Максим Шевченко - Особое мнение - 2010-11-11
М.КОРОЛЕВА: И мы продолжаем программу «Особое мнение». Сейчас напротив меня уже Максим Шевченко. Максим, здравствуйте.
М.ШЕВЧЕНКО: Здравствуйте.
М.КОРОЛЕВА: Пробившийся к нам через московские пробки, с которыми мы боремся, как я уже упоминала. Не забывайте, что кроме номера телефон +7 985 970 4545, по которому вы можете присылать ваши вопросы, кроме видеотрансляции, которая сейчас идет на нашем сайте, кроме этого у нас есть еще «Кардиограмма эфира». Не подглядывайте.
М.ШЕВЧЕНКО: Это, очевидно, ваша кардиограмма. Она так резко вниз пошла. Я еще слова не сказал.
М.КОРОЛЕВА: Подождите, это не наша кардиограмма. Это, Максим, ваша кардиограмма. Вашего эфира. Ну, не столько ваша, сколько ваших слов и высказываний.
М.ШЕВЧЕНКО: Давайте, хорошо.
М.КОРОЛЕВА: Голосуйте за слова Максима Шевченко. Не за дела, а за слова. Ну, вы слышали – да? – мы разговаривали с Алексеем Венедиктовым о деле Олега Кашина, ну и о том, что продолжается расследование, меняются следователи и так далее. Сейчас идет на Пушкинской площади пикет, он будет продолжаться еще в течение полутора часов, туда приходят коллеги, журналисты, друзья и так далее. Кроме того, вот что бы вы могли сказать по версиям, например, о которых вы наверняка много читали, знаете, слышали и так далее? Есть у вас какая-то своя версия основная?
М.ШЕВЧЕНКО: Ну давайте. Остатки сладки, поэтому после всего уже наговоренного за эти несколько дней в эфире «Эхо Москвы»…
М.КОРОЛЕВА: Но вы-то еще не говорили.
М.ШЕВЧЕНКО: Да, я не говорил еще. Не говорил в эфире «Эхо Москвы», имеется в виду. Ну, у меня есть несколько позиций по делу Олега Кашина. Первая – что совершенно не доказано, что это покушение по политическим мотивам. Вот Олег заговорит, тогда нам будет ясно. Но еще и без этих доказательств уже все знают, и некоторые тут у вас уже… Немцов пальцем показывал в сторону Кремля, и все обвиняют, и Латынина уже считает, что это заказал мэр Химок. Все всё знают. Не найдены преступники, не определены мотивы, непонятно, почему нападают на Кашина – Кашин не занимался расследованиями, Кашин был и есть и, надеюсь, будет прекрасным публицистом, который находился в достаточно конфликтной публицистической среде.
М.КОРОЛЕВА: Но он писал о политике?
М.ШЕВЧЕНКО: Ну, Кашин, знаете, что писал об Илье Яшине? Я просто не могу это процитировать здесь в эфире «Эхо Москвы»…
М.КОРОЛЕВА: Ну, он разное писал в разные периоды своей деятельности.
М.ШЕВЧЕНКО: Он писал о нем последние несколько лет, он вообще писал о тех, кто сейчас особенно льет слезы по поводу Кашина и гневно вздымает кулаки, такие нелицеприятные вещи, что просто диву даешься.
М.КОРОЛЕВА: Ну и Яшин писал о Кашине.
М.ШЕВЧЕНКО: Мы сейчас не Яшина обсуждаем. Дай бог здоровья Яшину. Когда, не дай бог, с Яшиным что-нибудь случится, будем говорить про Яшина. Сейчас мы говорим про Олега Кашина, который был решительным критиком, прежде всего, с точки зрения рационального сознания даже, а не политической позиции, Каспарова, Яшина, Немцова, госпоже Альбац он отказал в праве на журналистскую профессию. Поэтому я вообще не понимаю вот этого пафоса, исходящего со стороны тех, кто в принципе является политическими врагами Кашина. Я допускаю такую широту взглядов, что, как бы, возлюби врага своего, и я предполагаю, что, наверное, все эти люди, которые сейчас в основном поднимают голос за Кашина, они являются такими глубокими христианами, исповедующими заповеди Христа…
М.КОРОЛЕВА: Максим, вы правда думаете, что они за Кашина поднимают голос? Это вообще нормально, когда человек просто бьют в подворотне? Будь он Кашин или Яшин…
М.ШЕВЧЕНКО: Секундочку. У вас в Краснодаре перерезали семью с детьми…
М.КОРОЛЕВА: Мы об этом еще поговорим.
