Александр Невзоров - Персонально ваш - 2015-11-02
02.11.2015
Т. Фельгенгауэр
―
Мы продолжаем дневной эфир нашей традиционной программой «Персонально ваш». В студии в Санкт-Петербурге Ольга Бычкова и Александр Невзоров.
А. Невзоров
―
Ой, Таня. Татьяна, здравствуйте.
Т. Фельгенгауэр
―
Здравствуйте, Александр.
О. Чиж
―
И вам здравствуйте, Александр.
А. Невзоров
―
И вам тоже здравствуйте. Безусловно.
О. Чиж
―
За последние полчаса появилось заявление президента на лентах, касающееся страшной авиакатастрофы российского самолета. «Это огромная трагедия, - заявил Владимир Путин на встрече с министром транспорта Максимом Соколовым, - в такие трагедии, в такие часы, безусловно, очень важно чувствовать плечо близких людей, сопереживание всей страны по поводу этой ужасной катастрофы». Только сказано это на встрече с министром транспорта. И спустя два дня. До этого сайт президента распространял сообщения о глубоких соболезнованиях, но не было обращения напрямую к россиянам. Почему нельзя в то время, когда на Дворцовой площади собирается несколько тысяч человек со свечами, почему нельзя обратиться напрямую к своим согражданам?
А. Невзоров
―
Я подозреваю, что может быть из какого-то исследовательского интереса. Потому что мы помним своеобразную реакцию общественности, например, на падение корейского Боинга. Когда всякие имперские сатирики вдруг стали со сцен с гоготом говорить, что самолеты падают, потому что они тяжелее воздуха. Когда они не понимали, как к этому относится Кремль. И либо понимали и понимали, что сказать надо именно это. Может быть, потому что все-таки, как ни странно там присутствует, вероятно, и некоторая здравость. Потому что это принуждение к скорби, в конце концов, каждый скорбить должен ровно столько, сколько ему хочется это делать и в той степени, в какой его эта история затрагивает.
О. Бычкова
―
То есть вы хотите сказать, что президента Путина, отца нации, образ которого он так все годы создает, его это не затрагивает.
А. Невзоров
―
Нет. Ему интересно посмотреть, как поведут себя. Потому что у него есть исключительная возможность ставить эти эксперименты. Я думаю, может быть, я ошибаюсь в его оценке, я меряю очень многое по себе. Примерно как бы я стал поступать. Потому что мне было бы чертовски любопытно понять, а что, собственно говоря, будут они делать, лишенные генеральной линии партии.
О. Бычкова
―
А разве не важнее, например, в такой ситуации для такого именно, я подчеркиваю президента, не вот этой заниматься фигней, о которой вы говорите, а просто взять и сделать то, чего от него ждут.
А. Невзоров
―
Я полагаю, ждут, не ждут, потому что все равно это ритуалистика. Как всякая ритуалистика это, в общем, довольно пустая вещь.
О. Бычкова
―
Нет, она совершенно не пустая.
А. Невзоров
―
Хорошо. Вы остаетесь при своем мнении. Я предполагаю, что она пустая вещь. И здесь, честно говоря, мне бы было интереснее посмотреть на вариативность поведения.
О. Бычкова
―
Что за вариативность тут может быть, это не какой-то иностранный самолет.
А. Невзоров
―
А какая разница…
О. Бычкова
―
Мало того, что это наш самолет. А потом извините, это родной город президента. И он все время подчеркивает свою связь с этим городом. Он все время говорит то про Ленинградскую улицу, то про что-то еще. Ну казалось бы.
А. Невзоров
―
Ну казалось бы. Казалось бы, но другого объяснения я, честно говоря, не вижу.
О. Бычкова
―
То есть вы приписываете президенту некий цинизм.
А. Невзоров
―
Я вообще хочу думать о нем лучше.
О. Бычкова
―
Ага. Понятно. На самом деле вне зависимости от того, что вы думаете о ритуалистике, как вы сказали, но, судя по новостям и по телевизионной картинке, само место, куда упал самолет…
А. Невзоров
―
Безусловно, это самое интересное.
О. Бычкова
―
Выглядит намного пристойнее, чем то, что мы совсем недавно видели в Донбассе.
А. НЕВЗОРОВ: Путину интересно посмотреть, как поведут себя другие
А. Невзоров
―
Это самое интересное. Потому что он упал где-то в Эль-Арише. Это старые караванные пути.
О. Бычкова
―
В пустыне.
