Михаил Барщевский - Особое мнение - 2009-04-28

И. ВОРОБЬЕВА: Добрый вечер, добрый день или доброе утро – в зависимости от того, где вы нас смотрите и слушаете. Это программа «Особое мнение». Меня зовут Ирина Воробьева. У нас в гостях со своим особым мнением Михаил Барщевский, как всегда, по вторникам. Здравствуйте!

М. БАРЩЕВСКИЙ: Здравствуйте!

И. ВОРОБЬЕВА: Михаил, давайте начнем с этой очень странной истории, которая теперь становится очень странной – история отставки главы УВД Южного округа Виктора Агеева. Вот сегодня Дмитрий Медведев подписал представление Рашида Нургалиева о том, чтобы этого человека отправить в отставку. Давайте, начнем с малого. Во-первых, согласны ли вы, что этот человек , глава УВД Южного округа, и все его заместители ответственны за за, что произошло с этим вот милиционером?

М. БАРЩЕВСКИЙ: на самом деле, я много раз уже об этом говорил в эфире «Эха» - что у нас нет офицерских отставок за служебные проступки. То есть, сам виновник – ну, это понятно. А вот когда ты за него отвечаешь, твое ведомство, твое министерство, твой департамент провалился, да? – у нас такой традиции нет. А хотя это, в общем, достаточно распространенная западная традиция. И в этом смысле вот этот случай сегодняшний с отставкой Агеева и его замов, он, может быть, будет родоначальником новой, правильной традиции в России. Потому что вот это наше постоянное «виноват всегда стрелочник» - это нас привело туда, где мы находимся. Конечно, не Агеев, ни Нургалиев, ни Пронин не виноваты, что у конфликтного майора, скорее всего, я думаю, произошло временное помешательство. Потому что то, что он делает – это неосознанные действия. Это очевидно. Но тем не менее, в этом деле есть довольно неприятная для МВД деталь – это левый ствол. Потому что, ну, действительно… Я никогда не занимался судебной психиатрией, но сталкиваться с судебной медициной мне приходилось. И в случае с майором все свидетельствует о том, что у него было временное помешательство. Главные показания свидетелей – а их показывали по телевизору – когда девушки рассказывали, как он подбегал, что-то невнятное бормотал со стеклянными глазами, как он просил «самую красивую выйти к стене»… это какой-то полный бред. Более того, опытный оперативник прекрасно понимает, что в универсаме ведется видеонаблюдение. Стрелять из незарегистрированного ствола… ну, это уж подставляться точно! Короче говоря, просто набор глупостей! И на осознанные действия это никак не похоже. А вот левый ствол – вот это уже как бы… на временное помешательство никак…

И. ВОРОБЬЕВА: Левый ствол – это пистолет, который …

М. БАРЩЕВСКИЙ: 9 лет в розыске, да. Вот это уже на временное помешательство никак не спишешь при всем желании. Вот… Вот тут уже начинается разговор о работе с личным составом. Если оперативник, начальник ОВД хранит у себя криминальный ствол, возникает куча вопросов по поводу его присяги, верности службе, его моральных качеств и прочее и прочее. Что меня во всей этой истории, честно говоря, больше всего смущает и мне не нравится – это то, что журналисты и слушатели «Эха Москвы», которые прислали вопросы к эфиру – все интересуются тьлько тем, сошел он с ума или не сошел он с ума, правильно ли , что ушел Агеев… Мне кажется, что говорить надо было бы о другом. О тех двух молодцах – в хорошем смысле, в прямом смысле этого слова – патрульно-постовой службы, которые выехали на место, вооруженных… один из них точно совершенно автоматом, которые реально шли под пули для того, чтобы – и это не высокопарные слова! – обеспечить нашу с вами безопасность, простых граждан. Реально рисковали жизнью. Вот мы все время гнобим милицию: вот такая у нас милиция… слова не буду повторять… очень нехорошая. А вот, смотрите, соотношение – 2 к 1. Два героя и один сумасшедший.

