Аркадий Островский - Особое мнение - 2011-03-11

Н.АСАДОВА: 19 часов и 8 минут в Москве, это передача «Особое мнение». У микрофона Наргиз Асадова, и я с удовольствием представляю вам сегодня моего гостя – это Аркадий Островский, глава московского бюро журнала «Экономист». Здравствуйте.

А.ОСТРОВСКИЙ: Добрый вечер.

Н.АСАДОВА: Ну и я должна сказать несколько важных слов сразу. Вот, мне дали бумажку, сказали прочитать все, как тут есть. Значит, теперь на сайте «Эха Москвы» вы можете смотреть трансляцию Сетевизора. Она позволяет вам следить за всем, что происходит в этой студии, с разных ракурсов. Важно отметить, что видео вы можете смотреть на всех компьютерах, а также на iPhone, iPad и мобильных устройствах на платформе Google Android. Если вам что-то это говорит, то, пожалуйста, подключайтесь и смотрите нас.

Также у нас идет кардиограмма эфира, ее вы тоже можете найти у нас на сайте и проголосовать за или против того, что говорит Аркадий Островский. Да, телефон для SMS +7 985 970-45-45, также можно нам в твиттер присылать свои сообщения на аккаунт @vyzvon. Вот, миллион у нас средств связи.

А.ОСТРОВСКИЙ: Какие вы продвинутые.

Н.АСАДОВА: Да. Мы не останемся без вопросов, это точно. Ну, у меня тут много вопросов, в частности которые пришли к нам на сайт до эфира. Но я начну, вот, с последних событий по поводу взрывов около Академии ФСБ. Северокавказские боевики взяли на себя ответственность за эти взрывы – это говорится в заявлении, поступившем в редакцию сайта сепаратистов Кавказ-центр. Ответственность за этот взрыв взяли на себя боевики Доку Умарова.

Насколько я знаю, вы только что приехали с Северного Кавказа, были в Дагестане в частности, я бы хотела поэтому, чтобы вы прокомментировали, ну, во-первых, то, что сегодня произошло в Москве. Во-вторых, как с этим бороться. И в-третьих, какие настроения там, на Северном Кавказе.

А.ОСТРОВСКИЙ: Вы знаете, ну, прокомментировать довольно и сложно, и просто одновременно, потому что это, безусловно, продолжение той борьбы, той войны фактически, которая ведется. То, что, с одной стороны, это является частью, действительно, в данном случае глобального терроризма, безусловно, в этом смысле Россия не исключение. И то, что мотивы, которые движут теми, кто устраивает взрывы и в московском метро, и в Домодедово, и у Академии ФСБ, на самом деле, мотивы эти во многом схожи с теми, по которым взрывают метро в Лондоне или устраивают теракты в Нью-Йорке и так далее. При том, что, конечно, безусловно, есть своя специфика. Главное, мне кажется, вообще заключается в том, что в поддержке и в симпатиях, которые могут или не могут быть и у самих боевиков, террористов, и что происходит на Северном Кавказе, безусловно, есть очень специфические вещи.

Н.АСАДОВА: Ну, в частности, в заявлении говорится о том, что это месть боевиков за действия ФСБ на территории Северного Кавказа. То есть это не сепаратизм именно, то есть объясняется это не сепаратистскими какими-то настроениями.

А.ОСТРОВСКИЙ: Ну, понимаете, сепаратистские настроения и такие, националистические настроения главенствовали в первую чеченскую войну, которая, действительно, велась по линии национализма, сепаратизма и независимости. С тех пор, конечно, все изменилось и, условно говоря, противостояние, которое сейчас происходит в Дагестане, внутри самого Дагестана как наиболее сложной, наиболее религиозной, действительно, наиболее взрывоопасной и многонаселенной республике Северного Кавказа, многонаселенной и в смысле просто 2,5 миллиона человек, практически больше в 2 раза, чем в Чечне, и, так сказать, полиэтническая республика. Но противостояние не между национальностями, не по этническому принципу и даже не столько речь идет о независимости или сепаратизме – это второстепенная вещь. А противостояние идет по очень серьезному религиозному принципу. Потому что противостояние в Дагестане – это противостояние между, с одной стороны, теми, кого называют салафиты, также их называют ваххабиты или фундаменталисты, и теми, кого называют софисты, которые фактически являются частью государства и частью официального ислама, который поддерживают власти и который абсолютно встроен в систему государства.

