Леонид Млечин - Особое мнение - 2008-03-24
С. БУНТМАН: Добрый вечер, уже даже можно говорить добрый день, потому что день становится все длиннее и длиннее, все светлее и светлее, даже немножко теплее в Москве. У микрофона Сергей Бунтман, перед камерами RTVI тоже, у нас в гостях Леонид Млечин, добрый день.
Л. МЛЕЧИН: Добрый день.
С. БУНТМАН: Все мы вернулись, теперь с новыми силами примемся за «Особое мнение». Приговор, который оказался несколько мягче, чем ожидалось, в том же диапазоне, приговор нацболам, которых судили за хулиганство. Оказалось до 2 лет, полтора-два года, уже новую серию нацболов тогда задержали, которые протестовали против этого приговора. Это какая-то бесконечная история. Именно такое внимание к нацболам, самые, наверное, все-таки такие неумолимые им приговоры за все, за плакаты, за все, что угодно. Это как, как это все-таки рассматривать?
Л. МЛЕЧИН: Вообще с некоторым смущением, у меня нет ни одного знакомого, кто принадлежал бы к этой запрещенной партии, но я однажды, был фестиваль документальных фильмов, я входил в жюри и видел фильм, снятый о нацболах. Очень любопытно, это были беседы с этими молодыми людьми. Я должен сказать, что фильм этот произвел на меня сильное впечатление. Картина была другая, нежели я себе представлял, нежели что я мог.
С. БУНТМАН: А если точнее?
Л. МЛЕЧИН: Там были…
С. БУНТМАН: Что представлялось, а что получилось?
Л. МЛЕЧИН: Представлялось мне, особенно несколько лет назад, достаточно не симпатичная мне, действительно, радикальная, леворадикальная публика, которая, я скажу по опыту Европу, понимаю, достаточно бывает опасной для общества. Так оно мне рисовалось. В фильме, я говорю только об этом фильме, там присутствовали совсем другие молодые люди, ищущие, с очевидным интересом к тому, что происходит, с довольно разумным молодым, молодежным критицизмом по отношению к происходящему. В общем, они даже вызывали симпатию. Но характерно, что фильм этот до экранов не дошел и не был показан, не знаю, видел ли его кто-нибудь. Может быть, кто-то и видел. По-моему, на экранах не было. Поэтому с тех пор я, поскольку нет больше никакой информации, я ничего не могу об этих людях прочитать, увидеть, послушать, я с некоторой осторожностью теперь отношусь к этим приговорам. Естественно, всякое хулиганство, если хулиганство, оно должно быть наказано. Но эти ребята, их адвокаты доказывали, что у них были с собой некие средства защиты, что они это взяли для защиты, потому что на них напали, и они давали отпор, а не они первыми напали.
С. БУНТМАН: Что бывает.
Л. МЛЕЧИН: Что очень даже бывает, судя по всему, что мы слышим. Поэтому у меня, говорю, двойственное чувство. С одной стороны, я никоим образом не поддерживаю никакого такого радикализма, который приводит к насильственным действиям, с другой стороны, такие есть основания сомневаться в точности этих приговоров, что даже не могу сказать, а в отсутствии информации, мы все находимся теперь в ситуации отсутствия информации, не могу ничего сказать. Но сомнения сильные есть.
С. БУНТМАН: Там интересно, что в подавляющем большинстве случаев, скажу я только для аккуратности, нацболы не занимаются членовредительством. Они занимаются иногда мебелевредительством, окновредительством, максимум.
Л. МЛЕЧИН: В общем, да.
С. БУНТМАН: Высовываясь из него.
Л. МЛЕЧИН: Это инструментарий многих молодежных движений в мире. Пока люди не переступают определенную границу, в общем, с ними поступают достаточно терпимо. Когда человек бьет другого человека, это одно дело. Когда он устраивает некий эпатажный акт против негосударственного имущества или учреждения, это совсем другое. Есть ощущение сознательного подавления этой группы. Знаете, у меня какое наблюдение, очень такое смущающее, ребята, которые здесь с ножами убивают всех, кто им не нравится, потому что они по-другому выглядят, чем они, они как-то очень ловко уходят от ответственности, исчезают, их не ловят. Они не попадают на скамью подсудимых. Эти попадают все. Вот на что я обратил внимание, я читал, в последний раз я читал это у Валерия Панюшкина в «Ведомостях», он описывал, как до начала марша несогласных люди в штатском указывали ОМОНовцам в толпе, кого взять, кого прихватить.
