Человек из телевизора - 2020-12-12
12.12.2020
К. Ларина
―
Доброе утро, добрый день! Начинаем программу «Человек из телевизора». Как обычно, ведут ее Ксения Ларина и Ирина Петровская. Ира, приветствую тебя, здравствуй!
И. Петровская
―
Всех приветствую, и тебя приветствую!
К. Ларина
―
Список готов. Поступают всё новые и новые поводы для обсуждения, поскольку в телевизоре у нас, как обычно, всё. И телевизор тоже во всех смыслах, как вы понимаете — и тот, и этот. Я сразу читаю, чтобы время не тратить. Читаю наш список, которые мы с Ирой составили вместе, понимая, что мы не всё успеем обсудить. Ну так, для вашего сведения. Итак, главное на прошедшей неделе. Трансляция заседания Совета по правам человека с Путиным: оптика власти как параллельная реальность — вот такой заголовок придумала. Убийство в прямом эфире на стриме — помните эту жуткую историю прошлой недели. Но она имеет кошмарное продолжение на федеральных каналах. Об этом Ира Петровская как раз написала в своей колонке в «Новой газете». Новые выпуски «Намедни» — 2013 и 2014. Это Леонид Парфенов и канал «Парфенон». Выпуск «Редакции» Алексея Пивоварова, которого поздравляем с выздоровлением. Надеемся, что всё хорошо. Выпуск посвящен пассивности и смирению российских граждан. Шендерович и Ольга Бычкова не на «Эхе Москвы», а на канале RTVI. Вообще это всё выглядит как некий вставной зуб на фоне новостей, которые очень сильно изменились — не знаю, обратила ли Ира на это внимание. На фоне звездных интервью Тины Канделаки вдруг внедрены такие вот казачки. Михаил Зыгарь — такая звезда получилась, телезвезда, в связи с выходом книжки, которую, как я понимаю, он выпустил. Книга называется «Все свободны» и посвящена она событиям 90-х годов. Прежде всего президентским выборам 1996 года, которые, по мнению Михаила, во многом развернули ход истории. Михаил был гостем Ксении Собчак у нее на канале и на своем родном канале на «Дожде» у Анны Немзер в рубрике «Человек под дождем». Новости культуры отдельной строкой, поскольку было много интересных культурных событий. Вечер «Звезды Театрала», который прошел онлайн. Вечер закрытия «Артдокфеста», который тоже транслировался онлайн. Были подведены итоги конкурса «Лавр». Дальше. Видеоканал «Сноб» открыл свой видеоканал… Я правильно сказала? Неправильно. Журнал «Сноб» открыл свой видеоканал. Был первый выпуск — встреча со Львом Додиным. Ведут этот эфир Сергей Николаевич и его юный друг Ренат Давлетгильдеев, которого вы тоже знаете как известного журналиста. И наконец, событие, которое, я уверена, будет обсуждаться. Будет много возмущений и криков, но и много восторгов. Это фильм «Мертвые души» — мини-сериал Григория Константинопольского. В нем свою последнюю роль сыграл ушедший от нас Сергей Колтаков. То, что он, конечно, гениальный артист, лишний раз подтверждается в этой работе, где он себя чувствовал уже очень тяжело. Видно, как он выглядел. Но артист гениальный. Но и фильм стоит того, чтобы его обсуждать. Всё. Давай с политики начнем, с паркетной хроники? Все политологи обсуждают суть общения Путина со своими коллегами по Совету по правам человека. Конечно, с точки зрения телевизора это тоже отдельная тема. Какие у тебя впечатления?
И. Петровская
―
Я, естественно, смотрела это в прямом эфире — прямую трансляцию по каналу «Россия 24». До какого-то момента. Потом она прервалась, но, видимо, дальше продолжалась. По-моему, туда не вошло, например, выступление Николая Сванидзе — в то, что я видела. У меня разнообразные впечатления. Было несколько моментов, которые меня очень неприятно поразили. В первую очередь то, что касается гибели Ирины Славиной, нижегородской журналистки, которая, как мы помним, совершила акт ритуального самосожжения и попросила во всём винить правительство Российской Федерации. Всю эту историю...
К. Ларина
―
Российскую Федерацию.
И. Петровская
―
А я какую сказала?
К. Ларина
―
Не правительство, а Российскую Федерацию. Это важно.
