Андрей Васильев - Персонально ваш - 2021-06-02
02.06.2021
М. Денискина
―
15 часов 6 минут в российской столице. Добрый день. В эфире «Персонально ваш». И сегодня с вами в студии Сергей Бунтман, Мария Денискина.
С. Бунтман
―
Добрый день.
М. Денискина
―
И Андрей Васильев, многолетний шеф-редактор Издательского дома «Коммерсантъ», продюсер проектов «Гражданин поэт» и «Господин хороший», тоже у нас сегодня в студии.
С. Бунтман
―
Да. Все регалии сказали. Еще могли сказать. Легенда русской журналистики.
А. Васильев
―
Когда меня спрашивали, как меня представить, я сказал: бывший продюсер бывшего «гражданина» и бывшего «поэта».
С. Бунтман
―
И бывшего «поэта», да.
М. Денискина
―
А это было бы слишком долго. Слишком много слов «бывший» – это тавтология.
С. Бунтман
―
Бывший хороший продюсер. Ну, ладно. Андрей, мы на ты, кстати говоря. Это позволяется, потому что мы коллеги. Журналистика все-таки здесь присутствует больше, чем продюсинг. Вот сейчас Пивоварову 2 месяца дали. Вчера был великий обыск и великое задержание страшно скрывающегося преступника и пособника своей тети Гудкова.
А. Васильев
―
Так и тетя тоже там попала под раздачу.
С. Бунтман
―
Естественно, тетя тоже попала. Вот что это такое? Вот какую-то логику ты в этом видишь?
А. Васильев
―
Я логику власти вижу четкую.
С. Бунтман
―
Какую?
А. Васильев
―
Леше Пивоварову приготовиться.
С. Бунтман
―
Леше Пивоварову?
А. Васильев
―
А че у него такая фамилия?
С. Бунтман
―
Как тете, да?
А. Васильев
―
А че у него такая фамилия?
С. Бунтман
―
Редкая.
А. Васильев
―
Да. Сам виноват вообще абсолютно.
С. Бунтман
―
О, господи. Вот подсказки не надо никогда.
А. Васильев
―
Они это умеют без меня, вот уверяю тебя.
С. Бунтман
―
А вообще в чем это дело? Они хотят устроить выборы с новой Конституцией честные, свободные, как в 37-м году?
А. Васильев
―
Слушай, понимаешь, по-моему, все-таки они на автоподзаводе уже. Кто назвал Думу «спятившим принтером»?
С. Бунтман
―
«Бешеный принтер».
М. Денискина
―
«Бешеный принтер».
А. Васильев
―
«Бешеный принтер».
С. Бунтман
―
В общем, хороший человек сказал.
А. Васильев
―
Ну, неважно. Но точно так же силовиков можно назвать «бешеный шокер», пропагандистов – «бешеный клитор», например. Они уже сами работают…
М. Денискина
―
По инерции?
А. Васильев
―
Абсолютно, да.
С. Бунтман
―
18+.
А. Васильев
―
И они же сами себя подзаводят, вот как часы бывают. Знаете, вот на руке часы и когда просто машешь рукой – они сами заводятся.
С. Бунтман
―
Когда машешь – заводятся. Положишь – они не будут заводиться.
А. Васильев
―
Да.
С. Бунтман
―
Это, значит, если остановиться, то ничего не будет просто. Эта власть не может держаться, если она на подзаводе не будет?
А. Васильев
―
Да, конечно. Чистый подзавод.
М. Денискина
―
То есть дело уже не в Путине, который всем этим руководит? Уже без Путина все это само работает?
А. Васильев
―
Он, наверное, нужен, как какой-то фетиш.
М. Денискина
―
Как символ.
А. Васильев
―
Ну, ради Путина мы это все делаем. Заклинание какое-то надо.
С. Бунтман
―
Андрей, а он что, не субъект власти? Без него же ничего. И волос не упадет ни с чего.
А. Васильев
―
Ну вот хрен его знает. По-моему, падают уже волосы. Еще бы рассказать про тетю Гудкова, он сам удивится, я думаю.
М. Денискина
―
А он не знает?
А. Васильев
―
Вот про тетю Гудкова – точно. Вот про Гудкова, может, знает, но про тетю – точно нет.
А.Васильев: Если бы мне сказали: «Давай ты после Путина придешь», – я пойду повешусь сразу
М. Денискина
―
Не докладывают ему, в папочках не приносят?
А. Васильев
―
Я тебя умоляю.
С. Бунтман
―
А что, это все на уровне происходит: чтоб все было хорошо?
А. Васильев
―
По-моему, Сереж, уже все забыли, хорошо было, плохо было. Сейчас модно говорить, что в 90-е было плохо. Но это просто модно, на самом деле. И уже народ в основном привыкает. Я, кстати, прошу прощения. Когда я говорю слово «народ», я не имею в виду уважаемую аудиторию «Эха Москвы». Потому что народа гораздо больше, чем аудитория «Эха Москвы». Вот аудитория «Эха Москвы», наверное, умеет как-то анализировать, хоть как-то буковки разбирать. Но в основном, 90% народа не умеют разбирать буковки. Им сказали, что было плохо в 90-е – ну, значит, плохо.
М. Денискина
―
И поэтому та часть народа поддерживает все-таки Путина?
А. Васильев
―
Да ему по фигу, на самом деле, мне кажется.
М. Денискина
―
А как по фигу?
А. Васильев
―
Просто по фигу. Хорошо, окей, я вам скажу. Мудрость власти. Если человеку так хреново в своем Козельске и у него нет сортира теплого, горячей воды, то что он будет думать? Ему проще думать, что по крайней мере в Кремле хорошо. Это абсолютно комфортное мышление, честно.
С. Бунтман
―
По меньшей мере, это все хотя бы правильно, что страна наша живет.
А. Васильев
―
Правильно, конечно.
С. Бунтман
―
А это такой комфорт или что это такое?
А. Васильев
―
Наверное, да, конечно. Когда мы были маленькими, когда мы спрашивали: «А я умру или нет?», что нам мама говорила: «Конечно, ты не умрешь».
М. Денискина
―
Моя мама говорила, что я умру.
А. Васильев
―
Твоя мама немножко помоложе. Она прогрессивнее, чем наши мамы. А нам говорили: «Нет, ты точно не умрешь». И если так проанализировать как-то, понимаешь, что, в общем, наверное, умру. Но в детстве лучше думать, что не умру. Мама же сказала, что не умру.
М. Денискина
―
Так и Путин умрет. И что тогда?
А. Васильев
―
А это уже анализ.
С. Бунтман
―
Маш, страшные вещи ты говоришь.
А. Васильев
―
А народу несвойственен анализ.
М. Денискина
―
Мне кажется, вы недооцениваете народ. Получается, 90% народа неспособны анализировать?
А. Васильев
―
Слушайте, правда, я же был в народе.
М. Денискина
―
Вот вне аудитории «Эха Москвы».
А. Васильев
―
Я когда-то работал журналистом, ездил куда-то Кемерово, тры-ты-ты. В армии был, кстати. Реально 2 года отдал Родине. Я даже в тюрьме сидел. Но, правда, в Цюрихе.
С. Бунтман
―
О, господи. Как Ленин, да?
А. Васильев
―
Но недолго, 3 дня всего. Но там тоже был народ некий. В общем, правда. Причем я даже не осуждаю.
М. Денискина
―
А можно эту инертность как-то победить? Кто ее должен победить? Сам народ должен?