С. БУНТМАН: В «Макдоналдсе»?
Л. МЛЕЧИН: Да, в «Макдоналдсе». Т.е. определенная работа определенных органов позволяет выявить тех людей, которые им причиняют неудобства. Я подумал, что если бы они охотились не на этих интеллигентных людей, которые участвуют в маршах несогласных и не представляют опасности для общества, если бы они даже меньше охотились за лимоновцами, которые все почему-то попадают, а охотились бы за теми людьми, которые убивают, т.е. совершают самое тяжкое преступление, то они их явно могли бы выловить. Причем они бы сделали самое главное, что необходимо в борьбе с организованной преступностью, а это организованная преступность, они бандами, они бы их поймали до свершения преступления, т.е. выполнили бы свой основной профессиональный долг. Но силы переброшены на другое направление. И это меня больше всего смущает.
С. БУНТМАН: Кстати говоря, еще те, которые были драки, грандиозные и менее грандиозные, которые затевали какие-то странные группы молодых людей, нападавшие на левых, от молодых коммунистов до АКМ-овцев и нацболов и т.д., нападали на них и исчезали куда-то. Что-то я не видел, чтобы их где-то брали.
Л. МЛЕЧИН: Разговор о наличии провокаторов, оркестрируемых, ведется давно нашими коллегами и теми, кто в поле работает и наблюдает, явно имеет под собой основания. Значит, сознательно провоцируют, это, в общем, вообще говоря, недопустимое дело.
С. БУНТМАН: А эти ребятки, которые срывали пикеты одиночные? Присоединялись, делали их не одиночными, их отпускали, у нас есть все видео и фотографии, кстати говоря. Да, но тут интересная вещь, что было. Буквально вчера, когда в Петербурге был митинг в поддержку Резника, Резника, которого все-таки отпустили из-под стражи, то тут, в общем, довольно быстро пресекли тех, которые хотели устроить провокацию.
Л. МЛЕЧИН: Люди теперь готовы, они ожидают, что будут провокаторы, следят за этим и сами пытаются с ними бороться. Но это одна…
С. БУНТМАН: Но мы говорим не просто о людях, мы говорим о силах правопорядка, которые тогда тут вмешались, об этом вопрос, кстати, у нас в Интернете.
Л. МЛЕЧИН: Мне кажется, тут так, что сначала все-таки сами организаторы их вычленяли, а сотрудники правопорядка, в данном случае, им помогали, что интересно. Это отдельный вопрос, мы можем с вами обсудить, как это все произошло. Но просто я хочу обратить внимание на то, что эти провокаторские группы, они существуют, они, ясное дело, существуют.
С. БУНТМАН: Их даже на первом марше несогласных, например, вычленили сразу. Я помню, это было точно известно, говорили, сразу убрали нескольких из группы людей, которые двигались маршем, из них сразу убрали провокаторов.
Л. МЛЕЧИН: Это, вообще говоря, должно было…
С. БУНТМАН: Сами, но тогда не помогали органы.
Л. МЛЕЧИН: Должно было бы быть предметом изучения тщательного и выяснения, кто тратит на это государственные, если это то, что мы думаем, государственные деньги. Вообще, это вопрос приоритетов, который, конечно, должен быть, с моей точки зрения, очевидно изменен, потому что, конечно, борьба сначала идет все-таки с теми, кто убивает. По тяжести преступления надо. А в последнюю очередь, с бабушками, которых гоняют у метро. А у нас милиционеров на это нацеливают, или на нацболов, или на марш несогласных.
С. БУНТМАН: Еще на одну вещь, на которую нацеливают, сразу скажем, тоже категория молодых людей, т.е. это очень обширная категория. Это все молодые мужчины от 18 до 27, сейчас во втором чтении дума принимала поправки к закону о воинской обязанности и службе. Там интересная вещь, теперь может быть вполне, депутаты, если с таким же веселым гоготом это примут, как в первых двух чтениях, и в третьем, тогда нужно будет, если ты больше, чем на две недели, уезжаешь куда-то, по месту прибытия, куда ты прибыл, в тамошнем военкомате отмечаться.
