Александр Маленков - Персонально ваш - 2018-09-26
26.09.2018
А. Соломин
―
Здравствуйте! 15.06 в российской столице. Меня зовут Алексей Соломин. Алексей Нарышкин здесь, в студии «Эха Москвы».
А. Нарышкин
―
Добрый день!
А. Соломин
―
И сегодня у нас главный редактор журнала Maxim Александр Маленков. Приветствую!
А. Маленков
―
Здравствуйте!
А. Нарышкин
―
Я вас сразу хочу попросить прокомментировать пост Антона Красовского, который комментировал «либеральный суд». Поскольку вы человек, обитающий в Фейсбуке, представляете, какие там дискурсы есть.
А. Соломин
―
Но надо слушать всё-таки.
А. Нарышкин
―
В общем, Антон Красовский раскритиковал либералов, сказал, что ему скучно, они старые, ненужные, невеликие, и если обобщить, бесятся с жиру.
А. Соломин
―
А основывается это всё на кейсах вокруг Анатолия Чубайса и его споров со всеми осуждающими фильм Авдотьи Смирновой «История одного назначения». Это был фейсбучный пост, такой несколько эмоциональный. И о переписке Максима Виторгана и Ксенией Собчак в Твиттере в связи с тем, что она обедала с Максимом Ликсутовым.
А. Маленков
―
Сложно, вы меня запутали. Давайте по частям. Вот я могу много чего интересного рассказать про фильм «История одного назначения». Я не то чтобы смотрел, я с Авдотьей делал интервью в преддверии фильма, и вообще она мне много чего интересного рассказала про фильм.
А. Соломин
―
Вышло?
А. Маленков
―
Да, он уже вышел, я его видел до выхода.
А. Соломин
―
Нет, я имею в виду, интервью вышло?
А. Маленков
―
Интервью вышло — в журнале Marie-Claire, правда, не в «Максиме». Но это неважно. Откликов много. В общем, эта история происходит в 19 веке, как, может быть, все уже знают. Лев Толстой фигурирует в качестве персонажа. Но дело не в этом. Дело о судебной системе, о таких вещах, как справедливость, милосердие. И автор, Дуня, считает, что это чрезвычайно актуальное кино и вообще проблематика. И только после разговора с ней... Очень удобно быть журналистом: ты узнаешь обо всём из первых рук. Я, например, в основном только из своего журнала узнаю о том, что происходит в мире, вообще, какие-то умные вещи. Авторы пишут, я у них принимаю текст, потом читаю — и прямо умнею, умнею. Вот, значит, мне пришлось пообщаться с автором, чтобы понять, в чём смысл и проблематика. И мысль в том, что мы как-то не замечаем, но нам сейчас очень не хватает какого-то снисхождения к человеческим слабостям, жалости. Слишком суровые времена, в общем-то, совершенно не располагающие к этому. Сейчас, когда цивилизация достигла приличного уровня, как раз можно было бы быть милосерднее. Если посмотреть хотя бы на наши законы и правоприменение, практику применения этих законов, то они всё жестче и жестче, как будто у нас сейчас, не знаю, там, военный коммунизм, война какая-то идёт. То есть жестокость зашкаливает. Особенно жестокость судов. И вот таким образом художник пытается нам дать это понять. И я так подумал и понял, что я согласен действительно. Ну, не говоря уже про посадки за репосты, когда уже Следственный Комитет просит, следствие просит выпустить, а суды говорят «Нет». Вот чем они руководствуются? - я не понимаю. Кому и что они пытаются доказать избыточной жестокостью?
А. Соломин
―
Смотрите, фильм очень хорошо принимают критики и те люди, которые его посмотрели. Но сами авторы — и Авдотья Смирнова и Анатолий Чубайс — говорят, что на него накинулись сразу из обоих лагерей: и консерваторы, и либералы. В чём суть сообщения Анатолия Чубайса: оценивают не суть, то есть говорят не о содержании фильма, не о проблеме фильма, а вспоминают, что Анатолий Чубайс его продюсер, например. Ну, это не Анатолий Чубайс говорит, это в принципе то, за что, в частности, критикуют фильм. Соответственно, проезжаются по нему, что вот, муж Авдотьи Смирновой — Анатолий Чубайс, и ещё что он продюсер этого фильма.
А. Маленков
―
Давайте так, ребята. Вот мы как-то съехали за последние годы вообще в понимании что хорошо, что плохо. Дискуссия — это хорошо, это прекрасно. Почему-то вот эти последние законы о наказаниях за мнение, за высказывание нас подсознательно подводят к тому, что все изначально со всеми должны быть во всём согласны. Так нет, так не должно быть! Прогресс, естественный отбор существует не только среди живых существ, но и в сфере мысли, в ноосфере. И залог развития — это бесконечные споры.
А. Соломин
―
НРЗБ либеральный, кстати говоря.
А. Маленков
―
Ну я вообще, я сейчас не o сторонах этого спора, а о том, что это замечательно, это прекрасно, что люди спорят. Что они спорят по поводу произведения искусства, что в культуре есть споры.
А. Нарышкин
―
Так в том-то и дело, что они, по-моему, спорят не о произведении искусства.
А. Маленков
―
Неважно. Оно должно вызывать спорты Любое хорошее произведение должно вызывать дискуссию. Это всегда должна быть немножко провокация.
А. Нарышкин
―
Вы рассуждаете как менеджер. Потому что хайп — это дополнительное привлечение аудитории к фильму.
А. Маленков
―
Нет, не для него, я вообще, в широком смысле слова. Если мы вспомним, зачем нужна культура, зачем нужно искусство...
А. Нарышкин
―
Дискуссия лучше, чем не дискуссия.
А. Маленков
―
Да, если вышел какой-то фильм, допустим, и все сказали: «Ну да, хороший фильм» и всё — значит, фильм плохой. Он должен вызывать споры, он должен будоражить мозги. Так что тому, что есть дискуссия, я рад. Теперь нужно попробовать поиграть в эту игру, позанимать какие-то стороны.
