Александр Минкин - Особое мнение - 2005-09-29

А.ВОРОБЬЕВ: Добрый вечер, добрый день, или доброе утро - в зависимости от того, где вы нас смотрите или слушаете. В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" и телекомпании RTVI - программа "Особое мнение", на своем месте в 17.08, первая ее часть, по Москве, время московское, во всяком случае. Я - А.Воробьев, позвольте мне представить сегодня журналиста "Московского комсомольца" Александра Минкина. Здравствуйте.

А.МИНКИН: Здравствуйте.

А.ВОРОБЬЕВ: Ну что же, давайте поговорим о событиях сегодняшних. Много вопросов к вам поступает, в том числе и по вашей творческой деятельности. Но об этом чуть позже. Начнем с темы, которая по-человечески пронзительна. Позвольте мне вступить, коль скоро, наверное, тема требует какой-то дополнительной расшифровки. Итак, сегодня в Голландии уйдет из жизни нидерландский подданный, бывший судья Гаагского трибунала, экс-губернатор Западной Гвинеи, Яап Ян Линд - он тяжело болен, и по его собственной воле его ждет эвтаназия. Это произойдет уже сегодня. Между тем, трагизм ситуации заключается, прежде всего, в том, что он не сможет попрощаться со своим сыном, Владимиром Линдом – тот проходит как обвиняемый по делу 39 национал-большевиков, которые обвиняются в захвате приемной администрации президента, и уже несколько месяцев находятся в тюрьме. Несмотря на двойное гражданство, России и Нидерландов, Владимир Линд, несмотря на поручительство голландского посла в России, Тверской суд Москвы оказался даже на время выпустить Линда под залог из СИЗО - судья посчитал, что юноша может скрыться от следствия и суда. Вот такая вступительная часть, и сейчас я позволю себе процитировать слова умирающего Яна Линда, которые цитирует газета "Известия": "Линд не скрывает своего разочарования тем, что российские власти не пустили сына в Голландию, поскольку никакого преступления, по его словам, Владимир не совершал – была просто демонстрация, никакого захвата власти не было". Теперь – цитата: "Я мог иногда говорить с сыном по телефону, посылать ему письма, и все. Невозможно так жить, Володя. У тебя в стране другие идеи и мысли, - сожалеет голландец - Не могу сказать тебе до свидания, потому что меня уже, к сожалению, не будет" – это слова умирающего голландца, известного политического деятеля цитирует газета "Известия". Ну, мяч на вашей стороне.

А.МИНКИН: Во-первых, это безумная жестокость, это чудовищная жестокость государственная. Потому что суд у нас государственный, и это решение безобразное. Даже если бы он был вор - вот этот Линд, даже если бы он что-то украл – пустить к умирающему отцу, наверное, надо было бы. И даже если бы он скрылся от правосудия – ну и что? Еще 38 там сидят – хватило бы и их для судебного процесса. Но надо понимать еще, что эти ребята, которые захватили приемную президента, они захватили ее не из корыстных соображений. Они ее захватили из идейных соображений.

А.ВОРОБЬЕВ: Это вы так считаете. Суд считает иначе, гособвинение считает иначе.

А.МИНКИН: Их обвинили в покушении на захват власти, на нарушение общественного порядка…

А.ВОРОБЬЕВ: Но потом сняли одно из этих обвинений - захват власти все-таки не был вменен в вину.

А.МИНКИН: Простите. У меня мнение такое – в корысти их никто не обвинял. Всем ясно, что они поступали так из идейных соображений, это была такая показная акция, демонстрация. Человек, который пошел на политическую акцию ради своих убеждений, не будет бегать от суда. Поэтому тем более можно было бы отпустить – для него был бы вопрос чести – вернуться. А если бы он не вернулся, можно было сказать – ну вот, какие же вы идейный? Вы бегаете.

А.ВОРОБЬЕВ: Как это влияет на имидж России?

А.МИНКИН: Я не знаю.

А.ВОРОБЬЕВ: Каким-то образом Москва понесет репутационные, имиджевые убытки от всей этой истории?

