Леонид Радзиховский - Особое мнение - 2012-05-18

О.ЖУРАВЛЕВА: Добрый вечер. Это программа «Особое мнение», сегодня свое особое мнение высказывает журналист Леонид Радзиховский, меня зовут Ольга Журавлева и мы приступаем. Вот, из прошлых смсок мне понравилась такая фраза. Владимир пишет: «Войнович, «Москва 2042». Осталось чуть-чуть». Согласитесь, есть что-то в этом?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Владимир летает со скоростью света. Тогда... Сколько там разница-то у нас? 30 лет? Тогда 30 лет – чуть-чуть. Это как-то там по законам физики.

О.ЖУРАВЛЕВА: Ну, вы же понимаете, что имеет в виду читатель Войновича.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: А вы знаете, я, честно говоря, плохо помню роман Войновича. Помню, что там он, по-моему, еще про Солженицына покатался довольно основательно. До Солженицына уже осталось не чуть-чуть. А так, содержание романа, честно говоря, совершенно забыл. Но если он угадал, то честь ему и хвала. Обычно такие вещи плохо угадываются.

О.ЖУРАВЛЕВА: Хорошо. Как вы характеризуете происходящее вокруг все последнее время?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Вы знаете, я вам скажу. Значит, это довольно интересный вопрос. По-моему, это переход. Вот, 2 точки, исходная, пункт «А» и пункт «Б» этого перехода для меня достаточно очевидны. Значит, пункт «А» - это существующая у нас политическая система, пункт «Б» - это система, в которой происходит регулярная смена президента, в которой происходят конкурентные выборы с непредсказуемым результатом. Вот, собственно говоря, и все отличие основное от той системы, которая у нас. Это последнее (вот эта смена президента и открытые выборы на конкурентной основе) – это последнее, что отличает нашу страну от большинства европейских стран. Причем, если при этом кто-то думает, что это означает непосредственный переезд в Данию или Швейцарию, то, по-моему, он крупно ошибается – это означает, например, переезд на Украину, где есть регулярная смена президентов, где есть политическая конкуренция с непредсказуемым результатом в отличие от нас. То есть наша, вот, достаточно архаичная и полуавторитарная политическая система обречена, и обречена она на переход при сохранении той же страны, то есть с теми же судами, с той же медициной, с теми же взятками, со всеми остальными делами на переход в другое качество, где будет свободная политическая конкуренция и будет регулярная смена президента.

Вопрос заключается в одном (такой пустячок) – в каком темпе, какой ценой это произойдет. Вот это и есть тот основной вопрос российской политической истории, который мы все (и начальники, и согласные, и креативный планктон, и все) по мере сил, воли или неволи, и равнодушные, и безразличные, и балласт, и те, кто сопротивляются... Конечная точка неизбежна, потому что до сих пор еще ни у кого не получалось надолго остановить время и плевать против ветра.

Какой срок? Какая цена? Это, вот, вопрос открытый. Я думаю...

О.ЖУРАВЛЕВА: Леонид, а если можно, еще один маленький подвопрос к этому переходу, как вы построили эту концепцию. А какой смысл?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Никакой. К чему напрасно спорить с веком? Обычай – деспот меж людей. Во всех без единого исключения европейских странах существует регулярная смена президентов, во всех без исключения европейских странах существует открытая и прямая политическая конкуренция.

Многие думают, что это означает качественное изменение их реальной жизни. Я так не думаю. Пусть не решит он всех проблем, не решит всех проблем, но станет радостнее всем, веселее станет всем. Вот это основной мотив.

Ведь, наша страна – это страна догоняющего развития. Правильно? Ничего у нас своего нет ни в политической сфере, ни в экономической сфере, ни в культурной сфере, ни в чем. Догоняющее развитие. Но догоняем-то мы не Северную Корею, как почему-то некоторые считают, а догоняем мы страны Европы. Причем, опять же, догоняем мы, повторяю, не Данию со Швейцарией, а догоняем мы страны Восточной Европы, то есть Румынию, Украину, Болгарию, где, действительно, есть регулярная смена президентов, где есть прямые, открытые выборы, прямая, открытая конкуренция. И просто в силу политического подражания, которое называется «мы не хотим быть отсталой архаичной страной, мы хотим, чтобы у нас была свобода»... И это вполне понятно, потому что, действительно, брехни, такой откровенной, глупой брехни в нашей политической системе выше крыши. Брехня людей раздражает. А брехня эта проистекает все из того же, что никто не может сказать «Нет, у нас не будет как везде, у нас будет православие, самодержавие»...