Борьба эта, которая началась, в сущности, в середине 90-х годов и которая ведется за, ну, в долгосрочном понимании людей, которые ведут ее, за установление исламских законов, законов шариата на территории исконно мусульманских государств, как они их называют, которые принадлежали к халифату.

Но проблема в том, что эта борьба стала политической борьбой. Потому что то преследование, которому подвергались... Мы не говорим о террористах, мы говорим сейчас о религиозной части. То давление и то преследование, которому подвергались так называемые ваххабиты... И был даже закон, как вы знаете, в 1999 году после вторжения Шамиля Басаева и Хоттаба на территорию Дагестана, был принят закон против ваххабитской и другой экстремистской деятельности. Ваххабиты, в сущности, это фундаменталисты. Ваххабит – это не обязательно боевик, и фактически это являлось и является преследованием по религиозным убеждениям, это противоречит российской Конституции.

Н.АСАДОВА: Мы сейчас должны прерваться на одну минуту рекламы, а затем вернемся и продолжим наш разговор с главой московского бюро журнала «Экономист» Аркадием Островским. Никуда не уходите.

РЕКЛАМА

Н.АСАДОВА: 19 часов и 16 минут в Москве, у микрофона Наргиз Асадова по-прежнему. Это передача «Особое мнение», и особым мнением с нами сегодня делится глава московского бюро журнала «Экономист» Аркадий Островский. Вот, нам приходят очень конкретные вопросы на SMS, кстати, телефон +7 985 970-45-45. Вот Аня спрашивает: «Террор – это метод ведения конкретной войны». А мы очень долго, например, не слышали мотивацию, почему они устраивают эти теракты. Сегодня мы услышали, что это месть на действия ФСБ. То есть, видимо, какая-то несправедливость происходит, о которой пишут, кстати говоря, немногие журналисты уже в России. Да и на Западе журналисты перестали ездить в этот регион. А мы не очень понимаем до сих пор, за что они нас тут взрывают и чем нам отвечать соответственно. Вот, вы поняли это, побывав на Кавказе?

А.ОСТРОВСКИЙ: Ну, я не специалист по исламу и не специалист по Кавказу, я – журналист, я занимаюсь разными вещами. Но проведя там неделю, мне кажется, что мне удалось не понять, а как-то приблизиться к пониманию того, что там происходит и что движет этими людьми. Надо разделять. Есть террористические организации, есть Доку Умаров, это с одной стороны. И есть люди, которые им симпатизируют. И есть огромное количество... Вот мы начали говорить о религиозном противостоянии и о так называемых ваххабитах или о салафитах, которых очень долго притесняли. Значит, есть политические цели, есть военные цели, есть религиозные цели. С точки зрения Доку Умарова и подполья, очевидно, ведется война, джихад за освобождение исламских территорий, мусульманских территорий от неверных, от кеферов, за установление законов ислама на этих территориях. Это с одной стороны.

Есть реальное религиозное противостояние между софистами и официальным исламом, который теряет поддержку с невероятной скоростью, особенно среди молодежи, который себя, в общем, среди молодежи дискредитировал и своей ассоциацией с государством, и тем, что он совершенно не поднимают социальных вопросов, не говорят о правах человека и так далее. Есть салафиты, у которых довольно стройная, логическая цепочка и которые привлекают на свою сторону все больше и больше людей именно тем, что они говорят о проблемах несправедливости, о нарушениях прав человека и так далее. вещь эта очень опасная, потому что, конечно, никакими силовыми методами с растущим, нарастающим радикализмом, нарастающим влиянием... Салафиты, понятно, что никакими силовыми методами борьбу вести нельзя и бессмысленно, потому что это только будет усиливать приток людей туда, это будет только усиливать симпатии и так далее. Речь идет о конкуренции, в сущности, об идеологической и другой конкуренции между государством, если так уж говорить, и фундаментализмом.

