Сергей Бунтман - Особое мнение - 2011-01-03

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Здравствуйте, это программа «Особое мнение». Меня зовут Татьяна Фельгенгауэр. И я приветствую в этой студии первого заместителя главного редактора радиостанции "Эхо Москвы", Сергея Бунтмана. Здравствуйте, Сергей Александрович.

С.БУНТМАН: Добрый день, всех с Новым Годом. Вот первое в этом году, первое в десятилетии – представляешь? – «Особое мнение».

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, на вас возложена особая ответственность.

С.БУНТМАН: Последнее было Радзиховского в том десятилетии уже, далеком прошлом, в 2010 году.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, венчали десятилетие Радзиховским, а начинаем новое десятилетие Сергеем Бунтманом.

С.БУНТМАН: Да, это большая честь и большая ответственность.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я надеюсь, что мы справимся.

С.БУНТМАН: Мы постараемся.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я напомню, что у нас работает смс +7 985 970 4545, трансляция на нашем сайте и кардиограмма эфира. Главная новость сегодняшнего дня – безусловно, это те задержания, которые прошли на Симферопольском бульваре. Это уже выходит за рамки одного задержания Бориса Немцова, потому что сейчас уже забрали его сторонников, забрали журналистов. Более того, сейчас РИА выпускает сообщения со ссылкой на дежурного офицера управления информации и общественных связей ГУВД Москвы, который говорит, что милиция не задерживала журналистов на пикете у изолятора временного содержания.

С.БУНТМАН: Вообще, Тань, это все одна и та же история. И 31-е число, задержание Бориса Немцова, Ильи Яшина, это 15 суток Бориса Немцова, вчера вынесенные судом, и 5 суток Ильи Яшина, и еще 10 суток. Там, в общем, они немножко поразнообразили. Наверное, караул устал ближе к вечеру, когда мы выходили с Рыжковым вчера с радиостанции, и там выяснилось, что там быстренько свернули и дали Яшину 5 суток. Ой, счастье какое, да? Не 15, а 5. Устали. Потому что не хотелось торчать там, в этом суде, вечером.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сегодня все развивается.

С.БУНТМАН: Сегодня все развивается. Все продолжается. И поэтому никакие установления, которые были приняты ГУВД и общественными связями ГУВД, все те действия, которые предприняты по упорядочиванию взаимоотношений, они перестали действовать ровно 31-го и продолжают не действовать сегодня, теперь уже практически во всех своих пунктах. Первое: санкционированный, то есть…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Не нуждающийся в…

С.БУНТМАН: Нет, вот 31-го – санкционированное мероприятие, митинг.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: После которого задержали Немцова.

С.БУНТМАН: Да, договоренность была о видеозаписи, которую делают со всех сторон, и у нас ответственный товарищ говорил перед Новым Годом, в последней милицейской части дневного «Разворота», о том, что – да, это такое достижение. Согласен, что это достижение, что ведется видеозапись. Видеозапись оказалась в суде никому не нужна. Как в разборе ДТП, точно так же, выступают два милиционера с согласованными показаниями, и они главные и единственные свидетели. Других свидетелей нет. 15 свидетелей было! Вчера выясняли сведения из суда – 15 свидетелей было о Борисе Немцове.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Зачем это все? Вот зачем так делать? Я понимаю, что сейчас новогодние праздники – может быть, как-то внимание притупило, и гражданам не до того.

С.БУНТМАН: Я продолжу еще, потому что здесь очень важно подчеркнуть те установления и договоренности, которые перестали действовать. Корреспондент «Эха Москвы», как и корреспондент «Граней», располагали своими редакционными удостоверениями, они не держали никаких плакатов, они были там. Ответ замечательный по телефону, не от господина Бирюкова, который сначала поотвечал и сказал, что разберемся, а потом куда-то пропал, должен я сказать, но ответы были такие: «Были там – значит, участвовали». Отлично! А где должен быть, по-вашему, журналист, как не там? Для того, чтобы сообщать о том, что происходит. Конечно, он должен быть там. Документы были в порядке, редакционные удостоверения. Я не знаю, как у корреспондента «Граней», но у корреспондента «Эха Москвы», по нашей же общей договоренности и договоренности с Общественным советом при ГУВД, было удостоверение специального формата, согласованное с МВД. Тот самый знаменитый бадж, который ты знаешь лучше меня.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, плюс – у нас всегда корреспонденты получают командировочные, даже если они в Москве, за подписью главного редактора.

