Михаил Веллер - Персонально ваш - 2015-09-22
А. Нарышкин
―
Персонально ваш на целый час – прямо стихами заговорил – Михаил Веллер, писатель. Здравствуйте еще раз вам.
М. Веллер
―
Добрый день всем.
А. Нарышкин
―
И можете присылать свои вопросы Михаилу Веллеру на номер +7-985-970-45-45, твиттер-аккаунт @vyzvon также не забывайте.
А. Соломин
―
У нас, вы знаете, Михаил Иосифович, наши слушатели пополам разделились в оценке того, что представляет собой блокада продовольственная Крыма: она отворачивает жителей Крыма от украинской власти или, наоборот, делает так, чтобы они поскорее туда стремились? А вы как думаете?
М. Веллер
―
Действительно, это, наверное, нужно спросить у жителей Крыма, сделать такую выборку, хотя бы человек двести-триста, как они ко всему этому относятся. Я думаю, во-первых, это их, безусловно, раздражает. Во-вторых, когда людей что-то раздражает, то обычно их раздражает все. Вот их раздражает свое положение. Кто виноват? А все виноваты. Я думаю, в Крыму имеются разные мнения. Так что, здесь как ответить однозначно? Что по этому поводу думают жители Крыма? Я не знаю, что они думают по этому поводу.
А. Соломин
―
Тогда, наверное, логично было бы спросить, что думают жители Крыма вообще по поводу присоединения к Российской Федерации, и сделать это…
М. Веллер
―
Спокуха, ребята. Я не живу в Крыму, поэтому я не могу сказать, что думают жители Крыма. Я не знаю…
А. Соломин
―
А вы что думаете? Крым – это теперь наша общая часть и наша боль, наша радость.
М. Веллер
―
Я не житель Крыма, я в Крыму был в последний раз – ребята, вас тогда еще не было. Вы такие молодые, вы так отлично выглядите. А я вот, по-моему, был в Крыму в последний раз в 1970-м годе. Представляете, да? Курил сигареты «Черноморские», крымский аналог всесоюзного «Памира», 10 копеек. Очень хороший был табак, хотя отработки самого дешевого и прочее. А что там сейчас, я с трудом себе представляю. Так что, что они думают? Посмотрим. Цыплят по осени считают. Чем кончится битва холодильников с телевизорами, как давно заметили.
А. Соломин
―
А вы не воспринимаете это как пощечину Москве, а не Крыму?
М. Веллер
―
Вы знаете, Москва, она разная. В Москве есть разные люди. Я не знаю, честное благородное слово, кому это пощечина. Вот мне больше думать не о чем, как пощечина она или нет, простите великодушно.Требования с той стороны выставляются самые простые, а именно: впустите Джемилева и Чубарова к себе на родину в свою татарскую общину в Крыму и выпустите Сенцова, Савченко и кого-то там еще. Вот все требования. Требования эти, во всяком случае, абсолютно понятны, под ними стоит своя внятная аргументация. Значит, на эти требования нужно хоть что-то ответить. Или: ну, хорошо, отпустим, или хуже нам же будет. Второе: не отпустим никогда, хоть вы все сдохните. Когда в ответ на эти требования следует молчание, ну, вот такое глупое бодание баранов на мосту:а мы не дадим вам жратвы – а мы не будем жрать. Провались они все пропадом! Ситуация, кстати, глупейшая.
А. Нарышкин
―
Порошенко говорит, что вот эта акция – он ее, кстати, поддерживает – она проводится для скорейшего возобновления государственного суверенитета над Крымом. Как вы считаете, поспособствует вот эта акция возвращению Крыма в состав Украины? Вообще можно ли рассуждать на такие темы?
М. ВЕЛЛЕР: Это такое глупое бодание баранов на мосту:а мы не дадим вам жратвы – а мы не будем жрать
М. Веллер
―
Ребята, положение сейчас настолько зыбкое, настолько сложное, настолько подвешенное, никто не знает, что будет через эти 996, или сколько осталось, дней, когда должен открыться Чемпионат по футболу в Москве, крупнейшее событие нашей эпохи. Разумеется, я не убежден, что все до него доживут. Ну, люди же умирают все-таки каждый день, да? Вот всем, кто нас слушает, я, конечно, желаю дожить. Ну, вы суровый такой Нострадамус, да.Так вот, в этом отношении что думает Порошенко? Порошенко думает о том, чтобы сохранить свое состояние. Порошенко думает о том, чтобы продолжать рулить Украиной. Порошенко думает о том, чтобы его страна не впала в полное ничтожество и не слилась в помойку. Порошенко думает о том, как примирить олигархов с тем, чтобы народу тоже было что жрать. Потому что украинские олигархи от русских ничем не отличаются, разве что еще большей бессовестностью.
А. Нарышкин
―
Извините, Порошенко, по-моему, еще думает, чтобы куски вот этого большого пирога Украины вернулись все-таки когда-то в состав этой страны, и в первую очередь речь идет о Крыме. Ну, и Донбасс бы, наверное, тоже было бы неплохо как-то обуздать.
М. Веллер
―
Да и все мы думаем о том, когда же будут цвести яблони на Марсе. Я не могу понять, в чем рациональное зерно обсуждения того, что думает Порошенко. Может быть, он, как Лев Толстой из анекдотов Хармса, пишет целую страницу «Войны и мира», а сам всю страницу думает: трень-дебедень-дебедень-дебедень.
А. Нарышкин
―
Замечательно.
А. Соломин
―
Вы сказали, что все это полнейшая глупость. Но тогда, наверное, справедливо назвать и глупцов. Вы сказали, что вся эта история с блокадой – глупость. А кто глупец-то в этом?
