Леонид Радзиховский - Особое мнение - 2011-07-08

С. БУНТМАН: Добрый день, в 19 часов сегодня почти всё в порядке. То есть, Леонид Радзиховский, Лёнь, добрый вечер.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Привет.

С. БУНТМАН: Да, ну вот он, наверное, рассчитывал какую-нибудь ведущую здесь перед собой увидеть. Ан, нет.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Нет. Я не рассчитывал, потому, что их вид, вид ваших ведущих меня смущает, я теряю без того обрывистую нитку своих жалких мыслей, так что лучше уж ты. С тобой спокойно.

С. БУНТМАН: Хорошо. А сейчас ты сможешь собраться, рассказать обо всём. Это очень хорошо, что в ситивизоре вы видите Радзиховского, видите меня с разных камер, и график. Вот Радзиховский ещё ничего не сказал…

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Я еже салился.

С. БУНТМАН: А у него уже 83% позитива.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Правильно. Потому, что когда я начну говорить, естественно, это свалится. Выше уже не будет.

С. БУНТМАН: Нет, никуда не свалится. Вот смотри, как всё идёт, неуклонно вверх.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Ты говори, а мой график вверх. Это будет нормально.

С. БУНТМАН: Нет, ну что ты! Я сейчас тебе скажу. Я пойду по вопросам, причём, естественный вопрос, в разных видах он присутствует: «Прокомментировать события в Сагре, и последствия».

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Ну, какое особое ворчание я могу по этому поводу выдать? Значит я, как ты догадываешься, не специалист по истерным разборкам в ковбойском стиле. Поэтому единственное, что я могу сказать, эту бы энергию, да в мирных целях. Вот действительно, когда припёрло, то люди собрались, организовались, и смогли что-то сделать. Вопрос, почему они не могут собраться, сорганизоваться, и т.д, и т.п., когда нету цыган – наркоторговцев, и не надо ни с кем драться, и так далее. Это открытый вопрос всей российской истории, в течении последних тысячи лет.

С. БУНТМАН: Потому, что ответ не припирает. Нету ассоциации с угрозой для жизни, здоровья и будущего твоего, в других ситуациях, не в ситуации нападения.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Да. Вот у Жванецкого, эта его знаменитая острота в драке не поможет, но в войне победит. В драке тоже поможет. Но жалко, что только в драке. И что кроме мордобития, никаких чудес. Это жалко, потому, что если бы, ещё раз повторяю, ту же энергию размазать тонким слоем, и постоянно, не взрывом, а постоянно. То самое пресловутое гражданское общество у нас бы возникло. Может, это и было бы плохо, не знаю. Но хоть прикольно, посмотрели бы, что это такое. А так, тишь – гладь, потом вспышка, потом опять тишь-гладь, опять вспышка, и вот так. Это конечно наш график безусловно, но в некотором смысле жалко. Привычно, но в некотором смысле жалко, что люди не могут не по какому другому поводу. Что же касается самого инцидента, то собственно, мне тут комментировать особо нечего, милиция занимает разумную нейтральную позицию, равноудалённых. Цыгане сами виноваты. Что же они за козлы, что их крышуют какие-то местные бандиты. Крышевать должны менты. Если они даже таких простых вещей не понимают, то за науку приходится платить.

С. БУНТМАН: Знаешь, как менты крышуют? Ведь крышевание ментами – вещь обоюдоострая, бывает опасная.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Почему?