И. Петровская
―
Ладно, Российскую Федерацию. Всю эту историю Путину поведал профессор права Евгений Мысловский. В общем, в принципе, он довольно жестко это изложил. Но, к сожалению, он буквально в первых своих словах подстелил некой соломки. Например, назвал причиной психическую неуравновешенность — ну, как бы наряду с другими: «Конечно, там сыграла свою роль психическая неуравновешенность». И потом еще почему-то то, за что ее привлекают свидетелем, назвал интеллектуальным преступлением. Там не было никакого преступления — ни интеллектуального, никакого. Естественно, это позволило Путину немедленно откликнуться: «Как вы сказали? Психическая неуравновешенность?». И по сути, таким образом он ушел от этого ответа на вопрос. Да, предположил, что слишком жестко нельзя, но, тем не менее. Короче, может быть, одна из самых страшных и знаковых историй этого года таким образом была как-то замылена, и потерялся самый главный смысл: почему она это сделала. В том числе из-за дикого унижения, которые ей доставили этим обыском. Он привел примеры, что там было: в 6 утра вломились, всё отобрали. Но, тем не менее, дальше, к сожалению, задающие вопросы уже почти не имеют возможности ничего уточнять. Вторая история, которая тоже касается нашего коллеги Ивана Сафронова, когда Екатерина Винокурова задала ему вопрос о том, что человек содержится под стражей без предъявления обвинений, и ему пытаются инкриминировать государственную измену. Дальше был ответ вообще какой-то совершенно невероятный, потому что в этом ответе Путин сказал, что его осудили не за журналистскую деятельность, а за то, когда он уже работал в Роскосмосе. Сразу две неправды, причем очень существенно меняющие вообще-то всю картину происходящего. Во-первых, его не осудили. В том-то и проблема, что он с 7 июля содержится фактически без каких-либо следственных действий. И второе: он взят под стражу за журналистскую деятельность. Ему инкриминируется то, что он писал в 2017 году, когда работал в «Коммерсанте». Дальше интересно, как это интерпретировалось в федеральных новостях. Вот эту историю с Иваном Сафроновым на удивление рассказали, но перевели это всё в косвенную речь. Естественно, то, что осудили, в изложении корреспондентов не было. Естественно, не было того, что вот этот доступ к гостайне он получил, работая в Роскосмосе. Теперь остается только гадать, почему из всего массива ответов и вопросов на каналах (причем не на одном) в новостях выделили именно эту историю. Означает ли это, что если доктор сказал «в морг», значит, в морг? То есть осудили — значит, уже осудили. Или это означает, что к этому делу пытаются привлечь какое-то повышенное внимание? Вот это для меня осталось большим вопросом. Ну а потом уже, когда я прочитала стенограмму, конечно, также вызывает дикое недоумение ответ на вопрос Сванидзе по поводу Навального. Ты тоже видела, наверное, читала, что не всякого, кто чуть не умер, не по всякому такому инциденту следует заводить уголовное дело. Ну и, конечно, самое уже превращающееся в какой-то анекдот — это то, что по-прежнему фамилию он упорно не называет. И здесь называет его, по-моему, известным фигурантом или адресантом — что-то такое.И.Петровская: Многие люди, особенно молодые, особенно провинциальные, мечтают о славе любой ценой
К. Ларина
―
Ну, Ира, ты пересказала всё, что мы уже знаем. И до нас уже всё обсудили и повторили.
И. Петровская
―
Я говорю о моем впечатлении.
К. Ларина
―
Но мне как раз хотелось... Я еще добавлю, кстати, к этому списку тем, на которые были довольно странные ответы, и тему Михаила Ходорковского, где он почему-то через столько лет вдруг решил вспомнить, что он признал свою вину. Все знают, что это не так. Это абсолютно, скажем так, выдуманная история. Та же самая Екатерина Винокурова решилась поправить президента — к ужасу… Я видела ужас в глазах Павла Гусева. Понимаешь, мне как раз интересно поговорить про картинку. Ну и что, политологи нам всё расскажут, и наш главный редактор прокомментирует всю суть дела. Каждого человека видно на этих картинках. Особенно здесь — они все крупным планом на этой зум-конференции. Каждого мы видим. Видим, кто как реагирует — у кого на лице подобострастная улыбка, у кого в глазах ужас, как у Гусева. Ты просто проверь, посмотри: когда Катя Винокурова поправляет президента, он в это время сидит и у него остановился взгляд. Он не моргает. Потом еще я узнала, что Николай Карлович тоже сидел там рядом с ними, в этом же пространстве, где Винокурова с Гусевым. Им там, конечно, было страшновато. У кого был холодный и ледяной взгляд, у кого был взгляд скучающий, у кого было какое-то внутреннее раздражение против каких-то тем, которые неприятно слышать. Но я тебе скажу — вот мой вопрос. Ты говоришь, что ему кто-то там подсказывает, стелет соломку. У меня такое ощущение, что здесь уже абсолютное преломление, что называется, оптики. Что эти люди из власти, включая самого главного человека, именно так это и видят. Они уверены, что любой, кто позволит себе что-то такое вякнуть, либо враг народа, либо сумасшедший. Вариантов нет. Собственно говоря, этот дискурс нам хорошо известен по истории советской власти. И здесь ничего нового никто не придумал. Меня просто поражает, как быстро с этим согласились. Как быстро это приняли как данность. Поэтому всё, что мы сейчас обсуждаем — это, по сути, вот так: Славина сумасшедшая, Навальный либо враг народа, либо тоже сумасшедший, который сам себя отравил. Ходорковский — да вообще, конечно же, враг. Хитрый — признал свою вину, сказал, что виноват, ради того, чтобы его отпустили, и он уехал отсюда подальше из нашей счастливой страны. Вот тебе, пожалуйста. Вот тебе взгляд. Я уж не говорю про всё остальное. Там много было еще каких-то тем, которые он как-то по-своему трактует. Вернее, не то что трактует — он так видит.