С.БУНТМАН: Да-да, получают командировку, куда он идет, на какое мероприятие, что он идет освещать. Это было наше выполнение правил. Оно было абсолютно четкое. Здесь, значит, еще одна ступенька, которую они прошли. Почему? Могут быть версии, почему. Потому что им вломили по первое число за Манежную в свое время, и теперь, по замечательной привычке, делается все – «Мы усиливаем режим, мы ужесточаем … несанкционированных мероприятий». Человек тупой, который не собирается соображать вообще никак, ему даже не нужно отдельного приказа. Он понимает: чем больше я возьму, тем лучше. Чем дальше это от географического центра Москвы, тем становится тупее.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, это понятно в вопросе задержания активистов. А вот что касается журналистов, согласитесь, что в последнее время с журналистами было все нормально. И я сама тому свидетель – как на мероприятиях, в том числе 31-го числа, работа милиции и журналистов была более-менее согласована, нас почти везде пропускали и не задерживали.

С.БУНТМАН: Согласен.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Что, неужели Манежка стала переломным моментом и в отношении журналистов?

С.БУНТМАН: Я считаю, что и Манежка стала переломным моментом в отношении с журналистами, и именно общий приказ в отношении ужесточения. Что касается Бориса Немцова, Ильи Яшина и так далее, это операция, это уже становится абсолютно ясно, что это операция, заранее продуманная и согласованная, что их будут брать. Их брали. Ты представляешь, даже сначала была мысль такая – нас немножко развратили эти договоренности, и мы думали, что правила будут выполнять все.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как-то расслабились все.

С.БУНТМАН: Да-да, несколько расслабились. Ну, Борис Ефимович, мы его знаем, человек страстный, а Илюша-то уж точно.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, кровь кипит молодая.

С.БУНТМАН: Да, и – пойдем туда, куда мы хотим, и прорываться через линию. Оказалось все совсем не так. И что мы, внутренне даже как-то представляя себе ситуацию нормальной достаточно, могли себе как-то сконструировать абсолютно неправильную, как оказалось, картину. Это был выход из рядов, втягивание в ряды и задержание Бориса Немцова. Что касается журналистов, это означает, что договоренности договоренностями, но законы и правила – это оформленное официально согласование правил поведения между гражданином, государством, обществом и так далее, это согласование, зарегистрированное как закон, зафиксированное как документ. То есть мы зафиксировали договоренность, не противоречащую закону, а, даже более того, его уточняющую и способствующую его соблюдению, того самого закона, и соблюдению того порядка, о котором вроде бы должны печься сотрудники милиции. Получилось так – как только жареный петух своей тенью за облаками появился в виде разноса начальства, не дай бог что-нибудь будет, хорошо, мы вам обещаем, мирные граждане, мы будем таскать, рискуя своей жизнью, здоровьем и прочими вещами, тех, кто действительно организует беспорядки, хулиганов, насильников, вооруженных, убийц, я сейчас не говорю, ни в каких шарфиках они ходят, ни где у них регистрация и кто они этнически. То есть будем хватать всех. Ну и будем хватать всех, кто вообще выходит на улицу, получается.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, слушайте, последствия вот этого каковы? То есть теперь на улицу лучше вообще не выходить?

С.БУНТМАН: Нет, на улицу надо выходить.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Или все это перерастет в какое-то масштабное гражданское неповиновение?

С.БУНТМАН: Журналистам надо работать. И журналисты будут работать.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, но мы видим, как журналист, в соответствии с законом о СМИ, со всеми правилами, выходит на улицу, чтобы освещать какое-то мероприятие, лозунгов не кричит, плакатов не держит, и он оказывается в руках милиции.

С.БУНТМАН: Да.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Главный редактор несет ответственность за своего журналиста.

С.БУНТМАН: Да, главный редактор несет ответственность за своего журналиста. Главный редактор посылал своего журналиста, и те, кто выполняет обязанности главного редактора, выпускающего редактора, который принимает это решение, на абсолютно понятное мероприятие, которое называется одиночный пикет. Мы говорим о журналистах, но мы почему-то не говорим сейчас об участниках мероприятия – а что они, собственно, нарушали? Мы прекрасно помним, как делаются пикеты одиночные. Это один человек стоит с плакатом, на достаточном расстоянии от него стоят люди.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: 10 метров.

С.БУНТМАН: Да, видишь, тебе это лучше известно, даже в подробностях.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я просто на Петровке как-то стояла.