С. БУНТМАН: Ну, потому, что они бывает, что как-то обещают, и не выполняют, знаешь? Слишком много требуют.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Ну, это уж вопрос к наркоторговцам. Я пока ещё эту профессию не освоил, но пример этой деревни показывает, что всё-таки, крышевание ментов, может быть там и есть свои трудности, о которых ты столь прозорливо заметил, а всё-таки это надёжно. А тут что? Менты не пре делах, к ним бросаются, они говорят: «Нам не заплатили, фигли мы будем шевелиться». Так что мне кажется, что следующая порция наркоторговцев, этот урок учтёт, и последнее частное определение, которое у меня возникло – это в адрес Госдуре. Как известно, это контора госантинаркоконтроля, или что-то в этом роде, благополучно проедает казённые бабки уже лет 10, за всё это время, если верить газетам если верить газетам, не одного оптового наркоторговца не поймали, не посадили. Но в свободное время, людей же навалом. Прежний руководитель этой самой Госдури генерал Черкесов глючил наяву, сочинял какие-то романы о том, что Россия упала, её чикистским крюком там подцепило. То есть, я хочу сказать, что когда людям делать нечего, то им литературные их таланты разворачиваются с необыкновенной силой, может и Иванов какой-нибудь роман напишет, или повесть, или стихотворение. Просто действительно, времени дофигищще, жалование твёрдое. Так что, я надеюсь, что если Госдурь не ловит наркоторговцев, то она, хотя бы, будет какие-то поэтические глюки выдавать. То есть, как-то оправдать своё существование. Так что в некотором смысле…

С. БУНТМАН: У тебя это адекватная замена, художественные произведения, которые от безделья пишутся.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Глюк на глюк.

С. БУНТМАН: Глюк на глюк, да?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Я верю в будущее Госдуре, а наркоторговцы – да, должны извлечь урок. Нечего надеяться на бандитов. Надейся, а с ментами не зевай. Если бы их крышевали менты, горя бы не знали.

С. БУНТМАН: Ну как, зачем ты так говоришь? «Крышевали менты». Во-первых, это теперь полицейские.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Извини, Серёжа.

С. БУНТМАН: Во-вторых, полными темпами идёт реформа полиции.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: То есть, крыша ещё выше.

С. БУНТМАН: Идёт аттестация…

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Черепичная крыша.

С. БУНТМАН: Идёт аттестация, и будут теперь совершенно другие у нас правоохранительные органы.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Естественно, крышевать должны те, кто аттестованы. Потому, что берётся какой-то козлина, который даже не аттестован, то какую он может крышу выставить? Даже смешно, я бы сказал. Сперва аттестуйся, брат, а потом занимайся профессиональной деятельностью. Это абсолютно правильно. Я считаю, что совершенно разумный подход. Ты же не обратишься к врачу, у которого нет медицинского диплома? Правильно? Как же ты обратишься к менту, которого не аттестовали?

С. БУНТМАН: Ну как, конечно не обращусь. А как я могу потребовать у него аттестацию? Я буду считать, что все они аттестованы. Понимаешь? Раз они после какого-то дня «Д», они ещё стоят на своих постах, значит, они все аттестованы.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Правильно. Потому, что те, кто не аттестованы, те выгнаны сразу.

С. БУНТМАН: Конечно, да. Я верю в это. Скажи мне, пожалуйста, здесь очень интересно сформулировано: «После доклада президентского совета, сдадут ли своих, в связи с делом Магницкого»? Но на это, я попрошу тебя обдумать в течении минуты, потому, что сейчас у нас будет перерыв минутный, и вот ты обдумаешь.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Ты думаешь, что я за минуту способен решить такую проблему?

С. БУНТМАН: Я в этом просто уверен.

Так, ну что ж, мы… Ответ на вопрос мне пожалуйста дай. Значит, имеется в виду, доклад о том, кто виноват в гибели Сергея Магницкого.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: И что с ними делать.

С. БУНТМАН: Да, доклад прочитал президент. Что дальше?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Ну, ты знаешь, дело в том, что я в общем, чувствую некоторую личную вину, потому, что я член того самого совета, который подготовил этот доклад. Очень плохой член. Я вот пользуясь случаем, в эфире извиниться перед председателем совета, перед членами совета, потому, что толку им от меня, как от козла молока. Это действительно такое пятно на моей совести, без всякой иронии. К сожалению, по всякого рода семейным обстоятельствам, я не могу принять активного участия в работе совета. Тем не менее, я видел этот доклад, и знаю реакцию Медведева, который сказал, что: «Ну да, сколько можно о Магницком, сколько можно о Ходорковском»?

