Человек из телевизора - 2021-04-10
И. Петровская
―
Здравствуйте, доброе утро, дорогие наши друзья, слушатели и зрители! Мы в открытом космосе. Мы как те люди, которые почти впервые вышли за год с лишним в прямой эфир. Поэтому те, кто нас видит, заметят, что у меня на лице блуждает абсолютно дурацкая счастливая улыбка от того, что это свершилось. Итак, в эфире программа...
К. Ларина
―
Браво, браво, браво! Такой прекрасный монолог, прекрасный! Это монолог счастья. Как мало людям надо для счастья! Кто-то мечтает остаться на диване в прекрасное утро субботы, лежать и слушать по радио прекрасные голоса. Но тем временем прекрасные голоса-то где находятся? Наконец-то они в студии! Вернее, половина голосов. Ведущий голос этой передачи, лучший голос этой передаче, пронзительный голос этой передачи находится в студии «Эха Москвы». Это Ирина Петровская. А тут на подпевках рядом...
И. Петровская
―
Второй голос — на самом деле самый ведущий, самый пронзительный и самый-самый-пресамый (я уже забыла все остальные эпитеты) находится на некотором отдалении от нас. Но я надеюсь, что там, где Ксения Ларина (а это она) находится, так же солнечно и тепло, как сегодня у нас. Вот так.
К. Ларина
―
В наших сердцах. Значит, смотрите. Самое главное, о чем я мечтала — вот Ира мечтала приехать в студию, а я мечтала, конечно же, тоже вернуться в прямой эфир, чтобы наконец-то произнести сакраментальную фразу, которую произносят все наши коллеги, открывая свои прямые эфиры. Пожалуйста, дорогие зрители YouTube, ставьте лайки! Как говорит Роменский, большой палец вверх — это спасение наше. Мы будем очень вам благодарны. Мы с Ирой тоже подключаемся к этому творческому соревнованию: кто больше лайков соберет, того и тапки. Поэтому давайте побольше лайков нам накидайте на радость нашему главному редактору. Он очень любит. Я не знаю, что это значит, но, видимо, что-то очень важное.Ну и второе объявление тоже важное, тоже для наших зрителей в YouTube — что мы действительно наконец-то в прямом эфире. Перед глазами у меня чат. Я очень люблю на него ссылаться, обращать внимание и читать то, что вы пишете. Поэтому если по ходу нашего заседания у вас возникнут пожелания, вопросы, уточнения, всегда к вашим услугам. То же самое относится к нашим пользователям Фейсбука. Наша страничка — ну, моя страничка, Ксении Лариной — есть анонс нашей сегодняшней передачи. Сейчас прочтем, перед тем, как начать. И там тоже открыта возможность комментариев для всех пользователей. Приходите!
И. Петровская
―
Ну и теперь, видимо, пришла пора зачитать, как всегда, наш возможный репертуар, наше меню. Наши впечатления, наши рекомендации. Это не значит, что мы будем точно следовать всему, но кое-что мы с вами обсудим.
К. Ларина
―
Итак, сначала новости. Новостная линейка, которая так или иначе связана с аудиовизуальными средствами массовой информации. «Артдокфест» — фестиваль в осаде. Команда Манского против мракобесов. Лучшие фильмы фестиваля. Премия «Белый слон» — это премия кинокритики и кинопрессы. Фильмы Навального раскололи режиссерский цех. Милитаристский угар у федералов. На федеральных каналах готовятся к новой войне. Юрия Дудя обвинили в пропаганде наркотиков, а Эрмитаж в пропаганде разврата.Ну и теперь что касается выпусков интервью — конкретно то, что мы смотрели с Ирой. Репортажи о тюремной медицине — Эдуард Бурмистров, канал «Дождь». Об акции «Альянса врачей» в колонии Навального — Дмитрий Низовцев («Штаб») и Василий Полонский (опять же «Дождь»). Выпуск «Такая работа» Тимура Олевского о гражданских активистах. Канал «Такая работа», «МБХ-медиа». Это всё YouTube.
Выпуск «Редакции» о Павле Дурове и основателях российских соцсетей. Очень интересный. Фильм «В лысого не стрелять» о майоре Измайлове на сайте «Новой газеты». Кстати, здесь кто-то уже заметил из наших слушателей, что сайт «Новой газеты», YouTube-канал уже превратился в такой отдельный телевизор. Это чистая правда. Я буквально сейчас, перед нашим эфиром, посмотрела (посмотрела, что важно, а не послушала) Дмитрия Муратова в его беседе с Павлом Каныгиным. Беседа про перестроечные средства массовой информации. Вся история перед глазами.
