Персонально Ваш.... - Наталья Геворкян - Особое мнение - 2001-01-08

8 января 2001 года

В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" Наталья Геворкян, специальный корреспондент "Коммерсанта" в Париже.

Эфир ведет Сергей Корзун.

С.КОРЗУН: Наташ, добрый вечер. Как тебе понравилось про перепись молдавскую электроприборов?

Н.ГЕВОРКЯН: Нормально, я уже совершенно ничему не удивляюсь.

С.КОРЗУН: То есть если ни одного прибора? В чем суть, я пытаюсь понять. Может быть, как всегда, журналисты наврали или что

Н.ГЕВОРКЯН: А может быть знаешь, в коммуналках они что-то делали с электроприборами, те неправильно считали, обратно крутили. Может быть, они решили просто проверить все электроприборы на предмет правильно подсчета расхода электроэнергии и чтобы никто не мог уйти от платежей?

С.КОРЗУН: Но тут прямой путь заявлять один электроприбор, например, радиоприемник, настроенный на "Эхо Москвы", и все. А если поприборно еще будут брать плату, значит, откуда они выявят-то?

Н.ГЕВОРКЯН: А ты думаешь, что цель все-таки, если 17 приборов в доме работает, с 17 брать плату?

С.КОРЗУН: Из информации я так понял, по крайней мере.

Н.ГЕВОРКЯН: А так не может быть. То есть я ничего не понимаю в электричестве, боюсь его как огня, но мне кажется, что какая разница. Если человек платит за электричество, то совершенно не важно, сколько у него приборов стоит, если по здравому смыслу. Не знаю

С.КОРЗУН: Наталья Геворкян гость нашего эфира, которая в последнее время проживает в Париже, будучи специальным корреспондентом. Так, да? Или шеф-бюро даже газеты "Коммерсантъ"?

Н.ГЕВОРКЯН: Нет, написано "специальный корреспондент в Париже". А Сережа Мостовщиков в какой-то программе сказал: "Специальная корреспондентка "Коммерсанта" в Париже". Мне это ноу-хау вполне понравилось. На самом деле, я просто поехала сделать бюро, как я себе это представляю. Я не знаю, что там представляют себе мои начальники, но я поехала, потому что бюро ни одного не было у "Коммерсанта" и я уверена, что оно должно быть, я уверена, что их должно быть 3. Я бы делала Европу там, Париж мне представляется хорошим местом, я бы советовала, я бы делала Америку, может быть, Нью-Йорк, и я бы делала, наверно, эти бурно развивающиеся азиатские страны Индонезия, Токио. Я считаю, что такие три корпункта, если нормально будет развиваться ситуация у нас в стране с печатью и с газетами в том числе, то они рано или поздно появятся.

С.КОРЗУН: Поехала делать корпункт, потом стала заклятым врагом Владимира Владимировича Путина и решила не возвращаться, разве что на праздники новогодние.

Н.ГЕВОРКЯН: На это очень легко как раз возразить, потому что я как раз возвращенка. Я из тех редких людей, которые, когда открылись границы, как раз вернулась в Россию, а не выехали в ту сторону. И поскольку я уже вернулась 12 лет назад сюда, то, как выяснилось Но это все равно, ты, конечно, себя проверяешь в какой-то степени, смотришь и задумываешься о разном. Но выяснилось, что Россией я еще не сыта, как ни странно, меня ужасно тянет домой. И вообще я очень скучаю. В эти праздничные дни очень серьезно все это говорить, но скучаю действительно.

С.КОРЗУН: В Париже вообще скучно, наверно. Что происходит, например, в сравнении с нашими? Ну, завал в Альпах, и то, по-моему, в этом году бог миловал, вроде как не было.

Н.ГЕВОРКЯН: Пока миловал, если ничего не произошло за то время, пока я здесь. Наводнение на юге Франции очень серьезное. Во Франции скучно, как, наверно, в любой устоявшейся нормальной стране. Скучно, потому что политические скандалы, в общем, довольно редки, информация никогда не на грани безмерной трагедии, как это происходит у нас. Громкие расследования иногда дарит судьба, вот арестовали сына Миттерана, оказалось, что там замешано русское оружие, что именно русское оружие продавали в Анголу и замешаны какие-то русские персонажи. Вот это любопытная тема.

С.КОРЗУН: Удалось что-то раскопать по-журналистски?

