотел спросить, а там что бы вы делали? Классику?

Н.ЧУСОВА: Нет, не обязательно, вообще нет. Классика в кино – такое дело сложное и не всегда, и, скорее, вообще никогда не получающееся, как-то неорганично смотрящееся, на данный момент.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну да, если не говорить о классических же…

Н.ЧУСОВА: Нет, я не говорю о хороших каких-то классических моментах, на данный момент, мне кажется, и типажи, и как-то все неправильно и все как-то дешево очень смотрится, и это все раздражает.

А.ПЛЮЩЕВ: А вот, кстати, типажи – это очень, мне кажется, важный вопрос. Потому что, опять же, дилетантский подход, вот смотришь на фотографии 19-го века, да даже на 60-х годов прошлого...

Д.БОРИСОВ: Смотришь на фотографии 12-го века.

А.ПЛЮЩЕВ: Прошлого, 20-го. Нет, ну подожди, есть же фотографии 19-го века, есть даже фотографии 20-го века, там каких-нибудь 60-х.

Н.ЧУСОВА: Ну 19-го еще нету.

А.ПЛЮЩЕВ: Да есть.

Н.ЧУСОВА: Ну где же?

А.ПЛЮЩЕВ: Ну, есть, ну в конце.

Н.ЧУСОВА: Это 1800, да, уже?

А.ПЛЮЩЕВ: Да, да, конечно.

Н.ЧУСОВА: Ну, есть там, в конце, да.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну да. Ну, а что.

Н.ЧУСОВА: Их много сохранилось?

Д.БОРИСОВ: А что по телевизору-то показывали в это время, о-о-о!

А.ПЛЮЩЕВ: Перестаньте. Ну хорошо, пускай, смотришь на фотографии начала 20-го века, хорошо, там 10-й год, 20-й, и ты видишь, что, бог с ними, с прическами, бог с ними, там, я не знаю...

Н.ЧУСОВА: Лица другие, выражение другое, конечно, да.

А.ПЛЮЩЕВ: Вообще, вообще, абсолютно, да. Нет таких сейчас.

Н.ЧУСОВА: Время откладывает свой отпечаток.

А.ПЛЮЩЕВ: А как быть с этим, когда ставишь классику?

Н.ЧУСОВА: Ну, ставишь в театре – одно. В театре и, как бы сказать, совершенно другой подход, там все равно есть некая условность, и там главное немножко другое, нежели типаж. Все равно, скажем так, театр – это искусство мизансцены, как Вахтангов говорил, то есть это немножко вот ты как все время смотришь некий общий план. То есть у тебя там вот эта занавесочка важно, как сочетается с артистом, с этим, с этим, и тогда у тебя общее какое-то впечатление. А вот в кино, мне кажется, это очень важно, потому что иногда крупный план… вот почему сейчас какие-то неубедительные? Потому что вроде как играет человек какого-то персонажа из того времени, а вот смотришь, не то что-то, вот что-то совсем не то. При этом даже, вот, «Они сражались за родину», вспомним фильм, да, и как убедительно все, вплоть до воротничка, какой-то пот правильный, ну вот все как-то правильно, и как-то ты понимаешь, что эти люди и соприкоснулись с войной.

Д.БОРИСОВ: Знали.

Н.ЧУСОВА: И знали, что это. А сейчас смотришь, и как-то в окопах сидят в чистых гимнастерках, и как-то пыль какая-то, видишь, что это пудра… ну не знаю, может, народ и не видит, но мне, вот как бы, все я это вижу, понимаете, и все это неубедительно. И лица какие-то не те, и хотя стригут вот так, вроде как «бобриком», или как там называется.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну да.

Н.ЧУСОВА: Да не так, вот да не так!

А.ПЛЮЩЕВ: «Бобрик», а не тот.

Н.ЧУСОВА: Да не тот. А может быть, просто, либо нужно как-то вот работать просто над этим вопросом. Мне кажется у нас сейчас все, снижена какая-то планка – и так сойдет. Вот это состояние «и так сойдет» - это совершенно неправильно. Все-таки, мне кажется, вот в Голливуде, чем они и хороши, мне кажется, у них учиться надо, все-таки там фактуры. Если уж это будет про Елизавету, то это будет про Елизавету, и никогда в прическе у артистки не будут невидимки торчать, или не будет она накрашена, как будто в Летуале только что закупила косметику.

Д.БОРИСОВ: Но бывает, что что самолет пролетает в кадре над каким-нибудь гладиатором.