О.ЖУРАВЛЕВА: Но вы-то можете.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Я-то могу все, что угодно. Но я-то лицо безответственное.

О.ЖУРАВЛЕВА: Скажите, безответственное лицо, скажите, пожалуйста, вы хотите сказать, что даже когда мы догоним и местами перегоним некоторые страны Восточной Европы по части демократии, ну, вот, сменяемости власти, например...

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Ну, перегоним вряд ли. А сменяемость власти...

О.ЖУРАВЛЕВА: Не гарантирует вменяемости, вы считаете?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Абсолютно. Пример Украины и Румынии, например, и Венгрии, скажем, показывает, что вменяемость и сменяемость – это всего лишь одна буква различается, но буква довольно существенная.

Тем не менее, вот, в XIX веке в России цари могли сказать «Идите вы в задницу с вашими парламентскими глупостями, я царь от бога, у нас особый путь». И тут же рота писателей от Гоголя и Достоевского до чином пониже и труба пожиже кричали, что «да, особый путь, и никаких «либерализьмов» и никаких демократий».

В XX веке Ленин и прочие его последователи вплоть до блох, там, Черненко и прочие говорили «У нас особый путь, особая демократия». В общем, попросту говоря, то же самое православие, самодержавие, народность – атеизм, КПСС, народность. Не важно. Особый путь.

Но с того момента, как в 1991 году сказали «Нет, ребята, хватит нам особого пути без сыра и штанов, а нужен нам путь как у всех», почти все в этом плане сделали. Открытую страну сделали? Сделали. Частную собственность сделали? Уродливую, ну, какая получается. Свободу слова частично сделали? Сделали. А вот на этом месте, как всегда, заколодило. Смена высшего руководства и так далее – нет.

О.ЖУРАВЛЕВА: Вот на этом месте нас тоже немножко заколодило. Это Леонид Радзиховский, небольшая пауза в программе «Особое мнение». Меня зовут Ольга Журавлева, никуда не уходите, мы скоро вернемся.

РЕКЛАМА

О.ЖУРАВЛЕВА: И снова с вами программа «Особое мнение». Особое мнение высказывает журналист Леонид Радзиховский, меня зовут Ольга Журавлева. Не забывайте нам писать, +7 985 970-45-45. Кардиограмму тоже создавайте по возможности, заходите на сайт «Эха Москвы» - там все для этого предусмотрено.

Итак, вы говорите, что заколодило нас со сменой власти.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Как всегда, да, на этом месте заколодило. То есть заколодило как всегда не в результате какого-то заговора, а поэтапно заколодило. Сначала был очень любимый креативным планктоном (тогда еще не было креативного планктона), очень любимый демобщественностью Ельцин. Потом Ельцин не захотел отдавать и класс, окружающий его, не захотел отдавать нажитое непосильным трудом в 1996 году, пришлось вильнуть. Потом еще раз не захотел отдавать в 2000 году, пришлось еще раз вильнуть. Ну, это все знают. И вот так колодило-колодило, и доколодило до того, что опять, вроде бы, вернулись к особому пути с несменяемостью высшей власти, с отсутствием всяких подрывных западных штучек в виде политической конкуренции и так далее.

