Сергей Бунтман - Персонально ваш - 2017-04-01
01.04.2017
И.Воробьева
―
14 часов и 8 минут в столице. Всем здравствуйте, добрый день! Это программа «Персонально ваш». Меня зовут Ирина Воробьева. И сегодня – персонально ваш Сергей Бунтман. Сергей Александрович, здравствуйте!
С.Бунтман
―
Да, добрый день!
И.Воробьева
―
Во-первых, сразу напомню нашим слушателям, что мы ждем ваши вопросы. Телефон для sms: +7 (985) 970 45 45, аккаунт vyzvon в Твиттере. И пишите с сайта echo.msk.ru, только обязательно подписывайтесь. После программы «Культурный шок» хочется начать с каких-то культурных новостей, но к ним при этом я отношу такую мерзло-зимне-исторически странную экспедицию, которую нам показывали…
С.Бунтман
―
Это ты считаешь культурной?..
И.Воробьева
―
По сравнению со всеми остальные Сергей Александрович, это культурная новость. Путешествие на Землю Франца-Иосифа после всех эти митингов внезапно Владимир Путин вывез Дмитрия Медведева туда.
С.Бунтман
―
Как ты понимаешь, это политическая, причем международная…
И.Воробьева
―
Международная.
С.Бунтман
―
Ну, конечно. Земля Франца-Иосифа, которые была, как мы знаем аннексирована у Австро-Венгрии в 14-м году сразу после начала войны с Германией и Австрией. И сейчас, конечно, уже и в Народной партии Австрии уже как-то так протестуют после посещения этой спорной до сих пор территории, уже 103 года…
И.Воробьева
―
Уже просто протестуют прямо?..
С.Бунтман
―
Надо просто посмотреть… И Венгрия, в общем, с которой всегда были с правыми националистами хорошие отношения сейчас у России на фоне всех санкций ЕС и прочего... А сейчас, я думаю, что это очень неосторожно, и эти отношения могут испортиться. Потому что бывшую австро-венгерскую колонию посещать, которая была… До сих пор еще есть люди, которые хотят ее возврата Австро-Венгрии.
И.Воробьева
―
Будем наблюдать за этим в итоге международным скандалом. Но, конечно, большая часть вопросов, которые задают наши слушатели, касаются недельной давности события. Мы, кстати, говорили с вами в прошлую субботу о митингах, которые должны были состояться 26 числа.
С.Бунтман
―
Мы говорили о них в том контексте, что выходить, не выходить, кому – что мы советовать и не будем, что это само все делается. И в общем, так и получилось.
И.Воробьева
―
Да, 26 числа… А вы ходили, Сергей Александрович?
С.Бунтман
―
Нет, я здесь сидел.
И.Воробьева
―
Вот. Я тоже не ходила, но я все это наблюдала.
С.Бунтман
―
Я здесь сидел в башне из слоновой кости, и мы, конечно, все координировали все сообщения. Потому что координировать было трудней, чем обычно. Мы потом говорили с Володей Варфаламеевым. Удивительная и такая, присущая совершенно другим организациям и другим силам композиция была. То есть нет места встречи. Можно выходить из любой дырки в Тверской-Ямской и главное – прогуливаться по Тверской-Ямской. Ну что здесь надо сказать – побегали силы правопорядка, если так можно называть, побегали, посомневались. Навальный вышел из Маяковской, где его тут же приняли.
И.Воробьева
―
Да, недолго он погулял.
С.Бунтман
―
И оказалось, что это никакого значения для гуляющих не имеет. Единственно, чему обрадовались, наверное, те же самые силы правопорядка – это то, что было больше скопление на Пушкинской площади и вокруг памятника Пушкина, и там было нечто, что напоминало товарищам митинг. У них же есть такие опознавательные… они же различают. Знаешь, как пожарные в Гостелерадио, когда они гоняли курильщиков, они были заточены на что-нибудь белое с огоньком на конце. А вот если это не белое, а в форме чашечки и из нее просто дым идет, они на это не реагировали.
И.Воробьева
―
А, то есть только курение.
С.Бунтман
―
Они не заточены. Поэтому они долго как-то сомневались, что гуляния идут себе и идут. А тут вот на тебе – митинг! – и могла Росгвардия потренироваться.
И.Воробьева
―
Там, действительно, были плакаты, которые пытались некоторые приклеивать и некоторые приклеивали на памятник Пушкину. Там были молодые люди, которые залезали на фонарный столб и сидели там, вот эти кроссовки вешали и так далее.И так же, кстати, на Пушкинской задержали нашего коллегу Александра Плющева.
С.Бунтман
―
Да. «Бери этого с камерой!»
С. Бунтман: Нет такого языка, который универсально понятен вообще для всех молодых людей
И.Воробьева
―
Да, «Бери этого с камерой». Это было видно со спины. Утащили, посадили в автозак. И это же было не только с Александром Плющевым. Там же кучу журналистов задержали. Многим разбили камеры, некоторым разбили лицо, что называется. И это было по всей стране.И меня слушатели спрашивали, и я вас тоже хочу спросить.
С.Бунтман
―
Тебя спрашивали в ночной программе?
