Сергей Алексашенко - Персонально ваш - 2015-10-28
И.Воробьева
―
Ирина Воробьева, Яков Широков и наша постоянная рубрика «Персонально ваш», и сегодня персонально наш экономист Сергей Алексашенко, добрый день.
С.Алексашенко
―
Здравствуйте.
Я.Широков
―
Начнем, наверное, с самой бурлящей темы, касающейся банков – группа из 200 юридических лиц, клиентов «Пробизнесбанка» пожаловалась в прокуратуру и полицию на не просто руководство «Пробизнесбанка» и его владельцев, но еще и на сотрудников Центробанка и Агентства по страхованию вкладов. Насколько это экстраординарное событие?
С.Алексашенко
―
Я бы не стал его называть особо экстраординарным, потому что на ЦБ в суд подают достаточно часто, я бы сказал, что один из четырех или один из пяти банков, у которых отзываются лицензии – обязательно кто-то подает иск против ЦБ, что лицензия отозвана неправильно.
И.Воробьева
―
Интересно, а выигрывают?
С.Алексашенко
―
Сейчас расскажу. Подают иски очень часто против ЦБ, например, по актам проверок, - что не согласны. И количество выигрышей уменьшается. Если когда-то, на заре всего этого дела выигрывали один из 10-15, то сейчас выигрывается один иск из 30-50.
И.Воробьева
―
Исков стало больше?
С.Алексашенко
―
Нет. Ну, исков стало больше, суды стали одинаковыми. На самом деле ЦБ, надо отдать ему должное, он готовится к этому делу лучше, у него там более все обосновано, - знаете, суду же важно, чтобы были все документы, все процедуры. Написана процедура, как и что делать, какие бумажки подложить, - если все идет по процедуре очень тяжело оспорить.Здесь что новое – что вкладчики. Назовем их вкладчиками – клиенты «Пробизнесбанка», то есть, те юридические лица, кто держал там деньги, те, которые уже потеряли и которым, видимо, ничего не вернется. Люди за деньги готовы судиться с ЦБ на его бездействие. Видимо, будут доказывать, что лицензию отобрали неправильно, что надзор должен был лучше осуществлять.
Я.Широков
―
Они говорят, что санация должна была быть, а не отзыв лицензии.
С.Алексашенко
―
Да, санация или отзыв лицензии – это на усмотрение ЦБ. Здесь нет однозначного ответа, что только санация или только отзыв лицензии. Я-то вообще считаю, что санация это профанация – почти в рифму получается.
И.Воробьева
―
Почему?
С.Алексашенко
―
Ну, смотрите, - банк, по сути дела, обанкротился, что значит санировать банк? Это означает, что он живет новой жизнью. То есть, его нужно сделать чистым, аккуратным, и он опять привлекает вкладчиков. Но скажите, в банк, который обанкротился, при каких условиях вы понесёте свои деньги, даже если его санировали? У нас с кризиса 2008 г. ГЛОБЭКС. «Связь» и дальше, по списку – их куча. Деньги там немереные выделили, сотни миллиардов рублей. Ну и все там.То есть, сейчас санация последняя – то, что за последнее время, начиная с момента, когда ВТБ занялся банком «Москвы» - это такая кормушка для специально уполномоченных банкиров получат деньги из бюджета. Ведь в конечном итоге за санацию банков платит бюджет – мы с вами это не очень хорошо понимаем, там вся схема устроена так, что ЦБ дает практически под полпроцента годовых кредит АСВ, Агентству по страхованию вкладов. АСВ, под 0,51% годовых на 10 лет дает кредит банку, банк покупает облигации федерального займа Минфина, которому приносит 13-15% годовых. И Минфин добросовестно платит по этим процентам. То есть, это все за наш с вами счет, за чет налогоплательщиков.
В результате не было ни одного случая, чтобы банк встал на ноги. Зато те, кто осуществляет санацию, получают достаточно неплохие деньги. Поэтому я бы вообще санацию запретил, - вообще, в принципе, как класс, и тогда тема бы исчезла.
Важно, - нужно понимать, что с учетом ВТБ и «Банка Москвы» у нас уже на второй триллион пошло количество денег, которое заплачено за санацию.
И.Воробьева
―
Прекрасно.
С.Алексашенко
―
Да. Это не 5, не 10 миллиардов, - уже второй триллион рублей выделяется на эти дела.
Я.Широков
―
Половина Резервного фонда, по-моему.
С.Алексашенко
―
Нет, меньше. Но все равно много.
И.Воробьева
―
Оглушительные деньги.
Я.Широков
―
Тут еще такой момент – они не просто жалуются в прокуратуру, они еще требуют привлечь АСВ по статье «злоупотребление полномочиями» - насколько это вообще реально? Или просто положат под сукно?
С.Алексашенко
―
Написать письмо в Генпрокуратуру с просьбой возбудить уголовное дело может любой желающий, то есть, если вы видите состав преступления где-то, вы должны обосновать, можно подать письмо или иск, если он чувствует ущемление своих интересов. Вы не можете пройти мимо «Пробизнесбанка», и «напишу-ка я на него иск». Видимо, у людей есть какая-то аргументация. Ну, можно. Вопрос, что будет делать Генпрокуратура, что будет делать Следственный комитет. Посмотрим. НО я, честно говоря, мало шансов вижу в успехе этого мероприятия. Какое-то совершенно безнадежное.
И.Воробьева
―
С другой стороны, это так несправедливо, когда юридические лица, осуществляющие какую-то деятельность, хранят деньги в банке, потом к ним приходят, говорят: все, баста, карапузики, - и все, все эти люди остаются без денег.