М.ШЕВЧЕНКО: Давайте мы поговорим об этом перед Кашиным. Я что-то не слышал, чтобы митинговали за фермеров. Между прочим, там очевидно прослеживается конфликт такой…
М.КОРОЛЕВА: Но там убийц, считайте, нашли. Подозреваемых, по крайней мере.
М.ШЕВЧЕНКО: Там очевидно прослеживается конфликт политический и социально-политический, в Краснодаре. Там, очевидно, фермеры, которые не хотели подчиняться мафии, контролирующей сбыт зерна, сговорились поднять мятеж в каком-то виде против этой мафии, тем более на фоне растущих цен на зерно, чтобы фермеры могли получить прямой доход, и были вырезаны беспощадно вместе с детьми. На этом фоне сломанная челюсть Олега Кашина, при всей моей симпатии к нему как к журналисту, честно говоря, бледнеет. Я вообще не понимаю, для меня как-то неудобны как для журналиста с уже достаточно давним стажем все эти требования особой защиты для журналистов…
М.КОРОЛЕВА: То есть вы против?
М.ШЕВЧЕНКО: Я решительно против того, чтобы журналистов защищало государство. Знаете, журналистов должны защищать их корпорации. Вот я считаю, что журналистов «Эхо Москвы» должно защищать руководство «Эхо Москвы». Журналистов Первого канала – руководство Первого канала. Если руководство считает нужным какие-то особые меры защиты журналистов предпринимать, любой газеты, если господин Михайлин считает нужным или…
М.КОРОЛЕВА: То есть каждый сам за себя – защищайся и спасайся, как можешь.
М.ШЕВЧЕНКО: Не каждый сам за себя. А дело в том, что журналист – все-таки это не госслужащий.
М.КОРОЛЕВА: Это правда.
М.ШЕВЧЕНКО: Правильно.
М.КОРОЛЕВА: Но мы вынуждены говорить и о тех, и о других, и о третьих, правда?
М.ШЕВЧЕНКО: Поэтому давайте сделаем вывод – либо наше общество является продолжением государства, чего сейчас требуют либералы, требуя государственной защиты журналистов, либо наше общество является независимым, что, как я слышал, вчера говорил Проханов. Я абсолютно с этим согласен. Так же, как согласен с рядом подписантов… в интернете есть еще одно письмо, где люди говорят, что ни в коем случае мы не хотим, чтобы государство защищало журналистов. Там подписались, по-моему, Проханов, Максим Калашников, Делягин и так далее. Я согласен с этой позицией. Журналисты должны быть независимы. Это разумная позиция. Потому что журналисты, корпоративные СМИ сегодняшние – все-таки это бизнес-сообщества. Знаете, мы можем сколь угодно рвать глотку и доказывать, что мы такие необходимые обществу люди, журналисты, но, честно говоря, как сказал Христос, «по плодам узнаете их», и журналистов, уже в силу того, что они имели когда-то удовольствие закончить журфак и работать в том или ином СМИ, не стоит считать общественно значимыми персонами. Для того, чтобы стать…
М.КОРОЛЕВА: Максим, подождите, но часто это удовольствие бывает сомнительным, как в случае Политковской, например, или там Натальи Эстемировой.
М.ШЕВЧЕНКО: Это разные вещи. Анна Степановна была святая женщина. И Анна Степановна действовала, исходя из своего морального и романтического видения кавказской ситуации. Анну Степановну в «Новой газете», между нами говоря, защищал и поддерживал только Дмитрий Муратов, который всегда ей помогал во всем. Как к ней относились другие коллеги, поинтересуйтесь в редакции «Новой газеты». При ее жизни, имеется в виду. Очень хорошо мы в журналистском сообществе знаем, кто как к кому относится. Как относились к Кашину до вот этой беды те, кто сейчас выступает в его защиту, дайте себе труд, наберите в Яндексе «Олег Кашин» и почитайте высказывания в блогосфере. Допустим, Кашин написал статью во время израильско-ливанской войны о том, что холокост не дает оправдания Израилю в совершении им, Израилем, преступлений. Почитайте отзывы на этот текст, который был на «Взгляде», которые там написали. Кашин написал о деле солдата Сычева, о том, что Латынина косвенно упомянула в своем комментарии – что Сычев страдал врожденной болезнью, и Комитет солдатских матерей ввел в заблуждение общественность: никто не издевался над Сычевым в таком виде, как это преподносилось. Кашин вообще-то всегда действовал, еще раз, с точки зрения рационального подхода к каждой ситуации.