Н.АСАДОВА: Вот, на Северном Кавказе много разных республик, там разные лидеры. Вы были во многих этих республиках. Где, на ваш взгляд, наиболее эффективным образом идет эта конкуренция, если она вообще идет?

А.ОСТРОВСКИЙ: Она идет, ну, об этом сейчас я еще скажу. Безусловно, просто по фактам, по цифрам она наиболее успешно идет, эта конкуренция в республике Ингушетия. Но Ингушетия и меньше, и проще. В Дагестане как, еще раз скажу, самой сложной из всех как мне кажется республик Северного Кавказа, государство – фактически это банкрот, потому что государства фактически нет. Вот я был в селе, которое называется Новосаситли, которое фактически живет по законам шариата. Не официально, но фактически оно так живет. Женщины ходят в хиджабах, там нету собак, потому что это запрещено исламом. Там фактически все споры решаются по шариатским...

Н.АСАДОВА: Шариатскими судами?

А.ОСТРОВСКИЙ: Фактически. Ну, имамами. Примирение осуществляется имамами. Там недавно, кстати, убили двух женщин, которые были гадалками, но их считали ведьмами. И, вот, их убили. Но при этом люди, которые живут там, половина села салафитская, половина софистская. Люди поддерживают электричество, там пристроили постройки к школе, поддерживают инфраструктуру, там нету воровства, и в Новосаситли живет один из наиболее сильных, харизматичных лидеров, духовных лидеров салафизма Абдурахим Магомедов, который сам подвергался и арестам, и пыткам, который когда-то имел влияние на Шамиля Басаева, на Хоттаба.

Н.АСАДОВА: А кто финансирует, извините меня, все это? Если вы говорите, что не государство.

А.ОСТРОВСКИЙ: Ну, конкретно кто финансирует строительство школ. Там берут то, что называется, закят, то есть добровольный налог, который богатые люди платят на нужды бедных. Это работает.

Н.АСАДОВА: Я просто, извините, слышала о том, что там огромная безработица, и откуда у этих людей еще деньги, чтобы налог платить?

А.ОСТРОВСКИЙ: Ну, это другая часть. Но там фантастическая коррупция, там чиновники сами многие... И до сих пор, насколько я понимаю, происходит там процесс, когда боевики шлют... Это мы немножко смешиваем сейчас, но когда боевики на флешках присылают требования к бизнесменам и чиновникам платить фактически этот закят, эту десятину.

Но в ситуации, когда государство не может ничего противопоставить кроме беспредела, насилия и беззакония, когда это беззаконие и беспредел милицейский и спецслужб распространяется не только уже по религиозному принципу ваххабитов, а просто на каждодневную жизнь. То есть случай, когда 14-летнего парня пытали, чтобы он признался в том, что он украл дрель. Случай, когда избивают, реально избивают милиционеры адвокатов, которые приходят защищать. Вот я разговаривал с адвокатом Сапият Магомедовой, девушки 30 с небольшим лет, в которой роста, наверное, метр 55 а веса килограммов 40, и которую вышвырнули на улицу милиционеры, когда она пришла защищать свою подзащитную, и на которую теперь заведено дело, что она напала на 4-х омоновцев.