И. ВОРОБЬЕВА: То есть, вы имеете в виду, что они задерживали его, не стреляя, да?

М. БАРЩЕВСКИЙ: Насколько я понял, там предупредительная стрельба была. Они два раза молодцы – они молодцы тем, что они не попрятались в кусты, что называется, пока он не расстрелял весь боезапас…

И. ВОРОБЬЕВА: А, судя по всему, он был не один.

М. БАРЩЕВСКИЙ: Он был не один, потому что, если 9 выстрелов… у него, по крайней мере, была вторая обойма. Как минимум, была вторая обойма. Как минимум!. Он стрелял, насколько я понял, из «Макарова». «Макаров» это 8 патронов. А они мало того, что не струсили, а полезли под пули. И вторая вещь, что они не озверели и не стреляли на поражение, хотя им бы это простилось наверняка, а сумели задержать его живым. И если допустить, что этот человек, у него было время …(неразб), они в общем спасли жизнь человеку, да, с некоторыми криминальными наклонностями – я имею в виду хранение левого ствола – но все-таки человеку. И при этом с момента их приезда не пострадал ни один гражданский. То есть, фактически они выполнили работу на сто процентов. И когда Нургалиев сегодня, - а я видел по «Вестям» полностью его выступление перед камерами, надо было посмотреть, как у него гуляли желваки на лице от напряжения, и как он говорил, понять его настроение… И представление, которое он написал на отставку – все хорошо. Вот только бы еще представление на награждение этих двух милиционеров боевыми орденами было бы неплохо добавить! Чтобы обществ знало, что милиция не только плохая , но и хорошая. И что здесь есть реальные герои. Не такие абстрактные, а вот конкретные двое ребят. Конкретные наши с вами сограждане и наши с вами москвичи. Мне кажется, вот эта часть этой истории, она освещается очень и очень слабенько. А об этом тоже надо говорить.

И. ВОРОБТЕВА: Да, безусловно. Я тут с вами совершенно соглашусь. И давайте перейдем ко второй части этой истории, которая, действительно, очень странная. Дело в том, что генерал Виктор Агеев, об отставке которого говорят сегодня целых день, о том, что подписал Медведев, а представил Нургалиев и так далее, оказывается, подавал рапорт еще неделю назад! 21 числа об этом уже писали СМИ, это было еще до всех этих перестрелок. Интересная история! Как так вышло? Что там могло вообще произойти? Что, получается Медведева подставили?

М. БАРЩЕВСКИЙ: Когда представление Нургалиева пришло, тогда он его и подписал. Я думаю, это просто совпадение. Знаете, иногда в жизни бывают такие странные совпадения! К Агееву были претензии, в «Коммерсанте» была статья, что у него там и следователя одного за взятки прихватили, и коробки служебной документации нашли. Там были претензии… Но поскольку бюрократическая машина работает медленно, этот рапорт мог лежать еще месяц-два. А то, что он был подписан сегодня, это понятно, в этом есть, конечно, некоторый элемент пиара. Конечно! Быстро прореагировали. Но, может быть, и имеет значение, как это сделано, но имеет значение и другое. Что реакция есть! И реакция моментальная есть! Понимаете, вот я уже читал о том, что Пронин сказал: «хороший оперативник, видимо, у него крыша поехала». Защищая своих, прикрывает… якобы это не имеет никакого отношения… (неразб), но в общем, действительно, повторю еще раз, что я как раз согласен с Владимиром Прониным, с его первым выступлением, что очень странная история, похоже, что крыша поехала. А то, что будет разбор полетов – это понятно. Конечно, я думаю, что они теперь уже задумаются над тем, кого и как брать в милицию. Но, понимаете, вот сколько получает московский омоновец? Московский!

И. ВОРОБЬЕВА: Сколько?

М. БАРЩЕВСКИЙ: Максимум 13 тысяч рублей. Максимум! А патрульно-постовая служба, вот эти двое ребят, которые полезли под пули, знаете, сколько они получают? 7-8 тысяч рублей.