Н.ЧУСОВА: Ну, это ж все, конечно, бывает, я имею в виду все равно подход. А у нас даже этого, мне кажется, подхода нет. То есть - да как-нибудь, никто не заметит, пусть это все. Накрасимся там синими тенями, и пусть она там королевну изображает. То есть вот так и никто за этим не следит, а мне кажется, все это очень важно. То же самое и про войну, вот эти все, ну вот это вот нижний план.

Д.БОРИСОВ: Может быть, просто потому, что проблема кино такая же, что и проблема антрепризы – в том, что, ну как-то люди собираются на один проект, они не слаженная команда.

Н.ЧУСОВА: Да все быстрее надо, все быстрее, сроки есть.

А.ПЛЮЩЕВ: Как вы умудряетесь их собрать, людей этих, когда у каждого свой график? Я вот, убейте, не представляю себе, даже как в регулярном театре.

Н.ЧУСОВА: Это очень тяжело, но артисты, они всегда хотят, хорошие артисты, они всегда хотят играть. Они всегда хотят, если особенно… почему мы думали, когда «Коварство и любовь», то есть мы думали – ну, блин, как же это все, это же невозможно урегулировать все вот эти графики, там съемки и так далее. Но они готовы жертвовать чем-то, потому что очень редко у них возникает возможность поучаствовать. Как ни странно, все хотят окунуться в классику, они хотят тоже так же, у них есть дефицит соприкоснуться с некой вот «Ах!», сыграть что-то такое великое и для них чуждое. И это нормальный процесс для артиста. Потому что, как бы сказать, играть в сериалах – это одно, это уже стало их работой, а вот здесь они занимаются как бы творчеством.

А.ПЛЮЩЕВ: Искусством.

Н.ЧУСОВА: Да, да. Здесь уже немножко другие струны затрагиваются и так далее. То есть совершенно их душевные качества другие, которые не требуются в сериалах, то есть им не нужно… там разбередить свою душу необязательно, то есть достаточно будет каких-то просто несколько слов в камеру сказать. То есть это совершенно, для них, такое уже, как наркотик, на самом деле, для хороших артистов – это всегда такое… вот им хочется. Такое хорошее состояние. Играть, играть хочется!

А.ПЛЮЩЕВ: Мы до эфира немножко еще тоже разговаривали, вы сказали о ледовом шоу. Мне хотелось бы вы сейчас тоже о нем немного рассказали, меня потрясла там…

Н.ЧУСОВА: Что я там делаю, в ледовом шоу. Режиссер театра в ледовом шоу, да.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну, это во-первых. Я не спросил этого, когда мы с вами беседовали. А, во-вторых, меня, конечно, потрясла деталь, что все репетиции происходят в Голландии.

Н.ЧУСОВА: Ну, в прошлом году, это как бы, ледовое шоу, это уже второе с Татьяной Анатольевной Тарасовой, она постановщик хореографии естественно, вот. А в прошлом году репетировали «Щелкунчик» здесь, в России, и вот в этом году пришли к выводу, что в Голландии это все будет дешевле, вывезти всю труппу.

Д.БОРИСОВ: И веселее.

А.ПЛЮЩЕВ: Веселее – это только в Амстердаме.

Н.ЧУСОВА: Ну не то что дешевле, просто как бы эта компания… там и костюмы шьются у нас там тоже за границей теперь, все это.

Д.БОРИСОВ: Москва дорогая.

Н.ЧУСОВА: Дорогая, и еще не всегда качественная. То есть иногда предлагают… большие деньги просятся, а никакого соответствующего обслуживания нет, то есть есть некие проблемы. А так как у нас задуманы очень большие технические новшества, которых еще никогда здесь не было, то нам нужно такой качественный очень подготовительный период.

А.ПЛЮЩЕВ: Так вот, повторяя тот вопрос, который вы сами себе задали, что вы-то там, драматический режиссер, делаете.

Н.ЧУСОВА: Ну, на самом деле, это не просто фигурное катание, это шоу, это спектакль «Снежная королева», и там есть и сценарий, и текст, и песни, да, и так далее.

А.ПЛЮЩЕВ: Мне всегда казалось, что это ближе к балету, а если текст добавляется, то это елка новогодняя.

Н.ЧУСОВА: Ну, не совсем елка новогодняя. Это спектакль на льду, со своими всеми атрибутами, необходимыми для спектакля. Танцевальный спектакль, да. Но не елка. Без Деда Мороза и Снегурочки, да.

