Леонид Радзиховский - Особое мнение - 2010-12-31

С.БУНТМАН: Еще раз добрый вечер, «Особое мнение». Сергей Бунтман – ведущий сегодня двух «Особых мнений», а Леонид Радзиховский представляет, боюсь подумать вообще, это последнее «Особое мнение» десятилетия.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Да, ты прав. А почему не Венедиктов? Я так и не понял.

С.БУНТМАН: Что «не Венедиктов»?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Было объявлено, что сегодня я беру интервью у Венедиктова. Он побоялся?

С.БУНТМАН: Вас разыграли.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Остроумно.

С.БУНТМАН: Остроумно.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Типичное остроумие «Эха Москвы».

С.БУНТМАН: По-моему, даже искрометно.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Новогодняя шутка.

С.БУНТМАН: Ну, конечно. Прекрасная, по-моему, шутка.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Да, да.

С.БУНТМАН: Вообще все огоньки отдыхают.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Пять минут, да. Пять минут.

С.БУНТМАН: Да. Скажите, Леонид Александрович, вот, настолько условная штука десятилетие, даже год и что-нибудь еще. Но можно какой-то характер этого десятилетия? Во всяком случае, чем оно завершается?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Завершается оно приговором Ходорковскому. Это, по-моему, совершенно... Вот, если кто-то режиссер этого десятилетия... Я, кстати, не хочу сказать, что режиссер – Путин, я склонен искать режиссера выше.

С.БУНТМАН: Нет, есть высший режиссер.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Вот, вот. Я склонен искать режиссера выше. Тем не менее, этот режиссер, действительно, хорошо организовал пьесу. Если ружье висит на стене, оно бахнуло в конце, такой, крайне, с моей точки зрения, символический финал этой пьесы, очень такой, законченный катарсис – не катарсис, но некоторая законченность в этом присутствует. Я знаю, что многие ваши слушатели, наверное, уже перекормлены делом Ходорковского, поскольку о нем, действительно, очень много говорят и пишут. Но в данном случае в контексте...

С.БУНТМАН: А я думал, меньше будут говорить. Те же слушатели. Будут, мне казалось, как-то реагировать более холодно на то, что произошло вчера. Потому что так ожидаемо было. Да, Лень, я прошу прощения, я скажу, что видеотрансляцию можно смотреть и кардиограмма идет – вы тоже голосуете за или против, нравятся вам или не нравятся те слова, которые произносит Леонид Радзиховский. И смски, наверное, пишите +7 985 970-45-45. Извини, я просто...

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Да. Так вот, я говорю, ну хорошо, ты ожидал более спокойной реакции, менее спокойной, но многие, действительно, говорят, сколько можно об одном и том же. Это не одно и то же, само по себе это дело тоже интересное. Но в контексте десятилетия, в контексте года, который завершает десятилетие, мне кажется, это такая, довольно яркая и довольно жирная точка, которая, вот...

А как обозначают? Ну, тут мудрить нечего. Практически все эти годы называют точно, опять же, режиссер постарался – удивительное единство формы и содержания – их называют «нулевые». И это, мне кажется, очень точное обозначение. И более того я хочу еще сказать, что мне кажется и это внушает мне определенные опасения, откровенно говоря, что это не просто, вот, формальный конец года и формальный конец десятилетия, а что сейчас, может быть, может быть некоторая точка перегиба. И в следующем году, и в 2012 году вполне возможно, что, действительно, начнется такая болтанка и бифуркация.

С.БУНТМАН: Но в какую сторону болтанка? Вот, сейчас что? Такое спокойствие невероятное или такое поступательное движение чему-то новому было? И вдруг сейчас наступит болтанка. Что такое болтанка, Лень?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Поступательное движение слово «нулевые» не предполагает. Нулевые – это застой. Это были годы как все, опять же, знают, такого, рентного существования, если угодно, нефтедолларового коммунизма. Ну, естественно, что для одних коммунизм был жемчуг мелок, а для других коммунизм был суп пуст. Но тем не менее, факт заключался в том, что это были жирные годы для всей страны. Ничьей стороне заслуги тут не было – заслуга была исключительно удачной внешней конъюнктуры. Мы эту конъюнктуру, мы все вместе, страна благополучно профукали, тем не менее, пользовались прелестями этого жанра. Я не знаю, какая будет конъюнктура в следующие годы – я думаю, этого никто не знает. Но мне кажется, что внутреннее раздражение, вот такая раздраженная апатия – по-моему, вот это ощущение накопилось, и этот новый год довольно тяжелый, именно вот эта дата. Понимаешь?