С.Алексашенко
―
Я согласен, что это несправедливо. Я считаю, что это говорит о полной некомпетентности ЦБ с точки зрения надзора – просто, когда у банков один за другим отзываются лицензии, выясняется, что у них не то, что там плохо, у них уже капитала там нет вообще, и они уже в деньги вкладчиков залезли, кредиторов банка. Конечно, это отвратительно.
И.Воробьева
―
А наказать за это, за плохой надзор?
С.Алексашенко
―
Кого?
И.Воробьева
―
Центробанк.
С.Алексашенко
―
Владимир Владимирович Путин не любит наказывать за ошибки в работе. Не любит это наш президент, он считает, что неправильно наказывать за ошибки, надо дать шанс исправиться.
И.Воробьева
―
Судя по тому, как отзываются лицензии, исправляются они с каждым разом все лучше и лучше.
С.Алексашенко
―
Да, с каждым разом все лучше и лучше. Бюджет с радостью берет на себя все новые и новые расходные обещания.
И.Воробьева
―
Опять же, ничего хорошего нельзя сделать вообще.
Я.Широков
―
Интересно такая история - чуть ли не каждую неделю у нас по один-два банка отзывают лицензию. Это будет долго продолжаться, или мы придем к тому, что вообще ни одного банка не останется, кроме крупнейших?
С.Алексашенко
―
Нет, конечно, такого не будет, чтобы осталось 10 или 20 банков. Знаете, здесь истина, как всегда, посередине: нельзя сказать, что стране нужны 10 банков или 900. Сколько-то будет. На Украине, когда сейчас проводили такую – ну, как сказать – «зачистку» банковской системы – там треть банков потеряли лицензию. В течение чуть больше года. Ну, там это было абсолютно жестко, понятно, что экономическая ситуация гораздо более тяжелая, там огромная девальвация гривны, почти в два с половиной раза, и экономика упала на 20%, и банки олигархические, с недостатком капитала – треть банков потеряли лицензию в течение года. И это была абсолютно планомерная работа. У нас ЦБ работает медленно, дает банкам разворовать все, что можно. Все счастливы, все довольны.
И.Воробьева
―
А есть какой-то рецепт именно для юридических лиц, которые работают с такими банками, как выбирать банк? Просто тупо брать самый крупный, потому что есть надежда, что его не закроют и не отберут лицензию, или что?
С.Алексашенко
―
Получается, что так.
И.Воробьева
―
То есть, эта игра на руку крупным банкам?
С.Алексашенко
―
Крупным банкам, банкам с иностранным капиталом - да.
Я.Широков
―
Единственное, что крупные банки невыгодны, потому что они дают под большие проценты.
Я.Широков
―
У вас выбор – либо надежность, либо выгодность. В том-то и дело.
Я.Широков
―
Но хочется, чтобы деньги пережили инфляцию.
С.Алексашенко
―
Все в одном флаконе не бывает. Как всегда в экономике – чем выше процент дохода, тем больше риск. По другому не бывает.
С.АЛЕКСАШЕНКО:Навальному хотят жизнь испортить по всем направлениям:с Олегом,с имуществом,с арестом
И.Воробьева
―
Напомню, что «персонально ваш» Сергей Алексашенко.
Я.Широков
―
И еще об одной интересной теме сегодняшней, тоже нашумевшей - сегодня прошло сообщение, агентство ТАСС сообщает со ссылкой на швейцарские СМИ о то, что у бывшего министра сельского хозяйства Елены Скрынник в Швейцарии местные правоохранительные органы арестовали счета на 60 миллионов швейцарских франков, и это якобы связано с делом о хищениях в «Росагролизинге». Правда, сама Скрынник сказала потом российским журналистам, что все это ложь, она это опровергает, говорит, что таких денег нет, несть разговор, что она пришла в министерство уже достаточно богатой женщиной, - возможно, что эти средства это просто ее прежнее состояние?
С.Алексашенко
―
Возможно. Знаете, что в этой новости вас удивляет, что в этой новости вы видите невероятного?
И.Воробьева
―
Я могу сказать, что меня удивляет.
С.Алексашенко
―
У нас есть большое количество министров, которые честно заработали не один десяток миллионов долларов.
И.Воробьева
―
Например?
С.Алексашенко
―
Например, Игорь Шувалов, первый вице-премьер.
И.Воробьева
―
Честно заработал?
С.Алексашенко
―
Насколько я понимаю, он показала все свои доходы. Он сдал все свои декларации в администрацию президента, в администрации президента к нему не возникло вопросов.
И.Воробьева
―
Это показатель?
С.Алексашенко
―
Да. Александр Геннадьевич Хлопонин, - пожалуйста, второй. Он был одним из участников этого консорциума, который выкупал «Норильский никель» абсолютно честно. У него были акции «Норильского никеля», у него есть деньги.
Я.Широков
―
Александр Ткачев?
С.Алексашенко
―
Да, Александр Ткачев, семья которого является крупными, якобы, землевладельцами на Кубани. Нет, почему? То, что у министра могут быть честно заработанные деньги. Елена Скрынник, насколько я понимаю, пришла из бизнеса. В принципе, человек мог заработать. У нас - вот опять, «по слухам», - то, что передавал ТАСС это то, что швейцарская прокуратура возбудила дело, потому что в тот момент, когда Елена Скрынник была министром, якобы там проходили трансакции.
И.Воробьева
―
В период с 2007 по 2012 гг.
С.Алексашенко
―
Она министром стала в 2008 или 2009 гг. где-то. Короче говоря, в этой новости или квази-новости нет ничего удивительного. Все может быть. Может быть все правдой и может быть все неправдой. То есть, ну да, вот такая новость. Давайте подождем. Потому что про Елену Скрынник года два-полтора назад были тоже какие-то разговоры, но как-то все закончилось ничем.
