Сергей Алексашенко - Особое мнение - 2011-01-26

Э.ГЕВОРКЯН: Здравствуйте, это программа «Особое мнение». У микрофона Эвелина Геворкян. И сегодня у нас в студии экономист Сергей Алексашенко. Здравствуйте.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Добрый день.

Э.ГЕВОРКЯН: Вы можете присылать ему свои вопросы по телефону +7 985 970 4545 и также оставлять вопросы на интернет-портале «Эха Москвы». Там же идет прямая веб-трансляция нашей беседы. И там же вы можете голосовать за высказывания нашего гостя в «Кардиограмме эфира». Сегодня день траура, и поэтому, с одной стороны, уже невозможно обсуждать эти последствия теракта и что можно было сделать и можно ли было этого избежать, все это сослагательное наклонение, но тем не менее, вы первый раз у нас в студии с тех пор, как…

С.АЛЕКСАШЕНКО: Ну конечно. Я хочу выразить свою поддержку и сочувствие людям, которые пострадали, их родным, близким. И я понимаю, что это нелегко. Честно говоря, действительно, уже очень много было сказано. И все-таки мне кажется, что подавляющее большинство комментариев, с которыми я не могу не согласиться, сводятся к тому, что наша милиция, наши силы правопорядка, они занимаются чем угодно, но не защищают нашу жизнь, не защищают нашу собственность, у них другие интересы. И, к сожалению, я очень надеялся, что наши руководители – президент, премьер – все-таки как-то отреагируют на это дело. Нет, вы знаете, есть частный аэропорт «Домодедово», там что-то не в порядке, давайте там разбираться. Ну и заодно уж уволим двух транспортных милиционеров.

Э.ГЕВОРКЯН: И еще двух офицеров, четыре человека уволены.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Ну да, да. Понимаете, мне кажется, что это даже… Есть известная присказка, что: один раз – случайность, два раза – совпадение, три раза – закономерность. У нас уже не три, а тридцать три. И, к сожалению, наши власти никаких выводов не делают. Наличие большого количества милиционеров в аэропорту «Домодедово», в аэропорту «Шереметьево», «Внуково» означало только то, что у них есть много прав по отъему денег у жителей Средней Азии, у приезжающих в Россию, помогать таксистам и так далее. Вот почему-то установленные металлоискатели, установленные камеры просвечивания багажа не работают. А ведь поставили. Ну, чего там – сидеть, работать. У нас же есть другие дела, более интересные. И, к сожалению, это вот и является тем признаком разложения государственных структур. Людей жалко. Жалко тех, кто погиб, жалко и тех, кто жив. Потому что нам в этом жить дальше. Пока никаких надежд на то, что ситуация будет меняться, я не вижу.

Э.ГЕВОРКЯН: Я в этой связи сегодня, когда размышляла об этом, думала, что, с одной стороны, все мы автоматически выставляем главными виновными в произошедшем силовиков, которые не предупредили, а с другой стороны, но это правда ведь, на все случаи соломки не подстелешь. Невозможно стопроцентно обезопасить себя.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Вы знаете, это легко сказать, что невозможно на 100% обезопасить. И понятно, что, действительно, в современном мире, к сожалению, видимо, теракты имеют место и будут случаться, и недавно вот расстрел в Аризоне, где пострадал американский конгрессмен, о чем говорил президент Обама в своем вчерашнем выступлении, все это случается. И, конечно, невозможно требовать от правоохранительных органов, чтобы они пресекали все, закатали всю страну в асфальт, чтобы никто не мог шевелиться и чтобы ничего не произошло, а обо всех терактах предупреждали и ловили преступников на месте преступления за одну секунду до того, как они нажмут контакт. Не бывает такого. Бывает профилактическая работа. Мы видим, что после теракта в Лондоне, взрыва 7 июля 2007 года, выяснилось, что средний житель Лондона попадает на экраны видеокамер 300 раз в день. Вот там такое количество видеокамер хороших, работающих, позволяющих идентифицировать человека, отследить, куда он движется. 300 раз в день. У нас ставят видеокамеры, которые не работают. У нас случается авария автомобильная на трассах правительственных в центре Москвы или убийство в центре Москвы, и выясняется, что в лучшем случае видеокамера дает изображение, на котором вообще ничего не видно, а в худшем случае говорят – «Вы знаете, а она не работала». Их так поставили, что они стоять стоят, даже платим за обслуживание, за то, что сигнал какой-то идет, а записи нету. Вот это и есть разложение. Опять – нельзя предупредить обо всех терактах, я все понимаю. Но бывает работа, которую не видно, но которую люди делают. После взрыва в Мадриде на железной дороге тоже что-то не слышно было про большие теракты в Мадриде. А в Москве – в марте месяце метро, в январе месяце аэропорт. Прошло 9-10 месяцев.