Ощущение беспредела и несправедливости совершенно фантастическое, на самом деле. Против этого есть... На самом деле, это есть и на большой части остальной части РФ. Другое дело, что в отличие от остальной части России в Дагестане и на Северном Кавказе есть альтернатива, альтернатива называется «исламский закон». И в условиях банкротства, несправедливости, коррупции и так далее, и так далее, и так далее, насилие, когда государство воспринимается не как источник правопорядка и закона, а как источник беспредела и насилия, в этой ситуации, безусловно, фундаменталистские идеи начинают выглядеть невероятно привлекательно для населения, особенно для населения, молодежи, большая часть которой говорит по-арабски, училась в Египте, в Сирии и так далее.

Н.АСАДОВА: Что они реально дают взамен? Ну, условно говоря...

А.ОСТРОВСКИЙ: Что они предлагают.

Н.АСАДОВА: Да, что предлагают и что реально делают. Потому что если мы возьмем Хамас в Палестине, то они реально там людям лекарства выдавали, учебу в школах предлагали, да? Там, конечно, были исламские законы, но учили также детей читать и писать.

А.ОСТРОВСКИЙ: Реально они предлагают справедливость, порядок, то, что все будет работать. Вот это село Новосаситли. Более того, чтобы отделиться... Там стали пропадать девушки, стал исчезать скот и так далее. Чтобы отделиться от, так сказать, внешнего беспредела, они отремонтировали на собственные деньги фактически такой небольшой блокпост со шлагбаумом. Через какое-то время приехал «Урал» с автоматчиками и снес это все, там остались руины от этого.

Ничего плохого, они говорят, в том, что будут исламские законы, нет. Более того, очень интересное отношение вообще к джихаду и к насилию. Гораздо более сложное, чем это может показаться с первого взгляда. Главная сверхзадача, как мы сказали, - это установление исламских законов, при этом в идеале мирным путем. Для того чтобы установить исламские законы, безусловно, должен быть независимый, или как они говорят, свободный Дагестан. Отношения с боевиками сложные, хотя ощущение того вообще в Дагестане не только в этом селе, а повсюду, что лес, как они называют его, боевики подошли вплотную, что это все невероятно связано между собой, безусловно есть.

Но боевики, насколько я понимаю, не слушаются вот этих духовных лидеров, они не являются для них авторитетом и отношение к насилию очень интересное. Потому что, с одной стороны, надо ввести джихад, с их точки зрения. А с другой стороны, они не оправдывают и осуждают фактически такие вещи, которые происходят в Домодедово или в московском метро.

Объяснение примерно такое. Шахидки, женщины вообще не должны участвовать, не могут быть использованы в этой борьбе, потому что по законам ислама по Корану женщины могут принимать участие в борьбе, только если идет открытая война. Поскольку открытой войны нету, то женщины не должны принимать в этом участия. Мужчины, в принципе, могут, но есть главный принцип, которому все подчинено, а именно принцип пользы ислама с точки зрения салафитов.

Все, что полезно исламу, возможно. Все, что вредно исламу, соответственно, не поддерживается. Взрыв с этой точки зрения в Домодедово, который только настраивает людей против ислама, который потом выливается в контртеррористические операции и так далее, взрыв в Домодедово не приносит пользы исламу, соответственно, он не оправдан и этого быть не должно. То есть если это не идет на пользу исламу, это не поддерживается теми, кого называют фундаменталистами или ваххабитами.

Поэтому эта система гораздо более сложная и, я говорю, выиграть, так сказать, сломить этих людей военной силой абсолютно невозможно. Как мы видим, приток молодежи и населения только будет увеличиваться, а не уменьшаться, поэтому это можно делать только конкуренцией.

Это, так сказать, мы говорили о сверхзадаче, но первое, чего хотят, на самом деле, салафиты – это того, чтобы их признавали, чтобы их не давили. И в этом смысле сейчас ситуация, действительно, улучшается, потому что власти Дагестана поняли, наконец, это и давление такое серьезное на салафитов, его сейчас нету. Более того, многие салафитские лидеры привлекаются властями, особенно, насколько я понимаю, вице-премьером Дагестана Ризваном Курбановым в комиссии по адаптации и так далее, и так далее. То есть они поняли, что с ними нужно вести диалог.