И.Воробьева
―
Возвращаясь к вашему вопросу, что меня удивляет в этой новости. Меня честно удивляет, что после этого сообщения от швейцарских властей у нас не начался страшенный скандал по всем федеральным каналам, не началась бешеная проверка со стороны наших правоохранительных органов, - это вообще не вызывает удивления у людей. Я совершенно не претендую на то, что это правда и не против того, что эти деньги заработаны человеком были. Просто я говорю о том, что эти новости, что у одного министра бешено-дорогой дом где-то, у другого министра 60 миллионов франков может быть вообще - уже никого не удивляет.
С.Алексашенко
―
Не удивляет.
И.Воробьева
―
Как так?
С.Алексашенко
―
Нет, подождите. У нас наш силовой блок, следователи, Следственный комитет, прокуратура, они очень странные. Иногда они свою юрисдикцию распространяют на территорию соседней страны – например, Украины. Очень любят расследовать преступления, совершенные на территории Украины.В данном случае, - опять, из того, что сообщил ТАСС, речь идет о переводах в швейцарском банке со счета Елены Скрынник. Вообще говоря, там даже не сказано, что переводы из России – «какие-то» переводы.
И.Воробьева
―
«Какие-то».
С.Алексашенко
―
Поэтому, вообще-то говоря, у российских следственных органов вообще не может быть никакой информации. Потому что просто так швейцарская прокуратура никому ничего не выдаст. Ну, как – тайна следствия. Российская прокуратура может заинтересоваться этим вопросом, отправить по официальным каналам запрос в швейцарскую прокуратуру. А возбудить дело? На основании чего? У них никакой фактуры нет, - что? Ну, вот сообщение ТАСС - Елена Скрынник тут же его опровергла, сказала, что все это неправда. Ну, я не могу сказать, что являюсь большим поклонником нашей прокуратуры, но опять: давайте подождем.
И.Воробьева
―
Никто не против – давайте подождём.
С.Алексашенко
―
Просто это тоже неправильно – тут же на Первый телеканал выходит генпрокурор и говорит: а мы немедленно сейчас, а найти эту Скрынник. А она во Франции.
И.Воробьева
―
Не «найти», а «давайте разберемся».
С.Алексашенко
―
Это нужно публично делать?
И.Воробьева
―
Извините, Елена Скрынник публичный человек.
С.Алексашенко
―
Нет.
И.Воробьева
―
Бывший министр.
С.Алексашенко
―
Да. Напишите запрос.
И.Воробьева
―
И речь идет о периоде по 2012 год.
С.Алексашенко
―
Надо делить период до назначения министром и после назначения. Ира, я никого не хочу защищать, но условно - я, как гражданин Российской Федерации, никому задать вопрос не могу. Вы – журналист, вы можете.
С.АЛЕКСАШЕНКО: Этот кризис уже показал, что российская экономика зависит только от цены на нефть
И.Воробьева
―
А вам не кажется, что мы, журналисты, не в состоянии задать этот вопрос. Мы можем задать этот вопрос, только ответа не получим.
С.Алексашенко
―
Задайте Дмитрию Пескову.
И.Воробьева
―
Можно еще Медведеву, Путину.
С.Алексашенко
―
А почему нет? Почему вы вот так: «мы ничего не можем». Хорошая позиция.
И.Воробьева
―
Я не говорю «не можем», я говорю, что ответов на эти вопросы мы не получим.
С.Алексашенко
―
Подождите. Раз задайте, два задайте, три задайте. Вас же много, журналистов. Задавайте каждый раз до тех пор, пока не получите ответ: а что происходит с делом Скрынник, какие у вас новости? Вы ничего не знаете, Дмитрий Сергеевич, а в следующий понедельник можно мы вам зададим снова этот вопрос, и может быть, вы все-таки за неделю нам что-нибудь расскажете?
И.Воробьева
―
Очень много вопросов накопилось.
С.Алексашенко
―
А ничего страшного. Вы не стесняйтесь их задавать. А еще лучше, если вы нам будете сообщать, какие вопросы вы ему задаете и на какие вопросы он не отвечает.
И.Воробьева
―
Нет, если мы задаем вопросы и получаем ответы, мы об этом говорим, безусловно.
С.Алексашенко
―
А меня интересуют вопросы, на которые он не дает ответы – это гораздо интереснее.
Я.Широков
―
Кстати, и по сообщениям агентств это проходит: «Затрудняюсь ответить». «Не знаю».
С.Алексашенко
―
Но в следующий раз ему этого вопроса никто не задает. А вы задавайте: извините, у вас неделя была, ответьте, пожалуйста, на тот вопрос, на который вы неделю назад не ответили.
И.Воробьева
―
С другой стороны, давайте честно – я почти все время смотрю «прямые линии» президента с народом и пресс-конференции Путина с журналистами.
С.Алексашенко
―
Время теряете.
И.Воробьева
―
Нет, я смотрю – мне, правда, каждый раз интересно. Я помню хорошо одну пресс- конференцию. Где журналисты, не сговариваясь, один за другим вставали и спрашивали про этот страшный закон о запрете иностранного усыновления. Один за другим говорили. Мы получали в ответ какое-то странное повидло, непонятное совершенно. Смысл был задавать его? Чтобы вся страна увидела, что это волнует каких-то журналистов, а президент решил ответить: как решат, так и будет?
С.Алексашенко
―
Да.
И.Воробьева
―
Ну и что это такое?