Л. МЛЕЧИН: Безумия такого даже не было в советские времена, это даже практически немыслимо. Всякий, кто ходил когда-нибудь в военкомат, знает, какие там очереди, как это все трудно, какое это будет безумие. Т.е. это заведомо принимать норму законодательную, которая не будет не исполняться, и которую можно только использовать…
С. БУНТМАН: Зато хватать можно.
Л. МЛЕЧИН: Вот, только использовать для этого. Но я просто хочу сказать вещь, которая должна была бы быть, мне кажется, понятной. При таком отношении к вооруженным силам их приравнивают к тюрьме, к местам заключения. Зачем же это делать? Повсюду висят плакаты, «Приходите служить в вооруженные силы», т.е. власть хочет сделать вооруженные силы привлекательными. Это абсолютно правильно. Но нельзя одновременно в реальности делать их столь же отвратительными, как места заключения. Т.е. представлять это так, что мы вас туда загоним. Нельзя это делать. Что-то одно надо выбрать, или это места заключения, будьте добры, мы вас туда под конвоем отправим, или это место, в котором вы хотите быть, вы молодые ребята, вы хотите служить в вооруженных силах, это чудесное место, мы вас туда не загоняем, вы туда идете, потому что там здорово, мы вас туда привлекаем. Надо выбрать.
С. БУНТМАН: Там тяжело.
Л. МЛЕЧИН: Там тяжело.
С. БУНТМАН: Там тяжело.
Л. МЛЕЧИН: Но вы мужчины, вы хотите этого.
С. БУНТМАН: Там тяжело, но там тяжело, потому что это просто служба такая тяжелая.
Л. МЛЕЧИН: Конечно.
С. БУНТМАН: Это тяжелая работа. Вообще, честно говоря, я сторонник профессиональной армии.
Л. МЛЕЧИН: Это однозначно.
С. БУНТМАН: Которую можно было, но так, как контрактная армия формируется у нас, через уменьшение сроков службы, но какими способами принуждаются ребята продлевать свою службу, делать контракты, эту лазейку нашли.
Л. МЛЕЧИН: Это само собой. Но все-таки я хочу сказать, что надо изменить отношение к вооруженным силам. С этим надо покончить, мне кажется, с этим превращением армии в места заключения, куда загоняют, куда ловят на улице и отправляют. Надо с этим покончить, потому что иначе в восприятии общества это и есть что-то отвратительное, чего надо избегать.
С. БУНТМАН: Стас из Самары нам пишет – по существующему паспортному режиму любой гражданин и так обязан встать на регистрационный учет в УВД, если он переехал в другой. Переехал, Стас из Самары, в другой населенный пункт, а, приехал более, чем на две недели. Дублируются законы. Казалось бы, человек регистрируется в УВД, пионер, пенсионер, призывник, отзывник и т.д. Почему не передаются эти сведения? Нет, он должен сам прийти. И говорят, что это непосильный труд работников военкоматов тем самым облегчается невероятно.
Л. МЛЕЧИН: Нет, это просто такой государственный аппарат, такой неповоротливый, устаревший, не функционирующий, что ему нужно, чтобы обязательно приходил человек, писал бумажку, все это безумие такое продолжается, просто надо, опять затевается очередная реформа власти, надо аппарат модернизировать, что в самом деле, в наше электронное время требовать, чтобы человек являлся и писал какую-то бумажку? Просто смешно, когда все так фиксируется.
С. БУНТМАН: Мне это очень напоминает, был чудесный анекдот не так давно, про албанский вирус, который в Интернет запускали. Приходило письмо по электронной почте, и там было написано, это албанский вирус, но т.к. мы страна не очень развитая, то мы не можем, чтобы у вас разрушился диск жесткий автоматически, так что, пожалуйста, сотрите сами все со своего диска. Был такой анекдот про албанский вирус, мне это напоминает очень албанский вирус.
Л. МЛЕЧИН: Надо все-таки, мне кажется, знаете, заботиться о престиже государства все же, о престиже вооруженных сил, о престиже государственного аппарата, не тянуть это все назад куда-то в древнее, волостной писарь сидел и что-то записывал.