Э.ГЕВОРКЯН: Может, у них там на Западе или в Израиле враг понятнее, чем у нас?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Знаете, это легче всего сказать – у них жизнь проще, у них погода теплее, у них враг понятнее. Может, враг глупый, а сотрудники правоохранительных органов умные, а у нас наоборот. Не знаю. Работать надо. Просто люди, которые занимаются охраной государства, охраной людей, они должны этим заниматься, а не поборами. Вот почему-то деньги брать с бизнеса – это у них получается хорошо, и никаких проблем здесь они не испытывают. Там и с техникой все в порядке, и с изобретательностью, и со сноровкой, бегают они быстро, когда надо машину какую-нибудь догнать. А как что-нибудь предотвратить, авария случится в Москве, три часа нужно ждать, пока гаишники приедут.

Э.ГЕВОРКЯН: Такой вопрос каверзный от Сергея. У вас есть на него ответ? «Как должна измениться политика федеральной власти на Кавказе, чтобы уменьшить угрозу терактов?»

С.АЛЕКСАШЕНКО: Вы знаете, я не могу сказать, что я являюсь большим специалистом по вопросам Северного Кавказа. Я скажу, наверное, банальные вещи. На Северном Кавказе была война. Она длилась 10 лет, больше даже. Любая война заканчивается неким политическим соглашением, в котором есть известные стороны, они о чем-то должны договориться, о новых правилах игры. А у нас захватывается школа в Беслане и говорят: «Давайте вести переговоры». А мы не будем вести переговоры – мы сразу из танков и из огнеметов. Так не бывает. Если вы ведете войну и хотите ее закончить, у вас политики должны заканчивать войну, а не генералы. Генерал умеет войну начинать, генерал умеет войну продолжать, генерал умеет объяснять, почему они проиграли или выиграли. Но генерал не умеет заканчивать войну. Это вопрос политиков. Значит, политики не хотят искать решение вопроса. Вот и все.

Э.ГЕВОРКЯН: Вопрос такой. «Как вы считаете, почему Нургалиев, несмотря на такое количество вопиющих фактов – теракты, Манежная, аварии с «мигалками», - до сих пор не в отставке? Значит ли это, что президент и премьер попросту боятся трогать силовиков, а значит, по сути, зависят от них? Нургалиев главнее Медведева и Путина?»

С.АЛЕКСАШЕНКО: Ну, то, что Нургалиев главнее нашего президента, это однозначно. Потому что, мне кажется, что президент действительно боится его трогать, боится его лично в чем-то обвинить. Но хотя, я не знаю, сильный он, несильный. Наверное, он свой. Наверное, его боятся. Может быть, у него какие-то каналы влияния есть. Ну, понимаете, мы сейчас будем рассуждать о вещах, которых ни я, ни наши слушатели не знаем. Но он сильный. Если человек в такой ситуации может усидеть на своем посту, значит, он сильный политик, он сильный бюрократ. Значит, у него есть какие-то возможности защищать свои позиции и он может объяснить о своих интересах премьеру и президенту, которые с ним соглашаются.