С.Алексашенко
―
Ира, я не считаю, что это зря. Я не считаю, что эта акция, - не знаю, была она согласована или не согласована, - я не считаю, что там было что-то неправильное с вашей стороны. Вы все сделали правильно. Вы сделали то, что могли. И поставили президента в дурацкое положение, когда он раз за разом должен был искать какие-то увертки и отговорки. И это говорит гораздо больше, чем вы думаете. Задайте вопрос про Скрынник, что вам мешает?
И.Воробьева
―
Нам ничего не мешает.
С.Алексашенко
―
Задайте. Не ответили? Через неделю еще раз. Как вы правильно говорите - Скрынник не последний человек. Задайте про якобы дом, или дачу Шойгу.
И.Воробьева
―
Это, кстати вопрос, который мы тоже хотели задать.
Я.Широков
―
Что вам больше всего понравилось в этом расследовании? Скажу так – мне понравился стиль.
И.Воробьева
―
Всем понравился.
С.Алексашенко
―
Знаете, я чуть-чуть по-другому. Мне вообще понравился факт того, что имущественные вопросы, связанные с Сергеем Шойгу, вышли на поверхность.
Я.Широков
―
Но кстати, уже не первый раз.
И.Воробьева
―
Так масштабно, мне кажется, в первый раз.
С.Алексашенко
―
Масштабно это в первый раз. Потому что если посмотреть на его декларации – он же в 1999 г. шел в Думу на выборах? Он публиковал свою декларацию. И у него уже в тот момент было очень много чего.
Я.Широков
―
земли.
С.Алексашенко
―
И земли, и участков, и машин, и домов – чего только ни было. При том, что человек всю жизнь провел на госслужбе и министром. Ему никто ни разу вопроса не задавал, откуда у вас, извините. Все это, Сергей Кожугетович? Поэтому о, что начали задавать такие вопросы, мне, честно говоря, это понравилось больше всего.
И.Воробьева
―
Но это же не вопрос задается, это расследование. Вообще такого рода расследования мы не первый раз уже видим, когда ФБК летает над дачами, все это снимает, потом все это выкладывает, все эти доходы. Я понимаю, когда речь идет о документах в открытом доступе, но когда фотографируют дачу чью-то, вам кажется это типичным и нормальным?
С.Алексашенко
―
Да.
И.Воробьева
―
Почему? Это же личное.
С.Алексашенко
―
Потому что, как вы сказали, это публичное лицо.
И.Воробьева
―
То есть, все то, что у него есть – машина, дача, должно быть открыто?
С.Алексашенко
―
Я считаю, что у людей типа Шойгу, Шувалова, Скрынник, - у них должна быть абсолютно безупречная история каждого своего миллиона, включая первый. И они должны объяснить, откуда у них эти деньги. Откуда у Дмитрия Пескова эти часы, кто ему их подарил, когда, заплачены ли с этих часов американские налоги – на подарки. А дом на какие деньги куплен? Да, он обязан отвечать. Ему не нравится отвечать на эти вопросы, я все понимаю. Но - да, - это этично, снимать эти дома. Неэтично в замочную скважину подглядывать. Это, наверное, все-таки неэтично. А сверху дом сфотографировать – почему нет? Знаете, я думаю, что ФБК получили наводку, какой дом надо фотографировать. То есть, мир не без добрых людей.
И.Воробьева
―
Как и многое другое, что делает ФБК, собственно.
С.Алексашенко
―
Да.
И.Воробьева
―
И они в этом признаются вполне открыто.
С.Алексашенко
―
Да, и это нормально. Это и есть политическая конкуренция внутри, в паучьей банке. Пауки сами с собой конкурируют, выживают, кто как может. Поэтому то, что этот вопрос выходит на поверхность, - ничего не бывает зря.
И.Воробьева
―
А что важнее – задать такой вопрос, или написать такое расследование, или получить ответ, пусть даже формальный, из серии «это все неправда, ложь», что важнее?
С.Алексашенко
―
Важно и то, и другое. Потому что не задав вопроса, вы не получите даже неправдивого ответа, а не получив вранья в ответ у вас нет шансов через 5-10 лет эту тему восстановить.
И.Воробьева
―
Когда вы говорили про полную открытость и прозрачность оговорились про первый миллион.
С.Алексашенко
―
Включая первый миллион, да.
И.Воробьева
―
Вот сейчас, если посмотреть на чиновников или богатых людей – я сейчас разделяю эти две категории – у многих из них первый миллион это темная история? И по открытым данным?
С.Алексашенко
―
Ира, я специально такой статистикой не занимался
И.Воробьева
―
Сейчас мы не про фамилии.
С.Алексашенко
―
Нет, я много где в жизни проработал. У меня была такая история, я работал в московском офисе, возглавлял «Merrill Lynch» И там, как в любом иностранном банке, есть такая процедура «know your client» - «узнай про своего клиента» - ты должен про него все рассказать. И не сам решить, - то есть, не Москва решала, утверждать этого человека клиентом, или не утверждать, а ты должен был в Лондоне объяснить все его деньги. Ну, я вам скажу так: из первых ста российских олигархов вопросы возникали к пяти. То есть, кто не мог объяснить. Ну, там не только первый миллион, но и еще какие-то истории в жизни. Все остальные, так или иначе, объясняли. С учетом того, что «Merrill Lynch» это американский банк, и там требования более жесткие, чем у европейских. Поэтому это не настолько все так, как кажется.
И.Воробьева
―
Просто кажется, что это повально, что это какая-то история, когда никто не может объяснить, у кого откуда деньги, дома.
Я.Широков
―
Часы.
С.Алексашенко
―
Дело не в том, что никто не может объяснить. Все всё могут объяснить и все всё могут рассказать. Просто если ты врешь, или не отвечаешь, тебе ничего не будет. Нет ответственности.
