Человек из телевизора - 2019-03-30
30.03.2019
Л. Гулько
―
11 часов и 7 минут в Москве. Ещё раз доброе утро! Мы начинаем нашу передачу «Человек из телевизора». Ирина Петровская и Лев Гулько. Доброе утро!
И. Петровская
―
Доброе утро! Я сегодня в почти забытом качестве гостя. Меня это радует.
Л. Гулько
―
Вы думаете? Мне кажется, вы всё-таки соведущая, несмотря ни на что. Анонс вы слышали просто?
И. Петровская
―
Ну да. Самое главное, что сейчас ваше соло.
Л. Гулько
―
Нет, давайте вдвоём солировать, дуэтом.
И. Петровская
―
Я шучу.
Л. Гулько
―
Мы, конечно, начнём с чего? С того, о чём все говорят. С Украины, что ли, начнём? Все говорят. Или что там ещё есть?
И. Петровская
―
Можно начать, конечно, Потому что если какой-нибудь человек приедет в Россию, не очень представляя, что здесь происходит, он решит, что он на Украине. И что каждый россиянин будет в воскресенье голосовать за одного из кандидатов в президенты Украины. Это уже приобретает какой-то фарсовый оттенок. Потому что каждая так называемая общественно-политическая программа обсуждает только Украину. Меня не было половину недели в России. Я была в Казахстане. Это я позже скажу. В Казахстане, кстати, я не заметила, чтобы было такое увлечение украинской тематикой и выборами. То есть вообще, по-моему, никакого ажиотажа я не встретила.
Л. Гулько
―
Всё-таки, вы понимаете: Украина, Россия, противостояние, санкции. Это всё близко. А Казахстан далеко.
И. Петровская
―
Близко, это всё понятно. Но дело в том, что не нам выбирать ни Порошенко, ни Тимошенко, ни комика Зеленского.
Л. Гулько
―
Но, как, наверное, многим кажется, от выбора зависят дальнейшие отношения.
И. Петровская
―
От выбора, возможно, будут зависеть дальнейшие отношения. Но от того, что они несут в эфире, отношения ещё больше будут зависеть. Более того, оно никаким образом не изменится, независимо от того, кто будет избран в первом туре или во втором. Правда, я честно скажу: смотреть это невыносимо. Я, например, отдаю должное молодому яблочнику Николаю Рубакову, который исправно ходит в эти эфиры. В частности, на одном из последних эфиров «60 минут» он как раз попытался сказать о том, что мы находимся в России и не нам судить о честности, прозрачности, объективности их выборов. Потому что бесконечно доказывается, что выборы не будут честными, не будут прозрачными. И стал поворачивать тему на нас: что, собственно говоря, у нас-то наши выборы можно назвать честными, прозрачными, объективными? Вообще, можно ли называть наши выборы выборами. Что ему устроили! Ему просто орден нужно дать, что ли, за мужество. Потому что он был как будто окружен сворой псов, которые будто сорвались с цепи и в буквальном смысле не давали ему слова сказать. Но он, тем не менее, продолжал гнуть свою линию и какие-то вещи успел проговорить. А так, конечно, полное единодушие, что это не выборы. И вообще всё это напоминает какое-то комическое шоу. Опять же, всё время хочется сказать: Ну ваше какое дело? Ну что же вы так заходитесь-то в этом раже? Сейчас я, конечно, жду, что будет в воскресенье. Помните, когда-то, когда у нас ещё были выборы, телеканалы устраивали такие послевыборные ночи, когда обсуждали, ещё только-только начинали поступать данные в Центризбирком, включения из штабов, прогнозировали, какой будет итоговый результат. Вот я боюсь, что тоже могут устроить вот эти послевыборные ночи, где будут так же рьяно обсуждать то, что там происходило сегодня на участках.