Э.ГЕВОРКЯН: Последний вопрос на эту тему от Александра Ноталина из Нижнего Новгорода: «Как может взрыв в Домодедово повлиять на расклад политических сил в России и на расклад сил внутри самой власти?» Как вы думаете, будут ли вообще какие-то политические последствия после произошедшего?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Я думаю, что будут. Только мы об этих политических последствиях можем узнать через неделю, а можем узнать через два года. Не знаю опять, как было после Беслана – мы через неделю или через десять дней узнали, что, оказывается, террористов поддерживают избираемые народом губернаторы. Для того, чтобы побороть терроризм, нужно завершить выборы губернаторов, надо перейти к их назначению. Ну, это вот было такое быстрое решение. В этом случае, может, нам через неделю тоже что-то объявят – вы знаете, мы проанализировали ситуацию и решили, что вот к терроризму ведет выборность мэров, и давайте по всей стране выборность мэров отменим. Или перейдем к выборности по партийным спискам на всех уровнях, начиная от самого низового. Или что-нибудь еще. А может, вообще ничего не скажут. Может быть, уволят вот этих четырех офицеров и замнут эту тему, прекратят ее освещать на телевидении, в газетах, президент в Давосе выступит, начнут про что-нибудь другое разговаривать. А года через два кто-нибудь в своих мемуарах расскажет – «а, вот там, помните, в Домодедово был взрыв? Так вот, после этого там что-то такое случилось. Вы-то думали, почему? А вот она, такая причинно-следственная связь». Поэтому, конечно, я думаю, что все такие события каким-то образом влияют на баланс сил, на баланс взаимоотношений внутри властной группировки. Чьи-то позиции усиливаются, чьи-то позиции ослабевают. Но мы можем об этом узнать очень нескоро.

Э.ГЕВОРКЯН: Сегодня Дмитрий Медведев сделал важное заявление о том, что необходимо менять практику применения уголовного законодательства по экономическим преступлениям. И, говоря об общей атмосфере в судебной системе, президент сказал, что важна картина в целом. А когда его спросили о деле Ходорковского и Лебедева, он сказал: «Безусловно, неправосудные приговоры подрывают доверие к российской судебной и даже правовой системе, в этом сомнений быть не может, но я надеюсь, что вы не ждете от меня оценки не вступившего в законную силу приговора в отношении конкретно Ходорковского и Лебедева». А вот вы ждете?

С.АЛЕКСАШЕНКО: А я ждал. А я ждал, что президент скажет свое мнение как юрист. Потому что сейчас он говорит, что я не могу высказать свое мнение по не вступившему… сначала он не мог высказать свое мнение по делу, в котором нет приговора, теперь по не вступившему приговору, а потом приговор вступит в силу, и президент скажет: «Ну как я могу комментировать решение суда? У нас же суд независимый. Я принимаю решение суда». Замечательное, на самом деле, интервью, очень такое, интересное для анализа, в газете «Ведомости» сегодняшней, откуда цитату вы привели. Я, честно говоря, ожидал, что после этого журналисты «Ведомостей» спросят – «А как же быть судьей Боровковой? Прокомментируйте пытки, издевательства, лжесвидетельства в суде». Но почему-то у журналистов на это смелости не хватило. Я очень хотел бы, чтобы Дмитрий Медведев все-таки на эту тему как-то поговорил. Потому что интервью, оно, знаете, вроде как большое, подробное, а ни о чем. И о какой бы проблеме президента ни спросили, он говорит: «Ну да, есть такая проблема, но вы ж не думаете, что мы ее решим сразу». Коррупция. «Ой, да, коррупция, но, знаете, я стал разбираться – она в России испокон веков идет, там все к ней хорошо относятся. Ну да, мы, конечно, боремся, но успехов пока нет». А судебная реформа? «Ну вот то же самое. Мы стараемся, решения нет, но я надеюсь, что я когда-то вам предложу соответствующие сегодняшнему моменту решения».

Э.ГЕВОРКЯН: А вот если серьезно, если не иронизировать на эту тему, получается, что когда мы, люди, граждане говорим между собой, то зачастую возникает мысль, что я один не могу ничего изменить, и даже сто-двести человек тоже. И все пеняют на власти. А власти, как выясняется, вот человек пришел к власти, а он не может ничего сделать и сдвинуть эту машину.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Знаете, есть замечательная английская пословица – if there is a will, there is a way – «кто хочет сделать, ищет способ, а кто не хочет сделать, тот ищет оправдание». Вот президент Медведев постоянно ищет оправдания, почему он этого не может сделать…

