Михаил Барщевский - Особое мнение - 2012-07-24

С.КОРЗУН: Всем добрый вечер. Меня зовут Сергей Корзун, а по вторникам как обычно со своим особым мнением юрист Михаил Барщевский. Добрый вечер, Михаил.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Добрый вечер.

С.КОРЗУН: Сегодня много тем, относящихся к вашей епархии. Тут и короткоствольное оружие, и судебное решение. Но начнем мы, пожалуй, с одной темы, которая последние часы обсуждается довольно активно на «Эхо». Она пришла из Татарстана. Предъявлено обвинение 52-летнему Хатулеву по статье «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства по признакам национальности, языка, происхождения, совершенные публично». Суть истории. Житель Казани не согласился с тем, что его дети или кто-то из детей изучает татарский язык на тех же основаниях, что и русские, а в Татарстане, напомним, они по программам равны, то есть одинаковое количество часов отводится на изучение татарского и русского языка. И написал такой гневный пост, который не приводится, в своем блоге или в Живом Журнале, и, соответственно, обвинение усмотрело вот эти самые признаки в его блоге. Ваш комментарий?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, поскольку мы не знаем, что он написал, мне трудно сказать, насколько обоснованы предъявляемые ему обвинения. Но что важно в этой истории, что я хочу подчеркнуть и, по-моему, я об этом уже говорю, получается, из передачи в передачу. Записи в Живом Журнале, запись, любая запись в интернете, комментарий в интернете – это публичное выступление. Это вы не у себя в дневнике записали, под подушку положили. Это публичное выступление. Соответственно, на это публичное выступление распространяются все требования законодательства по поводу, ну, скажем так, толерантности (этот термин употребим, не юридический). То есть если этот человек написал «Не хочу, чтобы мой сын изучал татарский язык, потому что все татары – многоточие» - это бесспорно основание для того, чтобы его привлечь к ответственности за возбуждение розни по национальному признаку. Или: «Не хочу, чтобы мой сын разговаривал на татарском языке, потому что татарский язык – это язык, который (оскорбительный эпитет)» – это возбуждение по поводу языка.

То есть важно понять одну вещь, что интернет – это свободное пространство с точки зрения отсутствия цензуры, редакторов выпускающих или главных редакторов. То есть ты можешь говорить то, что ты думаешь, и ты ничем в этом не ограничен за исключением закона. А закон запрещает... Дальше открываем Уголовный кодекс и читаем, что.

С.КОРЗУН: То есть за свой базар отвечаешь только сам, а никакой там не редактор, не главный редактор и не генеральный директор.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да. Но и тебя никто при этом не может остановить. Понимаете, да? Вот, если, скажем, есть в законе о СМИ для СМИ одна ответственность установлена в случае, если эта передача идет в записи, и совершенно другая, если это прямой эфир. Ну, потому что вы не можете нести ответственность за то, что я сейчас брякну. Но если то, что я сейчас брякну, вы через час повторите в записи, отвечать уже будете вы. То есть я-то, само собой, из-за того, что я брякнул...

С.КОРЗУН: Совместно. Вместе пойдем.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да. Уже и вы. Когда в интернете, вас нет – я отвечаю за все. Все, что я написал, это моя ответственность.

С.КОРЗУН: А по сути этого вопроса, равное изучение татарского и русского языка в одной из республик многонациональной страны, устроенной так, как мы знаем – это страна Россия, понятно, наша страна. А человек приезжает туда по долгу службы работать, условно говоря, там на АвтоВАЗ или куда-то. Или военный – его туда забросили. Приезжает с детьми, там старшеклассники в том числе, 7-й – 8-й класс. Как это? Справедливо, нет?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Я выскажу свою личную, особую точку зрения. Мне кажется, что изучение национального языка не должно носить обязательного характера. Как изучение религии. Воскресные школы, там, для тех, кто хочет изучать религию. Пожалуйста. У нас государственный язык в России один – русский язык. И надо понимать, что детей перегружать программой тоже не надо. Это вопрос выбора родителей и детей.

Но приведу я вам пример с Калифорнией, США. Известно, что в Калифорнию в свое время поехало очень много испаноговорящих эмигрантов, легальных причем. Там, по-моему, лет 5 назад выяснилось, что в Калифорнии 55% населения говорит по-испански. Так, на минуточку.