С. БУНТМАН: Сам приходил и задирал рубаху, порите меня обязательно, да. Еще одно, связанное с министерством обороны, сейчас происходит грандиозный учет средств профильных, не профильных, при этом очень недовольны этим генералы, но там есть, по-моему, там какой-то, я не знаю, Леонид, какое-то смешение для меня есть, божьего дара с яичницей. Там, действительно, есть очень много разных средств, но военный медик, например, исторически престижнейшая профессия, у меня в семье очень много военных медиков было, военный журналист, это особо статусное дело было всегда, военный юрист, не знаю, насколько это, во-первых, снимет с армии расходы большие, во-вторых, насколько это практично?
Л. МЛЕЧИН: Это, видимо, не очень практично, потому что люди ведь не зря идут служить в вооруженные силы, доплата за звание, пенсия, медицинское обслуживание, там еще какие-то выплаты, в соответствии со стажем службы и т.д., с выслугой лет. И конечно, если человек, который на это нацелился, из этого исходил, лишить, он будет сильно обижен. Это так сделать, это сразу, конечно, разрушить эту систему. Хотя, в принципе, я понимаю, у нас в вооруженных силах какие-то обязанности исполняются военнослужащими, а могли бы исполняться гражданскими служащими. Конечно, не надо столько людей держать в погонах. И суп может готовить необязательно военнослужащий, и подметать может не военнослужащий, более того, охранять военные объекты тоже необязательно должен военнослужащий, может заниматься охранная фирма. У нас слишком много людей-военнослужащих.
С. БУНТМАН: Это как сказать здесь, что охрана объектов, это, в общем, служба.
Л. МЛЕЧИН: Если там ракеты, конечно, а если охранять, извините, склад…
С. БУНТМАН: А стратегический склад портянок.
Л. МЛЕЧИН: Да, конечно, там какое-то можно, т.е. можно сократить какое-то количество людей, которые носят погоны, это, в общем, разумно.
С. БУНТМАН: Да, но военные медики, например, для меня это странно.
Л. МЛЕЧИН: Да, тут смысла нельзя понять, потому что все равно они действуют вместе с вооруженными силами, они находятся в составе вооруженных сил. И как он будет, что, в гражданском костюме ползать по траншее?
С. БУНТМАН: Даже дело не в этом, потому что это специфические знания, так или нет?
Л. МЛЕЧИН: Нет, это само собой, предположим, всех врачей готовят, они изучают полевую хирургию и т.д. Нет, он как будет…
С. БУНТМАН: А кто их будет готовить, если не будет военных врачей? Кто будет гражданских врачей готовить к специфике военной медицины?
Л. МЛЕЧИН: Да, вообще во многих медицинских институтах заканчивают свое существование военные кафедры, но, в принципе, курс, может быть просто курс введен. Знаете, это сложный вопрос, теоретически может быть введен курс.
С. БУНТМАН: Так что, такое расформировать, я уже дохожу до дикого, дикого экстремизма дохожу, но тогда что, ликвидировать военно-медицинскую академию? Что тогда получается?
Л. МЛЕЧИН: Знаете, что? Тут какая вещь, у нас военное ведомство, как и другие, не любит объясняться. Многое из того, что там сейчас происходит, нуждается, вообще говоря, в объяснении, т.е. по-хорошему министр обороны должен был приехать в ГД и два часа, отвечая на вопросы депутатов, объяснить, что он хочет, что он задумал и ради чего это делается, какой от этого будет эффект и т.д. И под перекрестным допросом он бы все рассказал.
С. БУНТМАН: Я не уверен, что депутатам это интересно.
Л. МЛЕЧИН: Не только депутатам не интересно.
С. БУНТМАН: Кстати, они имеют право, мы говорим, что дума такая, должен был бы министр обороны, министр плодородия, чего угодно, приехать и отчитаться, а что они не требуют-то? У них все права есть, статус, он же не изменился с 93-го года.
Л. МЛЕЧИН: Их не для этого же туда избирали, чтобы они…
С. БУНТМАН: А, это другое дело.
Л. МЛЕЧИН: Каждый из них знает, для чего их выбирали.
С. БУНТМАН: Тогда, в общем, мы должны, говоря о том, что не приезжает к ним министр и не отчитывается, мы должны говорить о том, кто требует.
Л. МЛЕЧИН: Конечно, им и в голову не приходит такое, побеспокоить министра.
С. БУНТМАН: Он же не призывник какой-нибудь, министр, чтобы ходить отмечаться в думу каждые 15 дней.