Что говорят салафиты, еще далеко от полной репрезентативности и тех же прав, которые есть у официального ислама. Конечно, вы спрашиваете, как бороться. Выбивать поддержку у подполья тем, чтобы самих салафитов делать политической.... Они должны, конечно, выливаться в какую-то политическую силу, с которой уже дальше можно вести переговоры и так далее. Но силой и террором – а они воспринимают и, во многом, правильно воспринимают действия силовых структур как террор против себя – так вот вести с ними борьбу теми же методами, которыми ведет борьбу террористы такие, как Доку Умаров, совершенно бесполезно.

За последний год, несмотря на все, так сказать, хорошие слова и правильные слова, и интенции, и намерения, которые правильные намерения у людей во власти Дагестана, количество терактов увеличилось вдвое.

Есть другой пример. Вы меня спросили, есть ли пример положительный. Мне кажется, что да. Насколько он репрезентативный, я не знаю. Мы наверное, прервемся, да?

Н.АСАДОВА: Да. Вот, о положительных примерах поговорим мы в следующей части нашей программы. Это особое мнение Аркадия Островского, главы московского бюро журнала «Экономист». В студии Наргиз Асадова. На 3 минутки всего лишь мы прервемся – никуда не уходите.

НОВОСТИ

Н.АСАДОВА: 19:33 в Москве, у микрофона Наргиз Асадова и особым мнением сейчас с нами делится Аркадий Островский, глава московского бюро журнала «Экономист». Давайте мы поговорим о положительных, о разных примерах, как власти в той или иной республике на Северном Кавказе пытаются бороться с вот этими террористами. Ну, даже, вот, возьмем там, Чечня, Ингушетия, Дагестан. Наверняка, там все не одинаковым образом устроено.

А.ОСТРОВСКИЙ: Вы знаете, ну, с террористами надо бороться правовыми методами, и жесткими, и правовыми методами, соблюдая собственные законы. Вообще, главная проблема, мне кажется, государства – это проблема того, что государство никак не может соблюдать собственные законы и действует не правовыми методами, что вызывает естественное озлобление и контрдействия с другой стороны.

Н.АСАДОВА: Ну я не знаю, Рамзан Кадыров действует правовыми методами или не правовыми?

А.ОСТРОВСКИЙ: В Чечне все вообще, мне кажется, иначе. И надо сказать, что одно из сильных впечатлений, когда ты приезжаешь на Северный Кавказ... Вот, я ехал на машине из Дагестана в Назрань, соответственно, из Махачкалы через Чечню, через Грозный в Ингушетию. Вы знаете, абсолютное ощущение, что ты проезжаешь 3 разных государства. При этом отсутствие ощущения, что вообще российская государственность там присутствует. Ее там как таковой, к сожалению, нет, по большому счету, за исключением, может быть, Ингушетии, к которой мы сейчас приедем.

Но, действительно, это 3 разных абсолютно уклада, 3 разных политических уклада, 3 разных социально-культурных, каких угодно уклада. При том, что в Дагестане как раз больше всего и плюрализма. Можно называть это демократией, но, конечно, это плюрализм, у которого, к сожалению, нету (это вторая еще тема) механизма разрешения политической конкуренции, там нету механизма реальных социальных лифтов, поскольку отменены выборы. И самое удивительное, что главы регионов, которые фактически феодалы, начинают апеллировать к региону и хотят выборов, и хотят полномочий, и готовы их брать на себя. Но в отсутствии прямых выборов, о которых сейчас говорят все практически в Дагестане, борьба ведется чаще всего с использованием оружия, взрывов и так далее между даже кланами и между регионами, которые тоже очень разделены и которые полуавтономны.

Но в Чечне, конечно, все иначе, Чечня – моноэтническая республика с невероятно сильной брутальной властью Рамзана Кадырова. Фактически, как мне кажется, с почти что уже культом личности. Это поражает, действительно, количество портретов самого Рамзана Кадырова, номера на машинах официальных, где буквы – это инициалы Рамзана Ахматовича Кадырова «РАК».