И.Воробьева
―
Да, меня в ночном эфире это спрашивали. Это очень интересно. Говорят: «Это же нечестно, что вы журналисты, больше всего говорите про задержанных своих и больше всего боритесь за то, чтобы отпустили журналистов, приняли какие-то декларации. Алексей Венедиктов написал на сайте обращение к МВД. Как-то это нечестно. А как же все остальные люди? Подписываетесь только за этих».
С.Бунтман
―
Всем этим мы занимаемся. И был определенный перекос, но буквально в течение часа был, когда Сашу Плющева повязали. Мы много говорили об этом, и даже ставили первой новостью, потом подумали: что это мы делаем-то такое? Вдруг мы начали перекашивать информационную картину. Тут же взялись… Ну, естественно, здесь два аспекта. Свое, конечно, волнует. Я был очень рад, если бы директора школ, РОНО или как оно сейчас называется, департаменты образования кричали бы: «Отпустите Ваню Иванова, ученика нашей 2542 школы! Отпустите детей!» Чтобы институты, университеты тоже говорили: «Отпустите нашего студента! В чем дело? За что?» Чтобы они выясняли, за что был арестован. Это первое.А второе: аресты журналистов, задержание журналистов… когда человек, журналист предъявляет удостоверение или даже не предъявляет, а если он говорит, что он журналист, это надо выяснять. Журналисты вплоть до военных действий, когда они не стреляют, конечно, с надписью «Пресса» из пулемета.
И.Воробьева
―
Но это не журналисты были. Артисты.
С.Бунтман
―
Это они еще артисты. А тот, кто дал жилет журналиста и каску синюю, дал стрелять – тот тоже молодец. Хотел бы я знать, как его зовут.Так вот, это особая категория так же, как и медики, которая предназначена для того, чтобы освещать. Сейчас, правда, освещает почти всякий. Но журналисты это делают профессионально. Существует профессиональный кодекс. Журналист, который с места передает в свою редакцию, он, как мы уже сто раз говорили, он может быть и необъективным, он может говорить только то, что видит. Вот, как у нас говорили: там дымовые шашки. Крючков на месте, он говорит: «Я не видел ни газов, ничего. Этого я не вижу, а про остальное сказать не могу». А для этого есть другой журналист, который там с другой стороны заходит или с другого издания, который видит то, что не видит наш. Так что здесь и профессионально-корпоративная и все-таки есть особая роль журналистов, которые идут туда освещать, ан не участвовать.
И.Воробьева
―
Еще один вопрос большой по теме этих митингов. Это так называемый «Навальный и дети». Сразу начали говорить, что было очень много…
С.Бунтман
―
Рассказы о Навальном будут когда-нибудь.
И.Воробьева
―
Да, «Ленин и дети». «Навальный и дети». Да, что вышло много детей, очень много подростков. И первый вопрос к вам. Ну хорошо, у вас же взрослые дети, Сергей Александрович.
С.Бунтман
―
У меня есть слишком взрослые дети.
И.Воробьева
―
Некоторые из них на митинги тоже ходят.
С.Бунтман
―
Некоторые… Но это совсем взрослые дети, потому что единственный ребенок, который подходит под эту категорию, это Вера.
И.Воробьева
―
Сколько ей лет?
С.Бунтман
―
Ей 17 с половиной. Даже больше. Ей в сентябре будет 18. Я вполне могу предположить, что когда-нибудь она захочет пойти, соберется пойти. Во-первых, Женя, по его собственному признанию, на всякие штуки ходил с 15 лет…
И.Воробьева
―
И никого об этом не спрашивал.
С.Бунтман
―
И никого об этом не спрашивал. Но Вера, наверное, если бы вдруг она захотела, она находится в более выгодном положении, потому что, если вдруг она спросит, предположим, или, что самое главное, предупредит, что «я пойду», чтобы было ясно, что она не где-нибудь пропала в темном лесу или вот где вы ищите пропавших детей, а что она, действительно, пошла на мероприятие.
И.Воробьева
―
Уведомительный характер.
С.Бунтман
―
Да, уведомительный характер. Но у меня был бы один совет. Я бы сказал и это совершенно точно: Посоветуйся со старшим братом не то что ходить или не ходить, хотя бывают такие вещи, которые явная провокация, ходить не надо, там ясно совершенно вас там будут ждать, а потому что он знает - старший брат Женя - как себя там вести, чего избегать, чего не надо делать никогда и что делать в случае обострения обстановки. Вот единственная моя просьба – посоветоваться со старшим братом.
И.Воробьева
―
Ну, хорошо, это что касается вашего ребенка. А что касается этих рассуждений на тему, того, что Навальный вывел на улицы детей, и как он мог, во-первых, ими прикрываться?
С.Бунтман
―
Во-первых, он не прикрывался. Прежде чем арестовали хоть одного школьника, задержали Навального. Он первый был.
И.Воробьева
―
Да, одним из первых.
С.Бунтман
―
Про депутатов в свое время, еще 25 лет, больше даже говорили, что они прикрываются мирными гражданами. Например, протест массовый, гигантский против танков в Вильнюсе. Ну там депутаты не прикрывались. Галина Васильевна Старовойтова была с депутатским значком на зимнем пальто, чтобы все видели, что она депутат. И депутаты тогда оцепили. Выходили на Манежную, на Красную площадь, выходили люди. Они прикрыли всех собой.
И.Воробьева
―
То есть они были в первых рядах.