Интервью. Чулпан Хаматова у Собчак. Нюта Федермессер в Hard Day's Night на «Дожде». Юлия Высоцкая и Владимир Мишуков у Катерины Гордеевой («Скажи Гордеевой»). Павел Лунгин у Дмитрия Гордона. Венедиктов у Максима Шевченко. Это интервью — у Максима Шевченко очень интересные интервью, обратите внимание, на канале. Иван Белоусов, бывший зэк, у Ольги Романовой на канале «МРР». Фильм Инны Курочкиной про Тбилиси-89 на «Настоящем времени». «Грани времени» — Мумин Шакиров, Дмитрий Глуховский. Это канал «Свобода» — иностранный агент, как и «Настоящее время». Забываю, что мы обязаны это упоминать.
Давайте мы сразу начнем с последних событий, потому что Ира вчера побывала на последнем дне «Артдокфеста». Посмотрела фильм закрытия. Я думаю, что сейчас она подробнее нам про это расскажет.
И. Петровская
―
Звучит зловеще — на последнем дне «Артдокфеста». Но на самом деле всё, что происходило в эти дни и в Москве, и в Питере вокруг действительно самого, наверное, влиятельного, авторитетного фестиваля документального кино, неигрового кино — это не поддается вообще никакому пониманию и объяснению. Начнем с того, что в Питере его просто запретили.
К. Ларина
―
Сорвали.
И. Петровская
―
Сорвали — ну, запретили. Потому что представители определенных служб сидели в автобусе и ожидали, пока соберутся зрители, а потом ворвались и предъявили им нарушения санитарно-эпидемиологических правил, норм. Якобы там люди были без масок и перчаток. Тут вспоминается недавнее зрелище с невероятным количеством людей, скажем, в тех же Лужниках, посвященное «крымнаш». Там, по-моему, никого не было ни в масках, ни в перчатках. Тем не менее, никаких норм они, видимо, не нарушали. Но в Москве тоже фестиваль проходил, в общем, в условиях, близких к боевым. Потому что 2 фильма просто запретили. Ну, как запретили? Под нажимом...
К. Ларина
―
Вынуждены были снять с показа.
И. Петровская
―
Вынуждены были снять с показа, чтобы не подставлять ни фестиваль, ни зрителей, ни авторов. Ну а всё остальное проходило всё время в режиме ожидания каких-то провокаций. Вчера, в день закрытия, одна из таких провокаций случилась. Активисты неведомой организации (то есть ведомой, но не хочется лишний раз называть) ворвались на территорию кинотеатра «Октябрь».Давайте заметим, друзья мои, что это самый центр Москвы. Буквально в нескольких километрах от цитадели Кремля. И тем не менее, несмотря на то, что там дежурила полицейская машина, они ворвались и почти напали на главного организатора, человека, который этот фестиваль проводит — Виталия Манского. Пытались набросить ему на шею какую-то белую тряпку. Это всё есть — там снимали люди, выложили.
К. Ларина
―
Да, это показывают, уже вчера обсуждали. Сам Виталий буквально сразу же после этого выходил во многие эфиры, в том числе на «Эхе Москвы». Я вообще, кстати, хочу отметить, что Виталий Манский, президент «Артдокфеста», большой молодец, что всё, что там происходило, он сразу же предавал огласке, не отказывался ни от каких интервью. Был буквально вот такой прямой эфир — он просто шел с этим телефоном и рассказывал, что сегодня произошло, что произойдет завтра (может произойти), какой фильм опять снят с показа.Это, конечно, производило впечатление невероятное. Я даже подумала о том, что он, как документалист, прекрасно понимая, что он тем самым фиксирует всё, что происходит с его фестивалем здесь и сейчас, потом может сделать из этого просто кино — что называется, фильм о фильме. Знаешь, как бывает? Вот это фильм о том, как проходил фестиваль документального кино.
Я очень боюсь, конечно, ошибиться, Ира, но у меня ощущение, что это последний легальный «Артдокфест», который проходил в Москве. Потому что мы знаем, что он как бы давно переехал в Ригу вместе со своим президентом. И основная часть проходит там, и основные победители будут там награждены в мае, если я правильно помню — Виталий об этом рассказывал. Но здесь впервые такое. Всегда были — этот SERB к ним уже приходил на прошлый фестиваль. Но чтобы такое!
И. Петровская
―
После того, как распоряжением лично министра культуры Мединского этому фестивалю было отказано в госфинансировании (а случилось это уже энное количество лет тому назад), у меня каждый раз было ощущение, что этот фестиваль последний здесь, на территории. Тем не менее, Манскому удавалось и пока удается невозможное — он его проводит.Он давно мог от этого отказаться. Он успешный международно признанный режиссер, который снимает действительно очень актуальные, важные картины. Их показывают по всему миру на всех фестивалях. Он берет самые разные (и в основном, кстати, главные) призы этих фестивалей. И поэтому правда, зачем, казалось бы, такая головная боль человеку, который абсолютно успешен?