Л. МЛЕЧИН: Нет, сама мысль, даже такая чудовищная, в голову не приходит, конечно.
С. БУНТМАН: Его надо призвать.
Л. МЛЕЧИН: На самом деле, это стоило, потому что, вообще говоря, то, что делает Сердюков, оно, видимо, разумно, потому что…
С. БУНТМАН: Во всяком случае, там есть вещи, которые требуют объяснения, интересные вещи.
Л. МЛЕЧИН: Избавление от непрофильных активов, т.е. распродажа ненужного имущества, она же правильна. Действительно, они занимают участки земли, которые явно не нужны, меняются структуры вооруженных сил, они стали все-таки поменьше по сравнению с советскими временами, зачем им эти участки земли? В общем, наверное, это неплохо. Он, кстати говоря, я так понимаю, первый вообще заинтересовался, чем, собственно говоря, вооруженные силы владеют.
С. БУНТМАН: У меня такое ощущение, что он для этого и поставлен был.
Л. МЛЕЧИН: Это хорошо, между прочим, потому что военный бюджет немаленький, а при этом кормят солдат плохо, одеты они неважно, казармы чудовищные. Это все то, что подрывает вооруженные силы, потому что то, о чем мы с вами говорили, что за удовольствие служить в армии, если тебя плохо кормят, плохо одевают и казарма у тебя дрянь какая-то, понимаете, если у тебя там даже душа нет, спортом ты не можешь только позаниматься, спишь ты плохо, кормят тебя бог знает чем, зачем это все?
С. БУНТМАН: Хотя цель военной службы – быть здоровым, уверенным защитником страны, наверное, да?
Л. МЛЕЧИН: Мы же не единственные живем в мире, мы же видим, есть люди, есть люди, которые с удовольствием служат в вооруженных силах, создайте им только определенное, не избавляйте их от трудностей военной службы, но создайте им нормальные условия, в которых гигиенические, другие, при которых бы служба шла с удовольствием. Т.е. Сердюков, в принципе, видимо, идет по правильному направлению, но просто полное отсутствие привычки и необходимости объясняться с обществом, создает массу слухов. Потом, между прочим, сами же министры обижаются, что вы тут слухами питаетесь. А откуда взять другую информацию о том, что там в реальности происходит? Хотя есть, конечно, вещи, мы тут разговаривали с коллегами, там перевод Главкомата ВМФ, скажем, в Питер, решение, явно не обдуманное, потому что у нас все сконцентрировано в центре. Что, они будут туда-сюда летать на самолетах, ездить на поездах, какой смысл…
С. БУНТМАН: Нет, они будут по «Скайпу» разговаривать, особому, закрытому.
Л. МЛЕЧИН: Да если бы.
С. БУНТМАН: А это все ловить, а потом будет в Ю-Тьюбе, да?
Л. МЛЕЧИН: О чем вы говорите, я буду с подчиненным разговаривать по телефону, что ли, завтра чтобы был у меня утром в шесть утра. Помчался на поезде или полетел на самолете, если постарше звание, будут туда-сюда все время ездить. В наших условиях не получается.
С. БУНТМАН: Но красиво зато, в Петербурге.
Л. МЛЕЧИН: Красивое решение, а, в принципе, с практической точки зрения, неосмысленно.
С. БУНТМАН: Красивая форма, в Петербурге, кстати, мало моряков стало.
Л. МЛЕЧИН: Кстати говоря, не поедут все те, кто служит здесь в Главкомате и имеют квартиры в Москве, конечно, в Питер никакой уже не поедут. Значит, формирование, видимо, будет идти из каких-то уже других людей не столь высокого класса, сколь они собрали в Москве, это тоже понятно. Перевели какую-то академию в Кострому, профессора остались здесь.
С. БУНТМАН: А что, нигде нет людей высокого класса? Наоборот, мы как-то их не востребуем.
Л. МЛЕЧИН: Вы знаете…
С. БУНТМАН: Есть что на Черном, что на Северном море, например, что на Тихом океане.
Л. МЛЕЧИН: Все-таки в Главкомат собираются со всех флотов люди, они здесь собрались, в академии тоже профессора собираются не за один день. За один день их переселить в другое место не получается. У нас же нет никакой горизонтальной мобильности в стране, у нас это невозможно, из одного города переехать в другой. Если человек добрался до Москвы, получил здесь квартиру, он никогда отсюда не уедет, все уже, в Кострому не поедет. И в Питер даже не поедет. Тоже это, к сожалению, такие практические вещи.