С. Бунтман: Навальный – это катализатор
С.Бунтман
―
Навальный специально школьников и пионеров не призывал туда. Потом, то, что сейчас происходило и в сетях, я не могу за этим следить так подробно, потому что это происходит не там, где, например, я часто бываю. Я не так часто бываю в сетях. Но это не там. Это в своих группах. Это и ВКонтакте, который гораздо более массовый среди подростков и среди молодых ребят. Им не очень нужен Навальный. Навальный говорит интересно да, для них. Обращается иногда на понятном языке. Кстати, нет такого языка, который универсально понятен вообще для всех молодых людей. Это все неправда. Не существует этого молодежного языка, который, между прочим, легко распознается, и если он фальшивый, он тут же отвергается. Вот эта игра в молодежный язык никому не нужна. Он не играет. И это, мне кажется, просто веяние времени.
И.Воробьева
―
Они пошли не за Навальным, вы хотите сказать?
С.Бунтман
―
Нет, нет
И.Воробьева
―
А почему тогда?
С.Бунтман
―
Навальный – это катализатор, наверное, что, может быть, и так. И многое надоело. Да, конечно, я согласен отчасти с Алексеев Венедиктовым, который говорит, что, конечно, была большая категория, которая пошла и по приколу.
И.Воробьева
―
Ну это было видно. С кроссовками погулять, с уточками – вот это всё.
С.Бунтман
―
Да. Но такого рода уличный прикол – это такого рода существование. Когда оно наполняется смыслом, мы не знаем. В какой момент наполняется смыслом? Между прочим, наполнился смыслом при задержаниях очень серьезно для многих. Надо было послушать тех ребят, которые были с Плющевым в автозаке. У нас была опосредованная беседа с этими ребятами, потому что мы задавали вопросы, а он передавал. Вопросы были такие: «Почему пошел?» «Не прессовали ли вас в школе или в вузе?» «Нет, не прессовали», - они говорили. А пошел – достаточно внятные ответы, самый невнятный из них – потому что надоело.
И.Воробьева
―
Такой один общий, да.
С.Бунтман
―
Мне кажется, что вот эти массовые оболванивания, которые идут, они тоже играют свою роль, эти попытки оболванивания. Это так смешно выглядит.
И.Воробьева
―
Хорошо, а что делать директорам школ, завучам, учителям, к которым пришли правоохранительные органы и сказали: «Ваши ученики ходили, мы их задержали. Проведите беседы»? Мы эти беседы видим сейчас в интернете. Это выглядит жалко, но вот что делать учителям с этим?
С.Бунтман
―
Это выглядит не жалко, это выгляди ничтожно, глупо. Они не входят в диалог с ребятами. Первое – это задать вопрос. Для того, чтобы что-то выяснить, и если надо, принять какие-то меры, если это, предположим, становится, действительно, опасно, учитель должен быть способен перейти к прямому диалогу. Но для этого он должен пройти большой путь. Он для этого должен был быть таким, как надо, то есть учителем, человеком, способным научить, способным выслушать. И для того, чтобы хорошо научить, понять проблемы каждого ученика. Потому что каждый идет своим путем не только к какому-то гражданскому сознанию, а идет к освоению тех же самых предметов своим путем. Один на слух, другой на цвет, третий на запах, через одни ассоциации, другие ассоциации. Это работа учителя. А это продолжение работы учителя, если к нему обращаются. К нему обращаются – не бежать сразу внушать, а сказать: Подождите, мы там разберемся; кто-что, зачем – не ваше дело пока.
И.Воробьева
―
Меня беспокоит именно то, что учителя, директора не выстроили эту стену между учениками и теми же эскашниками и тому подобными людьми. Мне казалось, что они должны стать этой стеной и сказать: «Вы там, а мы здесь разберемся со своими учениками, без вас. Вы здесь не нужны – эскашники». Не знаю, могут ли учителя такое сказать, имеют ли право директора так сделать.
С.Бунтман
―
Существует много способов этого избежать. И они существовали и в советское время, где приходило грознейшее КГБ. Приходило выяснять про учителей, давить на директоров. Мы это прекрасно знаем. Мы это с Венедиктовым отлично знаем. И мы знаем, как вела себя директриса, как она, Действительно, ставила барьер, как они изворачивалась всеми способами, которые есть: дипломатическими хитростями сводила все это на нет, доводила до абсурда, и абсурд, который уже касался самим товарищам… Стучали родители. И приходили партийные органы и спецслужбы. Это была не редкость.
С. Бунтман: Учитель должен быть способен перейти к прямому диалогу
И.Воробьева
―
Сегодня кажется, что Алексей Венедиктов все-таки директор школы у нас, потому что журналистам «Эхо Москвы» не достает никаких претензий, и не на кого и нас никто не давит. Все давят только на Венедиктова, а он отсекает от нас.
С. Бунтман
―
Ты не знаешь, какая это школа была для учителей, нормальная школа. Какая школа для тех, кто в ней работал, не только тех, кто учился. Это очень большая школа. Даже мы с тобой вспоминали несколько эпизодов, что может учитель.
И.Воробьева
―
Да. Все же учились в школе.