М.КОРОЛЕВА: Подождите-подождите, смотрите – он меня убеждения. Он мог писать о разном. Но мы не о том с вами.
М.ШЕВЧЕНКО: Он не менял убеждения. Олег убеждений не менял.
М.КОРОЛЕВА: Вы хорошо с ним знакомы?
М.ШЕВЧЕНКО: Я с ним не так хорошо знаком, как многие, но я внимательно следил за его текстами. Я считал и считаю, что то, что он пишет, является важным для меня как для человека, занимающегося политикой, по крайней мере, на русском языке. Кашин относился и относится к современной ситуации в России, как к danse macabre, к такому балу уродов в основном, понимаете? Для него все это какие-то странные такие – страшный черт ухватил карапузика, и истекает он клюквенным соком. Я не скрою, подобное отношение к современной ситуации, из каких бы крыльев оно ни происходило, зачастую разделяется и рядом других людей, которые склонны к рациональному критическому отношению к реальности. Я иногда тоже впадаю в соблазн так видеть современную ситуацию. Кашин не занимался никакими расследованиями. Я не знаю ни одного мотива политического…
М.КОРОЛЕВА: Хорошо. Он работал по редакционным заданиям, правильно?
М.ШЕВЧЕНКО: Я не знаю. Пусть господин Михайлин расскажет, по каким заданиям работал Кашин.
М.КОРОЛЕВА: Он рассказывал у нас в эфире.
М.ШЕВЧЕНКО: По какому заданию работал Кашин?
М.КОРОЛЕВА: Ну, в тот момент, когда он шел куда-то там, где его избили, не было никакого задания абсолютно.
М.ШЕВЧЕНКО: Не было задания? Так почему его избили? За интервью с Михалковым? За интервью с…
М.КОРОЛЕВА: Да он журналист, Максим. Вы тоже журналист.
М.ШЕВЧЕНКО: Не надо вешать лапшу на уши. Я был в таких местах, где меня к стенке водили, шлепать хотели. Я прекрасно знаю, в какие ситуации попадают журналисты. Мы не знаем, почему напали на Олега Кашина. Знаете, пятнадцать лет назад у меня на Проспекте Мира убили, к сожалению, об этом тяжело слышать его родителям, моего друга детства, я не буду называть его имени. Вот так же два подонка. У одного в букете цветов была дубинка. Подошли, ударили сзади. Вытащили, правда, бумажник, успели. Тоже били его. И ушли. И он умер. А отец маленького ребенка, начинающий прекрасный архитектор, талантливый человек – это же не политическое заявление. Союз архитекторов не приходит же в истерическое состояние по этому поводу. Только что Союз фермеров мог бы вообще объявить забастовку. Понимаете? Что происходит в Краснодарском крае? Что происходит по всей стране? На Кавказе?
М.КОРОЛЕВА: Максим, тогда объясните мне одну вещь.
М.ШЕВЧЕНКО: Журналисты – это не самая опасная профессия в России.
М.КОРОЛЕВА: То есть вы не согласны с президентом, который считает, что это особая профессия, да?
М.ШЕВЧЕНКО: Абсолютно. Я не считаю, что это особая профессия. Я считаю, что особая профессия, с точки зрения общественной значимости, это учителя, врачи, которые получают… у меня сейчас вот отец боролся за жизнь, к сожалению, в прошедшем времени, в чазовском центре, медсестра интенсивной терапии получает 15 тысяч рублей. Журналисты в «Коммерсанте» получают, я знаю, сколько. В десятки раз больше, скажем так. Ведущие журналисты.
М.КОРОЛЕВА: Вы знаете, им все равно не хватит на лечение, если что. Вот мы сейчас говорим с вами о том, что лежит изуродованный человек, да?