И. Петровская: Разумеется, никто не собирается оборачиваются на себя, когда есть такой объект для критики и поношения
При том, что коллеги, которые туда в этот период съездили, говорят, что при всех несовершенствах (мы же не идеализируем Украину и не называем её столпом демократии), тем не менее, там действительно идет нормальная, с точки зрения той же самой демократии, предвыборная борьба. И все, включая действующего президента, приходят в прямые эфиры, на дебаты, доказывают свои предвыборные позиции в каких-то форматах, что позволяет жителям Украины более-менее составить свое собственное мнение и сделать относительно осознанный выбор. Так что всё время хочется сказать, что не лучше ль на себя, кума, оборотиться. Но, разумеется, никто не собирается оборачиваются на себя, когда есть такой объект для критики и, прямо скажем, даже не критики, а поношения.
Л. Гулько
―
Ну, совсем же не обращать внимания нельзя.
И. Петровская
―
Совсем нельзя. Ну, точно так же, например, как обращают внимание на какие-то такие политические события в Британии. Хотя Британии тоже слишком много. Ну, в любой другой стране. Вот идут выборы. Вот выбрали кого-то. Давайте поговорим о том, что у нас происходит. А у нас тоже много чего происходит интересного.
Л. Гулько
―
У нас тоже много чего происходит интересного, это правда. И вот следующим пунктом нашей программы — вот это самое интервью, которые тоже многие обсуждают. Не знаю, кто больше — дамы или господа обсуждают это интервью, когда Ксения Собчак встретилась с Боженой Рынской. Божена Рынска была у неё в гостях. Как это называется?
И. Петровская
―
Нет. Ксения Собчак пришла в дом к Божене Рынской.
Л. Гулько
―
Простите, не видел. Только по пересказу. Пришла в дом Божены Рынской. После той трагедии, которая случилась у Божены Рынской, она пришла. И что? Я слышал разные мнения, но они как-то все в одну сторону: зачем это нужно, кому это нужно, обе хороши...
И. Петровская
―
Ну, я предполагала, что, безусловно, эта трагедии и вся эта история, конечно, рано или поздно станет достоянием... Во-первых, она сама по себе стала достоянием относительно широких масс. Я предполагала, что всякие наши программы, которые специализируются на скандалах, на дележке наследства, конечно, не упустят такой лакомый кусочек. Но просто я предполагала, что это произойдёт позже. И не предполагала, что это будет в формате программы Ксении Собчак «Осторожно, Собчак». Я думала, этим увлекутся, займутся какие-нибудь там шоу Малахова, Борисова. Вот это они очень любят.
Л. Гулько
―
То есть, такой классический телевизор.
И. Петровская
―
Да, собственно, это их основная тема. И Собчак у них этот кусок хлеба отобрала. Хотя ещё не вечер, всё ещё может дальше развиваться и в этих традиционных форматах. Я когда смотрела, думала, что действительно название стало такое совсем буквальное — именно «Осторожно, Собчак». Весь ужас этого эфира, этой программы в том, что Ксения Собчак пришла к Божене как подруга. Вот так вот по-дружески принять участие, немножко порасспрашивать, как она сейчас себя чувствует. На самом деле, если бы она была подругой, то она бы этого эфира никогда в жизни не допустила. Потому что есть такое выражение — простите меня, это сейчас не черный юмор, но в доме повешенного не говорят о верёвке. Когда-то Александр Невзоров это перефразировал, когда делал свою программу «600 секунд». Он перефразировал, что у них в программе в доме повешенного как раз говорят о верёвке. Вот, собственно говоря, так оно и получилось. Я сейчас даже не буду оценивать, что говорила и как действовала в этой ситуации сама Божена Рынска. Сделаем скидку на то, что человек травмирован, ещё не изжил этой боли, этой травмы. Иначе просто невозможно представить. Потому что, правда, произошла страшная трагедия. И поэтому находится в некотором неадеквате, предположим. Неадекват заключается в том, что человек как бы свидетельствует против себя, говорит такие вещи, которые могут лишить многих из тех, кто её жалеет (многие, и я жалею) этого самого сочувствия. Потому что часто эта откровенность кажется просто какой-то невероятно запредельной и циничной. Но опять же, я говорю, здесь дело не в самой Божене. Дело в том, что Ксения Собчак делает чрезвычайно жестокие вещи в этом своем интервью. Хотя выглядит она сочувствующий. Она даже не накрашена, как обычно. У неё на лице скорбь, в глазах сочувствие и жалость. Но это всё вещи — на мой взгляд, как я увидела — абсолютно показные. На самом деле цель её — показать и доказать меркантильность Божены и её безжалостность по отношению к покойному мужу. Что, собственно, и довело его в конце концов до этого исхода, до петли. И ей, надо сказать, это удаётся. Потому что её героиня — в данном случае Божена — находится в таком состоянии, когда она, мне так кажется, не ведает, что творит, что говорит на камеру. Там было множество абсолютно бестактных, невероятных по отсутствию эмпатии вопросов, каких-то эпизодов, выставленных на экран ценников. Когда она просит Божену показать ей картины, антиквариат, который находится в их квартире, общей с Игорем Малашенко. И просто вот такими плашками на экран выводит цену, сколько это всё стоит, тем самым создавая такой образ какой-то алчной волчицы, которая всю свою жизнь (в том числе жизнь с Игорем) посвятила добыванию этого богатства, которое она выставляет.