И. ВОРОБЬЕВА: 7-8 тысяч вот за эти вот….

М. БАРЩЕВСКИЙ: За 7-8 тысяч рублей лезть под пули? Мы говорим «надо улучшить кадровый состав милиции… надо… надо…». Где деньги, Зин? Дайте денег, на эти деньги пойдут люди . Пускай получали бы милиционеры… не знаю – по 50-60 тысяч хотя бы рублей. На эти деньги можно жить! Мы говорим: в милиции процветают коррупция и взяточничество, вот пьяных на улицах останавливают, обирают до нитки… А чего вы хотите от милиционеров, у которых есть власть, оружие… и 7 тысяч зарплата?

И. ВОРОБЬЕВА: Конечно, не к слову анекдот: «Я думал, мне дали ствол – и крутись, как хочешь. Поэтому за зарплатой не прихожу».

М. БАРЩЕВСКИЙ: Ну, да. Был в свое время хороший анекдот, в советские еще времена. Рапорт младшего лейтенанта ГАИ на имя начальника ГАИ района. В связи с женитьбой прошу временно, сроком на месяц, выдать знак «40 км в час»…

И. ВОРОБЬЕВА: Да… На самом деле, смешно, но вернемся к ситуации, которая произошла со стрельбой. Я знаю, что вы последовательно выступаете за то, чтобы продавать гражданам оружие. Вот, ситуация случилась.

М. БАРЩЕВСКИЙ: С моей точки зрения, она лишний раз, к сожалению, на крови подтверждает мою правоту. Посмотрите. Я всегда говорил о том, что криминал, оружие имеет. Это не проблема. Вот смотрите – даже у милиционера криминальный ствол есть. Соответственно, он мог его хранить у себя, а мог продать за хорошие деньги. Потом как оперативник он опять бы его изымал, и опять продавал. У криминала оружие есть. У граждан никакого оружия нет. Ну, хорошо, приехали вот эти самые ребята из ППС, приехали быстро. Но если бы в магазине был бы пускай это какой-то отставной милиционер, отставной офицер из тех, кто прошел службу в армии, просто гражданский, но умеющий обращаться с оружием, который увидел, что пьяный милиционер или не пьяный, а какой-то со стеклянными глазами милиционер ведет стрельбу по мирным гражданам, может быть, было бы меньше трупов? Может быть, было бы меньше раненых? Ну, хуже бы не было точно? Вот каждый раз, когда где-то раздается стрельба, мне говорят: ну, довольны? Вы тоже по-прежнему за оружие? Вы мне покажите случаи, когда стрельба ведется из разрешенного оружия гражданским лицом! Ведь у гражданских тоже есть оружие! У нас достаточно много людей имеют наградное оружие. Ни одного случая криминального применения наградного оружия! Ни одного. Самоубийства из наградного бывают. Но я им отвечаю: наградных стволов тысячи, роздано тысячи, и ни одного случая!

И. ВОРОБЬЕВА: Давайте, не будем развивать тему как раз выдачи оружия. Мне бы не хотелось с этой стороны просить вас прокомментировать ситуацию со стрельбой, потому что об этом можно говорить долго, и уже говорилось долго. Я хочу перейти к другой инициативе главы МВД России Рашида Нургалиева. Я не могу вас о ней не спросить, хотя была она еще на прошлой неделе. Он предложил уголовную ответственность за похищение ребенка одним из родителей.

М. БАРЩЕВСКИЙ: Браво! Да, я помню, на «Эхо» это обсуждалось. Обсудили все, кроме самого важного. Если Нургалиев имеет в виду уголовную ответственность за похищение ребенка одним родителем у другого при отсутствии судебного решения, с кем проживает ребенок, он не прав. Потому что… а с кем ребенок должен проживать? Если суд этот вопрос не решил, то нет, собственно, похищения.

