Михаил Барщевский - Особое мнение - 2011-03-01

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Здравствуйте, это программа «Особое мнение». Меня зовут Татьяна Фельгенгауэр. И я приветствую в этой студии Михаила Барщевского. Здравствуйте, Михаил Юрьевич.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Здравствуйте.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Напоминаю, что у нас вместе с компанией «Сетевизор» есть теперь возможность показать нашу студию с четырех видеокамер. И посмотреть вы это можете в том числе на продукции Apple – на iPad’ах, iPhone’ах, ну и Андроид тоже. Так что на Михаила Барщевского можно посмотреть с разных ракурсов на нашем сайте.

М.БАРЩЕВСКИЙ: А оно вам надо?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Конечно. Потому что вы же заходите на сайт «Эха Москвы» при этом. Ну что, с полицией вас, Михаил Юрьевич. Первое марта, все.

М.БАРЩЕВСКИЙ: А я думал, с весной. Видите, как все зависит от взгляда на жизнь.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Весна, полицейские пробиваются из земли потихонечку. Тут вот буквально две недели президент дал Нургалиеву на то, чтобы представить кандидатов на должности высшего начальствующего состава МВД. И будет также создана специальная комиссия, руководителем которой назначен глава администрации президента Сергей Нарышкин. Эта комиссия будет, собственно, проводить аттестацию. Не поздновато?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, я думаю, могу предположить, что формально закон вступает в силу с сегодняшнего дня, значит, получается, что с сегодняшнего дня они оказываются за штатом, и формально и юридически только с сегодняшнего дня возникает возможность для аттестации. Что до 1 марта они были действующими сотрудниками милиции, и аттестация, насколько я понимаю, не могла проводиться.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Специальная комиссия под патронажем главы администрации президента – это тот уровень, который должен следить за аттестацией?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну смотрите, давайте разбираться. МВД – это министерство со звездочками, то есть оно в подчинении у президента. Аппаратом президента является администрация президента, по Конституции. Соответственно, не будет же сам президент изучать досье, личные дела и так далее. В администрации президента есть управление кадров, есть управление внутренней политики, там какие-то еще управления есть. Я думаю, что это вполне естественно, что они готовят материалы, вполне естественно, что глава администрации возглавляет эту комиссию и результаты работы комиссии докладываются президенту. Президент либо соглашается, либо не соглашается – либо подписывает указ о назначении, либо не подписывает. То есть процедура здесь совершенно нормальная. Вопрос только вот в чем. Так всегда – ведь содержание важнее формы. Ну, представляет эти кандидатуры Нургалиев, естественно, это его подчиненные. А вот из каких критериев будет исходить комиссия в администрации, вот это вот интересно. Потому что, если речь идет о высших руководителях, то критерием должен быть не срок службы.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А какие должны быть критерии для выбора высших руководителей МВД?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Вы знаете, я думаю, что, как ни странно, такие не очень конкретные, как репутационные вещи. Вот репутация. Вот в Москве два новых милицейских начальника – Колокольцев и Ильин. И когда пришел Колокольцев, естественно, все, кто интересуется этой тематикой, стали лазить по интернету, смотреть, что там про него пишут. Интернет же вещь не очень-то редактируемая. Ну, помимо тех идиотизмов, которые там есть, которые, в общем, заметны невооруженным взглядом, в общем, в интернете довольно много информации. И про Колокольцева в интернете было очень прилично написано. И, на мой личный взгляд, по первым месяцам его службы, в общем, информация, которая была в интернете, подтверждается. Пришел Ильин на ГАИ московское. Ну, я, например, первым делом захотел посмотреть, почему из Ярославля в Москву, из чего исходя. Для меня не очень было убедительно, что, поскольку глава Ярославской области друг Собянина, то поэтому вот назначили Ильина. Ну как-то это все…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Конспирология.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да, да. К тому же, почему тогда не из Тюмени, например, где Собянин сам долго работал? Посмотрел, что пишут в интернете про Ильина. Ну, и, в общем, вот репутационно ожидания очень приятные. У всех наших милицейских начальников тоже есть репутация, есть история. Я, естественно, фамилии называть не буду, но вот про такого-то говорят, что он очень приличный человек, а про такого-то говорят, что он не очень приличный человек. Вот если администрация будет исходить из этого… Плюс, вы же понимаете, что в администрации есть информация и из ФСБ, и из ФСО, мы же все под оком Большого Брата, в том числе и милицейские начальники.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А наберется необходимое количество людей-то с хорошей, незапятнанной репутацией на такие высокие посты? Потому что тут же каждая мелочь важна. И уже Медведев говорит, что в случае высшего руководства сам будет решать, достоин тот или иной генерал должности.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Вы знаете, я думаю, что да. Потому что вот я сравниваю, в какой-то степени какая-то параллель у меня возникает с реформой Министерства обороны. Когда пришел Сердюков, гражданский человек, и были уволены первые генералы, вроде бы такие, старые, проверенные генералы, то было довольно много разговоров о том, что Сердюков гробит Министерство обороны, что разгоняет старые кадры, что приходят дилетанты. Слава богу, на практике у нас не было возможности проверить и, дай бог, не будет возможности, насколько Министерство обороны боеспособно, но судя по тому, что сегодня рассказывают мне мои знакомые, которые имеют отношение к Министерству обороны, в общем-то, Сердюков реформу провел. И, в общем-то, офицерский состав доволен. «Булава» вроде полетела. Вроде. Один раз уже слетала.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Не с первого раза, правда…