И.Воробьева
―
Вот. Да.
С.Алексашенко
―
Поэтому если человек говорит: я не буду отвечать вам на этот вопрос, - это означает, что никто от него ответа - ни общество, ни журналисты, не требуют. Ни начальник в лице президента или главы президентской администрации не требует. Значит, можно. Это сигнал всем остальным: ребята, живите, как живете. А мы случайно – как Гайзера, - будем вас выдергивать.
И.Воробьева
―
ну да, выдергивать одного и не допрашивать по делу Кашина другого, хотя требования идут со всех сторон.
С.Алексашенко
―
Да, хотя там неизвестно, кто из них хуже – тот, кто ворует или тот, кто отдает приказ на убийство.
И.Воробьева
―
Короткий вопрос от слушателя. Сергей: «Чем объяснить бодрые заявления о том, что «дно» или «пик» кризиса пройдены? Почему так много этих заявлений?»
С.Алексашенко
―
Ну, я просто хочу сказать, что эти заявления раздаются уже последние 4-5 месяцев. Это такая часть информационной пропаганды. То есть, власть пытается объяснить, что самое тяжелое уже позади. Оптимизм вселять. Ничего другого. Пройдено «дно», не пройдено – мы это узнаем. Когда мы это действительно пройдем, когда все эксперты скажут: да, мы его прошли.
И.Воробьева
―
Но пока эксперты этого не говорят.
С.Алексашенко
―
Кроме правительственных экспертов или очень близких к нему, никто не говорит, что дно кризиса пройдено.
И.Воробьева
―
Или хотя бы о, что мы его достигли.
С.Алексашенко
―
Нет, я бы сказал так, что оставшаяся часть делится примерно пополам. Одни говорят: мы легли на какое-то плато, на поверхность, вроде как, и дальше не снижаемся. А есть другие: знаете, есть 10 показателей, условно, по семи мы легли на дно, а три продолжают ползти вниз.
И.Воробьева
―
Прервемся на несколько минут. Сергей Алексашенко в программе «Персонально ваш», продолжим эту программу после новостей.НОВОСТИ
И.Воробьева
―
Продолжаем программу. В студии «Персонально ваш» экономист Сергей Алексашенко, которого мы продолжаем мучить своими вопросами.
Я.Широков
―
Кстати, по поводу прохождения дна - у нас сегодня Минэкономразвития опять выступило, там уже говорят, что сохранение цен на нефть в пределах 40 долларов за баррель это будет «повторный шок для экономики», «к докризисным показателям вернёмся не раньше, чем через 5 лет», - в общем, все плохо. И, кстати, сегодня норвежское «СтатОйл» отложило разработку новых месторождений. Вообще, по поводу нефти – нас действительно так трясти будет довольно долго? Учитывая, что сейчас Иран подползает со своей нефтью.
С.Алексашенко
―
Мне кажется, что этот кризис уже показал, что российская экономика зависит только от цены на нефть. Уже никакой другой фактор не может ее оживить. Хочешь, это делай, хочешь, то делай – вот нефть пошла вверх, и рубль тоже. И все в настроении: дно кризиса пройдено, пик пройден - все сразу пройдено. Стоило только нефти на два доллара припасть, и тут же Минэкономики: если еще припадет на 7 долларов, то тут конец жизни.На самом деле я не отношусь ни к тем, ни к другим. Я считаю, что когда нефть была, короткое время, недавно, чуть выше 50 долларов – мы не прошлом дно кризиса. Потому что какое дно кризиса мы прошли, если доходы населения продолжают падать, все инвестиции продолжают снижаться, строительство летит просто безостановочно вниз, а все данные по промышленности – это военно-промышленный комплекс, который производит никому не нужные танки, ракеты и самолёты.
И.Воробьева
―
Как это - «никому не нужные», когда военная операция в Сирии идет?
С.Алексашенко
―
Мы там что, ракеты применяем, или атомные подводные лодки?
И.Воробьева
―
Ну, с подлодками пока не получается.
С.Алексашенко
―
Ну, понятно, что деньги, которые тратятся в основном на оборону, на закупку военной техники, они к Сирии не имеют никакого отношения. В Сирии мы тратим запасы. Вот взяли со складов. У нас на складах лежит со времен Великой Отечественной войны, еще с до Великой Отечественной войны всякие разные виды вооружений и боеприпасов. И если их можно куда-нибудь отправить, наше ведомство их с радостью отправляет. Потому что взрывать или утилизировать это деньги тратить. А тут взял, и потратил.
С.АЛЕКСАШЕНКО:У людей типа Шойгу,Скрынник должна быть безупречная история каждого своего миллиона,включая первый
Я.Широков
―
С другой стороны, «Коммерсант» в начале недели писал, что у нас корпорация «Тактическое вооружение» уже в три смены работает, чтобы эти ракеты выпустить. И точечные бомбы.
С.Алексашенко
―
Это не означает, что они работают для Сирии. То есть, либо этих «тактических бомб» не было вообще, и их начали выпускать – ну, было пять штук на всю армию, а тут решили неожиданно произвести. Я не слышал доказательств того, что мы в Сирии используем какое-то уникальное оружие, которого раньше у нас в армии не было. Мы в Сирии используем все то, что было в армии. Так же как и на Донбассе, - в «Военторге» донбасские сепаратисты почему-то покупают то вооружение, которое есть у Российской армии. Ничего нового не появилось, все то же самое. И мы не знаем, этот «Бук» произведен год назад, или произведен 10-15 лет назад. Не знаем. Поэтому с точки зрения текущего бюджета это вообще никак не влияет.