Л. Гулько
―
И теперь вынуждена продавать, чтобы свести концы с концами. Концы с концами, правда, разные бывают, но тем не менее.
И. Петровская
―
То, что она рассказывает в очередной раз о семейных обстоятельствах, их общей жизни с Игорем. Я просто себе представляю, зная тип человека, коим был Игорь Малашенко, как это ему было бы (и было!) больно и невыносимо. То, как она характеризует людей из окружения Игоря — это, по меньшей мере, несправедливо и тоже временами звучит очень непристойно, неблагодарно. Поэтому я ещё раз повторю: герой может быть в каком угодно состоянии, но ответственность интервьюера в том, что он не усугубляет ни его положения, ни его чувств. Хотя, опять же, повторю: тут самая главная проблема — что самого этого интервью не должно быть по крайней мере в этот ещё очень болезненный период.
Л. Гулько
―
А зачем она согласилась, Божена? Можно быть в любом состоянии, но...
И. Петровская
―
Можно быть в неадеквате. Человек, может быть, думает, что таким образом он продолжает борьбу с теми людьми, которые, по её мнению, довели Игоря до вот этого шага. Хотя из всего контекста этого разговора понятно, что не только они. По крайней мере, было несколько разных кланов, которые так или иначе его до этого доводили и толкали. И потом, мы знаем, что конкретно и Божена — человек светский. Ей, очевидно, важно остаться на плаву, и не чувствовать себя какой-то забытой и невостребованной. Она, кстати, там косвенно об этом говорит: «Пока мы на плаву, пока мы участвуем в светской жизни, пока мы работаем, нас все знают и помнят. А вот исчезнем мы из этого медийного пространства, и никто о нас не вспомнит».
Л. Гулько
―
Она права.
И. Петровская
―
Она, в данном случае, говоря про себя и даже про Ксению Собчак, права. Действительно, это та среда, которая их сделала, и действительно, исчезни они из неё, возможно, мало кто это заметит. Это к вопросу о том, почему она пришла. Чтобы помнили, как говорится.
Л. Гулько
―
Теперь ещё вопрос, зачем Ксения это делала. Чтобы что? Для кого? Для того же пространства, в котором они обе?
И. Петровская
―
Она это делает для своей публики. Для своего пространства, для своего круга. Вообще это эксклюзив. Если иметь в виду, какой резонанс в сети и в этой среде имело вот это страшное самоубийство Игоря Малашенко, а до этого свадьба, а после этого дикие подробности, которые в своём Фейсбуке бесконечно публиковала Божена. Поэтому она берёт быка за рога, кует железо, пока оно горячо и пока эта тема кому-то интересна. И этот эксклюзив она может записать себе в актив, потому что ей удалось то, что, наверное, не удалось никому. Хотя думаю, что под Божену подкатывали очень многие. И возможно, откровенность Божены связана еще и с тем, что именно пришла своя Собчак. И она от неё, возможно, не ожидала вот этой жестокости вопросов, которые на самом деле просто под дых. И та же самая Божена, мне кажется, не вполне осознавала всю жестокость этих вопросов и отвечала в меру своих представлений о приличиях. И в самом конце, когда она зарыдала... Опять же, кто-то говорит: Ксения при этом так её обняла, что оператор имел возможность очень крупным планом снимать сморщенно лицо рыдающей Божены. И это было совершенно невыносимо. Независимо от того, были эти слёзы искренние или неискренние. Просто есть какой-то — как это сказать, даже не знаю — наверное, стандарт съемок интервью. Особенно, у человека (будем предполагать) убитого горем. В частности, он предполагает, всё-таки, что интервьюер проявляет некоторую деликатность. Не педалирует, не акцентирует внимание зрителя на том, что, в общем, принято не показывать и скрывать.