М.БАРЩЕВСКИЙ: Нет, ну вы хотите, чтобы еще с первого раза «Булава» летела!

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я всегда надеюсь на лучшее.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да. Вообще, довольно странное название для ракеты – «Булава».

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Скажите спасибо, что не «Бумеранг».

М.БАРЩЕВСКИЙ: Главное, чтобы булава не летала, как бумеранг. Поэтому я думаю, вот мое личное ожидание, что в МВД на уровне замов министра, начальников департаментов, это руководящий состав, наверное, придут новые, довольно много будет новых людей. Вот у меня ожидание такое есть. И, может быть, даже гражданских.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А если говорить в целом о репутации? Потому что сейчас, наверное, это самое важное – больше всего говорят о том, что нужно менять отношение общества к правоохранительным органам, тогда мы будем вправе и от них ожидать тоже каких-то позитивных изменений. Вот эти удары, как сейчас продолжающийся скандал между прокурорами и следователями, с этими всеми игорными делами, вот это же очень сильно портит картину.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Это портит картину, бесспорно. Там более глубинная причина. Понимаете, когда происходит перестройка правоохранительных органов и то один орган сверху, то другой сверху, этот был зависимый, стал независимый, возникает естественная ревность – вчера я тобой командовал, а сегодня ты меня посылаешь неизвестно куда, и я туда должен пойти. Это такой переходный период. Мне кажется, что все, что называется, устаканится. Но проблема вот в чем – то, о чем я говорю с момента принятия Конституции нашей новой, действующей. У нас есть три ветви власти – законодательная, судебная и исполнительная. Вопрос, которым я люблю мучить юристов: а прокуратура, она в какой ветви власти?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вам юристы как отвечают?