С. БУНТМАН: Да, в общем, странно. Лучше всего говорить, конечно.
Л. МЛЕЧИН: Лучше всего было бы объясниться, конечно.
С. БУНТМАН: Да, объясните, сами объясните нам, два-три здесь замечания по поводу нашего разговора, + 7 985 970 4545, Наташа из Москвы пишет – никогда гражданский журналист не напишет профессионально об армии, даже такой талантище, как Артем Боровик, пошел служить и т.д. Все правильно. Можно писать, гражданский журналист об армии как общественном институте вполне вправе писать. Но когда специфические вопросы, я согласен, что здесь нужны специфические знания.
Л. МЛЕЧИН: Человек может быть военным, отслужить свой срок, выйти в отставку и стать журналистом. Он гражданский журналист, но он понимает, о чем, это идеальный вариант.
С. БУНТМАН: Журналистика здесь, конечно, это такая вещь.
Л. МЛЕЧИН: Нет, вы знаете, две вещи смешиваем. Есть военная пресса, ведомственная, это одно дело, эти люди, странно, если они не будут военными, это нелепость, они не будут там служить.
С. БУНТМАН: Которые в своей среде, которые должны говорить профессионально.
Л. МЛЕЧИН: Что за радость в окружной газете служить, если у него даже звания нет, кто с ним будет разговаривать? Другое дело, журналисты, существующие в других любых изданиях, они должны быть профессионалами. Профессионализм можно обрести на военной службе, потом уйти, все военные журналисты наши, во всяком случае, те, кого я знаю в Москве, все бывшие военные.
С. БУНТМАН: Давайте еще за минуту здесь у нас Ольга говорит, на сегодняшней ленте новостей изменение срока президентства, предложенное Ивановым, разве это не самая важная новость на сегодня? Это повлечет и т.д. Понятно, что много чего повлечет за собой, но разве это первое предложение?
Л. МЛЕЧИН: Предложений таких много, мне кажется, никакой нужды им что-либо менять, нет, потому что механизм налажен, что за проблема? Нет проблемы, короче говоря, знаете, трудно очень избраться, избрался, так уж надолго. А когда это все так легко получается, какая разница, 4 года, 7 лет, 8, что за проблема?
С. БУНТМАН: Два раза по четыре и два раза по семь – это разные вещи.
Л. МЛЕЧИН: А шесть раз по четыре, если надо, что за проблемы? Какие ограничения?
С. БУНТМАН: Нет, легче изменить срок, чем изменить количество мандатов. Мне кажется, что это какой-то пасьянс такой странный, не относящийся к сути.
Л. МЛЕЧИН: Нет проблемы никакой.
С. БУНТМАН: Так что не переживайте, Ольга, решили мы с Леонидом Млечиным вам посоветовать, не переживайте.
Л. МЛЕЧИН: Это без нас решат, да.
С. БУНТМАН: Хорошо, мы сейчас прервемся на 5 минут, а потом продолжим «Особое мнение».
НОВОСТИ
С. БУНТМАН: Ну что же, продолжаем программу «Особое мнение». Леонид Млечин и Сергей Бунтман. Здесь Ольга нам пишет все-таки, Ольга настаивает – уважаемый Леонид, правильно ли я поняла, что вы не считаете проблемой несменяемость Путина 24 года? Дальше следует формула, уже 8 + 1-2 Медведев +14 Путин?
Л. МЛЕЧИН: Нет, я просто хотел сказать, что никакого значения не имеет заявление о том, что нужно продлить или не продлить пять или шесть или семь, это все не имеет значения, сколько захотят, столько и будут.
С. БУНТМАН: Причем уже найдена более прогрессивная формула.
Л. МЛЕЧИН: Не вижу, просто не вижу никакой проблемы.
С. БУНТМАН: Да, Владимир из США спрашивает – господа, чудеса творятся в Санкт-Петербурге. Впервые за всю эпоху Путина суд признал незаконным содержание под стражей гражданина, арестованного по политическим мотивам, пожарники прекратили преследовать европейский университет, ему разрешили начать работу, милиция задержала хулиганов, о чем мы говорили, которые пытались сорвать митинг в поддержку Резника. Что означают эти события?