С. БУНТМАН: Ты считаешь, что это вся его реакция?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Насколько мне известно, по поводу вот этих докладов, основной эмоциональный заряд, который президент послал. Это не значит, что как ты верно заметил, к этому всё сведётся, может быть что-то и будет, но у меня ответ следующий, одно из двух. Или каких-то стрелочников подсадят на стрелку действительно, или ничего такого не будет. Но то, что никаких серьёзных последствий для более-менее больших начальников не будет, в этом я практически не сомневаюсь. Я не хочу этим сказать, что я могу вот здесь прямо в студии, назвать имена тех больших начальников генеральских, или фиг его знает, в каких погонах, которые в этом деле замешаны. Но я хочу этим сказать, что если всё дело сведётся к показательному наказанию каких-то мелких сошек, то это не изменит обстановку естественно, в прокурорско – следовательско – репрессивном болоте. Потому, что ну скажут, вот смотрите, уж какой вой подняли по всему миру. Уж кто там только не рвал на себе волосы. И в Страсбурге, и в Голландии, и в Америке, и сенатор Кардин там по полу катался, и масса других людей. Ну и что? Ну, какого-нибудь майора там привлекли к ответственности. Это, в общем, практически, для разумных людей, означает добро на полную свободу действий. Потому, что если при таком уровне мирового крика ничего великого не произошло, то о чём говорить?

С. БУНТМАН: А может произойдет всё-таки?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Я думаю, что не произойдёт, по той простой причине, что ну кому охота даже ради сенатора Кардина, и даже ради Европарламента, пилить сук, на котором сидишь? Громкий публичный скандал в прокуратуре, с привлечением серьёзных людей по такому поводу, это маловероятно, по-моему. Снять – у нас всё время снимают. Причём, снимают достаточно серьёзных людей, снимают генералов ментовских. То есть, нельзя сказать, что ничего не происходит. В МВД чистка идёт в режиме нон-стоп. Я не знаю, кто приходит на освободившиеся места, но чистка крупная, это правда. Но прошу заметить, во-первых, что это чистка. То есть, под суд, насколько мне известно, никто не идёт, это первое. Второе – публичны скандалов нет, то есть, сор из избы не выносят. И третье – по делу ещё более крупному, чем дело Магницкого, хотя и без участия иностранцев, а именно дело о крышевании подмосковных казино, дело в общем совершенно фантастическое, потому, что со всех сторон обложили генпрокурора. Там какие-то его ближайшие помощники уже вызываются на допросы.

С. БУНТМАН: Да.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Вот, сына его трепали светлое имя. То есть, в общем, ситуация конечно беспрецедентная, прямо скажем. Даже в такой ситуации, пока, во всяком случае, прокуратура стоит, как скала. Поэтому, мой прогноз следующий. Амерту разрушать никто не будет, в крайнем случае, отделаются показательной поркой каких-то чиновников среднего уровня. С другой стороны, если бы амерту реально разрушили, и действительно, молнии бы загрохотали. Не громы, а молнии стали бы ударять серьёзных чиновников прокуратуры, это была бы революция в их сознании, очень действенная революция. Вот мы знаем на примере Грузии, что оказывается, без расстрелов, без Гулагов, без Джугашвилев и Берия можно добиться того, что уровень коррупции в милиции, в прокуратуре, и так далее, уменьшается в разы. Для этого, всего-то на всего, надо изменить атмосферу в этих учреждениях. Не нужна для этого не социальная революция, не ещё раз повторяю, государственный террор, надо просто изменить атмосферу в этих органах. И это, как выясняется, вполне возможно. Мораль, изменить обстановку в наших силовых органах можно, это не противоречит законам природы, но я сильно сомневаюсь, что это произойдёт.

С. БУНТМАН: Что означает, изменить атмосферу, когда ты говоришь? Что она очень зыбкая какая? Как же надо изменить?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Нет, абсолютно.

С. БУНТМАН: А что нужно сделать?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: очень просто, все знают.

С. БУНТМАН: Вот замминистра внутренних дел Грузии, в интервью, когда брали у неё коллеги, она говорила, что если начальник не берёт взятки, то значит, замначальника не берёт взятки, зам.зам.начальника не берёт взятки, зам.зам.зам, и так далее.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: И она была права. Хоть она и беременна, но она говорила адекватно. Это правда, рыба с головы гниёт. Чик, другая головка, которая не берёт, и дальше потихонечку это спускается вниз. не могу ничего возразить против зам.начальника грузинской милиции. Правду сказал.