А.МИНКИН: Вы знаете, у нас так много катастрофических позорных событий, ужасных… они печальные, смертельные, но они еще и позорные, вдобавок. Потому что очень многие наши события, будучи печальными для нас, в общем мнении, в мировом мнении, выглядят еще, как и позорные. Вот эта история с Грабовым, который обещает воскресить… его при этом выпускают в центре Москвы развлекаться… Вы понимаете, о чем я говорю?

А.ВОРОБЬЕВ: Я понимаю, о чем вы говорите.

А.МИНКИН: Вот это решение, когда человека не пускают проститься с отцом, и здесь уже нет разговоров, что может быть он еще не умрет, может быть, он еще выздоровеет - речь идет об эвтаназии. Ему сделают укол смертельный, и все. Тут нельзя было бы суду сослаться, что мы подозреваем, что он симулянт, он не болен. Тут всем все ясно. И суд его не пустил. Я не знаю, что думают судьи. У судей этих есть жены, дети, есть товарищи, с которыми они встречаются. И вполне возможно, что вот так, как это мы с вами обсуждаем, может быть в субботу, за семейным столом, им придется разговаривать с друзьями и родственниками. Как они будут объяснять это? Ужасно, даже и подумать страшно. И одноклассники есть и у их детей, или однокурсники. Вы понимаете, в какую ситуацию попадают люди, которые ставят подпись под таким решением? Им можно сочувствовать.

А.ВОРОБЬЕВ: Сочувствовать?

А.МИНКИН: Да. Я имею в виду, что в историческом плане они совершают самоубийство.

А.ВОРОБЬЕВ: Скажите, в связи с этой историей у вас есть ощущение того, что судебная система в России независима…

А.МИНКИН: Судебная система в России не существует.

А.ВОРОБЬЕВ: Либо она выполняет какую-то чужую роль?

А.МИНКИН Уточнений не нужно. Не надо говорить, хромая она, или больная, или еще какая-нибудь истеричная. Ее просто нет.

А.ВОРОБЬЕВ: Что есть тогда?

А.МИНКИН: Вывеска, маска, формальность. Но существа нет. Если вам вместо конфеты дают фантик? Говорят - видишь, вот, у тебя в руках "Мишка на Севере", ты открываешь – нет.

А.ВОРОБЬЕВ: А.Минкин, программа "Особое мнение", ваши вопросы в прямом эфире вы сможете задавать, в том числе, по телефонам, которые вам хорошо известны, и конечно, ваша живая реакция на то, что происходит в студии, вполне может быть уместна, на эфирном пейджере – я вам призываю прислать туда ваши сообщения. 961-33-33, для абонента "Эхо Москвы". Кстати говоря, не так давно, около часа назад стало известно, что госминистр Грузии Георгий Хаиндрава сказал, что Грузия готова принять у себя прах Сталина. Цитата: "место праху Сталина на грузинской земле найдется". В случае, конечно, если будет принято решение о том, что…

А.МИНКИН: Пускай. Мое мнение такое, что если хотят – можно отдать. А можно пополам поделить.

А.ВОРОБЬЕВ: Вы сейчас серьезно говорите?

А.МИНКИН: Ну, выкопать, половину отдать грузинам, половину оставить у Кремлевской стены. Вы знаете, где он лежит? Он же не в Мавзолее теперь лежит.

А.ВОРОБЬЕВ: Да, конечно, я знаю.

А.МИНКИН: Он лежит рядом с Мавзолеем, у кремлевской стены.

А.ВОРОБЬЕВ: Он - в кремлевской стене, да.

А.МИНКИН: Не "в" кремлевской стене. Тут есть мавзолей, потом есть ниши с прахами, а есть еще могилы – несколько особо достойных людей не в виде праха, а в виде…

А.ВОРОБЬЕВ: Тогда я не понимаю вашу первую часть ответа.

А.МИНКИН: Какую?

А.ВОРОБЬЕВ: вы иронизируете таким образом - поделить прах? Не кажется ли вам, что это тоже кощунственно звучит?