Но поскольку никакой идеи под это нет, просто вообще никакой кроме того, что если разрешить сменяемость президента, то Россия погибнет... Почему если то, никто не знает. Если разрешить открытую политическую конкуренцию, то страна развалится и вообще будет апокалипсис как вам постоянно предсказывает ваша кассандра Проханов, допустим. Почему? Опять же, никто не знает. И поскольку все понимают, что, в общем-то, не почему, и ничего при этом не произойдет ни великого, ни ужасного, могу разочаровать и планктон ваш любимый, и охранителей ваших любимых – ничего ни великого, ни ужасного при этом не произойдет. Поскольку эта идея постепенно становится очевидной, что это просто неизбежно, потому что третьего пути мы не придумаем, то будет у нас рано или поздно как на Украине.

О.ЖУРАВЛЕВА: Я прошу прощения, а дальше?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: А дальше как у всех.

О.ЖУРАВЛЕВА: Дальше должен быть какой-то естественный процесс?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Как у всех.

О.ЖУРАВЛЕВА: Вот, украинская ситуация – она же, ведь, может развиваться со своей сменяемостью власти?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Будет. Сегодня президент Бульба...

О.ЖУРАВЛЕВА: То есть к Швейцарии, в принципе... Мы в том направлении двигаемся?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Нет. Почему?

О.ЖУРАВЛЕВА: Нет?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: А какая связь? Так же, как нет никакой связи между предложением «Если будет свободная сменяемость президента, то Россия погибнет». Между «если» и «то» - пропасть. Точно также нет никакой связи между предложением «Если будет свободная сменяемость президента, то уменьшится коррупция, улучшится здравоохранение и вообще мы постепенно превратимся в Швейцарию». Просто никакой связи, пропасть точно такая же.

О.ЖУРАВЛЕВА: Хорошо. Если будет. Будем себе жить-поживать точно так же, но только...

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Но президентов избирать.

О.ЖУРАВЛЕВА: Президентов избирать?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: На конкурентной основе. И сменять.

О.ЖУРАВЛЕВА: Но периодически будем протестовать против какого-то конкретного решения и, возможно, нас даже будет кто-то слушать.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Ну, как за границей. Вот, выходят, допустим, в Испании, в Англии, протестуют, иногда магазины погромят. Иногда слушают, иногда резиновыми пулями расстреливают (это уж как громят смотря). В этом смысле будет у нас как у них. А в смысле всего остального... А откуда оно будет как у них? Вдруг вместо нефти пойдет сплошной хайтек?

О.ЖУРАВЛЕВА: Так что же главное? Вот, в чем наша вот эта вот заковыка-то главная? Почему у одних получается идти медленно, поступательно куда-то в сторону, к лучшему здравоохранению, а у других не получается?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Люфт. Люфт между Россией и западными странами, если под этим люфтом понимать, например, продолжительность жизни, наличие передовых по своему времени технологий, способность создавать мировые бренды, этот люфт, на самом деле, при всех великих пертурбациях нашей истории очень мало менялся. Один раз Россия создала, действительно, великий мировой бренд, а именно большевизм, автор бренда – Ленин, дата производства – 1917-й год. До этого и после этого никаких своих брендов в политике, в социологии не создавали. В XIX веке...

О.ЖУРАВЛЕВА: Суверенная демократия – наша. У нас и Путин уже бренд.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Путин – бренд, это правда. Но качество и размеры бренда, я бы сказал, не совсем мировые. Что же касается суверенной демократии, то это не бренд. Опять же, есть одна лишняя буква в этом слове.

О.ЖУРАВЛЕВА: «Это просто бред», вы хотите сказать?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Это вы хотите сказать. Вот, вы только что говорили, что сменяемость и вменяемость – это одно и то же. А я говорю, что бренд и бред – это тоже не одно и то же.

Так вот, значит, в XIX веке Россия, действительно, имела ноу-хау в виде великих писателей, великих композиторов. Было такое дело. Уникальное явление культуры. Мы почему-то решили, что там нам на роду написано. И что в каждом веке будут у нас свои Чайковские и свои Лобачевские.

Это не так. Правда, сейчас с Чайковскими и Лобачевскими во всем мире, мягко говоря, большая напряженка.

О.ЖУРАВЛЕВА: Я прошу прощения. У нас Тина Канделаки, выдающийся общественный деятель.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Она Чайковский или Лобачевский?