И.Воробьева
―
Я про политику все хочу поговорить – простите меня, что не про экономику. Невозможно, честно говоря, слушать про это «дно», отталкивание от дна, пики и прочее.
С.Алексашенко
―
«А упорные русские продолжали копать дальше».
И.Воробьева
―
Да, есть такое ощущение, что мы, упорные русские, будем не только копать дальше. Хотела спросить внезапно про Олега Навального. История, что происходит с ним после его обращения к митингу, - все это ШИЗО. Зачем они это делают, если они знают, что все равно это выйдет в «паблик», будет обсуждаться. И уж за кем-за кем, а за заключенным Олегом Навальным, мне кажется, следит вся страна. Какой смысл так делать?
С.Алексашенко
―
Ир, ну какая «вся страна»?
И.Воробьева
―
Ну, заинтересованная часть, - будем так говорить.
С.Алексашенко
―
А что такое «заинтересованная часть»? Это сколько? 5% населения, 10, 15%?
И.Воробьева
―
Хочется верить, что больше.
С.Алексашенко
―
Не думаю. Не надо иллюзий, - нет. Смотрите, по данным Левада Центра, 51% российских семей имеют всего один источник информации о том, что происходит вообще в жизни.
И.Воробьева
―
Давайте догадаюсь, какой.
С.Алексашенко
―
С одного раза можете? Нет, лучше с трёх.
И.Воробьева
―
Думаю, что не ошибусь.
С.Алексашенко
―
И еще 20% имеют два источника информации. Второй - видимо, это радиоточка, которая бесплатно стоит в каждой квартире. Дальше – про телевидение. Вы хорошо понимаете, как раскладывается там приоритет аудитории? 70-80% государственные телеканалы, 15-20% смотрят – ну, я их называю «каналы друзей президента» - типа НТВ, РЕН-ТВ и прочие. А «Дождь», РБК-ТВ, «Евроньюз» смотрит от 2 до 5% населения. Вот и давайте говорить.И то, что об этой истории будет известно, - ну хорошо, будет известно. Ну, кто-то поворчит, кто-то покричит. И понятно, для чего это делается - чтобы Алексею Навальному было хуже жить.
И.Воробьева
―
А как же принцип не трогать семью?
С.Алексашенко
―
Какой принцип?
И.Воробьева
―
Ну, когда Ходорковский сидел, и вся история с Ходорковским только начиналась, семью не трогали.
С.Алексашенко
―
Тогда решения принимал Путин. А сейчас, я думаю, не он принимал это решение. Я думаю, что принципиальное изменение в статусе Алексея Навального и Михаила Ходорковского. Вот в отношении Михали Ходорковского, - и то, в отношении семьи, там про лицей, - принимал решение не Путин. Просто ему об этом доложили, и он остановил. То есть, это делалось без его ведома. В принципе, если бы ему не рассказали, думаю, всех этих бедных детей подмосковных, - там же всем родственникам, каждая вторая семья получила налоговое уведомление: заплатите налоги за то, что ваш ребенок там обучается.
И.Воробьева
―
Да, это известная история.
С.Алексашенко
―
Там кошмарили по полной программе. И понятно, что это делал не Путин, точно не он это придумывал. То есть, ему этим заниматься ни времени, ни сил, ни желания нет. То же самое и здесь: хотят выслужиться. Это же уже расхожая фраза: «если перегнул палку – поправят, а если выслужился – глядишь, орден дадут, или звёздочку лишнюю на погоны». И никакого общественного возмущения не видно. Идешь по улицам Москвы – про Олега Навального не видно – не слышно ничего.
С.АЛЕКСАШЕНКО: У нас ЦБ работает медленно, дает банкам разворовать все, что можно. Все счастливы, все довольны
И.Воробьева
―
Ну, может быть, улицы Москвы это не показатель.
С.Алексашенко
―
А где вы хотите увидеть?
И.Воробьева
―
Не знаю. Наверное, я хочу это увидеть в головах людей, только не спрашивайте, каким образом – мне трудно ответить на этот вопрос, потому что я прекрасно понимаю, что аудитория «Фейсбука» и «Твиттера» это очень маленький процент всех людей, и уж тем более, «Фейсбук», где, на мой взгляд, чуть больше думающих людей, чем в других соцсетях.
С.Алексашенко
―
ну, сколько друзей у Алексея Навального? Миллион, полтора?
И.Воробьева
―
Миллион.
С.Алексашенко
―
Да пусть весь миллион слушает. Это меньше 1% от российского населения. Все попадает в рамки статистической погрешности, правда?
И.Воробьева
―
Правда. А если говорить про Алексея Навального, про претензии, которые ему предъявляют по «Кировлесу», ему . Офицерову, - какие-то безумные деньги. Насколько это справедливо и законно, вы считаете?
С.Алексашенко
―
Это несправедливо, это незаконно. Но опять, - ничего удивительного в этом нет.
И.Воробьева
―
Это политика чистой воды?
С.Алексашенко
―
Это не политика. Ну, конечно, это политика. Потому что Алексею хотят жизнь испортить по всем направлениям, где только можно: с Олегом, с имущественными исками, с арестом, описью имущества домашнего. Да. И никого не волнует, насколько это соответствует закону. Не волнует. Ну, пусть платит.