А. Соломин
―
Какой должна быть эта дискуссия?
А. Маленков
―
Любой.
А. Соломин
―
А если обсуждают не фильм, а, например, внешность Анатолия Чубайса, к примеру? Никто не видел, чтобы обсуждали внешность Анатолия Чубайса, но допустим.
А. Маленков
―
Хотя бы так. Дискуссия — это хорошо. Она может быть по содержанию, по форме, по подаче, по мыслям, которых там не было, по мыслям, которые там были, по авторам. Замечательно! Давайте спорить, давайте не соглашаться. Плохо или хорошо, что Чубайс — продюсер фильма? Фильм хороший. Я не вижу, что тут может быть плохого. Что, припомним Чубайсу, как он ураганил в 90-е? Ну давайте припомним. Ну и что теперь? Вообще человеческий опыт нам напоминает, что не бывает (я сейчас должен говорить какие-то азбучные вещи) плохих и хороших. Только в детских сказках. Может ли человек, о котором мы плохо думали, совершить хороший поступок? Дискредитирует ли он хороший проект, если в нём участвует, или нет? Я думаю, нет. Может ли человек, которого мы уважали, сказать что-нибудь, с чем мы не согласны? Да, может. Прекрасна жизнь в ее многообразии.
А. Соломин
―
Зафиксировали: дискуссия должна быть, она должна быть любой, если хочется спорить об Анатолие Чубайсе — давайте спорить об Анатолии Чубайсе.
А. Маленков
―
Да, прекрасно.
А.Маленков: Это прекрасно, что люди спорят по поводу произведения искусства
А. Соломин
―
Oкей, а случай с Максимом Виторганом и Ксенией Собчак, которые в Твиттере выясняют свои отношения, что даёт повод для широкой публики...
А. Маленков
―
Вот я пришёл, заметьте, за 15 минут. Я сидел, тупил в телефон, пил чай, и вы могли ко мне подойти, рассказать о дискуссии Собчак и Виторгана. Я бы сейчас выступил как эксперт, который знал бы об этой дискуссии, как она состоялась. А вы тут меня огорошиваете. Сейчас такое время: нельзя рассчитывать, что кто-то знает хоть что-то. Столько всего, что по умолчанию уже никто не знает ничего.
А. Соломин
―
Поэтому, Алексей, нужно сначала прочитать журнал «Максим». Если там написано, значит, Александр об этом точно знает.
А. Нарышкин
―
Это наш косяк. Вы могли бы принести свежие номера «Максима».
А. Маленков
―
А я на них смотрел, думаю: «Да нет, как-то...». Я был у вас как какой-то эксперт несколько лет назад. Потом меня опять позвали. Обычно меня зовут: «Ну, расскажите, что нового у вас в журнале?». Я пришёл, вооруженный новыми журналами. А участвовал я просто в каком-то обсуждении новостей дня. Никто на журналы не посмотрел. Я, во-первых, обрадовался, что я теперь интересен не только как редактор журнала «Максим», но и вообще как «говорящая голова». Но немножко думаю: «Как это, журнал никому не нужен?» Ладно, думаю, не буду его носить. Только скажите — я принесу, будем в эфире им махать.
А. Соломин
―
Смотрите, чтобы не следовать по фейсбучным записям и какой-то дискуссии в социальных сетях... Вот ведь какой вопрос смущает: либеральная часть общества, называющая себя либеральной — значит, поддерживающая ваши ценности: об открытой дискуссии, о свободе мнений, представителей, часто накидывается на людей, вешает ярлыки, говорит, о чём можно говорить и спорить, о чём нельзя. Вот ведь в чём проблема! Получается, что это никакой не либеральный лагерь и не либеральные ценности.
А. Маленков
―
Вот всё равно вас в НРЗБ какого-то стаскивает: если все хорошие, то все должны быть однозначные, и мнение у всех должно быть одинаковое. Да, есть такая дискуссия: окей, мы такие плохие, мы такие консерваторы, мы тут сидим у кормушки — но вы-то на себя посмотрите! Вон, у вас Навальный говорит одно, Гудков говорит другое. О чём с вами говорить? До свидания! Ещё раз: люди имеют право на разные мнения. Даже внутри вот этого условного либерального лагеря они должны спорить. Всё равно в спорах (потрясающе оригинальная мысль!) рождается истина, не правда ли? В дискуссиях. Они могут быть не согласны друг с другом. Конечно, немножко обидно, когда твои единомышленники не согласны друг с другом. Они могут быть настолько сильно эмоциональные, что расходятся в разные стороны, ничего не получается. Я всё ждал какой-то политической коалиции на каких-то выборах, когда все демократические силы — немногие, скудные либерально-демократические силы (по-настоящему либерально-демократические, а не те, которые приходят на ум)...
А. Соломин
―
Самоназванные.
А. Маленков
―
Да, самоназванные. Я всё хочу как-нибудь сказать в эфире, что нет ничего более смешного, чем партия Жириновского, которая называется Либерально-Демократическая. Ни в коей мере ни либеральная, ни демократическая, а так называется. «Консервативная Авторитарная партия» было бы нормально.
А. Соломин
―
Как если была бы «непризнанная республика» или «самопровозглашенная республика», вот так вот можно было бы использовать. Непризнанная Либеральная партия.
А. Маленков
―
Так они даже не пытаются ими быть. Они не разделяют этих ценностей. Это как: «А теперь вращаем барабан!» у Якубовича. Выпало слово «либеральный». Хорошее слово для названия партии, берём!
А. Нарышкин
―
Я думаю, сторонники Владимира Вольфовича передадут ваше предложение по поводу переименования, и следующий какой-то пресс-подход в Госдуме он посвятит вашей персоне.