О.ЖУРАВЛЕВА: Нет, она как раз на эту тему написала пост и говорит о том, что не хватает давления на деятелей культуры. Вот, есть цензура...

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Чтобы выдавить из них Лобачевского?

О.ЖУРАВЛЕВА: Да! Есть цензура, есть культура.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Но давят мало?

О.ЖУРАВЛЕВА: Согласитесь с этим или на Чайковского не цензура давила, а что-то другое там в воздухе витало?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Это как? Выдавливайте из себя Чайковского по каплям?

О.ЖУРАВЛЕВА: Да.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Или вдавливайте в себя Чайковского?

О.ЖУРАВЛЕВА: Как пойдет. Но на самом деле, как вы считаете? Это просто, вот, сезон, что называется, прошел, и теперь у нас на Чайковских не сезон?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Да. Не у нас – во всем мире. Сезон прошел во всем мире. Вот сейчас, по-моему (я не спец), но насколько я знаю, вот, действительно, великих, ну, таких великих, какие гроздьями роились в XIX веке, в начале XX века...

О.ЖУРАВЛЕВА: Может, просто с ними не знакомы? Может, они через 50 лет проявятся?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Вы знаете, нет, это не так. В начале XX века люди были не знакомы, но все знали, например, что Эйнштейн – это не просто так себе физик статейки пописывает, а Томас Манн – не просто так себе литератор по бульварам гуляет. Хотя, 50 лет не прошло. Все это видели при жизни. Кто такой Пикассо или кто такой, там я не знаю, Сальвадор Дали, Борхес и так далее, и так далее, для этого не нужно было... Что такое революция в физике? Квантовая механика. Что такое революция в обществе? Возникновение массового общества, которого никогда раньше не было. Для этого не надо было ни 100 лет, ни 50 лет – все понимали, что это происходит вот сейчас на глазах.

О.ЖУРАВЛЕВА: То есть у нас сейчас на глазах, грубо говоря, ничего не происходит?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: В мировом масштабе, как говорил Петька, да, ничего не происходит. Но люфт между нами и европейскими странами, этот самый люфт сохраняется. Тут на эту тему, с чем связан этот люфт, почему он существует, написана вся русская философия, российская философия. Ведь, российская философия не занимается вопросами гносеологии, эпистемологии и так далее. Она все время отвечает не на вопрос «Как устроено познание? Как устроено сознание? Как устроен мир?», она отвечает на один вопрос: «Почему мы не Европа?» Дивлюсь я на небо та й думку гадаю: Чому я не сокіл, чому не літаю. Об этом Данилевский, об этом Бердяев, об этом все.

Так вот я не буду, естественно, пытаться пересказать, что они там понаписали, но факт заключается в том, что этот люфт был, люфт есть и люфт будет. Но в понятие люфта, который сохранится по-любому, отнюдь не входит отсутствие выборов, отсутствие того-сего, пятого-десятого.

Вот эти самые выборы, сменяемость президента, прямая политическая конкуренция и так далее – это такие, вторичные политические признаки, которые вполне органичны и естественны для той системы, которая возникла в 1990 году. Потому что главное – открытая страна и частная собственность – уже возникло. Этой революции не нужно, эта революция произошла. И дополнительными свойствами этой системы рано или поздно оказываются и сменяемость президента, и открытые выборы.

Еще раз повторяю, вся проблема в том – срок, траектория, цена вопроса. Вот об этом спорят те, кто ничего не делают, и те, кто много делают, те, кто говорят одно и говорят другое.

О.ЖУРАВЛЕВА: Леонид, выходит, что, на самом деле, можно и ничего не делать, можно сидеть в Кремле или у Абая, или вообще нигде не сидеть, гулять по бульварам или работать на Уралвагонзаводе, толку от тебя одинаково, скажем так?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Ну, видите ли, толку от человека много или мало, определяет он, его родные и близкие.

О.ЖУРАВЛЕВА: Но для судьбы страны это не имеет значения?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Для судьбы страны? Опять же, на эту тему уже не российская философия, а вся мировая философия написана, где кончается фатализм и где начинается триумф воли.