А.МИНКИН: Во-первых, по поводу людоеда у меня никаких особенных сочувствий нет. Но конечно, вы правы - с точки зрения общепринятых норм, в том числе, религиозных, над прахом глумиться нельзя - я уязвим в этой ситуации. Но что поделать? Человек, который самый грандиозный людоед в истории планеты, теперь еще и пользуется сочувствием. Я вот не знаю, как это сформулировать – любовью, сочувствием… Вы думаете что, все его в Грузии любят, что ли? Я наблюдал интересные картины в Грузии, когда за весьма представительным столом, шикарным таким, не просто с вином, а еще в рогах это вино, один человек встал и сказал, что я предлагаю тост за И.Сталина, а если кто не выпьет, я выпрыгну в окно. И один хороший человек сказал - прыгай, сволочь. И не стал пить демонстративно.

А.ВОРОБЬЕВ: Прыгнул?

А.МИНКИН: Нет, ну что вы… если бы был первый этаж - прыгнул бы.

А.ВОРОБЬЕВ: А.Минкин отвечает на ваши вопросы. Здравствуйте, вы в прямом эфире, как вас зовут.

СЛУШАТЕЛЬ: Меня зовут Алексей. А.Минкин просто мне как-то знаком – в свое время я работал в НИИ биотехники, а он тогда работал у Таганки, у нас институты… ну, это другой вопрос. У меня вот какой вопрос - а не кажется ли вам… в свое время в прокуратуре, на стенах, на заборе был плакат, и там все время стоял пикет: "Власть, не соблюдающая законы, провоцирует людей на восстания". Фактически, когда вот эта монетизация льгот, у нас же никто не спрашивал - они взяли и объявили… что оставалось этим ребятам делать? Они заняли наше мнение просто самолично, никто нас не спрашивал.

А.ВОРОБЬЕВ: Алексей, вы, насколько я понимаю, высказываетесь в поддержку национал-большевиков, и только?

СЛУШАТЕЛЬ: Конечно. Вы знаете, вот он провозгласил диктатуру закона. Она какая-то однобокая получается…

А.ВОРОБЬЕВ: Понятно, благодарю вас. Ну, что здесь комментировать?

А.МИНКИН: Можно? Когда льготы отобрали, то действительно, во-первых, только лимоновцы резко выступили на защиту стариков, у которых льготы отняли – мне жаль, что другие партии не сделали этого сразу и решительно. Во-вторых, старики-то вышли на улицу…

А.ВОРОБЬЕВ: Что вы имеете в виду? Радикальное, публичное проявление своей позиции?

А.МИНКИН: Да, на улицу.

А.ВОРОБЬЕВ: Давайте просто будем точны.

А.МИНКИН: На улицу. Не письма в газету или СМС в Кремль, а на улицу.

А.ВОРОБЬЕВ: Ну что же, давайте мы останемся в этой теме, возможно, будут еще звонки по этому вопросу. Пока несколько сообщений с пейджера: "Парень этот сам виноват в том, что не смог приехать к отцу, и не надо осуждать других. Он этот путь сам выбрал – я не лезу с плакатами на окна" - пишет Игорь.

А.МИНКИН: Молодец какой, Игорь. Молодец. Вот он не лезет, и тихо, спокойно проживет.

А.ВОРОБЬЕВ: "В советское время моего друга отпускали на смерть к отцу с зоны на 10 дней" – пишет Владимир из Москвы. "Прошу объяснить, какие законные положения существуют в России на этот счет" – Василиса. Насколько я понимаю, мы не давать комментарии этому законодательству, да?

А.МИНКИН: Нет, я не юрист, это лучше с адвокатами говорить. Но помимо адвокатских знаний, помимо уголовных и процессуальных кодексов, есть общечеловеческие ценности – они есть.

А.ВОРОБЬЕВ: Суд должен быть по справедливости, либо по закону – скажите мне, пожалуйста?