Почему, вот, я говорю, что завершение процесса над Ходорковским символическое? Потому что многие это воспринимают, действительно, как такую черту. 2 льдины разъезжаются: на одной льдине начальство, а на другой льдине малая, но активная и шумливая часть интеллигенции. И, вот, когда разрыв между начальством и теми людьми, которые не являются властителями дум отнюдь, но являются делателями моды (интеллектуальной моды, эстетической моды, этической моды, если угодно – вот, делателями моды), расширяется зазор, непримиримость, взаимное отторжение между этими делателями моды...

С.БУНТМАН: Непримиримость?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Да, непримиримость. Между этими делателями моды и начальством, это опасная для всей системы, в целом, для стабильности системы ситуация. Непримиримость – я, вот, читал интернет – Путина просто матом кроют, так о нем не писали давно. Собственно, никогда о нем так не писали.

С.БУНТМАН: А массово кроют-то? Как это определить?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Элементарно, Ватсон. В некоторых кругах, к которым ты, например, имеешь честь принадлежать... Еще раз говорю, эти круги (не задавайтесь, Бунтман) – это не властители дум. Но это созидатели мод.

С.БУНТМАН: Нет, я даже и не думал.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Ну а кто тебя знает? Может, под Новый год принял как следует.

С.БУНТМАН: Да нет еще. Может, подумаю через некоторое время. Хорошо.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Да. Это созидатели мод. Моды интеллектуальной, моды эстетической и так далее, и так далее. Это вот узкий круг, который долгие годы был вполне равнодушен к власти. Или подлизывался к власти, или был равнодушен к власти, или заключал с этой властью такие, вполне себе союзы неправильные.

С.БУНТМАН: Сейчас меньше подлизывающихся?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Абсолютно. Это стало опасно, это стало неприлично, в этом кругу это стало практически невозможно. Смотри, опять же критерий. Когда был первый процесс над Ходорковским, нашлись 2 человека, совесть России – Гордон и кто-то еще (забыл второго), которые написали, что этого Ходорковского надо распять, расстрелять и так далее, и так далее. Неужели сейчас мало таких холуев власти? Сколько угодно. Страшно. Потому что в этом кругу это стало опасно и нетерпимо.

С.БУНТМАН: Леонид Радзиховский. Через минуту мы продолжим.

РЕКЛАМА

С.БУНТМАН: Мы продолжаем. Леонид Радзиховский, и это последнее «Особое мнение» 2010 года и вообще нулевых, 2000-х годов. Ну что же, это стало, ты говоришь, вот такое заигрывание... Липскер, все правильно.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: О!

С.БУНТМАН: Да. Спасибо, друзья, что вы за паузу прислали. Спасибо.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Так вот.

С.БУНТМАН: Да.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Вот эта интеллектуальная тусовка в силу разных причин – она подала на развод, односторонний развод с властью. Или власть подала на развод с этой тусовкой – не важно. Вот такой совершился факт. Это явление для России довольно типичное, и оно, как правило, нехорошо заканчивалось и для этой тусовки, и для власти, и для системы, в целом. Это, вот, первый фактор, который мне кажется довольно тревожным и которого не было, по крайней мере, в такой острой форме не было еще несколько лет назад, или год назад даже.

Второй факт (это другая линия разлома) – подросло поколение нулевых и, в общем, это нулевое поколение выяснило, что оно стоит на черной лестнице, лифты все заблокированы и в этих лифтах вверх и вниз скользят совсем другие люди, к которым они не имеют никакого отношения, ключей от лифтов у них нет. В общем, настоящая жизнь, радостно шумя, промчалась мимо. И это, вот, поколение под простыми лозунгами «Бей хачей, спасай Россию», самые простые для них и доступные, вышла на Манежную площадь. Лозунги могли быть и другими – это не важно. Это прорвался такой маленький пузырек недовольства, прорвался и залил своим гноем Манежную.

Значит, теперь смотри, что получается. С одной стороны, носители, так сказать, интеллектуального драйва, пусть в кавычках, отрезали себя от власти (или власть себя от них отрезала – не важно), развелись с властью. С другой стороны, носители, значительная часть носителей такого физического, физиологического драйва тоже себя от власти отрезала.