А. Васильев
―
А ее, казалось, победили. 10 лет, кстати, победили инертность. Например, в эти жуткие 90-е годы к концу 90-х получился же такой тренд, что народ-богоносец понял простую истину: как потопаешь, так полопаешь. Ну, условно говоря. И люди стали выбираться из задницы. Те, кто мог; те, кто хотел. Потом пришел Путин и сказал: «Дать людям всё». Это Швондер тоже говорил, по-моему, да?
С. Бунтман
―
Ну да. Взять да поделить.
А. Васильев
―
Да, взять да поделить. И всё. И люди говорят: «А че я буду тогда пахать?» И с удовольствием стали ждать, пока и прибавят какие-то нищенские…
С. Бунтман
―
Значит, как всегда, у нас выходит: довольно тяжелый переход к тому, что ты осознаешь, тебе надо как-то вкалывать или что-то делать. А вот очень часто говорят, что в 90-е годы ошибка была в том, что все-таки социалку забыли.
А. Васильев
―
Ее даже не то что забыли. Я немножко про это знаю. Ее просто не было. Ну, не на что было. Это тяжелое наследие коммунистического режима. Они бы с удовольствием. Кстати, почему тогда церкви дали возможность торговать безакцизными сигаретами и паленой водкой? Потому что Ельцин с Черномырдиным правда хотели что-то сделать для церкви. Ну, денежек дать, чтобы построить что-нибудь такое. Но их не было. Сказали: «Ладно, торгуйте паленой водкой и безакцизными сигаретами». Это правда, медицинский факт. Вот Сергей подтвердит. Вы мне не верите. Это так и было.
М. Денискина
―
Я верю, верю, верю.
А. Васильев
―
Так и было.
М. Денискина
―
У меня очень недоверчивое, наверное, лицо. Но я верю.
С. Бунтман
―
Не надо верить, да.
А. Васильев
―
Воинам-афганцам, среди которых было бандитов больше, чем среди настоящих бандитов. Им тоже дали возможность беспошлинной торговли и так далее. А в принципе, была добрая идея, ну правда. Люди не за что там воевали в Афганистане, инвалиды какие-то, друзья потеряны. Надо что-то им дать. А дать нечего. И им дают возможность, грубо говоря, воровать. И в этом не было злого умысла. К сожалению, правда ничего не было: ни законов, ни денег. Это все осталось от благословенной советской власти. Ноль. Законов даже не было. Даже налоги нельзя было брать, потому что не было налогового законодательства нормального, правда.И за 10 лет Путину поднесли на блюдечке с голубой каемочкой офигенную нефтянку, офигенную металлургию разработанную. Там же не просто ее добыть надо, надо ее суметь продать, наладить контакты. И все это получил Путин с Сечиным.
С. Бунтман
―
Мне кажется еще, что подали, кстати говоря, на блюдечке отличное налоговое законодательство.
А. Васильев
―
Кстати!
С. Бунтман
―
Помнишь, как его вырабатывали?
А. Васильев
―
Офигенно. Кстати, принял-то его Путин, но готовило его года полтора правительство Ельцина.
С. Бунтман
―
Да, мы следили за этим.
А. Васильев
―
Кстати, тогда «Коммерсантъ», который я тогда возглавлял, перешел на белую зарплату, кстати. И я еще спрашивал Касьянова: «Михал Михалыч, ну точно вы примите этот закон?» Потому что у нас полгода бухгалтерия готовилась.
С. Бунтман
―
Мы примем.
А. Васильев
―
И я говорю: «А назад – “Коммерсантъ” просто погибнет. Назад-то уже нельзя будет». И он мне дал зуб, что будет принята эта плоская шкала налогов. И «Коммерсантъ» перешел на честную зарплату.
М. Денискина
―
И это все готовилось еще при Ельцине?
А. Васильев
―
Конечно.
М. Денискина
―
Я к тому, что если Путин пришел на такое подготовленное пространство, все-таки не на белый лист…
А. Васильев
―
Сереж, мы с тобой прям как учителя.
М. Денискина
―
А я себя так и чувствую. Я сейчас буду поднимать руку.
С. Бунтман
―
Нет, это встреча ветеранов с пионерами.
М. Денискина
―
Я чувствую себя на кухне среди взрослого застолья. Забежала и меня пустили посидеть.
С. Бунтман
―
Ближе.
А. Васильев
―
Только не будем петь «Шумел камыш».
С. Бунтман
―
Нет, нет, нет, не будем.
А. Васильев
―
И матерные песни не будем.
С. Бунтман
―
И «Хасбулата» тоже не будем.
М. Денискина
―
Подождите, может быть, все впереди. Но тот, кто будет после Путина – преемник, наследник, как угодно его назови – он тоже придет на такую подготовленную путинскую?
А. Васильев
―
Нет.
С. Бунтман
―
А вот это, Маша, уже очень интересно, вот на что придет.
А. Васильев
―
Это очень интересно.
М. Денискина
―
Вы же сами сказали, что механизм запущен, как часы.
А. Васильев
―
Вот если бы мне сказали: «Давай ты после Путина придешь», – я пойду повешусь сразу.
М. Денискина
―
Прям так сразу?
А. Васильев
―
Реально. Потому что это нужно быть таким героем, таким двужильным.
М. Денискина
―
Чтобы принять.
А. Васильев
―
Да там ничего потому что нету, вообще ничего. Это очень стремная тема.
М. Денискина
―
Следующий президент будет героем.
А. Васильев
―
Больше того, когда большевики так легко пали, потому что, по большому счету, им нечего было защищать. Ну, госдачи какие-то. Они не знали вкус денег, они не знали вкус действительно имущества, они не знали, что такое яхты. Ну, было у Брежнева три золотых ружья. Ну и что? А этим есть что терять.
М. Денискина
―
Так, может быть, поэтому Путин хочет остаться до 2036 года, поэтому он обнулился, Конституцию поменял?
С. Бунтман
―
Потому что только так можно порядок придержать, да?
А. Васильев
―
Все равно, либо порядок, либо беспорядок, но держать.
С. Бунтман
―
Но держать то, что есть.
А. Васильев
―
Держать то, что есть, конечно.
С. Бунтман
―
Я напоминаю, что Андрей Васильев у нас. Если Маша не вернет двух ветеранов к актуальности…
А. Васильев
―
К повестке.
С. Бунтман
―
Да, к повестке, то мы, в общем-то…
А. Васильев
―
Маш, «жи-ши» пишется с буквой «и», шестью шесть – тридцать шесть.
С. Бунтман
―
Начинается.
А. Васильев
―
И мама мыла раму.
М. Денискина
―
Рубрика «Советы от Андрея Васильева» на «Эхе Москвы».
С. Бунтман
―
Мама мыла раму – это индуистский букварь.
М. Денискина
―
Вы знаете, к повестке. Давайте отойдем от России. К России еще вернемся. Россия всегда с нами. Я к Беларуси хочу. Следила же за встречей в Сочи Путина и Лукашенко вся Россия, все «Эхо Москвы» следило. Что это было? Что это за шоу?
С. Бунтман
―
И вообще, что это за ситуация?
А. Васильев
―
В вашем эфире очень хорошо сказал Невзоров Саша. Он сказал, что хреновенькая затея – проигрывать революцию. Остроумно, кстати.
А.Васильев: Конечно же, Путин – заложник Лукашенко
С. Бунтман
―
Вообще-то, да, конечно.