Л. Гулько
―
А можно назвать это монетизацией трагедии?
И. Петровская
―
Наверное, можно. Поскольку там ещё идёт тема добычи Боженой денег. У неё не осталось, как она говорит, ей ничего не завещано, не оставлено. Поэтому она собирается всё свое богатство, нажитое непомерным трудом Игоря Малашенко, продавать. И для этого ей, видимо, нужен более широкий рынок сбыта, нежели платформа Фейсбука.
И. Петровская: Весь ужас этого эфира, этой программы в том, что Ксения Собчак пришла к Божене как подруга
Л. Гулько
―
Такие вещи, наверное, уже существуют — мы же с вами обсуждаем — и будут существовать дальше. И никуда от этого не деться, правда?
И. Петровская
―
Конечно, будут.
Л. Гулько
―
Вот эта история, несмотря на то, что она для узкого круга, далекого от народа... Нынешний фейсбучный народ, в том числе и нарождающийся, молодые люди — интересно, как они к этому относятся, к этому интервью Собчак с Боженой Рынской?
И. Петровская
―
Я не проводила мониторинга, особенно среди молодых людей.
Л. Гулько
―
Это же, наверное, больше для них?
И. Петровская
―
Почему, это для той публики, которая в принципе увлечена такого рода историями, семейными драмами. Всё-таки у каждого своя лента в Фейсбуке, и он её формирует всё-таки исходя в первую очередь из соображений...
Л. Гулько
―
Из собственных приоритетов.
И. Петровская
―
Собственных приоритетов — это понятно. Ещё плюс в ленте всё-таки больше единомышленников, нежели каких-то людей, оценивающих по-другому. Но, в общем, этот народ, конечно, шокирован вот этим всем. И самим форматом этого интервью, и тем, что там было сказано, произнесено, и как это было сказано, какие вопросы были заданы. Но в принципе, я предполагаю, что если эта тема, скажем, выйдет на широкий, что называется, голубой экран, она тоже некоторое время будет иметь отклик, успех. Понятно, что, допустим, несопоставимы по публичности персоны Малашенко и Николая Караченцова. Но мы сами видели и до сих пор не можем забыть, как Николай Караченцов ещё не был похоронен, его тело ещё лежало в морге, а его семья в эфире программы «Эксклюзив» обсуждала и, самое главное, отмечала его день рождения. Потому что так совпало: день смерти накануне, а день рождения, к которому все готовились, торты пекли, какие-то шарики приготовили, лозунги красивые поздравительные написали... Вот это всё было в студии и ничего, кроме шока, у нормального человека вызвать, конечно, не может. Но я уверена, что рейтинг был сумасшедший и народ это смотрел. Кто с каким чувством, но смотрел раскрыв рот.
Л. Гулько
―
Главное, что рейтинг был сумасшедший за счёт нас с вами, между прочим. Нет?
И. Петровская
―
Не за счёт. Моя обязанность смотреть.
Л. Гулько
―
Нет, я же не нас с вами имею в виду.
И. Петровская
―
Рейтинги колоссальные за счёт тех, кто любит этот жанр, который, в общем, условно можно обозначить как подглядывание в замочную скважину. Только замочная скважина расширилась до вот этого объёма.
Л. Гулько
―
До YouTube. Или больше.