А. Маленков
―
Да, Консервативно-Авторитарная партия имени Жириновского. Форма бы соответствовала содержанию. Причём тут либералы? Неважно. Я пытался сказать, что конечно жалко, когда они не могут объединиться. Опять же: вот партия «Таксисты России» выдвинула 568 тысяч программ развития страны. Так вот это то же самое. У меня в голове есть какая-то мысль, как это должно быть. И мне обидно, во-первых, когда все думают по-другому, во-вторых, ещё и спорят между собой. Даже несмотря на то, что мы единомышленники. Я себе напоминаю, что это тоже нормально, когда твои единомышленники спорят друг с другом. Теперь мы можем перейти к сути дискуссии, если она была. О чём они спорили?
А. Соломин
―
К сути дискуссии Максима Виторгана и Ксении Собчак?
А. Маленков
―
Да. О них же речь?
А. Нарышкин
―
Ксения Собчак встретилась с Ликсутовым, обсудила транспортные проблемы, а супруг...
А. Маленков
―
А, меня звали, я понял, это была встреча с главными редакторами журналов. Я вежливо отказался. Не знаю, почему. Я как-то не хочу иметь ничего общего с властью.
А. Соломин
―
Там как-то всё переросло в семейные споры.
А. Маленков
―
Как-то я стараюсь держать дистанцию.
А. Соломин
―
Вот, а у Ксении Собчак позиция. Она журналист, она должна встречаться с представителями власти. Это ее профессиональная обязанность. Получается, вы по-разному относитесь к своим профессиональным обязанностям или по-разному их понимаете.
А. Маленков
―
Ну, давайте поговорим об этом. Вот я журналист. Давайте сейчас мы воскресим Ленина и позовем журналистов, что он скажет. Я, например, не захочу, наверное, пойти туда.
А. Соломин
―
Посмотреть на воскрешение?
А.Маленков: Консервативно-Авторитарная партия имени Жириновского. Форма бы соответствовала содержанию. Причём тут либералы?
А. Маленков
―
Нет, говорить с Лениным.
А. Нарышкин
―
Потому что туда пойдут представители других СМИ: ТАСС, Интерфакс, и вы потом прочитаете какие-то перепечатки журнала «Максим»?
А. Маленков
―
Нет, мне противно вообще любое соприкосновение с властью.
А. Соломин
―
А посмотрите, как люди работают с Дональдом Трампом. Там столько людей, которым противно его слушать, но они идут, потому что это их долг.
А. Маленков
―
Ну, во-первых, мы не газета «Ведомости». Журнал «Максим», слава Богу, существует в какой-то своей шизофренической реальности, в которой вообще нет никакого Ликсутова. И каким-то людям даже нравится там быть, находиться в этой реальности. В общем, я настоящий журналист. Зачем ему встречаться с редакторами глянцевых журналов, непонятно. Но моё любопытство не было настолько сильным, чтобы пойти на эту встречу. Я интуитивно, не могу объяснить, почему...
А. Нарышкин
―
Вы стали бы токсичным?
А. Маленков
―
Это что-то такое между зомби и вампирами. Когда ты к ним становишься ближе, тебя могут как-то незаметно укусить, и будешь потихоньку становиться одним из них. Я этого очень не хочу.
А. Соломин
―
На самом деле, Алексей задал очень важный вопрос. Я его немного переформулирую. Вы опасались того, что вы станете токсичным? Из-за этого не пошли?
А. Маленков
―
Я не понимаю, что значит стать токсичным. Я бы не хотел втянутся. Там начнутся какие-то соблазны: давайте посотрудничаем, проект. Не успеешь обернуться — и ты в тюрьме. Кирилл Серебренников мерещился мне в этом деле. Любое сотрудничество с властью — скажем, на уровне культуры — чревато.
А. Нарышкин
―
Так вы не брезгуете, вы боитесь.
А. Маленков
―
Брезговать и бояться — это почти синонимы. Люди брезгуют, потому что подсознательно боятся.
А. Соломин
―
Авдотья Смирнова в одном из интервью, посвященных выходу фильма «История одного назначения», сказала, что отказалась от государственных денег (они получили разрешение на использование государственных денег), потому что случилось дело «Седьмой студии». Вот для вас после «Седьмой студии» тоже вопрос решённый?
А. Маленков
―
Я никогда не задумывался, но после этого я понял, что тут за всё, что ты берёшь у родного государства, не просто придётся платить, а платить втройне. Они с этого начинают. Они тебе протягивают какую-то печеньку и говорят: «Вот, мы тебя так любим, на». Ну а потом начинаются звоночки: «Печеньку брал? А куда дел?».
А. Нарышкин
―
А у вас уже есть такой опыт?
А. Маленков
―
Нет. Зачем?
А. Нарышкин
―
Так вы даже не знаете.
А.Маленков: Мне противно вообще любое соприкосновение с властью
А. Маленков
―
Опыт других людей. Учиться не на своих ошибках — вот какая у меня сейчас задача в жизни. На чужих ошибках. Я понимаю, что это, наверное, невозможно, но глядя на других...
А. Нарышкин
―
Но много ли на самом деле по России таких кейсов, как у Кирилла Серебренникова и у «Седьмой студии»? Есть же, наверное, примеры успешного сотрудничества.
А. Маленков
―
Да, Калягин, Хазанов — вот посмотрите. Я не знаю, были ли они такие от рождения, но во что они превратились...
А. Нарышкин
―
А во что они превратились?
А. Маленков
―
Они превратились в такие вот петрушки, который за власть, за Путина, даже когда уже не просят. Его вот так тронешь за плечо, когда он дремлет, и он...
А. Нарышкин
―
Зато их театры существуют.
А. Маленков
―
Наоборот! У них существуют театры, зато они теперь должны всё время изображать преданность власти.
А. Нарышкин
―
А почему вы считаете, что они при этом неискренни?
А. Маленков
―
Вот я и начал с того, что может быть, они такие были изначально.
А. Нарышкин
―
Раскрыли свой потенциал.