И. Петровская
―
Он-то да. Но, в частности, в вопросе про Ирину Славину, который задавал отнюдь не представитель власти, а профессор, меня как раз поразила заранее содержащаяся там подсказка для ответа. Вот это меня поразило.
К. Ларина
―
Потому что профессор был так подготовлен.
И. Петровская
―
Не знаю, готовят ли они так вопросы, что проходят фильтр?
К. Ларина
―
Нет, не то что фильтр — они докладывают все свои темы. Я думаю, что неслучайно колин вопрос, Николая Карловича, был перенесен в закрытую часть. Может быть, они не захотели, чтобы кто-либо произносил эту фамилию, чтобы она звучала.
И. Петровская
―
Там была еще одна история, которая сейчас ложится… Сейчас пошла такая массированная подготовка к прямой линии, совмещенной с пресс-конференцией.
К. Ларина
―
Это 18-го, да?
И. Петровская
―
Да. По-моему, на моей памяти первый раз совмещаются эти два, в общем, по сути, очень разных мероприятия. С одной стороны, вот эта прямая линия — триумф воли одного человека, который может всё, который может одним, не знаю, даже не росчерком пера, а движением брови заставить всю местную власть броситься доделывать то, что недоделано, или исполнять чьи-то просьбы. С другой стороны, деловое мероприятие, в котором, по идее, должны участвовать журналисты и задавать жесткие вопросы по итогам, мягко говоря, очень непростого года. Так вот вчера там была история, которая очень характерна, потому что она тоже имела потом продолжение в эфире. Одна из членов этого совета — как он там называется?
К. Ларина
―
Совет по правам человека.
И. Петровская
―
Нет, по взаимодействию с гражданским обществом.
К. Ларина
―
Нет, Совет по защите гражданских прав.
И. Петровская
―
Хорошо, гражданских прав. Она начала с того, что на какой-то елке она сняла шар, куда граждане могли присылать свои пожелания. И вот в этом шаре содержалась просьба 97-летней женщины Надежды Петровны (не помню, как звали), у которой мечта жизни (я так понимаю, видимо, последнее желание, извините за цинизм) поговорить с Владимиром Владимировичем Путиным. И он, естественно, сказал: «Давайте телефончик — поговорим». На что она сказала, что телефона-то там и нет. И он дал задание Следственному комитету (это Псковская или какая-то область) немедленно ее найти. И вот не прошло и, не знаю, 2-3 часов, как нам уже показывают сюжет в одном из выпусков, не помню, «Вестей» или «Времени». Уже нашли, уже приехали, уже сидит на кровати 97-летняя Надежда Петровна, а Владимир Владимирович, естественно, из своего, не знаю, кабинета или чего разговаривает с ней. Она, по-моему, ни слова — сам разговор не записан. А дальше она только говорит: «Как хорошо он говорит!». Вот это замечательная иллюстрация, когда дается поручение... Я просто представляю, как это выглядело. Как к Надежде Петровне вломились представители Следственного комитета со словами: «Сейчас с вами будет говорить...». И хорошо, что женщина, в общем, достаточно мужественная. Потому что от такого тоже можно и кони кинуть в 97-то лет.
К. Ларина
―
Я думаю, Ира, что нет предела совершенству. Я не удивлюсь, что никакой Надежды Петровны вовсе не существует.
И. Петровская
―
Сидела, сидела на кровати.
К. Ларина
―
Я тебе говорю: искусство компьютеризации, графики, грима достигло высочайшего уровня. Поэтому не исключаю, что это волк в овечьей шкуре.
И. Петровская
―
То есть майор сидел? Майор ФСБ?
К. Ларина
―
Да, майор ФСБ. Поэтому чего ты удивляешься? Там вообще, мне кажется, закрытая структура — такое государство в государстве, где есть всё. То есть в этом мире, который мы давным-давно можем только представить, есть всё. Там есть, не знаю, 97-летняя Надежда Петровна, есть коты, кошки, собаки, есть тигры, есть елки, есть дети — всё там есть. Это такая виртуальная реальность, такие голограммы. Кстати, идея замечательного фильма-антиутопии.