О.ЖУРАВЛЕВА: Где кончается ваш фатализм?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Нигде. Во мне кончается. Вот, сколько меня есть...

О.ЖУРАВЛЕВА: Ваш фатализм бесконечен.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Ну, он очень конечен, определяется моей конечностью, моими размерами.

О.ЖУРАВЛЕВА: Понятно.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Но на самом деле, как известно, история действует через людей, через их активность. Метят в ворону, попадают в корову, и в результате огромное количество убитых коров выкладывает траекторию движения. Но конечный пункт этой траектории более-менее очевиден. Ну вот смотрите. Значит, вот эти вот ваши любимые несогласные, так?

О.ЖУРАВЛЕВА: Да и ваши тоже – вы же многих из них знаете и любите.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Я знаю некоторых, люблю очень мало кого. Уважаю из них, пожалуй, на данный момент одного Владимира Александровича Рыжкова. Вот, больше у меня, как бы, уважаемых в этой среде нет. Но это не важно. Важно другое.

Вот, они выдвинули некий набор малореализуемых требований (это был декабрь-месяц). Затем они благополучно пролетели...

О.ЖУРАВЛЕВА: Вы сейчас говорите о политических лидерах несистемной оппозиции, да? Потому что я не знаю, Дмитрия Быкова куда относить? К кому? К неуважаемым протестующим?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Нет, ну, Быков – хороший поэт-сатирик и хороший писатель, и хороший литературовед. Каким-то боком своего огромного, обширного тела он вписывается в политическое движение, но только постольку поскольку это нужно для его поэтического и литературного творчества. Разумеется, профессиональным политиком он ни в какой степени не является. Ну не важно – чего мы будем персоналии перебирать? Это ж не партбюро.

О.ЖУРАВЛЕВА: Не, ну просто вы когда говорите, что это некая группа таких вот людей.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Ну, из профессиональных политиков я в этой среде уважаю Рыжкова, из профессиональных политиков. А Быков, конечно, способный, талантливый поэт, лучший, талантливейший поэт нашей советской эпохи.

О.ЖУРАВЛЕВА: А как получается?.. Вот, политики – ладно, бог с ними, все уже про них прошлись, сказали, в том числе и те, кто ходят на все эти мероприятия. Говорят, что «Я бы вот к ним бы не ходил, если бы не наболело».

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: «Я бы за героя не дал ничего...»

О.ЖУРАВЛЕВА: Совершенно верно. А вдруг самая читающая в мире страна, как когда-то говорили, за писателями идет просто веселую гурьбой в большом количестве, весело и с песнями, как раз когда никто из политиков не заявляется. Это о чем-то говорит? О состоянии общества, я не знаю, о состоянии политиков, о состоянии оппозиции?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Это говорит о состоянии политиков. Когда политикам абсолютно нечего сказать, то люди охотно идут за теми, кому сказать, так сказать, есть чего или которые просто могут помолчать. Вот, писатели имеют приятную привилегию просто помолчать и прогуляться, такие прогульщики революции «Мы имеем право погулять». А политикам приходится говорить, а сказать абсолютно нечего. Потому что после того как прошли выборы и Путина выбрали, лозунг «Россия без Путина» звучит довольно странно, потому что это означает революцию, слом существующих законов, действия против закона, на что никто не решается. Значит, единственный лозунг изо рта вынули, других лозунгов во рту нет, пшик.

Но я к чему это говорю? Я это говорю к тому, что люди, которые выдвигали умные лозунги, глупые лозунги, проявляли активность... Траектория движения меняется. В декабре они говорили об одном, думали о другом. В феврале и до выборов Путина они говорили еще о чем-то и думали еще о чем-то. Потом Путина выбрали, и многим казалось (мне, например), что это движение сильно спадет. А оно не спадает. То есть оно спало по объему участников, по энергетике, может быть, но оно не исчезает, потому что базовое противоречие, которое заключается в том, что люди просто недовольны существующей системой, недовольны уровнем лжи в этой существующей системе. Это противоречие остается, оно превращается в такое, броуновское движение, в такие флюктуации. И вот эти броуновские движения отдельных, с моей точки зрения вполне ничтожных политиков, тем не менее, суммируются в определенный вектор. И направление этого вектора, я еще раз повторяю, достаточно очевидно – вектор, который ведет вот к той самой блаженной цели.