А. Маленков
―
«Может быть, творческие люди нуждаются в некотором руководстве?» Помните? Я допускаю, что им нравится идея Старшего Брата. Мне она не нравится категорически. Поэтому я стараюсь, даже когда еду на машине, объезжать Кремль где-то по МКАДу.
А. Нарышкин
―
Так вы ещё и суеверный.
А. Маленков
―
Ну я говорю, это чисто вопрос дистанции, мне кажется.
А. Соломин
―
Просто есть еще одна очень важная причина объезжать Кремля по МКАДу: GPS не работает сверху у Кремля, вы знаете.
А. Маленков
―
Да, во Внуково отправляет.
А. Нарышкин
―
Александр Маленков, главный редактор журнала «Максим». У нас идёт трансляция в Ютюбе...
А. Соломин
―
...на канале «Эхо Москвы». Можно ещё один вопрос про дискуссию? По поводу того, что дискуссия важна. А есть люди, с которыми вы отказались бы дискутировать?
А. Маленков
―
Опять же, я могу себе позволить выбирать в жизни ситуации по мере того, нравятся они мне или нет. Если бы мне было неприятно с кем-нибудь дискутировать, я бы не стал этого делать. С Милоновым, например. Даже если бы у меня был спортивный интерес.
А. Нарышкин
―
Милонов, Ленин в вашем стоп-листе. С Путиным стали бы дискутировать?
А. Маленков
―
Нет.
А. Нарышкин
―
Почему? Вы бы размазали его.
А. Маленков
―
О чём? Зачем это всё? Всё же понятно! Переубедить? Или убедиться в его цинизме?
А. Нарышкин
―
Смотрите, вы же представитель либерального круга.
А. Маленков
―
Да.
А. Нарышкин
―
А у власти, мне кажется, точно такой же подход к либералам: а зачем с ними что-то обсуждать? Пускать на выборы какого-нибудь Навального — зачем это всё?
А. Соломин
―
Ты сейчас обвиняешь два лагеря в отсутствии коммуникации?
А. Нарышкин
―
Да, так это обоюдное отсутствие НРЗБ.
А.Маленков: Я против запретов "сколько-то «плюс»" - 10+, 16+, 18+, бесконечное огораживание детей от реальности
А. Маленков
―
Это не моя проблема. Это не то чтобы моё основное. Я не политик. Поэтому это мой вкус, скажем так. Да, наверное, если меня спросят и я подумаю, то, наверное, мне ближе либеральные ценности. Это не значит, что я при первом свистке всё брошу и побегу за них драться. В принципе, я свое мнение в основном ношу при себе. Если меня спросят, я о нём скажу. Есть такой момент, что «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». Я себя спрашиваю: насколько сильно я убеждён в своих убеждениях, чтобы из-за них, например, пойти на баррикады, бороться, пожертвовать чем-то — деньгами, здоровьем, сесть в тюрьму. Вот насколько?
А. Соломин
―
Уехать из страны, эмигрировать.
А. Маленков
―
Да. Это вопрос, который каждый должен сам себе задать. И попытаться получить ответ: насколько ты конформист, насколько вообще нормальна ситуация, что ты не согласен с тем, что творится вокруг, но живёшь?
А. Нарышкин
―
Вы говорите, что вы выступаете за дискуссию. Что дискуссия по любому поводу и с любым размахом — это хорошо.
А. Маленков
―
Нет, я бы не стал инициировать. «Я не согласен с Милоновым, и поэтому подайте его сюда, я буду с ним спорить».
А. Нарышкин
―
Из вашей логики я понимаю, что вы не готовы сами вступать в дискуссию с вашими оппонентами. Вы лучше заблокируете их и не будете их видеть. Вы будете делать вид, что ничего не происходит, абсолютно стерильная лента в Фейсбуке.
А. Маленков
―
Ну вообще, мне кажется, это надо всем людям попытаться делать для выживания сейчас. В основном прятаться, потому что сколько ты ни прячься, она всё равно тебя достанет. А если ты попал в эту ситуацию — давай. Тут есть разница: ты сам пришёл или ты там оказался. Это, знаете, как соседи занимаются сексом и меня отвлекают — не видно. А вот если на шкаф залезть, то видно. Если я уже попал в ситуацию: вот тут сел Милонов, и мы спорим — окей, я поспорю. Ну вот так вот всё бросить и караулить его у подъезда, чтобы что-то ему доказать — ему или Путину, или Ленину — я не буду. Мне это не доставит удовольствие. Пока я могу себе позволить делать то, что мне нравится. Пока.
А. Соломин
―
Напомню, в гостях у «Эха Москвы» Александр Маленков, главный редактор журнала «Максим». Это программа «Персонально ваш». +7-985-970-45-45 - телефон для ваших смс-сообщений и комментариев.
А. Нарышкин
―
Про дискуссию ещё. Имеет ли смысл обсуждать строительство прекрасной России будущего?
А. Маленков
―
Конечно, это приятная дискуссия. Потому что она неизбежно наступит.
А. Нарышкин
―
Как она неизбежно наступит? Если просто чесать языком...
А. Маленков
―
Поверьте, она наступит. У нас есть иллюзия, что мы чем-то управляем. Конечно, может быть. Мы плывем по течению истории. Мы можем на этом курсе маневрировать, пытаясь не въехать на мели, какие-то отмели и бакены. Но течение нас всё равно принесёт в точку Б. Быстрее или медленнее — зависит от нас. Но мы не можем развернуться, потому что у нас не настолько мощный мотор. Скорее мы с шестами и веслами.
А. Соломин
―
Непонятно, какой берег. Непонятно, в какой точке нас высадят.