И. Петровская
―
Вот я и сказала. Фактически пересказываю сюжет какой-то очередной антиутопии, когда делается прямая линия... Фон-то любой можно поставить. Написать: какая-нибудь Псковская область. И человек стоит, опять же, в зависимости от ранга задающего вопрос — может, лейтенант, может, капитан.
К. Ларина
―
Хочешь, будет Арктика и страшный мороз, пар пойдет изо рта. Хочешь будет жара, будут стоять аборигены в этих юбках из пальмовых веток и бусах. Понимаешь, тебе будет всё. Дети разных народов, маленькие и большие. Вспомни, кстати — опять вспоминается фильм Лозницы «Похороны Сталина». Помнишь, где даже олени были в трауре, стояли с такими траурными лицами.
И. Петровская
―
Олени в траурном убранстве. Но на самом деле уже пошли сюжеты, поскольку народ готовят и к прямой линии, и к пресс-конференции. Я не далее как вчера, по-моему, наблюдала два таких. Две женщины, которые тоже в каких-то разных областях, рассказывают, как изменилась их жизнь после предыдущей прямой линии. Одна рассказывает, что в их поселок наконец провели электричество. Другая благодарит, что много лет жили без газа, а теперь появится газ.
К. Ларина
―
Я думала, благодарит: «Спасибо, что мы без газа».
И. Петровская
―
Нет, до этого 100 лет жили без газа, а теперь появился газ.
К. Ларина
―
Пустили газ, это называется.
И. Петровская
―
Я думаю, что за эту неделю мы увидим немало таких сюжетов. В том числе будут выступать какие-нибудь дети, которые уже подросли. Но чем больше этих прямых линий… Было примерно 20 штук. Я всё время думаю: всё-таки на самом деле, если иметь в виду, что это реальные люди... Вот раньше, по крайней мере, это всё-таки были реальные люди, и к ним на места выезжали корреспонденты. И со временем это довольно быстро превратилось в такую жалобную книгу. Тоже, кстати, сочетается с сюжетом Алексея Пивоварова про маленьких людей, которые надеются, что вот приедет барин...
К. Ларина
―
Путин нам поможет.
И. Петровская
―
И Путин нам поможет. И вот это превратилось в жалобную книгу, которая не только демонстрирует… Хотя я думаю, что Путину это очень нравится — это общение с народом, в известном смысле «так называемым». Но если предположить весь масштаб и уровень проблем, которые люди не могут решить годами и десятилетиями, то на самом деле это — итоги. Вот это — итоги. Это итоги, в том числе, неэффективности властной вертикали, того, что местная власть ни черта не делает для этих несчастных людей. Потому что иногда там какие-то проблемы, которые вообще не стоят выеденного яйца. Иногда большие, серьезные, когда нужно кого-то...И.Петровская: Сразу две неправды, причем очень существенно меняющие всю картину происходящего
К. Ларина
―
Нет, это понятно. Ты же понимаешь, что это в любом случае подмена. Если мы сейчас уже всерьез об этом говорим.
И. Петровская
―
Нет, это как раз не совсем подмена.
К. Ларина
―
Нет, ты меня не поняла. Подмена проблем. То, о чем ты говоришь: что он с большим удовольствием вкрутит лампочку в подъезд, но настоящих, подлинных проблем — падение зарплат, повышение цен, газ, который он дает, и его тут же отнимают. Ты представляешь, сколько мы сейчас наблюдаем по всей стране каких-то веерных отключений то электричества, то газа, то тепла, то света? И люди сидят вообще в полном ужасе, не понимая, что будет. Так что книга жалоб давным-давно превратилась в вой. И они этот вой еле сдерживают. И поэтому пытаются подменить настоящие проблемы чем угодно — кошками, собаками, Надеждой Петровной 97 лет. Вот и всё. Давай мы перейдем к другим кошмарам после этой темы, буквально через пару минут.НОВОСТИ РЕКЛАМА.
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Человек из телевизора». Не хотела я вообще эту тему трогать — уж больно она жуткая, связанная с тем самым знаменитым стримом, где практически была не то что смерть в прямом эфире, а, как мы поняли, просто убийство в прямом эфире. И человек, ведущий этот стрим, рядом с мертвым телом продолжал вести этот прямой эфир, который смотрели люди! Он даже читал там какие-то комменты, которые ему прилетали во время этой трансляции. И мы дождались. Коротко пересказываю, чтобы сильно не сидеть на этом, потому что потом Ира расскажет, что было дальше. Здесь у него в прямом эфире была и скорая помощь... Короче говоря, это какая-то жуткая история, которая во многом объясняет моральное состояние общества сегодня. Это так, это факт. Но то, что из этого, конечно же, не преминули сделать целый огромный, бесконечный трагический, кровавый сюжет на федеральных каналах — это факт. Ира как раз написала об этом в «Новой газете», потому что, я так поняла, этот сюжет стал такой главной красной линией, что называется, через многие ток-шоу, которые прошли на этой неделе.