И. ВОРОБЬЕВА: Просто родитель забрал ребенка.

М. БАРЩЕВСКИЙ: Родитель забрал ребенка, вот и все. А вот в чем он абсолютно прав, это в том, что у нас вообще парадоксальная ситуация. Нас есть уголовная ответственность за неисполнение судебного решения должностным лицом. Большая – не большая, неважно. Есть уголовная ответственность. А вот за неисполнение судебного решения гражданином вообще ответственности нет никакой. Ни уголовной , ни административной – никакой! Таким образом, судебные решения изначально поставлены в положение плевательницы на улице. Служба судебных приставов у нас работает из рук вон плохо, с моей точки зрения. Нет, когда речь идет о больших деньгах_ - рейдерство, захваты – тогда все хорошо. А вот решения по гражданским делам исполняются крайне плохо. Пример с французом. Во Франции было решение в пользу Андре, о том, что ребенок должен проводить…

И. ВОРОБЬЕВА: Нет, я напомню, что речь идет о ситуации Элизы Беленькой на примере ее папы.

М. БАРЩЕВСКИЙ: Да. Значит, было судебное решение. Когда ребенка похитили при наличии судебного решения, что ребенок проживает у отца, автоматически сработала служба судебных приставов-исполнителей, их, французская. Моментально был подключен Интерпол, моментально было выставлено заграждения на всей Шенгенской зоне, моментально задержали мать, которая не исполнила судебное решение, то бишь, совершено преступление, заперли в тюрьму.

И. ВОРОБЬЕВА: И это правильно?

М. БАРЩЕВСКИЙ: Это правильно с точки зрения того, как должна срабатывать судебно-правоохранительная система. Вот она сработала четко, как швейцарские часы. Поэтому, когда Нургалиев предлагает ввести уголовную ответственность за похищение одним родителем ребенка у другого родителя, я на сто процентов с ним согласен, но при условии, что уже есть судебное решение, с кем ребенок должен проживать. И вот тогда уголовная ответственность наступает за нарушение судебного решения. И вообще, надо идти дальше. В принципе, надо вводить уголовную ответственность… пускай это будет штраф в 100 тысяч рублей – максимальная санкция, никакая не посадка в тюрьму, конечно. За неисполнение судебного решения! Тогда у нас появится хотя бы уважение к суду.

И. ВОРОБЬЕВА: И это, может быть, остановит…

М. БАРЩЕВСКИЙ: Остановит очень многие вещи.

И. ВОРОБЬЕВА: Михаил Барщевский и его особое мнение. Напомню, что ваши вопросы, ваши мнения, ваши комментарии вы можете присылать на телефон +7 985 970 4545. И я как раз их сейчас немного почитаю, возвращаясь к нашей теме о милиции. Вова спрашивает: «Когда они устраиваются на службу в милиции, вот эти люди, они не знают, сколько у них будет зарплата?»

М. БАРЩЕВСКИЙ: Знают. Вова не понял того, о чем мы говорили. Я начну с другого. Когда в 1973 году я начал работать юрисконсультом на заводе, ввели так называемые ЕТКС – Единый тарифно-квалификационный справочник. Ну, естественно , в юношеском возрасте – мне было 18 лет – мне было интересно посмотреть, у кого самая большая зарплата в стране, во всем Советском Союзе, а у кого самая маленькая. Самая большая зарплата – 2 тысячи рублей – была у президента Академии наук СССР. Тогда был такой Александров, у него была зарплата 3 тысячи рублей. Это были баснословные деньги» А самая маленькая зарплата была у повара. Повар 6 категории, 1 категории – 60 рублей. И я моему отцу, который тоже был юрист, говорю: пап, смотри, потому они и воруют, что у них зарплата 60. На что мне отец ответил: потому у них и зарплата 60, что они будут воровать. И вот мы никак из этого порочного круга выйти не можем, потому что повар по-прежнему, условно говоря, 60, потому что он из котла сворует и домой мясо принесет, да? А потому он мясо принесет, на работе ворует, что у него зарплата 60. Вот этот порочный круг. Милиционеры на службу в милицию идут? – Идут! Значит, поднимать зарплату не надо. А кто идет? И зачем идет? И на что он рассчитывает? Ведь ежику же понятно, зачем. Ладно, когда война, и военная ситуация такая, да? Тут люди могут не ради денег. Но люди работают за деньги, чего лукавить? Да, работают за деньги!