А. Невзоров
―
Не совсем. Там нет пустыни в таком прямом смысле этого слова. Я просто ездил в тех краях. Я знаю это место. И там живут на лицо ужасные, добрые внутри абсолютнейшие дикари бедуины. Их много. Причем они очень мобильные и они первыми оказались на том месте, где самолет грохнулся. Но мы видим поразительную разницу и мы можем сделать некие дополнительные выводы о том, что же такое как ни странно русский мир. Потому что если в Донбассе упавший авиалайнер был разграблен практически в течение 24 часов, уже во всем Интернете девки пудрились ворованной пудрой, подобранной на месте крушения натягивали колготки, вынутые из чьих-то разбитых чемоданов. Когда комиссия не могла собрать мобильники, мобильник очень важная штука. Для того чтобы определить, как распространяется по салону взрывная волна. Там есть какая-то миллимиллимиллисекунда и тот момент, когда электрический механизм мобильника выходит из строя, он может многое рассказать, с какого конца воздушного судна шла и огневая, и ударная и электромагнитная волна. Сопутствующая взрыву. Вот там не смогли собрать даже, по-моему, трети мобильников. То есть мы видели, что этот русский мир…
О. Бычкова
―
Но там были ужасные ополченцы так называемые. Которые ногами ходили просто среди обломков
А. Невзоров
―
Они в основном и были.
О. Бычкова
―
Чуть ли ни среди трупов.
А. Невзоров
―
И они в основном и раскрали все. А здесь мы видим вроде диких бедуинов, которые все это немедленно обнесли огромную площадь заборчиками…
О. Бычкова
―
Там 4 на 8 километров.
А. Невзоров
―
И видим египетскую армию. Которая тоже вроде недавно совсем прошла ужас гражданской войны и должна была бы немножко подраспоясаться. Там должны были быть люди, которые не скованы просто в силу своей недавней истории. Они очень сильно хлебанули воли и возможности стрелять во все стороны. Нет, мы видим изумительно подтянутых строгих серьезных людей.
О. Бычкова
―
Никаких лишних людей.
А. Невзоров
―
И ни единой фоточки. Я имею в виду лишней фоточки, где…
О. Бычкова
―
Которая бы оскорбляла кого-то.
А. Невзоров
―
Кто-нибудь бы имел возможность позировать с трофейным мишкой, игрушками, либо срочно набивать карманы тушью…
О. Бычкова
―
Либо рыться в чужих документах.
А. Невзоров
―
То есть, этого всего нет. Есть возможность лишний раз понять, что же такое русский мир и русская весна Донбасс.
О. Бычкова
―
И что такое русский мир?
А. Невзоров
―
То, что всегда я говорил про то, что это всего-навсего сборище уголовников и ничего более.
О. Бычкова
―
Да. А египтяне же еще траур объявили.
А. Невзоров
―
Да, по поводу траура и всего того, что касается ритуалов и ритуалистики, я говорить не буду. Мне просто не очень близко. Особенно учесть, что тот факт, что на принуждение к скорби немедленно откликнулись великие умы России типа Волочковой.
О. Бычкова
―
Вот я как раз про это Хэллоуин и хотела спросить. Потому что конечно, это совершенно прекрасно как теперь все всё валят на, то есть неприличное поведение каких-то людей, которое кажется кому-то неприличным. Еще валят на вот этот чуждый нам иностранный праздник Хэллоуин. Это удивительно просто. Как будто если бы это было 8 марта родное, люди бы вели как-то иначе.
А. Невзоров
―
Во-первых, во-вторых, для них это лишний раз повод, я не говорю про бедную Волочкову, которая просто видно…
О. Бычкова
―
А что Волочкова? Я пропустила.
А. Невзоров
―
Да тоже она там что-то стала говорить про депрессивный сатанизм и чуждость нашим традициям. То есть очередную глу…, от нее в принципе кроме ее особой глупости и ждать было бы странно. И никто не ждет. Но тут же эти все гиганты мысли типа Милонова, Мизулиной и всех остальных тоже начали трясти рыжими волосатыми кулачонками и кричать про то, что это разрушает традиции. Притом, непонятно, если их спросишь – какую традицию, назовите вообще какие-нибудь русские национальные традиции. Тут выясняется, что назвать никто ни одну не может. Кроме кавказского выкупа невест или абиссинского разрезания торта. Не существует никаких традиций, по крайней мере, мне они неизвестны. Ты я думаю, тоже не сможешь назвать какую-то русскую традицию. И вообще они злобно и очень глупо нападают на Хэллоуин. Считая, что он размывает какие-то их представления о прекрасном. И их национальную идентичность. Хотя те же самые итальянцы, правда, у них тоже, но у них в порядке все вероятно с идентичностью, они не боятся, что ее размоют. И мы видим, что в каких-нибудь Гардалендах просто миллионные толпы совершенно трезвые, все отхэллоуиненные и при этом нет никаких политиков, которые бы пытались этому препятствовать.
О. Бычкова
―
Ну потому что там не совпало это с национальной бедой. И человеческой. С другой стороны.
А. НЕВЗОРОВ: Есть возможность лишний раз понять, что же такое русский мир и русская весна Донбасс
А. Невзоров
―
Нет.
О. Бычкова
―
В зависимости от того, Хэллоуин или 8 марта, но эти пляски все-таки в тот момент, когда приходили все новости, они все равно выглядели не очень. Но вы скажете про ритуалы, мы это поняли.
А. Невзоров
―
Я совершенно спокойно отношусь, вот кому охота плясать, пусть пляшет, в конце концов. И что это за обязаловка скорби, достаточно того, что многие восприняли эту историю всерьез и болезненно.