И. Петровская
―
Абсолютно так. У меня волосы дыбом встали, потому что это началось с раннего утра, когда стало известно об этом совершенно ужасном происшествии, если можно так сказать, которое посмотрели бы несколько тысяч подписчиков вот этого морального урода, который всё это творил. Ну и, наверное, это попало бы, действительно, одной строчкой в криминальные хроники. Но федеральные каналы, безусловно, не могли пройти мимо. Страшно вдохновились этой историей — и нон-стоп на Первом канале в этот первый день. Потом это было подхвачено вечером «60 минутами» на Втором, а спустя еще несколько дней Малаховым. Но вот в этот первый день это шло буквально нон-стоп. Вначале об этом сюжете говорили во «Время покажет». Потом передали слово — сейчас выходит такая новая дневная программа под названием «Гражданская оборона».
К. Ларина
―
Где?
И. Петровская
―
На Первом канале.
К. Ларина
―
А кто ведет?
И. Петровская
―
Светлана (не Ирада) Зейналова и молодой человек, фамилию которого я еще не запомнила.
К. Ларина
―
Это тоже что-то такое общественно-политическое?
И. Петровская
―
Это и общественно-политическое, и какие-то частные истории, гражданские.
К. Ларина
―
Это какая-то аннексия просто.
И. Петровская
―
Дело не в этом, просто некая такая однотипность — «Мужское и женское», «Гражданская оборона». А потом в «Мужском и женском» у Александра Гордона. И вот у Малахова это было буквально уже на этой неделе. Жуть берет от того, что все вот эти страшные кадры, которые волей-неволей видели люди, теперь стали достоянием не тысяч, а огромного количества людей, миллионов. При том, как это водится в наших ток-шоу, не просто чуть-чуть показали маленький фрагментик — это показывали долго, подробно, поначалу даже не закрывая лица жертвы. И вот это всё — мертвое тело, то, как он несет ее, как тряпичную куклу, эти пьяные крокодиловы слезы — это всё было в течение многих часов. И на каком фоне!
К. Ларина
―
Что это происходит? Они как бы обсуждают, естественно. Как бы возмущаются.
И. Петровская
―
Естественно! Если ты прочитала мою колонку, в этом, собственно, и главный смысл. Потому что высоконравственные наши телеведущие, у которых в эфире чего только уже не происходило — вот только что не убивали, реально: дерутся, морду бьют, матерятся; темы, от которых тоже волосы шевелятся — они вдруг выступили в качестве таких носителей идеальной морали и поборников нравственности. Конечно, бесконечно осуждали сам интернет, все эти блоги-стримы. Их участники шоу кричали: «Закрыть, запретить немедленно, поставить заслон!», ну и всё прочее, что обычно в таких случаях говорится. И Гордон, моралист, обращался к людям, объясняя им, что такое стрим, и говорил: «И вот это всё смотрят ваши дети и внуки». А ваши дети и внуки...
К. Ларина
―
Вас не смотрят?
И. Петровская
―
Возможно, сейчас уже не смотрят. Но ужас заключается в том, что хотя многие говорят: «Нет прямой связи с тем, что увидели молодые или просто люди, и потом то же самое повторили», ваши дети и внуки росли на фоне всех ваших ток-шоу. Месяца не прошло, как у Малахова в эфире была тема избиений в прямом эфире. Когда другой стример-блогер на элитной, как говорят, вечеринке, куда приглашаются не просто так, а люди приходят, чтобы познакомиться с некими селебритиз, чтобы их заметили, чтобы потом в своем Инстаграме об этом написать... Так вот он девицу, которая там пристала к нему с какими-то вопросами, несколько раз ударил лицом об стол. В результате там зубы покрошились и так далее.
К. Ларина
―
Это было в эфире?
И. Петровская
―
У него в этом стриме — у второго этого стримера-блогера. А потом эта тема, и месяца не прошло, была, опять же, подробнейшим образом обсуждена у Малахова теперь уже в прямом эфире.И.Петровская: Смерть в прямом эфире уже давно носилась в воздухе и предчувствовалась
К. Ларина
―
Но мы же это видим постоянно. Я помню, еще когда я смотрела это всё, помнишь, была история про группу якобы каннибалов — ребят, которые съели своего товарища. Это было у Малахова, где он там рассказывал про какие-то сковородки или какую-то духовку, где лежали внутренности. Это был ужас какой-то! Это показывали тоже достаточно долго — в течение нескольких недель.
Нет, послушай, таких сюжетов было немало, которые они хватают. И расчлененка, и вот эта история с Кабановым, про которую ты вспоминаешь. И история с Соколовым, которая сейчас была в Питере.