И. Петровская
―
Какой YouTube! Я сейчас имею в виду Караченцова, например. До масштаба всесоюзного, как раньше говорили, телевидения. И YouTube, конечно, тоже. Не знаю, как этот конкретный выпуск у Ксении Собчак, но мы прекрасно знаем, что в YouTube есть форматы, которые по количеству просмотров превосходят многие программы федерального телевидения.
Л. Гулько
―
Вот так, дорогие друзья, поэтому думайте, что смотрите, и что за счёт ваших просмотров, собственно говоря, иногда и существуют некоторые программы. Мы делаем перерыв на новости, затем возвращаемся и продолжаем разговор.НОВОСТИ. РЕКЛАМА.
Л. Гулько
―
11 часов 34 минуты. Мы продолжаем нашу передачу «Человек из телевизора». Ирина Петровская, Лев Гулько. Просто два слова, поскольку тут пишут: «Расскажите о сериале «Пикассо», идущим на канале «Культура»». Вот ты же не видела сериал, а я посмотрел несколько серий.
И. Петровская
―
Я посмотрю позже, я хочу набрать побольше серий.
Л. Гулько
―
На самом деле сериал не о творчестве Пикассо, а о его личной жизни. Ну, бабник, действительно. Да, был бабник. Никто никогда и не скрывал, что он был бабник. У него было много женщин, у него было много детей. Вот эти всякие терзания — в основном, женщин, не его. И вообще Бандерос, как мне кажется, в этом гриме — во-первых, видно, как у него сделана такая накладочка, когда Пикассо становится немножко без волос. И вообще Бандерос, мне показалось, похож, уж извините меня, на Адольфа Гитлера.
И. Петровская
―
Хорошо, что не на Бандеру.
Л. Гулько
―
Хотя на Бандеру тоже. В общем, ничего хорошего. Моё личное мнение.
И. Петровская
―
Да я и говорю: хорошо, что не.
Л. Гулько
―
Вот Бандерас, правда, больше похож не на Пикассо. Ну, мне так показалось. И мне это мешает смотреть, честно скажу. Ну, посмотрите, скажете.
И. Петровская
―
Я уже давно взяла обязательство это посмотреть, но просто мне нужно, чтобы сразу был такой большой массив, чтобы я могла смотреть всё подряд. Иначе меня всё отвлекает.
Л. Гулько
―
А мы возвращаемся в альтернативной телевизор, где существуют разные люди. В том числе Парфёнов и Дудь, у которых YouTube заблокировал канал.
И. Петровская
―
Да, на этой неделе.
Л. Гулько
―
Причём, как говорят, совершенно не по политическим соображениям. Они всё время очень часто меняют правила игры, YouTube, и не всегда уследишь, как объяснили мне специалисты. И вот и один, и второй как-то не уследили и попали под это дело.
И. Петровская
―
Попали под то, что их программы были заблокированы. Не знаю, сейчас разблокировали или нет.
Л. Гулько
―
Как говорят, наверно. Пройдёт 2-3 дня.