И вот за эти годы Виталий Манский превратился, я не побоюсь этого слова, в человека, который осуществляет миссию. Он продвигает это документальное неигровое кино, которое у нас исторически в загоне, если говорить о настоящем кино, о кино документальном как отдельном виде искусства, а не о наборе каких-то там хроникальных кадров. Он и затеял этот фестиваль для того, чтобы это кино пришло на большие экраны, чтобы это кино в противовес тому, что показывают по телевизору, стало определенным маяком для документалистов. Это всегда поддерживает Виталий. Поддерживает и фестиваль, и артхаус, и дебюты, то есть кино совсем молодых людей.
Вы даже себе представить не можете, дорогие наши слушатели и зрители, кто далек от этого вида искусства, что такое настоящее документальное кино. Это не только фиксатор времени и происходящих событий. Документальное кино создает образ — образ времени, образ страны, образ власти, образ народа, образ просто отдельного человека. Многообразие и жанров, и форм, видов документального кино невероятное. Вся прелесть «Артдокфеста» в том, что на большом экране люди имеют возможность (имели и пока имеют) раз в год это видеть.
Я вот считаю, что Виталий Манский в этом смысле герой. В прямом смысле герой. Потому что он показывает себя как боец и борец. Что он этого не боится, он противостоит, гнет свою линию. Исключительно на законных основаниях — ничего никто не нарушает. И тем не менее, всё равно ощущение, что это пространство схлопывается, схлопывается и схлопывается.
К. Ларина
―
Абсолютно. Ира, поддерживаю твои слова и хочу только сказать, что я тоже вчера написала Виталию слова поддержки, что он герой. И он меня поправил: «Я всё-таки не один. Очень важно понимать, что у нас команда, и каждый выполняет свой долг». И, безусловно, проявляет и мужество, и терпение, и бесстрашие. Команду он собрал отличную.Ну и второе. Может быть, если уж мы с этого начали, про документалистику, я бы хотела, может быть, не то что поспорить, но мне кажется, что когда ты говоришь нашим слушателям: «Вы себе не представляете, что такое настоящее документальное кино...».
И. Петровская
―
По большому счету, я говорю.
К. Ларина
―
Нет, я не соглашусь с тобой. Потому что то документальное кино, которое и в конкурсной, и во внеконкурсной, и в специальных программах «Артдокфеста», к сожалению (или к счастью, не знаю), во многом состоялось благодаря YouTube-каналам. Мы такое кино видели. Я сама была пару лет назад в жюри конкурса «Артдоксеть», где было представлено документальное кино, выдвинутое на «Артдокфест», но созданное в сети и в сети же показанное. И оно ни в чем, поверь мне, Ира, не уступает документальному кино, которое делается для большого экрана.Не у всех находятся деньги, не у всех есть возможности. И уж учитывая, что там такие авторы, как Андрей Лошак, как Алексей Пивоваров, как Ирина Шихман, как Юрий Дудь — это же всё документалистика. Если мы исключаем из этого вида искусства интервью (это журналистика чистой воды, когда два человека сидят и беседуют), то всё остальное — это полноценная документалистика, и она такая. Она сегодня главный жанр вообще в журналистике.
Мы с тобой про это тоже говорили — что документалистика, документальное кино во многом заменило журналистику. Кстати, смотрела Муратова — он там тебя цитировал, когда ты писала про НТВ после 1996 года, когда их начали всех ломать об коленку. Ты там сказала такую фразу, что теперь будет только принудительное вещание. Не свободное вещание, как это было раньше, свободное телевидение, а принудительное. Вот сегодня всё принудительное. А свободное осталось только в этих неподконтрольных, неподцензурных пространствах, которых меньше и меньше.
И. Петровская
―
Я не буду сейчас спорить на нашу с тобой вечную тему, что если документальное кино есть в сети, значит, оно всем доступно. Нет, к сожалению, мы знаем и видим в том же документальном кино, кстати, свидетельства того, что количество людей, которые находят и смотрят там это кино, в общем, по сравнению с другими формами показа...
К. Ларина
―
А с какими? Кто пойдет сегодня на документальное кино?
И. Петровская
―
Я говорю: спорить…
К. Ларина
―
А я так люблю спорить — обожаю! Вспомни очереди. Вот что такое было торжество документального кино для массового зрителя? Это Подниекс.
И. Петровская
―
«Легко ли быть молодым».
К. Ларина
―
Это тот же Станислав Сергеевич с его документальными фильмами.
И. Петровская
―
Считанные разы.
К. Ларина
―
Это Герц Франк с его знаменитым фильмом. Но всё равно это было время, когда кино было массовым, когда стояли очереди в кинотеатры. Сегодня этого не будет, не надейся. Пока не будет.
И. Петровская
―
Да, была одна маленькая возможность, но она упущена. Поэтому я абсолютно автоматически перехожу к следующей теме — к фильму закрытия «Артдокфеста». Это фильм, который вчера показала в еще не вполне готовой, как она сказала, режиссерской версии Вера Кричевская. Фильм, который называется, если перевести вот так с английского, «На фиг такую работу».Это фильм, который меня (это был последнее, что я увидела перед нашим эфиром, потому что это закончилось уже вчера поздно вечером) до сих пор не отпускает. Потому что получилась абсолютно пронзительная, невероятно светлая и невероятно горькая картина не только о телеканале «Дождь», его основательнице Наташи Синдеевой и ее муже Александре Винокурове. Это получился образ и одновременно хроника вот этого последнего десятилетия, которое вдруг неожиданно выдало некий луч надежды.