О. Бычкова
―
Ну вот я восприняла всерьез и болезненно.
А. Невзоров
―
Я тоже как ни странно, потому что…
О. Бычкова
―
И у меня нет никакого резона поддаваться какой-то обязаловке, мне действительно искренне больно и печально.
А. Невзоров
―
Поверь мне, Оля, до тех пор, пока я не знал, что там тоже каким-то образом оказались мои знакомые, но не близкие и не первоочередные. Но, тем не менее, достаточно симпатичные. Для меня это тоже все было ритуалистикой. С того момента, как я узнал, это для меня лично перестало быть ритуалистикой, но я никому не запретил бы плясать, прыгать, краситься и одевать разного цвета ушки. Потому что приневоливать нельзя вообще ни к чему. И нельзя никакую эмоцию и никакое самое благое дело делать обязательным и строжайшим образом следить за этим исполнением.
О. Бычкова
―
Это да.
А. Невзоров
―
Давай вот эту дурь…
О. Бычкова
―
Насчет строжайшести и обязательности это да, чем больше строжайшести, тем, конечно, ну собственно мы это и имеем.
А. Невзоров
―
Да. Мы видим возрождение пионерской организации…
О. Бычкова
―
А кстати да.
А. Невзоров
―
Которая тоже идет очень как-то так ноздря в ноздрю со всей остальной строжайшестью. То есть понятно, что руки государства все ближе и ближе тянутся к детям. Здесь можно понять. И государство, и Путина, да, им действительно так проще. Это их игра, их проблемы, их интересы. Примерно то же самое, что с демографией. Кричат про то, что им нужна демография. Выясняется, что она нужна, но она нужна им, потому что им нужны те, кто им будут платить налоги, нужны солдаты, водители. А нам, в общем, мы обойдемся без перенаселенности. И вот здесь такая же история. Они хотят с самого раннего возраста получить контроль, хотят этих бедных детей приучить к сложным взаимоотношениям, потому что ведь пионерская организация это не просто галстуки, не просто раз в год помаршировать. Это и совет отряда, понимаешь ли, это и суды пионерской чести. Это и уже маленькие должностишки, которые эти пионерчики должны делить между собой. То есть государство хочет вторгаться и в эту сферу. А отражать его агрессию пока, в общем, некому.
О. Бычкова
―
Но это действительно вполне себе детская, насколько мы помним по нашему пионерскому детству, вполне себе военизированная структура. Еще вдалбливается же масса всякого в головы.
А. Невзоров
―
Всякой чудовищной патриотики. От которой бы надо было детей спасать, а ее позволять их учить этой патриотике. Но здесь то, что называется, у нас же есть скрепы…
О. Бычкова
―
А у нас есть скрепы?
А. НЕВЗОРОВ: Мы каждый раз знаем, что ведь так называемая Родина, она же не имеет собственного голоса
А. Невзоров
―
Конечно. У нас же есть закон: если кража неизбежна, украсть надо первым.
О. Бычкова
―
Да, есть такая просто статья в Конституции теперь.
А. Невзоров
―
И вот здесь кто успел дотянуться, кто успел повлиять. Да, в значительной степени хотят облегчить себе задачу управления. Но это их интересы, а не наши.
О. Бычкова
―
А вот почему сказали вы, что детей нельзя учить патриотики. Вам тут многие возразят.
А. Невзоров
―
Вероятно.
О. Бычкова
―
А как вы будете воспитывать граждан сознательных.
А. Невзоров
―
А ни в коем случае не надо их воспитывать. Тем паче, что никогда не надо воспитывать патриотов России. С учетом того, что когда мы делаем детей патриотами, мы приделываем к ним такой джойстик внешнего управления. В чьих лапах окажется этот джойстик, кто именно этими бедными детьми, когда они подрастут и войдут в тот возраст, когда из них можно сделать пушечное мясо, решит ими поуправлять, какое опившееся коньяком чмо будет паразитировать на внедренных в юные и глупые бошки на патриотических идеях на их, и кто будет отправлять их в очередное пекло. Мы каждый раз знаем, что ведь так называемая Родина, она же не имеет собственного голоса.
О. Бычкова
―
С большой буквы «р».
А. Невзоров
―
Да. У нее то голос Паши Грачева, то еще какого-то очередного министра. То голос каких-нибудь безумных черносотенцев, которые устраивают бойню на Донбассе и уголовщину.
О. Бычкова
―
А березки?
А. Невзоров
―
Березки не присылают повестки в армию и не просят налогов. Оля. Это вечная попытка подмены некой абстрактной родины совершенно конкретным строем. И конкретной нуждой этого строя. И посему, конечно, детей от всякого патриотизма надо очень тщательно ограждать и спасать. Просто для того, чтобы не подставить их. Воспитывая из них патриотов, мы отдаем их в очень дурные руки, которые этим воспитанием воспользуются в своих интересах. Не в твоих и не в их тоже.