И. Петровская: Самого этого интервью не должно быть по крайней мере в этот ещё очень болезненный период
И. Петровская
―
Им предлагалось посмотреть на соответствие размещения рекламы в их программах новой политике или просто политике YouTube. Поэтому я очень рассчитываю, конечно, что они вернутся, когда они рассмотрят вот это, и приведут в соответствие. Кстати, я должна сказать — я недаром упомянула, что я провела полнедели в Казахстане. Мы там с моей коллегой, профессором Высшей школы экономики Анной Качкаевой по приглашению организации «Интерньюз» в Центральной Азии, которая, в свою очередь, занимается развитием средств массовой информации — независимых и всяких других, проводили семинары, тренинги по медиакритике, по телевизионной критике. Потому что выяснилось, что ни в одной из стран Центральной Азии — в Казахстане, Таджикистане, Узбекистане и Киргизии — этого понятия нет. У них не существует такого жанра и не существует специалистов-журналистов этого профиля, которые бы регулярно выступали с оценкой телевизионного продукта. И вот я должна, если, Лёня Парфёнов, ты нас слышишь, сказать тебе, что в Центральной Азии, которая давно уже живёт, как мы знаем (по крайней мере, эти страны), всё-таки параллельно нам, и журналисты часто не знают каких-то, может быть, для нас знаковых персонажей нашего телевизора, Лёня Парфёнов — абсолютный, безоговорочный лидер среди множества журналистов и телеведущих. Его смотрят, его помнят. Помнят его фильмы, помнят его прежнее «Намедни. Наша эра». И вот сейчас последний выпуск, который, К сожалению, сейчас был заблокирован, но, тем не менее, до этого примерно неделю всё-таки повисел на YouTube, мы смотрели все коллективно с 16 журналистами из этих стран, обсуждали, и все они писали свои посты в Фейсбуке, оценивая вот этот новый проект «Намедни». Я должна сказать, что, пожалуй, не было ни одного отклика, который бы как-то негативно к нему отнесся. Безусловно, мы просто видели, с каким восхищением наши «студенты» (так в кавычках их назовём) независимо от возраста (а возраст был разный — от 25 до 50), с каким восторгом они это смотрят и как точно они видят и понимают, как расставлены акценты, какие аллюзии возникают в связи с тем, что было в 1946 году и что показано в этой его последней работе. И особенно, конечно, там есть большой кусок, как в связи со смертью Михаила Ивановича Калинина, всесоюзного старосты, переименовывали множество населенных пунктов. И при жизни были переименования, а потом ещё Кёнигсберг переименовали в Калининград, подмосковные Подлипки переименовали в Калининград. И особенный отклик это вызвало, конечно, у наших казахстанских товарищей, у которых как раз в это самое время случилось это переименование. Причём случилось исключительно быстро. Мы улетали из Москвы — на табло ещё была Астана. А когда летели обратно, уже везде был Нурсултан. И они, конечно, не могли этого не отметить. А вообще мы там смотрели итоговые программы всех 4-х стран — и нашей, кстати, 5-й. До кучи, что называется. И я должна сказать, что, конечно, есть некоторые национальные особенности, есть, наверное, технологическое несовершенство. Наши программы, независимо от их содержания, безусловно, современные, используют множество технических средств.
Л. Гулько
―
У нас и возможности больше, наверное.
И. Петровская
―
Да, но мы сейчас не говорим даже о содержании. А там, если можно коротко сформулировать, «это всё о нём». Итоговые программы, которые выходят под этим девизом и лозунгом. Этот «он» может быть президент Узбекистана, президент Таджикистана и так далее. И примерно одна и та же риторика. У кого-то, правда, этого больше. Скажем, по-моему, в узбекской программе фактически только о нём. У кого-то меньше. Но я поразилась. Всё-таки мы давно живём порознь. И насколько вот эти традиции обслуживания первого лица — восторженного обслуживания, так, что становится неловко — насколько они сильны практически во всех странах постсоветского пространства.
Л. Гулько
―
Вы считаете, что это наше советское наследие, а не вот эта восточная специфика? Потому что, например, какая-нибудь Саудовская Аравия, или Катар, или Эмираты — это всё туда. Это вот некая такая специфика восточная.
И. Петровская
―
Я бы согласилась с этим, если бы в это же самое время мы не наблюдали собственные форматы — без восточной, честно сказать, специфики. Я же говорю, что с поправкой, может быть, на какие-то национальные особенности. Но когда мы смотрим ту же самую программу «Москва. Кремль. Путин.», уверяю вас, даже национальная особенность изумляется.
Л. Гулько
―
Конечно, повлияло.
И. Петровская
―
Нет, не повлияло. Мы тоже задаем своего рода тренды. На нас тоже равняются. Потому что ведь сегодня можно смотреть телевизор не только...
Л. Гулько
―
В Казахстане равняются на нас? Или они равняются на Турцию?