С.КОРЗУН: Да, обращали внимание на эту проблему: скоро там пол-Америки заговорит вообще по-испански.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну так вот. И были испанские школы. Ну, Америка же у нас, как бы, образец толерантности, да? Были испанские школы, церкви, где служба проходила на испанском языке. Испанские телевизионные каналы, целые конгломераты внутри города, где жили только испаноговорящие. И насколько я знаю, в конце правления Шварценеггера был принят закон, запретивший преподавание на испанском языке основных предметов. То есть изучение испанского языка – да, пожалуйста. Но не преподавание на испанском языке. Потому что страна начинала, как бы... Ну, вот, в Калифорнии начиналось уже... Знаете, вот как в Чайна-тауне в Нью-Йорке: есть люди, которые не говорят ни слова по-английски и которые всю жизнь прожили, не выходя из Чайна-тауна. У них даже выражение «В город едем сегодня или не едем?»

Это вот мы должны учиться на негативном примере других стран. И, все-таки, русский язык, с моей точки зрения, является одним из тех стержней, на которых держится государство. Русская культура, русский язык. Да, бесспорно, хотите изучать татарский, хотите изучать украинский, иврит, немецкий – пожалуйста, изучайте, это ваше право. Но государственный язык в государственной школе.

С.КОРЗУН: То есть право, но не обязанность?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да, право, но не обязанность. Вот, мне кажется, все-таки, так.

С.КОРЗУН: Михаил Барщевский со своим особым мнением. Переходим к другим темам. Есть подвижки в деле Ходорковского и Лебедева, сообщение сегодняшнее. Председатель Верховного суда России Вячеслав Лебедев возбудил надзорное производство по жалобе экс-главы Юкоса Михаила Ходорковского и бывшего главы Менатеп Платона Лебедева на приговор Хамовнического суда по второму уголовному делу. Об этом сообщил руководитель пресс-службы Верховного суда. Это реальная подвижка? Дело может быть пересмотрено? Или что? Как это понимать?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, понятно, что я не мог просто физически видеть сегодняшний протест Лебедева. Поэтому то, что я сейчас скажу, это чистой воды спекуляции и мои предположения. Я не думаю, что это протест, связанный с сутью приговора. Я думаю, что это процесс, связанный с процессуальными нарушениями, потому что были уже разговоры о том, что при рассмотрении надзорной жалобы в президиуме Мосгорсуда были допущены процессуальные нарушения по продвижению этого дела. Поэтому я думаю (но это мое предположение), что это, кажем так, технический какой-то... Ну, давайте так. Я сам себя поправлю. В праве нет технических вопросов. Нарушения процесса – это нарушения процесса, они должны быть устранены.

Но я не думаю, что вопрос ставится об отсутствии состава преступления, недоказанности.

С.КОРЗУН: А какие могут быть юридические последствия тогда, если серьезных не будет, говоря таким, простым языком?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Я этого не сказал. Я сказал, что если были допущены процессуальные нарушения, ну, например, при рассмотрении надзорной жалобы в Мосгорсуде, то тогда просто это влечет за собой в обязательном порядке повторное рассмотрение жалобы в Мосгорсуде. А содержательно я говорил так и говорю, что мне кажется, что выход Ходорковского на свободу возможен в одном из двух случаев. Первый случай – по отбытии наказания. И второй случай – это если он напишет ходатайство о помиловании, то не думаю, что в этом ходатайстве ему будет отказано.

С.КОРЗУН: Михаил Барщевский, напомню, это программа «Особое мнение» на радио «Эхо Москвы», на телеканале RTVi.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Я только сразу напоминаю, прошу прощения, чтобы не было кривотолков, что подача ходатайства о помиловании отнюдь не означает и не подразумевает признание вины. Вот, просто чтобы было понятно.

С.КОРЗУН: К тому же вопросу, который тоже обсуждали уже не раз и не два.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да. Потому что как только говоришь слово «помилование», тут же говорят «А! Вы хотите, чтобы он признал свою вину?» Нет. Не связанные между собой вещи.