Н.АСАДОВА: Но жить-то стало лучше, жить-то стало веселее там?

А.ОСТРОВСКИЙ: Вы знаете, я не знаю, кому там стало жить лучше. Наверное, кому-то стало жить лучше.

Н.АСАДОВА: Ну, говорят о том, что все строится, не стреляют.

А.ОСТРОВСКИЙ: Грозный производит довольно сильное впечатление, потому что центр Грозного – действительно, это абсолютно преображенный город в отличие от рушащейся инфраструктуры Махачкалы и полуразрушенных или полупостроенных зданий, которые повсюду в Дагестане есть. Центр Грозного, действительно, производит сильное впечатление с его небоскребами, с этой огромной мечетью, с улицей Путина, с проспектами, которые освещаются люстрами. Вот такое ощущение, что проспекты освещаются люстрами. С огромным количеством денег, которые туда, конечно, вложены. Насколько это часть РФ, сказать сложно. Но мне кажется, что, в общем, не в очень большой, потому что Чечня живет по своим порядкам, по своим устоям. Условно говоря, женщины должны в публичных местах надевать платки, чего по Конституции РФ, очевидно, они делать не должны или, во всяком случае, не должны быть обязаны это делать и так далее.

Поэтому, конечно, Чечня – это абсолютная такая вотчина Рамзана Кадырова, где понять реально что происходит – наверное, действительно, нужно провести большое количество времени, быть очень погруженным во все это, потому что (я говорю о журналистской работе) в отличие от Дагестана, где довольно быстро все с тобой начинают общаться, тебе рассказывать, ты слышишь очень разные точки зрения, потому что есть эта раздробленность и есть этот плюрализм. В Чечне невероятно все замкнуты сейчас, присутствует огромный страх. Присутствует, как мне кажется, культ личности Рамзана Кадырова, на школах растяжки «Спасибо, Рамзан Ахматович, за наше...»

Н.АСАДОВА: «...Счастливое детство».

А.ОСТРОВСКИЙ: Ну, фактически за то, что вы заботитесь о нашем будущем. Поэтому там ситуация такая, так сказать, силового давления, которая, как мне кажется, выдавливает просто и создает проблемы в других регионах Северного Кавказа, дав самой Чечне, может быть, спокойствие, но посмотрите, что происходит в Кабардино-Балкарии, посмотрите, что происходит в Дагестане, посмотрите, что происходило и происходит еще до определенной части в Ингушетии.

В Ингушетии же самой, когда ты попадаешь туда, ситуация, опять же, меняется и для меня Ингушетия – это такой свет, редкий свет, просвет, я бы сказал, в довольно мрачной общей ситуации. Почему просвет? Потому что я помню, что происходило в Назрани 2 года назад. Я помню Назрань и Ингушетию, которая была в состоянии гражданской войны. Не на пороге, а в состоянии этой войны, где милиционеры исчезали с улиц с наступлением темноты, потому что их там отстреливали, где на машинах не было номерных знаков, а высовывались дула автоматов, где ходить реально было страшно и оставаться ночевать тоже страшно. Прошло 2 года. 2 года, которые руководит в этой республике генерал-майор Юнус-Бек Евкуров. Я могу сказать, что из всех мест Северного Кавказа, где я был, мне кажется, в Ингушетии сейчас наиболее спокойно и наиболее стабильно. И это ощущение некоторой надежды, безусловно, у людей есть. Эта надежда оправдана.

Н.АСАДОВА: Какую альтернативу им дает Евкуров?

А.ОСТРОВСКИЙ: Вы знаете, простейшую. Евкуров – это совершенно удивительный, к сожалению, пока что исключение, пример того, когда человек искренне пытается установить законы и править по законам РФ и фактически пытается поддерживать Ингушетию как часть РФ. Способы самые простейшие – действовать по закону, который прописан в Конституции РФ, не давать силовикам... Ну вот очень просто.