С.Бунтман
―
Вот Сережа вчера Пархоменко говорил. Да, действительно, он прав, что самая забитая, самая… ну могут только с врачами поспорить – забитая категория наших государственных служащих, если это государственные школы. Да, конечно. Но всегда было давление государства. И не надо недооценивать, что в советское время было такое давление… Были еще и организации официальные, как партийная, комсомольская, и те самые профсоюзы социалистические. Но все равно были учителя и настоящие учителя. Одна фамилия на двух учителей, пожалуйста. В конце 50-х годов по делу Краснопевцева проходил учитель Натан Эйдельман. Сейчас тоже есть учитель истории Эйдельман. Вот всё. Это только для примера. Их много.
И.Воробьева
―
Дмитрий спрашивает. Я немножко перефразирую то, что он спрашивает. Он просит прокомментировать, почему сначала было молчание власти, потом отрицание коррупции, потом еще какие- то заявления про коррупцию. У меня немножко другой вопрос про реакцию власти. Вот эти все митинги про Медведева, исключительно про него, вот эти нападки на Дмитрия Медведева, они приведут к тому, что власть захлопнет еще больше дверь, скажет: «Своих не сдаем» или может отдать эту сакральную жертву, Медведева – в смысле того, что просто снять его с должности?
С.Бунтман
―
Я не думаю, что власть купилась на предлог с Медведевым. Власть отвечает про Медведева сейчас. «Вы не знаете, что такое коррупция, - говорит Песков, - вы не знаете, как с ней борются. Вы не знаете, какие декларации подают государственные чиновники этой категории, как они проверяются». Власть поняла, мне кажется, что тоже выгодно свести это все к Медведеву, к коррупции, Навальному и фильму про Медведева, потому что это все выходило за рамки. Сейчас уже задача рациональная, которая должна стоять перед властью, перед такой властью, властью, которая таким образом хочет удержать свои позиции, что не дать ей выйти за рамки этих обобщений и перейти к большому. Не дать выйти, забыть, что там… если проходили лозунги и кричалки проходили, то они уже за пределы тела и ума Дмитрия Анатольевича Медведева…
И.Воробьева
―
Там почти не было кричалок про Медведева. Там были кричалки, которые годами уже существуют. Эти кричалки, они все время одни и те же. Это я сейчас цитирую - про власть чекистов, про власть Путина и так далее. Эти кричалки совершенно не про Медведева были, совсем.
С.Бунтман
―
Да, и когда пошли задержания и жесткие задержания, то вернулись еще и кричалки, которые всегда были и которые совершенно естественные для такого способа разгона митинга.
И.Воробьева
―
«Позор!»
С.Бунтман
―
«Позор!»
И.Воробьева
―
«Отпускай!»
С.Бунтман
―
То, что держали… Ты видела, как некоторое время очень тихо и очень, я бы сказал, интеллигентно не пропускали через Мамоновский переулок автозак с Навальным.
И.Воробьева
―
Ну это не было тихо и интеллигентно, Сергей Александрович. Там люди машины ставили на пути автозака. Но это же кошмар, это же чьи-то машины, там припаркованы. Чего трогать чужую собственность?
С.Бунтман
―
Это был только намек, и это достаточно интеллигентно. Неинтеллигентно, если бы начали его качать.
И.Воробьева
―
Кого? Автозак?
С.Бунтман
―
Да.
И.Воробьева
―
Не знаю, мне кажется трогать чужие машины, чужую собственность – это уже неинтеллигентно.
С.Бунтман
―
Знаешь, что я тебе скажу? До поры, пока трогать чужую собственность – это первая мысль, которая приходит в голову, когда смотришь на это – это интеллигентная обстановка.
И.Воробьева
―
Мило! Хорошо.
С.Бунтман
―
Когда становится начхать на это, - это уже перестает быть интеллигентной обстановкой. Могут добиться и этого власти.
И.Воробьева
―
Знаете, хочу вам сказать, Сергей Александрович, что наши слушатели не любопытны. Они не пошли смотреть в Гугл про протесты венгерские и все остальные относительно визита Владимир Путин на землю Франца Иосифа. Печально, печально.
С.Бунтман
―
Печально. Последствия могут быть серьезными.
И.Воробьева
―
Ну что же, мы продолжим буквально через несколько минут. Я напомню, что это программа «Персонально ваш». Сегодня персонально ваш Сергей Бунтман. А ваши вопросы вы можете присылать на телефон для sms: +7 (985) 970 45 45. Только я прошу вас, присылайте, пожалуйста, вопросы, потому что лозунги я читать не буду.НОВОСТИ
И.Воробьева – 14
―
35 в столице. Продолжается программа «Персонально ваш». Меня зовут Ирина Воробьева. А сегодня персонально ваш – Сергей Бунтман. Ну что, Сергей Александрович, признаетесь уже?
С.Бунтман
―
Что сегодняшняя дата 1 апреля 2017 года. В Российско-австрийских и российско-венгерских отношениях есть спор по поводу Земли Франца Иосифа будет знаменательный. 1 апреля 17 года, я думаю, это будет отмечено в истории наших отношений.
И.Воробьева
―
Наши слушатели задают много вопросов. И никак не могут нас отпустить от темы детей и акции.
С.Бунтман
―
А это важная тема.
И.Воробьева
―
Ольга из Москвы спрашивает: «А что вы посоветуете родителям этих детей, которых задержали на акции?» Одноклассника сына посадили на 10 суток. В вуз, где он учится, по словам родителе прислали списки задержанных студентов для разбирательства. Вот что делать родителям? Что вы посоветуете?