С. БУНТМАН: Ну, а как это сделать? Ведь неужели мы все думаем, что руководство у нас такое вот коррумпированное?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Как это думаем? Мы с утра до ночи, об этом трындим по телевизору, начиная с президента, министры, прокуроры, все кричат.

С. БУНТМАН: А я не представляю себе, кто же высшему российскому начальству и за что, может давать взятку? Ну вот ты пойдёшь, ты дашь взятку? Президенту, премьеру, вот ты пойдёшь, ты дашь взятку?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Нет, минуточку, эти имена на вашей совести, господин Бунтман.

С. БУНТМАН: Нет, я говорю о высшем начальстве. Или ты пойдёшь к Дургалиеву, дашь взятку?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Высшее начальство, вот ещё имя назвал. А суда не боишься, друг?

С. БУНТМАН: Нет, я спрашиваю тебя, ту пойдёшь? Да или нет?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: А я отвечаю, нет.

С. БУНТМАН: Я просто представить себе этого не могу.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: А я отвечаю, не пойду.

С. БУНТМАН: Не пойдёшь?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Не пойду. Режьте меня, рубите меня, не пойду.

С. БУНТМАН: Так значит, может быть начальство чистейшим, кристальнейшим, а там бог, знает что творится?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Может.

С. БУНТМАН: Значит, не рецепт?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Другого не знаю. Народная мудрость – рыба гниёт с головы. Нет, я охотно допускаю, что многие высшие чины взяток не берут. Тем более, как ты резонно заметил, как им дашь. Ну что, мешок денег приволочёшь? Я например слышал от людей лично ни в чём не заинтересованных, что Нургалиев, человек лично честный, и взяток лично не берёт. Но их этого вовсе не следует, что в его ближнем окружении, тоже не берут. Вот эта дама замминистра, она же не перечислила всех министров. Она сказала, если общее ощущение общее знание, что руководство МВД, руководство, это не значит, именно персонально министр. Хотя разумеется, это министр тоже. Это чтобы министр не брал это условие необходимое, но недостаточное. Условие достаточное, и необходимое. Это чтобы все высшие начальники включая замминистров, и так далее, это первое. Второе, дело заключается в том, у них, ну не у них, а вообще в цивилизованном мире уж всё на этот в счёт тоже придумано пытаться изобрести велосипед. Существуют независимые проверяющие органы. Не только бюрократические. Ну, например, тот же самый парламент. Даже скучно говорить, Серёж. Вот это вот, за особое ворчание, не сойдёт. Это настолько банальное ворчание…

С. БУНТМАН: То есть, всё, всё время возвращается к тому же самому.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Это то, что каждую программу, все, кто сидят в вашей студии, долдонят абсолютно одно и то же. Более того, это долдонят не только в вашей студии. Это долдонят на ОРТ, на РТР, на НТВ. Это долдонят все, кто умеет долдонить в этой стране.

С. БУНТМАН: Ну, а почему же долдонство не имеет никакого вообще эффекта, и влияния на что бы то ни было?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Интересный вопрос задаёшь.

С. БУНТМАН: Вот сидят люди, не скажу, ты не любишь фамилий.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Я люблю, фамилии я люблю.

С. БУНТМАН: Любой там суд, суд, сейчас всех нас привлекут.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Тебя, не всех нас, тебя. Меня нет, я-то фамилии не произношу.

С. БУНТМАН: А, это ты просто из…

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Из любви к тебе.

С. БУНТМАН: Ну, понятно, ты сочувствуешь, и предупреждаешь.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Ну, естественно, у тебя семья, что ж, кто кормить будет?

С. БУНТМАН: Хорошо, ну вот сидят люди, которым понятно, что нужен там такой контроль, сякой контроль. И вертикаль там не то, не сё у нас получается, слишком вертикальная, и слишком узенькая. Выступает министр культуры, и говорит: «Культура у нас, мужики, в таком состоянии».

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Что я кладу заявление об отставке.

С. БУНТМАН: Нет.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Нет? То есть, культура в плохом состоянии, но я буду продолжать.

С. БУНТМАН: Ну конечно.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Доводить её дальше.