М. Веллер
―
Господа Алексеи, я напоминаю сейчас себе героя известного старинного анекдота, сбитого советского летчика, попавшего в плен к гестаповцам, которому удалось бежать после пыток и который говорит своим: «Ребята, скажу одно: учите матчасть – спрашивают крепко».Так вот то, чего вы у меня спрашиваете, я не знаю. Это не предмет рассуждений, это предмет информации. Для этого существует разведка и ее аналитический отдел. Судить об этом, располагая той информацией, которую мы берем исключительно из СМИ, это – ну, сидят пикейные жилеты и сообщают: Бриан – это голова. Так что, здесь я не знаю.
А. Нарышкин
―
Популярный лозунг «Крым наш», который начали использовать после присоединения полуострова к России – он ваш, вы его поддерживаете? Ну, душой.
М. Веллер
―
Я что-то вообще этого немного не понимаю.
А. Соломин
―
Лозунга этого?
М. Веллер
―
Нет, я не понимаю, как вы бы хотели на меня нанести какую-то маркировку.
А. Нарышкин
―
Сепаратиста.
М. Веллер
―
Нет, любой лозунг имеет свою лозунговую задачу и свой лозунговый смысл. И воспринимать его как действительно анализ жизни нашей, совершенно невозможно. Точно так же с Крымом все понятно, кому он принадлежит исторически, история этого всего, кому он принадлежит фактически, кому он принадлежит юридически – это все абсолютно понятно.Так что, этот лозунг… одни могут говорить «Крым наш», другие могут говорить «Нам крыш». В общем и целом, на самом деле эту тему ведь уже пускают по линии затухающей. Использовали раньше представители спецслужб такой оборот, вполне устойчивый – «пускать информацию по затухающей». Ну, хватит, мы уже накушались Украиной, теперь мы должны кушать Сирию. Нужно думать, как вести себя с Китаем. И вообще, положение непростое наше. Так что, в общем, можно уже завязывать с Украиной. Вот видите, Донбасс приступает к мирному строительству. Вопрос – кто мешал раньше? Не будем углубляться в этот вопрос. Кто надо, тот и мешал.
А. Соломин
―
Кто-то мешал. Но речь-то идет о Донбассе, а по Крыму мы четко сказали, что это наша территория, которую мы никому отдавать не будем. И, в общем, здесь сомнений в позиции российской в этом нет. Сирия, не Сирия, Уганда, кто еще появится – Крым Россия отдавать не собирается.
М. Веллер
―
Вы абсолютно правильно говорите, такова российская позиция. Что бы вы хотели услышать от меня?
А. Соломин
―
Кстати, вы сказали, что одно из требований действительно тех, кто блокирует продукты в Крым – это освобождение Савченко.
М. Веллер
―
Это не я сказал, это СМИ пишут, я всего лишь процитировал.
А. Соломин
―
Да, абсолютно так, абсолютно верно. Просто вы об этом упомянули, и об этом хочется… Сегодня начинается судебный процесс.
М. ВЕЛЛЕР: Найти врага, показав народу его, чтобы все негативные эмоции были направлены на созданный образ врага
А. Нарышкин
―
Начался уже, да. Об этом еще спросим. Сейчас как раз у меня есть возможность спросить, да. Первый день суда над Надеждой Савченко, рассматривается дело уже по существу. Там есть различные всякие проблемы, и журналистов не пускают, вот как коллеги передают. Но мы, кстати, об этом в дневном «Развороте» поговорим через час. А вас хочу спросить: Савченко… Давайте представим, что вы судья, да? Вам же, наверное, может быть, лестно от этого ярлыка, который я на вас прицепил. Вот вы как наблюдатель, можете оценить, Савченко – действительно какая-то уголовница, убийца, или это все дело Савченко – это политика?
М. Веллер
―
Ребята, значительную часть информации о деле Савченко я черпаю с сайта «Эхо Москвы», который вам наверняка знаком…
А. Нарышкин
―
Слышали.
М. Веллер
―
… и как минимум, не хуже, чем мне. Но, кроме того, есть что-то, написанное в других местах. Таким образом, на основании той информации, которую я получил с какого-то количества СМИ, я могу составить себе какое-то представление.Разумеется, это будет не первичное, а вторичное представление, потому что сам я в архивах не рылся, бумажки не сравнивал, в допросах не участвовал и также не разговаривал с адвокатами и вообще ни с кем, причастными к этому дело. То есть, в любом случае, это достаточно умозрительный разговор.
На основании всего того, что нам всем известно или любому желающему может быть известно из совершенно открытых СМИ, там не сходятся концы. Не сходятся концы с тем, что она была, так сказать, выведена из свободного движения раньше, чем произошел обстрел. В группе, которая была обстреляна, и где были убитые, было более военных – тех, которые воевали на стороне Донецкой республики – чем лиц гражданских. Это была смешанная группа в комбезах с оружием, которая была накрыта минометным огнем. Все. Рассмотреть кого-то из прессы на расстоянии полутора километров – ну, не очень просто. И уж не накрывают пятнадцать человек, для того чтобы убить двух журналистов. Зачем? Чтобы устроить провокацию на свою собственную голову?
Далее. С какой целью она могла перейти с Украины в Россию? Прежде всего, ставится вопрос «зачем?». Вот человек что-то сделал – объясните, зачем. Так вот, я нигде не встретил ответа на вопрос: она перешла на территорию России под видом беженки – зачем? Она что хотела сделать? Она хотела собирать шпионскую информацию?