С. Бунтман: Я не думаю, что власть купилась на предлог с Медведевым
С.Бунтман
―
Родителям стоять твердо. И даже если они не разделяют убеждения собственного сына или дочери студентов, они должны разобраться. И настаивать нам то, что, почему, правомерно ли, и во всяком случае тоже задать вопрос, между прочим. А пока у них находится под арестом сын или дочь, надо бороться, чтобы как можно быстрее отпустили, чтобы были нормальные условия. А без этого самого: «Я стыжусь своего сына…». Это не те поступки, которых надо стыдиться. И даже если и сын или дочь совершили что-то постыдное, это не повод для того, чтобы где-нибудь выступать, как некоторые родители, давать интервью, что «мне стыдно за своего сына». Мы это тоже в школе видели. Такое собрание было, со всеми родителями собрали по ничтожному поводу. Там прогуляли целый урок. И мы с моим отцом с ужасом видели, я видел, как он к этому относится – как выступают, встают папы такие солидные: «Мне стыдно, что у меня такой сын, я его плохо воспитал…». Вот это начинается такая Чечня…
И.Воробьева
―
Чечня?
С.Бунтман
―
Чечня начинается, потому что там уже как бы принято на уровне обычая уже говорить и признаваться перед светлым ликом Рамзана Ахматовича говорить, что вот «мой сын мерзавец, негодяй». По более серьезным поводам там есть, но все равно принято. Не должен этого говорит отец, не должен.
И.Воробьева
―
Раз уж заговорили про Чечню. Вот это противостояние между Рамзаном Кадыровым, министром образования, всеми этими людьми друг с другом по поводу ношения хиджабов в школах. Чем это закончится, и кто вам ближе в этом смысле.
С.Бунтман
―
Рамзан Ахматович в данном случае.
И.Воробьева
―
Вот это сейчас исторический момент. Запомните.
С.Бунтман
―
Я уже говорил в утреннем «Развороте», когда только начался спор. Я абсолютно согласен в данной области, что девочки – здесь о девочках речь идет, я не думаю, что пятиклассники отпускают мусульманскую бороду, мальчики…
И.Воробьева
―
Пока еще нет.
С.Бунтман
―
Просто есть тому причины. Девочки могут ходить в чем угодно. Это прилично? Прилично. Это мешает им учиться? Кому это мешает?
И.Воробьева
―
Ну а другим ученикам? Может быть, ученицам, может быть, им мешает.
С.Бунтман
―
А чем им мешает?
И.Воробьева
―
Отвлекает от занятий.
С.Бунтман
―
А чем им мешает прическа там другой ученицы. Пришла девочка с новой прической, да? Остригла косы. Я помню, какая это была сенсация каждый раз. Всё - уже, уроки погибали.
И.Воробьева
―
Каждая девочка, которая отстригала косы…
С.Бунтман
―
В какое-то время каждая девочка, увы, отстригала свою косу. У нас рисовал весь класс и стихи сочинял. Это была ода на пострижение Оли Ореховой.
И.Воробьева
―
О боже!
С.Бунтман
―
Да. Все передавали друг другу листочки. Учитель должен сделать так, чтобы ничто не отвлекало. Это нормально. Девочка приходит. Она приходит в светскую школу изучать математику, физику, язык, все другие предметы. Изучает их так, как написано в программе. Она же не носит ушной или глазной фильтр для того, чтобы все знания по биологии, математике, другим предметам отфильтровывать в каком-то исламском духе? Нет ведь? Наверное, другое дело – что под платком, что в голове. Это другое дело. Но она в таких же условиях. Почему, если она дома и на улице ходит так, как ей велит обычай, предположим, привычки и семья, то она должна приходить в школу, и то, что ей с детства учили, что это позор – ее что, переучивать за три секунды. Сними платок, да?
И.Воробьева
―
Это насилие.
С.Бунтман
―
Это насилие и это стресс. Какая физика, какая математика, к чертовой бабушке? Это стресс. У нее двойная жизнь, получается. Раньше кричали: «Сектанты заставляют снимать пионерский галстук! Били свою дочь». Все детство наполнено этими пропагандистскими рассказами. Так называемый православный… в советское время: «Они заставляют носить крестик, а девочка хочет носить октябрятскую звездочку!» Вот это сеют. Мне кажется, это такая глупость. Опять же повторю, французы на этом обожглись.
С. Бунтман: Никаких проблем не решили запретом ношения платочков, хиджабов в школе
И.Воробьева
―
Да, и очень сильно.
С.Бунтман
―
Никаких проблем не решили запретом ношения платочков, хиджабов в школе. Ну и все.
И.Воробьева
―
Вот глава комиссии ЕСПЧ, я напомню, предложил отдать принятие решения о ношении школьницами хиджабов все-таки на усмотрение регионов и даже самих школ.
С.Бунтман
―
Это неправильно в данном случае, получится. И опять же Кадыров в данном случае прав, потому что он говорит: Это что такое, когда девочка-мусульманка… в Москве много мусульман? Много мусульман. Много такой традиции мусульман, когда девочки носят хиджабы? Много. Она что, в школе в Москве должна снимать, предположим, в Казани, где будет двойственность какая-то или на Северном Кавказе с преобладающим мусульманским населением. Она имеет право, а здесь не имеет права.