О. Бычкова
―
А тогда без этого джойстика что будет?
А. Невзоров
―
Посмотри на всю Европу. В конце концов, есть примеры цивилизованной жизни, нам никто не мешает им следовать. А вот все время жить…
О. Бычкова
―
Ну так вам на это скажут, что там другие джойстики существуют.
А. Невзоров
―
Неоднократно уже обсуждали эту тему, там эта патриотика переведена в разряд, скажем так тех очень хорошо оплачиваемых услуг, которые гражданин может оказать государству, если захочет. И где это не должно быть слепым, тупым, повальным и ведущим все равно к очередным горам трупов и к ощущению власти, что народ это расходный материал, из которого можно строить и телами которого можно выкладывать площади любого размера и величины.
О. Бычкова
―
Буквально послезавтра 4 ноября. И какой-то из этих новых скреп праздников, я даже не помню, как он называется. Единства чего-то.
А. Невзоров
―
Никто толком не знает. Есть единственный национальный праздник, прижившийся это Хэллоуин. Который празднуется, ну кроме Нового года, который празднуется более-менее искренне.
О. Бычкова
―
Хэллоуин празднуется искренне каждый день у нас на родине.
А. Невзоров
―
Это да.
О. Бычкова
―
У нас просто тут один сплошной Хэллоуин.
А. Невзоров
―
Да.
О. Бычкова
―
Можно даже не наряжаться.
А. Невзоров
―
Но содержание государственных праздников для многих непонятно. Вот сейчас, правда, наверняка какие-нибудь введут еще…
О. Бычкова
―
7 ноября.
А. НЕВЗОРОВ:Содержание государственных праздников для многих непонятно
А. Невзоров
―
Да. 7 ноября хотят делать памяти этих…
О. Бычкова
―
Романовых. То есть 7 ноября они считают, что это такая дата, которая все равно никаким 4 ноября не вытравляется. Пытались сколько лет, не получилось.
А. Невзоров
―
Если мы будем строги и говорить напрямую, то, в конце концов, Романовых расстрелял народ. Никто не давал права тех, кто участвовал в этом самосуде каким-то образом изолировать или отделять. Это было народной волей, было вполне согласовано с тогдашними настроениями. И как мы знаем, тогда не было воспринято ни с изумлением, ни с огорчением никем.
О. Бычкова
―
Смотря кем, наверное.
А. Невзоров
―
Мы же не говорим о каких-то офицерах, которые томными голосами по подвалам с кошачьими интонациями пели что-нибудь под гитару, обвязанную лентами разного цвета. Мы говорим о тех, кто реально тогда решал судьбу страны. О тех массах, да, это сделал народ, надо честно себе в этом признаться. И прекратить друг другу морочить головы. А вот у тебя было какое-нибудь пионерское детство или…
О. Бычкова
―
Ну конечно.
А. Невзоров
―
То есть, есть что вспомнить.
О. Бычкова
―
Ну да. Не могу сказать, вот ничего такого яркого и запоминающегося наверное нет. Я помню, что были красные галстуки, которые делали из какого-то синтетического материала, который нужно было гладить все время. Его нужно было постирать и погладить, а потом его нужно было утюгом, вот если одно неловкое движение и одна лишняя секунда, то эти красные галстуки очень быстро плавились. Я помню этот запах плавленого красного галстука до сих пор. Видимо, это самое сильное впечатление от пионерского детства.
А. Невзоров
―
Меня выгнали, правда, из пионерского лагеря, причем совершенно по непонятной причине. Меня сперва назначили ответственным за шкаф с красками. Там было очень много белой гуаши.
О. Бычкова
―
Зачем? Писать на красных транспарантах?
А. Невзоров
―
Да нет, а ты знаешь, что обычно, когда начинался день пионерский, на пионерской линейке поднимался на станине на высоком флагштоке флаг. Я, имея ключи от шкафа с белой гуашью, тут дальнейшее все можно было просчитать просто математически.
О. Бычкова
―
Кого вы покрасили?
А. Невзоров
―
Да нет. Я естественно собрал всю белую гуашь, до которой мог дотянуться, аккуратненько написал слово из трех букв на красном флаге. Задрапировал его так, чтобы это было незаметно, и утром дождался, когда на линейке под звуки горна этот флаг был поднят и начал развиваться по ветру. Причем он развивался минуты две, потому что онемели все. До тех пор как какая-то повариха, с грохотом открыв окно кухни, не закричала, что вот этот опустите, она сказала из трех букв естественно слово, опустите, опустите. Но стали выискивать виноватого, поскольку я единственный был, кто имел доступ к белой гуаши, то довольно легко меня вычислили.
О. Бычкова
―
Я думаю, что это легенды и мифы.
А. Невзоров
―
Нет.
О. Бычкова
―
И вы себе приписываете диссидентское прошлое.
А. Невзоров
―
Тут не было никакого диссидентского прошлого, потому что мне за это ничего, разумеется, не было. Несмотря на то, что мы имели почти, я же знал, что я всегда выйду сухим из воды. По разным причинам.