М. Денискина
―
Вот этот 2-дневный круиз в Сочи, который мы наблюдали потом по фотографиям, по видеозаписям, по комментариям, по счастливому Лукашенко, который плавал в Черном море…
С. Бунтман
―
Это что, барашки на пене волны такие?
А. Васильев
―
По-моему, да. Он поехал бабла просить, естественно.
М. Денискина
―
И ему дали.
С. Бунтман
―
Андрей, особо подчеркивали, и Песков особо подчеркивал, что вопросы увеличения финансовой помощи не ставились.
А. Васильев
―
И, значит, что?
С. Бунтман
―
Не знаю.
А. Васильев
―
Значит, ставились. Я очень давно и хорошо знаю Диму Пескова. Привет ему, кстати, большой, если он меня слышит.
М. Денискина
―
Думаю, что слышит.
А. Васильев
―
Ну конечно.
М. Денискина
―
Или услышит.
С. Бунтман
―
Или прочтет.
М. Денискина
―
А зачем Коленька Лукашенко, сын Александра Григорьевича Лукашенко…
А. Васильев
―
Ну в той же логике: а зачем он с автоматом без рожка ездил в вертолете с Коленькой?
М. Денискина
―
Ну да. Это что, подготовка наследника?
А. Васильев
―
Да ну. Ну, шоу.
М. Денискина
―
А шоу для кого? Для Путина? Для СМИ?
А. Васильев
―
Хрен его знает.
М. Денискина
―
Для своей аудитории? Для Беларуси?
А. Васильев
―
Вообще непонятно. Человек, условно говоря… Ну, есть психоделика. Человек, который не понимает этой системы координат, думает, что это какая-то чушь.
М. Денискина
―
Арт-хаус.
А. Васильев
―
Да. А какие-то люди ищут большие смыслы. Правда, это все такая обложка. Ну, «Мишки на севере». На самом деле, в таком уважаемом эфире, Маш, честное слово, о таких вещах рассуждать… Ну, правда.
С. Бунтман
―
Хорошо.
М. Денискина
―
Но я на правах юной.
А. Васильев
―
Перед зрителями неудобно.
С. Бунтман
―
Но когда мы видим обложку «Мишка на севере», мы, вообще-то, ожидаем – мы так воспитаны еще когда-то – там вот этот шоколад с вафлями, а не белочку.
А. Васильев
―
Хорошо. Я сейчас продемонстрирую, кстати, глубину познаний.
М. Денискина
―
А на деле – фантик.
А. Васильев
―
Потому что в «Мишках на севере»… То есть не в «Мишках на севере», а в «Мишках в сосновом лесу» мишек-то рисовал не Шишкин, а Левитан. То есть природу рисовал Шишкин. Шишкин мишек не умел рисовать, как, собственно, вообще ничего, по большому счету.
М. Денискина
―
Коллаборация, получается.
С. Бунтман
―
Ну, начинается. Сразу вот Шишкина.
А. Васильев
―
То есть уже обман в обложке заложен.
М. Денискина
―
А почему обман? Это можно назвать обманом, а можно назвать коллаборацией.
А. Васильев
―
Да. Но тогда бы написано было – коллаборация, а там написано – Шишкин.
С. Бунтман
―
Друзья, мы сейчас вот в банкетно-конфетно-живописную тему. Мы сейчас в ней как-то запутаемся, в фантиках запутаемся.
А. Васильев
―
Про Беларусь давайте скажу.
С. Бунтман
―
Вот про Беларусь скажи вот прямо, вот как на духу.
А. Васильев
―
Вот скажу. Мы думали оживить «Гражданина поэта». Хотя там, собственно, Миша-то уже сидел Ефремов. И я предложил Орлуше написать тему, что если бы поменять местами Путина и Лукашенко. Ну, Путину все равно, в каком бункере сидеть, в общем. А Лукашенко если бы стал, вот это было бы интересно. Во-первых, запрещена была бы фраза «Слава России», потому что очень напоминает «Жыве Беларусь». И во-вторых, конечно, эта колорадская ленточка была бы запрещена – цвета другие, но она полосатая.
С. Бунтман
―
Господи.
А. Васильев
―
То есть представляешь, какое бы веселье началось?
С. Бунтман
―
Помяни Царя Давида и всю кротость его.
А. Васильев
―
Это про Беларусь и про логику, кстати.
М. Денискина
―
Все еще думаю про Шишкина и Левитана.
С. Бунтман
―
Савицкий рисовал, мне 5 тысяч человек уже написали.
А. Васильев
―
Хорошо. Я признаю свою ошибку. Но уже то, что не Шишкин – это же я прав?
С. Бунтман
―
Да.
М. Денискина
―
Объясните, Андрей Витальевич, коллаборация Лукашенко и Путина: а кто в ком больше нуждается? Или это прям равная позиция?
А. Васильев
―
Вот это, кстати, интересная тема. Казалось бы, Лукашенко в Путине, потому что, действительно, если бы Путин…
М. Денискина
―
Он приехал к нему в Сочи.
А. Васильев
―
Давайте прошлое лето. Если б Путин не продемонстрировал, что он готов вести там танки, использовав ОДКБ, например, хотя это было бы незаконно, Лукашенко бы режим рухнул. А теперь уже непонятно, кто в ком нуждается, потому что, конечно же, Путин – заложник Лукашенко. Потому что если вдруг рухнет… Почему у нас ругательное слово «цветная революция»? Никто же не объясняет, почему это плохо. Ну, народ заменил свою власть.
С. Бунтман
―
Революция вообще плохо.
А. Васильев
―
Ну да. И он понимает, что если б случилась в Беларуси такая вещь, то это бы перекинулось на нас, например. Он реально заложник получился. С одной стороны, конечно, на глазах изумленной публики даже косвенно как-то поддерживать или оправдывать – наверное, это позорно. Но, с другой стороны, что он должен сказать? Ну вот понимаете, да? Лука – очень хитрый парень, на самом деле. Повторяю, он не умный, а он хитрый.
С. Бунтман
―
То есть он привязался крючьями вот этими самыми, как к кораблю, да?
А. Васильев
―
Да, конечно.
С. Бунтман
―
И от него не отвязаться.
М. Денискина
―
Почему все-таки привязался к России, а не к Европе?
А. Васильев
―
Где Европа, где Лукашенко? Он привязался к диктатуре. Как к кому? Родственные узы.
С. Бунтман
―
То есть если привязаться к Европе… Потому что у него всегда была замечательная эта стратегия: туда-сюда; и с теми, и с теми.
М. Денискина
―
И нашим, и вашим.
С. Бунтман
―
Да. Но там же очень много правил в том клубе.
А. Васильев
―
Конечно. Например, даже элементарное правило: тогда пришли бы на выборы настоящие наблюдатели. И всё. Ну нафига ему?
М. Денискина
―
А вы в прошлом эфире у нас здесь же сказали, что Лукашенко – нелегитимный президент. И вот прошел год, а он все еще президент.
А. Васильев
―
Он точно так же нелегитимный президент.
М. Денискина
―
А как нелегитимный, если он все еще правит? Его никто, извините, в СИЗО не посадил, с трона не выгнал.
А.Васильев: Не смогу обвинить Навального, что он вернулся. Если решил стать политиком, ты должен быть на поляне
С. Бунтман
―
А кто ж его посадит?
М. Денискина
―
Ну вот в том-то и оно.
А. Васильев
―
Значит, рассказываю. Я неслучайно упомянул, что я был в армии, где понятие «дембеля».