С.КОРЗУН: Еще одна долгоиграющая тема. Не настолько долгоиграющая, но привлекающая, пожалуй, в последнее время не меньше общественного внимания. Это дело Pussy Riot. Срок содержания под стражей продлили еще на 6 месяцев. В начале следующей недели начнется суд, откроется. И адвокаты активно говорят о том, что суд отказывается вызывать свидетелей, приобщать документы к делу и так далее, и тому подобное.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, давайте вот тут я немножко поподробнее тогда выскажу свою точку зрения. Значит, по порядку. То, что вы упомянули, продление срока на 6 месяцев – это достаточно стандартная ситуация, потому что когда дело начинает числиться за судом, не за следствием, а за судом, суд с запасом может назначать срок содержания под стражей, потому что когда будет вынесен приговор, то естественно при вынесении приговора вот это продление содержания под стражей уже утрачивает свое значение и все. Они через неделю вынесут приговор, то то, что они продлевали на 6 месяцев, значения не имеет.

С.КОРЗУН: То есть это не говорит о том, что суд будет там долго идти или коротко?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да. Это первое. Второе, рискну высказать предположение, что суд над Pussy Riot будет длиться неделю, дней 10. Не больше. Ну, просто, насколько я понимаю.

С.КОРЗУН: Если свидетелей не вызывают, если документы не принимают, что же рассматривать в судебном заседании?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Не совсем так. Теперь насчет свидетелей. Да, ну, сразу оговорюсь, чтобы правильно дальше понимали, что я хочу, мою позицию. Я в первый день, когда это все началось, здесь, в эфире «Эха Москвы» сказал, что я не вижу в действиях Pussy Riot состава уголовно наказуемого хулиганства. Я от этой своей точки зрения не отказываюсь.

С.КОРЗУН: Ну, я даже свидетель. По-моему, как раз ровно в эфире в этом.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да. Я не отказываюсь от этого. Но! Я хочу поговорить об адвокатах. Значит, есть адвокаты, которые делают свою работу и работу эту видят в том, чтобы максимально облегчить участь или вывести на свободу своего подзащитного. К сожалению...

С.КОРЗУН: Но это законно. Незаконного в этом нет ничего.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да. Так и надо. Вот, есть адвокаты, к сожалению, которые используют каждый уголовный свой процесс или вообще каждый процесс, не только уголовный, для пиара. При этом сдуру не понимая, что громко кричать и хлопать крыльями – это пиар-то для них самих отрицательный. В мои годы, когда я адвокатствовал, была такая шутка: «5 лет – 2 года за преступление, 3 года за адвоката». Была еще другая шутка: «Уж лучше прокурор, чем такой адвокат». Ну, зачем заявлять ходатайство о вызове Гундяева и Путина?

С.КОРЗУН: Ну, там список ими не ограничивался.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Я сейчас эти 2 называю имени. Рассматривается дело о том, что были эти девушки или не эти девушки в Храме Христа Спасителя, исполняли или не исполняли они песню. Является эта песня или не является эта песня, там, оскорбительной, вызывающей чувства и т.д. Что, есть подозрения, что Гундяев или Путин присутствовали? Они могут засвидетельствовать факт их выступления, факт их появления? Или есть подозрение, что Гундяев или Путин являются авторами текста? Какое они имеют отношение к существу предъявленного обвинения? Понимаете, да? То есть это ходатайство заявлено заведомо для того, чтобы в нем было абсолютно законно отказано. Они не могут ни о чем свидетельствовать. Они – не участники этого события. Они, может быть, объекты этого события. Но объект события не является свидетелем. Если бы это дело было бы, допустим... Допустим, у нас вернулась в Уголовный кодекс статья «Оскорбление», то тогда можно было бы их вызывать, чтобы спросить «Вас это оскорбило или вас это не оскорбило?»

Но это же дело о другом. Они вообще здесь ненадлежащие свидетели, они не о чем. Значит, для чего заявляется такое ходатайство? Только для дурацкого пиара. Вот это моя, извините, жесткая адвокатская позиция.

Вторая вещь. С другой стороны, скажем, прокуроры – тоже молодцы. То, что попадает сейчас в СМИ, цитируется из обвинительного заключения – извините, ребята, это не хулиганство, вы там договорились до экстремизма. Фактически вы описываете действия, подпадающие под другую статью Уголовного кодекса – об экстремизме. Я уже не беру эту историю с экспертизой. Это, конечно, гениально! Православный историк. В моем понимании православный историк – это историк православия. Вполне нормальное занятие, направление ученой деятельности. Но историк православный – это разные вещи. Православный – это твои личные убеждения и взгляды, а историк – это наука, да?