А. Маленков
―
Но всё равно это будет там, а не ещё где-нибудь. Есть такая иллюзия свидетеля или очевидца, присутствующего внутри. Нам кажется, что так, как сейчас, будет всегда. Ну, в течение нашей жизни точно. На самом деле нет. Даже на нашей жизни, если вы вспомните, кто живёт хотя бы больше 30 лет, события меняются. То, что сейчас происходит — довольно уникальная вещь, когда почти 20 лет... И то она внутри себя не была сплошной и стабильной. Перемены неизбежны, и я бы всё-таки уподобил это несению течением, чем следованию по маршруту по навигатору. Поэтому пообсуждать, помечтать, как там могло бы быть, что будет за поворотом реки — это весело, интересно, приятно, и может быть, даже мы этим отчасти можем даже этому помочь.
А. Нарышкин
―
То есть, такое отвлечение...
А. Маленков
―
Да, а у вас есть какие-нибудь более интересные цели в жизни, чем отвлекаться, получать удовольствие?
А. Нарышкин
―
Подождите, созидательное НРЗБ.
А. Соломин
―
Нет, говорят же, что чтобы решить проблему, надо сначала ее осознать.
А. Нарышкин
―
А нет ли ощущения, что этот процесс осознания идёт долго?
А. Маленков
―
Мы можем с вами поговорить. Кто-то это услышит. Может, кому-то в голову западёт какая-то картинка. Вот мы сейчас нарисуем картину прекрасной России будущего, кто-то в неё поверит. И чисто по закону...
А. Нарышкин
―
18 лет идёт осознавание того, что путинский режим как-то не очень. Вот идет осознание — в социальных сетях, в эфирах...
А.Маленков: За всё, что ты берёшь у родного государства, не просто придётся платить, а платить втройне
А. Маленков
―
Мне кажется, это как глобальное потепление. Да, что-то не очень. Вот было глобальное похолодание — что-то не очень. Да, пожалуй, я осмелюсь на эту аналогию. Попытки бороться с климатом путем покраски дорог в белый цвет, сокращения выбросов... Которые не сказать, что бесполезны... Они на какую-то долю что-то меняют. Может быть, это даже будет критический процент, который переломит. Но в принципе, все наши с вами попытки повлиять на режим — то есть, на историю России такого же масштаба — это... Мы можем добавить капельку. Если таких капелек будет миллион, конечно, они все вместе смоют этот исторический момент. Но по одной — вряд ли. Понимаете, когда станет нечего есть, то это будет настолько более весомым аргументом, чем тысячи слов... Raffaello — важнее тысячи слов! Вот Raffaello кончится — и всё, Кремль просто смоет.
А. Соломин
―
Про Raffaello, наверное, аналогия правильная, но она напоминает историю про пирожные.
А. Маленков
―
Да, «пусть едят пирожные».
А. Соломин
―
Александр Маленков, главный редактор журнала «Максим». Я ещё раз напомню средства связи с нами. Это смски +7-985-970-45-45, аккаунт vyzvon в Твиттере, сайт echo.msk.ru, и работает трансляция на нашем Ютьюб-канале, который называется «Эхо Москвы». Мы — Александр Маленков, Алексей Нарышкин, Алексей Соломин — вернемся в эту студию сразу после небольшого перерыва в виде новостей и рекламы.НОВОСТИ. РЕКЛАМА.
А. Нарышкин
―
У нас в гостях Александр Маленков, главный редактор журнала Maxim. Присылайте свои вопросы нам на смс +7-985-970-45-45 и не забывайте, что идет трансляция на канале «Эха Москвы» в Ютюбе. Там работает чат, туда тоже можете свои вопросы присылать.
А. Соломин
―
Газета «Ведомости» сегодня публикует статью, из которой следует, что в России очень серьезно выросло количество иностранных фильмов с возрастным рейтингом 16+ и 18+. Аналитическая компания «Невафильм Research» на это указывает, в частности: «С 2015 года министерство стало гораздо жестче подходить к рейтингам иностранных фильмов. Если в 2014 дети старше 12 лет могли посмотреть каждую 4-ю иностранную картину, то в 2017 лишь каждую 10-ю». А с российскими фильмами подобного не происходит, из чего делают вывод исследователи и аналитики, что таким образом, используя возрастной рейтинг, Министерство культуры ограничивает аудиторию иностранных фильмов, поддерживая российские.
А. Маленков
―
Таким голосом, знаете: «Заговор мы сейчас вскрыли! Эти дети потом... Знаете, что с ними происходит?». А это работает, скажите, вы пробовали проверять? Это запрещено или рекомендация? Детей нельзя провести? Как в детстве у нас было: «дети до 16-ти», а билетерша...
А. Соломин
―
Ты не пробовал? Ну, у тебя очень молодые дети. Там, наверное, сложнее...
А. Маленков
―
Или это как с сигаретами?
А. Соломин
―
Давайте, если наши слушатели, которые сейчас нас слушают и смотрят, напишите на +7-985-970-45-45 или в чате в Ютюбе: с детьми — маленькими или не маленькими, но ниже вот этого возрастного рейтинга — вас пропускают в кино? Удается вам посмотреть фильм или нет?
А. Нарышкин
―
По-моему, это все носит рекомендательный характер.