С.БУНТМАН: Но Путин-то прискакал к ним.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Прискакал.

С.БУНТМАН: Приехал – да, вот, интеллигентнее.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Но я боюсь, что второй раз их уже на этой мякине не проведешь. На мой взгляд, сегодня Путин остался с примерно 60-тью или 70-тью процентами населения, которые во всех странах называются одинаково – молчаливое большинство, инертная масса, всегда на все согласная, всегда со всем покорная и так далее.

С.БУНТМАН: Ну, смотри, 60%. По демократическим меркам это вообще, прекрасно.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Вот когда у нас будет демократия, тогда это будет прекрасно. Кстати, и в демократии люди, которые делают моду, ведут за собой покорное молчаливое большинство. Отнюдь не наоборот.

С.БУНТМАН: Да они почти везде и почти всегда критически настроены.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Совершенно верно: критически. Теперь они настроены в России совсем не критически. В том-то и дело, что они настроены не критически. Это в некотором смысле путинофобия. Вот, сегодня знак хорошего тона так же как в конце 70-х годов знаком хорошего тона было не критически относиться к советской власти, а относиться издевательски...

С.БУНТМАН: Сильно попрезирать ее.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Делать вид, что ты ее сильно презираешь, издевательски, отторгающе, вообще ее нет. Это позор, это не критическое отношение. Вот, примерно также малая часть американских левых, но очень активная часть относилась к Бушу в 2007-м, в 2006-м году, когда из него рисовали дьявола во плоти. Но Америка – страна гораздо более сбалансированная и политическая система у них гораздо более сбалансированная, и Буш ушел по-хорошему, и они этот свой моральный кризис, морально-интеллектуальный кризис легко перенесли.

У нас вот такая степень отторжения некритическая, еще раз повторяю – именно некритическое отторжение, когда критические аргументы в пользу Путина вообще не воспринимаются, – охвачена ею значительная часть продвинутой тусовки.

С другой стороны, вот, еще раз говорю, это вот нижняя часть, физиологическая нижняя часть очень активная, бурлящая – она тоже против не лично Путина (лично к Путину у них никаких претензий нет), против всей системы. Пусть сегодня эта система выступает под псевдонимом хачей, это не важно. Важно, что они против системы и довольно активно.

А в этой ситуации арифметическое большинство (чуть не сказал «академическое большинство») – оно очень недорого стоит, потому что оно мгновенно перекидывается на любую сторону. В январе 1917 года (упаси господи от точных аналогий, но просто пример), в январе 1917 года вся Россия знала, что государь-император, глупый он или умный, плохой он или хороший, он помазанник, законный государь-император и так далее, и так далее.

В марте 1917 года ни одна собака и не подумала слова доброго об этом самом государе-императоре сказать. Скинули – и черт с ним, и пусть катится куда подальше.

С.БУНТМАН: Хватило непришедшего вагона хлеба.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Да. Вот и все. Это опасная ситуация.

С.БУНТМАН: То есть вот на этой ниточке, да?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Ниточка, плюс эту ниточку будет тереть картинка выборов 2011 и 2012 годов, и это трение...

С.БУНТМАН: Каким образом? Это-то как будет вообще влиять?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Очень просто. В ситуации 2011-12 годов выборы. Выборы у нас известно какие. Все знают: подтасовка, фальшивка, мероприятие, административный ресурс, казенщина и так далее, и так далее. Все так. Все так в ситуации, когда всем всё пофигу. В ситуации, когда одним абсолютно пофигу и они со всем всегда согласны, а другим не вполне пофигу и они активно не согласны – это уже ситуация некоторого дисбаланса.

Теперь смотри, идем дальше. Устали все от Путина Владимира Владимировича. Просто 10 лет это очень много для полусвободной и полуоткрытой страны. 10 лет – это абсолютно нормально и совсем немного для диктатуры, вообще ничто. Но 10 лет для полусвободной и полуоткрытой страны – это страшно много. И когда люди все, включая даже это покорно-равнодушное большинство, начинают соображать, что в 2012 году им предстоит избрать Путина еще на 12 лет, вот этого самого Путина, про которого давно всем всё известно... Вот, вопрос «Who is mister Putin?» сегодня не интересен никому, потому что все знают ответ. Ответы могут быть разные, у каждого свои, но ответы знают все. И ничего нового, ничего неожиданного, ничего интересного, ничего драйвистого, никакой загадки тут нет.