И. ВОРОБЬЕВА: Все люди работают за деньги.

М. БАРЩЕВСКИЙ: Для кого-то деньги – это сто процентов, ради чего они работают, для кого-то 80 процентов, для кого-то 40 процентов мотивации. Но это всегда мотивация. Молодые, здоровые парни, по 20-25 лет, идут в милицию. У них молодые силы, им надо силу применить. Вот об этом подумать можно? Вот дайте нормальную зарплату, и тогда отбирайте. Пускай будут психологи, детекторы лжи, требуйте этичного поведения, увольняйте за пьянку в общественном месте даже в неслужебное время. Пожалуйста. А так получается – что с него требовать, у него 7 тысяч зарплата. Ну чего я с него буду требовать? - с одной стороны, думает начальник. С другой стороны, он – мне денег не платят… вот пьяный валяется. Чего ты пьяный валяешься? Вот я у тебя сейчас из карманов все и заберу, и не валяйся пьяным больше. Сам, дурак, виноват!

И. ВОРОБЬЕВА: Действительно, порочный круг. К сожалению, не представился наш слушатель, но я понимаю, что он имеет в виду. Он пишет: «Они перестреливались, как нам фактически стало известно. А это непосредственно их обязанность, то есть, обезвреживать и задерживать – это всегда подвиг или это действительно обязанность? Почему вы аплодируете людям, которые фактически выполнили свои обязанности?» - это я перефразировала вопрос.

М. БАРЩЕВСКИЙ: Знаете, а я вообще готов аплодировать всем людям, которые фактически выполняют свои обязанности. И врачам, и учителям, и водителям троллейбусов… Вот я готов им аплодировать, потому что, к сожалению, мы уже настолько отвыкли от того, что люди просто выполняют свои обязанности. Без дополнительной мзды.

И. ВОРОБЬЕВА: Начнем с вами новую тему. Я напомню, что это Михаил Барщевский со своим особым мнением. Закончим тему с милицией, с Рашидом Нургалиевым и поговорим о том, что постановление Верховного суда о судебной практике условно-досрочного освобождение… Один чиновник за другим, одно ведомство за другим разъясняет практику условно-досрочного и помилования. Вот недавно министр юстиции господин Коновалов тоже говорил о помиловании. Они говорят: суды должны чаще давать УДО, и разъясняют, что не может являться основанием для отказаю А не может являться основанием для отказа как раз то, что явилось основанием как раз для отказа Ходорковскому. И так далее. То есть, взыскание, непризнание вины и неудовлетворение гражданского иска.

М. БАРЩЕВСКИЙ: Давайте так. Я не буду анализировать, что они говорят по поводу того, что не может служить основанием для отказа, потому что на самом деле, это все сказано в законе уже. Мы недавно с вами обсуждали. Там всего два основания для отказа. А почему вообще об УДО идет такая речь? Значит, я знаю… такие цифры назову. К тому моменту, когда Чайка стал генеральным прокурором России, у нас был миллион заключенных. К моменту, когда возник Следственный Комитет, у нас было 700 тысяч. На сегодняшний день – 900 тысяч. Это устранение прокуратуры, контроль за арестами до суда. Понятно совершенно, что когда применяется арест до суда, то судья уже психологически заключенному дает заключение. Понятно, да? Уже сидишь – так сиди. Это вот первая причина. Вторая причина. Совершенно понятно, что наша исправительная система калечит, а не исправляет. Является карой, а не перевоспитанием, не исправлением. Как, впрочем, и в любой стране мира, на самом деле. Это в советские времена мы говорили, что у нас исправительно-трудовые лагеря, они исправляют трудом. Люди, выходящие оттуда, они найти себе место в жизни не могут. Как правило, их никто не берет на работу. Как правило, им негде жить. Как правило, они ненавидят общество и попадают… Я знаю, что цифра у нас рецидива 35 процентов.