С.БУНТМАН: Да-да. Другие люди совершенно спокойно, так же, как и мирные прохожие, которые могут там стоять, курить, ходить, что угодно делать, что разрешается правилами общего поведения на улице, они стоят. Когда приходит их час, они берут плакаты и становятся в пикет. Мы помним провокации – теперь уже тактика изменилась, - когда подходили какие-то ребятишки, а даже и не ребятишки, какие-то дяденьки подходили, становились рядом, и пикет сразу переставал быть одиночным. Это доказано, что это провокация. И против этого никто не возражает, что это провокация. Это могут скрывать, но доказать обратное не может никто. Теперь же так и было на Симферопольском бульваре. Хорошо, здесь мы ступаем на такую зыбкую почву, кто в чей адрес грыз ноготь и где там было 9 метров 58 сантиметров, а где 10 полных метра. Это еще можно рассуждать. И нужны свидетели и какие-то вещи. Так, Андрей Поздняков отпущен из ОВД «Нагорное» без предъявления обвинения. Что и требовалось доказать. Хорошо.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да. Но почему это не было сделано сразу?

С.БУНТМАН: Хочу я, кстати, узнать, и пускай скажут, что с корреспондентом «Граней». Туда надо было одному из заместителей нашего редактора поехать, тут еще ложь абсолютная, которую сообщает дежурный офицер, и я попросил бы человека честного по службе, человека, который первым организовывал все вот эти договоренности и шел на них и абсолютно сознательно выполнял, господина Бирюкова, которого мы прекрасно знаем, хотелось бы знать, вот этот дежурный офицер, это кто? Который сообщал, что никаких журналистов нет. И что будет в этом «Нагорном» отделении. И те сотрудники милиции, которые задерживали журналистов, обвешанных документами?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Какая-то ответная реакция со стороны главного редактора, лица, его заменяющего, должна последовать? Потому что налицо нарушение закона, потому что есть определенная статья – воспрепятствование законной и профессиональной деятельности журналистов, статья 144.

С.БУНТМАН: Смотрите, кстати, об этой статье напомнили уже, когда… я надеюсь, что господин Бирюков, в частности, кроме других важных дел, занимался и этим делом и разбирался здесь, потому что это тоже входит в его прямые обязанности взаимоотношений с прессой. Это все-таки управление информацией. И когда он не мог подойти к телефону. То другим людям, по появлении сообщений РИА Новости со ссылкой на дежурного офицера Управления информации, когда было сказано о статье 144, конечно, последовали ответы – не пугайте. Ну вот РИА Новости, одно из важнейших, из трех главнейших федеральных агентств, публикует, и правильно делает, со ссылкой на дежурного офицера, потому что это не должно оставаться неизвестным, и их отношения тоже, что ни один журналист не был задержан. Вот смотрите, какая реакция. Реакция, конечно, при каждом случае, давненько не задерживали журналистов на мероприятиях.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: В Москве, во всяком случае, да.

С.БУНТМАН: И поэтому каждый случай… Если нужно подтверждать эти договоренности каждую неделю, то будут подтверждать каждую неделю все стороны. Если это нужно, то будут делать. И мне кажется, что обратить внимание – если так заканчивается, и для нашего корреспондента Андрея Позднякова, и для корреспондента «Граней», если это оканчивается так, ну хорошо, выяснили, прошло какое-то время, выяснили, но напомнить о том, что это недопустимо, что существует закон и существует уточнение этого закона в форме договоренности. Вот и все.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Наш слушатель пишет: «Да Манежка ни при чем. Просто понравился минский опыт».

С.БУНТМАН: А, Минск – это интересно. Ну, когда Манежка, когда Минск. Манежка – 11-е, 19-е – это Минск. С Минском аналогия очень интересная. Там все это происходит в одной голове. И, кстати, наши слушатели обращают внимание на всевозможные обращения Александра Григорьевича Лукашенко городу и миру, и насчет оппозиции. Если у нас президент Дмитрий Медведев говорит о значительных политиках нашего времени, произнося имя Немцова и так далее, Касьянова, их мнение важно, у них есть свой электоральный ресурс, в другой же голове, в голове председателя правительства, который всевозможными уничижительными и хамскими абсолютно фразами и замечаниями сопровождал свой рассказ о не сторонниках существующей власти, у нас это в двух головах. У нас орел двуглавый, а в Белоруссии нет двуглавого орла. Там все происходит в одной голове. Александр Григорьевич, он сам себе и Медведев, сам себе и Путин.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вряд ли его раздирают такие противоречия.