А. Маленков
―
Но тогда смысла в этом нет. Более того — наоборот. Вы понимаете, что всё, что касается детей, работает так: если что-то запрещено — значит, это самое крутое, клёвое и это надо делать. То есть если вы хотите, чтобы не пошли на иностранный блокбастер — пишите: «детский фильм», и дети не пойдут никогда. Потому что в детстве, все помнят, самые интересные были взрослые фильмы, не детские. Вообще почему те, кто работают для детей, думают, что детям интересны дети? Я вот тут думал: почему-то половина героев всех детских книг — дети. Вам что, интересно было в детстве про детей читать, что ли? Вот сидит писатель: «Так, пишу детскую книжку. Героем будет... мальчик 6-ти лет! Класс! Я же для мальчиков пишу, 6-ти лет — значит, он такой должен быть». Мне интересны были пираты или космические пришельцы. Вот что интересно детям. Отвлёкся, пардон. Это важный момент. Если это запрещено, то вряд ли это эффективно. Хотя не то чтобы мы верим в эффективность запретов. Они могут считать, что они таким образом препятствуют распространению западного кино, при этом это может не работать. Может, это борьба с нравственностью, которая тоже, в общем, такая же очередная версия абсурда. Я в принципе против запретов вот эти идиотических: сколько-то «плюс» - 10+, 16+, 18+, бесконечное огораживание детей от реальности. Дети все узнают, поверьте. Это только усугубляет. Это только лишняя трата типографской краски, когда мы пишем на продукции «столько-то плюс». Это лишние траты эфирного времени, когда мы все эти ритуальный мантры производим: «продукция сколько-то там плюс». Это одно из ставшего привычной частью пейзажа, которое не имеет смысла и просто его засоряет. Понимаете, у нас же в стране проблем не было. Их и сейчас-то нет, но тогда не было совсем. Но властям надо же было что-то делать! Давайте бороться за нравственность. Начнем с детей, как обычно. Давайте разметим всю продукцию, а то, не дай Бог, 6-летний ребёнок увидит продукцию для 8-летнего ребенка. Вы понимаете, чем они отличаются, да? То, что 6+ - там вообще просто кладбище: ничего не происходит! Ни движения, ни активности, ни конфликтов — ничего. То есть там, скорее всего, вырос одуванчик, встретил солнышко и они спели песенку. 8+ - там, может быть, уже одуванчик ищет ромашку. То есть уже какой-то напряг есть. В 12+ уже, может быть, он сирота. То есть уровень драмы растет по мере лет. И вот если 10-летний ребёнок увидит продукцию для 12-летнего — вы понимаете глубину травмы? Например, львенок потерял черепашку — в 10 лет нельзя такие вещи, это разрушают психику.
А. Соломин
―
Получается, что «Король Лев», например, нельзя будет детям...
А. Маленков
―
Я уверен, что там сидят эксперты и прикидывают: сойдет с ума вот этот ребенок 8 лет, если увидит, что, оказывается, такие страсти творятся. В 10 лет уже крепчайшая психика, в 8 — еще нет. И они за наши деньги сидят и расставляют.
А. Соломин
―
Что порадовало: вот смотрите, «Тайна Коко» - смотрели мультик «Тайна Коко»? Детский мультик, Pixar. Вы, естественно, знаете студию Pixar. Pixar не может себе позволить ни плоских шуток ниже плинтуса, ни слишком уж такого насилия — там нет насилия. Ему дали рейтинг 12+, и такой же рейтинг дали фильму «Собибор», где вообще-то ужасы военные...
А. Маленков
―
Да, это интересная логика. Я предлагаю, в общем-то, считать это случайным процессом. Мы сейчас похожи на жрецов, которые гадают, там, по полету птиц или по внутренностям животных. Потому что, понимаете, если взять любой случайный набор данных — например, звездное небо — вы всё равно видите там созвездия, какие-то структуры, и вы ищете в них смысл. Так что мне кажется, они случайным образом вбрасывают эти вещи, а мы потом гадаем, что это было. Ну, вы же понимаете, как это было. «Собибор» - сказано, что это хороший фильм, на государственном уровне надо поддерживать, сделать хороший прокат.
А. Соломин
―
6+ можно сделать.
А. Маленков
―
Да. Вот там было так: «Вообще-то там жесть, 18+». - «Нет, давай что-нибудь, чтобы народ пошёл. Давайте 12+». - «Может, тогда 6? Нет, 6 жестко». - «Ну давайте, всё, пока. Уже 6 часов, пошли!». Вот так, думаю, это было.
А. Нарышкин
―
А вы «Собибор» смотрели?
А. Маленков
―
Я смотрел, да.
А. Нарышкин
―
Впечатления ваши? Он же у нас вроде как на «Оскара» будет претендовать.
А. Маленков
―
Ну, это не стыдный фильм. Там к нему предъявляют претензии, что много клише. Да, они есть, но за душу берёт, работает. Я вообще оцениваю фильмы чаще всего каким-то комком в горле: что-то произошло, сглотнул — значит, работает. Мурашки, там. Вот такие вещи.
А. Нарышкин
―
Но вы уверовали в Хабенского-режиссера?
А. Маленков
―
Да, пожалуй. Меня там как-то ничто не смущало. Ну, ты ушел с головой в процесс? Всё. Ты потом можешь вспомнить, предъявить умом какие-то претензии... Но если он тебя взял и повел, и ты повелся на это — ну всё, значит, магия сработала. Тут самое главное — магия есть или нет. Бывает, что суперталантливый режиссер, а фильм не захватывает. Ты себя будешь убеждать, как интересно... У меня со Скорцезе так все время. «Это же Скорцезе, это же такое кино!», а ты чего-то сидишь там, подпираешь голову.
А. Соломин
―
Я прочту «молнию». 15.39, «Интерфакс» сообщает: «Главы Чечни и Ингушетии подписали соглашение об установлении границ между субъектами». Мы эту тему будем обсуждать в 16 часов, в следующем часе «Дневного разворота». И сразу вернусь. На самом деле хочется про возраст тоже поговорить. Если я правильно вас понял, вы против возрастных ограничений.
А. Маленков
―
Я вообще против ограничений, так между нами — вообще любых. Чем дальше, чем их больше, тем больше я понимаю, что они вообще не нужны.
А. Соломин
―
Я вот рос в 90-е. У нас единственным ограничением были наши родители...
А. Маленков
―
Правильно! Все ограничения, мне кажется, нужно отдавать, спускать на этаж ниже — на самоограничения. Ответственность должна лежать на людях. Ответственность за детей — на их родителях. Ответственность за твои поступки должна лежать на тебе.
А. Нарышкин
―
Ну а если родители тупые, нарожали 10 детей и им абсолютно наплевать, как они растут и в каких условиях?