М. Денискина
―
Дедовщина, дембеля.
С. Бунтман
―
Не, не, не, дембеля.
А. Васильев
―
Их вроде человек 6, а рота – 100 человек. И вот эти 100 человек попробуют что-нибудь поперек дембелей сказать. Ну просто у него есть силовики. Они подкормленные. Больше того, у них руки по локоть в крови, им уже поздно переметнуться на сторону демократии. И они будут мочить. Дико просто. И вообще слово «президент» тут причем? Вот «бугор» можно назвать, например.
С. Бунтман
―
Тут пришло: «Он владеет страной и ситуацией».
А. Васильев
―
Получается, да, к сожалению. Да, владеет. Он бугор (ну, на зоне, в бараке).
С. Бунтман
―
То есть всё. Здесь главное правило – нормальные выборы – они ушли куда-то. Но у нас они тоже ушли.
А. Васильев
―
Тоже ушли. Кстати сказать, и вообще силовики действуют точно так же. «Спятивший шокер». Он действует. Какие различия? Еще когда были прошлым летом события в Беларуси, мы все равно говорили: «Ну, всё-таки у нас не так». Так уже так. Уже всё нормально.
М. Денискина
―
Разве у нас так? Подождите, а какие у нас протесты? Мне кажется, протесты, которые были в России, несопоставимы с тем, что было…
А. Васильев
―
Да даже какие были, тоже как зачистили.
М. Денискина
―
Ну, один из последних – 21 апреля.
С. Бунтман
―
Их в России зачищают сейчас…
А. Васильев
―
До протестов, да.
С. Бунтман
―
В общем-то, до протестов. Чтобы не дай бог как в Беларуси. Даже не так, как в Беларуси.
А. Васильев
―
Это уже вопрос методологии. Скажем, иголки под ногти загоняют не на 5 сантиметров, а на 1. В общем, принципиальной-то разницы нет. Ну, на 5 сантиметров – больнее, конечно.
М. Денискина
―
Я просто вспоминаю протесты 21 апреля. И насколько я помню, и в Москве, и в Петербурге был достаточно мягкий разгон.
С. Бунтман
―
В Петербурге был жесткий.
А. Васильев
―
В Петербурге очень жесткий. А у нас стали просто арестовывать потом.
М. Денискина
―
Да, постфактум.
А. Васильев
―
Конечно.
С. Бунтман
―
Вот это тоже стратегия и тактика России.
А. Васильев
―
Кстати, есть гарантия, что если вдруг опять выйдет вот эта толпа большая, что не будет то же самое, как в Беларуси? Будет.
М. Денискина
―
А выйдут ли?
А. Васильев
―
Другое дело, что, наверное, не выйдут. И, кстати, в Беларуси уже давненько не выходили.
С. Бунтман
―
Но чтобы даже и н думали.
А. Васильев
―
Даже не думали, да.
М. Денискина
―
Ну, соратники Навального же сказали, что больше не будут организовывать массовые протесты.
С. Бунтман
―
Пивоварова Андрея могли арестовать где угодно, а его тоже взяли в самолете.
А. Васильев
―
Конечно. Красота.
С. Бунтман
―
Это еще и показать…
М. Денискина
―
Что мы достанем.
С. Бунтман
―
Нет, Маш. Мне кажется, чтобы показать, чтобы было неповадно.
А. Васильев
―
Конечно. Это шоу, конечно. Show must go on. Конечно. Это составляющая часть репрессивной машины. «Утро стрелецкой казни» помните? В Третьяковке висит.
М. Денискина
―
Не очень.
А. Васильев
―
Вся Красная площадь – висят стрельцы на виселицах.
С. Бунтман
―
Это Красная площадь в праздничном убранстве.
А. Васильев
―
Конечно. Красота.
М. Денискина
―
Андрей Витальевич, а как вы считаете, тогда стоит ли оппозиции уезжать из России в таком случае, чтобы не было такого, чтобы тебя взяли в самолете?
А. Васильев
―
Во-первых, это, вообще, индивидуальный выбор. Например, не повернется у меня язык обвинить или даже посетовать Навальному, что он вернулся. Если ты решил стать политиком, если это твоя работа, ты должен быть на поляне.
М. Денискина
―
Осуждаете тех его соратников, кто уехал?
А. Васильев
―
Конечно, нет. Есть дикое количество людей, которые хотят просто нормально жить. Просто короткая ремарка. Вот если бы я нас слушал, например, будучи в своей любимой Юрмале, я бы смотрел на это, как на какой-то паноптикум: они там живут, там парятся. Я б с интересом слушал, но без причастности. А вот сейчас я слушаю сам себя, и меня тошнит.
С. Бунтман
―
Ну да. Вот интересно, с другой стороны, в условной Юрмале или, как в 20-х годах, в парижском кафе, когда мы все видим не так оттуда, оттуда видится не так.
А. Васильев
―
Абсолютно.
М. Денискина
―
Вот. И этично ли призывать выходить на улицы, когда вы сидите в Вильнюсе, а сторонники Навального, которые в России, в Москве…
С. Бунтман
―
Это правильный вопрос.
А. Васильев
―
Правильный. Никогда в жизни я никого не призывал.
М. Денискина
―
Так не про вас.
А. Васильев
―
Это опять же вопрос выбора. Кстати, обратите внимание, как Ходорковский Михаил аккуратно про эти митинги говорит. То есть вы не найдете там призыва.
С. Бунтман
―
То есть Ходорковский себя ведет этично, правильно?
А. Васильев
―
Достаточно этично.
М. Денискина
―
По-взрослому?
А. Васильев
―
Вообще, по сравнению с тем болотом, в котором мы живем, то вообще находиться в Лондоне – это уже очень прилично по факту своему.
С. Бунтман
―
У нас чатланин shifrovki говорит: «Неправда, если слушать всё это извне, точно так же тошнит».
А. Васильев
―
Так попробуй, чатланин, поживи извне. Вот ты поймешь.
С. Бунтман
―
Нет, а он извне и слушает.
А. Васильев
―
А, значит, он здесь не был давно.
С. Бунтман
―
Так, у Андрея Васильева есть на всё ответ, что он неправ. Все равно чатланин неправ.
А. Васильев
―
Так я согласился, что не Левитан рисовал «Мишек»? Согласился.
С. Бунтман
―
Ну да, что не Левитан. Сразу пошел на попятную. Надо держаться до конца.
М. Денискина
―
А как вам идея, кстати, последнего митинга 21 апреля «Свободу Навальному», когда собирали подписи тех, кто выйдет?
С. Бунтман
―
И они уплыли.
М. Денискина
―
Вообще, такой формат выхода на улицы.
А. Васильев
―
Уплыли. Кстати, они сделали расследование, кто продал по 2 рубля за человека.
С. Бунтман
―
Нет. Говорят, что знают они.
А. Васильев
―
Не-не, я видел. В «Навальный LIVE» это есть. Очень корректное расследование с фамилией, с именем, с отчеством. И кто купил.
М. Денискина
―
Он отрицает, что он это сделал.
А. Васильев
―
А там документы. Путин тоже все отрицает.
М. Денискина
―
Тоже верно.
А. Васильев
―
Ну и что? И Лукашенко все отрицает. Так что это не факт. Они очень убедительное сделали расследование, действительно.
А.Васильев: Роскомнадзор - это тоже мент, в сущности. Чем они отличаются?
М. Денискина
―
Понимаете, расследование расследованием, но я считаю, что Фонд борьбы с коррупцией(*), который российские власти считают иностранным агентом, они должны были позаботиться о сохранении персональных данных.