О.ЖУРАВЛЕВА: У меня только один маленький-маленький вопрос. Ну, ведь, совершенно очевидно, вот, практически каждая третья смска о том, что власти сами себе выращивают протест, всеми силами стараются просто, вот, на каждом углу. Им-то зачем это нужно? Почему же они этого не видят? Давайте мы продолжим этот разговор. В «Особом мнении» у нас сегодня Леонид Радзиховский, меня зовут Ольга Журавлева. Никуда не уходите, мы скоро вернемся.

НОВОСТИ

О.ЖУРАВЛЕВА: И снова с вами программа «Особое мнение», здесь Леонид Радзиховский, меня зовут Ольга Журавлева и мы продолжаем. Вот, Сергей сформулировал...

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Так погодите. Мы на чем-то остановились?

О.ЖУРАВЛЕВА: Мы остановились на том, что власть сама себе устраивает проблемы. Вот, пишет нам Сергей: «Власть (читай Путин) вообще-то понимает, что дальше делать с Чистыми Прудами, Баррикадной, Болотной и так далее? Ну, вообще с этими людьми?»

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Власть последние 10 тысяч лет на этом земном шаре – кузнец своего счастья. Так же, как оппозиция – кузнец своего счастья. Сергей написал эту заметку?

О.ЖУРАВЛЕВА: Да.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Вот Сергей мог бы задать тот же самый вопрос оппозиции: «Оппозиция понимает, что делает, когда формулирует или бессмысленные лозунги, или вообще никаких?» Каждый человек, каждая политическая партия – кузнец своего счастья. В этом смысле власть, несомненно, кузнец своего счастья. А поскольку в нашей стране все определяет власть, то, естественно, власть – это двигатель перемен или антиперемен. Для власти – антиперемен.

Значит, у власти дилемма, как я понимаю, простейшая. То, что рано или поздно свобода станет лучше, чем несвобода, величайший философ нашего времени уже сформулировал. Правильно? Правильно. Но как положено большому политическому мыслителю и выдающемуся философу, он бросил афоризм и пошел дальше. Между тем, афоризм этот нуждается в некоторой конкретизации. Что надо делать власти? Тормозить нельзя подгонять. Вот, где поставить запятую? Вопрос абсолютно непонятный.

Значит, если власть начнет отпускать... Как там? Отпустить нельзя удерживать, да? Вот, если власть начнет отпускать, то она, естественно, помня судьбу другого выдающегося философа, правда, XX века, Горбачева, который бросил другой афоризм «Процесс пошел», она, естественно, боится, что процесс пойдет. И пойдет так быстро, что от нее останутся рожки да ножки.

С другой стороны, если постоянно тормозить, то, опять же, пары накапливаются-накапливаются-накапливаются, потом котел разрывается и опять плохо. Вот дилемма власти. Так что дело не в том, что...

О.ЖУРАВЛЕВА: Насколько приподнять крышку.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Да. Поднять, опустить – что делать? Дело не в том, что власть какая-то выдающаяся идиотка или являет...

О.ЖУРАВЛЕВА: Ну, буквально такие вопросы и приходят.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Ну, это свидетельство интеллектуального уровня тех, кто задает вопросы, но отнюдь не власти. Власть прекрасно понимает, что она между Сциллой и Харибдой. Еще раз повторяю, удерживать нельзя отпустить – где ставить запятую?

Значит, у власти есть инстинкт и корыстный интерес. Инстинкт говорит, что отпускать страшно, корыстный интерес говорит, что отпускать не выгодно, потому что люди, связанные с властью, все эти там Тимченки, Ковальчуки и прочие-прочие имеют свой прикладной бизнес на том, что нету, например, не существует, например, политической конкуренции и не надо делиться с несколькими группами влияния, а можно идти там в одном направлении.