Э.ГЕВОРКЯН: В таком случае и мы все тоже ищем оправдание, когда все сваливаем на власть.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Каждый по-своему себя ведет – кто-то пытается сделать, а кто-то ищет оправдания. И – делай, что должно, пусть будет, что будет. Вот пока, к сожалению, во всем этом своем интервью президент Медведев ничего не сказал о том, что он сделал. Вот из того, что он сделал, он сказал только, что – мы выбрали пять направлений технологической модернизации. На этом фоне еще замечательно появилось выступление президента Обамы в Конгрессе, и интересно сравнивать – он тоже про это говорил. Но он говорил про это по-другому. Он говорил: «Вы знаете, никто никогда в мире не мог определить технологический прорыв в будущем, и мы не собираемся этого делать». Тут разница в подходе. Президент Обама считает, что вопрос развития технологий, вопросы развития бизнеса точно выходят за пределы компетенции президента США. А у нас президент считает, что его ключевая роль состояла в том, что он определил пять технологических направлений прорыва. А я считаю, что его ключевая роль состоит в том, чтобы бороться с коррупцией. Президент достаточно подробно рассказывает о декларациях о доходах. Мы-то думали, что декларации о доходах нужны, чтобы бороться с коррупцией. Ничего подобного. Они, по словам президента, нужны для того, чтобы дисциплинировать чиновников. Мы приучаем их к дисциплине. Уже не знаю, все, кому не лень, сказали – замечательно, сделали первый шаг, декларации о доходах. Сделайте второй – декларации о расходах. И сравните. Но ведь не делает президент, а может. Декларация о доходах публикуется чиновниками на основании указа президента. Ничего не мешает президенту…

Э.ГЕВОРКЯН: Ну, плюс еще – нужно, чтобы это выполнялось и были контролирующие органы и прописанная ответственность.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Вот! Правильно. Ну вот и все. Все же очень просто. Не знаю, мы почему-то считаем, что это как философский камень изобрести, вечный двигатель.

Э.ГЕВОРКЯН: Мне кажется, здесь со стороны власть имущих есть одна история. Даже если это прописано в законодательстве, то это все равно не работает. Даже если человек захотел бороться с коррупцией, он начинает действовать, что-то прописывает, подписывает указы, а это все равно не работает.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Нет, подождите. Не работает что?

Э.ГЕВОРКЯН: Механизм.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Смотрите, механизм подачи декларации работает. Надо отметить, что декларации подают, декларации размещаются. Каждый интересующийся может их посмотреть и задаться вопросом, откуда у депутата Х, который последние 15-20 лет был депутатом и его годовой доход не превышает два миллиона рублей в год, откуда у него восемь раритетных автомобилей, каждый из которых стоит дороже, чем его годовой доход? Вот просто задаться этим вопросом. Кто-то должен этому депутату задать этот вопрос. Для того, чтобы задать, должны быть декларация о расходах – куда он тратит деньги и откуда он их берет. Не совпадает, нет документальных подтверждений, откуда ты получил разницу – наследство получил, еще что-то, - это признается коррупционным доходом, и отправляется дело в суд. Все. Вот просто сам по себе факт несоответствия доходов и расходов признается составом коррупции, коррупционным преступлением, для чиновников. И начните с того, что для начала сто чиновников, потом двести, потом пятьсот. Я понимаю, что за тысячей или за миллионом сразу вы никогда не проследите, у вас сил не хватит, бюрократического аппарата. Начните сверху. Тут не надо начинать с заведующего лавкой в последнем сельпо. Начните со ста первых чиновников – их проверьте, доходы и расходы сравните. Нашли – в суд сразу. Поменяйте Уголовный кодекс, если надо. Проявите желание. Ну чего говорить? Красивы слова, все правильные слова. Но только потом президент говорит: «Ну а чего? я ничего не могу сделать!» Ему говорят – инвестклимат в стране плохой. «Да, говорит, я разговаривал на эту тему с министром Набиуллиной – он действительно плохой, и долгосрочном плане плохая проблема с инвестклиматом. Ну не знаю, чего делать». И уходит. И он собирается с этим выступать в Давосе. Я не знаю, может, то же самое будет говорить. Может, у него тоже двойные стандарты. Знаете, для внутреннего потребления одно, а для Давоса он скажет что-нибудь другое.