А.МИНКИН: Это вопрос сложный. И все-таки - по справедливости. Люди нуждаются в справедливости. Они придумывают суд и законы, чтобы эти вещи защищали справедливость. А когда власть использует потом эти вещи для несправедливости, люди перестают верить. И тогда это все бесполезно. Если суд дает убийце 6,5 лет условно, тогда все – он сам себя уничтожает. Если Конституционный суд признал войну в Чечне конституционной – он что, в глазах людей оправдал эту войну? Ничего подобного. Он с собой покончил.

А.ВОРОБЬЕВ: Ну, знаете, в глазах многих людей война действительно была оправдана.

А.МИНКИН: Какая война?

А.ВОРОБЬЕВ: В Чечне.

А.МИНКИН: Вы что, про какую, номер? Первую войну, или вторую сейчас?

А.ВОРОБЬЕВ: Слушайте, когда было решение КС?

А.МИНКИН: По первой войне. В ельцинское время.

А.ВОРОБЬЕВ: Так. А народ…

А.МИНКИН: Народ был против чеченской войны.

А.ВОРОБЬЕВ: Хорошо, а вторую?

А.МИНКИН: А вторая война была в глазах людей довольно долго оправдана. Но не КС, а колоссальными взрывами в Москве и прочими еще вещами странными, когда, например, чеченцы откуда-то взяли силы, чтобы захватить Дагестан, или часть Дагестана. И там генерал стоял – после того, как чеченцев выбили из Дагестана, и говорил – да эти укрепления чеченские – он показывал - эти укрепления год надо было строить, бетонные… куда смотрели местные жители? А я хотел бы спросить - а куда смотрели ваши разведчики, ваши спутники-шпионы, власти местные, ФСБ. Куда они смотрели? Почему целый год можно было строить бетонные укрепления для атаки на Дагестан?

А.ВОРОБЬЕВ: А. Минкин отвечает на ваши вопросы. Здравствуйте, вы в прямом эфире. Как вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Меня зовут Виталий Витальевич, я беспокою из Ростова.

А.ВОРОБЬЕВ: Очень приятно, пожалуйста.

СЛУШАТЕЛЬ: Хотелось бы послушать комментарий г-на Минкина на решение правительства покупать на средства из стабилизационного фонда государственные бумаги других стран, то есть финансировать бюджеты других стран.

А.МИНКИН: Понятен вопрос. По поводу стабилизационного фонда у меня совершенно четко есть свое мнение - вот как эта передача называется. Оно не очень особое, я думаю. Если увеличивать зарплату из этого фонда учителям, врачам и так далее – действительно будет инфляция. Но если купить новейшее медицинское оборудование, которого не хватает нашим больницам, за границей купить – медицинское оборудование – шприцы, рентгеновские аппараты, не буду перечислять… если купить для ученых приборы, в которых они нуждаются, и реактивы, необходимые им для работы, тогда эти деньги действительно попадут на Запад. Но зато Россия получит возможность для нормальной жизни, медицина получит новейшее оборудование, ученые получат возможность работать, и так далее. Эти деньги надо было бы потратить на улучшение нашей жизни – сейчас, немедленно. А вместо этого они действительно вложены в какие-то западные бумаги, по безобразным процентам низким…

А.ВОРОБЬЕВ: Но тогда нарушается сама идея создания стабилизационного фонда, это же…

А.МИНКИН: Для кого?

А.ВОРОБЬЕВ: Для действующей власти, разумеется.

А.МИНКИН: Подождите. Стабилизационный фонд – для кого, для чего?

А.ВОРОБЬЕВ: Подождите. Давайте рассмотрим тогда эту проблему с двух сторон. С точки зрения действующей власти, ответьте, пожалуйста, мне на этот вопрос.

А.МИНКИН: Некомпетентность.

А.ВОРОБЬЕВ: Нарушается идея стабилизационного фонда, или?

А.МИНКИН: Сам по себе, на мой взгляд, стабилизационный фонд – это не очень компетентное решение с экономической точки зрения. Но я ведь не экономист. Я рассуждаю с точки зрения людей. Журналист, вообще-то говоря, представляет людей, их мнение он представляет, не свое. Вот люди не понимают, почему надо эти деньги солить в западных банках, превращать эти деньги в инвестиции в западную промышленность, и тому подобное – почему их не потратить на страну.