Но еще смешнее, конечно, православный юрист. Вот это... Причем, по-моему, он... Я где-то прочел, что он – доктор исторических наук. Православный юрист, доктор исторических наук. Может быть, я ошибаюсь.

Но что значит православный юрист? Это что значит? Это он иначе понимает законы и другие законы понимает? Я понимаю, юрист, изучающий законы шариата, специалист в области шариатского права, шариатского суда. Есть такая наука «История государства и права», есть, допустим, наука, отрасль науки «Конституционное право зарубежных стран». Пожалуйста. Но что такое сегодня российский православный юрист? Его толкование норм права отличается от мусульманского юриста? Или буддийского юриста? Или юриста-атеиста? Ну, полный уже, по-моему, полный бред.

К тому же я не очень понимаю (это уже вопросы процесса). Обычно экспертиза назначается по тем вопросам, в которых суд не обладает специальными знаниями. Но как можно к экспертизе привлекать судьям юриста, даже православного? Это что, значит, суд расписывается в том, что их знания, знания судей в области юриспруденции недостаточны и им нужен эксперт-юрист?

С.КОРЗУН: Ну, это к вопросу о том, существует ли отдельное православное юридическое право.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Нет, это понятно, что не существует. Ну, мне, по крайней мере, понятно. Вот, мы скоро дойдем до чего? Вот, если есть православные юристы, то есть православный-юрист, да? Бога ради, могут быть юристы православными, только это не вид профессии, да? То скоро мы будем привлекать юристов-вегетарианцев... Ну, где пруд, где имение, да? Юрист – это профессия, православие – это один из видов, возможных видов веры. Юрист – это профессия, вегетарианец – это вид пищи, которую ты ешь.

С.КОРЗУН: Некурящие юристы еще.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да, и есть некурящие. Да. То же самое. Юрист-пешеход.

То есть, по-моему, дело Pussy Riot – дело, которое выявляет дурь, такую, вопиющую, воинствующую дурь со всех сторон. Здесь, вот, я не могу сказать, что я психологически на стороне той или другой команды. Я не в отношении девушек – я в отношении команд, которые с одной и с другой стороны баррикад.

На сайте «Эха Москвы» было опубликовано блестящее возражение на ту экспертизу. Ну, я читал – ну, поэма. Вообще мне кажется, что я бы на месте Жванецкого бы обиделся – ну, у него профессию отбирают. Ну, так высмеивать. И, причем, деликатно, изящно. Вот, знаете, получал удовольствие от русского языка, как это сделано. Не по-хамски, не то, что я сейчас в эфире хамлю и обзываюсь, да? А, вот... Ну, красиво. Красиво. Очень советую даже тем, кто не интересуется этим делом, не разбирается в тонкостях подрыва устоев (тоже смешной термин). Я сейчас вот по поводу подрыва устоев одну историю из Плевако напомню. Вот, просто прочитайте эту контр-экспертизу, просто получите удовольствие от того, что в России сохранились люди, владеющие русским языком и умеющие бить наотмашь содержанием, а не криком. Потрясающий текст.

А насчет устоев знаменитое дело Плевако расскажу. Бабульку одну обвиняли в том, что она своровала чайник. И суд присяжных был. Прокурор говорил о том, что «да, чайник – это не так важно. Но право собственности – это один из нравственных устоев Российской империи. Если мы простим вот такое вот, рухнет Российская империя. Это краеугольный камень» и т.д., и т.д.

Речь Плевако была очень...

С.КОРЗУН: Он защищал?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Он защищал. ...была очень короткой. Он сказал: «Тысячу лет простояла Российская империя. Тевтонских рыцарей отбили, татаро-монгольское иго свергли, выиграли войну 1812 года. А сейчас бабушка украла чайник. И всё, и Российская империя теперь рухнет». И сел. Бабушку оправдали.

С.КОРЗУН: Решили и оправдали.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Это к вопросу о подрыве нравственных устоев. Ни хрена себе, ребята, у вас нравственные устои, если одной дурацкой, идиотской, хамской выходкой можно эти ваши устои подорвать. У меня другие устои.