А. Нарышкин
―
Бежала от «Правого сектора»*.
М. Веллер
―
Сейчас. Вот будьте любезны хоть какие-нибудь доказательства того, что она хотела собирать шпионскую информацию. Она хотела совершить теракт? Ну, хоть одно минимальное доказательство в пользу того, что она хотела совершить теракт.То есть, все это производит впечатление совершенно высосанного из пальца. Производит впечатление того – найти врага, показать всем врага и сплотить народ, показав ему врага, чтобы все негативные эмоции народа слились воедино и были направлены на созданный образ врага.
Это обычнейший политический ход, это делалось во всех странах во все эпохи, в самые разные периоды. Вот создать врага и всех натравить на этого врага. Но далее, поскольку с профессионализмом у нас иногда кое-где кое у кого порой плоховато, то у них не сходятся концы с концами. Вот показывают, как она пишет заявление «Прошу выдать мне новые документы», а накануне вот паспорт номер такой-то вот у нее был с собой. Очень-очень интересно. То есть, у меня создается впечатление, что ни в чем она никак не виновата, что касается смерти этих журналистов.
И еще одна вещь. Когда журналист идет с группой вооруженных людей, и эта группа может попасть под огонь, журналист совершенно естественно сознает, что он рискует своей жизнью, потому что пуля – дура, а снаряд – тем более. Журналистов очень жалко, так же, как жалко всех. Вот все условно 7 тысяч человек, которые убиты на этой совершенно бесстыжей бессмысленной преступной войне, их всех бесконечно жалко. И ее тоже жалко.
А. Соломин
―
Но что сейчас с ней делать? Вы говорите…
М. Веллер
―
Ну, что с ней делать? Купить ей мороженое. Или выпустить ее на свободу. Или найти ей хорошего парня в женихи... Что это за вопрос: что с ней делать? Покачать ее в коляске, поцеловать ее в лобик.
А. Соломин
―
Нет, я вам скажу.
М. Веллер
―
Вот вы скажите.
А. Соломин
―
Путин говорит… Не что делать, скажу. Что делать, я у вас хочу спросить.
М. Веллер
―
Я не знаю, что с ней делать. Я не судья, я не органы, я не дознаватель. Ну, что с ней делать? Вот что вы ко мне пристали, что с ней делать? Понятия не имею. Вопрос считаю некорректным. Я считаю этот вопрос на уровне лузганья семечек на лавочке.
А. Нарышкин
―
Михаил Веллер почувствовал себя судьей, уже снимает вопрос.
А. Соломин
―
Считаете ли вы допустимым передать Савченко в качестве, ну, такого обменного человека, которого можно поменять, допустим, на российских десантников, российских спецназовцев, которые сейчас задержаны?
М. Веллер
―
Обмены военнопленными осуществлялись всегда всеми на всех войнах во все времена. В данном случае я не вижу никаких поводов для делания исключений.
А. Соломин
―
Суд вам говорит, что это не военнопленный, что это преступник.
М. Веллер
―
Суд мне говорил, что Виктор Абакумов был бразильский шпион. Суд нам еще и не то скажет. Вы спрашиваете суд или меня? Если меня, то я ответил. Если суд – вопрос к судье.
А. Нарышкин
―
История с Савченко, а также с Сенцовым и Кольченко, она же не только про Россию и Украину и вышла уже на такую международную арену.
М. Веллер
―
Конечно.
А. Нарышкин
―
Если мы представим, что будет некое политическое решение – но сначала, разумеется, судебное решение, потом политическое – отпустить вот эту вот тройку украинцев. Отношение к России изменится? Снимут ли, может быть, санкции с нас? Начнут ли нас и Владимира Путина уважать больше? Вот это такой гуманизм.
М. Веллер
―
Знаете, вы на меня смотрите, как земляне на марсианина, и они у него спрашивают, как дела на Марсе. Потому что сами-то мы на Марсе никогда не были, про марсиан ничего не знаем, а вот вы нам скажите: если мы отпустим трех пленных марсиан, марсиане нашлют на нас зеленых человечков или, наоборот, будут сажать наши яблони? Из двух одно: или изменится, или не изменится. То, что хуже не будет, это понятно. То, что такие поступки идут всегда в зачет в какой-то плюсик, это тоже понятно. Каких размеров будет плюсик, разумеется, заранее сказать не может никто, потому что в таких случаях, как правило, идет долгая нудная подпольная торговля: если мы это сделаем, что нам за это будет?
А. Нарышкин
―
Давайте переместимся из Ростова, где идет суд над Савченко, в Москву, в Кремль, а потом построим такой мостик с Парижем…
М. Веллер
―
Хочу в Кремль.
М. ВЕЛЛЕР: Порошенко думает о том, как примирить олигархов с тем, чтобы народу тоже было что жрать
А. Нарышкин
―
О, политическое заявление от Михаила Веллера!
М. Веллер
―
Давайте сразу в Париж – зачем нам промежуточные посадки?
А. Соломин
―
Нет, сначала все-таки…
М. Веллер
―
Сначала в Кремль, а потом…
А. Нарышкин
―
Я думал, Михаил Иосифович сейчас объявит о своих президентских амбициях, скажет, что 2018 год, голосуйте за меня.
М. Веллер
―
То есть, вы полагаете, что в Кремле есть только один человек с одной должностью. Это симптоматично, подсознание.
А. Нарышкин
―
Слушайте, за вас хотя бы два человека, судя по нашим сообщениям…
М. Веллер
―
Два за меня, остальные против.