И вот зацепившись за это, очень молодые люди, Наташа Синдеева и ее команда, попытались создать и, будем говорить откровенно, таки создали — вопреки всему, вопреки невероятному прессингу, давлению, тому, что их реально на наших глазах уничтожали, тем не менее, умудрились создать частное независимое телевидение, которое стало реальной альтернативой вот этому федеральному.
Там есть такой прием в этом фильме у Веры Кричевской. Когда канал «Дождь» действительно включился в эту информационную повестку и понял, в чем, собственно, главное предназначение? Когда случился взрыв в Домодедово. Экран поделен на несколько квадратов, и вот в одном маленьком квадратике показывают, что происходит в аэропорту Домодедово — всеми возможными способами, используя, естественно, все уже существовавшие тогда мобильные устройства. А на всех остальных пляшут, поют, показывают кино, детективы. Этот прием используется неоднократно: именно когда что-то такое происходит в стране, никто не замечает, кроме этого микроскопического по сравнению с этими гигантами канала «Дождь».
Почему от него, от фильма, несмотря на весь его вот этот свет и грусть веет некой безнадежностью? Потому что понятно, что дальше вряд ли будет (на некоторое время вперед уж точно) хоть один шанс создать с нуля, вот так, на голом энтузиазме — по сути, по прихоти. Наташа Синдеева, героиня фильма, была яркой, свободной, гламурной женщиной, которой захотелось создать такой optimistic channel.
К. Ларина
―
Кстати, сначала всё-таки было радио. То есть она всё-таки в медийном пространстве к тому времени существовала как действующее лицо.
И. Петровская
―
Конечно, разумеется. Но к этому ей захотелось еще и поиметь такой в розовых тонах... Там это тоже подчеркивается — розовая машина, розовый холодильник, розовые стены. И дальше мы видим эту трансформацию. Почему я попыталась сравнить Манского и Наташу Синдееву? Потому что будучи, наверное, по своей природе не борцами, не бойцами и не героями, а скорее творцами, они сделались борцами, бойцами и героями. Они преодолевали и продолжают преодолевать все препятствия, которые многим и не снились.И то, что пережила сама Наташа, да и то, что переживает сейчас и Виталий — это требует невероятных сил. В том числе и в первую очередь своих моральных сил, которых может не хватить. Наташа тысячу раз там рассказывает. Там потрясающее интервью, как она опускала руки и как она думала: всё. И даже в конце она говорит: «Вот думаем: закрыть или что? Потом: нет, не можем».
К. Ларина
―
А танго? Я там почитала, что там такой сквозной линией проходит танец — танго. Наталья Синдеева начала заниматься этим видом досуга, что называется, в перерывах между работой. Как я поняла, для того, чтобы вернуть себя в состояние психологической уверенности после всех страданий, которые она переживала. В том числе физических.
И. Петровская
―
Не только это. Мотив этого танца, танго, проходит через всю картину, потому что выяснилось, что Наташа Синдеева еще и отлично танцевала всю жизнь. Там есть еще кадры — семейная хроника, где она старшеклассницей очень зажигательно танцует. Потом она на каких-то светских тусовках тоже танцует и зажигает так, что все там вокруг...
К. Ларина
―
Как Мария Захарова?
И. Петровская
―
Ой, ну, называется, сравнили. Шутка не удалась. Она потрясающе танцует. Она гибкая, она пластичная. Ты, как актриса, знаешь, что это требует вообще отдельных способностей.
К. Ларина
―
Да, тем более что у меня таких способностей не было.
И. Петровская
―
А я просто как корова на льду себя ощущаю. Поэтому стараюсь не танцевать. И в конце, уже ближе к концу, она, Наталья, берет уроки танго — как там сказано, танго с выкрутасами. Это не просто танго, а и эдак, и так, и сяк, и с переворотом.
К. Ларина
―
Это, конечно, всё должно искрить. Это один из самых эротических видов танцев, мы это знаем. Без этой химии — извините за это дурацкое слово, которое мы с Ирой не очень любим, но по-другому здесь не скажешь… Эти искры, которые должны высекаться в процессе танца с партнером между партнерами — они имеют колоссальное значение. Не меньшее, чем, собственно говоря, всяческие физические возможности и умения. Я думаю, что наверняка эта тема там тоже звучала.