И.Воробьева
―
Мне кажется, что иногда это выглядит так, что они пытаются испортить жизнь Алексею Навальному до такой степени, чтобы все остальные смотрели, что происходит с человеком, который рискует…
С.Алексашенко
―
Да, чтобы другим неповадно. Но это давно уже. Собственно, все люди, которых арестовали в рамках «Болотного дела», они же в основной своей массе абсолютно рядовые люди. Просто нужен был показательный процесс. Такой же самый, как 10 лет назад - помните «Марши несогласных» по Мясницкой, по Кирова - по Мясницкой шли. Когда под телекамеры центральных телеканалов ОМОН бил дубинками в кровь. Для чего это? Чтобы неповадно было. После этого 7 лет народ не ходил на митинги. Да, это стратегия запугивания. Нельзя сказать, что физического уничтожения политических конкурентов, но такого запугивания: «будешь заниматься политикой, с тобой будет то же самое».
И.Воробьева
―
Мне всегда было интересно, с чем связан такой сильный страх. Насколько власть не уверена в себе, если пользуется такими методами?
С.Алексашенко
―
Власть абсолютно не уверена в себе. Потому что она очень хорошо понимает, какими усилиями, какими инструментами, какими способами она удерживает власть у себя в руках. Вы что, думаете, что они про фальсификации голосования на выборах не знают? - знают. Что, они не знают, каким образом они снимают кандидатов с выборов? – знают. Они все это делают, они все это знают. Они все это знают. И чтобы это продолжать, иметь возможность делать то же самое еще сколько-то лет, они говорят: будешь идти в политику, будешь, как Навальный. Или как Удальцов, - будешь сидеть.
И.Воробьева
―
Напомню, что у нас в эфире Сергей Алексашенко.
Я.Широков
―
Еще вопрос – туристы у нас отказываются от новогодних поездок из-за девальвации рубля. Причем, не только за рубеж, но уже и в России. То есть, у нас вообще получается, что отрасль заваливается и гибнет?
С.АЛЕКСАШЕНКО:Путин не любит наказывать за ошибки в работе, он дает шанс исправиться
С.Алексашенко
―
Да. Дело даже не в том, что отрасль гибнет, - возвращаясь к вопросу о кризисе, прошли мы дно, или не прошли, или на пик забираемся. Доходы и расходы населения упали на 10%. И все уже знают про замораживание зарплат в следующем году бюджетников, а бюджетники-пенсионеры были одними из наиболее, - ну, как сказать, - у них условия были лучше всех, потому что им повышали каждый год. А уже все знают, что в следующем году будет полное замораживание, денег больше не будет. Цены выросли все знают, насколько. И люди начинают экономить. На чем можно экономить? Можно отложить покупку новой машины. Купить, может быть, не в этом году, а через год или через два.Ну, да, не поедем на Новый год в Сочи, или во Францию, - проведём на даче, сэкономим. Чтобы не снижать уровень текущего потребления, не отказываться от продовольствия. Но это просто неизбежно. Человек всегда делает выбор между тем, что ему очень надо и чем он может пожертвовать. Вот туристическая поездка, видимо, это то, чем можно пожертвовать.
Я.Широков
―
Меня в этой связи все время удивляло - последние два года, по крайней мере, эта тенденция: правительство говорит «да, надо развивать малый, средний бизнес», а с другой стороны, если понаблюдать, они душат и душат социальными налогами и прочими, особенно малый бизнес. Малый бизнес, по-моему, уже года полтора назад выл. Остается все меньше компаний, которые готовы этим заниматься - из-за всех этих обложений, социальных вычетов и прочего. Какой в этом смысл? Я не вижу, как простой человек, как обыватель.
С.Алексашенко
―
Смысл чего? Смысл душить малый бизнес?
Я.Широков
―
Да.
С.Алексашенко
―
Знаете, для власти, для российской власти, бизнес это вообще дойная корова, которую нужно кошмарить и доить.
Я.Широков
―
Так никого не останется.
С.Алексашенко
―
Бизнес это такое существо, что оно всегда будет жить.
Я.Широков
―
Из мелких?
С.Алексашенко
―
И мелкие будут, и крупные будут, и средние будут. Знаете, есть какая-то доля людей, которым дано природой писать стихи, которых прет, и они пишут и пишут. Есть люди, которые сочиняют музыку. А есть люди, которым хочется заниматься своим бизнесом. Рискуя, понимая, - есть такие люди. И это правда. В любой экономике мира. В Советском Союзе то же самое – там были «цеховики» и прочие. Сейчас прочитаешь – каждый второй российский олигарх в университете, в институте чем-то приторговывал. Это и есть бизнес. Ну да, ну как? – «делиться надо». И они делятся. Ну, хочется людям – они ничего другого делать не умеют.Просто то, что я вижу – по статистике – все больше занятых, бизнес мелкий уходит в тень. То есть, они просто перестают формально регистрироваться. Продолжают работать, но уже без регистрации юридического лица.
И.Воробьева
―
Про «Трансаэро» хочу спросить. Спросить хочу очень сильно. Мы видели, как сначала была история с «Аэрофлотом». Я помню, что он не сдюжил это сделать. Потом – раз ««Аэрофлот»» отказался, то банкрот. А потом внезапно - S7. Что сейчас происходит, насколько эта история с S7 ожидаема была, во-первых, во-вторых, кому от этого лучше и кому от этого хуже? И для «Трансаэро» это что, захват такой рейдерский, или это спасение?
С.Алексашенко
―
Давайте так. «Трансаэро» - банкрот.
И.Воробьева
―
Это понятно.
С.Алексашенко
―
И для «Трансаэро» нет хорошего. Для «Трансаэро» как для компании хорошего выхода нет - все, про нее надо забыть. Это как банки-банкроты. Будет слияние с «Аэрофлотом», или слияние с S7, - компания «Трансаэро» перестанет существовать, - вопрос времени, сколько это займет. Поэтому для Трансаэро хорошего выхода нет. Хорошее можно – первое, для нас, для потребителей. Второе - для государства.Ну, для меня, честно скажу, предложение акционеров S7 о приобретении пакета было неожиданным, потому что мне казалось, что оно очень красивое предложение, по большому счету, это построение второго «Аэрофлота». Ну, в чем сила, конкурентное преимущество «Аэрофлота»? У его есть сеть внутренних маршрутов, сеть вылетов из Москвы за границу, есть аэропорт, где делаются стыковки под названием «Шереметьево».