И.Воробьева
―
А где-нибудь в Норильске она одна такая…
С.Бунтман
―
Ну да, если поехала семья, поехала заработать, переселилась. Им надо менять… Теперь мы меняем все. Она в своей стране. В этом, значит, у нас федерация, а в других вещах у нас не федерация, а унитарное государство.
И.Воробьева
―
То есть нужно на федеральном уровне принять решение. То есть Кремль, который еще не определился со своей позицией по этому поводу… То есть вы считаете, что должно быть принято решение на федеральном уровне, чтобы все ходили как хотят?
С.Бунтман
―
Я бы даже принял какую-нибудь тихую отмену этого запрета и все.
И.Воробьева
―
Тихая отмена запрета?
С.Бунтман
―
Ага.
И.Воробьева
―
По-тихому.
С.Бунтман
―
По-тихому, в рабочем порядке. Знаешь, как бюрократы говорят, в рабочем порядке я бы принял.
И.Воробьева
―
Телефон для sms: +7 (985) 970 45 45. Сергей Александрович, у меня тут наболевший вопрос к вам внезапно. Я помню, как мы с вами год назад спорили по поводу реконструкции. В этом году реконструировать будут опять половину города. И у меня к вам вопрос: Это что же, опять хорошо – пусть реконструируют?
С.Бунтман
―
Если мне дадут план, как в прошлом году, если мне дадут поэтапный план, то я буду за этим следить. То, что происходило в прошлом году – были превышены сроки, особенно на Садовом кольце, где неделями, где есть еще такой «бермудский угол» около Смоленки, где нельзя объехать и влиться в поток на Садовом кольце. Если это будет так, мне кажется, они раньше начинают в этом году… И поэтому они и собираются завершить в июле. Значит, зная всех…
И.Воробьева
―
В сентябре.
С.Бунтман
―
Старые циники. Нет, в августе будет кончено тогда. Потому что в первую неделю сентября все это было доделано уже практически.
И.Воробьева
―
Вот объясните мне, почему обязательно нужно превращать весну и лето в городе в этот страшный кошмар?
С.Бунтман
―
Потому что зимой нельзя.
И.Воробьева
―
Ну хорошо. Зачем сразу делать сразу 80 улиц или сколько там? Почему нельзя делать это какими-то небольшими частями так, чтобы жителям города…
С.Бунтман
―
И внуки Воробьевой будут об этом с моими внуками об этом беседовать в эфире, когда это будет по одной улице делаться.
И.Воробьева
―
Не по одной, но просто так распределить эту ремонтную нагрузку, чтобы жители города не жили в аду, потому что они здесь, в центре, в том числе, работают, живут, перемещаются.
С.Бунтман
―
Что ты предлагаешь? Сделать все чохом или делать все по одному грамму?
И.Воробьева
―
Нет, не по одному грамму. Хорошо, сейчас они делают по 100 грамм, я предлагаю делать хотя бы по 10 грамм, но в разных частях города.
С.Бунтман
―
Я предложил, давай по 150 - и разошлись. Нет, смотри, Ира, если ты делаешь один переулок, предположим, одну улицу в любом городе, это не только Москва – у тебя тут же возникают связи, которые ты обрываешь просто. Если ты тянешь кабель вместо троллейбусных проводов и всего, что висело над Новым Арбатом, если ты проводишь, ты ее доводишь вот этого люка, который здесь на траверсе какого-нибудь Серебряного переулка – и все, да? А дальше у тебя опять все висит.
И.Воробьева
―
Подождите. Но если вы уж собрались делать этот кабель, вы же не дураки, вы знаете, где этот кабель проходит. Вы закрываете все, где этот кабель проходит и делаете все это сразу же.
С.Бунтман
―
А вот теперь поезжай по Бульварному кольцу и будешь жаловаться.
И.Воробьева
―
Я уже езжу по Бульварному кольцу. Никитский бульвар закрыли, один ряд оставили. Гоголевский бульвар вообще кусками закрыт.
С.Бунтман
―
А это делать надо, как ты считаешь?
И.Воробьева
―
Нет, конечно, это все надо делать, Сергей Александрович…
С.Бунтман
―
А когда? Ну скажи, когда?
И.Воробьева
―
Но вот даже на тех улицах, где они в прошлом году делали, где клали асфальт, вы посмотрите: у нас вместе со снегом сошел асфальт по всему городу.
С. Бунтман: Законы принимают по одному частному случаю. Гигантские законы по чьему-то хотению!
С.Бунтман
―
Это другой вопрос. Вот этого я абсолютно не понимаю, какую они туда замешивают. Когда все эти сифилитичные улицы с абсолютно провалившимся люками, с какими-то язвами на теле проезжей части и не только проезжей… Тротуары лучше стали выглядеть, потому что на них лежат вот эти новые, не те, которые предыдущего поколения плиты, а вот эти новые, они нормальные, они даже не скользят. И они ее нормальной стороной положили. Но здесь все проваливается. Я не понимаю, что они туда подмешивают. Какой-то кизяк просто в этом асфальте есть. Что там такое? Какая подушка? Вот этого я понять не могу. Но это не план переустройства. Это идиотизм дорожных работ, которые все красиво накатывают, раскатали все красиво – бу-бух! – подвеска до свидания!