И. Петровская
―
Тоже были герои с реконструкциями. Просто когда эти люди вдруг выступают с позицией «Как такое можно?», то можно просто реально посмотреть на ваши темы, что вы показываете. И показываете так подробно, что, возможно... Когда я смотрела этот выпуск уже на YouTube, там люди пишут комментарии. И кто-то написал: «Это ваши ученики, Малахов, вы не считаете? Когда они всё это творили под камеру». Написал, что для этих людей такие ваши эфиры — это прямая реклама. А дальше они будут в 5 раз наглее, страшнее, и будут за это получать еще больше денег от своих подписчиков. Вот и месяца не прошло, и ровно это случилось. Теперь уже смерть в прямом эфире, которую так же сладострастно, не побоюсь этого слова, во всех подробностях показывали, пусть даже и осуждая и требуя запретить всё это безобразие, но именно в федеральном эфире.
К. Ларина
―
Прости, просто хочу дополнить, что всё-таки дело даже не в том, что они осуждают — это тоже подмена. Употребляя тот же самый термин. Это такой прием, очень хитрый: они как бы осуждают, но при этом в этом есть некая провокация события, провокация обсуждения — что мы, как бы осуждая, нагнетаем, возбуждаем общественное бурление и можем об этом говорить бесконечно, тем самым провоцируя следующих людей на следующий аморальный поступок в прямом эфире. Я вспоминаю, была еще одна история. Помнишь, где забаррикадировались двое — юноша и девушка? Они практически вели прямой эфир из этого дома. По-моему, они там стреляли по людям, я так помню.
И. Петровская
―
Это подростки. Два подростка — Денис и Катя из Московской области. Когда подъехала милиция, они вначале начали стрелять, а потом вдвоем покончили с собой. И это тоже в подробностях рассказывалось — то, как они писали всякие свои предсмертные записки в интернете и тоже общались с какими-то своими тогда еще, наверное, не подписчиками — это 2014 год, но у них была какая-то своя...
К. Ларина
―
Нет, уже была своя аудитория, безусловно. И подписчики были. Как они там — какие-нибудь фолловеры. А вот скажи мне, Ира, мы сейчас не занимаемся тем же самым, когда мы так подробно…? Кто-нибудь скажет: «Вы тоже смакуете, подробно рассказываете, пересказываете, что показывали. Делаете то же самое, скажут нам.
И. Петровская
―
Нет, мы совсем не делаем то же самое, потому что нет ничего убойнее, убедительнее, с одной стороны, страшнее, а с другой стороны, как ты правильно сказала, ничто так не возбуждает, особенно неокрепшие умы, как картинка. А картинка — это, с одной стороны, ужасает, с другой стороны, для любителей и того, что пожутчее, погорячее, является чрезвычайной приманкой. Уж я не говорю о том, что многие люди, особенно молодые, особенно провинциальные, мечтают о славе любой ценой. И то, что раньше им предоставлял федеральный эфир (и продолжает), когда фигурантов каких-нибудь омерзительных историй вытягивают на экран. Если ты видела, там какие-то молодые девицы, парни, которые совершили что-то вопиющее, гоголем приходят на эти эфиры. А потом, как было с этой девицей Дианой Шурыгиной, которую то ли изнасиловали, то ли не изнасиловали, в родном городе организуются целые фанатские клубы. Они майки носят — типа, «я Диана Шурыгина». И завидуют ей. Я помню прекрасно, когда они говорили, что ее постигла вот такая невероятная слава. Поэтому одно дело, когда мы об этом говорим и пишем, а другое дело, когда это выходит в эфир, когда это выходит реально на миллионы, в том числе, молодых людей. Как это действует на стариков, я могу только догадываться. Наверное, там возможны какие-то сердечные приступы. А может, уже и нет. Потому что мы знаем, что всё, что работает на понижение, требует дальнейшего понижения.
К. Ларина
―
Конечно, порог всё дальше и дальше.
И. Петровская
―
Почему я и говорю: смерть в прямом эфире в принципе уже давно носилась в воздухе и предчувствовалась. Потому что а куда еще дальше, а куда еще ниже, а куда еще глубже какое-то падение? Вот о чем я говорю. И разумеется, когда мы все, наоборот, брезгливо отмахивается и говорим: «Это никто не смотрит», — уверяю вас, смотрит огромное количество людей.