О. Бычкова
―
Не вышли, вас же выгнали оттуда.
А. Невзоров
―
Меня вывезли из лагеря с тысячью извинениями, скажем так. Ну мое пионерское детство на этом кончилось.
О. Бычкова
―
А еще у нас князя Владимира опять ставят…
А. Невзоров
―
У вас он опять откуда-нибудь пытается прорасти.
О. Бычкова
―
Он пытается прорасти где-то на Боровицкой площади. То есть это практически Кремль. И вроде как вначале сообщали, что завтра будут уже закладывать камень, а потом сказали, что нет, не все так просто. Кремль, знаете ли.
А. Невзоров
―
Ну, сейчас они пытаются материализовать свою идеологию. Затем наступят иные времена, и, к сожалению, опять настанет время переплавки и сокрушения памятников. Потому что все это материализованное вранье о прошлом, оно хорошо до поры до времени. Мы знаем, что дело обстояло либо категорически не так, либо сильно не так.
О. Бычкова
―
Либо его не было совсем.
А. Невзоров
―
Чем на самом деле был этот князь Владимир и все его сексуальное маньячество и все его безумные поступки тоже слишком хорошо известны. И не надо говорить, что он был таким, потом покаялся. Потому что представь себе ситуацию.
О. Бычкова
―
А памятник успеют поставить?
А. Невзоров
―
Памятник успеют поставить. Я думаю, что потом какие-нибудь во времена очередной смуты очередные торговцы цветными металлами будут болгарками отрезать от него всякие пикантные выступающие детали. И перепродавать. А тут куда ни глянь, вот, к сожалению, так называемая русская история за счет того, что она практически целиком вымышленная, она всегда на какую-нибудь напорется неприятную ситуацию.
О. Бычкова
―
Мы сейчас прервемся.
Т. Фельгенгауэр
―
Да, прежде чем мы начнем пересказывать всю российскую историю, давайте сделаем перерыв. И после этого программа продолжится.НОВОСТИ
О. Чиж
―
15.35. «Персонально ваш» сегодня из Санкт-Петербурга Александр Невзоров. Мы остановились на несвятом прошлом князя Владимира. Но на самом деле у меня к вам глобальный вопрос. А как в одной реальности умещаются прорастающий в Москве князь Владимир и возрождение пионеров? Противоречий нет?
А. НЕВЗОРОВ: Русские очень любят писать доносы, это выяснилось в первой половине 20 века
А. Невзоров
―
Так между двумя сортами лжи. Вот чем она вообще отличается от правды или более-менее правды, между сортами лжи нет вообще никаких противоречий. И она всегда очень уютно чувствует, особенно когда из нее создают такой микст, которым опаивается сегодняшнее население. Где перемешан и самый дремучий, самый кошмарный совок, и якобы героическое и якобы православное прошлое. Ну вот, как вам сказать, Таня, да?
О. Чиж
―
Оксана.
Т. Фельгенгауэр
―
Вопрос вам задавала Оксана, но Таня тут тоже есть. Мы обе внимательно вас слушаем.
А. Невзоров
―
Девочки, поймите. Это все Россия и соответственно русский язык. И вот в русском языке задница это же не только часть тела. Это еще и событие.
О. Чиж
―
Да много чего. И событие, и состояние. И диагноз иногда.
О. Бычкова
―
Качество жизни.
А. Невзоров
―
И вот точно также градуируется всякая идеология, те, кто ее делают, делают ее абсолютно на скорую руку. И имеют такой же нелепый эффект, как мы имели с Петром, Февронией, которые на самом деле, вот кстати кто хэллоуиновские персонажи, так действительно они. Эта якобы парочка. Поэтому ничего удивительного нет, но уверяю вас, дело не только в князе Владимире. Если мы возьмем какого-нибудь Ермака, и его героическое покорение малых народов Сибири с последующим геноцидом и истреблением. Тут же мы выясним, что все тоже не совсем так. Потому что то ли он Ермак и казак, то ли он Ермак ногайский, татарин, который вел за собой орды отбить причитавшееся ему его родное владение у хана Кучума. Но никого же не интересует…
О. Бычкова
―
Подождите. Это было немножко не позднее, нет?
А. Невзоров
―
Это было сильно позднее. Я говорю просто про то, что куда бы мы ни ткнули в этой русской истории, мы везде напоремся либо на нестыковочки, либо на откровенное вранье. Так и, в конце концов, какая разница, из чего именно пытаться ваять идеологию. Другое дело, что эта идеология будет поразительно непрочна. И у последующих поколений будет потребность, вероятно, ее разрушить. И все то ценное, возможно, что действительно было и в русской истории тоже, оно будет погребено под этими обрушениями идеологического здания, которое произойдет в самое ближайшее время.
Т. Фельгенгауэр
―
А как же фундамент, на котором может долго все держаться. Это возвращение Крыма.
А. Невзоров
―
Я не уверен, что оно в какой-то степени может быть фундаментом. Я думаю, что это тоже будет некое мимолетное событие, о котором мы будем вспоминать, скажем так, с легким недоумением и пожиманием плечами.