А в лидере должна быть какая-то загадка, должна быть тайна в нем какая-то. Это один из манков, которым привлекают избирателя. Для этого и придуманы перевыборы. Новый лидер может быть глупее, хуже, подлее, бездарнее, но он новый. Нейрон новизны – это очень важный фактор. Никакой новизны ни для кого в Путине нет. Есть другое, как мне кажется – некоторое ощущение жути: «И вот это еще на 12 лет? То есть уже на 24 года? На четверть века?» В условиях полуоткрытой страны это тяжелое ощущение. Вот это ощущение моральной усталости, усталости металла – оно для конструкции вертикали, мне кажется, крайне опасно. Вот, коррозия вертикали на глазах. И это не связано, вопреки классическим каким-то идеям, это не связано с падением жизненного уровня. Вполне возможно, что 2011-й и 2012-й годы будут относительно благополучные и жирные.

С.БУНТМАН: Ну, вполне возможно, да.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: А вполне возможно, что будут наоборот, плохие. Потому что как мне говорили специалисты, у нас такая популистская и такая безумная экономическая политика, что даже при высоченной цене нефти, которая сейчас есть, бюджет сводится с огромной дырой. И для того чтобы оправдать все нынешние расходы, нефть должна стоить чуть ли не 120 долларов в течение года – невероятная, запредельная цена. Но это я не специалист. Но я беру даже лучше.

С.БУНТМАН: Ну да. Там есть свои причины. Просто при еще большей цене на нефть привыкли все считать из нее.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Да. Ну, не важно. Я отбрасываю вообще непонятные мне экономические...

С.БУНТМАН: Ну да, хорошо, бог с ними, бог с ними. Значит, это не так важно, как казалось бы, да? Хорошо.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Даже представив себе сохранение существующего уровня потребления, уровень потребления может сохраниться. Но качество жизни, психологическое качество жизни, как мне кажется, будет падать. Раздражение, моральная усталость и усталость металла, из которого построена эта самая несчастная вертикаль, будет нарастать. И в этот момент как-никак хотя бы формально точка перехода. Да, это фальшивые выборы, да, это подтасованные, да, это формальные, то-сё. И тем не менее, это момент, в который вы определяете еще на 12 лет – вы сохраняете эту систему, которая, по крайней мере, надоела, от которой, по крайней мере, не ждут ничего нового, никаких прорывов и так далее, или вы пытаетесь ее сменить.

С.БУНТМАН: Лёнь, еще такой момент. А чрезвычайка? А провокации? А нагнетание обстановки? А объективное нагнетание обстановки, когда будет понятней, вот, понятно, Who mister Putin, да? И, вот, понятный мистер Путин – единственный человек, который может жестко, противно, внятно, но поддерживать хоть какой-то порядок в этом бродельере.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Вполне возможный вариант, который меня тоже, честно говоря, очень мало вдохновляет. Понимаешь, дело в том, что это, вот... Вот, я говорю, что мы попадаем в ситуацию неопределенности. Вот, в 2005-м, 2006-м, 2007-м году была ситуация, для меня, по крайней мере, полной определенности. Я твердо знал, что в следующем году и через год не изменится абсолютно ничего. Сейчас я этого не знаю, буквально не знаю. Это не значит, что под словами «не знаю» я хочу вежливо сказать «Я знаю, что будут великие потрясения, я знаю, что система рухнет, что вертикаль сломается, что на поверхность выйдут нацисты или хулиганы, или скинхеды, что Россия развалится и так далее». Я этого не знаю. Но я не знаю обратного. Вот, несколько лет назад я твердо знал: в следующем году не произойдет ничего – крикуны будут кричать, чудики будут чудить, так называемые оппозиционеры будут пускать пузыри, Путин будет стучать кулаком и ездить в полуголом виде на лошади и все будет тип-топ. Как шло, так и идет. Идет ли в болото, идет ли по накатанной – не важно, будет идти дальше.

Вот сейчас у меня ощущение, что инерционный сценарий исчерпался. Какой будет другой сценарий, не знаю – у меня для этого нету интуиции, чтобы сказать «Я знаю, что будет что-то другое». Но вероятность...

С.БУНТМАН: Лёнь, я ни разу не услышал за сегодня словосочетания «Дмитрий Медведев», я уж не говорю еще прибавить слово «президент».

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Ну, правильно, что не услышал.