С.КОРЗУН: Вопрос по процедуре, с тем же делом связанный. Серг052 задает его: «Недавно узнал, что судьи имеют право на свое усмотрение принимать или отклонять улики, свидетельские показания. Не кажется ли вам, что при самом совершенном законодательстве всегда можно получить таким образом заказанный свыше, например, приговор?» Судьи имеют право, да?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да, конечно. Печально то, что взрослый человек недавно это узнал – это, в общем, такие вещи в школе надо еще узнавать. Конечно, это вопрос усмотрения суда, какие доказательства принимать, какие не принимать. Но это же и есть кассационный повод для обжалования решения суда или апелляционный повод. Но это право суда.

С.КОРЗУН: То есть в итоге там вышестоящий судья будет принимать решение по этому поводу на правомерность-неправомерность отклонения.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да. Вообще в отношении доказательств есть целая наука, теория доказательств, изучающая доказательства. Есть понятие относимых и допустимых доказательств. Вот, кстати, там Гундяев и Путин – это их показания. Были бы неотносимым доказательством, поскольку они к делу не относятся.

С.КОРЗУН: То есть если бы их даже конвоировали или допросили там...

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да. Это неотносимые доказательства, они не относятся к делу. А допустимые доказательства – это допустимые по форме. Ну, например, там, аудиозапись, не санкционированная судом, это недопустимое доказательство. Даже если она очень интересная, но если она была произведена без санкции суда, то есть процессуально неправильно оформлена, ненадлежащим образом оформлена, то в процессе не является доказательством вообще. То есть это целая отдельная наука.

Да, и еще вчера почему-то очень активно обсуждалось, что судья по делу Pussy Riot назначил дополнительных адвокатов. Вот это у меня сегодня было время поинтересоваться. Ничего подобного не было. Никто дополнительных адвокатов не назначал.

Значит, дополнительные адвокаты, действительно, могут теоретически назначаться в случае, если адвокат затягивает процесс. Ну, то, что вчера Резник написал, Генри Маркович. Но это очень крайне нераспространенная практика. Последний раз такое было, по-моему, по делу Ульмана.

С.КОРЗУН: Откуда тогда появились вот эти другие адвокаты?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Понятия не имею. Вот это ОБС, одна баба сказала. Я не знаю, откуда такая информация была, потому что я сегодня специально проверил. Дополнительные адвокаты по этому делу не назначались.

С.КОРЗУН: Ну и совсем мало у нас до перерыва. Вы бы, если б были адвокатом, взялись бы защищать Pussy Riot?

М.БАРЩЕВСКИЙ: С удовольствием. С удовольствием.

С.КОРЗУН: И какой был бы главный аргумент вашей защиты?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Что здесь нет состава преступления «Хулиганство», потому что своими действиями они... Ну, у меня нет под руками текста статьи, но здесь не было направлено на разжигание розни по национальному, религиозному и прочему-прочему признаку. Как, вот, тогда в вашем эфире я сказал, что это безобразный совершенно поступок, идиотский. И я бы настаивал, на самом деле, на проведении стационарной психиатрической экспертизы, потому что по тому, что я читал и видел (я не психиатр, но некоторый опыт жизненный есть и профессиональный опыт), по крайней мере, у одной из девушек, по-моему, большие проблемы.

С.КОРЗУН: Михаил Барщевский, его общественное мнение. Продолжение через несколько минут.

НОВОСТИ

С.КОРЗУН: И гость сегодняшней программы, напомню, Михаил Барщевский. Еще несколько тем. Вопрос от слушателя (через него задам тему) СК9: «Скажите, пожалуйста, разве термин «согласование» тождественен термину «получение разрешения»? Это я про закон о митингах». На практике получают разрешение, да, ведь?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Нет, получают согласование. Мы хотим провести митинг там-то – согласовано. Нет, мы возражаем потому-то, потому-то, начинаем согласовывать, нет, не в этом месте, так в этом.

С.КОРЗУН: То есть юридически разницы, вот, между этими там понятиями не существует? Есть получение согласования, которое требует, ну, фактически разрешения.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, считается, что это разная процедура, но, честно говоря, забыв о своей профессии, скажу, что я разницы не вижу.