М.БАРЩЕВСКИЙ: По-умному, но всегда неточно. Потому что она ни в какой. Она ни в какой. А, понимаете, вот Конституция, правовое построение государства – там такие же жесткие законы, как и в архитектуре. Ну не может одна стенка быть немножко под углом, когда все три другие как-то иначе. И нагрузки в архитектуре рассчитываются. Вот то же самое и в правовой системе. В Конституции прокуратура оказалась не приписанной ни к одному органу власти. И поэтому сегодня и Следственный комитет у нас так как-то тоже… Ну, он, скорее всего, исполнительная власть. Скорее всего. Но тоже, в общем-то, его место сегодня в Конституции не обозначено. Просто не обозначено. Если с МВД все понятно, то Следственный комитет, скорее всего, исполнительная, но повторяю еще раз, с нюансами. А если в законе что-то не прописано четко, то возникают вопросы усмотрения. А потом еще изменения, которые были в УПК, когда создавали Следственный комитет при прокуратуре – прыжок через пропасть в два прыжка. На сегодняшний день, мне кажется, основная проблема заключается в том, что не определены четко функции прокуратуры и ее местоположение. Вот на мой взгляд, я давно-давно являюсь сторонником этой конструкции, хотя оппонентов 90% из тех, с кем я общаюсь, это в сегодняшних условиях слияние прокуратуры и Министерства юстиции. По американской модели, когда министр юстиции является и генеральным прокурором. И тогда все встанет на свои места, с точки зрения соподчиненности, кто кого контролирует, кто за кем надзирает, у кого самостоятельность, и так далее.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы видите сейчас, у власти есть понимание, что вот эта проблема с прокуратурой существует и ее надо решать? Или сейчас не до того немного? Потому что мы видим, что вокруг Следственного комитета все время пытаются что-то сделать. То был СКП, потом стал СК…

М.БАРЩЕВСКИЙ: Это, на самом деле, так было задумано изначально. Это не значит, что я с этим согласен и мне это нравится, но это изначально было задумано, что будет два этапа – Следственный комитет при прокуратуре, наработка определенного опыта, наработка кадров, подбор кадров, и потом отделение. Это было задумано тогда, когда создавался Следственный комитет при прокуратуре. Шли споры, как быстро, как Следственный комитет, когда он будет разделен, он сразу единый – то есть и МВДшные дела сюда попадают, и таможенники, и ФСБ, и наркоконтроль, или, опять-таки, в два этапа. Что касается прокуратуры, то я не могу вам сказать, я не знаю, насколько власть предержащие озабочены этой проблемой. Но, исходя из двух презумпций – что они: А – не глупые, Б – не слепые, то, очевидно, должны быть озабочены, потому что – кто главней? Кто за кем надзирает? Если за Следственным комитетом прокуратура не надзирает, зачем нужна прокуратура? Если прокуратура надзирает, то какой может быть конфликт? Если все вопросы решаются в суде, то кто имеет право выхода в суд? Вот с моей точки зрения, правильный вариант такой: следователь – фигура самостоятельная, прокурор не вправе давать ему указания, что расследовать, как расследовать, как это было раньше, по старому советскому УПК, когда следователь был фигурой несамостоятельной. Но, с другой стороны, если прокурор не утвердил арест, не утвердил обвинительное заключение, не утвердил то-то и то-то, то следователь не вправе выходить в суд. У нас же вопрос ареста решается судом. Мне кажется, что довольно странная ситуация возникала, когда следователь обращается в суд за санкцией на арест, прокурор против ареста, адвокат, естественно, против ареста, то есть две стороны процесса против ареста, две нормальные стороны процесса, а судья принимает решение об аресте. По чьей просьбе? Ни одна из спорящих сторон не просит. Какая-то третья сторона просит. Ну, это был такой парадокс. Но я думаю, что в течение нескольких лет эта ситуация будет отработана.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Возвращаясь к законопроекту о полиции, который вступил в силу, как думаете, сколько надо дать нашей новой полиции времени, чтобы делать первые какие-то выводы, получается или не получается?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, вот давайте я вам задам вопрос навстречу. Вы мне на него ответите, тогда я отвечу на ваш. Вот в Москве появился Колокольцев. Как вам кажется, лицо московской милиции изменилось с момента прихода Колокольцева?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я могу сказать, что лицо московской милиции по отношению к журналисту, работающему на мероприятиях каких-то уличных, изменилось после появления Общественного совета при ГУВД. Это появилось при Колокольцеве. То есть, условно, да.