С.БУНТМАН: Почему?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Нет повода. Нет повода. За 3 года господин Медведев не создал повода, чтобы всерьез обсуждалась его роль в этой игре. До сих пор у него была одна реплика «Твиттер подан, либеральность подана» и все. Все его слова с самого начала висели в воздухе, и в течение последнего года разрыв между этими словами и хоть какими-то делами стал таким вопиющим, что самые профессиональные холуи просто не могут этот очевидный факт игнорировать, вынуждены или помалкивать, или, скрепя сердце, его признавать.

Последний прикол был, вот опять же, с этим несчастным делом. Это уже как у Сухово-Кобылина дело, да?

С.БУНТМАН: Да.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Последний прикол был, опять же, с этим несчастным делом, меня тут неделю назад спрашивал кто-то очень взволнованно: «Вот, Медведев сказал то, а Путин сказал сё, и что вы по этому поводу думаете?» Я тогда сказал, что я думаю. А чего думать-то? Подождем несколько дней и увидим, чьи слова чего-то стоят, а чьи слова ничего не стоят. У меня такое ощущение, что Медведев абсолютно честно и абсолютно точно свою роль охарактеризовал. Он сказал: «У нас с Владимиром Владимировичем стилистические разногласия». Совершенно точно. Вот, 3 года у них стилистические разногласия, но при стилистических разногласиях понятно, кто иголка, а кто нитка, хотя стилистические разногласия несомненно между этими двумя предметами имеют место быть. Поэтому я не вижу пространства на сегодняшний день политического для Дмитрия Анатольевича.

С.БУНТМАН: Мы продолжим через 3 минуты. Это особое мнение Леонида Радзиховского.

НОВОСТИ

С.БУНТМАН: Особое мнение Леонида Радзиховского над гладью бесконечных вод. Сейчас все – и голод, и пожар, что еще будет. Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Да-да. Хлад, мрак, голод и холод. Нет, я еще раз говорю, что я как раз в некоторых ситуациях для России хлад, мрак, голод и холод организовываем себе сами – они не нужны извне. Хотя, для любителей эсхатологии – пожалуйста, вот вам природные катаклизмы, вот вам знаки.

С.БУНТМАН: Ледяной дождь.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Вот вам знаки. Сначала страшное лето, потом небывалая зима. Никогда так не было, и вот опять. Пожалуйста.

С.БУНТМАН: Да. Не хватает только людей с песьими головами.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: А кто сказал, что не хватает? Мы их видели несколько раз. Я не хочу уточнять даже кого, но видели. По крайней мере, лают отлично.

Значит, если вам нужны эсхатологические видения, то ради бога, вы их имеете. Я не поклонник ни эсхатологии, ни минералогии, поэтому, я еще раз говорю, не вижу я предопределенности на катастрофу, но не вижу я и предопределенности на инерционный сценарий. И даже более того, вот, совсем уж если так. Если все проморгается в 2011-м и 2012-м году и продолжится то же, что мы имели в течение предыдущих 10 лет, то это сценарий очень плохой. Конечно, лучше, чем взрывы, катаклизмы и так далее, и так далее, потому что одни люди в ситуации «лучше ужасный конец, чем ужас без конца» выбирают ужасный конец. Вот, я – сторонник ужаса без конца.

С.БУНТМАН: А третьего пути нет вообще?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Нет. Третьего пути у России нет – это 100%. На сегодняшний день никакого третьего пути у России нет. Вот. Ужас без конца – это, может быть, громко сказано, но скажем так. Прогрессирующее занудное увядание без конца. Вот, я – сторонник прогрессирующего занудного увядания без конца, может быть, потому что я человек немолодой. Третьего пути абсолютно...

С.БУНТМАН: Хочется долгой и золотой осени?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Ну да, переходящей в зиму без ледяного дождя. А, может быть, и с ним. Поживем-увидим. Значит, что такое третий вариант? Вот, третий вариант – он присущ таким сорви-головам, которые, действительно, с моей точки зрения слегка сдвинулись на путинофобии и которые считают, что если бы им удалось или не им удалось, а без них удалось уйти Путина, то в этот самый момент из земли забьют какие-то гейзеры и фонтаны вина, потекут реки, как там, полные млека, молочные реки, кисельные берега.

Значит, я задаю простой вопрос. Вот, сегодня Путин почувствовал, до какой степени от него устала страна, и сказал историческую фразу Де Голля. Если я неправильно ее произнесу, ты поправишь. «Франция устала от меня и я устал от французов». И с этими словами героический генерал ушел. Значит, если Путин это скажет или не это скажет, а уйдет...