К. Ларина
―
Повторю то, что я каждый раз тебе повторяю после таких твоих страстных монологов: никто тебя не услышит. Никто. Сиди и радуйся, что тебя никто не услышит. Это будет продолжаться и продолжаться, пока это будут смотреть. Кстати, если позволишь, переходя к «Редакции» Алексея Пивоварова (ты про нее уже сказала) — это тоже показатель. Он там кстати, говорит очень важную вещь — наблюдение для вас, дорогие друзья. Что когда вы требуете справедливости для себя, для своих близких, для своего города, для своего района, не надо писать журналисту. Надо сначала самим попробовать хоть что-нибудь сделать. И помнишь, Алексей Пивоваров там рассказывает в своем прологе, что уже сталкивался несколько раз со случаями, когда человек пишет: «Помогите, тут такое-то происходит». Я ему говорю: «Да, я обязательно прочту и посмотрю». Потом через какое-то время начинается раздражение: «Почему вы не отвечаете? Почему вы не приезжаете? Вы должны сюда приехать и разобраться!». Это тоже, конечно… Я вспоминаю, в советское время было приблизительно так же. Последняя — вернее, первая инстанция. Писали всегда куда? В газету, на телевидение.
И. Петровская
―
Да, но там был учет и контроль. Потому что каждый журналист в любом издании был обязан отвечать на такие просьбы. Там, конечно, понятно, что было много отписок: «Спасибо за внимание к нашему изданию». Но дальше, если корреспондент выезжал на место, то всегда было «газета выступила — что сделано». И как раз сигнал, который подавала газета, как правило, очень быстро считывался властью. И то, что там было написано, исполнялось. Другой вопрос, что не всегда это было так, чтобы по делу написано и что-то исправляется. Бывало, что материал воспринимался как донос, и по его результатам человека могли уволить, посадить и всё остальное. Такое тоже было. Но всё равно всё-таки вот эти (пусть меня простят современные люди, которые не любят таких слов) какие-то моральные фильтры, безусловно, тогда существовали. Поэтому сравнивать с тем, что сейчас происходит — уже без всяких фильтров: чем страшнее, чем омерзительнее, чем ужаснее...
К. Ларина
―
Но я уже про другое, если ты заметила. Предлагаю тебе другую тему для обсуждения. Не про эти ужасы, а про то, куда человек бежит за помощью. Когда нарушаются его права, когда несправедливо осуждают, сажают в тюрьму, хватают, заводят уголовное дело, человек обращается за помощью к правозащитникам. Когда у человека отнимают собственность, он обращается за помощью к правозащитникам. Когда у человека болеют близкие, и у него нет возможности их вылечить, он обращается в благотворительные фонды. Когда происходит беспредел на улицах, вопиющая несправедливость, государство его оскорбляет, унижает, он обращается к блогерам. Даже уже не к журналистам — блогерам уже пишут. Но когда проходит голосование, все голосуют за Путина и за «Единую Россию». Объясни мне, пожалуйста. За власть — в принципе, за власть.
И. Петровская
―
Ну, там всё объясняют. В том числе и психологи. Там, по-моему, Александр Асмолов. Там социолог Лев Гудков. Они это объясняют с точки зрения и социальной психологии, и сформировавшейся традиции. В том числе и такого потребительского отношения. Это к вопросу, когда человек вместо того, чтобы какие-то вещи, какие-то проблемы решить самому, всегда апеллирует именно к государству, а чаще всего к высшей власти, или к любому другому начальнику. А как? Очень легко объяснить, почему голосуют за Путина, и почему обращаются к Путину.
К. Ларина
―
К Путину уже не обращаются.
И. Петровская
―
Нет, ну как? Вот сейчас у тебя будет прямая линия, и будет миллион обращений.
К. Ларина
―
Я тебя уверяю, что сейчас даже это не главное. Потому что всё равно они прекрасно понимают, что реальную помощь они получат от правозащитника, от хорошего адвоката, от благотворительного фонда и от блогера — условного Дудя, который к нему приедет и свои миллионы... Вот и всё. Но при этом всё равно голосовать будут за нынешнюю власть. Вот это поразительно, конечно. Здесь абсолютно отсутствует вот этот уже банальный термин — причинно-следственная связь. Она отсутствует в нашем коллективном бессознательном. Почему и сколько еще это может длиться? Какие еще нужно предъявить человеку аргументы, чтобы он понимал, что ты зависишь только от этих людей? Ты для них пыль. Помнишь, кстати, там в «Редакции» стоит девушка, которая стала знаменитой после очередной встречи с Путиным, когда он встречался с мелким и средним бизнесом. Где она, почти рыдая, еле сдерживая слезы, говорила о том, что они сейчас погибнут. Это был первый виток карантина, первый виток пандемии. Помнишь, что в этом фильме? Он ничего не сделал. Всё, что он обещал — ни одного обещания, которые он дал тогда в прямом эфире, сказав ей: «Мы вам поможем», он ничего не сделал. Они ни копейки не получили — ни поддержки, ничего. Тоже, кстати — раньше хоть что-то делали.