А. Нарышкин
―
Остальные пока думают еще. Я хотел вас спросить про такого персонажа, как сенатор Пугачев. Сергей Пугачев, который был очень близок к Владимиру Путину, у него был банк, и вообще, говорили, что довольно теплые отношения, и не только с Путиным, называли его православным банкиром.
А. Соломин
―
А сам он говорил, что он вообще придумал Путина, привел его.
А. Нарышкин
―
Представляете, какого уровня человек? И смотрите, в чем история. В России на него завели уголовное дело, что он обманул вкладчиков «Межпромбанка». Сейчас этот Пугачев, который живет за рубежом, он постоянно критикует Кремль, а еще, оказывается, сегодня направил иск в Гаагский суд и хочет у России отнять 10 миллиардов долларов. Он говорит, что это компенсация за то, что у него в свое время отняли вот эти вот активы. Как вот можно относиться к такому человеку, который сначала с Путиным дружил, как бы под его крышей строил свой бизнес, а потом вот так вот взял, уехал и начал мочить? Заслуживает ли такой человек, как Сергей Пугачев, вашего осуждения?
М. Веллер
―
Сергей Пугачев довольно многого заслуживает, и я считаю, за то, что он захотел 10 миллиардов долларов, он заслуживает определенного делового уважения. Потому что не сто рублей захотел, не тысячу долларов,а 10 миллиардов.
А. Нарышкин
―
Бизнесмен.
М. Веллер
―
То есть, человек серьезный. Вот серьезные намерения всегда внушают определенное уважение.Далее. Может быть, вы не поверите, но я с ним никогда не встречался.
А. Нарышкин
―
Мы тоже.
М. Веллер
―
У меня, должен сказать, есть определенная классовая неприязнь к банкирам.
А. Соломин
―
К банкирам или к богатым?..
М. Веллер
―
К банкирам. Нет, я обычно фильтрую базар, я формулирую достаточно корректно.
А. Соломин
―
А я уточняю.
М. Веллер
―
Да, большое спасибо, это я на всякий случай оговариваю. Потому что банкир, говоря по-русски – это ростовщик. Ростовщики нигде и никогда не пользовались любовью. С ними были вынуждены считаться, потому что деньги всем нужны, но зато, что они сосали кровь –берешь у него монету, отдаешь две –их, конечно, все ненавидели. Их аппетиты ограничения не знали, их можно было ограничивать только законодательно.Про то много историй. Бог с ним со всем.Таким образом, кто есть российский банкир? Народ живет бедно. Вот попросту говоря, большая часть народа живет бедно. С учетом вот общего валового продукта, я уж не говорю с учетом всех природных богатств страны, с учетом состояний богатейших людей, с учетом роста миллиардеров… По миллиардерам мы на втором месте после Америки, все давно знают, и так далее и так далее. Здесь вот – ну, за что, собственно, любить банкиров? Они что делают? Они дают рубль, а потом требуют обратно два. Вот пошла вся эта валютная катавасия, масса людей оказалась на улице.
Вот банкир Пугачев. Я считаю так: по каждому банкиру нужно провести дознание. Потому что, конечно же, в России не только любого бизнесмена вообще (любого, любого, законы так написаны),но и любого банкира в частности, конечно, можно сажать, и лучше с конфискацией. Итак, он дружил с Путиным. Одна из моих любимых фраз у Ремарка в романе «На западном фронте без перемен»: с жандармом-то небось каждый дружить захочет, - сказал Тьяден.
Так вот, он дружил с Путиным. Я понятия не имею, как завязалась их дружба. Я понятия не имею, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем. Вот как у Гоголя написано, знаю, а как поссорился Пугачев с Путиным – понятия не имею.
А. Соломин
―
Ну, примерно так же, наверное.
М. Веллер
―
Если вы знаете больше, расскажите мне после передачи, мне тоже будет очень интересно.Таким образом, вот он съехал и теперь говорит, что все плохо. Это обычная история. Вот был отличный премьер-министр Михаил Касьянов, партийная кличка «Миша 2%». Может, ему в карман никто не заглядывал… Заметьте, не 20, не 50 – 2%. Вот. И вот из этих двух… то есть, получается, на 98% честный человек. Вот теперь он возглавляет оппозицию. Почему? Потому что выгнали из премьеров, и тогда он перешел в оппозицию.
А. Соломин
―
Но не за два же процента выгнали из премьеров.
М. Веллер
―
Вы знаете, смотря от чего проценты считать. Бывает, что два процента больше иных двухсот, сами знаете.Вот с Пугачевым. Пока он был банкиром, все хорошо, потом он сбежал. Я не знаю, чего он сбежал, я не знаю, чего на него наехали. Он не отстегнул кому надо, он поссорился, с кем не надо, он попер на кого из серьезных чекистов – он что вообще сделал, он что сбежал? Это информация закрытая. Теперь он стал врагом нынешней российской власти. Пока все было хорошо, был другом.
Вот что я вам скажу: провались он пропадом. Он мне не интересен. Я не желаю знать его фамилию, я не желаю помнить, как он выглядит, я не желаю о нем слушать. Пусть он подавится.
А. Нарышкин
―
Вы сказали ключевую вещь, что он стал врагом России. А мы знаем, как враги Кремля потом очень плохо заканчивают за рубежом свои дни. Стоит ли Сергею Пугачеву, который не только катит бочку на Кремль, но еще предъявляет некие финансовые претензии Москве и Путину в частности, стоит ли ему теперь опасаться за свою жизнь?
М. ВЕЛЛЕР: Пугачев не отстегнул кому надо, поссорился, с кем не надо... Теперь он стал врагом российской власти
М. Веллер
―
Вы знаете, вот…
А. Нарышкин
―
Только не говорите, что каждый вообще человек может опасаться за жизнь и от кирпича никто не застрахован.