И. Петровская
―
На самом деле если бы этому фильму светила хоть какая-нибудь прокатная судьба в любом виде — на экране или на экране телевизора в России, я бы так и назвала это — «Танго с выкрутасами». Потому что вся эта история — создания «Дождя», этой борьбы, побед, оптимизма и отчаяния — это всё и есть танго с выкрутасами. Прощание с соратниками, обретение новых соратников. Помимо всего прочего, это еще и личная история самой Веры Кричевской, которая была первым главным режиссером «Дождя», ушла. И вот она еще и проживает и рефлексирует всю эту историю в виде автора и голоса за кадром. У нас новости.НОВОСТИ.
РЕКЛАМА.
И. Петровская
―
Мы продолжаем! С вами снова мы — «Человек из телевизора», человеки. В прямом эфире мы сказали сегодня «Поехали!», взмахнули рукой. Продолжайте, бортинженер или командир нашего экипажа Ксения Ларина!
К. Ларина
―
Я, кстати, хочу сказать, что поскольку мы всё время были в записи, мы не представляли звукорежиссеров эфира. А сегодня просто безобразие. Я так видела краем уха — это Кирилл Бурсин, да? Крикни! А кто?
И. Петровская
―
Илья Крылов, наш звукорежиссер.
К. Ларина
―
Илья, прости, не узнала.
И. Петровская
―
Это, видимо, мой косяк, потому что я, конечно, немножко отвыкла от студии. Я чувствую себя действительно в каком-то открытом космосе и потихоньку осваиваюсь в прежней роли.
К. Ларина
―
Давай пойдем дальше, Ира. Мы на документалистике — давай про документалистику и продолжим. Кстати, пока сейчас были новости и реклама, Женя Альбац написала и попросила, чтобы мы напомнили, что у нее тоже есть YouTube-канал. Конечно же, канал только развивающийся, начинающийся, встающий на ноги, который называется «The New Times» по названию журнала, который Евгения Марковна Альбац возглавляла, возглавляет и, я надеюсь, еще будет возглавлять. Журнал еще вернется и будет работать в полную силу. А пока вот YouTube-канал, который только начинается.В этой связи, конечно, я бы хотела, чтобы мы с ирой объяснили, потому что очень многие наши коллеги, которые тоже ведут стримы на разных YouTube-каналах, спрашивают: «А чего вы там про нас не говорите?». Мне всё-таки кажется, что есть некая разница между так называемым стримом, когда человек просто сидит в прямом эфире и отвечает на вопросы (как наш эфир, который называется «Слухай Эхо»), и профессионально созданной телевизионной продукцией. Это могут быть интервью, это могут быть и программы. Согласись, Ира?
И. Петровская
―
В хорошем смысле слова телевизионным продуктом, который в прежние годы, когда телевидение было еще нормальным, вполне мог бы быть представлен на вот этом так называемом большом телевизионном экране.
К. Ларина
―
Ну вот скажи: всё-таки есть это разница. Есть некая разница между одним и другим.
И. Петровская
―
Конечно, потому что, в принципе, по нынешним временам любой человек может сесть и рассказывать. Но это часто или нечасто (пусть никто не обижается) не делает это предметом общественного интереса.
К. Ларина
―
Дело даже не в этом. Художественное...
И. Петровская
―
Конечно, да. Художественные достоинства часто даже в меньшей степени выражены, чем общественная значимость. Вот мы стараемся учитывать, во-первых, это. А во-вторых, правда, поверьте, друзья, если мы действительно будем обращать внимание абсолютно на всё, мы утонем в этом океане. Потому что сегодня это просто океан. Даже не море. И уж извините, но мы будем обращать внимание на то, на что мы хотим его обратить.
К. Ларина
―
Хотя прекрасно понимаем… Нас с Ирой тоже всё время наши слушатели провоцируют на то, чтобы мы завели свой YouTube-канал. Вот так же будем сидеть и отвечать на ваши вопросы. Не знаю. Иру-то вообще трудно раскачать. Ты хочешь завести YouTube-канал?
И. Петровская
―
Мечтаю прямо, вот каждый день сплю и думаю: где бы нам этот ютюбчик завести, как бы?
К. Ларина
―
Но, тем не менее, всё равно скажем, что наши коллеги (допустим, по «Эху» — давай ограничимся нашей работой) почти все — ну, самые яркие ведущие уже имеют свои платформы, свои YouTube-каналы и делают это прекрасно. И собирают большое количество просмотров. Отлично, молодцы! Собственно, радио вообще пропало — его нет.Мне очень нравится, что наши репортеры, корреспонденты, которые выходят на улицу на задания, помимо того, что они делают пленки (мы по-прежнему называем это «пленки», хотя никаких пленок, как вы понимаете, уже нет в помине), помимо того, что делают материалы для новостей, они всё равно выходят в прямой эфир в видео и работают как телевизионные корреспонденты. И даже во время прямых эфиров наших «Утренних разворотов» наши корреспонденты выходят с камерой в прямой эфир, и зрители YouTube давно уже к этому привыкли. К сожалению, говорю я, радио исчезло. Всё, никакой загадки.