Л. МЛЕЧИН: Только можем догадываться, но есть ощущение, что был какой-то разговор, в ходе которого выяснилось, что любимый обоими нашими президентами город предстает в неважнецком очень свете, имею в виду Санкт-Петербург, что, наверное, надо что-то сделать, чтобы его избавить от такой неприятной ауры, которая его окружает. Тут же все сразу и решилось. Вопрос состоит в том, было ли это просто такой, одноразовой такой инъекцией, связанной просто с тем, что так все скопилось, и бедный Санкт-Петербург в ужасном таком положении оказался, или еще будут такие, повторение будет, или будет курс таких инъекций, в этом вся штука, т.е. это одноразовые действия, может быть, Валентина Ивановна загоревала, что репутация ее города так портится и может испортиться безнадежно, да.
С. БУНТМАН: Почему никто не говорит о том, что, может быть, суды стали лучше работать?
Л. МЛЕЧИН: Из всех предположений, которые приходят на ум, это кажется самым невероятным.
С. БУНТМАН: Вроде бы такой естественный.
Л. МЛЕЧИН: В общем, нет, самым естественным была вообще история с арестом руководителя питерского «Яблока». Вообще говоря, милиции должно быть стыдно, какой-то интеллигентный человек чуть не избил троих милиционеров.
С. БУНТМАН: Да, мы об этом многократно говорили.
Л. МЛЕЧИН: Это скрывать бы надо было бы. Т.е. всячески надо было бы мешать аресту или, если что-то произошло, то скрыть эту историю, ни в коем случае не предавать ее гласности. А, предав ее гласности, поставили себя в дурацкое положение, что же у нас за такие милиционеры, которых, повторяю, интеллигентный человек, не занимающийся рукопашным боем, может всех троих так жестоко вообще избить, зачем это, зачем позорить? Боже мой, я все время думаю, зачем же позорить себя, зачем позорить МВД, зачем позорить город? Надо же какое-то все-таки соображение иметь.
С. БУНТМАН: Может, вняли?
Л. МЛЕЧИН: Не вняли.
С. БУНТМАН: Все может быть.
Л. МЛЕЧИН: Не вняли, потому что сидит каждый чиновник, он думает, чем же я еще могу начальника порадовать, и не угадал. Так бывает, это у Андрея Платонова замечательно есть, забегальщиков власть тоже не любит. Не угадал, забежал раньше времени и тоже разозлил власть. Бывает так, не повезло.
С. БУНТМАН: Тут, кстати, с предложениями сроков, забегал, забегал.
Л. МЛЕЧИН: Забегальщики, да.
С. БУНТМАН: А кто попадет в лунку?
Л. МЛЕЧИН: Забегальщиков тоже не любят, потому что тоже не… это ж величайшее искусство. Тут отмечался юбилей старшего Михалкова, я думал, вот кто владел этим искусством всю жизнь, точно угадывать и никогда практически не промахнуться.
С. БУНТМАН: Передается по наследству?
Л. МЛЕЧИН: Нет, не передается.
С. БУНТМАН: Нет?
Л. МЛЕЧИН: Нет. Именно что.
С. БУНТМАН: Не получилось, да?
Л. МЛЕЧИН: Не получилось, конечно, у него сын, известный кинорежиссер, оба сына – кинорежиссеры, один самый известный, ему не передалось, у него нет этого замечательного, этого совершенно божественного дара.
С. БУНТМАН: Все-таки ошибается, да?
Л. МЛЕЧИН: Он все время спешит.
С. БУНТМАН: Да, я не прав.
Л. МЛЕЧИН: То с Руцким, то он Березовскому помогал избираться, я сейчас помню эти кадры, где-то они стояли, помогали баллотироваться Березовскому в депутаты, потом с Путиным. Нет этого грандиозного чутья верхнего, которое у Сергея Владимировича есть, абсолютно точное, когда и что надо сказать, как сказать, кому сказать. Это дар божий, не передается, не передается, видите, этому учиться надо. Очень многие люди думают, что это так просто, начальству потрафить, ничего подобного. Это надо сделать так изящно, именно в ту минуту, когда начальник ждет, и так сказать, чтобы именно это было приятно начальнику, может, такую глупость сказать, чтобы – что за идиот.
С. БУНТМАН: Не надо на другое отвлекаться, если уж нет такого грандиозного таланта, если ему этому надо учиться, не надо на другое отвлекаться тогда.