С.КОРЗУН: Два кейса из Владивостока по правоприменению нового варианта закона о митингах. Первое, замечание (правда, без возбуждения какого-то дела) вынесено молящимся мусульманам за пределами храма, который является их территорией. И второе дело вот тех, которые на резиновых этих прыгают, там роуп-джамперы или как. Тренировка 50 человек – возбуждено было дело потом по другой статье. То есть этот протокол переоформили на сегодняшний день.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, практика только устанавливается. По поводу роуп-джамперов я не могу сказать – конечно, это не митинг, это вот та самая свадьба в деревне, про которую я говорил. Допрыгаемся. И мне эта статья не нравилась (ее формулировка), это резиновый состав. Вот, с резиновыми тросами первый раз на резиновый состав и попали. Думаю, что практика здесь скорректируется.

А, вот, что касается публичного молебна, то... А это не оскорбляло случайно чувства проходивших мимо православных верующих, иудеев и буддистов? Я к чему веду? Может быть, как и Pussy Riot?

С.КОРЗУН: То есть это предложение?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ага.

С.КОРЗУН: Вы теперь прокурором выступаете.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Нет, вопрос. Если Pussy Riot, устроив безобразие в храме, оскорбили чувства православных верующих, то мусульманский молебен за пределами мусульманского храма мог тоже оскорбить чувства православных верующих. Так, может быть, введем уже в судебную практику, что любое оскорбление чувств православных верующих любым способом, ну и далее по тексту?

С.КОРЗУН: Там еще сложные взаимоотношения между законом о свободе совести и законом о митингах. То относится к одному, то не относится...

М.БАРЩЕВСКИЙ: У нас церковь то относится к НКО, то не относится к НКО.

С.КОРЗУН: Да-да, совершенно верно.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Вообще я вам скажу так. Я резкую сейчас вещь скажу, не раскрывая скобки. Когда в середине 90-х из-за отсутствия национальной идеи Борис Николаевич стал, скажем так, заигрывать с церковью, ища поддержку, я тогда уже говорил о том, что это очень опасная вещь. В многонациональной многоконфессиональной стране достаточно начать втягивать церковь в государств, вы получите а) падение престижа церкви... Вот тот наезд, который сейчас идет на православие, это обратная реакция на активность церкви в социальной жизни, в общественной жизни. Вы получите межконфессиональную рознь – вспомните убийство православного священника двумя мусульманами под Москвой, до сих пор нераскрытое. Убийство Александра Меня, на минуточку. Да? Это еще цветочки.

Во всех разумных странах, стабильных разумных странах церковь реально де-факто (и не только де-юре, но де-факто) отделена от государства. И никто из священников не будет призывать голосовать за ту или иную кандидатуру на муниципальных, региональных или федеральных выборах. Они в это не лезут, понимая, что безопасность самой церкви как института в первую очередь диктуется ее отдаленностью и удаленностью от государства. Ровно как и безопасность ее собственности, налоговых и прочих всяких вещей. Я уже не беру о том, что, все-таки, призвание церкви – это спасать души. Да? А когда ты вместе с государством, то души ты не спасаешь. Ну, это немножко другие там спасают жизнь, здоровье, налогами облагают. Поэтому мне кажется, что сейчас настало время для осмысления роли церкви любой конфессии в жизни государства.

Знаете, однажды 1 апреля «Московский комсомолец» лет 10-15 назад, когда священники освещали ракетоносцы, вертолеты. Вообще забыв про то, что не убий, они освещали оружие. Ну, как-то в этом была для меня какая-то странность, скажем так. Вот, 1 апреля была опубликована заметка, которую никто не посчитал шуткой. Это же было самое парадоксальное. «Вчера протоиерей такой-то осветил здание новой московской синагоги». Никто даже шуткой не посчитал! Уже в сознании было, что это возможно.

Понимаете? Пустили слух, что сейчас в Крымске священники брали деньги за отпевание. Слава богу, оказалось, что это слух, что это поклеп. Но уже репутация такая, что многие в это поверили. В эту мерзость многие поверили. Мерзостью было этот слух распускать. Но в нее же поверили. И я бы на месте церковных иерархов задумался над тем, что степень доверия... Вот, если на такой слух ведутся, значит, подумайте: что-то у вас не совсем правильно, если вот такая грязь к вам прилипает сходу. Слава богу, повторяю еще раз, была неправда. Да, действительно, при всем том, что я постоянно наезжаю на РПЦ, но я отдаю должное. В Крымск поехали священники, поехала гуманитарная помощь от церкви. Вот, было! Было! Вот это ваше дело и за это вам свечку можно поставить. Молодцы. Но не лезьте в дела светские – не лезьте в школу, не лезьте в армию, не лезьте в институты.