О. Бычкова
―
Но это мы еще когда будем об этом вспоминать.
А. Невзоров
―
Друзья мои, так вы смотрите, вам будет гораздо легче воспринимать происходящий маразм, вам будет гораздо проще мириться с этой всей мордорской чернотой, которую вы ощущаете. Если вы будете смотреть на события с правильной дистанции. Вот если мы возьмем чашку и приложим ее вплотную к глазу…
О. Бычкова
―
Берет чашку.
А. Невзоров
―
Мы не увидим ничего. Мы должны на нее смотреть с определенной дистанции. Рассматривайте и эти все события как имеющие свой финал. Как имеющие свою антифазу, которая тоже с ними расправится. И тогда у вас будет, во-первых, получше настроение и, во-вторых, вы вообще будете ко всему относиться чуть-чуть снисходительно.
О. Бычкова
―
Ну вот смотрите…
А. Невзоров
―
… обидно, что эта бедная Россия все время без остановки бродит по одному и тому же порочному кругу, даже не внося никаких сюжетных или мифологических или идейных новаций. Это всегда одно и то же.
О. Бычкова
―
Да, разнообразия…
А. Невзоров
―
Никакого. Это эти бесконечные Владимиры…
О. Бычкова
―
Эта история…
А. Невзоров
―
Слог темен, напыщен и тяжки словеса пустые.
О. Бычкова
―
Вот эта история с библиотекарем. Которую посадили в клетку в зале суда. Потому что кто-то там у нее обнаружил ее сотрудник какие-то книжки, связанные с чем-то украинским. И написал донос. Вообще волшебно просто. Теперь посадили женщину под домашний арест.
А. Невзоров
―
То, что русские очень любят писать доносы, это выяснилось в первой половине 20 века. Вопрос не в том, что написан донос…
О. Бычкова
―
Вопрос в том, что она сидела в клетке. А теперь сидит под домашним арестом. Потому что у нее какие-то книжечки были.
А. Невзоров
―
Назрели, вызрели ведомства в огромном количестве, эти ведомства налились мощью, силой, деньгами и полномочиями. Этим ведомствам нужно постоянно доказывать свою нужность. Поэтому они изобретают множество способов это сделать. И естественно, когда в стране такое количество карательных органов, каждый из них ведь ищет, кого бы покарать. Потому что иначе, если они не покарают и не отчитаются о покарании, то…
О. Бычкова
―
То кто им заплатит зарплату.
А. Невзоров
―
Возникнет иллюзия, что может быть они не нужны. Поэтому то, что какие-то идиоты пишут на библиотекаршу донос это одно, а то, что находятся идиоты, которые донос принимают в разработку и, срамясь на всю страну и мир, уже начинают работать по этому поводу всерьез, это другая история.
О. Бычкова
―
Но это история про маразм. Или про кровавый режим, который уже дошел до скромных библиотекарш.
А. Невзоров
―
Нет, эта история все-таки про маразм. Потому что, может быть, власть и не прочь была бы устроить какой-нибудь кровавый ужасный диктаторский режим, но это абсолютно нереально.
О. Бычкова
―
В смысле она не может или не хочет?
А. Невзоров
―
Нет, она не хочет, потому что тот репрессивный аппарат, который существует, он достаточно велик. Но он категорически недостаточен для того, чтобы повторить эксперименты, которые ставились с начала, с середины 30-х годов 20 века. Все-таки нужен другой потенциал и его сейчас бюджет РФ не потянет.
О. Бычкова
―
Слава богу.
А. Невзоров
―
При этом власть, не надо ее подозревать в том, что она действует из каких-то маниакальных убеждений. У нее есть свои представления о прекрасном.
О. Бычкова
―
А в чем ее надо подозревать? Кроме маразма.
А. Невзоров
―
Почему, не надо здесь говорить о маразме. У нее есть свои цели и свои идеи. Которые заключаются в том, что им надо любой ценой спасти эту страну от распада.
О. Бычкова
―
От распада.
А. Невзоров
―
Я полагаю, что да.
О. Бычкова
―
Неужели кто-то еще верит в этот самый распад. Это же такая страшилка.
А. Невзоров
―
Распад совершенно очевиден.
О. Бычкова
―
Это же страшилка. Которую вам специально так подсовывают и говорят: если у нас не будет крепкой руки…
А. Невзоров
―
Бычкова, мне ничего не подсунешь.
О. Бычкова
―
Миллионов людей в штатском и в форме. Президента Путина.
А. Невзоров
―
Более того, я абсолютно уверен, что распад неизбежен.
О. Бычкова
―
То будет распад.
А. Невзоров
―
Но они сопротивляются этой неизбежности. Ну просто есть некий вектор исторического развития…
О. Бычкова
―
Ну так может быть, чем сильнее они сопротивляются, тем ближе этот распад.
А. Невзоров
―
Конечно. И это тоже еще один заколдованный круг, по которому эта бедная Россия опять уже ходила.