М.БАРЩЕВСКИЙ: По той информации, которой я располагаю, гаишники стали брать намного реже и намного меньше. Милиционеры стали, что называется, пуганые. То есть, если раньше про милиционеров говорили «беспредельщики», то сейчас я такого про московских милиционеров давно не слышал. Сколько времени назад пришел Колокольцев? Года не прошло. Да? Вот вам ответ на ваш вопрос. Значит, вопрос заключается в том, кто начальник. Каков поп, таков и приход.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Начальник-то тот же остается.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Нет, если вы имеете в виду министра, то это чересчур большой начальник. Очень важно, кто будет начальниками ГУВД. Важно, кто будет директорами департаментов.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть мы ждем итогов переаттестации?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да. Я думаю, что первые ласточки изменения лица милиции мы почувствуем через год. Я вам могу сказать, что у меня, например, есть идея, я ее один раз уже публично высказывал, боюсь, что меня побьют за нее, но идея такая. Мы не можем ввести реально, физически контроль над расходами всех. Ну просто страна большая. Моментально не введешь. У нас электронная карта 170 миллиардов стоит или 150. Вот я вам могу сказать, что контроль над расходами будет стоить не меньше. А вот сейчас, в связи с принятием закона о полиции, в связи с переаттестацией, ввести контроль над расходами начальников областных ГУВД, то есть на уровне субъектов федерации, и их замов, их не так много… сколько там, ну, давайте – 80 умножить на 6, один начальник и пять замов – 480, грубо говоря, 500 человек. Нет проблем. Но если мы введем контроль не только над доходами, но и над расходами начальников ГУВД и их замов, то это сильно скажется на уровне коррупции сразу.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Кто же вас бьет за такие хорошие и правильные идеи, Михаил Юрьевич? Расскажите, кто это нехорошие люди.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Как слева, так и справа. Как сверху, так и снизу.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну надо же… Михаил Барщевский в программе «Особое мнение».