А.ВОРОБЬЕВ: А все ли нужно делать так, чтобы понимали люди?

А.МИНКИН: Да. Если делаешь хорошее, то объяснить не трудно. А если делаешь плохое…

А.ВОРОБЬЕВ: А если делаешь какие-то шаги болезненные, например, которые в конечном счете приведут к какому-то положительному результату? Разве мало история знает таких примеров? Любая реформа болезненна изначально. Любая. Не так?

А.МИНКИН: Во-первых, не так. Много стран прошло через реформы, не испытывая таких катастроф, как мы. Они что, были более богаты, что ли? Вы меня простите, разве смертность в Польше и Чехословакии, которые прошли через все эти реформы постсоветские - там что, снизилась продолжительность жизни на 10 лет, там что, врачи и учителя стали жить ниже уровня бедности? Что вы говорите?

А.ВОРОБЬЕВ: А.Минкин с особым мнением. Я не буду вступать в спор, лучше поспорите вы с ним.

А.МИНКИН: Пусть поспорят.

А.ВОРОБЬЕВ: Здравствуйте, как вас зовут, откуда вы?

СЛУШАТЕЛЬ: Александр, из Москвы.

А.ВОРОБЬЕВ: Пожалуйста, вы в прямом эфире.

СЛУШАТЕЛЬ: Александр, у меня такой вопрос - скажите пожалуйста, не кажется ли вам, что заигрывание вот сейчас с молодым бородатым чеченцем приведет к тому же самому, ч то было с Дудаевым? Уже сейчас начинают…

А.МИНКИН: Понятен вопрос.

СЛУШАТЕЛЬ: Ну, вы поняли уже.

А.ВОРОБЬЕВ: Спасибо. Александр.

А.МИНКИН: Понятен вопрос. Должен сказать сразу – молодой бородатый чеченец, очевидно, Рамзан Кадыров.

А.ВОРОБЬЕВ: Да, разумеется.

А.МИНКИН: Приходится говорить его имя и фамилию открытым текстом. Я должен, отвечая на этот вопрос, быть очень внимателен к своим словам. Потому что может соскочить матерное слово, и тогда мне будет стыдно перед вами за то, что я позволил себе бестактность. Поэтому я должен сказать так - награждение Рамзана Кадырова орденом Героя России вызвало глубокое возмущение у всех Героев России, и не только у героев.

А.ВОРОБЬЕВ: Это понятно.

А.МИНКИН: Я считаю, что Кремль напрасно пользуется криминальными людьми в своих целях. Напрасно опирается на структуры, людей, которые очень похожи на бандитов – вот я пришел к формуле - "очень похожий на бандита". Как относительно Скуратова говорили: "человек, похожий на генерального прокурора" – говорили люди, чтобы не сесть на скамью подсудимых за напрасные оскорбления. Так вот, речь у нас идет о человеке, очень похожем на бандита. И его действия очень похожи на бандитские, и его люди очень похожи на все это.

А.ВОРОБЬЕВ: И ставка Москвы на этого человека есть повторение ошибки с Дудаевым?

А.МИНКИН: А вы забыли, как американцы поставили на Бен Ладена, как поставили мы в свое время на Басаева? Басаев был наш, когда он на Кавказе в Абхазии, по-моему…

А.ВОРОБЬЕВ: Да, в Абхазии.

А.МИНКИН: Они отвязываются, и убегают.

А.ВОРОБЬЕВ: Здравствуйте, как вас зовут? Вы в прямом эфире, если вы слушаете мой голос, пожалуйста, задавайте вопрос. Алло?

СЛУШАТЕЛЬ: Это я попал на "Эхо Москвы"?

А.ВОРОБЬЕВ: Совершенно верно. Вы попали в эфир телекомпании RTVI и радиостанции "Эхо Москвы", пожалуйста, немедленно задавайте свой вопрос, не будем тянуть время.

СЛУШАТЕЛЬ: Я хочу узнать мнение комментатора вашего о книге Паршева "Почему Россия не Америка".