О. Бычкова
―
Я хочу вам рассказать анекдот из жизни. Я просто вспомнила анекдот очень старый очень бородатый про советский суд. Потому что глава президентской администрации Сергей Иванов, которого спросили про назначение Анатолия Сердюкова в Ростех, он сказал: «Насколько я понимаю, ни у прокуратуры, ни у судебных органов претензий к Сердюкову нет. А на нет, - сказал он как в том известном анекдоте, - и суда нет».
А. Невзоров
―
Понятное дело. Потому что ведь знаешь, когда долго мучаются, куда отдавать кота, например, в какой-нибудь ситуации, всюду первой строчкой пишут: приучен к лотку. И вот Сердюков как существо, явно приученное к лотку со звездами, он не может быть отдан никуда в чужие руки, его, что называется, все равно вернут в этот лоток. Потому что он владеет искусством правильно разгребать лапкой песочек, правильно потом за собой закапывать. Такое, Оля, не должно оставаться бесхозным и валяющимся где-то.
О. Бычкова
―
И неоцененным.
А. НЕВЗОРОВ: Образование и воспитание это дело прежде всего семьи
А. Невзоров
―
Нам такие персонажи нужны самим. Я имею в виду рассуждает примерно таким образом власть. Потому что он действительно ведь вышел, черт возьми, сухим из воды. Неважно, какой ценой. Важно, что вышел.
О. Бычкова
―
И еще неоднократно...
А. Невзоров
―
И неоднократно возможно выйдет. Приучен к лотку иными словами.
О. Чиж
―
А там есть неприученные у этих ребят наверху.
А. Невзоров
―
Есть, конечно.
О. Бычкова
―
Дикие…
О. Чиж
―
Рвущие обои.
О. Бычкова
―
Неодомашненные ты хочешь сказать.
О. Чиж
―
Кусающие хозяина не по делу.
А. Невзоров
―
Но как мы знаем, их усыпляют где-нибудь в лондонских клиниках периодически.
О. Бычкова
―
Тут очень…
А. Невзоров
―
В лондонских ветеринарных клиниках.
О. Бычкова
―
Конечно. Мы понимаем.
А. Невзоров
―
Исключительно.
О. Бычкова
―
Мы обсуждали, Таня и Оксана, перед эфиром какие-то темы, и Александр Невзоров просто мечтал объяснить человечеству, что мозг человеку совершенно не нужен, по крайней мере, это я поняла из вашей одной из последних публикаций. У вас такой пост, Невзоров написал очередной пост.
А. Невзоров
―
Да не пост, во-первых, статья. Это на Снобе. Никому я не мечтал ничего объяснить.
О. Бычкова
―
Где объясняет нам, что мозг это вообще не самое важное для человека.
О. Чиж
―
Это на основе экспериментов Брюхоненко что ли.
А. Невзоров
―
Нет.
О. Бычкова
―
Кого?
А. Невзоров
―
Во-первых, тут надо понимать, надо видеть веселую физиономию Бычковой. Чтобы понять, до какой степени она исказила смысл и сама этому счастлива. Вот ей удалось перевернуть все полностью. Нет, на Снобе действительно статья, которая является рецензией на прекрасную книгу Докинза. «Рассказ предка».
О. Бычкова
―
Мы сейчас даем Невзорову поговорить о том, о чем ему на самом деле хочется разговаривать.
А. Невзоров
―
О чем на самом деле мне интересно.
О. Бычкова
―
Извините, коллеги.
А. Невзоров
―
Вы редко отпускаете этот поводок. За это вам спасибо. Я всего-навсего в этой статье пытаюсь противостоять геноцентризму Докинза, который все пытается объяснить разгулом…
О. Бычкова
―
Понятнее говорите.
А. Невзоров
―
… разгулом генов. Что этот дикий бессмысленный путь, который проделал пещерник от сланцевого рубила до кредитного Форд Фокуса, это все была исключительно агрессия и всевластие генов. Нет, я как раз там объясняю про то, что проблема заключается в том, что те качества, которые мы считаем основными и определяющими для себя, отличающими нас от всех остальных животных, они генетически не закрепляются и не фиксируются в геноме. Я имею в виду так называемую речь, так называемое мышление. Далеко не мои представления о действительности. Вообще вся русская классическая нейрофизиология и…
О. Бычкова
―
То есть мы здесь занимаемся все человечество всякой ерундой.
А. Невзоров
―
Не надо думать, что я наезжаю. Я очень люблю Докинза и преклоняюсь перед ним, и он не виноват, что он один в этом поле. Что конечно он стремится все затопить своим геноцентризмом. А на другой стороне качелей никого нет. Потому что не существует отчетливых представлений, настоящих, отвечающих на вопрос о том, как же происходила эта эволюция человека. Поскольку весь сегодняшний миф, который нам предлагает якобы наука, это полное отсутствие фактов и наборы фантазий. Конечно.
О. Бычкова
―
Ну, а вывод?