И. Петровская
―
Нет, я думаю, что как формата у них ещё этого нет. Такого, чтобы прямо отдельная программа, посвящённая только вот этому одному лицу, его официальной, неофициальный деятельности, его встречам с, не знаю, тувинскими оленеводами, козерогами и так далее. Но в целом традиция вот этого восхищения первым лицом без всякого намека на какую-то критику — думаю, отчасти постсоветская. Или наоборот, советская традиция на постсоветском пространстве. Но, я припоминаю, в Советском Союзе таких специальных форматов не было. Хотя, опять же, мы помним «Повесть о коммунисте» к 70-летию Леонида Ильича, где лучшие публицистические силы были брошены на создание образа абсолютно великого человека. Закадровый текст читал Иннокентий Смоктуновский. И риторика очень похожая, между прочим. Риторика того советского периода. Вот это мои наблюдения. Тем не менее, коллеги очень хотят у себя на разных ресурсах (в основном они работают на каких-то сетевых ресурсах) ввести этот жанр обзоров, рецензий. И вот мы в меру своих скромных возможностей пытались им рассказать, что это такое и с чем его едят. И приводили, в том числе, одним из примеров, как это может быть, наш родимый формат на «Эхе Москвы», когда ты просто обсуждаешь в прямом эфире и отчасти ориентируешься на мнение наших радиослушателей.
И. Петровская: Традиция этого восхищения первым лицом без всякого намека на какую-то критику — думаю, отчасти постсоветская
Л. Гулько
―
А ирония у них присутствует по отношению к тому, что они у себя видят? У нас присутствует. У нас можно смотреть, и тем не менее внутри какая-то ирония присутствует.
И. Петровская
―
Без сомнения. Когда мы вот так подряд смотрели 4 итоговые программы вот этих стран, все хохотали в одних и тех же местах. Все фыркали в одних и тех же местах. Удивлялись тоже в одних и тех же местах. Потому как, я говорю, подходы примерно одинаковые. Но, конечно, я лично не встретила там, общаясь с разными людьми, ни одного человека, который... Но они не работают на телевидении — это важно. Может быть, телевизионщики доказывали бы, что только так, и никак иначе невозможно говорить о своих первых лицах и вообще так подводить итоги недели. Но, безусловно, вот так в своём кругу это всё воспринимается как минимум с иронией. Хотя она такая уже немножко с отчаянием, потому что, что называется, идут годы и мало что меняется. Хотя в некоторых из этих стран, как мы знаем, менялись первые лица, но традиция всё равно остаётся. Это мы ещё туркменского телевидения не видели! Вот к чему надо будет стремиться. Это будет «Маяк».
Л. Гулько
―
Поедете?
И. Петровская
―
Нет, в Туркмению очень сложно. Анна Качкаева периодически ездит на какие-то международные конференции. Она бывает в Ашхабаде. А вот мне не довелось. И боюсь, что не доведется.
Л. Гулько
―
Ладно, тогда вернёмся к нашим...
И. Петровская
―
Баранам?
Л. Гулько
―
Нет, зачем. Я хотел поговорить с вами, поскольку эта тема была у нас с вами предварительно заявлена, о Григории Алексеевиче Явлинском. Он пришёл в программу «Ещё не Познер».
И. Петровская
―
Да, это как раз очень сильное впечатление. Дело в том, что мы привыкли видеть Григория Алексеевича, которого знаем, естественно, много-много лет, в таких более официозных, что ли, форматах. Когда он говорит в основном об экономике, политике. Причём чаще всего он появляется, когда возникает какая-то предвыборная ситуация. А вот здесь лично я первый раз видел его в такой, что называется, человеческой ипостаси. Он дико интересен, во-первых, и очень глубок. И, конечно, переживает глубокую личную драму. Потому что он так или иначе был причастен ко всем событиям, начиная с начала 90-х готов. И сейчас уже, с высоты возраста и всего, что произошло за эти годы, он оценивает как-то очень мудро. Видно, что у него вообще очень болит душа за многое из того, что происходило и чему он был свидетелем на протяжении многих лет. Он здесь очень много говорит и о личном. О городе, в котором он родился — это Львов. И почему он сейчас не может туда приезжать — потому что он ощущает себя представителем страны, которая, увы, допустила эту войну. Он вспоминает «Норд-Ост», он рассказывает о родителях, о том, что повлияло на его становление, о встречах с Горбачевым и Ельциным. Вот такая вот история, но всё-таки в преломлении конкретной личности и человека, который всё это проходил и в результате ощущает также и свою ответственность за то, куда свернула страна. Хотя мы и понимаем, что у истории нет сослагательного наклонения, и ему, пожалуй, не в чем себя упрекнуть. Если мы помним, кстати, он один из немногих политиков, кто тогда ходил в «Норд-Ост» и кого туда допускали. Ну и помимо всего, помимо ещё и очень трагических личных обстоятельств, связанных с сыном. В общем, всем вам рекомендую. Мы не упомянули, по-моему, где это можно смотреть. Это программа Николая Солодникова «Ещё не Познер». По-моему, это всё-таки первый политик, который пришёл в эту программу. Могу ошибаться, потому что их уже достаточно много вышло. Но политик всё-таки известный, федерального масштаба. То, что он идёт на такую, по сути, исповедь, тоже делает ему честь. Потому что мы знаем, как наши политики закрыты, пытаются в основном делать вид и как-то создавать и поддерживать свой медийный образ. В отличие от Григория Алексеевича, который пошёл на откровеннейший, я повторю, и очень глубоко личный разговор.