А. Маленков
―
Ну, естественный отбор. Опять же, вы такие идеалисты — вы хотите, чтобы все было только хорошо. Счастье жизни вообще и выживание ее популяции — в разнообразии. Должны быть уроды, должны быть тупые.
А. Нарышкин
―
То есть вот эти несчастные дети, которые появились на свет — пусть они нюхают клей, ширяются.
А. Маленков
―
Да, конечно, так и должно быть. Должно быть разнообразие!
А. Соломин
―
Почему нюхают клей? В моей жизни были «Симпсоны», «Южный парк» - прекрасный сериал, благодаря которому, я считаю, я стал только лучше. Я и так не очень хороший, но этот сериал меня сделал хотя бы немножко лучше.
А. Маленков
―
А интересно, если бы его показывали, какое бы у него было ограничение? Типа, только людям за 40 его можно смотреть?
А. Соломин
―
Я не знаю,если его показывали по телевизору, это означает, что... Но тут вы совершенно правы: никакого ребёнка не остановит, если у него есть доступ.
А. Маленков
―
А сейчас у детей есть доступ ко всему, вы понимаете. То есть если у вас залочился телефон, просто дайте его ребёнку, он его разлочит. Любую защиту взломает. Очумелые ручки.
А. Соломин
―
Просто на днях ещё появилась другая идея. Вице-премьер Татьяна Голикова сообщила, что до 20 лет могут поднять возраст...
А. Маленков
―
А, да это было прекрасно. Вот опять я пытаюсь представить, как это было. Она такая сидит-сидит, уже 11, 12... «Что бы такого судьбоносного для России сделать? О, поднять!». 20, 21 — какая разница? Зачем вообще эти ограничения?
А. Соломин
―
Но кстати, в отличие от мультиков, это работает. Потому что сейчас сложно подростку до 18 лет купить...
А. Маленков
―
Захочет купить — купит, я вас уверяю. Ну может быть, да, как и любое смелое обобщение, оно несколько страдает — что никаких ограничений. Наверное, если вдуматься чуть-чуть - да, детям просто чуть-чуть оградить. Только самые отчаянные будут раздобывать этот пресловутый алкоголь. Но мы все прекрасно понимаем, что 20 — это перебор. Люди в этом возрасте уже должны терять интерес к алкоголю. Потом это уже действительно становится вредно: уже печень не та, здоровье не то.
А. Нарышкин
―
Ограничениям на табакокурение удается же воспитывать не только детей, но и взрослых. Субъективно: стали меньше...
А. Маленков
―
Но в чём причина, а в чём следствие? Большая осознанность — что все, наконец, осознали? Пропаганда? Было бы очень здорово, действительно, померить: тут хвост виляет собакой или собака хвостом? Эти меры... Ну, мне одному смешно, когда я смотрю кино и «содержатся сцены курения, а курение вредно!». И что, кому это открытие? Или это на подсознании, повторенное 500 раз? Может быть, ты лишний раз подумаешь, тянуться ли к сигарете. Не знаю. Я, как курильщик, был скептичен. В общем, давайте так: в принципе, направление мысли, наверное, верное, потому что это действительно вредно, и нация здоровеет, когда меньше курит. Но выбор должен быть строго за индивидуумом! Нельзя ничего запрещать. Запрет может быть, когда страдают другие. Курение в общественных местах — правильный запрет: там, в ресторанах... Но нельзя лезть в личную жизнь, в личное пространство индивидуума! У вас милиционер прошел... Давайте, я быстро закончу.
А. Нарышкин
―
Думаете, за вами?
А. Маленков
―
Я всегда готов. Поэтому что касается борьбы с курением, даже если это благое дело, оно легко, в общем, перерастет во зло, если перейдут границу. Мы знаем, что под флагом благого дела совершались самые страшные поступки, геноциды и катаклизмы в истории. Те, кто их делали, всегда считали, что они несут благо. Так что давайте, пока не дошло до геноцида курильщиков, где-то там пора остановиться.
А. Нарышкин
―
Наш зритель Игорь Смирнов в чате в Ютюбе вас подводит к следующей теме: «Что можно почитать в «Максиме» потенциальному пенсионеру?».
А. Маленков
―
Да всё! Там для всех, вообще-то. Потенциальному пенсионеру?
А. Нарышкин
―
Ну, наверное Игорь Смирнов сейчас в предпенсионном возрасте.
А. Маленков
―
У нас была статья про историю пенсий. Сейчас вот номер вышел. Мы стараемся идти в ногу с этим так называемым временем. Как в разных странах работают. Потому что все ссылаются, на никакого собранного... Мне, например, было интересно читать эту статью. Мне в очередной раз понравился собственный журнал. Тата написала статью, наш сотрудник, как было, вообще когда появились пенсии. Это же всё очень недавние изобретения. Раньше было «всё, свободен!». А вы помните мезозой, плейстоцен: человек стал меньше идти — просто лег под куст и умер. Никто его не нес никуда, никто о нем не заботился.
А. Соломин
―
Но он, кстати. стал хорошим подарком для других хищников. Так это работало в природе. Старых обычно забирали те, кому они были нужны.
А. Маленков
―
А вот в Китае, например, чрезвычайно развита забота о старших. Там даже не нужна пенсия.
А. Соломин
―
С древних времен, тоже верно. Но посмотрите, есть же другая сторона медали: сейчас будут наказывать компании...
А. Маленков
―
О, да, это прекрасно! Я вчера пытался — сидел прямо, выделил себе время. На тренировке обсуждали с ребятами. Кто-нибудь мне может объяснить, как можно уголовно наказывать за отказ принять на работу человека предпенсионного возраста? Вот вы пытались вникнуть? Как можно? Я понимаю, наказать за увольнение — событие. Как можно наказать за то, чего нет? Вот приходит соискатель, дворник. Говорит: «У вас позиция генерального директора — я вот хочу. Наймите меня! И только попробуйте не нанять — это уже уголовка». Вот что в этой ситуации вы поняли? Я не понял.