Л. МЛЕЧИН: Если нет таланта, то не надо, если не таланта, не надо играть в театре, да.
С. БУНТМАН: Да, ну ладно, ну что же, только можно посочувствовать. Еще одна у нас такая эпопея уже продолжается, не то, что начинается, а уже продолжается. Это эпопея с китайской Олимпиадой, Олимпиадой в Пекине, так скажем строго. Зажгли огонь и понесли эстафету. Эстафета эта должна пройти через Тибет, Тибет воспользовался некоторое время тому назад, может быть, действительно, последней возможностью в истории о себе напомнить. Здесь и целый клубок вокруг этого.
Л. МЛЕЧИН: Мне трудно говорить, потому что я не болельщик, я к большому спорту отношусь равнодушно или даже плохо отношусь.
С. БУНТМАН: Есть Олимпиада каждые четыре года.
Л. МЛЕЧИН: Нет, я просто хочу сказать, что не болельщик, поэтому мое мнение, оно, может быть, маргинально. Я, конечно, скажем, вспоминаю Олимпиаду 36-го года в Берлине, мне казалось логичным ее бойкотировать, потому что присутствие на Олимпиаде в столице Третьего рейха означало освящение этого Третьего рейха международной такой аурой, все нормально, видите, у них Олимпиада, все хорошо и т.д. Мне казалось естественным и в 72-м году после убийства израильских спортсменов в Мюнхене прервать Олимпиаду, а не продолжать ее, как это было тогда принято решение. Т.е. я, скорее, сторонник, конечно же, выражения общественного мнения, если речь идет о каких-то таких ужасных вещах.
С. БУНТМАН: А как же олимпийский мир, а как же примирение на время Олимпиады, забвение политических?
Л. МЛЕЧИН: Понимаете…
С. БУНТМАН: Обстоятельств.
Л. МЛЕЧИН: …можно забыть об обидах, но как забывать, ведь тут речь идет о том, чтобы поощрить, по существу, нарушения прав человека. Это было в 36-м году, такая же ситуация была в 72-м году. Мне представляется, что некая демонстрация неодобрения того, что делают китайские власти, была бы логична. Но я повторяю, я не болельщик. Болельщики, вероятно, думают о другом, они предвкушают то потрясающее зрелище, которое они увидят. Я его не предвкушаю, поэтому мне, может быть, проще.
С. БУНТМАН: Не знаю, я болельщик, но как-то мне, честно говоря, пришлась по душе идея бойкотировать не олимпийские игры, когда после разгона в Тибете это обострилось, а только предлагали, например, часть французских спортсменов и не только спортсменов, бойкотировать церемонию открытия.
Л. МЛЕЧИН: Открытия, да. Может быть, это было бы разумно.
С. БУНТМАН: Не выносить флаг.
Л. МЛЕЧИН: Да, может быть, это разумно, не ходить и не отдавать честь руководителям государства, которые совершают сейчас неправедное дело, да, может быть, это.
С. БУНТМАН: Кстати, мы помним хронику 36-го года, когда, правда, можно было этого, наверное, не делать, но когда поднимали руки многие делегации в приветствии.
Л. МЛЕЧИН: Конечно, многие делегации вытягивали руки в нацистском приветствии, это делали, конечно, и Олимпиада 36-го года очень сыграла на руку Гитлеру, это было крупное мероприятие, оно придало ему респектабельности.
С. БУНТМАН: Первая телетрансляция, кстати говоря.
Л. МЛЕЧИН: Конечно, конечно. Нет-нет, это было серьезное мероприятие, поэтому я, например, все время об этом помню и думаю, что если бы…
С. БУНТМАН: А бойкот Москвы, московской Олимпиады, 80-й год, Афганистан?
Л. МЛЕЧИН: Вторжение в Афганистан не было праведным делом и очень дорого обошлось нашей стране. Я об этом думаю.
С. БУНТМАН: Ну что же, если подходить не с узко спортивных, то надо об этом, наверное, думать.
Л. МЛЕЧИН: Как минимум, надо об этом говорить, да.
С. БУНТМАН: Как минимум. Леонид Млечин, мы собираемся здесь в этой студии на «Эхе Москвы» и RTVI по понедельникам в 17 с небольшим, всего доброго, до свидания.