А. Васильев
―
Они в этом же расследовании извинились и сказали, что есть наши ошибки.
С. Бунтман
―
Но это правильно.
М. Денискина
―
Я к тому, что это не один человек виноват.
А. Васильев
―
Нет, один человек просто продал людей. А они недостаточную поставили блокировку.
М. Денискина
―
Да, недостаточную защиту.
А. Васильев
―
Но они извинились, правда.
С. Бунтман
―
Леди и джентльмены, мы сейчас выйдем на перерыв. Андрей Васильев у нас в гостях. Маша Денискина, Сергей Бунтман здесь ведущие. А Ира Меркулова прочтет новости. Распределили роли.
М. Денискина
―
Остаемся с вами в Ютубе. В Ютубе можете задавать вопросы.НОВОСТИ / РЕКЛАМА
С. Бунтман
―
Мы продолжаем, друзья мои. Андрей Васильев. Господи, вот не знают люди… Жалкие ничтожные люди - не знают, кто такой Андрей Васильев.
А. Васильев
―
Так сколько можно?
С. Бунтман
―
А что сколько можно?
А. Васильев
―
Меня знали когда-то. Сами выкопали меня из могилки и думаете, что люди должны меня знать.
С. Бунтман
―
Если люди судят обо всём, что даже в V веке до нашей эры, то они должны знать. Должны знать про 90-е и про Васильева. Андрей Кисс: «А Васильеву – 5 звездочек!». Это вы что имеете в виду?
М. Денискина
―
Больше лайков ставьте.
С. Бунтман
―
Первая мысль. Послушайте, вчера вошел в силу и в свой возраст закон о просветительской деятельности. Вот сколько у нас появилось новых слов. Ругательных.
А. Васильев
―
То есть вообще просветительская деятельность - это какое-то очень древнее слово.
С. Бунтман
―
Все эти разумные, добрые, вечные, и вообще всё прекрасное.
А. Васильев
―
Нет, это опять в логике власти. Скажем так, эти законы о просветительской деятельности имеют затемнительную функцию.
М. Денискина
―
Удобная же логика - в том, чтобы ни одно просвещение не прошло мимо контролирующего органа.
А. Васильев
―
Не сильно просвещало.
С. Бунтман
―
А что такое? Маша, как ты себе представляешь? Как Андрей это себе представляет? Как это будет проходить? Вот мы помним все эти постоянные литования, согласования.
А. Васильев
―
Но, кстати, там было честнее.
С. Бунтман
―
Почему?
А. Васильев
―
Потому что. Литование должны были проходить все. Цензура была для всех газет - что газета «Правда», что газета «Мурзилка». А здесь можно любого, просто если хочется кого-то запретить. Это как ковид, кстати. Как они собрались на митинг 21 апреля, тут же объявили ковид. А как Путин собирает свою тусовочку в Лужниках, так ковид прошел. То есть любого человека можно выхватить, любое мероприятие. Кстати, тут разогнали какой-то Земский съезд. Тоже вдруг образовался отдельно взятый ковид на территории одного здания.
С. Бунтман
―
Построение ковида в отдельно взятом здании?
А. Васильев
―
Конечно! То есть функция какая? Чтобы любого. Нас с вами можно. Найти где-то там элемент просветительства - прямо сейчас придут в студию и нас заберут. И в соответствии с этим законом, имеют право.
С. Бунтман
―
То есть это закон обо всём. Это закон о сообщении.
А. Васильев
―
И ни о чем. Ни о чем и обо всём.
С. Бунтман
―
Вот я опубликую, например.
А. Васильев
―
Короче, ничем не отличается от ковида этот закон. Инфекция такая.
С. Бунтман
―
Это инфекция? То есть вирус – штука непонятная.
А. Васильев
―
Конечно.
С. Бунтман
―
Это вирусное распространение закона.
М. Денискина
―
Но с ковидом-то всё равно наступают какие-то послабления.
А. Васильев
―
Спросите на Земском съезде про послабления. Вдруг немедленно возник очаг ковида.
С. Бунтман
―
Очаг?
А. Васильев
―
Прямо очаг. И все дела. И как он весь улетучился на стадионе в Лужниках - бух, и ни одного ковида нет.
М. Денискина
―
То есть будет такое просвещение по ГОСТу и просвещение подпольное после закона.
А. Васильев
―
Это вы романтизируете.
М. Денискина
―
Я просто пытаюсь понять. Закон - он же будет усиливать эту бюрократизацию. То есть чтобы провести какую-то лекцию, провести что-то, нужно будет пройти очень много инстанций.
А. Васильев
―
Да, это просто лучше вскрыться, чем проводить лекцию.
М. Денискина
―
И готовы ли будут люди проходить все эти этапы? Не появится ли что-то подпольное?
А. Васильев
―
Нежелательные будут не готовы, а желательные даже не заметят этого закона.
С. Бунтман
―
А если, друзья мои, просто проводить, то это тоже будет так же, как с ковидом и Земским съездом?
А. Васильев
―
Конечно, да.
С. Бунтман
―
Вот мы проводим лекцию - кто-нибудь.
А. Васильев
―
Кто-нибудь. Любой участковый мент может прийти и сказать, что это просветительская деятельность - покажите бумажку. Бумажку не показал - давай вали отсюда вместе со своими зрителями. Всё.
С. Бунтман
―
То есть он может даже не сам идти.
А. Васильев
―
Любой может прийти.
С. Бунтман
―
Просто он не сам. Ему скажут: пойди туда, участковый.
А. Васильев
―
А если ты не сходил вчера, то всё, мы эту лекцию закрываем.
М. Денискина
―
А коррупция? Заплатят участковому сколько-нибудь, и мероприятие пройдет. Разве не так это работает в России с любым?
А. Васильев
―
Нет, сам участковый никуда не пойдет.
С. Бунтман
―
Вот это важно.
А. Васильев
―
Что, участковый пойдет жуликов ловить? Да ни в жизни он не пойдет!
М. Денискина
―
Его отправят.
А. Васильев
―
Если отправить, пойдет, конечно. И тогда уже платить бесполезняк.
М. Денискина
―
Ну так можно повыше заплатить.
А. Васильев
―
Бабла не хватит. Это нужно Сечину платить.
С. Бунтман
―
Пригожину заплатить.
А. Васильев
―
Да, Пригожину будем платить.
М. Денискина
―
Андрей, после стрельбы в казанской школе, когда начались дискуссии по поводу того, что нужно запретить.
А.Васильев: Расширять и углублять Роскомнадзор, в принципе, уже не надо, а средства осваивать надо
А. Васильев
―
Я знаю, что нужно запретить!
М. Денискина
―
Всё запретить. Нужно усилить контроль над выдачей лицензий на оружие.
А. Васильев
―
Маша, я серьезно подумал над этим делом. Причем это не мой призыв – это, наверное, скорее вопрос. Чтобы меня не посадили за просветительскую деятельность. Пусть кто-нибудь ответит, какой-нибудь умный человек. Вот если есть такая логика: условно говоря, художник в Питере нарисовал Навального. Это закрасили, художника приняли и вообще назвали ФБК(*) экстремистской организацией. Казанский убийца сказал, что он бог. Это типа хуже Навального. И пусть мне ответят, почему немедленно не признали церковь – ну, не РПЦ, а хоть какую-нибудь церковь…
С. Бунтман
―
А какой бог? Так он уже бог. Наоборот, надо усиливать, Андрей. Надо усиливать влияние традиционных конфессий и религий.