М.ШЕВЧЕНКО: Я про то, что у нас общественно значимые профессии – врачи, учителя, офицеры, милиционеры, между прочим. У нас тут обсуждалось, новый закон о полиции – сколько добавят милиционерам. У нас весной говорилось, 60 тысяч, когда появилось, а потом в итоге им дали 30 тысяч рублей. Я покупал отцу лекарство – флакон лекарства стоит 5400. Если б я не был ведущим Первого канала, я не смог бы купить такое лекарство. Вот это общественно значимые профессии. Журналисты работают в бизнес-сообществах. И, в принципе, закрытие или открытие того или иного издания – на наших глазах «Русский Newsweek» - связан с некоторой конъюнктурой, понимаете? Политической, бизнес-конъюнктурой и так далее. Общественная значимость журналиста не гарантирована еще тем, что он дал себе труд, я повторяюсь, закончить журфак и устроиться на работу.
М.КОРОЛЕВА: Ну разве будет заниматься журналист журналистскими расследованиями, если он знает, что его могут дубинкой по голове из-за угла?
М.ШЕВЧЕНКО: Я считаю, что за него должны отвечать следующие общественные субъекты, уж если мы говорим об обществе, а не о государстве. Первое – это редакция, которая должна заключать договор со страховой компанией в случае, если журналист занимается, с точки зрения редакции и с ведома, кстати, редакции, особо значимым расследованием. Страховая компания должна страховать его лечение. Это первое. Ну, я не знаю, какие-то богатые редакции, наверное, заведомо заключают какие-то соглашения со страховыми компаниями. Второе – редакция как субъект общественного и корпоративного права и субъект Закона о СМИ в лице главного редактора должна заключать соглашение с охранными какими-то отделениями или с государством на охрану какую-то специальную журналиста, который занимается особо опасным расследованием. И третье – во всей этой ситуации я не слышал голоса профессиональной организации, которая обязана заниматься защитой прав журналистов, это Союз журналистов России. Там есть люди, которые занимаются очень важными проектами – по СНГ, по мониторингу СМИ и так далее. Но это что угодно, только не профессиональный союз. Вот господин Федотов у нас поднялся наверх, стал главным защитником прав человека. Ни один журналист в России не считает, что Союз журналистов защитит его профессиональные права в трудную минуту, когда его будут увольнять, закрывать без выплаты зарплаты СМИ. Когда меня Кошкарева увольняла из «Независимой», она мне недоплатила 12 тысяч долларов. За четыре года. Военных командировок, тяжелой достаточно работы. Она сказала просто: «Мы тебе не заплатим». И никто меня не защитил. Как никто не защитит ни одного журналиста. Это все фиктивные общественные организации.
М.КОРОЛЕВА: То есть это не дело государства. Я поняла.
М.ШЕВЧЕНКО: Это не дело государства. Это дело нас сами – себя защищать.
М.КОРОЛЕВА: Тридцать секунд у нас до новостей. Почему федеральные телеканалы уделяли такое огромное внимание делу Кашина, можете объяснить? Вот вы – одно из лиц Первого канала.
М.ШЕВЧЕНКО: Я не занимаюсь политической версткой новостной. Потому что Олег Кашин – заметный журналист, он заметное, знаковое лицо. Он не является просто каким-то человеком, который пишет, как говорится, о раздавленных собаках, его статьи обсуждает вся страна, по крайней мере, те, кто занимается политической журналистикой, его блог является одним из самых посещаемых блогов. Он не просто журналист. Он журналист Олег Кашин.
М.КОРОЛЕВА: С другой стороны, я не уверена, что те, кто смотрит Первый канал, прекрасно знали имя Олега Кашина до того момента, пока им об этом не сказали.
М.ШЕВЧЕНКО: Ну, вы недооцениваете зрителей Первого канала. Многие из них вполне знают, кто такой журналист «Коммерсанта» и что такое блогосфера.
М.КОРОЛЕВА: Максим Шевченко, журналист, в прямом эфире «Особого мнения». Встречаемся через несколько минут.