С. БУНТМАН: И люди выступают какими-то политобозревателями. Понимаешь, они там. Когда мы с тобой сидим, и занимаемся трёпом здесь.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Да.

С. БУНТМАН: Это наша профессия как бы.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: К сожалению, да.

С. БУНТМАН: Да. То есть, мы, если бы мы сидели здесь, и занимались трёпом, ты бы говорил, например, какой у меня беспорядок дома, предположим. Я уверен, что у тебя порядок. А я бы говорил: «Вот тут у нас в коридоре это не то, то не то». Мы бы сидели с Венедиктовым и говорили, как безобразно у нас с дисциплиной на «Эхо Москвы», вместо тог, чтобы пойти, и навести это.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Да.

С. БУНТМАН: Вот что это такое? А министры, президенты, зам.президенты, они только об этом и говорят: «Как же у нас всё ужасно».

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Да, но они свою работу выполняют, они сказали, как ужасно.

С. БУНТМАН: Они тогда не выполняют нашу работу.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Они дали понять, что они в курсе дела, что они не на луне живут. Они всё видят, они всё знают.

С. БУНТМАН: А затем ставили их туда? Не скажу, выбирали. Чтобы рассказать, сделать доклад о положении в стране?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Да, положении в стране. О тяжёлом, я бы сказал, положении в стране. Стране очень тяжело, стране плохо. И у начальников, у высших начальников, сердце обливается кровью. Они об этом говорят. Они надеются, что народ наш, добрый народ, им посочувствует, и исправит ситуацию. Потому, что действительно, люди говорят об этом с болью, с искренней болью. Посмотри, например, в глаза любого политика, даже не только президента, больших начальников. Любого депутата, выступающего в программе Соловьёва, когда он говорит о коррупции. Видно, что у него внутри, переворачивается просто всё. Это ужасно. Как говорится, мыши ели кактус, обливались слезами, и продолжали…

С. БУНТМАН: Продолжали, продолжали и продолжали.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Ему тяжело. Естественно, он надеется на то, что вызовет ответную волну. Как говорится, счастье – это когда тебя понимают. Народ поймёт, и…

С. БУНТМАН: И что?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Исправит ситуацию. Ему не придётся больше жевать этот ужасный кактус.

С. БУНТМАН: Хорошо. Депутат сидит, жуёт кактус.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Мучается.

С. БУНТМАН: Министр сидит, жуёт кактус. Все сидят, жуют кактус. И дальше что?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Таки плохо.

С. БУНТМАН: Ну, они же не за это получаю, я имею в виду, белые деньги, которые положены. Они же не за это носят свои вот эти, или там вот эти, или что-нибудь ещё?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Серёж, это упрёк? Я был депутатом 3 месяца в своей жизни, даже срока одного не отсидел. С тех пор вот свободно треплюсь, и ничего, жив вроде. Так что упрёк не ко мне, я давно ушёл из этой компании, я в ней не был, собственно говоря.

С. БУНТМАН: Ты ушёл из этой компании, но это поразительно, что как всем нравится работа политобозревателя.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Нравится, потому, что люди любят говорить правду. Когда сердце полно, уста глаголят.

С. БУНТМАН: Ну да.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Они знают, как плохо, и они говорят, говорят, говорят…. Они говорят о том, что необходима независимая судебная власть. Потом, что средства массовой информации должны выжигать коленным, понимаете ли, железом. О том, что чиновники должны быть не бесчестные, а очень даже честные. Но попадаются и бесчестные. И не попадаются. Кто сейчас говорит, попадаются? Кто говорит об отдельных недостатках? Все говорят, система у нас ужасная, система никуда не годится. Вот, как люди говорят. Высоко говорят, смело говорят, обобщённо говорят, система не годится.

С. БУНТМАН: Да.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Не хухры мухры.

С. БУНТМАН: Давай прервёмся на 3 минуты.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Давай.

НОВОСТИ.

С. БУНТМАН: А всё-таки, Леонид Радзиховский…

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Да хватит меня мучить, слушай!

С. БУНТМАН: Нет, ещё. Вот сколько положено, столько и буду мучить. И вот графики буду составлять.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: И графики буду мучить, да.