Э.ГЕВОРКЯН: Ну, у него там будет в связи с трагическими событиями сокращенное выступление.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Но, тем не менее, он будет выступать и что-то говорить. А иначе – зачем же туда ехать-то? Вряд ли Дмитрий Анатольевич едет туда только для того, чтобы на горных лыжах покататься. Я надеюсь, что он там выступит.

Э.ГЕВОРКЯН: Ну, там запланировано небольшое выступление, и ответы на вопросы даже обещали. А как вы думаете, опять же, зададут ли ему те самые острые вопросы, как тут все, потирая ручки, ожидают? И, с другой стороны, и что, собственно, ответит он?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Я сильно надеюсь, что острые вопросы ему зададут. Но надеюсь, что Дмитрий Анатольевич на них доблестно не ответит. Ведь искусство политика состоит в том числе и в том, чтобы не отвечать на поставленные вопросы. Или ответит так, чтобы все поняли, who is mister Medvedev. Ну вот в этом интервью, на самом деле, чем оно примечательно – я вообще не помню, чтобы у нас когда-то президент давал интервью издающейся в России газете неофициальное. Ведущая деловая газета – казалось бы, проясни свое отношение к бизнесу. Ведь вот, опять, меня все время упрекают – вот, ты сравниваешь президента России и президента США. Ну а с кем же нам сравнивать – с президентом Зимбабве, что ли, сравниваться? Конечно, с президентом США надо сравниваться. Вот отношение к бизнесу. Четыре дня назад, в субботу, президент Обама создал новый совет по рабочим местам и конкурентоспособности американской экономики. Президент Обама озаботился – мы теряем мировую конкуренцию, способность конкурировать с другими странами. Во главе Совета поставил своего жесточайшего критика – руководителя компании «General Electric» Джеффри Иммельта. Отлично. Экономическая проблема – давай работать вместе. Ты меня критикуешь. Сознаюсь, ключевая проблема, согласен. Давай работать вместе. Бюджетный дефицит, Обама говорит: «Все, я вношу предложение – с этого года плавающие расходы бюджета не увеличивать, и я уже договорился с министром обороны, что он сократит свои расходы на несколько десятков миллиардов долларов. Но при этом мы будем увеличивать расходы на инновации, на финансирование инноваций, на образование, потому что это ключевая проблема на ближайшее десятилетие». У нас все с точностью до наоборот: мы увеличиваем военный бюджет, сокращаем расходы на науку, сокращаем расходы на образование. Ну как не сравнивать? Вот президент Медведев имел всю возможность рассказать о взаимоотношениях власти и бизнеса. А он рассказывал о том, что – да, есть проблемы, он их осознает (уже хорошо), но вообще ни слова не сказано о том, что он собирается делать. Ну хорошо.

Э.ГЕВОРКЯН: По поводу оппозиционера, взятого в штат – мне кажется, наши тут же припомнят Никиту Белых. Ну вот работает же, строит демократию в отдельно взятом регионе.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Ну хорошо. Дальше что?

Э.ГЕВОРКЯН: Этого недостаточно?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Не знаю. Если президент Медведев считает, что достаточно, ну, значит, достаточно. Я считаю, что нет.

Э.ГЕВОРКЯН: Когда чуть ранее вы говорили о сравнении декларации о доходах, о последствиях для крупных чиновников, тут же просто новость в тему: сегодня Тунис объявил экс-президента бен Али и членов его семьи в международный розыск, их подозревают в краже госимущества в особо крупных размерах и финансовых махинациях. Речь идет о полутора миллиардах евро. Вот вы поясните как экономист, действительно ли это много?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Ну, для Туниса это много. Для президента Туниса это тоже очень много. Но вот я сегодня запасся бумагами, пришел к вам – сегодня в «Financial Times» целая полоса посвящена этой теме. «Деньги бывших диктаторов» - кто, сколько примерно, где хранится. И вот там приводится: президент Индонезии Сухарто – от 15 до 35 миллиардов, Шах Ирана – более 35 миллиардов, Саддам Хусейн – от 10 до 40 миллиардов долларов. По сравнению с ними, президент Туниса, конечно, рядом не стоял. В десять раз меньше. Но я к тому, что это судьба диктаторов. Вот мировая практика последних десятилетий показывает, что никому из них не удалось уйти с деньгами.