А. Невзоров
―
А выводов я не делаю, я всего-навсего предлагаю некую фактологию, которая может быть оспорена, может быть фальсифицирована. Которая может быть принята или не принята. Но она вот такова.
О. Бычкова
―
А почему людям-то это нужно…
А. Невзоров
―
Почему не закрепляется в геноме?
О. Бычкова
―
А всем остальным не нужно.
А. Невзоров
―
Потому что это именно является и считается основным принципиальным отличием человека от всех животных. То есть способность к речи, к внутренней речи так называемой. Мышлению и всему остальному. Это огромная загадка, у генома на самом деле за это время была бы возможность, что называется, пройтись по буфету и разгуляться. Потому что за тот миллион лет с того момента, как впервые люди стали обмениваться, миллион или больше или меньше, мы точно не знаем, стали обмениваться некими информативными звуками, прошло достаточно времени. Чтобы речь, то есть некая попытка номинировать предметы она бы закрепилась. И чтобы каждого вновь родившегося человеческого детеныша не надо было бы учить этому заново.
О. Бычкова
―
То есть если человеческого детеныша не научить разговаривать…
А. Невзоров
―
То он остается животным.
О. Бычкова
―
Есть хотя бы руками, а не ртом и так далее. То он остается животным.
А. Невзоров
―
Конечно. Каждый человек рождается без всякого представления о языке своих родителей. О предназначении унитаза. Если он пройдет курс социальной дрессировки, социальной культурной дрессировки, он становится человеком в том смысле, в каком мы понимаем.
О. Бычкова
―
А если не пройдет, то остается…
А. Невзоров
―
Обычным животным.
О. Чиж
―
Но вообще есть ощущение, что часть людей не прошла.
О. Бычкова
―
Или прошла сокращенный курс.
А. Невзоров
―
Нет…
Т. Фельгенгауэр
―
Тут еще интересно, что государство берет на себя частично функцию образовательную. Школы, социализация, детсад это же важные этапы, через которые нужно пройти. И государство берет на себя часть этих функций, превращение человека в человека.
А. Невзоров
―
Оно стремится, нет, вообще для нормального государства это нормальная функция. Если бы мы могли доверять государству и понимать, что оно никогда не употребит наше доверие во зло, что оно никогда не сделает из этих детей тупых автоматов, которые по команде какого-нибудь украшенного лампасами придурка пойдут и украсят своими трупами очередной железнодорожный вокзал в очередном Грозном. Тогда этому государству можно было бы доверять. Но вообще образование и воспитание это дело прежде всего семьи. А школа должна в лучшем случае, когда ее об этом просят, подпитывать структурированными и профессионально поданными знаниями потому что маленьких людей некоторым вещам учить сложно. Не все родители настолько квалифицированы в естественных науках, в физике, химии. В биологии, генетике. В космологии. В астрономии. В том, что действительно в первую очередь надо знать для того, чтобы понимать свое место в этом мире и смысл этого мира.
О. Бычкова
―
Ну так из этого следует, что мы венцы или мы не венцы.
А. Невзоров
―
Нет, мы сильно не венцы. Есть такая вещь как принцип заурядности, потом ты откроешь свой любимый Интернет, заглянешь туда и все. Самое печальное, что ты не хотела бы узнавать, поймешь из этого принципа заурядности.
О. Бычкова
―
Коллеги.
Т. Фельгенгауэр
―
Массу комплиментов мы выслушали…
О. Чиж
―
Относительно своего генома.
Т. Фельгенгауэр
―
Нужны ли нам мозги.
А. Невзоров
―
Ну не надо это все сводить. Мозг в своем роде замечательная штука…
Т. Фельгенгауэр
―
Мы вас подначиваем, Александр.
А. Невзоров
―
Но довольно примитивная. Он сходит с конвейера эволюции ежесекундно, он не является ничем чрезвычайным и ничем особо загадочным. Но разговор не идет о том, нужны или нет мозги. Разговор идет о том, что и речь и мышление это некие такие эпифеномены, это побочная функция, которые могут возникать, а могут и не возникать, как то доказывает несколько миллионов лет история человека, когда человек был просто детритофагом. Падальщиком и промышлял сбором всякой пакости, промискуитетом и жил в свое удовольствие.
О. Чиж
―
Воспользуемся даром речи прямо сейчас. Поставим здесь многоточие.
Т. Фельгенгауэр
―
Пакости разные пособираем.
О. Чиж
―
Спасибо большое. Публицист Александр Невзоров был сегодня «Персонально ваш». Ольга Бычкова из Санкт-Петербурга. Нас зовут…
Т. Фельгенгауэр
―
Оксана Чиж, Татьяна Фельгенгауэр. Я не знаю, как тут у вас принято представляться в дневном развороте.
О. Чиж
―
Все правильно сделала.
Т. Фельгенгауэр
―
А мы прощаемся с вами.
О. Чиж
―
Говорим вам «до свидания». Дальше в рамках программы «Разворот» слушайте большое интервью Алексея Соломина по теме захоронения останков царской семьи буквально через несколько минут.