А. Васильев
―
Так бог - он, кстати сказать, относится и к традиционным конфессиям. Слово такое, распространенное.
С. Бунтман
―
А сказал ли он с большой буквы или с маленькой?
А. Васильев
―
Подожди, я закончу свой вопрос, а ты мне объяснишь, почему его не запретили.
С. Бунтман
―
Хорошо.
А. Васильев
―
По той же логике, если есть такой опасный знак, это слово «бог». Со словом «бог» он с оружием в руках пришел в школу, где расстрелял детей и пару взрослых. Oкей, для начала надо хотя бы признать церковь нежелательной организацией. Кстати сказать, потому что ее происхождение далеко не российское, на самом деле. А можно экстремистской. И еще припомнить им, например, какую-нибудь инквизицию или что они там вешали кого-то. И тогда получается гораздо проще: всё, мы устранили источник расстрелов. Повторяю, я не призываю - я задаю вопрос. А вот Сергей Бунтман мне сейчас ответит, почему ее нельзя объявлять экстремистской организацией. Давай, слушаю.
С. Бунтман
―
Во-первых, это демагогия.
А. Васильев
―
Это не ответ. Я привел логику.
С. Бунтман
―
Это увод нас от действительных проблем, настоящих проблем. А потом, наоборот, надо усиливать. Ни один человек не может… Надо запретить произносить имя Бога всуе.
А. Васильев
―
Это паллиатив, окей. Я согласен. А ты говоришь, я не признаю своих ошибок.
С. Бунтман
―
Опять же, Маша, у нас сегодня смотрели по информации. Служба информации у нас как-то с широко открытыми глазами на всех летучках этой новости искала место: расширять влияние Роскомнадзора еще и за игровыми платформами в сфере сохранения их данных. Что эти данные тоже надо хранить. Маша, как там?
М. Денискина
―
Не только за игровыми платформами. У нас в принципе Роскомнадзор собирается регулировать Google, TikTok, Instagram, Facebook. Всё нежелательное удалять, всё нежелательное блокировать, замедлять Twitter. Андрей Витальевич, а зачем? Россия что, стремится к такому изоляционному интернету? Уже настолько всё даже в интернете…?
А. Васильев
―
Я попробую, Маша.
М. Денискина
―
Давайте.
А. Васильев
―
Так, значит, «жи-ши» пишется буквой «и»…
М. Денискина
―
6х6=36, «мама мыла раму».
А. Васильев
―
Чтобы на самом деле все были при деле. Нагрузка, опять же, освоение средств. Роскомнадзор попросит на это бабла. Это большие деньги. Конечно, не столько, сколько мост до Крыма, но тоже нормальный кусок. Это же всё вообще можно сводить к освоению средств. Правда, это большие бабки. И скоро это будет в открытом доступе - сколько он бабла попросит. А он попросит. Я вас удовлетворил ответом?
М. Денискина
―
Не совсем.
С. Бунтман
―
Нет, меня нет. Маша, может быть, интеллигентно скажет «не совсем», а меня, в общем-то, совсем нет. Это слишком простое объяснение.
А. Васильев
―
Это я просто чтобы Маше было понятно. Там есть много объяснений.
С. Бунтман
―
А что Маша? Андрей, за кого вы держите Машу? Нет, здесь просто, мне кажется, это всё-таки побочные (и приятные) последствия - распилы, освоения бюджетов, рабочие места, вот это всё. А всё-таки есть в этом какая-то мысль, или я такой наивный?
А. Васильев
―
Смотрите, всё очень просто.
С. Бунтман
―
Отжать-прижать?
А. Васильев
―
Нет, сначала еще недавно шутили, что надо просто принять закон о запрете всего. А он принят, кстати.
С. Бунтман
―
То есть он просто разбросан, разбит по статьям, разбросан по разным законам.
А. Васильев
―
Конечно! Вообще запрет всего.
М. Денискина
―
А о чем это говорит? Это какая-то нервозность у власти? «Давайте мы сделаем интернет открытым и неанонимным».
С. Бунтман
―
И что это даст?
А. Васильев
―
Нервозность - слово правильное, но это как бы последствия. То есть, строго говоря, если человек замерз, у него пупырышки на коже. Вот это пупырышки на коже. А на самом деле внутренние процессы такие, что поглядев (спасибо братской Белоруссии) на дикую опасность режиму, которая была прошлым летом в Белоруссии…
С. Бунтман
―
А она всё-таки была дикая опасность?
А. Васильев
―
Дня 3 была.
С. Бунтман
―
С августа по сентябрь.
А. Васильев
―
Нет, именно первые 3 дня. Это правда. И тут условный Владимир Владимирович Путин говорит условному Владиславу Юрьевичу Суркову, который всё-таки был интеллектуалом, придумывал какие-то штуки, какие-то схемы: «Нет, всё, схема у нас теперь будет одна - у нас дубинки, двушечки, шокеры и забрала. И не надо больше этих экспериментов. Ложную оппозицию какую-то там - ничего этого не надо. Вот мент есть, и всё».
М. Денискина
―
А вот эти точечные задержания…
А. Васильев
―
Роскомнадзор - это тоже мент, в сущности. Чем они отличаются?
С. Бунтман
―
Но это специализированный мент.
А. Васильев
―
Да, конечно.
М. Денискина
―
Арест Пивоварова, задержание Гудкова - это тоже мурашки бегают?
А. Васильев
―
Нервозность, да. Они нервничают, хоть нервничать, на мой взгляд, уже не о чем.
М. Денискина
―
Перед выборами, на всякий случай?
А. Васильев
―
Да уже просто. На самом деле, мне кажется, кого им и нужно бояться, это в ближнем кругу, так сказать, друг друга. Это да.
С. Бунтман
―
А это следующее.
А. Васильев
―
Но мы про это ничего не знаем.
С. Бунтман
―
Мы про это не знаем. Может быть, это есть.
А. Васильев
―
Ощущение: вот там надо бояться. А тут чего боятся? У них столько ментуры - и такой, и сякой, и Росгвардия, и всё. Чего там бояться-то?
М. Денискина
―
А извне кого-то могут бояться что Путин, что Лукашенко? Что должны сказать европейские лидеры, чтобы они прямо оба...
А. Васильев
―
Сказала-мазала.
М. Денискина
―
Ну, не сказать, а сделать.
А. Васильев
―
Что хотят, пусть то и говорят.
М. Денискина
―
Европа всегда «глубоко обеспокоена», всегда грозит санкциями. А что-то меняется после всех этих…?
А. Васильев
―
Кстати, как правило, санкции-то бьют как раз по нам с вами.
М. Денискина
―
По народу. А альтернативы нет? Просто санкции продолжатся, и всё так и останется?
А. Васильев
―
Слушайте, пригласите Навального в эфир.
М. Денискина
―
Да с удовольствием, в ближайшие годы.
А. Васильев
―
Он оптимист. Я, кстати, преклоняюсь перед ним.
С. Бунтман
―
Да это с удовольствием. Как только будет возможность, так сразу.
А. Васильев
―
Нет, он действительно человек, у которого не опускаются руки. Я должен сказать, что я просто преклоняюсь.
М. Денискина
―
Стал таким символом.
С. Бунтман
―
Да дело даже не в этом. Дело не в символе. Потому что он действительно…
А. Васильев
―
Не опускает рук. Вообще это полный привет.