А.ВОРОБЬЕВ: Как вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Владимир.

А.ВОРОБЬЕВ: Вы читали, Александр, книгу Паршева "Почему Россия не Америка"?

А.МИНКИН: Нет. Но я могу сказать, почему Россия не Америка. Координаты географические другие, другой климат, земледелие другое, население другое, вера другая - все другое. История другая. Что еще надо? Зачем книгу читать доля этого? Почему зима не лето, хотите, я вам расскажу? Потому что зимой январь, летом – июнь.

А.ВОРОБЬЕВ: Понимаю. Владимир Надеенский, банковский служащий из Москвы: "С большим интересом слежу за циклом ваших "Писем к президенту" в МК. Интересно, какая-то реакция на ваш труд со стороны президента вам известна?"

А.МИНКИН: Да.

А.ВОРОБЬЕВ: И?

А.МИНКИН: Реакция Кремля на мой труд, или реакция президента – как хотите называйте - она не формализована на бумаге. Во всяком случае, я не видел ни разу…

А.ВОРОБЬЕВ: Вербальная есть какая-то реакция?

А.МИНКИН: Вербальная – есть.

А.ВОРОБЬЕВ: Какая?

А.МИНКИН: Отрицательная.

А.ВОРОБЬЕВ: Откуда вы это слышали, как вам это дают понять?

А.МИНКИН: Дают понять и мне, и главному редактору.

А.ВОРОБЬЕВ: Так вам, или главному редактору? В администрации президента вам это дают понять? Давайте уж будем честными – ну что же, если вы пишите…

А.МИНКИН: Нет, уверяю вас – быть честным и говорить все до последней капли - разница большая.

А.ВОРОБЬЕВ: Согласился. Вам дают понять…

А.МИНКИН: Минуточку…

А.ВОРОБЬЕВ: Вы чувствуете себя в безопасности? У нас 10 секунд…

А.МИНКИ В безопасности? Нет.

А.ВОРОБЬЕВ: Почему?

А.МИНКИН: Угрозы…

А.ВОРОБЬЕВ: Это напрямую связано с вашими публикациями?

А.МИНКИН: Связано. Угрозы поступают после публикаций. Прямо в компьютер приходят. Могу дать почитать.

А.ВОРОБЬЕВ: И вы знаете источники?

А.МИНКИН: Да я даже в прокуратуру один раз позвонил, и сказал – мне не нравятся эти письма. Очень такие…

А.ВОРОБЬЕВ: Александр, извините. Мы должны прерваться на 5 минут, пожалуйста, оставайтесь с нами, мы продолжим через несколько минут.

НОВОСТИ

А.ВОРОБЬЕВ: Я вновь приветствую всех, кто в эти минуты смотрит или слушает программу "Особое мнение", напомню, что сегодня у нас в гостях Александр Минкин, журналист газеты "Московский комсомолец". И я не случайно задал вам вопрос про ваши письма президенту. Тем более, что, знаете, так подсознательно они связываются с телемостом "Путин-россияне". Смотрите, чтобы не быть голословным. Я задам вопрос от имени Бориса Абрамовича, либо Бориса Абрамовича – не пойму, то ли это отчество, то ли фамилия. Должность - мелкий бизнесмен из Москвы. "Какой вопрос президенту задали бы вы, если бы вам посчастливилось до него дозвониться?"

А.МИНКИН: Пусть откроет сайт МК www.mk.ru, нажмет "журналист", нажмет "Минкин", и прочтет все мои 40 с лишним писем.

А.ВОРОБЬЕВ: Это все ваши вопросы, которые остаются без ответов?

А.МИНКИН: Ну, почему?

А.ВОРОБЬЕВ: Ответы есть?

А.МИНКИН: Ответы есть, они неудовлетворительные, но они есть.

А.ВОРОБЬЕВ: Понятно. Вы смотрели телемост?

А.МИНКИН: Немножко да.

А.ВОРОБЬЕВ: Реакция?

А.МИНКИН: Ну, потрясающее количество цифр вмещается в голове у отвечающего. Он огромную проделал, видимо, подготовительную работу, и помнит ужасно много – я бы не смог так.