С.БУНТМАН: Ну, он молодой еще для того чтобы такие вещи говорить.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Ну и что? Молодой – тем более, пожить в свое удовольствие. Билл Клинтон тоже был не старый, да и Буш, в общем, не дедушка.

С.БУНТМАН: Ну, его просто не выбрали. Он 2 своих срока... Это другая страна, другая жизнь...

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: И что? Покончил собой?

С.БУНТМАН: ...другой мир, другой шапир, все.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Окей, другой шапир. Когда Михаилу Сергеевичу Горбачеву дали по шапке, ему было 60 лет. А Владимиру Владимировичу сейчас 58. И что Горбачев? Удавился и не жил? Живет, лекции читает. Значит, вариант, что Путина кто-то будет сажать, стрелять, преследовать, рвать на части, я оставляю для демшизы. Если их душу это греет, блажен кто верует, тепло ему на свете. Никто его пальцем не тронет как никто пальцем не тронул президента Кучму, на котором висит конкретное обвинение в убийстве всего-навсего, как никто пальцем не тронул президента Шеварднадзе, которого вышвырнули в ходе революции. Как почти никакого президента никто пальцем не тронул.

Итак, окей. С пальцами или без пальцев Владимир Владимирович, осознав, насколько от него устали и сам устав, уходит. И что? Какое невероятно радостное событие после этого произойдет? Вот, в романе «Анна Каренина» Анна перед тем, как броситься под паровоз, рассуждает: «Хорошо, Каренин даст развод, мы поженимся с Вронским. Что произойдет? Он меня опять полюбит? На меня перестанут смотреть с отвращением? Я сама себе перестану быть отвратительна? Что случится?» Что случится без Путина? У нас появится честный & независимый суд? Его в упаковке привезут прямо с Марса? У нас собственность каким-то чудом отделится от чиновников, а чиновники еще большим чудом отделятся от собственности? У нас скандалисты на Манежной увидят смысл жизни в чем? В толерантности? В том, чтобы сделать карьеру? (вот, все они, да?) У нас Кавказ полюбит Россию, а Россия крепко полюбит Кавказ?

Это отдельная тема – 2 слова скажу. Вот, если вы изнасиловали женщину, потом в минуту жизни трудную, я имею в виду в войну, эта женщина повела себя не очень красиво, а вы ее за это избили до полусмерти (это я имею в виду высылку чеченцев). Потом вы перед ней долго извинялись, потом она попыталась с вами развестись, а вы ее опять избили до полусмерти. И теперь вы живете с ней, вы дарите ей подарки, она их от вас принимает и публично посылает вас куда подальше и за человека вас не держит. Вы можете долго после этого, долго и счастливо жить с этой женщиной? Может быть, кто-то может. Мне кажется, что это трудный вариант. Вот, все эти... Да! И самое главное...

С.БУНТМАН: Ну то есть ты хочешь сказать, что исчезновение то или иное политическое Путина не приведет ни к какому изменению российской жизни и политической системы?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Совершенно точно.

С.БУНТМАН: Тогда есть ли четвертый путь?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Я хочу сказать, что колея российской истории гораздо глубже чем рост Путина. Вот, телега российской истории, колеса эти увязли на гораздо большую величину чем Владимир Владимирович, даже если он встанет на цыпочки и вытянет руки вверх.

С.БУНТМАН: Тогда, Леонид Александрович, о чем вообще идет речь?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: О том, что и внутри этой колеи возможны великие потрясения. Вот, ровно об этом идет речь.

С.БУНТМАН: Но не изменения ни колеи, ни выход на торную дорогу, ничего этого невозможно просто вообще.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Я не вижу, что Россия перестала бы быть сырьевой, нефтесырьевой державой и каким-то чудом по мановению (у Стругацких был такой Умклайдет, волшебная палочка), по мановению Айфона, Твиттера, Умклайдета или еще какого-то такого события вдруг начала становиться державой высокотехнологической. Извините, не верю. Я не верю в то, что собственность и власть, которые так органично слились, хотя и бодаются под столом ногами, вдруг с радостным визгом разделятся, потому что этого кто-то хочет.