НОВОСТИ
М.КОРОЛЕВА: Мы продолжаем «Особое мнение». Журналист Максим Шевченко здесь, в прямом эфире «Эхо Москвы» и телекомпании RTVi. +7 985 970 4545 – это для ваших вопросов по смс. Кроме того, продолжается видеотрансляция, «Кардиограмма эфира» тоже имеется, Максим сможет увидеть ее хоть вот прямо сейчас. Воронеж. В Воронеже странные дела, на самом деле, происходят. Милиция собирает данные на тех, кто принял ислам, на мусульман вообще. Соответствующий запрос поступил в местную религиозную организацию мусульман. У нас что, мусульмане теперь все под подозрением, Максим?
М.ШЕВЧЕНКО: Воронеж, уронишь ты меня иль проворонишь? Вы знаете, тут, если позволите, я опять начну с небольшого камушка в сторону журналистов. С любовью и с уважением относясь к вашей радиостанции, я…
М.КОРОЛЕВА: Что ж вы нас так не любите и себя в том числе?
М.ШЕВЧЕНКО: Нет, секундочку, вас я очень люблю, и с «Эхо Москвы» я уже давно работаю.
М.КОРОЛЕВА: Так и себя.
М.ШЕВЧЕНКО: Марин, можно я закончу мысль? Я просто укажу на ошибку, которая мне видна, а вам, может быть, вследствие неопытности в этой теме, эта ошибка не видна.
М.КОРОЛЕВА: Давайте попробуем.
М.ШЕВЧЕНКО: Не надо вычленять людей какого-то особого вероисповедания из общего гражданского поля Российской Федерации. Не надо говорить «мусульмане в Воронеже». Это что, марсиаоне в Воронеже?
М.КОРОЛЕВА: Это я говорю, Максим?
М.ШЕВЧЕНКО: Да, в частности, вы. В частности, это в новостях везде звучит. Это не мусульмане в Воронеже, это граждане Российской Федерации, находящиеся на законном основании на территории Российской Федерации приезжие, а уж какого они вероисповедания, это их личное дело, хотят построить свое молитвенное здание. И мы таким образом обсуждаем в стране, где Конституция гарантирует права и свободу вероисповедания, где существует закон о свободе совести, что вот эти люди обладают такими-то взглядами на мир, что они верят в то-то и то-то. Вы знаете, тогда уж давайте, господа милиционеры, поступим проще, и господа журналисты: нашьем им зеленые полумесяцы на одежду, как раньше евреям нашивали желтые звезды в антисемитской нацистской Европе в Средние века и так далее. Поселим тех, кого вы называете мусульманами, и тех, кто не обязан вам отчитываться о своей вере, в особых районах городов, как предлагается. Ведь даже журналисты, даже выступающие в либеральных СМИ, свободно используют слово «гетто» по отношению к ним. Все уже как бы слеплено, все уже как бы сделано. Осталось только один шаг проделать к тому, чтобы мы вслед за Майринком написали какой-нибудь свой «Голем» о современных мусульманах. Только поменяли бы это дело. Эти разговоры, эта тональность, эта интонация, она мне кажется постыдной и провокационной.
М.КОРОЛЕВА: Подождите, то, что журналисты сообщают о том, что в Воронеже милиция собирает…
М.ШЕВЧЕНКО: Журналисты это сообщают по незнанию. Нельзя…
М.КОРОЛЕВА: То есть не надо об этом говорить?
М.ШЕВЧЕНКО: Надо об этом говорить другим языком. В этой сфере межэтнических, межрелигиозных отношений, в сфере свободы, за которую, я уверен, ратуют журналисты «Эхо Москвы», язык имеет важнейшее значение.
М.КОРОЛЕВА: Как бы вы это сказали?
М.ШЕВЧЕНКО: Я бы сказал так: милиция требует от группы граждан Российской Федерации справку об их вероисповедании, об их жизни, о том, где они учились и почему они пришли к вере, о том, какие книги они читают и, условно говоря, какие сны им снятся.
М.КОРОЛЕВА: Подождите минуточку, но их не интересуют православные граждане, их не интересуют даже иудеи. Их интересуют мусульмане.