М.БАРЩЕВСКИЙ: Тань, любые новации любой системой воспринимаются негативно.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Так заведено.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да, закон природы.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Попрошу вас прокомментировать высказывание господина Торшина, который заговорил о том, что к теракту в аэропорту Домодедово могут быть причастны грузинские спецслужбы. Член Национального антитеррористического комитета, Александр Торшин, в интервью «Российской газете» об этом сегодня заявил. Довольно жестко он говорил о том, что за терактом стоит правящий режим в Грузии. Насколько вообще уместны подобные заявления от чиновника такого уровня, да еще и в процессе расследования?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Смотрите, если у него есть соответствующая реальная информация, то они уместны. Но, знаете, перефразируя известное выражение, я скажу так: «Мне Торшин друг, но истина дороже». По логике событий, ну, уж известно, что я не являюсь фанатом Саакашвили, более того – после того, что я про него говорил, думаю, что мне в Грузию лучше не ездить, мне даже визу не дадут, но не его стиль. Не его стиль. Мне кажется, что здесь все проще и хуже. Потому что это было бы, знаете, очень легко, если бы это был след Грузии. Ну, вот разобрались с Грузией, и кончился терроризм. Я боюсь, что здесь все намного глубже и нашего, отечественного, производства. Я не исключаю финансовой подпитки из-за границы. Во всяком случае, силовики об этом много раз говорили. Но это не грузинская подпитка. Это не грузинские дела. Вот в это не верю. Не верится. То есть, я не знаю, еще раз повторяю, какими фактами располагает Александр Порфирьевич, он не тот человек, чтобы болтать просто так вообще без фактов, он не политикан, но… Понимаете, если бы сказал это известный человек, у которого все однозначно, ну, там было бы понятно, что это просто выдумка и все. На Торшина не похоже. Но, с другой стороны, повторяю еще раз, по логике… ну… не тот стиль.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Давайте еще немного о коррупции с вами поговорим. Указ президентский очень интересный, на мой взгляд: действующие или бывшие чиновники при переходе на работу в коммерческие или некоммерческие структуры по профилю ингосслужбы теперь должны будут предварительно заручиться согласием президиума Совета при президенте по противодействию коррупции. Это действенный механизм?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Этот механизм был прописан в законе о противодействии коррупции еще пару лет назад. Вернее, не механизм, а принцип. Но не было определенного органа, который все это осуществляет. Сейчас это президиум комиссии, это очень высоко. То есть там не договоришься. И люди там разные, и, заметим в скобках, отношение у них разное. Потому что там, например, и генеральный прокурор, и председатель Следственного комитета. Поэтому там не договоришься. В этом плане, с моей точки зрения, орган выбран удачно. Что касается действенности этого механизма, я знаю отклики на указ президента, довольно много восторгов по этому поводу высказано. Я не могу сказать, что это неправильная мера или плохая мера или вообще недейственная мера, но я ее не переоцениваю. Это важная, так скажем, необходимая, но недостаточная мера. Есть гораздо более важные уже принятые и планирующиеся шаги по борьбе с коррупцией, чем этот. Это, повторяю еще раз, правильно, но это не панацея, это не что-то сногсшибательное. Просто существует миллион способов это обходить. Тань, проблема вот в чем…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вообще, разве может быть панацея в борьбе с коррупцией?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да. Всех в лагеря.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И руки отрубать.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да. Вот смотрите, проблема 90-х годов была в том, что крупные бизнес-структуры делегировали в правительство своих сотрудников на должности директоров департаментов, зам министров, порой и министров. И этим обеспечивался протекционизм. Он получал грошовую зарплату, но где-то, что-то, как-то ему куда-то капало. В нулевые годы с этой практикой, в общем, было в основном закончено. В основном. По крайней мере, я назову, может, один-два случая, когда вот этот вот человек, пришедший в правительство, был явно связан с такой-то бизнес-структурой.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: У нас есть сенаторы.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Секундочку. Я говорю про правительство. У сенаторов сегодня полномочий ноль. У депутатов еще какие-то возможности есть, хотя при таком положении «Единой России» и при солидарном голосовании, вы ж понимаете, что лоббировать очень трудно. То есть лоббировать нужно на уровне руководства «Единой России», а не на уровне депутатов. А руководство «Единой России» не представляет какие-то там конкретные бизнес-структуры. Нет, это важнее в исполнительной власти, причем на уровне чиновников среднего звена, столоначальников, директоров департаментов, ну и повыше, зам министров. Мне такие случаи последнее время неизвестны. Соответственно, коррупционная составляющая может быть в чем, что имел в виду президент, подписывая этот указ? Сегодня чиновник договаривается с такой-то структурой, никто ему денег не платит, никакой взятки сегодня нет, но интерес этой структуры лоббируется чиновником. И когда чиновник уходит, его благополучно принимают туда на работу. Я не очень верю в то, что это будет доказано, то есть что эта комиссия эту зависимость сумеет как бы вот доказать.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Делаем небольшой перерыв и продолжим программу «Особое мнение» через минуту.

НОВОСТИ

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Продолжается программа «Особое мнение». Меня зовут Татьяна Фельгенгауэр. В гостях у меня сегодня Михаил Барщевский. Тут специально под наш эфир публикуют агентства с пометкой «срочно» разнообразные указы президента. «В системе МВД России будет не больше 345 высших начальников». Уж не знаю, много это или мало.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Тоже не знаю.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: «Следственный комитет при МВД преобразуется в Следственный департамент». Тоже непонятно, что стоит за этой формулировкой. «В структуре МВД сохранится главкомат внутренних войск». Ну, в общем, у президента сегодня очень много указов, и все без расшифровки.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, это как раз такие указы, скажем так, технического характера.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Не будем обращать на них внимания. Вопрос я бы хотела вам задать от наших слушателей. Потому что вчера одна из главных тем дня была вот эта вот модернизационная комиссия, на которой говорили про универсальные электронные карты. И Михаил из Пензы спрашивает, как вы оцениваете внедрение вот таких карт. Модерновая вещь, но какие положительные стороны обеспечит эта новация?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, я-то как раз ничего против этого не имею, потому что… Первое – кто-то говорит об утечке информации, что с этой карты можно будет скачать информацию. Слушайте, про любого из нас, а уж про человек более-менее публичного тем более, в интернете есть вся информация. Просто вся. Это пункт первый. Второе – с точки зрения злоупотреблений. Многие опасаются злоупотреблений. Не вижу. То есть – что мешает сегодня злоупотреблять ровно теми же самыми данными, не вижу. С точки зрения удобства, наверное, это удобнее, потому что, например, в карте будет номер медицинской страховки, номер ИНН, номер чего-то там еще. Я не помню ни свою медицинскую страховку, ни ИНН, ничего. Мне недавно пришлось срочно обращаться к врачу, а у меня медицинская страховка дома лежит. Я номер не помню. Я приехал к врачу – и чего? Номера нет, страховки нет, номера я не помню.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, только в «скорую».