Л. Гулько
―
У нас с вами осталось 4 минуты. Не так много. Несколько анонсов, если возможно.
И. Петровская
―
Несколько я даже, пожалуй, и не припомню. Потому что пока такая классическая сетка, никаких особых событий. Что меня заинтересовало: на канале «Россия» с 1 апреля начнётся сериал, который называется «На краю». Я прочитала описание, даже посмотрела трейлер. Это такая тема, в основе которой, как я понимаю, лежит история Вари Карауловой. Помните эту историю? Про совсем юную девушку, которая поддалась на обольщение в интернете некоего вербовщика (вернее, она влюбилась, но впоследствии оказалось, что он вербовщик) и рванула, желая попасть в Сирию. А конкретно...
Л. Гулько
―
В Исламское государство.
И. Петровская
―
Да, в Исламское государство запрещённое. У неё крайне драматичная судьба, потому что, по сути, она ничего не сделала, но, тем не менее, осуждена и, насколько я знаю, продолжает отбывать наказание. И не дома, не под домашним арестом, а в реальной зоне. Вот здесь в основе — судьбы трех девушек, которые так же, как Варя Караулова, поддались искушению. Кто-то влюбился, кто-то ещё по каким-то причинам. В общем, они оказались в некоем Халифате — такой вот тоже образ Исламского государства. И дальше трагические истории, которые с ними там происходят.
И. Петровская: Что меня заинтересовало: на канале «Россия» с 1 апреля начнётся сериал, который называется «На краю»
Мне кажется, что это может быть интересно многим нашим зрителям, а тем более тем, кто волнуется в том числе и о судьбе собственных детей, которые также могут в любой момент, искусившись, оказаться неведомо где. Из знаменитых актёров там отца и мать одной из девушек играют Евгения Дмитриева и Николай Фоменко. А так там в основном молодые артисты. Вот, собственно, этот сериал я для себя отметила как отчасти обязательный к смотрению. Посмотрим. Конечно, всегда вопрос, в какой степени он идеологизированный и куда там фантазии заведут авторов.
Л. Гулько
―
Ну да. «На каком канале «Ещё не Познер»?», спрашивают. Я так понимаю, что это отдельный канал.
И. Петровская
―
Это отдельно, на YouTube. Наберите просто «ещё не Познер» или «Николай Солодников», и вам выпадет это счастье. Но там на самом деле можно смотреть и других героев. Кого там только не было.
Л. Гулько
―
У Солодникова, нам пишут, был Чубайс.
И. Петровская
―
Да, был Чубайс. Я ещё вспомнила, что там был Мединский, министр культуры. Так что да, он отчасти расширил вот этот список деятелей культуры, которые изначально туда приходили.
Л. Гулько
―
Ну что ж, закончим с того, чем начали. Пожелаем удачи всем фигурантам, я бы сказал, украинских выборов. И, собственно, им, причём всем, посвящается эта композиция, которой мы заканчиваем.