М. Веллер
―
«Ухлопали Фердинанда-то нашего». «Которого? – спросил Швейк. – Я знаю двух Фердинандов, и ни одного ни капельки не жалко». Я Пугачева не знал при жизни, я его не хочу знать и дальше. Это его личные проблемы. Если ему дадут чаю с полонием, или он вдруг неудачно повесится в ванной, это его личное горе, он меня не волнует. Я его миллиардов не считал, он сам воровал, пускай сам отвечает.
А. Соломин
―
Но вы же понимаете, что вы тогда, получается, сознаете, что мы живем в стране, в которой неугодный человек может получить чашку полония, и вам будет все равно, потому что этот человек вас не касается?
М. Веллер
―
Это смотря какой человек. А то, что мы живем в этой стране – у вас какие предложения? Сменить страну или не жить?
А. Соломин
―
Ну, как-то сделать так, чтобы политические оппоненты не получали чай с полонием…
М. Веллер
―
Я готов выслушать ваши рецепты и прокомментировать их.
А. Соломин
―
Мне бы хотелось у вас узнать.
А. Нарышкин
―
Давай мы обсудим, может быть, во время перерыва некие рецепты, потом их обязательно озвучим. Попьем чай, кстати. У нас будут новости сейчас и реклама, Ира Меркулова уже в студии, а у нас, напротив нас с Алексеем Соломиным…
М. Веллер
―
Вы вовремя упомянули чай, я согласен.НОВОСТИ
А. Соломин: 15
―
35 в российской столице, «Персонально ваш», Алексей Соломин, Алексей Нарышкин. У нас в гостях писатель Михаил Веллер. Михаил Иосифович, я хотел вернуться на секунду к теме Пугачева. Я понял ваше отношение к банкирам, но…
А. Нарышкин
―
Мы такую исповедь услышали!
А. Соломин
―
Но не вызывает у вас уважения человек, который не боится не только преследования юридического, но физического, и продолжает говорить то, что он хочет говорить?
М. Веллер
―
Вы знаете, он мне неинтересен, он не из моего карасса. Я не знаю, что у него на самом деле за отношения с кремлевской верхушкой. Я не знаю, какими деньгами, взаимными услугами и обязательствами с кем он повязан. Я не знаю, какая у него охрана. Он живет в другом мире, провались он пропадом.
А. Соломин
―
Хорошо. Десять миллиардов, которые он требует у России, как, кстати говоря, и…
М. Веллер
―
Позвольте ответить. Он мне неинтересен, я не хочу о нем говорить, я не вижу в нем предмета разговора. Сдохнет он или отсудит он эти миллиарды – ну, совершенно меня не колышет.Мне не представляется этот вопрос сколько-то принципиальным.
А. Соломин
―
Мы не только Пугачеву должны огромные деньги. Вот сейчас по…
М. Веллер
―
Пугачеву мы пока ничего не должны.
А. Соломин
―
Кстати, верное замечание. Но мы должны ЮКОСу, по решению суда. И Россия отказывается это выплачивать.
М. Веллер
―
Я не могу больше обсуждать ЮКОС. Сколько можно сосать ЮКОС и Ходорковского, его комсомольскую карьеру и 50 миллиардов? Ребята, у вас реально нет других тем для разговора? У вас напряженка? У меня нет никакого мнения, вы его не получите. Невозможно сто раз пережевывать однажды съеденное, нельзя же дерьмом питаться, которое сто раз переварено, честное слово. Вы меня немного вывели из себя. Такое ощущение, что вы не способны генерировать ни одной мысли. Вы мне задаете вопросы, которые обсосаны сто и тысячу раз. Ну, как вам не совестно? У вас умные лица.
А. Нарышкин
―
Обратите внимание, вопросы сейчас задавал только Алексей Соломин, а я молчал.
А. Соломин
―
А ты хороший полицейский.
М. Веллер
―
Вы хорошо сработались.
А. Нарышкин
―
Да-да-да, у нас замечательный тандем, и не первый раз это отмечают.У меня на самом деле для вас вопрос, который действительно актуален для всех россиян, у которых, ну, как минимум не болит печень. Хотят в Совете Федерации предложить повысить возраст продажи алкоголя с 18 лет до 21 года. Станут меньше пить от этого, как вы считаете?
М. Веллер
―
Во-первых, это говорит о том, что система пошла вразнос. А именно, одной рукой они, когда все дорожает и падают доходы реальные населения, снижают цены на водку, потому что народ на это всегда падает, и когда цены на спиртное понижаются, то социальная реакция положительная. Когда спиртное дорожает, социальная реакция отрицательная. Так вот, с одной стороны, они снижают цены, с другой стороны, собираются вводить запрет.Первое. Сколько пили, столько пить и будут, все это ерунда. Второе. Это не деятельность, а совершеннейшая симуляция деятельности. Что придумать, они не знают. Дума на самом деле вполне бесправна, она может уже, как в советские времена, исключительно критиковать управдомов, продавцов комиссионных магазинов нечестных и тому подобное, а вообще она ни хрена не делает. Это не Дума, а симулякр парламента. Макет такой недействующий, только и всего.
Третье. Меня всегда до глубины души возмущало фантастическое лицемерие закона, который в 18 лет разрешает пацанам воевать и умирать, но не разрешает им пить спиртное. Когда тебя разрывает снарядом на куски, то это можно, но пить при этом нельзя. Провались они все пропадом со своими глупейшими инициативами. Они бы ввели какую-нибудь другую инициативу: о свободных профсоюзах, о нормальном минимуме заработной платы, о трудоустройстве местного населения, уже потом привлекаются мигранты, о колоссальных штрафах, о разорении девелоперов, строителей, которые ввозят нелегальных мигрантов и делают на них сумасшедшие деньги, и все это с конфискацией.