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да. То есть, с чем я столкнулся, это просто удобно. Поэтому я здесь не вижу никаких негативных моментов, кроме стоимости.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: 170 миллиардов – многовато.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Что-то как-то цифра такая, большая. Я не знаю, может, столько это и стоит.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: На модернизацию не жалко.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Тань, может, это столько и стоит. Я не знаю. Я просто помню историю с кассовыми аппаратами. Когда были конкретные интересанты, чтобы ввести эти кассовые аппараты. Здесь предварительная разведка, которую я провел, конкретного интересанта не выявила. То есть нет какой-то конкретной организации, которая вот эти бюджетные деньги получит под себя.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть пока нет оснований подозревать что-то нехорошее, связанное с этой цифрой.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, в общем, да. Но это же, на самом деле, мы не изобретаем велосипед. Например, в той же самой Америке у тебя есть social security number, номер социальной страховки. И по ней ты живешь. Правда, когда я им об этом сказал, мне наши американские пенсионеры, эмигранты, написали, что я глупости говорю. В банке нет social security number, и в правах нет social security number. Дорогие американские пенсионеры, вы хоть в своей-то системе разберитесь. Когда вы получаете права или открываете счет, если вы не указали номер social security, то вы ни счет не откроете, ни права не получите. А дальше уже не имеет значения, какой у вас номер на правах стоит. Просто достаточно войти в компьютер, и это вылезает отовсюду. Поэтому американцы с этим живут уже много-много лет, многие европейские страны с этим живут. То есть ведь неважно, какая циферка. Понимаете, да? Можно номер паспорта завести в компьютер, и там при наборе номера паспорта будет открываться номер водительского удостоверения, номер медицинской страховки и так далее.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, это вопрос формы.

М.БАРЩЕВСКИЙ: 21-й век. Знаете, вот сейчас новые права появились – в штрих-коде зафиксирована вся информация на водителя.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Удобно.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Удобно. И, надеюсь, что будет действительно быстрее оформление аварий, протоколов и всего прочего.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, еще бы быстрее приезжали – вообще было бы замечательно.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Тут я могу сказать радиослушателям, что у меня есть предварительная договоренность с Ильиным, что он придет в эфир программы «Dura Lex», и я как раз хочу его поспрашивать на тему о приездах. Но не так давно было его интервью «Российской газете», где он достаточно подробно объяснял, что в Москве 2000 аварий в день в среднем, а у него, по-моему, 150 сотрудников, которые на них ездят. И ГАИ не может справиться с этим, пока страховые компании не разрешат эту проблему, как на Западе, опять-таки: столкнулись, обменялись страховками, расписались и разъехались. У нас это невозможно.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Почему? До 25 тысяч ущерб.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да, только вы много случаев знаете, когда люди соглашались?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, это вопрос взаимоотношения и доверия к страховой компании.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Нет, это вопрос стоимости ремонта, плюс ко всему. Потому что – что такое 25 тысяч, если у вас иномарка? Это царапина на бампере. Это помятая дверь. Да помятая дверь уже больше 25-ти тысяч. Планируется, я узнал из интервью Ильина, поднять до 50-ти тысяч. Но это же опять проблема, как с оружием, так и со страховкой. Это одна проблема. Вопрос доверия к собственному населению. Население считают идиотами, поэтому нельзя разрешать оружие. Население считают жуликами и ворами всех, поэтому вот такое оформление. Понимаете, в присутствии ГАИ, страхового агента, двух свидетелей, понятых и все прочее…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет, ну, с другой стороны, и истории, когда страховую компанию пытаются обмануть, впаривая какие-то протоколы непонятные.