С.БУНТМАН: Он сам себе, понимаете, и Махатма Ганди. Он тебе и Индия, он тебе и Пакистан. Одновременно. Сам пьет, сам гуляет. У нас же это как-то хитро разделено. И поэтому, если будет вопрос, я хотел бы сказать об одной очень важной, на мой взгляд, вещи после последних событий уходящего года. Мне кажется, что неплохо было бы сознательным гражданам принять для себя – это принять крайний формализм. Мне кажется, что мы делаем очень нехорошее дело, когда поддаемся вот этой волне и начинаем, будь то после интервью в желтом автомобильчике, будь то общение с народом или будь то после всякого выступления, мы все, неважно, с каким знаком, с восхищением или с ужасом или с возмущением, но мы все, как попугаи, повторяем все шутки председателя правительства РФ.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А что делать? Игнорировать?

С.БУНТМАН: А можно и игнорировать. Мне не кажется, что, кроме особо высокохудожественных публицистических произведений, вроде блогов или чего-нибудь еще, комментариев, реплик, нам необходимы – не буду цитировать, что. Все замечательные и знаменитые шуточки нам не необходимы. Мне кажется, что когда речь не идет о художественных журналистских произведениях, нам построже можно быть. Потом – расхожее повторение формулировки – «национальный лидер». Мы помним этот безумный проект серьезный о национальном лидере, который потом исчез с сайта «Единой России» и вообще исчез из производства. Помнишь, чудесно – как он формируется, как он избирается?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да-да.

С.БУНТМАН: У нас нет национального лидера, у нас нет такой должность. У нас есть председатель правительства, у нас есть президент РФ.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вот один из наших слушателей, который, правда, живет в Чикаго (но, наверное, оттуда видно)…

С.БУНТМАН: Не издевайся над Чикаго.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет, я не издеваюсь, я с глубоким уважением отношусь к этому славному городу. Он считает, что в России налицо активная пропаганда нацистско-фашистских постулатов. Как раз он проводит параллель: культ фюрера – нацлидер, в Германии Геббельс – в России Сурков. Вы с такими параллелями согласитесь?

С.БУНТМАН: Я бы добавил несколько. Не то что параллелей, а основных положений. Может быть, за неимением четкой идеи объединения и построения общества и какого-то необходимого движения вперед или поддержания стабильности, за последние десять лет… мне кажется, что это началось несколько раньше, раньше подспудно, но, как и многое, оформилось именно в 2000-е годы, оформилось в политике, оформилось в пропаганде. То, что было, может быть, милыми ностальгическими деталями, как «Старые песни о главном» или что-нибудь еще. И вот это ношение советской символики, продолжающийся культ Великой Отечественной войны, который в 10-е годы вышел за рамки настоящей скорби по погибшим, настоящего ужаса от того, что такое нацизм, и гордости от того, что этот нацизм мы с союзниками одолели, мы участвовали в этом, мы сыграли огромную роль, мы понесли невероятные жертвы, наши деды погибали, думая о том, как защитить свой дом. Но это превратилось в культ. Это превратилось в культ мертвых и живых героев. И если мы переберем сейчас признаки, которые гораздо более толковые люди, чем мы с нашим слушателем из Чикаго, просто они этим занимались специально, перечислили в определении базового фашизма, который даже в позитивном смысле выделяет собственный народ, собственный этнос, собственную страну, в любом положении ставит ее выше, а если она гораздо ниже, то она кем-то ущемлена, вот это всегда – или мы самые лучшие, или нам гаже всех. А если нам гаже всех, то, значит, все нас ненавидят. Кольцо врагов. И личность, например, Суркова, которого можно отождествлять, можно не отождествлять с Геббельсом, потому что Геббельс – это такой же частный случай вот этого базового нацизма, базового фашизма, как и Сурков, во многом. Геббельс тоже был художник слова. И вот когда такой, не очень удавшийся, художник слова выдумывает…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, что же художественного в словах Суркова?