А.ПЛЮЩЕВ: Я не претендую совсем!

Д.БОРИСОВ: Уже мечтает, Саша уже мечтает стать Дедом Морозом, я открыл тебя, я раскрыл тебя. Опять тайну, которую я раскрываю каждую неделю здесь.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну да.

Д.БОРИСОВ: У нас же Плющев актер, на самом деле, вы присмотрите. Правда, он киноактер, то есть он испорчен этим ужасным искусством. Но пытается, старается, и вот, видимо, он на Деда Мороза метит, как раз перед Новым годом.

А.ПЛЮЩЕВ: Вот видишь, ну да, а что там, нормальный способ. Половина фактуры есть уже что.

Н.ЧУСОВА: Да, бороду надел и все.

Д.БОРИСОВ: А зачем вам лед?

Н.ЧУСОВА: Лед?

Д.БОРИСОВ: Деньги?

Н.ЧУСОВА: На самом деле, помимо денег есть еще там одна такая история, потому что это и есть возможность экспериментировать, то есть Holiday on ice они дают возможность использовать вот эти новые технологии, которые нигде в театре пока не применимы, не применялись, а очень хочется их попробовать. И очень хочется попробовать какие-то новые способы выразительные.

Д.БОРИСОВ: Например?

Н.ЧУСОВА: В этот раз мы будем использовать… у нас все это путешествие, эта Снежная Королева, она же будет лететь и так далее, будут такие видео-шары, это в цирке «Дюссолей» они были, один, а у нас их много.

А.ПЛЮЩЕВ: Такой сейчас на Expo был, в германском павильоне.

Н.ЧУСОВА: Да-да-да, в германском павильоне. То есть они используются на каких-то event’ах иногда и так далее, то есть мы пишем такой интересный видеоконтент, чтобы вот это все, от планет до вихрей и так далее, и так далее, чтобы вот это все зажило. Допустим, это одно. Потом – будет некий, может быть, я тайны выдаю не знаю, как на это посмотрят продюсеры.

Д.БОРИСОВ: Так-так-так-так!

Н.ЧУСОВА: Очень хочется сделать такой самовыезжающий фонтан на льду, то есть они там думают, и это очень сложная задача. То есть вы представляете, что это должно быть, сколько всего, электричества и того, и сего, чтобы вдруг вот, как будто лед разверзся и полилась из него вода. То есть мы придумали много чего, и как бы иностранные фирмы пошли на то, чтобы это все придумать, но под руководством нашего замечательного, известного художника, который кучу «Золотых масок» взял, Зиновия Марголина, потому что это он у нас такой монументалист и может такое все позволить.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну, это тоже важный вопрос, выразительные средства я имею в виду. Я тоже читал, что вы и анимацию использовали в спектаклях.

Н.ЧУСОВА: Да, это был очень сложный спектакль, он сложный в прокате, потому что там одного обслуживающего персонала больше, чем артистов, поэтому, как бы, все это редко идет, «Портрет». Да и специально для этого делали анимацию трехмерную, то есть у нас как бы у нас три было видео-зоны и человек, которые там играли, то есть у нас практически минимум декораций, но они находились внутри некоего анимационного пространства. То есть вот такие эксперименты. Еще был спектакль в театре «Современник», «Америка, часть вторая», там используются телевизоры, много-много мульти таких экранов, которые тоже были декорациями.

А.ПЛЮЩЕВ: Значит ли это, что стандартными средствами, средствами режиссуры и игры актера, невозможно выразить?

Н.ЧУСОВА: Да все возможно, просто нужно учитывать и всякие веяния времени. Если их не замечать, то мы на одном стуле так и застрянем, под этим прожектором. А мне кажется, все-таки нужно расширять свое мировоззрение и вообще способы выразительности.

Д.БОРИСОВ: Не актером единым.

А.ПЛЮЩЕВ: И не режиссером, как выясняется. Есть еще выразительные средства, понимаешь, анимация в том числе, или огни всякие разные.

Д.БОРИСОВ: Нина Чусова сегодня едет с нами. Спасибо вам большое за то, что согласились, несмотря на детей, семью, занятость и прочее.

Н.ЧУСОВА: Уехала.

Д.БОРИСОВ: С нами прокатиться, уехать, да, от всех.

Н.ЧУСОВА: Спасибо.

Д.БОРИСОВ: Дмитрий Борисов, Александр Плющев, в следующее воскресенье в 23:05 мы вновь будем здесь, счастливо. Пока.

А.ПЛЮЩЕВ: Пока.