С. БУНТМАН: Да, все будут составлять графики здесь.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Чего ты от меня хочешь, Серёга?

С. БУНТМАН: Сейчас, секунду. Я ещё скажу, что в ситивизоре будут тебя показывать.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Током бить, понимаю.

С. БУНТМАН: Ещё да, ещё 10 минут с половиной будут. Ну вот ты мне всё-таки скажи…

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Нет, всё-таки ответь, ты меня уважаешь? Сказать: «Ты меня уважаешь»?

С. БУНТМАН: Нет, это я знаю, это чего мне говорить?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: А чего тебя ещё интересует, кроме этого?

С. БУНТМАН: Меня интересует то, что вот ты так благостно относишься к этим людям, которые работают политобозревателями о положении в стране.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Да, коллеги.

С. БУНТМАН: Ну, так скажи пожалуйста, ты когда-нибудь электрика, слесаря вызываешь?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Бывает.

С. БУНТМАН: Водитель, который такси тебя везёт.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Да.

С. БУНТМАН: Или машинист в метро?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Он о положении в стране говорит ровно то же самое.

С. БУНТМАН: Да, но при этом ты понимаешь, он говорит, и он баранку крутит.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Да, крутит. Но они же тоже водят машины. У каждого обозревателя есть машины. Иногда он ездит, тоже баранку крутит.

С. БУНТМАН: Да нет, его баранка – это принимать решение по поводу того, что он говорит.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Ты путаешь, Серёж.

С. БУНТМАН: Путаю, да?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: У него просто баранка. Ну, у обычного водилы там, битые «Жигули», а у него «Mercedes», или «Jaguar». Он тоже крутит баранку, и тоже говорит. Все мы крутим и говорим. Брось, Серёж, не подловишь.

С. БУНТМАН: Ну, вот говорят, объясните нам какую-нибудь конкретную ситуацию. Да все ситуации конкретные.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Да уж куда конкретнее?

С. БУНТМАН: Об одном и том же. Вот конкретная ситуация, резолюция Европарламента, по поводу России. Это новое нападение на Россию, вот сразу все оживились тут же.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Танковая дивизия Лейбштандарт Адольф Гитлер, выдвинулась из Страсбурга, и на Смоленск.

С. БУНТМАН: Да, и надо защищать родину. Надо защищать?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Надо.

С. БУНТМАН: Это ты уверен, что надо защищать родину.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Абсолютно. А ты сомневаешься, что родину надо защищать? Ну, ты даёшь!

С. БУНТМАН: А вот скажи мне пожалуйста, мне кажется, что ты очень сильно промахнулся в одном. Ты так осудил американское правосудие, а ведь были они наверное правы, потому, что…

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Это в чём же?

С. БУНТМАН: Это в Строскане.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: А…

С. БУНТМАН: Ты знаешь, ещё один эпизод у, я бы сказал, зажигательного нашего Доминика Строскана.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Ты знаешь, этот эпизод – это точно по старому анекдоту, когда идёт старуха, вопит на всю улицу: «Изнасиловали, изнасиловали»! Подскакивают менты: «Кого? Где»? «Меня». «Тебя»? «Да, на этом самом месте, 50 лет назад». «Чего ты орёшь, дура»! «А вспомнить приятно». Вот эта дама…

С. БУНТМАН: Нет, там не надо. 10 лет не прошло, и срок давности ещё.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Точно. Вот эта дама, которая через 9 лет вспомнила, что Строскан её изнасиловал, это сильно. Нет, со Стросканом я верю в американское правосудие, но я верю и в теорию вероятности. Понимаешь, когда его схватили, держали в общей камере с наркоторговцами, насильниками, и прочей избранной публикой несколько дней. А потом он сказал, что он уходит с поста директора МВФ, и на другой день его перевели под домашний арест. Это было странное, но совпадение. Когда прошло ещё некоторое время, и расследовали, расследовали… Ровно до того момента, пока назначили нового директора МВФ. Назначили 28 июня нового директора МВФ, и 30 июня выясняется, что совпадений слишком много в этом деле неправильных, и Строскан чист есмь, аки непорочная лилия. Вот два таких совпадения подряд. Первый раз, утром стулья, вечером деньги. И второй раз, утром стулья, вечером деньги. Это оскорбляет теорию вероятности. Понимаешь, я уважаю американское правосудие, но теорию вероятности я тоже уважаю. Поэтому я думаю, что дельце здесь не чисто.