Вот если бы S7, имея большую сетку маршрутов регулярных получала направления, которые сейчас у Трансаэро, выбрасывала бы ненужные, оставляла бы регулярные, и имея аэропорт стыковки в Домодедово, - пусть в два раза меньше, чем «Аэрофлот» – неважно. Но это была бы компания, которая могла бы предлагать аналогичный продукт нам, как потребителю. А любая конкуренция ведет к снижению цены. То есть, с моей точки зрения, это очень красивая идея. С моей точки зрения, она в интересах потребителей и в интересах любого рационального государства, которому хочется, чтобы потребителям жилось лучше, населению страны.
С.АЛЕКСАШЕНКО: Я-то вообще считаю, что санация это профанация...
Но, - кроме российского. Потому что «Аэрофлот» принадлежит государству на 51%, а государство верит только в монополию, в государственную монополию, и весь частный бизнес, мелкий, средний, крупный – их надо только «кошмарить» и давить. Поэтому вот так. Похоже, что лучше не будет никому - от того, что если Трансаэро обанкротится, а все маршруты уйдут к «Аэрофлоту», - судя по последней новости, - здесь я выигравших не вижу.
И.Воробьева
―
Кроме «Аэрофлота».
С.Алексашенко
―
Это иллюзия. Я плохо понимаю, что от этого выиграет «Аэрофлот».
И.Воробьева
―
Ну как, - монополия фактическая.
С.Алексашенко
―
Ну, была у него монополия. Он что, был счастливым? У него были монопольные направления в Париж, во Францию, в Италию, в Швейцарию. Ну и что? Что, от этого «Аэрофлот» стал дико прибыли приносить? Нет, конечно. «Аэрофлот», по большому счету, одна из немногих российских компаний, которая реально конкурирует на мировом рынке. Это действительно. Я считаю, что «Аэрофлот» это одна из лучших компаний российских, которая умеет конкурировать на очень сложном рынке международных авиаперевозок, и у нее есть своя доля перевозок из Азии в Европу, из Азии в Америку. И, в принципе, пассажир может перелететь из Москвы в Швейцарию либо «Аэрофлотом», либо швейцарской авиакомпанией «Swiss». Несмотря на то, что туда из российских компаний больше не летать не может.Не будет абсолютной монополии. Просто будет летать «Swiss», будет летать британская компания, французская. Поэтому это иллюзия, что «Аэрофлоту» будет лучше. Монополия – это только кажется, что ей хорошо. Потребитель всегда найдет. Будут летать со стыковкой, со стыковкой через Вену, через Прагу, через Франкфурт. Потребитель не готов переплачивать. Если потребитель готов отказаться от новогоднего отпуска, но уж точно он будет искать. Я помню даже из времен «Аэрофлота» – там есть как бы правило: потребитель за каждый лишний час полета, с учетом стыковок, хочет снижения цены на сто долларов. Это особенно работает на длинных перелетах, где летишь долго и там, где стыковка может занимать 2-3 часа.
Почему авиационный бизнес сложный? Потому что самолеты у всех одинаковые, маршруты у всех одинаковые, качество еды – ну, чуть лучше – чуть хуже, но если ты летишь 2-3 часа, то можно и потерпеть. Главное - чтобы подешевле было.
И.Воробьева
―
Конечно.
С.Алексашенко
―
А как «Аэрофлот» собирается снижать цены, если он никогда к этому не склонен был?
Я.Широков
―
В понедельник как раз по этой теме отсматривали билеты. Есть направления, на которых какие-то конкурентные преимущества есть у других компаний. Например, билеты «Москва-Владивосток» можно было купить только билеты бизнес-класса за 140 тысяч рублей. То есть, человек, которому нужно было бы лететь из Москвы во Владивосток на Трансаэро, который платил 14 тысяч, ему теперь придется думать, как он будет прыгать, видимо, по другим городам.
С.Алексашенко
―
Да. Но это вопрос к государству, к антимонопольной службе, к министерству транспорта, - как и почему. Но понимаете, им эти вопросы никто не задает. Это как Ира говорит – что мы будем задавать вопросы? Что мы задаем эти вопросы, если нам все равно ничего не ответят. Ну, не ответят.
И.Воробьева
―
Это на самом деле правда. Вы сейчас говорите, как лучше сделать, и я понимаю, что так будет лучше. И когда я увидела новость про S7, я небольшой эксперт в авиационном бизнесе, но мне понравилась эта идея, я подумала, что это было бы и правда круто, по-настоящему. А то, что началось дальше - мы видели.
С.Алексашенко
―
Как всегда.
И.Воробьева
―
Как всегда.
С.Алексашенко
―
А дальше – как всегда.
И.Воробьева
―
И ты расстраиваешься, как всегда. И главное, что опять же, мы кто? Мы тут сидим в студии, обсуждаем это, объясняем слушателям, почему, что, с чем это связано и как это отразится на них. Это наша задача, собственно, - чтобы они понимали.
С.Алексашенко
―
И это правда.
И.Воробьева
―
Мне кажется, мы задачу прекрасно выполнили. Спасибо вам огромное. Это была программа «Персонально ваш», и персонально наш был экономист Сергей Алексашенко. До встречи.
С.Алексашенко
―
До свидания.