И. ВОРОБЬЕВА: Довольно большая.

М. БАРЩЕВСКИЙ: Это катастрофическая цифра! Она из года в год повторяется. Это катастрофически высокий процент. Все, что больше 10 процентов, это уже крайне плохо. Возникло понимание, наконец, что не надо сажать за все подряд. Надо сажать за насильственные преступления, и не надо сажать за все подряд. Но для начала необходимо разгрузить то, что есть. Сейчас порядка 900 тысяч заключенных. Мы на втором месте в мире, перед нами только США, где сажают на 4 пожизненных срока. Я очень часто хвалю американскую систему правосудия, то только не в этой части. Рецидив у них высокий, и сидит у них миллион. У нас сидит 900 тысяч. Поэтому сейчас все заговорили про условно-досрочное освобождение, про коммунизацию законов. Я вообще настаиваю на необходимости ревизии Уголовно-процессуального и Уголовного кодекса с точки зрения лишения свободы. Я думаю, что после перерыва я продолжу.

И. ВОРОБЬЕВА: Отлично. Мы с вами на пару буквально объявляем перерыв на новости краткие и рекламу, и вернемся после этого.

НОВОСТИ

И. ВОРОБЬЕВА: Это «Особое мнение». Снова здравствуйте, меня зовут Ирина Воробьева. И со своим особым мнением Михаил Барщевский. Давайте, продолжим тему, которую мы с вами так бесславно оборвали. Все-таки тема вот с этими условно-досрочными и помилованием в России.

М. БАРЩЕВСКИЙ: Я уже сказал о том, что помилование в России не совсем процедурно правильно проходит. Вот так процедура затянута, что человек успевает выйти по УДО или вообще срок отсидеть, пока вопрос о помиловании будет рассмотрен. Я, например, считаю, что это была ошибка – ликвидация комиссии при президенте по помилованию, которую Приставкин возглавлял, царствие ему небесное. Помилование должно срабатывать быстро. УДО должно работать. Сажать надо только в том случае, когда нельзя не сажать. У нас сейчас сажают, куда можно посадить. А сажать надо в тюрьму только тогда, когда нельзя не сажать.

И. ВОРОБЬЕВА: То есть, отделываться чем – условными сроками?

М. БАРЩЕВСКИЙ: Штраф. Ограничение свободы. Где-то даже может быть условный срок со штрафом… Можно наказать! Далеко не всегда необходимо сажать в тюрьму, когда вот… полез в ларек. Молодой пацан, 18 лет, полез за пивом в ларек. Получил 3-4 года. И вся жизнь сломана! Ну, дайте ему штраф, господи! Он больше в ларек никогда в жизни не полезет. Это такая пьяная удаль, молодецкая, перед девчонкой своей выкаблучивался. Машка, хочешь? Щас сделаем! – Хрясть – разбил ларек, взял конфет и пива банку для себя. Три года! Еще хорошо, если три. Если хорошо вел себя на суде. Если судье не понравился, или судья была в плохом настроении - то и все 5! Вот. Так что, вроде бы власть предержащих в юридической сфере возникает общий такой вектор на смягчение наказаний. На самом деле, понятно – я либерал, что с меня взять, - я вообще считаю, что смягчение наказания ведет к снижению преступности. Просто методом от противного. Ужесточение наказания никогда не вело к снижению преступности, а вело только к ее увеличению. Классический пример, который приводят все в этой ситуации - самое большое количество карманных краж совершалось во время наказания карманных воров в средние века в Европе. Когда им на площади отрубали руки, именно в этот момент карманники совершали самое большое количество краж на площади.