С. Бунтман
―
В любом молоке он взбивает масло. Пытается. Так что можно тысячу раз с ним не соглашаться…
А. Васильев
―
Если вы хотите какой-то бодрости, это не ко мне. Вот честно, к сожалению.
М. Денискина
―
А жаль, не порадовали молодое поколение. Мне-то хотелось наоборот...
А. Васильев
―
А вы, может, доживете. Мы-то точно не доживем до светлого будущего, но нам тут и жалеть даже не о чем. А вы-то точно доживете, Маша.
С. Бунтман
―
Это замечательно. Встречаются два католических священника: «Ты не знаешь, доживем ли мы до того, когда отменят целибат?». – «Мы-то не доживем, а дети наши доживут». Друзья мои! Кстати, смех смехом, а человек сидит. Здесь очень много народу спрашивает Андрея Васильева, известны ли ему какие-нибудь подробности про Михаила Ефремова.
А. Васильев
―
Да, известно. Я недавно встречался с Никитой Высоцким – ну, по другим вопросам. Они, кстати, ездили туда, на зону с Сережей Гармашем. Говорят, что у него там вполне. Это, что называется, «подогретая» зона. К нему очень хорошо относятся. Там есть какие-то неформальные ресурсы. Зовут его там дядя Миша, кстати.
С. Бунтман
―
Дядя Миша? Вот мы не осознаем, всё-таки...
А. Васильев
―
В принципе, он там, если можно так считать, неплохо себя чувствует. И говорят, что там, в принципе, года через 1,5 может рассчитывать на УДО. Так мне сказали. Притом, что тюрьма - это тюрьма, конечно. И вообще, кстати, он Никите Высоцкому сказал очень мудрую вещь: «Конечно, в тюрьме сидеть плохо, но у меня там есть свет в конце тоннеля: ты думаешь, что ты выйдешь». Но он думает, что он выйдет, а все его с распростертыми объятиями тут примут. А роли ментов и алкоголиков уже розданы - вот в чем дело. И вот это для Миши может быть такой адской трагедией! Понимаете?
С. Бунтман
―
Непонятно, как он осознает всё произошедшее.
А. Васильев
―
Я не знаю. На самом деле я прекратил с ним какое-либо общение после того позорища. Не тогда, когда он наехал на этого Захарова - тут дружба есть дружба. Но вот когда началась эта 4-месячная клоунада, я просто накрыл ее стаканом, и никакого Миши для меня нет. Это вообще довольно большая трагедия, потому что с Мишей я познакомился в 1978 году, когда мы с ним снимались в фильме «Когда я стану великаном». То есть довольно давно. Но просто после этой клоунады… Он не только меня подвел - он всех подвел, кто к нему хорошо относился. Я считаю, это непростительная вещь. Вот я так считаю. Но при этом Никита Высоцкий, который его как-то хостит, и другие его друзья - я перед ними прямо снимаю шляпу. Они молодцы.
С. Бунтман
―
Потому что что бы ни было, нужна поддержка.
А. Васильев
―
Они молодцы, а я не молодец. Вот так.
М. Денискина
―
Можно я в тему трудовых лагерей - так называемый Гулаг, который, согласно опросу ВЦИОМ, поддержали 70% россиян: чтобы заключенные работали вместо мигрантов.
С. Бунтман
―
Где это работали вместо мигрантов?
М. Денискина
―
Строили.
А. Васильев
―
Народ-богоносец - чего вы хотите? Я не сомневался, что они поддержат.
М. Денискина
―
А вот заключенные, согласно опросам, не особо загорелись этой идеей.
С. Бунтман
―
Я здесь поясню еще одну вещь – то, что Маша начала. Потому что был большой разговор, причем на очень важном уровне и на очень хорошем интеллектуальном уровне. Был разговор, что это вообще часть реформы, которая облегчит. И многие в этом облегченном режиме, с которым связаны работы (это я излагаю), захотят. И многие просятся на работы, в отличие от зоны.
А. Васильев
―
Нет, я понимаю заключенных, которые просятся. Кстати, опять же, Никита Высоцкий мне передавал, что у Миши там было такое - он болел 3 дня, остался в бараке один и чуть не повесился. Вот эти работы, куда-то идешь, что-то делаешь - это какая-то движуха.
М. Денискина
―
Хоть что-то, наполнение дня, конечно.
А. Васильев
―
Так что был бы я заключенным, я бы с удовольствием пошел на работу, правда. Но то, что народ-богоносец принимает это именно как систему - это очень стремная вещь. Потому что будет план по зекам. Никуда ты от этого не денешься.
М. Денискина
―
От Гулага не уйти.
А. Васильев
―
Конечно! План по зекам. «Давайте увеличим на пятилетку» - всё, никуда не денется.
С. Бунтман
―
Я прошу прощения, здесь такое ощущение, что искусственно создал ситуацию или слово сказал - и ты попадаешь в ту ситуацию. Помнишь, как репетировали «Кармен», и кончилось тем, что убили девушку, которая играла Кармен?
А. Васильев
―
Да, фильм был очень крутой.
С. Бунтман
―
«Кармен», замечательный танцевальный фильм. Вот мне кажется, что это очень опасно, когда называют какую-нибудь ситуацию, создают ее и она сама начинает работать.
А. Васильев
―
Конечно. Кстати, например, слово «скрепа». Не так давно родилось - ну, где-то году в 2014. А что такое скрепа? Помните, были железные скрепки? Но теперь скрепа уже работает, да еще как. Как Молох она работает.
С. Бунтман
―
Вообще я теперь боюсь произносить слово «скрепа», когда я говорю о тех, которые связывают венцы - такая хорошая кованая штука, которая связывает венцы в архитектуре.
А. Васильев
―
Она уже многолика, тяжеловесна. А когда-то просто сказал Владимир Владимирович Путин - кто-то ему придумал слово «скрепа».
М. Денискина
―
А сейчас чуть ли не в школах хотят ввести вот это патриотическое воспитание.
А. Васильев
―
Предмет будет такой – скрепология. Скреположество. Кстати, хорошее слово.
М. Денискина
―
Неологизм, я бы сказала.
С. Бунтман
―
Нет, скреположество - это серьезное извращение, я должен сказать, Маша. Это очень серьезно.
М. Денискина
―
Коннотация неприятная.
А. Васильев
―
А с другой стороны, может быть скрепофилия - это уже что-то позитивное.
С. Бунтман
―
Скрепофилия – позитивное? Вот не надо, Андрей Васильев, не надо нам про это.
А. Васильев
―
Скреполюбие - ладно, всё, сошлись.
С. Бунтман
―
Да, хорошо.
М. Денискина
―
Компромисс.
А. Васильев
―
Скреполюбодеяние.
С. Бунтман
―
Сейчас мы опять зайдем. Что у нас с историей творится? Такой дрейф языка, как во времена оны - тоже смена понятий. Совершенно ужасный, на мой взгляд, закон, который они приняли под хорошими словами « запрещается реабилитация нацизма» и так далее. Это что-то страшное.
А. Васильев
―
Кстати, знаешь какая менее известная вещь? Что тайком Шойгу, который оказался более честным человеком, засекретил назад документы по Второй мировой войне. То есть он таким образом признал, что это был дико позорный период. А иначе чего его засекречивать назад? Красиво? Это на самом деле гораздо более показательно, чем то, что нельзя сравнивать, извращать.
С. Бунтман
―
Но самое ужасное, Андрей, что вместе с вещами действительно постыдными, от которых хотят избавиться в памяти, тем самым убивают память о вещах по-настоящему героических.