А.ВОРОБЬЕВ: В этом нет ничего страшного.

А.МИНКИН: В этом нет. Это его профессия – запоминать много информации.

А.ВОРОБЬЕВ: Это ваше впечатление от телемоста?

А.МИНКИН: Ну да. Пользы-то для… Знаете, мне по этому поводу рассказали хороший анекдот – жалею, что не я придумал: "Нашему народу уже так много обещали, а ему все мало…" Жалею, что не я придумал. Действительно, эти вопросы, а их миллион с чем-то были заданы… я считаю, что единственная польза, которую можно было бы извлечь из этого, если бы социологи смогли узнать, кто эти люди, которые задавали вопросы, возраст, образование, и так далее, мы бы посмотрели, кто же все еще надеется таким образом решить проблемы. Если это не проблема испорченного водопровода.

А.ВОРОБЬЕВ: Но минимальные данные все-таки собирались.

А.МИНКИН: Конечно. Наверное, это реальные люди звонили, задавали эти вопросы. Но смысла это не имеет. Потому что потом идет селекция. Вопросы отбираются.

А.ВОРОБЬЕВ: По группам.

А.МИНКИН: Там неудобных вопросов практически не было.

А.ВОРОБЬЕВ: Но что бы вы хотели услышать? Какой вопрос, будь у вас такая возможность, в этом телемосте вы бы задали – на который вы не получили ответа в этом общении.

А.МИНКИН: Это формат такой – он зачитывает вопрос и произносит ответ. По бумажке, или нет – не важно. Это не общение с народом. Общение предполагает второй вопрос. Например, его спрашивают – пойдете ли вы на следующий срок? Он говорит – моя задача не в том, чтобы вечно сидеть в Кремле. Я бы сказал - я не про "вечно" спрашиваю…

А.ВОРОБЬЕВ: Но это не интервью.

А.МИНКИН: И не разговор. Это преподносится как разговор с народом. Нет. Это вопросы, направленные письменно, в этом столько же смысла, сколько в докладе Генсекретаря ЦК КПСС. Вот Н.Хрущев, например, по 5 часов толкал речи.

А.ВОРОБЬЕВ: Ну давайте вспомним Фиделя Кастро, который говорит несколько десятков часов.

А.МИНКИН: Фидель – он горячий, кубинский, нам надо со своими сравнивать.

А.ВОРОБЬЕВ: И здоровье тоже превосходное, чтобы так долго говорить.

А.МИНКИН: Смысла большого не вижу.

А.ВОРОБЬЕВ: Вопрос в прямом эфире. Здравствуйте. Как вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Зовут меня Нелли Александровна. Я из Нижнего Новгорода. У меня вопрос к А.Минкину - как он относится к своему коллеге Хинштейну? Мне кажется, что поздоровавшись с ним, хочется потом вымыть руки.

А.ВОРОБЬЕВ: Спасибо, Нелли Александровна. Это ваше личное мнение. Особое мнение А.Минкина, надеюсь, мы сейчас узнаем.

А.МИНКИН: Знаете, хоть он и печатается в той же газете, где я, но мне ни разу не приходилось с ним поздороваться. Я как-то уклонялся…

А.ВОРОБЬЕВ: Вы избегаете сами встречи с ним?

А.МИНКИН: Ну да, конечно, и не я один. Мне кажется, вся редакция избегает.

А.ВОРОБЬЕВ: Вы бы сейчас хотелось развивать эту тему?

А.МИНКИН: Нет. Меня спросили, я ответил. На пределе возможностей.

А.ВОРОБЬЕВ: Здравствуйте, как вас зовут, откуда вы, ваш вопрос в прямом эфире?

СЛУШАТЕЛЬ: На связи Константин, город Чехов Московской области. Александр, каково ваше отношение, скажите пожалуйста, к истеричной кампании, которую власть в последнее время раскручивает против адвокатов, блокируется правозащитное звено, и более того, хотелось бы видеть ваши публикации, если можно, на эту тему. Спасибо.