И. ВОРОБЬЕВА: Почему? Почему так происходит?

М. БАРЩЕВСКИЙ: Я отвечу уклончиво – человек несовершенен.

И. ВОРОБЬЕВА: Ну, что ж. Возможно. Давайте мы поговорим еще про одно несовершенное дело. Это уже история с заочным арестом и уголовным делом вообще в отношении адвоката Бориса Кузнецова.

М. БАРЩЕВСКИЙ: Да. Ожидаемый вопрос, на самом деле. Ну, смотрите. Для понимания ситуации я вынужден напомнить радиослушателям, что, собственно, произошло. Борис Кузнецов защищал сенатора Чахмахчяна. Когда он знакомился с уголовным делом, там был документ, на котором был гриф «секретно». Документ, справка о прослушивании телефонных разговоров Чахмахчяна и группы товарищей. Кузнецов обнаружил, что прослушивание проводилось на сутки раньше, чем суд дал разрешение на прослушивание. То есть, грубейшее нарушение законодательства, и в частности, конституционных прав сенатора. Что же сделал Кузнецов? Он сделал фотокопии с этого документа и написал жалобу в Конституционный суд.

И. ВОРОБЬЕВА: Приложив к этому…

М. БАРЩЕВСКИЙ: Приложив к этому… вот так. Что важно? Что сама справка-меморандум никакой гостайны не содержала. Там не было разговоров в том, что – условно говоря – наши ракеты расположены на Урале в поселке… Сам факт прослушивания, он государственную тайну составлял. Почему? Не понимаю, но составлял. Но как правильно вчера говорил Резник в эфире, что эта секретность существует до момента окончания прослушивания. Когда уже Чахмахчян сидит в тюрьме, прослушка закончена, то секретности сам факт прослушивания не содержит. Секретность содержат, на мой взгляд, сведения, которые были выявлены в ходе прослушивания. Вот те самые ракеты на Урале, да? Но этого нет. И обратите внимание, что Кузнецов направляет все это дело не в редакцию «Эха Москвы», а еще лучше «Нью-Йорк таймс», да? – а направляет это все куда? – в Конституционный суд. Так в чем же виноват Кузнецов? Оказывается, он виноват в том, что в Конституционном суде, в экспедиции секретарь, читавший этот документ, прежде чем передать судье, они не имеют допуска к гостайне. С моей точки зрения, здесь нет состава преступления, ну, никаким образом! Но для большей яркости приведу такой пример. Я пишу Бортникову письмо, в котором указываю, что «Уважаемый директор Федеральной службы безопасности! Мне стало известно, что гражданин по фамилии Ткебучава, работающий на грузинскую разведку, добыл сведения о состоянии боеготовности 58 армии». Я разглашаю гостайну? Нет. Я пишу, что Ткебучава добыл сведения о том, что в 58 армии находятся 25 тысяч человек, 68 танков с боекомплектом на 3 часа боя.

И. ВОРОБЬЕВА: Вы сейчас аккуратней… Михаил Юрьевич, пожалуйста!

М. БАРЩЕВСКИЙ: А вдруг угадал, да? Так вот. Вот эта вот информация уже является гостайной. Но я пишу Бортникову. А кому мне еще написать? Кому? Если я напишу это в газету, да, я разглашу гостайну, хотя я не являюсь ее носителем, и тут можно возбуждать дело. Но я пишу Бортникову. Ну, откуда мне знать, что у него сидит секретарь, который не является носителем гостайны. С другой стороны, мне как гражданину России стало известно, что вроде действует шпион, нехороший человек. А нам говорят, что их почти тысячу, грузинских шпионов поймали. Правда, ни одного до суда не довели… А кому еще мне писать, как не Бортникову?

И. ВОРОБЬЕВА: Тогда почему это дело происходит в отношении Кузнецова, если все так абсурдно? Если вы говорите, Резник говорит – это все абсурдно. Тогда почему?