Вот, в свободу слова верю, в абсолютную свободу слова верю. В то, что темницы рухнут и свобода в лице фанатов вас встретит радостно у входа, прямо у входа с «Эха Москвы», верю. Что здесь будет фашизм, не верю. А, вот, что морду могут набить, охотно верю. Понимаешь, изменения возможны, но колея очень глубокая. Она сложилась задолго до Путина. Не Путин эту колею проложил – он ее углубил за 10 лет. Как выражался Горбачев, углубил – не расширил, а углубил (это правда). И если сегодня с этой телеги он упадет, то колея останется колеей. Она может вильнуть. Вильнуть сильно может, без вопросов.

С.БУНТМАН: Но тогда Леонид Александрович, что вы предлагаете делать в конкретной обстановке?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Ничего. Я вчера ехал с одним водилой, и он мне сказал: «Живешь одну жизнь, и ту в России». Я говорю: «Слушайте, а, вот, я, например, русский патриот и могу вам сказать так: «Живешь одну жизнь, зато в России». Он говорит: «Так вы идиот?» И на этой радостной ноте мы пожелали друг другу Нового года и... Ничего я не предлагаю, Сереж. Ты решил, что я политик, что я стремлюсь кому-то понравиться? Что я хочу, чтобы меня куда-то выбрали?

С.БУНТМАН: Нет-нет. Я ждал и предполагал (может быть, предполагал) и присутствие или отсутствие какого-то действенного вывода.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Полнейшее отсутствие всякого присутствия.

С.БУНТМАН: Отсутствие. Значит, мы констатируем отсутствие действенного вывода.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Полнейшее отсутствие всякого присутствия. И надо протянуть еще минуту... После этого надо протянуть еще минуту передачи.

С.БУНТМАН: Нет, это поразительно совершенно. Нет, тянуть я не привык. И так, вот, вот с этим вы завершаете десятилетие.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Совершенно верно.

С.БУНТМАН: С этим вы выполняете миссию последнего особого мнения 2000-х годов.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Эту миссию, дорогой Сергей Александрович, возложил на себя не я, эту миссию возложили на меня недалекие ваши редакторы – тут я ничего не могу поделать. Или календарь. Календарь. Вот, кстати, замечательный символический пример.

С.БУНТМАН: Да. Что?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Кто возложил на меня эту миссию? Венедиктов? Нет. Бунтман? Нет.

С.БУНТМАН: Природа?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Календарь.

С.БУНТМАН: Пятничность.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Календарь, понимаешь? А против календаря... Вот как хорошо было бы здесь на моем месте видеть Шевченко, например, который объяснил...

С.БУНТМАН: А это в прошлом году. Если он не прогулял или, там, не проболел и не проотпусковал, то у него должен был быть.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Проханова.

С.БУНТМАН: Да. Это позапрошлый год.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Наконец, пламенного Шендеровича. Которые знают, кто виноват, а главное, знают, что делать.

С.БУНТМАН: А Шендеровича никогда не бывает последним, потому что у него 17 часов. Не получается что-то.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Ну, значит, ему... Значит, опять же, символ. Пламенным либералам природа, «Эхо Москвы» и Россия не мироволит. Но тем не менее, как хорошо было бы видеть на моем месте человека, который знает.

С.БУНТМАН: Может быть, это Великий Архитектор так решил?

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Да, который знает: «Если в кране нет воды, значит, выпили жиды. Или выпели чекИ, или еще кто-то». И который знает, что делать, главное.

С.БУНТМАН: Знает врага всегда.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: А?

С.БУНТМАН: Знает врага.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Знает, кто виноват, и делает вид, что знает, что делать. Но это не ко мне, понимаешь? Вот этот год, я могу пожелать счастливого Нового года, здоровья и душевного здоровья, и некоторой такой душевной твердости, которая, боюсь, понадобится в следующем году. Могу искренне пожелать, но больше мне предложить... Больше в моей лавке ничего нет.

С.БУНТМАН: Ну что же, друзья, запасаемся душевной твердости, которая всегда пригодится при любом сценарии. Спасибо. Леонид Радзиховский. Ну, таким образом мы завершаем десятилетие «Особого мнения». В общем, как-то немножко не торжественно...

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Если надо, я бы и вообще его завершил, Сережа.

С.БУНТМАН: Ну, нет-нет-нет.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: Я бы вообще завершил «Особое мнение»...

С.БУНТМАН: Не-не-не, все, убирайте камеры.

Л.РАДЗИХОВСКИЙ: ...потому что давно уже нечего, ни особого...