А.МИНКИН: Да есть на всякую тему. За 25 лет, что я пишу, наверное, уже там и это было.

А.ВОРОБЬЕВ: Может быть что-то обновить, какие-то темы?

А.МИНКИН: Просто можно перепечатывать. Взять старую заметку многолетней давности, и напечатать. Только поменять число.

А.ВОРОБЬЕВ: Ладно, меня интересует ваша позиция относительно этой темы.

А.МИНКИН: Про адвокатов?

А.ВОРОБЬЕВ: Про блокирование их деятельности…

А.МИНКИН: Власти давным-давно мешается все, что ей не подчиняется. Она это себе либо подчиняет, либо устраняет. Года два-три назад, три, по-моему, власть поменяла структуру адвокатских сообществ, подчинила их себе, Минюсту. Все перевыбирали, все меняли структуры, упраздняли одни или создавали другие – все это делалось для того, чтобы подчинить адвокатуру – по новому закону об адвокатуре.

А.ВОРОБЬЕВ: Мне сложно судить, в какой степени адвокатура зависит от власти.

А.МИНКИН: От власти – очень просто, смотрите - вот властям не понравился конкретный адвокат. Власть говорит адвокатскому сообществу – выгоните его из адвокатов. Предположим, адвокатское сообщество скажет - нет, мы этого не сделаем. Тогда суд это сделает. Будет обращение в суд, и суд решит, что он не достоин быть адвокатом, как нарушитель каких-то там правил. А в следующий раз, когда власть скажет адвокатскому сообществу – уберите вот этого – те уже подумают, может быть, стоит послушаться и убрать?

А.ВОРОБЬЕВ: Вы слышали историю с Робертом Амстердамом, одним из международных адвокатов Михаила Ходорковского?

А.МИНКИН: Да, выслали его.

А.ВОРОБЬЕВ: Да, совершенно верно. Он подает в Европейский суд по правам человека.

А.МИНКИН: Пусть подает.

А.ВОРОБЬЕВ: Во всяком случае, собирается подавать иск.

А.МИНКИН: Пусть подает.

А.ВОРОБЬЕВ: Как вы расцениваете, есть ли у вас реакция на все это?

А.МИНКИН: А я с самого начала сказал - мы совершаем очень много…. Мы, государство, власть - совершает очень много действий, которые приводят к неприятным последствиям и позорят нас перед миром. Другой вопрос – хочет ли мир замечать это, пока цены на нефть так высоки, пока мы источник нефти и газа, нам, по-моему, простят все. Если вы вспомните, СССР однажды вторгся в Афганистан. Повизжали неделю, и успокоились. И все санкции, если помните, вылились только в то, что к нам американская команда не приехала на Олимпийские игры. Подумаешь, беда. Нам простят все, пока у нас есть нефть и газ, и пока эти нефть и газ так нужны на Западе.

А.ВОРОБЬЕВ: Означает ли это, что вы не видите света в конце тоннеля?

А.МИНКИН: Ну, так нельзя сказать. Я все же надеюсь. У меня есть сын, молодой человек, в 4 классе – я очень надеюсь, что если не я, то он добьется лучшей жизни на этой земле.

А.ВОРОБЬЕВ: Александр, вы – талантливый, маститый журналист, что уж тут говорить… я спросил - вы видите свет в конце тоннеля? Вы мне отвечаете - я надеюсь…

А.МИНКИН: Надежда это и есть свет.

А.ВОРОБЬЕВ: Это и есть глаза?

А.МИНКИН: Это свет. Глаза видят, что не все зависит от воли чиновников. Что они могут изощряться как угодно, а потому – щелк, и история говорит – хватит, слезайте.

А.ВОРОБЬЕВ: И вы на это надеетесь?

А.МИНКИН: Да. Может щелкнуть. Это решение принимается не в Кремле. Это решение принимается гораздо выше. И никаких взяток туда не занесешь.

А.ВОРОБЬЕВ: Александр Минкин, "Особое мнение", я, Алексей Воробьев. До свидания.

А.МИНКИН: До свидания.