С. БУНТМАН: Тогда вот объясни мне вот сейчас, без глумления над старушками, которые через 50 лет вспоминают нечто. Вот объясни мне тогда, где здесь совпадение это великое? Зачем сейчас нужна тётенька – журналист?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Нет, тётенька – журналист…

С. БУНТМАН: Или это случайно?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Во-первых, никто не проводил её личный психиатрический анализ. Во-вторых, тётенька-журналист вполне возможно, хочет поднять свой рейтинг. И в-третьих, как говорил Чубайс: «Надо забить последний гвоздь, в гроб коммунизма». В ближайшие дни выясняется, кто будет кандидатом от соцпартии на выборах, и естественно, что к этому моменту, весьма удачное появление тётеньки – журналиста, чтобы Строскан уж точно не встал никогда. Он и так не встанет, это уже очевидно, но последний гвоздь в гроб…

С. БУНТМАН: Значит, по твоей логики, и оп твоим ходом событий, как ты их понимаешь, ровно, когда определится, кто кандидаты соцпартий, тогда тётенька окажется невменяемой.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Ну, почему невменяемой? Она окажется вполне вменяемой, просто дело начнёт тянуться, туды, сюды… Нет, понимаешь, мне Строскан не брат, не свал, не близкий родственник. Между нами говоря, надеюсь, то французское посольство на меня в суд не подаст, он видимо козёл тот ещё. Но дело заключается в том, что ещё раз повторяю, вот эти очаровательные совпадения, слишком частые в этом деле, они наводят на мысль. Уж не знаю, как это в Америке устроено, мне вот знакомый один позвонил, и говорит: «Ты просто нифига не понимаешь в американском правосудии». Не Абама, не генсек ООН, не папа Римский, не может надавить на американского судью. Просто не может, и всё. Отлично, может быть на судью и не давили, ведь судья же не Бог. Он принимает решение на основании хода следствия. Следствие ведёт местная прокуратура, какие-то там следственные органы, и так далее. Вот с ними, я думаю, в отличии о судьи, вполне можно поговорить, договориться… Собственно, от них ведь не требовалось ничего сверхъестественного. Строскана не убили, не пытали, не рвали на куски. Просто такой удивительный факт, что эта баба, обвинявшая его в изнасиловании, вела телефонные переговоры со своим дружком в тюрьме, этот удивительный факт высшему американскому следствию удалось узнать только через полтора месяца. Ну, вот так работает американское следствие. А полтора месяца они не смогли узнать, вела она переговоры по телефону, который прослушивался, или нет. А через полтора месяца смогли. И смогли аккурат к тому моменту, когда был назначен новый директор МВФ. Совпадения? Да, совпадения. Бывают совпадения.

С. БУНТМАН: Ну что ж, будем ждать теперь выдвижения кандидатов от социалистической партии.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Да же если бы этого Строскана выдвинули, он конченный. Естественно, никто его никуда не выберет, это уж 100%. Я думаю, что его и не выдвинут. Он абсолютно конченый человек, за что он должен благодарить самого себя. Потому, что он создал себе такую репутацию. Кстати сказать, с этой негритянкой он в отеле всё-таки трахался, хотя её не насиловал. А главное, он оказался…

С. БУНТМАН: Но это не преступление.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Преступление, но это смешно. Он оказался героем…

С. БУНТМАН: Вот ты говоришь вот это: «И эта негритянка…», и здесь мне какой-то не хороший совершенно, не политкорректный намёк мне здесь в своих словах, в интонации, и в терминологии.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Нет, почему? Что с негритянкой, что с белой, что с еврейкой, что с пуэрториканкой, никакой разницы нет. Женщины и мужчины, их сексуальные качества не зависят от их национальности. Я о другом. Я хочу сказать, что вся история со Стросканом, это новелла с стиле Робле, в стиле Мопассана. Французы абажают такие штуки, но не от президента. Понимаешь, ты сначала избирись президентом, а потом о тебе будут писать новеллы в стиле Мопассана, но не наоборот. Француза – народ смешливый, но насколько я понимаю, они не любят, чтобы над ними смеялись. Поэтому, Строскану в этой жизни кроме мемуаров…

С. БУНТМАН: А если он сейчас будет чистейший ангел?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Это его проблема. Это уже проблема его семьи.