А. Васильев
―
Интерес к этому.
С. Бунтман
―
Конечно. Не пустозвонных – «герои, герои», а настоящих.
А. Васильев
―
И кстати, все эти фальшивые ветераны, которых там сгоняют на Красную площадь, у которых тетка за 4 года от майора стала до генерала и так далее - народ же имеет какой-то здравый смысл. Как говорил Пушкин, публика имеет здравый смысл, а в отношении вкуса ни гу-гу.
М. Денискина
―
Андрей Витальевич, в начале вы сказали, что народ как раз-таки инертный, ему всё равно.
А. Васильев
―
Но здравый смысл.
М. Денискина
―
А тот же самый народ - он разве не любит парады, 9 мая, День Победы, вот это всё?
С. Бунтман
―
«Люблю воинственную живость…».
А. Васильев
―
Выпить в выходной он любит - вот и всё, что он любит, по большому счету. А вот интерес к истории, к военной истории они уже действительно погубили. Вот, скажем, провал фильма «Зоя» - дикий провал. Вот вся эта фигня. Или там «Девятаев» какой-то тоже провалился.
С. Бунтман
―
Потому что не про то.
А. Васильев
―
Всех уже тошнит. От всей этой неизвращенной, по их мнению, истории всех тошнит. Интереса нет.
С. Бунтман
―
Потому что «Т-34» надо было снимать с таким же чувством и пафосом, как фильм «Ярость» («Fury») с Брэдом Питтом. Вот если так снимать…
А. Васильев
―
А когда красавец старик - как его? - старик Симоньян позвонил Смирнову и попросил у него права на «Белорусский вокзал», чтобы сделать его на современном материале? По-моему, чуть ли не в вашем эфире. Смирнов говорит: «С ума сошел, что ли?». Козлина, это ж надо догадаться!
С. Бунтман
―
Я тебе скажу, что я тогда выпал и онемел.
А. Васильев
―
А как Смирнов? Мы с тобой выпали - это фигня. А представляешь, человек звонит в звонок и говорит: «А можно мы, юмористы, сейчас будем делать…».
С. Бунтман
―
Да, «мы хотели бы снять фильм».
А. Васильев
―
Это у нас такое патриотическое воспитание, кстати.
М. Денискина
―
И закон о просвещении…
А. Васильев
―
И закон о просвещении туда же, Маша, всё правильно. Закон о запрете всего. Он уже есть, поздравляю!
М. Денискина
―
А дальше будет хуже?
А. Васильев
―
А дальше они уже будут самовоспроизводиться. Потому что осваивать средства надо. Строго говоря, расширять и углублять Роскомнадзор, в принципе, уже не надо, а средства осваивать надо. И главное, чтобы они двигались. Движуха должна быть. Останавливаться нельзя.
С. Бунтман
―
Меня очень интересуют фигуры цензоров, которые этим занимаются. Причем мы же видели в свое время всех устроителей пропаганды и цензоров - снизу доверху, сверху донизу, все виды. Видели и глупых неучей-негодяев, которые просто считают, что так надо - всех приструнить. А видели негодяев другого рода - которые всё прекрасно понимали и втайне всё это любили.
А. Васильев
―
У цензоров был, например, перечень фамилий, которые нельзя употреблять. И употреблять эти фамилии нельзя было никому.
М. Денискина
―
Сейчас тоже такое есть. У нас на стене висит список иностранных агентов.
А. Васильев
―
Например, да. То есть правило. Плохое, хорошее, но правило. А вот в Запрете Всего нет правил. В том-то и дело: просветительская деятельность – там не сказано... Кстати, когда был закон о запрете мата, не было перечня матерных слов. Потому что это мат!
С. Бунтман
―
Но потом ведь выяснили несколько корней.
А. Васильев
―
Потому что это мат. Как я могу выполнять этот закон, когда я не знаю перечень слов? А перечень слов тоже нельзя написать, потому что это мат.
С. Бунтман
―
Да, нельзя говорить «***», «***» и «***».
А. Васильев
―
Цензоры у нас были замечательные люди! Потому что они действовали хотя бы по какому-то правилу. Оно было, и они сами должны были его соблюдать. Не то, что в газете «Правда» можно говорить такое-то слово или называть фамилию «Солженицын», а в газете «Московский комсомолец» нельзя - нет, никому нельзя называть фамилию «Солженицын», понимаешь? Это было дико честно.
С. Бунтман
―
Да. Как Большая советская энциклопедия: статьи «Троцкий» нет, но статья «Троцкизм» была.
А. Васильев
―
Я знаешь чего вспомнил? При Брежневе порядок был!
С. Бунтман
―
При Брежневе порядок?
А. Васильев
―
Конечно! Хоть какой, но порядок.
М. Денискина
―
Андрей Витальевич, а это же, может, приведет к самоцензуре? Когда непонятный закон…
А. Васильев
―
Да уже привело. Чего я не матерюсь-то, угадайте?
М. Денискина
―
Самоцензура, конечно. Всё правильно, в студии не надо так делать. Когда закон непонятен даже самим властителям, то как бы чего не вышло - народ просто станет еще более инертным.
А. Васильев
―
Конечно. Я вам скажу. В книжке «1984», если вы читали… Не читали.
С. Бунтман
―
Ну, Оруэлла ты читала, Маша…
А. Васильев
―
А я по глазам вижу.
С. Бунтман
―
К следующему эфиру, пожалуйста. И сдать.
А. Васильев
―
Самое страшное не само повествование, как там пытают, а там в конце очень сухой текст «Правила новояза». И вот это такая стремная вещь! Даже если эти правила существуют, ты не можешь выразить никакого протеста. Нет таких слов в языке! Это дико стремный документ. Даже страшнее, чем, собственно, сам роман.
М. Денискина
―
Пессимистично мы заканчиваем.
А. Васильев
―
Тогда, если не хотите позвать Навального, позовите старика Симоньяна. Вот там всё будет оптимистично со страшной силой.
С. Бунтман
―
Мы так не любим. Вот не надо, не полагается у нас искажать фамилии. У нас правильно повторять не Симонян, а Кеосаян - всё правильно.
А. Васильев
―
Всё, прошу прощения.
С. Бунтман
―
Хорошо. Давайте будем вежливыми.
А. Васильев
―
Но окончание-то я хоть правильно произнес?
М. Денискина
―
Правильно.
С. Бунтман
―
Друзья мои, всё. Здесь у нас страшное преступление, которое надо в УК. Вот мы здесь говорили про скрепы, про скрепофилию.
А. Васильев
―
Скреположество.
М. Денискина
―
Скреполюбие.
С. Бунтман
―
Да, это такое патриотическое. А здесь скрепофобия - это, мне кажется, уже нужно в УК.
А. Васильев
―
А скорее всего, если покопаться, уже там есть. Если покопаться.
С. Бунтман
―
В том самом великом законе о запрете всего. Спасибо!
А. Васильев
―
Спасибо!
М. Денискина
―
Спасибо!
С. Бунтман
―
Андрей Васильев, Маша Денискина…
М. Денискина
―
Сергей Бунтман. В 16 часов смотрите программу «Среда» с Алексеем Кузнецовым и Аркадием Гершманом. В 17 часов «Особое мнение» с Александром Кыневым, и в 19 часов «Особое мнение» со Станиславом Белковским.
С. Бунтман
―
Аминь!
(*)
―
власти считают организацию иностранным агентом