И. Петровская
―
И я с огромным сожалением это констатирую. Потому что радио — это отдельная магия. Магия голоса в первую очередь. Люди, слушатели могли по этому голосу создавать и домысливать тот образ ведущего или корреспондента, который является обладателем этого голоса. И еще раз повторяю: в этом была отдельная магия и часто какое-то отдельное удовольствие для тех, кто был бойцом невидимого фронта — но слышимого.
К. Ларина
―
Я хочу сказать про еще один канал, про который мы тоже начали упоминать. С телевизионной точки зрения он тоже очень интересен, потому что там есть ведущий и есть некое количество репортажей, материалов, которые он связывает своими рассказами, своими подводками.Кстати, про фильм про Синдееву, про Винокурова и про «Дождь» — «На фиг такую работу». Собственно говоря, автор этого мема, Тимур Олевский, ведет «Такая работа», ведет свой канал. Это канал, который существует в рамках «МБХ-медиа». Мы про него уже говорили.
И вот тоже буквально сегодня утром, перед передачей, я посмотрела новый выпуск Тимура, который посвящен людям совершенно отважным. Это гражданские активисты, но скорее не политические активисты. Хотя у нас сейчас уже всё политика — это понятно. Это, может быть, даже еще опаснее, чем политика — это экологические активисты.
Мы знаем, сколько боев вокруг вот этих всех проблемных зон, в которые попадают настоящие люди, которые пытаются защитить лес, озеро, освободить территорию от каких-то заводов, от опасных веществ. Мы знаем, чем это кончается. Вспомним Химкинский лес: у скольких людей тогда было просто буквально подвержено опасности не только их здоровье, но и жизнь. И мы знаем, что многие журналисты, активисты буквально жертвовали своей жизнью ради того чтобы...
И. Петровская
―
Михаил Бекетов.
К. Ларина
―
Вот, первое, что приходит в голову.
И. Петровская
―
По-моему, на этой неделе было, кажется, 8 лет (я могу ошибиться), как он всё-таки ушел из жизни, несмотря на все усилия. Реально человеку проломили голову, сделали инвалидом. И это одна из самых страшных историй, в которой и за которую никто не ответил, по сути.Я отлично помню, что мы вместе с Мишей, с которым мы учились на факультете, сидели на вручении премии в области СМИ. Это был, по-моему, 2010 год, если я не ошибаюсь. И тогда Путин в ранге премьер-министра после окончания этого торжественного мероприятия лично подошел к Мише и давал заверения… Правильно я ставлю ударение?
К. Ларина
―
Других вариантов нет.
И. Петровская
―
Что расследование этого бандитского нападения и тех травм, почти несовместимых с жизнью, которые Миша получил, обязательно получит сейчас продолжение, будет активизировано. Ну, мы знаем, чем это всё закончилось. Нет человека — и проблема исчезла. И преступления вроде как не было.Вообще то, как забываются в этом даже не общественном, а в нынешнем медийном официальном пространстве самые страшные события... Как исторические… Исторические иногда прорываются, а вот актуальные события — трагедии, убийства, политические убийства, взрывы, теракты и всё такое — это, конечно, вызывает отдельное потрясение.
То есть можно было бы подумать в каком-то отдельном случае, что вот это решили забыть. Но поскольку это система, то понятно, что это такой специальный ластик, которым стирают из памяти людей любое воспоминание. И потом еще спрашивают или удивляются: почему люди не хотят слышать, знать? А потому что их так приучили, что что бы ни произошло — ну 3 дня, ну неделю это будет, может быть, главным событием. А потом всё. И через год — ниже, ниже, меньше, меньше упоминаний. А потом оно и вовсе растворяется где-то, в каком-то облаке.
К. Ларина
―
Распыляется. Как у Оруэлла был термин «распылить». Как распыляют людей, которых сами же и убили, так и события, в которых люди погибали — бессмысленные страшные жертвы. И преступления, за которые никто не ответил. Но тут, кстати, Ира, опять же, спасибо федеральным средствам массовой информации. Они в этом смысле являются главными работниками ножа и топора, которые всё это выкорчевывают из памяти народной, заменяют эти пласты.Это тоже не мы придумали, что называется — это всегда было так. Средства массовой информации были всегда, просто разные технические уровни. И до телевидения тоже были газеты и журналы. И опять же, вспомним Оруэлла: как целое министерство работало на то, чтобы заменять историю, заменять прошлое, менять войну на мир, мир на войну. Вчера воевали с Океанией, сегодня с другой страной. То есть это всё не нами придумано.
Меня поражает, что люди, которые этим занимаются, это делают с огромным энтузиазмом. Я имею в виду журналистов, если их так можно назвать — вот тех, которые на федеральных каналах главные пропагандисты. С огромным энтузиазмом! Да еще, небось, хвастаются друг перед другом: «А у меня круче получилось!».