Э.ГЕВОРКЯН: А вот кстати, ответственность и как-то в итоге наказание догнало вот этих самых людей, которые бежали из своей страны?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Ну, кто-то бежал, а кто-то не бежал. Саддам Хусейн не бежал, но его американцы… Шах Ирана бежал и умер практически в нищете.

Э.ГЕВОРКЯН: Мне кажется, что в таких ситуациях с такими деньгами политики всегда находят себе союзников.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Ну, знаете, очень часто, как только политик уезжает в изгнание в таком случае, диктатор, вместе со своими деньгами, почему-то западные страны тут же принимают решение об аресте его счетов, активов, по просьбе нового правительства.

Э.ГЕВОРКЯН: Ну, уедет не в западные страны, уедет в Азию.

С.АЛЕКСАШЕНКО: А деньги-то в западных странах. Ну кому нужны, извините, счета монгольских тугриков в Монголии условно или в какой-нибудь центральноафриканской республике? Деньги же нужны на Западе, все же их туда уводят. Поэтому – как только уходишь от власти, сразу твои активы арестовывают.

Э.ГЕВОРКЯН: Мы сейчас сделаем паузу и через пару минут продолжим знакомиться с особым мнением Сергея Алексашенко.

НОВОСТИ

Э.ГЕВОРКЯН: Продолжается программа «Особое мнение». У микрофона Эвелина Геворкян, и сегодня у нас в студии экономист Сергей Алексашенко. Только что служба информации сообщила нам о том, что переназначен на третий срок Сергей Степашин как глава Счетной палаты. И сегодня вот такая любопытная информация пришла: сегодня Сергей Степашин, отвечая на вопрос депутата-единоросса Павла Зирянова о том, что некоторые органы власти растрачивают бюджетные средства при создании своих сайтов, тратят зачастую не 300-500 тысяч рублей, а по 5-6 миллионов, он ему ответил: «Это интересная тема, я даже, честно говоря, не думал об этом». И теперь Счетная палата будет проверять (до этого это вообще не проводилось), как расходуются деньги на создание сайтов.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Создадут отдельное подразделение, отдельный департамент или отдел, который будет заниматься проверкой только сайтов. Вы знаете, я, честно говоря, не вижу ничего удивительного в том, что Сергей Степашин переназначен, потому что он не доставляет нашим властям никаких проблем. Вот Счетная палата – это орган, который должен проверять использование бюджетных средств. И вроде должен как-то информировать общество, Госдуму, Совет Федерации об имеющихся недостатках. У нас нет недостатков. Ну, там маленькие, в крайнем случае, что-то такое. Но, в общем внимания не стоит. Вот про манипуляции госорганов с заказом сайтов и вообще со странностями госзаказов, не знаю, последние месяца два Алексей Навальный очень активно в интернете пишет. Что, типа, заказ на миллион рублей, срок исполнения – послезавтра, и выигрывает компания, которая ставит сайт завтра. При этом сайт ничем не отличается от предыдущей версии. При первой попытке обращения к нему он тут же рушится. Вот Сергей Степашин не знает этого. Сергей Степашин не знает, что в интернете размещены документы компании «Транснефть», которая сама пишет, что – «да, мы согласны, что в данном случае при строительстве трубопровода Восточная Сибирь – Тихий Океан деньги были украдены по такой-то схеме». И президент тоже говорит: «А я тоже этого не знаю». Президент полдня проводит в интернете, в Твиттере что-то пишет и не знает, что документы напечатаны.

Э.ГЕВОРКЯН: Ему, наверное, сисадмин заблокировал доступ к блогу Навального, поэтому он не может его читать.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Да это уже не в блоге Навального. Это на сайте газеты «Ведомости» есть. То есть это уже много где есть. Просто когда президент говорит, что нет никаких документов, ну, это говорит о том, что у него службы плохо работают. Есть эти документы, размещены. Документы компании «Транснефть». Это даже не документы следственных органов. Это сама компания говорит, что – да, украли у нас, у компании, деньги!