М.ШЕВЧЕНКО: Почему «даже»? Иудеи у нас в стране находятся на привилегированном положении. Попробуй-ка иудею какую-нибудь такую справку пошли – это потом этот милиционер будет на коленях всю оставшуюся жизнь стоять. А мусульман, конечно, можно обсуждать, какие они, мусульмане, такие, сякие, должны мусульмане отчитываться или не должны отчитываться. Причем так получилось, я сегодня в пробках провел часов пять, наверное, и слушал разные радиостанции. Естественно, основная моя кнопка на «Эхо Москвы» всегда в машине, и я могу сказать, что, при всем уважении к журналистам, нет глубокого понимания невозможности говорить в эфире, что «мусульмане Воронежа», «к мусульманам Воронежа», «к мусульманам, проживающим в Воронеже». Наши граждане не делятся, с точки зрения политической…
М.КОРОЛЕВА: Нет, у нас свобода вероисповедания, правильно.
М.ШЕВЧЕНКО: Наши граждане не делятся ни по месту проживания, ни воронежцы, ни вологодчане, ни рязанцы, ни казанцы.
М.КОРОЛЕВА: Но в данном случае это происходит в Воронеже, Максим. Как об этом еще сказать?
М.ШЕВЧЕНКО: Надо сказать, что жителям Воронежа милиция… Тут надо изобретать форму речи. К жителям Воронежа милиция требует справку об их вероисповедании. Она не разрешает построить этим людям, которые являются…
М.КОРОЛЕВА: Ну это какая-то целая серия эвфемизмов, и ничего непонятно.
М.ШЕВЧЕНКО: Это такая сфера, Марина! Ну вы как женщина – к вам подходит мужчина и говорит: «Пойдем со мной. Давай сейчас, быстро готовься!» Это один. Второй мужчина к вам подходит с букетом и начинает долго вам говорить, какая вы прекрасная, как вы что, какие звезды на небе…
М.КОРОЛЕВА: Подождите, это сфера новостей. Я должна проинформировать.
М.ШЕВЧЕНКО: Правильно. Есть определенный стиль. Но язык, как говорил Бодрийяр, это фашист. Язык создает реальность. Пользуясь этим языком, говоря о мусульманах так же, как говорили о евреях в Средние века, выделяя их из общей массы людей, вы, на самом деле, будучи за свободу, подыгрываете самым черным неонацистским группам, поверьте.
М.КОРОЛЕВА: Ну мы с вами ушли куда-то в лингвистические споры. А речь-то о другом.
М.ШЕВЧЕНКО: Не бывает в современном информационном обществе языка, оторванного от политики и от реальности. Не бывает. Когда мы создали с Виталием Третьяковым «НГ Религия», одной из задач, которую я ставил перед собой, это была выработка языка политического для говорения на тему религии и на тему этнической политики. Это важнейшая сфера. Я предлагаю журналистам учиться, если, конечно, у них нет сознательного просто захода постоянно выделять с добрыми побуждениями мусульман в какую-то особую группу людей, которыми надо заниматься особо, как будто какими-то недоделанными людьми.
М.КОРОЛЕВА: Если бы журналисты не сказали об этой новости, прокуратура Воронежа не стала бы с этим разбираться, а она начинает.
М.ШЕВЧЕНКО: Говорить об этой новости надо, но вопрос языка, еще раз, это существенный вопрос. Что касается того, что делает милиция. Я слышал лепет милиционера в большой информационной программе «Эхо», что он не имел в виду ничего плохого, и так далее. Я понимаю, какие у него директивные предписания там, какие у него нормативного заказы могут быть, какие ему пришли письма сверху, от руководящей инстанции. Могу сказать, товарищ милиционер, вы там ссылались на какой-то закон о чем-то, могу сказать, что в каждом пункте вашего запроса – я это говорю вам как член Общественной палаты и человек, занимающийся этой темой много лет, вы нарушили Конституцию. Вы не можете требовать. Вы нарушили закон о свободе совести. Вы нарушили Конституцию. Это не вопрос частной жизни. Он говорит: «Мы не требуем никаких личных данных, мы не вмешиваемся ни в чью личную жизнь».
М.КОРОЛЕВА: Они говорят, что эти данные в открытом доступе, есть закон об оперативно-розыскной деятельности.
М.ШЕВЧЕНКО: Во-первых, они вмешиваются, потому что они требуют от человека исповедания, почему человек был одной веры, пришел к другой вере, покинул эту веру, какие он книги читал, что он делал и так далее.
М.КОРОЛЕВА: Хорошо. А если это связано с потенциальными терактами?