Тем не менее, власть прекрасно понимает, что, слишком сильно зажимая, она рискует, ну, конечно, не 1917-й год повторить, кровавых революций в Европе после смерти Чаушеску не было и, надо думать, не будет. Но большие неприятности на свою шею нажить можно. Поэтому я думаю, что она как всегда шаг налево, 2 шага направо – шаг вперед и 2 шага назад. Она колеблется. Она не знает, как ей поступить.

Но дальше, опять же, происходит то, о чем я имел счастье вам докладывать в предыдущей части, когда как в фильме «Берегись автомобиля» вор говорит, Смоктуновский говорит инспектору милиции: «Ты по-своему, я по-своему, а вместе делаем общее дело». Власть по-своему, оппозиция по-своему, обе предельно бестолково, а вместе делают общее дело.

На сегодняшний день граница для власти, кстати как и для оппозиции, очевидна. Как ни верти, на 6 лет легитимно президентом выбран Путин. Это многим не нравится, это многим нравится, это экспериментальный факт. Второй экспериментальный факт заключается в том, что в стране нет ни одного человека, ну, кроме людей явно больных, которые бы говорили «И черт с ним. Долой законы, долой правила, даешь восстание. Мирное восстание, невооруженное восстание, какое угодно восстание, ломаем законы». Потому что все понимают, что, сломав один закон, вы сломаете всю систему законов. Сломав легитимность на одном месте, вы рискуете обрушить всю легитимность. Вот ситуация. Поэтому пытаются осуществлять мирное давление те самые прогулки. Невольно, не по расчету, просто по инстинкту. Драться нельзя? Нельзя. Ну, там была какая-то глупость, но не пошло это никуда. Драться нельзя, заткнуть фонтан и тихо-мирно в простыне ползти в туалет не хочется. Значит, остается в панамочках гулять по бульвару, туды-сюды, сюды-туды, так сказать, нагнетая обстановку и усиливая в рамках существующей легитимности давление на власть в надежде на то, что если будут серьезные экономические трудности, то эти трудности, которые раздражают уже миллионы людей, сливаются пусть слабеньким, но политическим протестом, давление на власть увеличивается и власть будет вынуждена идти на все большие и большие уступки с тем, чтобы конечный пункт (смена президентов, открытая политическая конкуренция и так далее, и так далее, и так далее) пришелся, допустим, на конец правления Путина, то есть через 6 лет. Ну, условно говорю. Вот я так себе примерно представляю планы и расчеты.

О.ЖУРАВЛЕВА: А вы когда видите, ну, какие-то фрагменты, какие-то акции проходят, какие-то реакции, кто-то что-то заявляет. Кто на данный момент в вашем восприятии выглядит, я не знаю, серьезней? Может быть, кто-то глупее? Потому что мы регулярно натыкаемся в новостях на всевозможный абсурд.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Видите ли, в чем дело? Люди, у которых нет власти, всегда выглядят глупо. Просто потому что все их телодвижения в никуда. Вот, они стоят на берегу бассейна и размахивают руками. А плыть не могут.

О.ЖУРАВЛЕВА: Подождите. Люди, у которых есть власть.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Тоже выглядят предельно глупо, потому что, имея власть, они ничего не делают.

О.ЖУРАВЛЕВА: Ну почему? Делают.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Нет, ну делают какую-то чепуху.

О.ЖУРАВЛЕВА: Вот, Игорь Холманских заявил, что предложение стать полпредом президента России в Уральском федеральном округе стало для него неожиданностью. Оно для всех стало неожиданностью.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: И для меня. Я об этом услышал от вас вот сейчас.

О.ЖУРАВЛЕВА: Вы помните, приезжал Путин на Уралвагонзавод, там выступил мужчина, который сказал, что мы сами можем разобраться, если полиция не справляется. Теперь он – полпред.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Ну, пусть разбирается.

О.ЖУРАВЛЕВА: Нет, я другое хочу вас спросить. Вам это не кажется несколько странным?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Кажется, кажется. И странным, и неадекватным.