С.БУНТМАН: Потому что мы знаем о стихах Геббельса, что, по версии, которая мне кажется достаточно интересной и стоящей на ногах, например, такое словосочетание, как «хрустальная ночь», всем известное, это строчка из одного вполне молодого стихотворения доктора Йозефа Геббельса. Так что, мне кажется, что здесь… и обижаться они могут сколько угодно, но нет предмета для этого – «ах, вы назвали нас фашистами, ах, вы назвали нас нацистами!» Есть процесс, который приводит к тому, что появляются все базовые основы для крайнего национализма, для изоляционизма, что, в общем-то, и похоже на разные формы нацизма и фашизма.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Делаем перерыв на несколько минут. Никуда не уходите.

НОВОСТИ

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Продолжается программа «Особое мнение», меня зовут Татьяна Фельгенгауэр. Напоминаю, что вместе со мной в студии первый заместитель главного редактора радиостанции "Эхо Москвы" Сергей Бунтман. Сергей Александрович, исходя из того, что вот эти вот базовые определения существуют, по вашему мнению, Россия тогда сейчас – какая страна?

С.БУНТМАН: Россия – страна тоталитарного руководства вполне, ручного руководства. И даже эти комические, на мой взгляд, путешествия и спасения, потому что я понимаю, все правильно и все это может быть, и, на самом деле, это абсолютно верно, когда в случае стихийного бедствия и того, что у нас происходит сейчас, и с отключениями электричества, и с этим пресловутым ледяным дождем и его последствиями, когда правительство заседает и собираются штабы и комиссии, это все правильно. Но когда происходит ручное руководство на месте, вот эта супермэнщина, бэтмэнщина, все что угодно, вот это все происходит – прилетел, освободил, снял ребенка с пожарной трубы и улетел дальше, а потом прожектор светит в небо. Сейчас прожекторы светят в небо из футбольных клубов, вызывают бэтмэна, отовсюду, из каждой деревни, из каждого дома в каком-нибудь из районов Московской области. Пусть к нам сначала придет Борис Всеволодович Громов, а потом Владимир Владимирович Путин, и лучше, если вместе посидят и Владимир Владимирович Путин надает Борису Всеволодовичу по шеям при нас и уедет потом. Потом поставят камеры, как летом. И будет комедия. У нас вертикаль у власти абсолютно быстро износившаяся. Есть такая конструкция – ты поставь дом на палочке от мороженого, от эскимо. Сколько потребуется, пока дом не сломает ее своей тяжестью или она не сгниет, даже если это будет палочка объемом, не знаю, каким, ты лучше считаешь? У нас перевернутая пирамида. У нас вся страна стоит на вершине пирамиды и качается. Вертикаль не выполняет тех условий, ради которых она была создана. Оказалось, что вертикаль власти и ручное управление, управление силой воли, именем революции, как говорил Василий Иванович Чапаев, в интересном положении. Это не работает. Страна, лишенная этой структуры.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Перестроить эту вертикаль невозможно? Все сделано так, что все зависит от одного человека.

С.БУНТМАН: Единственный способ, на который такие намеки, достаточно маниловские: «вот хорошо бы», самоуправление сделать бы, а чего-то у нас маловато партий и как-то конкуренции не хватает у нас, скучно жить на свете, господа!

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это же все слова.

С.БУНТМАН: Вот именно – маниловские слова. Но дело в том, что это вертикаль, у которой очень узкая, равная площади этой вертикали, проекции этой вертикали на землю, сфера применения вертикали власти. Ее разумно было бы обстраивать снизу, чтобы это превратилось в нормальное здание. Обстраивает конструкции. А гнать, бегать… Вот он бегает, как сантехник с вантузом, по всем сортирам мира – бум-бум, здесь засор, бум-бум-бум, тут засор. Так же не сделаешь! Там же существует что-то под этим, какая-то инфраструктура под названием канализация. И там, наверное, что-то совсем не то.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: По идее, да.

С.БУНТМАН: И если я не просто сантехник, а генеральный сантехник Российской Федерации, извините, я должен придумать как-то, чтобы эта система работала. Именно подземная, широкая система. Это первое, что такое наша страна. Страна, еще замешанная на групповщине, личных пристрастиях, как угодно это называйте.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, фаворитизм-то был всегда.

С.БУНТМАН: Да не фаворитизм!

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну а что вы имеете в виду, когда говорите «личные пристрастия»?

С.БУНТМАН: Вот, Екатерина Великая правила с помощью своего любовника Потемкина. Извините меня, это были совсем другие времена, совсем другое качество личности было. Здесь не фаворитизм. Вся история с Ходорковским та же самая – это история личной истерики. Личной истерики одного человека. Ну, плюс, небольшая группа особо приближенных людей.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мы тут подошли к вопросу, который задает Альберт, наш слушатель из Португалии. Какое сейчас место занимают личные чувства и эмоции людей у власти и в политике? И каково оно должно быть?