И. Петровская
―
Они с огромным энтузиазмом делают то, что им приказывают делать с огромным энтузиазмом. Вот и весь сказ. В этом фильме, который мы обсуждали в первой части, Веры Кричевской, есть фраза Натальи Синдеевой, что ей позвонили из администрации президента и потребовали что-то там убрать или о чем-то не говорить. И она, тогда еще начинающая руководительница канала (и владелица, между прочим), сказала: «Извините, но мы частная компания. Мы не обязаны вам подчиняться».А потом вот этот вал. Не сразу, но постепенно случился этот вал разных ужасных событий, когда канал вообще чуть не уничтожили. «Ах, вы такие, вы не подчиняетесь? Так не доставайся ты никому!». Вот примерная логика. А здесь... Кстати, в этом тоже есть объяснение, почему федералы так ненавидят «Дождь». Ведь Соловьев и его команда — их хлебом не корми, но дай сказать какую-нибудь гадость в адрес «Дождя». Именно потому, что, я думаю, для них это такой дикий раздражитель.
Потому что каждый всё равно задает себе вопрос: «А что, так тоже можно было?». А вот оказалось, что так можно было. И если маленькой компании, совсем молодым Синдеевой, Винокурову и команде удалось, тем не менее, устоять, противостоять, то я могу себя представить, что в самом начале большие могли бы это делать с намного большим успехом, если бы они не брали под козырек и не делали то, что в результате они теперь просто в приказном порядке обязаны делать.
К. Ларина
―
А помнишь, кстати, мы с тобой были на одной из ТЭФИ… Одна из последних, по-моему, ТЭФИ, которая еще была более-менее приличная.
И. Петровская
―
Которая еще была ТЭФИ.
К. Ларина
―
Да. Я не помню, где это было. Чуть ли не в Филях, в каком-то бывшим ДК.
И. Петровская
―
«Горбунова».
К. Ларина
―
Да, там, где ТЭФИ вручали как раз каналу «Дождь». Помнишь? И с какой злобой, с какой неприкрытой завистью и неприязнью мы слышали разговоры, как говорили про «Дождь» представители федеральных каналов, упрекая, что, типа, самодеятельность, детский сад.
И. Петровская
―
Сельский клуб.
К. Ларина
―
Как так можно, сельский клуб... Это, конечно, тоже о многом говорит. Тогда еще не было такого противостояния, но раздражение против «Дождя» у них уже было. Потому что «Дождь» делал то, что он считал нужным, то, что хотел. Слушай, мы начали отмечать его день рождения, а его день рождения только 21 апреля.
И. Петровская
―
Да, но дело в том, что канал-то, может быть, 21-го только был основан, а на самом деле его история несколько шире и дольше. Потому что вначале надо было всё это придумать, это всё осуществить, это построить. Вот просто реально на пустом месте. Точнее, были стены, как говорит Вера Кричевская, в этом помещении «Красного Октября». Это было уже, по-моему, следующее помещение после того, как их в очередной раз попросили. Казалось, как будто бы оно навек пропахло шоколадом и крысами. И вот на этом самом месте они строили, строили, а потом их оттуда попросили.
К. Ларина
―
Короче говоря, мы эту передачу еще повторим.
И. Петровская
―
Мы повторим через 2 недели, ровно в день рождения, или, как они говорят, дождения телеканала «Дождь».
К. Ларина
―
Нужно еще хоть что-нибудь сказать. Давай посмотрим по интервью. Поскольку получилось, что наши девушки, которые занимаются высокой миссией благотворительности — Чулпан Хаматова у Ксении Собчак и Нюта федермессер в Hard Day's Night. Ты смотрела что-то?
И. Петровская
―
Я смотрела Чулпан Хаматову. Нюту Федермессер еще не успела.
К. Ларина
―
Ну скажи.
И. Петровская
―
Ой, у меня вызывает смешанные чувства. С одной стороны, Чулпан, которая, мне показалось, была очень искренней в этой интервью. Совершенно не старалась ни Собчак, ни кому-то понравится. Она просто рассказывает о том, чему она тоже реально служит. Вот у нас сегодня так получилось, что люди...
К. Ларина
―
Про служение.
И. Петровская
―
Про служение. Именно не службу, а служение. И она тоже тысячу раз могла перестать этим заниматься — этим фондом «Подари жизнь», этими больными детьми, этими строительствами разных площадок и так далее. Но она это ощущает именно как миссию, как служение. Да, еще раз повторяю: там совершенно искренняя, совершенно не думающая о том, как она в данный момент выглядит, с естественными реакциями...
К. Ларина
―
Это потому что это профессиональная актриса, которая могла бы вам сыграть всё, что угодно. Но она этого не делает.
И. Петровская
―
Даже смешно. Там есть вопрос: ты могла бы плохо сыграть, если бы тебя попросили? Она говорит: «Конечно, могла бы. Естественно, подумаешь — проще простого». А с другой стороны, вот правда — два мира, два… Не хочу повторять эту банальность — Шапиро, детства, но две какие-то абсолютно разные планеты, что ли. Или планета и спутник.