Н.АСАДОВА: Даже в центральных регионах России не действуют по законам РФ.

А.ОСТРОВСКИЙ: Да. А он пытается. Это пример фантастического мужества и служения своей стране, которую он считает Российской Федерацией. Ему совершенно не важно, как мне кажется, что происходит в политике между господином Путиным и господином Медведевым. У него есть главнокомандующий, главнокомандующего зовут Дмитрий Анатольевич Медведев. Какой есть, такой есть. И он ему служит и пытается устанавливать там российские законы.

Н.АСАДОВА: А что людям-то? Людям конкретно что?

А.ОСТРОВСКИЙ: Скажу что. Люди ощущают то, что он пытается прекратить беспредел, то, что не до конца, но, во всяком случае, снижено количество просто похищений и неправового задержания людей. Когда люди видят, что кого-то избивают или пытают, через несколько после этого, после неправовых действий генерал Евкуров зовет к себе родителей этого парня, которого пытают, зовет к себе начальника местного ФСБ и так далее, и говорит «Что вы здесь устроили? Вы понимаете, что вы создаете лагерь для подготовки, вы, ФСБ создаете лагерь для подготовки смертников? Потому что вы их пытаете, они выходят и идут мстить. Как вам не совестно?» И пытается еще говорить слова, которые, к сожалению, по-моему, уже мало кто может воспринимать. Но население может, люди могут. И они отвечают взаимностью. 80% как сам рассказывает Евкуров и подтверждают независимые люди, включая и «Мемориал», огромное количество, не знаю, 80 или не 80 процентов, но большое количество информации о подполье, о боевиках исходит из населения, которое хочет сотрудничать с этой властью, потому что эта власть в лице этого генерал-майора Евкурова, действительно, пытается соблюдать собственные законы.

Н.АСАДОВА: Ну, из того, что вы говорите, у меня складывается ощущение, что в тех республиках, где установлены понятные правила игры будь то Чечня, где жесткое подчинение одному человеку силовое, это, ну, все равно, понятны правила, прозрачные правила игры. Или, там, в Ингушетии, где другие правила игры, но они тоже более или менее устанавливаются, понятными становятся населению. Там перестают стрелять каждый день на улицах.

А.ОСТРОВСКИЙ: Ну, вот, смотрите, в Ингушетии за год в 2 раза по... Это не официальные оценки государственные, то есть это не какая-то, а это информация почетная Кавказского узла, который является независимым сайтом, который отслеживает то, что происходит на Кавказе, который не всегда лицеприятно отзывается, а, скорее, всегда нелицеприятно отзывается о руководителях... Вот, Кавказский узел считает, что количество терактов, совершенных в Ингушетии, снизилось в 2 раза. Тьфу-тьфу, за последние 2 месяца, насколько я понимаю, не было ни одной атаки на милиционеров в республике Ингушетия. Поэтому это пример того, когда человек пытается действовать по законам, устанавливать законы РФ и получает мгновенно позитивную отдачу от этого. А там далеко все не благополучно, безусловно, в Ингушетии – и продолжается и терроризм, и продолжается и огромное количество коррупции, и экономика, которой фактически нету, и как ее строить, тоже не очень понятно. Но есть тенденция. Есть сотрудничество властей с родителями людей, так сказать, которые убитые и которые пропадают. Только выигрывая – и как человек военный, мне кажется, он это и понимает то, что в английской армии называют попыткой выиграть сердца и умы людей. То есть только этим, на самом деле, можно противостоять тому мощнейшему заряду, который идет внутри.

Н.АСАДОВА: Ну, так сказать, дай бог здоровья господину Евкурову, на которого было совершено покушение, как мы знаем. Это было особое мнение Аркадия Островского, главы московского бюро журнала «Экономист». Я все вопросы, которые к нам пришли на сайт для вас, вам передам. Всего доброго, до свидания.