И.Воробьева
―
Да все, там колесо оставить можно легко. И главное, что речь не только, на самом деле, про дороги и, в том числе, про пешеходные части, потому что там, где эту тяжелую плитку уложили, она нормально держится. Но вы посмотрите: большая часть плитки, она же реально волнами пошла после зимы.
С.Бунтман
―
Вот это маленькая плитка, да?
И.Воробьева
―
Да, да.
С.Бунтман
―
Вот предыдущего поколения. Это была дикая ошибка! Тогда, когда эту плитку положили, во-первых, помнишь были веселые катания. И их застал на Якиманке. Это веселые катания… Я очень хорошо тогда, пардон за пижонство, от французского посольства к этому переулку просто очень хорошо ехал.
И.Воробьева
―
Да ужас, нет…
С.Бунтман
―
Я себя почувствовал 8-летним - бум! – разогнался – и на подошвах! Но это я еще, предположим, могу. А люди просто застывают в позе, знаешь, как громом пораженные в фантастическом фильме: время становилось и человек не может двинуться. Это была очень большая ошибка. Ее никто не признает, но это была большая ошибка.
И.Воробьева
―
В общем, я остаюсь при своем мнении, что это ужасно все. И уже третий год у нас массовая реконструкция города Москвы. Здесь жить невозможно в это время вообще. Так нечестно по отношению к жителям.
С.Бунтман
―
Ну это бесконечный вопрос. Я сейчас жду одного. Вы меня можете расстрелять, но я жду одного: я жду, когда распустятся…
И.Воробьева
―
Деревья на Арбате? Ну, конечно.
С.Бунтман
―
И как они распустятся. Я не знаю. Потому что по идее они все делали правильно, а вот дальше что…
И.Воробьева
―
Вот посмотрим. Спрашивают, где Венедиктов, почему нет Венедиктова вторую неделю подряд? Что происходит?
С.Бунтман
―
Это чтобы вы скучали. Да, Алексей Алексеевич специально, когда он чувствует недостаток вашей любви, мы его убеждаем, что «ты поезжай в какую-нибудь командировку куда-нибудь – и сразу все заскучают»
И.Воробьева
―
У нас в новостях это есть, и наши слушатели тоже спрашивают, то так осторожно спрашивают, что, вообще, происходит. «Новая газета» пишет, что в Чечне происходят массовые задержания мужчин, которых местные силовики заподозрили в гомосексуальности. Причем там речь идет уже о насильственных действиях в отношении этих людей. Правда вопрос: Что происходит, почему вдруг это начинает происходить?
С.Бунтман
―
Как это вдруг?
И.Воробьева
―
Ну вдруг, потому что такого массового…
С.Бунтман
―
Здесь сошлись два направления. Во-первых, сошелся традиционализм, и в этом случае это страшно. Все привязались с хиджабам каким-то несчастным, а вот это страшно; и сошлась дурацкая политика центра. А чем это отличается от центра? А только методикой. А Светлогорск – город без гомосексуалистов?
И.Воробьева
―
Да, да. Мэр прекрасный да.
С.Бунтман
―
Как тебе это нравится? Это Чечня, что ли?
И.Воробьева
―
Ленобласть, насколько я помню.
С.Бунтман
―
Нет, это Калининградская область. Светлогорск.
И.Воробьева
―
Нет, это не Светлогорск, это Светогорск, Ленобласть. Мы с Антоном Красовским обсуждали очень тщательно.
С.Бунтман
―
Простите меня, пожалуйста, калининградско-областные и восточно-прусские товарищи, простите меня идиота, сочтите это за 1 апреля… Не важно. Все равно Россия, да? Все-таки это Россия такая вот европейская как бы.
И.Воробьева
―
Вот это «как бы» - это очень пугает. На самом деле, с Кавказа очень много самых разных новостей приходит. То есть это не про сегодняшние новости, но в связи с этим я сразу вспоминаю жуткую совершенно историю, когда в Махачкале отстреливали бездомных животных. Это тоже «Новая газета» об этом писала, они туда ездили, со всеми ними разговаривали. И больше всего меня пугало, как реагируют люди из центральной части России, когда им говоришь, что это ужас и кошмар, они тебе говорят: «Нет, ничего подобного, они молодцы и правы».
С.Бунтман
―
Нам бы так. Вот у нас такие ужасные случаи происходят, и нам бы так…
И.Воробьева
―
Нам бы разрешили – мы бы тоже отстреливали.
С.Бунтман
―
Это из области… Нет, можно очень легко разбудить самые неразумные, низменные инстинкты у людей. И чем более традиционное общество, тем легче оно делает это, причем это пародийно традиционное общество. Оно пытается воспроизвести на какой-то момент традицию, на какой – само не знает. Что наше, что исламское общество – оно самое не знает, на какой момент воспроизводит – на 7-й, на 8-й век ,на 12-й. И поэтому здесь выходит все таким боком. У нас хотя бы этим дурацко-милоновским боком выходит…
И.Воробьева
―
Ну таким… просто на уровне фона…
С.Бунтман
―
Хотя я не завидую тем же самым гомосексуалистам, которых морально прессуют так в России… Конечно, прессуют.