К. Ларина
―
Я тоже думала, что про планету тоже не то сравнение. Два не пересекающихся ни в чем пространства, абсолютно.
И. Петровская
―
Непересекающиеся параллельные прямые. Потому что я смотрела это очень внимательно и понимаю, что то, что говорит Чулпан Хаматова, искренне непонятно Ксении Собчак. И по ее вопросом, иногда вызывающим просто оторопь, это тем более понятно. Она в каких-то иных координатах, категориях существует и мыслит.И поэтому мне казалось, что временами у Чулпан Хаматовой прорывается какое-то внутреннее недоумение, когда они как будто говорят на разных языках. Она не понимает (я в данном случае имею в виду Чулпан), что ее спрашивает Собчак. А Собчак, в свою очередь, не считывает самые, между прочим, простые смыслы, которые содержатся в словах Чулпан Хаматовой.
К. Ларина
―
Но при этом очень хочет дружить, очень хочет понравится. Вот я так поняла, что главный мотив у Ксении для того, чтобы это интервью состоялось — ей очень хотелось выяснить отношения. Поскольку было несколько сюжетов в их жизни, где они пересекались. И точно так же это были просто абсолютно разные ощущения жизни, которые приводили к долгим разрывам и к обидам.И здесь то же самое. Она очень обиделась: «Почему ты говоришь, что мне нельзя доверять?. Почему же со мной нельзя пойти в разведку?». И Чулпан даже прямо почти рассмеялась: «В профессиональном отношении. Ты работаешь в своей профессии, ты помогаешь фонду, за что тебе огромное спасибо. Но разговор «пошел бы со мной в разведку или не пошел» — это другой уровень, другая категория доверия». Мне кажется, эти вещи гораздо важнее для той же Собчак. Это, может быть, единственное, что она поняла: что ее...
И. Петровская
―
Не-а.
К. Ларина
―
Нет, не поняла?
И. Петровская
―
У меня как раз ощущение, что она никак не могла этого понять. «Почему нет? Ты не доверяешь на том уровне, чтобы стать близкими подругами или как-то перейти на другой уровень отношений?». И мне кажется, единственное, что ее это задело. Это ее несколько обидело — что практически на предложение дружбы, руки и сердца Чулпан всеми силами пятится назад и говорит: «Спасибо, увольте».
К. Ларина
―
Ну да, там было много таких моментов. Ты абсолютно права. Мы тем более обсуждали это, когда смотрели. Когда был политологический спор, тоже очень смешной. Там Ксения тоже проявила всю свою сущность, когда они вспоминали про время Горбачева в связи со спектаклем — что Горбачев открыл страну, что снес Берлинскую стену, завершил холодную войну и ничего на этом не заработал, как говорит Ксения. «Ведь он, — говорит она, — по дешевке сдал страну». Чулпан сидит и говорит: «Кому?! Кому он сдался страну? Он открыл нам мир! Он сделал это во имя собственных граждан, а не ради того, чтобы заработать».Вот это, конечно, абсолютно разные представления и мировоззрения. В этом, конечно, то, что сегодня мировоззрение Ксении Собчак побеждает во всех смыслах. В этом смысле они, кстати, очень похожи с Владимиром Путиным. Он точно так же меряет всех, весь мир — именно по этой линейке: кто за сколько продается, где можно срубить, где кого можно обмануть, где на чем заработать в большом геополитическом смысле.
Вот сегодня эта философия, которую, собственно, Ксения и продемонстрировала в этом интервью абсолютно. Вот ради этого хотя бы посмотрите, и вы поймете, что случилось с этой лодкой, которая называется «Россия». Вот что сегодня с ней произошло.
И. Петровская
―
А ты про Нюту расскажи.
К. Ларина
―
Про Нюту нас уже нет времени. Скажу только, что это очень хорошая коллективная работа «Дождя». Я не очень люблю эту программу, этот формат Hard Day`s Night, поскольку там каждый берет свое отдельный интервью, и в итоге до конца ничего не доводится. Но здесь это получилось, потому что это был разговор, безусловно, о служении, о выборе, о проблемах. Нюта как-то себя собрала. Поскольку вы знаете эту историю, когда ей было очень тяжело отбиваться от претензий и обвинений в прислужничестве, что называется.
И. Петровская
―
Так же, как Чулпан.
К. Ларина
―
Да, сегодня она взяла себя в руки. Она способна защищать свою точку зрения. Она прекрасно понимает все свои репутационные риски и сознательно на это идет. В том числе разговор был и про это. Ну и, естественно, про ее работу и вообще про отношения со смертью, отношения с уходящими людьми.Мы должны заканчивать. Ну как накануне Дня космонавтики и юбилея первого полета в космос не спеть о Гагарине? Конечно, мы сегодня поем о Гагарине вместе с той песней, которую мы обычно поем хором, когда встречаемся за праздничным столом в День космонавтики.