М.БАРЩЕВСКИЙ: А когда компания устанавливает такие ставки по ОСАГО и по КАСКО, они нам не обманывают, да?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, каждый вам скажет, с двух сторон найдется аргументов немало. Это можно делать отдельную огромную серию передач.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Я недавно посчитал, сколько я заплатил по ОСАГО за это время и сколько я получил обратно.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Меняйте страховую.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Какая разница? По ОСАГО одна ставка.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Хотела бы я, чтобы мы с вами успели сегодня подвести некоторые итоги президентства Дмитрия Анатольевича Медведева.

М.БАРЩЕВСКИЙ: А что, он ушел в отставку?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет. А что вы так радостно вскинули брови?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Нет, я удивленно вскинул брови. Подвести итоги можно, когда человек не работает уже.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Три года. Давайте подведем итоги трех лет. Это три четверти срока. Уже больше половины…

М.БАРЩЕВСКИЙ: Три четверти первого срока.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Принимается ваше уточнение.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да, мы, юристы, такие зануды, знаете.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, я заметила.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну что вам сказать? Ну, во-первых, деятельность того или иного президента можно оценивать все-таки спустя какое-то время. Потому что осознание того, что сделал Горбачев, приходит сегодня, и то не ко всем. Осознание того, что сделал Гайдар, пришло сегодня, и то, далеко не всем. Даже осознание того, что сделал Ельцин, тоже еще очень многие не понимают. Это первое. Поэтому мне кажется, что сейчас очень трудно быть объективным. Я не специалист во внешней политике, но у меня есть ощущение, что в области внешней политики Медведев добился больших позитивных результатов. Да, это было продолжение курса Путина. Да, фундамент был заложен Путиным. Я бы сказал так, что фундамент был заложен 11 сентября 2001 года, когда Путин снял трубку и позвонил Бушу. Вот там было начало. Но Медведев, мне кажется, сегодня во внешней политике очень удачно это направление европеизации России проводит. С нами стали больше считаться, очевидно совершенно. В области экономики я не берусь судить. В области политических новаций, по-моему, ничего такого эпохального за время правления Медведева не произошло. Эпохального, подчеркиваю. Есть определенные подвижки, уточнения, но это жизнь.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Конституцию поменяли.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Я не считаю это событием. Ну действительно, было достаточно глупо, когда президент и Дума избирались на одинаковый срок и выборы проходили одновременно. Ну, год страна не жила. Ну, это действительно надо было менять. И ничего в этом нет страшного. Тем более, что сроки и те и те у нас не самые большие в мире. В области, в которой я немножко разбираюсь, в области правовой, я имею в виду реорганизацию ФСИНа, гуманизацию уголовного наказания…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сейчас как юрист юриста оцените.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да. Тут Медведев сделал больше, чем я ожидал. То есть я думал, что механизмы более заржавевшие, неповоротливые, и он не сумеет так быстро и так много поменять. Потому что, как много поменяли, мы сегодня даже оценить не можем. Мы еще живем в этой системе. Но я думаю, что через два-три года, когда у нас в тюрьме будет не миллион человек сидеть, а 200-300 тысяч, когда у нас альтернативные меры наказания начнут работать по полной программе, когда начнет в результате этого погибать тюремная субкультура, которая заражает все общество, вот тогда мы начнем понимать, что такое реорганизация ФСИНа и гуманизация уголовного наказания.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Последний вопрос. Очень коротко – да или нет. Сложился ли уже у Дмитрия Медведева свой собственный стиль руководства?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Сложно сказать. На мой взгляд, Медведев-2011 и Медведев-2009 – это два разных человека. Поэтому, сложился или нет, я не могу сказать. Изменился ли Медведев? С моей точки зрения, да, заметно изменился.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Спасибо большое. В программе «Особое мнение» сегодня выступал Михаил Барщевский. Большое спасибо, Михаил Юрьевич, всем счастливо.