М. ВЕЛЛЕР: Я не могу больше обсуждать ЮКОС. Невозможно сто раз пережевывать уже съеденное, нельзя ж дерьмом питаться
Вместо этого они заделали прекрасный закон, сбор по ЖКХ на капитальный ремонт. Тебе никогда не сделают этот ремонт, потому что неизвестно кто, неизвестно когда, сто раз сменится. Украли Пенсионный фонд? Нет, не весь украли, нельзя так говорить. И эти деньги, разумеется, украдут. Сказали давно умные люди, это нормально: берется банковский кредит, делается ремонт, потом эта сумма (только по-честному – ну, мечта, конечно, по-честному) раскидывается на сколько-то лет на всех квартиросъемщиков, владельцев квартир отремонтированного дома, и они оплачивают ремонт два года или шесть лет и так далее, и всем все понятно, нормально. Ну, конечно, накрутки будут там, вместо дешевых материалов напишут дорогие, но хоть что-то ясно. А так у тебя будут собирать деньги. То есть, еще один побор. Потому что кормовая база сокращается, а дармоедов с каждым годом плодилось все больше, и все они хотят жрать. А теперь еще пить с 25-ти лет.
А. Нарышкин: С 21
―
го.
М. Веллер
―
Забыли табачные бунты конца советской эпохи? Будут водочные бунты.
А. Нарышкин
―
Как вы считаете, сухой закон введут?
М. Веллер
―
Нет. Сухой закон породил фантастическую коррупцию и расцвет гангстеризма в Америке, пока Рузвельт, умный человек, это не отменил. Если введут сухой закон у нас, то, конечно же, будет самогоноварение, будет подпольный алкоголь, будут еще больше подкупать милицию, ныне полицию, деньги полиции будут посылаться наверх до самой верхушки.
А. Нарышкин
―
А, может, это ускорит смену власти в России?
М. Веллер
―
Вы знаете, есть разные способы ускорения смены власти. Один из них - скорее досрочные выборы, а другой - все развалится к чертовой матери. Вот второго варианта хотелось бы избежать.
А. Нарышкин
―
А сами-то пьете что? Никогда, кстати, не знал, что пьет Михаил Веллер.
М. Веллер
―
Вы знаете, я не пью, я иногда что-то выпиваю.
А. Нарышкин
―
Потребляете?
М. Веллер
―
Да.
А. Нарышкин
―
Расскажите.
М. Веллер
―
Как, я полагаю, все нормальные люди. Я думаю, что мое privacy, моя частная жизнь, не имеет никакого принципиального значения. Если я выпиваю, от 50 до 100 граммов водки, или виски, или коньяка, или стакан вина или что, то это не имеет никакого значения ни для чего.
А. Соломин
―
Я сейчас услышал мысль, которая мне показалась очень…
А. Нарышкин
―
100 грамм коньяка – отличная мысль!
М. Веллер
―
Да, я согласен.
А. Соломин
―
В России вообще ничего нельзя планировать на долгую перспективу. Вы говорите, по капитальному ремонту – ремонт все равно не сделают, пенсии все равно исчезнут. А вообще что-нибудь можно планировать на 10 лет вперед, на 20 лет вперед?
М. Веллер
―
Вы знаете, вещи стратегические планировать на 3-5-7-10-20-50 лет вперед необходимо. Этого не делает ни власть – никогда, начиная с 92-го года, нифига она не планирует. И сейчас…
А. Соломин
―
… капремонт?
М. Веллер
―
Я сказал: власть. Власть – это не капремонт. И этого не планирует ни оппозиция – я имею в виду стратегическое развитие страны. Нет у них никаких планов. Честные выборы – это не план, это момент механизма.Что касается капремонта. Это не планирование. Если бы они сказали: значит, так, ребята, вот этот дом, вот через 6 лет у нас пойдет по плану на ремонт. Материалы стоял столько-то. Вопрос: а сколько эти материалы будут стоить через 6 лет, ты знаешь? Ведь через 6 лет, если деньги помельчают еще втрое, а цены вырастут втрое, ты же, гадина, скажешь, что всего того, что мы платили, теперь хватит только на треть ремонта, и нужны еще две трети. Они это скажут, будьте спокойны. Планировать-то надо не с того конца.
Понимаете, планирование и кретинское симулирование планирования – это ведь не одно и то же. Планировать необходимо, а кретински симулировать не надо.
А. Соломин
―
Предложение перенести начало учебного года на 15 дней – это кретинское симулирование по-вашему или здравое какое-то предложение?
М. Веллер
―
Вне всякого сомнения. Поскольку нельзя повысить зарплату учителям – не дадут денег, нельзя выпустить лучшие учебники – ну, вот так механически производственно не получается, нельзя изменить учебный процесс – а вот по неким внутренним причинам не проходит, но делать-то что-то надо!Вы знаете эту старую шутку? Как Чебурашка с Геной бегут на перрон, а то поезд отходит. Они прибегают, а поезд уже отходит. И Гена разворачивается – бах, Чебурашке в ухо. Гена, за что? – Но ведь надо же что-то делать! Вот по этому принципу производят часто действия наши законодатели: надо что-то делать.