М. БАРЩЕВСКИЙ: Есть у меня одна мысль по поводу этого. Кузнецов сделал очень большую глупость. И глупость заключалась в том, что когда вся эта бодяга началась, вместо того, чтобы действовать юридически, он начал действовать общественно-политически. Взял и заявил: у меня есть диск 300 Гигабайт компромата на ФСБ. Вот это было в его интервью, данном западному СМИ. А дальше одно из двух – либо предъяви, либо не болтай. Я с Борисом знаком миллион лет, и мы довольно близкие товарищи. Это вовсе не образует состав преступления. Это вовсе не означает, что нужно давать ему заочный арест, объявлять его в розыск. Одно из другого не следует. Если вы спрашиваете «почему» - это происходит вот… «потому». Потому что это… так не делают. Есть компромат – выдай его. Нет компромата – не болтай! И он загнал сам себя в угол. И их загнал в угол. Потому что теперь не довести дело до конца для них означает, что они испугались, что у него есть компромат, и вот он их шантажирует…заставил… Поэтому , думаю, что… мне кажется, что судебной перспективы у этого дела быть не должно. Потому что я реально не вижу состава преступления в его действиях. Он обратился в Конституционный суд. Он жалобу послал в Конституционный суд, то есть, по адресу.

И. ВОРОБЬЕВА: Давайте поговорим вот о чем. Вот тут недавно стало известно , что в «Российской газете» выходит какое-то ваше приложение. Да? Юридическое.

М. БАРЩЕВСКИЙ: Мое, да. Я им занимаюсь. Это очень интересный проект. У «Российской газеты» есть четверговая «толстушка», 32 полосы. С тиражом под 4 миллиона экземпляров. Это совместный проект ассоциации юристов России и «Российской газеты». Теперь в рамках вот этой «Российской недели» появилась газета «Юридическая неделя», которая делается ассоциацией юристов России. Эта газета, которая, как мне хотелось бы ее видеть, даже может быть интересной для всех. То есть, там начиная от подробных, человеческих интервью с первыми лицами… вышло Степашин, завтра выходит интервью с Чайкой…

И. ВОРОБЬЕВА: Самое интересное – кто берет эти интервью?

М. БАРЩЕВСКИЙ: Вот эти два интервью – с Чайкой и Степашиным – брал Леонид Якубович. Есть такой раздел «Юридические диалоги». Их веду я. И завтра выходит с Фурсенко, министром науки и образования, и по поводу того, что у нас происходит в высшей школе, и по поводу ЕГЭ по русскому языку… Такой человеческий разговор на равных. Есть такие материалы, есть забавные блиц-опросы. Вот в первом номере были довольно известных людей про их студенческие годы. Очень интересно! Выяснилось, что практически никто из наших знаменитых юристов не мечтал стать тем, кем он стал.

И. ВОРОБЬЕВА: Кем же они мечтали стать?

М. БАРЩЕВСКИЙ: По-разному. Кто-то мечтал стать адвокатом – стал судьей. Кто-то мечтал стать преподавателем – стал госчиновником… Есть правовые кроссворды, есть юридические анекдоты, есть юридические консультации. То есть, это такая завершенная как бы газета в газете. То есть, это не официоз.

И. ВОРОБЬЕВА: А смогут ли люди писать в ваш проект? С вопросами обращаться?

М. БАРЩЕВСКИЙ: Да, да. У ассоциации юристов России есть общественная приемная, которая будет и принимать людей, и в газете будет освещаться все это. Повторяю еще раз: конечно, то, о чем говорил Медведев в послании, - о необходимости правового воспитания – но не пономарь долдонит, а человеческим языком. Просто объяснить! И показать, что юристы – это люди, и сделать это все и забавным, и прикольным, и интересным.

И. ВОРОБЬЕВ: Отлично! Вот забавно, прикольно, интересно, а главное – понятно было сегодня особое мнение Михаила Барщевского. Спасибо вам большое.