О.ЖУРАВЛЕВА: Следующий вопрос. Если люди периодически допускают такие публичные неадекватные поступки, нам ничего не угрожает? Потому что эти люди сидят в самых главных кабинетах, вроде бы, как мы знаем о них.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Мне кажется, что ничего такого великого нам не угрожает, потому что вся наша система находится в очень жестких рамках. Эта система в мировом мейнстриме. Вот так же, как оппозиционеры, которые говорят «Россия без Путина», находятся в определенных рамках, в рамках легитимности, не рискуют выйти за флажки.

О.ЖУРАВЛЕВА: А вы бы хотели, чтобы кто-то вышел за флажки?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Я – нет. Но речь не обо мне, правда, ведь?

О.ЖУРАВЛЕВА: Ну, вы же аналитик в этой ситуации.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Знаете, я вообще считаю, что мои желания или нежелания кроме моей мамы мало кого интересуют. Поэтому я могу пытаться...

О.ЖУРАВЛЕВА: Нам интересно, как вы думаете.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Вот. Я могу пытаться думать, то есть описывать ситуацию. А чего я желаю, это вопрос к очень узкому кругу моих очень близких людей. Я желаю пытаться объективно описывать ситуацию – вот максимум моих желаний. Я не желаю на нее влиять. К счастью, я такой возможности не имею. А если бы имел, для меня лично психологически субъективно это было бы очень плохо, потому что я не знаю, как делать. Я могу пытаться анализировать. Плохо или хорошо – другой вопрос. Но я ни в коей мере не могу пытаться действовать – это не моя игра, не мой тип характера.

Ну так вот. Наша страна, наша система – она зажата во вполне определенные рамки. Рамки общемировой системы, рамки тех психологических стереотипов, тех психологических парадигм, которые существуют в головах правящей элиты. Вот, по-моему, в рамках этих парадигм понятие «холостых залпов не давать, патронов не жалеть» отсутствует. Вариант действий как у Каддафи «Умрем со славой или победим» отсутствует. Вариант сдачи гуляющим литераторам отсутствует. Вот в пределах того довольно узкого коридора психологических парадигм, который существует у нашей власти, она и двигается ужком ползком в пределах той легитимности, как она ее понимает. Поэтому я ничего такого особо ужасного и великого не дождался от этой власти за 12 лет, и думаю, что в ближайшие 12 лет я тоже ничего ни ужасного, ни великого от этой неужасной и невеликой власти, как мне кажется...

О.ЖУРАВЛЕВА: Подождите, А если не ужасная, не великая, способная на глупости, на абсурд и на все остальное, тихо трёхаем там при определенном уровне нефти, а потом случается, ну не знаю, природный катаклизм?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Таки плохо.

О.ЖУРАВЛЕВА: При этой власти она не соберется уже? Она уже не станет более разумной, более адекватной, менее абсурдистской?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Или более свирепой, более жестокой, более кровожадной.

О.ЖУРАВЛЕВА: Или более свирепой, или еще какой-нибудь. У нее-то есть какая-то поправка на ветер? Возможна?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Представьте себе, Оля, что в эту секунду...

О.ЖУРАВЛЕВА: Но очень коротко, да. 30 секунд.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Очень коротко? Воровка никогда не станет прачкой.

О.ЖУРАВЛЕВА: Вот.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: А жулик не подставит финке грудь. Эх, ты грязной тачкой рук не пачкай, это дело перекурим как-нибудь. Судьба и характер и власти, и оппозиции, и страны в довольно узком коридоре возможностей. И я не верю, что ни при каких условиях, даже в условиях землетрясения этот коридор радикально разрушится в обозримом будущем.

О.ЖУРАВЛЕВА: И это мнение Леонида Радзиховского, а Митек пишет вам вслед: «Ничего великого нам не угрожает – нам угрожают 2 мелких». Ну, каждый это видит по-своему. Это особое мнение...

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Если Митек столь мелок, что боится двух мелких, то...

О.ЖУРАВЛЕВА: Это было особое мнение Леонида Радзиховского, меня зовут Ольга Журавлева. Всем спасибо, всего доброго.