А. Нарышкин
―
Придется нанимать.
А. Маленков
―
Придётся читать закон. Если там хоть остатки этой логики присутствуют... Ну, понятно, что он не будет исполняться, понятно, что это показушный закон, чтобы сгладить горечь от этой пилюли. Потом всё будут валить, что на местах, ай-ай-ай, плохие судьи. Репутация у судей уже такая, что терять им нечего, что люди будут подавать в суд, ничего не будет решаться. В общем, мне кажется, он принят, как обычно, без обдумывания, что он принесет.
А. Соломин
―
Он декларативный? Просто нужно же было как-то успокоить людей, потому что впервые за долгое время такая масса людей возмущена действиями властей.
А. Маленков
―
Ну, декларативный — это хорошо, когда не касается каждого. Декларативный закон может быть, там, против призывов к нарушению территориальной целостности России. Но это не касается каждого. Никто не призывает каждый день. А увольняют и нанимают каждый день. И вообще у нас законодательство, вы знаете, ориентировано на работника, Трудовой кодекс, довольно сильно. И как это будет? Значит, вот пришел человек... Наказание за ненайм! Скажут: «Мы вас не нанимаем, потому что у вас квалификации не хватает», а он скажет: «Нет, вы меня не нанимаете, потому что мне до пенсии рукой подать. Я подаю на вас суд». И суды будут парализованы.
А. Нарышкин
―
Может быть (я сейчас попытаюсь логику представить у тех, кто написал закон), может быть, это такая специальная спящая норма, которая будет профилактически воздействовать на работодателя? Потому что отношение к пенсионерам, к предпенсионерам всё-таки хуже в стране, чем к людям молодым, людям зрелого возраста. А так все будут знать, что надо...
А. Маленков
―
Бизнес станет еще труднее вести. И так уже невозможно, а это еще один риск. Большая часть нашего бизнеса — на грани прибыльности. Мне многие бизнесмены жаловались, что благодаря ситуации, законам, конъюнктуре, курсу (там миллион причин), налогам бесконечным, там вот прямо все на грани закрытия. Ну уже куда ему идти? Не в Росгвардию же. Ну вот он бизнесмен, вот он пытается до последнего, там, кредиты берёт... И вот еще одну соломинку на этот хребет — и он переломится. Значит, если это будет принуждение к найму или содержание неэффективных работников... Это в государственном масштабе мы привыкли, понятно что это. Причём тут эффективность? Просто люди работают на государство. Знаете, как в советское время было: мы делаем вид, что работаем, они делают вид, что нам платят. Система эта, мне кажется, в государственных структурах осталась. А в бизнесе — эффективность. Там каждый недоработанный процент важен. Это плохо для бизнеса.
А. Соломин
―
Из поправок Владимира Путина, которые сегодня приняли в Государственной Думе, тоже такой характерной была о снижении возраста только для женщин.
А. Маленков
―
Ну, основной электорат.
А. Соломин
―
Это проявление сексизма или всё-таки традиционная забота о женском...
А. Маленков
―
Вот мне было бы интересно сейчас послушать феминисток, как они это прокомментирует. Ну, и раньше была разница, и, в общем, даже эту логику можно понять. Тут несколько логик. Это всё-таки основной электорат путинский — женщинам он всегда как-то там подмигивал подспудно. И они его любят преданно, эмоционально, как бы нерационально, в отличие от мужчин. Просто верят в него. Как в Бога: «А я верю». Это большая часть нашей страны, и поэтому понятно. Но поможет или нет? Обиды такая нанесена... Это, знаете, всё равно что изменить, а потом букет подарить. Уже осадочек остался. Я думаю, это судьбоносно, то, что было. Я не политолог, не историк но есть ощущение, что прямо вот точка экстремума сейчас была. Слом.
А. Соломин
―
То есть само по себе то, что к женщинам такое отношение, хотя женщин больше, по-моему, чем мужчин...
А. Маленков
―
Но всё равно, она собиралась, она уже всё спланировала: в 55 всё, на дачу, огурцы... Доработать в своей проклятой прачечной приемщицей. Сколько таких в стране... Я, правда, не знаю, там как-то постепенно это будет? Но затронет ли это тех, кто сейчас собирался уже, построил планы на пару лет? Я думаю, всё равно затронет. Там на эти пенсии... Вы же понимаете, в деревнях на пенсию старушки-матери живёт еще пара алкоголиков: муж, сын какой-нибудь непутевый. На бабах вся страна держится.
А. Нарышкин
―
Может быть, сын станет путёвым, если не будет получать...
А. Маленков
―
Ну, если отрубить ноги, может, он научится ходить на руках. Вряд ли.
А. Соломин
―
Боюсь, сначала несколько поколений умрут, а потом уже будут делать какие-то выводы.
А. Маленков
―
А почему про выборы мы не говорим? Такие интересные были. Шоу было на этой неделе.
А. Соломин
―
Я удивлен, что вы за этим так наблюдаете и мотивированы. Расскажите!
А. Маленков
―
Понимаете, вот я слушаю радио, читаю новости — там про переписку Собчак ничего нет. Я всё как-то пытаюсь... Коротенько: есть спорт, есть реслинг. Выглядят одинаково, но в реслинге понятно, что это шоу. Вот наши выборы — это реслинг. Поэтому кто там забыл роль, кто перепутал слова и кого заборол, совершенно неважно. Потому что это шоу. «О, что теперь будет, Боже! Кандидат от оппозиции выбран!» - какая разница, ребята, это шоу! Вот надо бороться, чтобы реслинг стал настоящим спортом. Вот тогда всё будет у нас по-другому.
А. Соломин
―
Главный редактор журнала Maxim Александр Маленков в эфире радиостанции «Эхо Москвы». Алексей Соломин, Алексей Нарышкин. Мы продолжим через 10 минут!