С.БУНТМАН: Огромное. А каково оно должно быть… Оно всегда есть, везде есть. Нет человека, стоящего у власти, который нейтрально бы относился ко всем. К журналистам, к другим политикам, к коллегам, к сотрудникам, к явлениям природы и общества. Относился бы нейтрально. Но мы создаем еще ко всему… Да, мы обязаны это проанализировать, мы обязаны это учитывать и сказать, что это так, это личное дело. Но мы не должны жалеть, понимать. Так же точно, как всю жизнь понимали у нас пьяного, который заходит в автобус, ложится посередине и всех за ноги хватает. Человек устал. Как мы понимаем, почему-то очень много людей понимают несчастного милиционера, который мало получает…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, извините меня, пьяный в троллейбусе не обличен никакой властью, и ваша жизнь от него не зависит. А от того же милиционера зависит ваша безопасность и ваша жизнь.

С.БУНТМАН: Тем меньше мы его должны понимать, входить в его положение. Мы входим в его положение, когда ему действительно трудно защищать граждан от бандитов, от воров, защищать граждан, но когда он при этом просто внаглую нас обирает, облыжно обвиняет, и каждый из нас… Вы понимаете, что такое вчерашний суд над Немцовым? Это абсолютно такой же суд, как над любой пожилой дамой, которую ловили, потому что не было знака, что здесь одностороннее движение, при выезде с боковой улицы. И они так же врали, сотрудники ГИБДД, единственные достойные свидетели, рассматриваемые судом. Они точно так же действовали и здесь. Так что, извините, пожалуйста, но защита Немцова – в данном случае это защита любого гражданина. Поэтому еще одно действие – увы, нам надо жить гораздо строже. Я знаю, как это тяжело. Например, отказаться для себя – я очень хорошо знаю, как это непросто – платить гаишникам. Ведь, понимаете, мы поступаем точно так же, как они. Я спешу, у меня то… Начерта я буду с ним связываться, да?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Круговая порука. Замкнутый круг. Но, для того, чтобы какое-то произошло движение, ведь необходимо, чтобы в массовом сознании четко совершенно сформулировалась мысль, что – я могу в любой момент оказаться на их месте. На месте Немцова, Лимонова.

С.БУНТМАН: А этому не надо формироваться. Это есть. Только это надо каждому себе сказать.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но никто ж не говорит себе. Какие-то чужие люди с улицы, какие-то городские сумасшедшие.

С.БУНТМАН: А никогда не говорили. Топ-топ-топ – вот я боюсь лифта в три часа ночи или в четыре, он идет, я боюсь десять минут, потом стук раздается в соседнюю квартиру или на другом этаже, и я перестаю бояться. А наутро я думаю – дыма без огня не бывает, что-то там с моим соседом не то, наверное, что его взяли вчера ночью. На следующую ночь я опять боюсь десять минут, а потом я перестаю бояться…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: До тех пор, пока не придут за тобой.

С.БУНТМАН: Совершенно верно. И тогда я говорю – это какое-то недоразумение! Как же я! Это стандартная фраза всякого человека, которого арестовывают. Как же так! И подспудно я думаю, что вот того-то правильно. Через что надо пройти человеку и зачем проходить, чтобы думать, что румяного, большого, громкоголосого Борю Немцова вяжут на Триумфальной площади? А я занюханный, зачуханный просто бюджетник. И я внутренне и немножко радуюсь, что Борю повязали, но при этом думаю: я, такой занюханный бюджетник несчастный, я просто человек, меня-то никто не повяжет.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, но только ведь и таких уже начинают вязать. Просто про Немцова громче всех говорят.

С.БУНТМАН: Дойти до этого понимания очень тяжело. А у нас чаще всего бывает, что, когда это понимание приходит и если вдруг оно придет какое-то общее, то тут, простите меня, интеллигент в золотом пенсне, а также пролетарий в кепке – все пойдут вместе. И от этого будет плохо всем. И этого власть не понимает абсолютно. Вот так.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: На такой фатальной, конечно, ноте заканчивается первое «Особое мнение» 2011 года. Посмотрим, как пойдет дальше. Большое спасибо всем. Сергей Бунтман был сегодня главным героем «Особого мнения».