Э.ГЕВОРКЯН: Помнится, когда я читала этот самый блог о том, что на создание сайта Роспотребнадзора, ведомства Онищенко, было потрачено пять миллионов рублей без пятидесяти тысяч, а потом выясняется, что сначала думали, что этот сайт может стоить 100 тысяч рублей, а потом выяснилось, что он вообще создан на бесплатной основе, на бесплатном движке, и максимум – его создание обошлось в две тысячи долларов. Вот, с одной стороны, это было очень весело наблюдать – и как он обрушился от того, что на него пошли посетители. С другой стороны, не смешно. Ведь эти пять миллионов – наших с вами.

С.АЛЕКСАШЕНКО: А кому не смешно? Нам с вами? А что, и нам смешно. Они воруют деньги, а Степашин говорит: «А я не слышал про эту проблему». И никто не слышал. И премьер-министр не слышал.

Э.ГЕВОРКЯН: В сравнении с миллиардами «Транснефти», вот эти пять миллионов – это копейки.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Что значит копейки? Я думаю, что по нашему Уголовному кодексу это крупная сумма. Это хищение группой лиц по предварительному сговору в особо крупном размере. Вот ровно та статья, которая Ходорковскому и Лебедеву была вчинена. Вот ровно та статья! Пять миллионов – достаточная сумма. Поэтому я не знаю, чего здесь смешного. Это они смеются, мне кажется, люди, которые распилили эти деньги. Вот они и смеются. А мы плакать должны.

Э.ГЕВОРКЯН: Тут только что пришла информация по линии агентства РБК. Цены на бензин продолжат расти и к концу года превысят уровень в 30 рублей за литр, считают эксперты. Ну, дальше идет расшифровка. Это действительно возможно?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Слушайте, я опять про Обаму. Президент Обама, выступая в Конгрессе, говорит: «Вот, нам нужны деньги на образование, нам нужны деньги на науку, нам нужны деньги на дорожное строительство. Я знаю, где их взять – давайте отберем льготы у нефтяных компаний». Вот и я, официально пользуясь эфиром, официально обращаюсь к президенту, премьер-министру и министру финансов. Я знаю, где взять деньги в бюджет. Рассказываю. Когда осенью 2008 года нефтяные цены резко пошли вниз, то российское правительство изменило порядок уплаты экспортных пошлин на нефть и тем самым дало нефтяным компаниям 500 миллиардов рублей. Вот сейчас нефтяные цены выросли обратно. Вот у меня есть предложение: порядок установления экспортных пошлин на нефть вернуть в старый, а эти 500 миллиардов рублей у нефтяных компаний забрать. Плюс ко всему – тогда же был повышен порог, с которого начинается налог на добычу полезных ископаемых, потому что думали, что цены на нефть упадут вниз навсегда. А они выросли опять до 100 долларов. Давайте опустим этот порог и вернем деньги в бюджет. Там еще, по-моему, миллиардов 250. Вот так, очень грубо, 750 миллиардов рублей. Вот что сделал президент Обама. И понятно, что если деньги забрать у нефтяных компаний, то еще можно и с бензином побороться, с ценами что-то такое придумать. А так, если повышать акцизы на бензин, ну так нормально. Чего мы хотим? Правительство говорит: «Я в этом году повысило акцизы на рубль, в следующем году повышу акцизы на рубль, еще тарифы на электроэнергию. На все повышу». Нормально. Нефтяники говорят: «Ну хорошо, и мы повысим».

Э.ГЕВОРКЯН: Те самые власти самые высшие неужели не понимают, что когда-то этот предел народного терпения, тем более что народ реагирует как раз исключительно на кусок хлеба и на экономические какие-то составляющие, на оплату ЖКХ, что невозможно до бесконечности перекладывать это бремя?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Власть надеется, что, пока народ безмолвствует, это будет продолжаться долго. И власть надеется, что она раньше узнает о народном недовольстве, чем народ сообразит, что он недоволен. Ну, знаете, редко когда политики пытаются решать проблемы будущего. Они все время ждут, когда проблемы вывалятся на стол, постучатся в дверь и войдут: «Сэр, Темза!» Вот так же и они ждут, пока постучит дворецкий и скажет: «Темза, сэр!» Поэтому – ну что ж поделать, не считают нужным. Мы же терпим. Мы терпим цены на бензин, терпим «мигалки».