С. БУНТМАН: То есть всё, он уже не президентабелен?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Абсолютно.

С. БУНТМАН: Скажи мне, пожалуйста, есть ли у тебя какое-нибудь мнение, о необычайной настойчивости фонда федерации?

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Ты знаешь, сам удивляюсь, странный какой-то фонд. После первого скандала, обклеить всю Москву какими-то вызывающими плакатами, это в общем, не понятная история. Если после первого скандала им солоно показалось, то ребят, вы сделайте, хоть что-нибудь реальное. Соберите деньги, кому-нибудь помогите, потом распускайте хвост, и ходите гоголем.

С. БУНТМАН: Ну, вот они пытаются что-то делать.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Нет, минуточку, сделайте – в смысле, деньги соберите.

С. БУНТМАН: Они обвиняют всех в клевете, в опарочивании.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Серёж, обвинять – это тоже дело, я не спорю. Но я под словом «сделайте», имел в виду нечто другое. Соберите хоть три копейки, помогите каким-нибудь реально больным детям, старикам, ещё кому-то. И после этого, распускайте хвост гоголем. Они поступают ровно наоборот. Обклеили всю Москву портретами Софи Лорен, Дастина Хофмана, ещё каких-то людей. Хофман, как выяснилось, не сном, ни духом. Но не важно, обмишурились – бывает. Но сколько денег вы вбухали на эти портреты, на эти билборды, и так далее. На приглашение этих самых Дастинов и Софи, что же детям-то останется? В общем, я понять эту контору совершенно не могу. И кому она нужна, и зачем она нужна. Если это речь идёт об отмывании и воровстве денег, то это не делается с таким оглушительным треском, это работа тихая. Если речь идёт о каком-то пиаре, то это анти-пиар. Если речь идёт об анти-пиаре, чтобы допустим, опозорить Путина, то это как-то слишком хитро. В общем, я смысла деятельности этого фонда понять не в состоянии.

С. БУНТМАН: Да, это как за левом ухом, совершенно. Я не понимаю, что когда увидел снова эти плакаты, я думаю…

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Бред какой-то. Вы хоть на 5 копеек что-нибудь сотворите, а потом, ради Бога, обвешивайте себя Софиями Лорен, и кем хотите.

С. БУНТМАН: Да, там все висят… Но в принципе, когда приглашает звёзд какой-нибудь фонд, это звёзды платят, чтобы потом…

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Звёзды платят?

С. БУНТМАН: Нет, обычно так они делают. Вот за участие в этом, это форма благотворительности больших звёзд.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Это звёзды платят за то, что их повесили в Москве на всех столбах? Им это так нужно?

С. БУНТМАН: Это они так хотят помочь, например, российским детям.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Чтобы те смотрели на них на столбах, и радовались. Да? Прошёл ребёнок…

С. БУНТМАН: Нет, чтобы деньги им отдать.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: Прошёл ребёнок, увидел фотографию Дастина Хофмана, ему легче стало. В этом смысле, или как? Дастина Хофман, который даже не подозревал об этом.

С. БУНТМАН: Вот под этим входом я не думал даже.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: А больше они вроде бы ничего не делают, кроме симпатичных лиц звёзд 70-ти, 80-ти, 65-ти, 85-ти лет, вот кроме очаровательных лиц этих звёзд вроде бы ничего другого они не произвели. Но я не спец, понимаешь? Они такие люди нервные…

С. БУНТМАН: Вот ты меня заставил задуматься. Спасибо.

Л. РАДЗИХОВСКИЙ: А это и есть цель нашей программы, как я понимаю.

С. БУНТМАН: Да, абсолютно. Спасибо большое, Леонид Радзиховский, «Особое мнение», оно завершено. Спасибо.