М.ШЕВЧЕНКО: Тогда давайте ирландцев арестовывать тоже. Басков, ирландцев. Давайте прочешем… Что значит «потенциальные теракты»? Вы тоже, видите, в вас живет это видение, что мусульмане и мусульманская среда – это потенциальная среда для терактов.
М.КОРОЛЕВА: Да это не во мне живет, это в обществе живет.
М.ШЕВЧЕНКО: Вы сейчас это проговорили, Марин, де-факто. Это не живет в обществе, Марина, это навязывается обществу. Причем меня в этом навязывании поражает коллегиальная солидарность либеральных журналистов и неонацистских группировок, которые говорят, может быть, чуть разной интонацией, но об одном и том же. Никакой угрозы…
М.КОРОЛЕВА: Какие неонацистские группировки? Это милиция!
М.ШЕВЧЕНКО: Но об этом говорят также и неонацисты. Знаете, у нас получается прекрасное трио – либеральная журналистика, милиция и скинхеды. Говорят все примерно об одном и том же. Общество не считает людей угрозой. Потому что мусульмане никому не угрожают. Мусульмане не более агрессивны, чем православные. Так же можно массовые убийства в Сребренице, где православные священнослужители, и на эту тему есть видеоматериалы, благословляли убийц, понимаете, относить на счет православия. Так же можно те безумства, которые творили ирландцы, относить на счет католической церкви. Так же можно те массовые преступления и ту резню, которую израильтяне проводят в Газе, относить на счет иудаизма. Мне кажется, это абсурд. Это абсолютный абсурд. И мы, по крайней мере, в России… я не знаю, пусть они в Израиле там сами разбираются или в Ирландии, но в нашей стране мы не должны это поддерживать. Этот язык разрушает нашу страну, он разрушает наше общество. Давайте говорить о свободе человека исповедовать ту веру, которую он хочет исповедовать. Давайте говорить о свободе человека строить то религиозное здание, которое он хочет строить на законном основании.
М.КОРОЛЕВА: И никаких ограничений для мусульман?
М.ШЕВЧЕНКО: Ну, тогда для евреев давайте ограничения введем, как в Средние века в гетто. Давайте тогда там, в Бурятии, для православных, а в Москве для бурят. Давайте уж тогда будем последовательны. Давайте нашьем, правда, людям зеленые полумесяцы на одежду. Чего уж там? Заставим их в чалмах ходить да в халатах. Давайте! Но я в такой России жить не хочу. Если это будет навязано в моей стране, я могу сказать, я лично возьмусь за оружие, потому что за свободу и за права людей мы, стоящие на позиции Конституции, должны стоять до конца. Мы не должны позволять…
М.КОРОЛЕВА: Какое оружие, подождите… Вы его в чью сторону собираетесь повернуть?
М.ШЕВЧЕНКО: В сторону тех, кто будет навязывать моей стране неонацизм, фашизм, расовую сегрегацию, расовое разделение, кто будет навязывать моей стране и моему обществу, исстрадавшемуся в 20-м веке, все вот эти вот типы этнического или религиозного разделения. Я считаю, что те, кто называет себя патриотами России, те, кто клянется русской идеей, должны, на самом деле, сегодня взять на вооружение ценности демократии, ценности свободы. Потому что, дорогие русские патриоты, если этого не сделаете вы, то вас в итоге заставят просто быть неонацистами, вас заставят быть расистами, и вами будут манипулировать так, как вы сами даже представлять не будете. Я считаю, что эта тема разговора о мусульманах так же постыдна, как разговор о евреях в Германии 30-х годов. Это такая же тональность. Это такой же разговор. И мне кажется, что это недопустимые вещи в нашей стране.
М.КОРОЛЕВА: Максим Шевченко, это его особое мнение. Вы только знайте, что вам для оружия-то придется взять разрешение на ношение.
М.ШЕВЧЕНКО: Марин, это не шутки.
М.КОРОЛЕВА: Это не шутки нисколько.
М.ШЕВЧЕНКО: Если у нас в стране будет угроза неонацистского переворота такого рода, если какие-то категории граждан будут загоняться в гетто, нам разрешения не потребуется, патриотам России. Поверьте.
М.КОРОЛЕВА: Максим Шевченко, «Особое мнение». Я – Марина Королева. Счастливо.