Э.ГЕВОРКЯН: Вот здесь вопрос от рабочего из Калининграда по имени Влад: «Как вы можете прокомментировать одновременное наличие акциза на топливо и транспортного налога, что ведет к двойному налогообложению и противоречит НК?»

С.АЛЕКСАШЕНКО: Не противоречит. Потому что в одном случае у вас облагается имущество под названием автомобиль, а в другом случае облагается потребление бензина.

Э.ГЕВОРКЯН: В общем, все нормально?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Нормально. А еще у вас есть 13% подоходного налога. А еще на вашу зарплату насчитываются социальные все эти взносы – в пенсионный фонд. А еще налог на добавленную стоимость. Понимаете, уж если всерьез, двойное, пятерное налогообложение. Нормально отношусь. Потому что в стране бюджетный кризис. Вот у Минфина не то что в долгосрочную перспективу, у него в краткосрочной, на три года, в бюджете не сходятся концы с концами. И Минфин пытается найти все возможные способы, чтобы как-то эти дыры заткнуть.

Э.ГЕВОРКЯН: А вот если потрясти нефтяные компании, олигархов богатых, не хватит, чтобы дыры залатать?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Знаете, я меньше всего хочу обсуждать, нужно ли трясти олигархов.

Э.ГЕВОРКЯН: Я же это специально и спрашиваю – вопрос отвечает чаяниям народа.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Вопрос отвечает чаяниям народа. Я считаю, что надо начинать с тех секторов, которые получают сверхприбыль. Вот сверхприбыль получают экспортеры сырья. Значит, надо менять правила налогообложения экспортных доходов. У нефтяников возвращать назад. Посмотреть, почему для нефтяников, условно говоря, экспортные пошлины в разы выше, чем у газовиков, поднять на газ экспортную пошлину. А там еще есть металлы черные и цветные. Выровнять им условия. Вот начать с этого – с тех, у кого есть сверхдоходы. Вот с них и начинать сверхналогообложение. Потому что, условно говоря, если человек построил торговую сеть, магазины, с нуля, и него там никакой сверхприбыли нет, просто он занимался этим 15 лет и отстроил достаточно крупную сеть, он построил ее своими руками и стал богатым человеком. Я не понимаю, почему к нему нужно подходить с другими принципами, нежели чем к Алексашенко и к Геворкян, которые получают свою зарплату и такие же бедные люди, как наши слушатели. Давайте обсуждать суть доходов. Есть сверхдоходы – давайте их облагать.

Э.ГЕВОРКЯН: Последний вопрос, который мы успеем сегодня обсудить, от пенсионера из Новосибирска: «Прокомментируйте, пожалуйста, настойчивость Грефа о приватизации Сбербанка. Меня интересует: первое – сколько государство имеет доходов от Сбербанка? За 2010 год мелькало, что там прибыль 183 миллиарда. И – выгодно ли государству идти на приватизацию? Или Греф сам станет хозяином Сбербанка и приватизирует его за фук?»

С.АЛЕКСАШЕНКО: Ну, сколько получает государство, не буду врать, точно не помню. Если принять, что цифра 183 миллиарда правильная, думаю, что Сбербанк платит 10-15% в виде дивидендов – будем считать, что 20 миллиардов рублей, и доля ЦБ как акционера – 57%. Очень грубо, 11,5 миллиардов. Из этого 75% получает федеральный бюджет – миллиардов девять рублей. Вот что получает бюджет от Сбербанка в виде дивидендов. О позиции Грефа. Считаю, что она абсолютно правильная. Потому что у нас в экономике вообще, а в банковском секторе особенно, развивается тенденция усиления роли государства. У нас ВТБ и Сбербанк доминируют на рынке, давят конкуренцию, что ухудшает условия для нас, для частных вкладчиков, для предприятий. Сейчас еще ВТБ «Банк Москвы» купит, и вообще там остальным банкам некуда податься. Греф говорит, у него есть продолжение его цитаты, что нужно оставить один государственный банк – Внешэкономбанк, банк развития. Вот пусть занимается проектами развития. А в коммерческом бизнесе пусть государственных банков не будет. И в этом я его поддерживаю.

Э.ГЕВОРКЯН: Это было особое мнение Сергея Алексашенко. Спасибо вам за участие в эфире. У микрофона работала Эвелина Геворкян.