И. Петровская
―
Ну, кому-то не сделал, а кому-то сделал. Всё равно это ненормально. Ну ненормально, когда есть единственная инстанция или единственная персона, которая может действительно одним мановением какой-то волшебной палочки что-то решить. А может и не решить. Мы же видели вчера — ну правда, видно, что человек устал, и он довольно равнодушен ко всему, что ему сообщают, и уж тем более к каким-то бедам и нуждам народа. Что касается голосования, это как там была цитата в «Гамлете»: «Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться». Вот, мне кажется, здесь ровно та самая логика. Во-первых, как правило, те, кто доходит до финала или полуфинала в этих президентских гонках — это либо какие-то спойлеры, либо, ну правда, совсем уже люди, на которых сразу одного взгляда достаточно, что ничего они не сделают, да и не хотят. Поэтому когда нет легальной конкуренции — вот такой публичной, видимой — разумеется, люди за это голосуют. Вспомни недавний прекрасный репортаж Дмитрия Низовцева, когда он там говорит: «Давайте проголосуйте за обнуление». Почти все, кому он предлагает проголосовать (это был такой ироничный опрос на улице) за список «Единой России», отказываются. А когда он предлагает проголосовать за обнуление сроков Путина до 2042 года, несколько говорят: «Проголосуем, давайте. Пожалуйста, поставлю свою подпись». Вот здесь, мне кажется, в этом причина. А тем более если иметь в виду пожилой электорат — вот уж точно, бегством к незнакомому они не будут стремиться.
К. Ларина
―
Нет, еще они уверены, что никого нет кругом. Их же к этому приучили за 20 лет — что есть только один. Такой сталинский вариант. Даже при Брежневе такого не было. При Брежневе как-то понимали, что там Политбюро. Ты вспомни: анекдоты были про Брежнева, но все реально понимали, кто руководит страной. В том числе и старики, и старушки знали, что Политбюро. Они знали всех поименно! Кстати, мы же старые люди — правда же, дорогие друзья? Старые работники культуры. Удивительная вещь — мы знали всех членов Политбюро вплоть до последних! А сейчас-то ты хоть назовешь всех членов правительства?
И. Петровская
―
Милая моя, если у тебя на каждом шкафу, на каждой стене висели вот эти простыни с портретами членов Политбюро, а по телевизору, когда они появлялись на какой-нибудь трибуне, их перечисляли — Зайков, Рыжков, Долгих, Капитонов и примкнувший к ним Шепилов (ну, этого мы, правда, не застали) — естественно, это как слова старого гимна. Они абсолютно вбиты. До сих пор — проснешься и вспомнишь это. Это совершенно другое. Там никто никого не выбирал. Это была данность.
К. Ларина
―
Здесь тоже никто никого не выбирает. Я имею в виду, правительство ты же не выбираешь.
И. Петровская
―
Просто мы от выборов пошли — их никто не выбирал. Они сами себя там выбирали среди своих же, среди себя же. А выборы мы помним: 99% проголосовали, все как один.
К. Ларина
―
Как это называлось — блок беспартийных и кого там?
И. Петровская
―
Коммунистов и беспартийных. И 99%, все как один. Ну или сколько там — 96, например.
К. Ларина
―
Тут, кстати, еще одна метафора недели, которую ты, может быть, тоже видела. Не помню, откуда это всплыло — когда он общался, по-моему, с кем-то то ли из Арктики, то ли откуда-то. Там было несколько человек от местной администрации и представителей «Единой России» откуда-то на севере. И он с ними общался — по видеосвязи, естественно. До этого они минут 40 стояли на морозе в шапках, в капюшонах. И попал кусочек, где они стоят, и видно, что они уже совсем околевают. И вдруг раз! — как будто свет включился, солнце взошло! У них меняются лица, они в секунду снимают с себя шапки и бросают их вон из кадра. Это, конечно, нечто. Они увидели солнце — Владимира Красно Солнышко!
И. Петровская
―
А он, по-моему, очень по-человечески сказал: «Шапочки-то наденьте».
К. Ларина
―
Да, как Сталин.
И. Петровская
―
А то простудитесь.
К. Ларина
―
Это, конечно, нечто. Кстати, не успели поговорить про фильм, но я надеюсь, что, может быть, к следующему эфиру Ира посмотрит «Мертвые души», и мы с ней вместе поговорим. Тем более, что будут еще 2 серии — 14-го числа они выходят. Посмотрите! Значит, «Мертвые души» Григория Константинопольского. Пожалуйста, будьте готовы, что это такой абсолютный трэш. Это не экранизация поэмы Гоголя — это «Мертвые души» сегодняшнего дня. Включая все те мертвые души, о которых мы сегодня говорили с Ирой в программе. Вы каждого узнаете. Песня, которую мы подобрали на финал, возвращает нас к теме оптики власти. Того, как она воспринимает людей, которые находят в себе силы сопротивляться несправедливости. Как она называет их сумасшедшими и безумцами. Эта новость тоже не нова, об этом мы знаем давно. Владимир Высоцкий, «Песнь о вещей Кассандре».