Сейчас, ведь, что? Первые теологические вузы начинают выдавать дипломы государственного образца. Это чего такое? Это что такое? Это как это может быть? Ну, вот, есть такое решение.

С.КОРЗУН: «Особое мнение» с Михаилом Барщевским. Одна из ваших ключевых тем – короткоствол, возвращение к нему с инициативой депутата Торшина. Опять же, много разговоров вокруг. Все тут такие были вопросы. Я один только задам, вопрос такой: «Не говорите, что пистолет защитит и меня, - пишет Печатник. – Срок за превышение необходимой обороны схлопочу в нашем суде автоматически». Просто увязано одно с другим. Защитить-то себя хочется, но правоприменение, опять же, знаем.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Знаете, однажды была телевизионная передача, по-моему, «Судите сами», вел ее Максим Шевченко (это года 3-4 назад), обсуждалась тема о короткостволе. И гениально совершенно Максим в конце передачи подвел итог, видимо, сам не до конца понимая, что он говорит. Он говорит: «Вообще я за то, чтобы короткоствол был у меня. Но мне не хочется, чтобы он был у кого-то еще». Вот это вот очень такая... Он был искренен. Надо отдать Максиму должное, что он был абсолютно искренен, это было не лукавство.

С.КОРЗУН: Подписываюсь под его словами.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да, да. Но вы поймите, что нельзя считать себя умным, а 99,9% населения быдлом, пьяным быдлом.

На самом деле... Ну, первое что. Не могу не похвастаться. Я тему короткоствола поднимаю с 2001 года. Тогда соотношение против-за было 80-20, сейчас где-то 50 на 50, 45-55. Ну, в общем, чего-то добились. Люди поумнели, по крайней мере.

По короткостволу несколько тезисов. Первый тезис. 20 лет назад в России было обсуждение длинноствола – карабинов, помповых ружей и так далее. Ровно те же самые аргументы, ровно те же самые и по поводу того, что если я применю, меня посадят за превышение пределов самообороны. И за 20 лет, на всякий случай, напоминаю статистику, рост преступлений с использованием длинноствола составил 0,1% за 20 лет – даже не в год, а за 20 лет. То есть ноль! При том, что уровень преступности вырос, а здесь 0,1%, а там, извините, десятки процентов. А такая вещь как ограбление загородных коттеджей (ограбление – не кража, а ограбление) из судебной статистики исчезло. Практически нет такого преступления.

Что касается превышения пределов необходимой обороны. Вы вспомните, недавно дедушка в Москве, 2 грабителя влезли через балкон, одного убил на месте, одного подстрелил. И, между прочим, никто его не посадил.

Сколько случаев, не так публично известных, когда на дальнобойщиков нападали. Дальнобойщики возили с собой карабины и спокойненько их применяли. Парочку раз применили – перестали нападать.

Ведь, задача короткоствола не в том, чтобы каждый отстреливался, а в том, чтобы преступник, у которого никогда нет проблем достать оружие... Я не слышал о том, чтобы преступники имели проблему достать оружие, да? Так вот, чтобы преступник не знал, у вас есть оружие или нет. Сегодня он знает, что у вас его нет. А завтра он не будет этого знать. И он не подойдет, он побоится. Он побоится.

Поэтому... Ну что? Я рад, что уже...

С.КОРЗУН: Ну, вы – за? Вы поддерживаете инициативу Торшина, соответственно? Или как? Как гражданин РФ.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Я рад, что мою инициативу поддерживают. (все смеются) И Жириновский, кстати говоря, и Торшин. Я вам больше того, открою секрет. Не имею права называть фамилии. В руководстве МВД и Генпрокуратуры, в руководстве есть люди, которые тоже активно это поддерживают. Просто им должность не позволяет об этом выступить публично, пока первое лицо об этом не сказало.

С.КОРЗУН: Ну, у них свое служебное есть. Михаил Барщевский был гостем программы «Особое мнение». Спасибо за то, что пришли и отвечали на наши вопросы, вопросы слушателей и зрителей.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Спасибо.

С.КОРЗУН: Всего доброго.