М. ВЕЛЛЕР: Нет у оппозиции никаких планов. Честные выборы – это не план, это момент механизма
Это бред сивой кобылы в лунную ночь, потому что начало учебного процесса, день 1 сентября, кроме всего прочего, имеет еще и некое ритуальное значение, традиционное, некий момент упорядочивания, некий момент того, что с 1 сентября начинается школьный год, потому что всем надо учиться. А если он начинается неизвестно когда – может, и вовсе не надо учиться. И, кроме того, это ни за чем не надо, детей больше не становится – их же меньше стало, да? И 1 сентября им ничего не мешает. И переносить это – это совершеннейшая, повторяю, бредятина, я это считаю шумовой бомбой, отвлекающей.
Так же, как – вот был президент Медведев – оставляем в стороне…
А. Нарышкин
―
… шумовая бомба…
М. Веллер
―
… сейчас, сейчас – все административные таланты. Давайте введем 5 часовых поясов вместо 8-ми. Давайте парад во Владивостоке будем проводить по московскому времени в 5 часов вечера. Давайте отменим перевод на зимнее/на летнее время.Какой это имеет смысл? Абсолютно никакого. Вообще никакого. Но все обсуждали. Почему? Чтобы они не обсуждали, что по своему скудоумию он может соревноваться с теми, кто не сдает IQ на поступление в контрактники в армию – там нужно набрать хотя бы 91 из 100. Нет, ну, есть, конечно, 91 из 100, потому что свой тридцатник в день он имеет, но, в общем и целом, президент должен был быть вообще не президент, чтобы всем было понятно, что по сравнению с Путиным это пустое место, конечно. Вот просто кресло хранит, да, чтобы было понятно – ну, кто это такой, понимаете? Интересно, он хоть один раз подтянулся там или нет? Он человек еще не старый.
Так вот, и с 15 сентября точно то же самое. Пусть они не обсуждают ни учебные планы, ни зарплаты учителей, ни то, что когда в школе в 1, 2 классе треть детей вообще плохо разговаривают по-русски, то ни о каком учебном процессе не может идти речь – не будем это обсуждать. Обсудим отмену 1 сентября. Чтоб вы все сгорели!
А. Соломин
―
Предложение, главное, помощника президента,а получил за все Медведев.
А. Нарышкин
―
Такое бывает.
А. Соломин
―
Не вынес своего суждения по этому поводу.
А. Нарышкин
―
Михаил Веллер сегодня прекрасен в своей агрессии: банкиров не любит, так же как и банки, депутатов еще больше не уважает…
М. Веллер
―
В наших банках можно держать только старые ботинки. Честно говорю, сколько раз кидали – ну, даже крыса за это время бы научилась не нажимать лапой на эту педальку.
А. Нарышкин
―
Я вот 20 минут назад так и понял, что Михаил Веллер просто обманутый какой-то вкладчик.
М. Веллер
―
Нет.
А. Нарышкин
―
Это все не на пустом месте.
М. Веллер
―
Вы знаете, вот меня никогда не обманывали, у меня в этих банках ничего не было.
А. Нарышкин
―
Кроме ботинок?
М. Веллер
―
И ботинок не было. Но что, кругом же видно – вы что, шутите, что ли?
А. Нарышкин
―
Про депутатов. Просто набрал, еще одна, извините, из Совета Федерации инициатива, предлагают запретить реабилитацию сталинского тоталитарного режима, приравнять к экстремизму.
М. Веллер
―
Да, я это читал.
А. Нарышкин
―
Да, вы уже сказали…
М. Веллер
―
Вы знаете, здесь что интересно, я это вчера уже слышал. Это очень интересно. Система, конечно, пошла вразнос, это не мое открытие, это уже только ленивый не повторял, когда «милые мои, у вас все провода в разные стороны», как было у Райкина, мастер заглядывает в холодильник.Дело в том, что уже полагается наказание за сравнение запрещенное сталинизма с гитлеризмом. Сравнивать нельзя, это не одно… Но за реабилитацию предлагается тоже наказывать. Вопрос: а что можно? Вообще нельзя? Забыть Герострата? Замучаетесь забывать. Так что, я не знаю, о чем они там думают. Они думают о том, чтобы сохранить свои места, и зарплаты, и льготы.
А. Соломин
―
Тоже информационная бомба?
М. Веллер
―
Что?
А. Соломин
―
Шумовая бомба?
М. Веллер
―
Вне всякого сомнения.
А. Нарышкин
―
Что хуже: сталинизм или гитлеризм?
М. Веллер
―
А это смотря для кого.
А. Нарышкин
―
Для нас, для россиян.
М. Веллер
―
Вы знаете, вот для немцев гитлеризм был не так и плох, и даже очень хорош, если бы во всю мощь не развернулась Вторая мировая война. А так для всех немцев – для всех, я подчеркиваю – все было отлично.В России был сталинизм, и дело в том, что люди, которые родились уже в середине 20-х, которым было 15 лет, 16, 17 к началу войны, это уже было поколение людей, верящих в Сталина, потому что пересажали такое количество народу и нагнали такого страху, что родители детям боялись говорить слово против, чтобы они в школе не сболтнули, а то ведь посодют всю семью. И вырастали дети, верные комсомольцы, которые за великого Сталина и так далее. А сколько там миллионов было уничтожено – дакакая разница? Это, вроде бы, не считается, это в другом параллельном мире. Так что, в общем и целом, смотря для кого что хуже.
А. Нарышкин
―
Вы сказали несколько минут назад про честные выборы. Как известно, в России периодически с 2011 года проходят выборы… проходят митинги с требованием проводить выборы честные. И вот тут в воскресенье в Марьино – знаете, где Марьино?
М. Веллер
―
Я знаю, где Марьино.