И.Воробьева
―
Со всех сторон прессуют, между прочим, да.
С.Бунтман
―
И, наоборот, я считаю, что они мужественнее всех этих мачистских гетеросексуалов вместе взятых и по отдельности. Так что им тяжело и они держатся.
И.Воробьева
―
Да, у нас в стране быть нетрадиционной сексуальной ориентацией и вообще, быть другим, очень тяжело.
С.Бунтман
―
Быть другим – да.
И.Воробьева
―
Еще очень много вопросов по следам, что называется, истории с Дмитрием Медведевым и с расследованием, которое выкатил ФБК. Ответ Минюста – это называется ответили – они убрали с сайта Минюста все данные, отчеты НКО с 2009 по 2014 год. После того, как Минюст забросали вопросами как раз про отчеты этих фондов. И все как-то даже, мне кажется, не ожидали, что до такой степени может дойти. Потому что, хорошо, ладно, уберите отчеты каких-то там фондов, близких к Медведеву, но остальные-то здесь при чем? Зачем так-то, широкими мазками?
С.Бунтман
―
В этом прячут: А мы не специально, а мы вообще все закрыли. А теперь это вообще закрытая информация. А у вас нет доступа. А это вообще не должно быть. Законы принимают по одному частному случаю гигантские законы по чьему-то хотению. Помнишь закон о запрете Познеру?.. Помнишь из-за Познера приняли, что в СМИ не могут работать граждане… Это же именно так и делается. Именно так – вываливается все. Давайте все запретим, давайте все закроем. Вот вы хотели – давайте все закроем, потому что там же не об одном Медведеве речь-то идет, естественно. Но реагируют, это забавно.
С. Бунтман: Все эти ходы вынужденные – к прозрачности. Это операция принуждения к прозрачности
И.Воробьева
―
Это было за забавно, если бы…
С.Бунтман
―
Если бы что?
И.Воробьева
―
У меня такое ощущение, что мы делаем как-то шаг вперед…
С.Бунтман
―
Кто мы?
И.Воробьева
―
Вообще страна. …К транспарентность, к прозрачности, к какому-то нормальному разумному подходу. Потом – раз! – что-то происходит, и несколько шагов назад.
С.Бунтман
―
Не делаем шаги. Все эти ходы вынужденные – к прозрачности. Это операция принуждения к прозрачности.
И.Воробьева
―
Принуждение к прозрачности?
С.Бунтман
―
Да.
И.Воробьева
―
Так кто кого принуждает-то здесь?
С.Бунтман
―
Общество, о котором говорят, что оно не существует. Выгнали эту тетеньку из консерватории. Выгнали.
И.Воробьева
―
Да, выгнали?
С.Бунтман
―
Выгнали.
И.Воробьева
―
Которая про «пятую колонну» там зачитывала?
С.Бунтман
―
Да, да, выгнали. Она уволилась по собственному желанию, тра-та-та…
И.Воробьева
―
Удивительно…
С.Бунтман
―
Дети эти проработки публикуют? Публикуют. Это вынуждение. И самое интересное, что вынуждают и к открытости и к какой-то закрытости. Когда начинают, понятно, что прятать – это еще очевиднее. И поэтому я здесь не считаю, что боль и печаль. Что вы еще ждали, скажите, от этой власти, от этой системы принятия решений? Все еще надеетесь, что она каким-то образом будет прогрессировать? Только под давлением, только под давлением. Только вынуждено. Ничего само по себе не будет. И что мы то делаем шаг вперед, то два шага назад – да.
И.Воробьева
―
Еще, опять же возвращаясь к разным вопросам. Вот людей, которых задержали из офиса ФБК 26 числа, там 10 человек, насколько я понимаю, вместе с Леонидом Волковым. Спрашивают нас: «Расцениваете ли вы эту трансляцию, которую делал ФКБ как некую журналистскую работу, за которую эти люди сейчас могут пострадать?» Некоторые уже пострадали. На сутки закрыли несколько человек. Но все время в воздухе веет, что против Леонида Волкова возбуждено все-таки уголовное дело по статье 282.
С.Бунтман
―
Я смотрел эту трансляцию. Мне сказали, что на пике 140, я заметил, там 132 было…
И.Воробьева
―
132 тысячи человек. Ну это в момент.
С.Бунтман
―
132 тысячи в момент. Всего там больше. Они делали журналистскую работу, потому что это информация. Конечно, она не была просто нейтральная, в чем-то она была партийная. Это с точки зрения тех, кто вышел. Но там были кадры из всех городов. Там постоянно шла информация, которой нигде в государственных СМИ не было, ни на каких государственных каналах. Они сделали непрерывный новостной канала на одну тему. Можно сказать, что это нишевый канал, но он все освещал. Да, это журналистская работа, конечно.
И.Воробьева
―
Ну что же, спасибо большое! Я напомню нашим слушателям, что это была программа «Персонально ваш». Меня зовут Ирина Воробьева. Сегодня персонально ваш Сергей Александрович Бунтман. Алексей Алексеевич вернется к вам, конечно же. Мы просто хотим, чтобы вы по нему больше скучали. Спасибо вам всем за вопросы и обсуждения. И, кстати говоря, жители Калининградской области вас прощают Сергей Александрович.
С.Бунтман
―
Спасибо, спасибо! Я буду спокойно спать.