А. Нарышкин
―
Не центр, согласитесь.
М. Веллер
―
Да.
М. ВЕЛЛЕР: В 18 лет, когда тебя разрывает снарядом на куски, то это можно, но пить при этом нельзя
А. Нарышкин
―
Не центр Москвы, где-то далеко, состоялся митинг, организаторами которого были Навальный и его сторонники. Очень мало человек пришло. Хотели 40, а пришло буквально 7 тысяч, и развернулась дискуссия. Вот некоторые комментаторы говорят, что вообще вот такие митинги проводить какие-то карликовые, это все деструктивно, и надо что-то такое глобальное замутить.
М. Веллер
―
Я знаком с этой точкой зрения. Вы знаете, что меня поразило? Когда оно осенью в ноябре-декабре 2011 года только начиналось, я написал программу, что надо бы делать в этих условиях. С созданием всероссийской сети, которая называется – хоть Общество любителей кроликов – с отделениями в каждом регионе, в каждом городе, с наведением контактов и с прессой, и с милицией, со всеми органами власти, с привлечением людей, с работой на местах и так далее, и так далее. То есть, все это было прописано. Потом я это, где-то усовершенствовав, писал и подавал еще раз, когда Гудков-старший хотел организовать демократическое движение, я дважды был на этих организационных конференциях-сборах, и, к моему потрясению, никто из них не мог сказать, чего они хотят.Вот они создадут демократическое движение и будут демократически что-то делать, принимать у себя демократические партии Запада и сами к ним ездить в гости и думать, как сделать лучше. Но сейчас-то ты что думаешь? А сейчас надо сделать демократическое движение.
То есть, если бы у меня эту программу кто-то спер для использования, ну, или половину спер, или хоть один пункт спер, или сам бы написал такую же самую, или лучше, или хуже, а выдал бы за свою – мне могло бы быть обидно, я бы говорил: воры, подлецы, сперли…
А. Нарышкин
―
Подали бы иск в Гаагский суд.
М. Веллер
―
Да. Никого не заинтересовало вообще из так называемой оппозиции.Что было весной-летом 1917, то было и в 2012 году – они не знают, чего они хотят. У них какие-то зоны мозга находятся под наркозом, лидокаином обколоты.
А. Соломин
―
За все хорошее.
М. Веллер
―
Да, да, за все хорошее. Если они не знают, чего они хотят, то чего они тогда могут хотеть? Точно так же с этим движением. Собрались на митинг и сказали, что нужны честные выборы. Ребята, да, никто не против. Ну, и что с того, что вы собрались на этот митинг?Так что, здесь нужно думать, что делать.
А. Нарышкин
―
Чем можно довести россиян, чтобы вышло хотя бывот в Москве 100 тысяч человек, как это было в декабре 2011 года?
М. Веллер
―
Сейчас?
А. Нарышкин
―
Да.
М. Веллер
―
Ну, посмотрим. Может, в этом сезоне до лета кто куда и выйдет. Трудно сказать.
А. Соломин
―
За те 900 дней до 2018 года?
М. Веллер
―
900 дней – это блокада. А чемпионат мира по мячу – это тысяча дней.
А. Соломин
―
Но вы сказали 990… сколько там?
А. Нарышкин
―
Шесть.
М. Веллер
―
Я точно не считал, но несколько дней назад было это торжество.
А. Соломин
―
Что вы ждете от них сейчас? Программы только?
М. Веллер
―
От кого?
А. Нарышкин
―
От оппозиции.
М. Веллер
―
Я?
А. Соломин
―
Да.
М. Веллер
―
Отродясь я ни от кого ничего не ждал.
А. Нарышкин
―
Хорошо.
М. Веллер
―
Я, знаете, как-то рано пришел к выводу, что в «Интернационале», песне, определенное рациональное зерно все-таки имеется, как это чудесно было, конец одной из глав «Звездного билета» Аксенова: слазь с коня, иди сам.
А. Нарышкин
―
Мы в программе «Ганапольское» - у нас, кстати, осталось 7 минут буквально до конца нашего эфира, мы в программе «Ганапольское» с Матвеем Ганапольским очень любим проводить такие фантастические выборы, сталкивая Владимира Путина с разными…
А. Соломин
―
С разными персонажами, явно за которых никто не будет голосовать.
А. Нарышкин
―
Которые вряд ли когда-то появятся при этой власти в бюллетене.
М. Веллер
―
Например?
А. Нарышкин
―
Путин или Навальный. Вы бы за кого голосовали сейчас? Ну, представьте, выборы в это воскресенье проходят.
М. Веллер
―
Одна секундочка.
А. Нарышкин
―
Только две фамилии.
М. Веллер
―
Если выборы проходят в это воскресенье, то лично я бы, конечно, голосовал за Навального. Я бы голосовал за сиамского кота, я бы голосовал за кого угодно другого по принципу необходимости сменяемости власти. Но нужно понимать, насколько они бы проходили чисто, честно, каков был бы механизм, какова была бы соотносительная мощь пропагандистских машин, и что можно было бы навесить на своего соперника, что он не просто американский шпион, а еще и растлитель детей, там, и торговец кокаином и так далее.
А. Нарышкин
―
Но я же сказал вам, что это фантастический мир, понятно, что Навального, опять же, трудно представить, что его пока хотя бы допустят до выборов любого уровня.
М. Веллер
―
Ну, разумеется, разумеется.
А. Соломин
―
Михаил Веллер в нашем эфире, спасибо вам большое.
М. Веллер
―
И вам большое спасибо, что меня допустили. *-деятельность организации запрещена на территории РФ