Н.ГЕВОРКЯН: Не удалось раскопать кроме того, что Гайдамак Я даже не уверена, что он российский гражданин, я знаю, что он вернулся в Россию и возглавил банк "Российский кредит" довольно недавно. А сейчас, насколько я понимаю, он в Израиле. Мне люди, которые его знают, говорят, что с ним связаться может быть и можно, а вот разговаривать он вряд ли станет. Очень хочется, очень любопытная история, действительно, она некоторой давности, около 4-5 лет, и интересно. Вот, собственно, и все. А ежедневная жизнь состоит из вполне спокойных

С.КОРЗУН: приемов, раутов, концертов, Гранд Опера

Н.ГЕВОРКЯН: Да. Вот про эту жизнь можно говорить довольно много, и Париж в этом смысле совсем не скучный город Хотя я встретила британского писателя, живущего в Париже много лет, 20, который сказал: "Какая культура?! О чем вы говорите? Ну-ка Вы мне назовите что-нибудь прилично написанное во Франции за последние 20 лет" То есть мне все равно представляется, что эта светско-культурная или культурно-светская жизнь, смотря как делать акцент, там довольно активна и интересна. Мне представляется, что в любом случае 3 лет, на которые едут обычно журналисты я думаю, что я не выживу там этот срок (обычно едут на 3 года), что для того, чтобы понять, узнать, войти в эту страну, в этот дух и во все, этих 3 лет на ребре достаточно, только-только начинаешь что-то понимать. И в этом смысле там совсем не скучно. И там довольно симпатичные русские, хотя, поскольку я была полуэмигранткой раньше, я вообще-то чураюсь русских за границей, я стараюсь не общаться. Но это были другие времена и другие люди. А не общаться с Аликом Гинзбургом глупо, это такая радость каждый раз приходить в их дом! Для меня открытием стала семья Лунгиных, Павел и его жена Лена, причем Лена не в меньшей степени, чем Павел. И вообще что-то подарено судьбой, безусловно. У меня, например, в доме висят картины Саши Вертинской, это дочка Марианны Вертинской, их повесил их знакомый. У него были эти картины, которые она привозила в Париж, они не были проданы, а у меня были пустые стены, и я попросила их повесить и даже решила, что если кто-то придет богатый, могут и купить, собственно, и Саше будет хорошо

С.КОРЗУН: Ценнички не повесила?

Н.ГЕВОРКЯН: Ценнички не повесила, даже, честно говоря, не знаю цены. На одну картину знаю цену. И Саша тоже оказалась таким подарком для меня парижским, потому что в итоге я с ней познакомилась, вчера я ее видела. То есть там очень много человеческого неожиданного, нового. А здесь мы все замкнуты. Мы замкнуты этой работой по 12 часов, уже хорошо бы добраться до ванной, до дома повидаться с детьми, с мамами

С.КОРЗУН: Да ладно тебе, сколько уже не вкушала такой жизни ты, по 12 часов работа!

Н.ГЕВОРКЯН: А вот неправда, между прочим. Вот это очень странная штука. Практически в редакции я провожу, когда я в Москве, с 11 и раньше 9 я не уезжаю. Даже в "Московских новостях", которые были еженедельником, во всяком случае в бытность Егора Владимировича Яковлева главным редактором -абсолютно каждый день до упора.

С.КОРЗУН: А что тебе? Договорилась и поехала на день, на два, на три, как к Владимиру Владимировичу, загрузилась и все. Что в редакции-то делать?

Н.ГЕВОРКЯН: Можно на самом деле уехать куда угодно. Но, как выясняется, очень много встреч происходит в редакции. То есть люди приходят ко мне в редакцию. Как выясняется, очень много газет приходится читать за день, включая иностранные, это тоже трата времени. А потрендеть? А пообщаться? А иногда заметки еще пишутся, бывает и так. А бывают дни, когда Я очень хорошо помню, я писала подряд три интервью: Чубайс, Малашенко и Березовский. Они вышли подряд три дня. Я не спала 4 суток, просто не получилось. По-разному все

С.КОРЗУН: За нашей жизнью как следишь оттуда? По каким средствам? И что за последний год запомнилось?

Н.ГЕВОРКЯН: Очень просто. У меня стоит лента новостей, ровно такая же, как стоит в твоем компьютере, так придумал "Коммерсантъ", я ему очень благодарна за это. Поэтому я могу отслеживать поминутно буквально то, что происходит. Ничего мне особенно не запомнилось за последнее время. Когда был "Курск", я была в Москве, поэтому это все информационное наполнение, связанное с этой трагедией, я отслеживала здесь. А после этого я пытаюсь вспомнить, а ничего яркого не вспоминается. Но я-то вообще за то, чтобы и не вспоминалось. Мне не нравится вся суета вокруг СМИ на государственном уровне, меня смущает вот что: что лента новостей стала скуднее. Меня смущает, что один раз я насчитала 200 раз употребление фамилии "Путин" в один из праздничных дней, кстати, в районе 7 ноября, в лентах новостей. То есть, меня немножко удивляет изменение портрета ленты новостей. Но я не знаю пока, это тенденция или так уж просто в последнее время складывалось.

С.КОРЗУН: Ты по-прежнему личный враг Владимира Владимировича?

Н.ГЕВОРКЯН: А я, в общем, от него никогда этого не слышала, это опосредованные какие-то слухи. Я могу судить по выражению лица Алексея Громова, когда он меня видел в Париже. Видимо, не друг, во всяком случае, Громову. На самом деле, об этом можно судить и мне лично стало бы это понятно, если бы я увидела Путина. Но поскольку, по-моему, мы оба не особенно рвемся это сделать, я верю, мне остается верить тому, что мне говорят, тем более что никто этого не опровергает.

С.КОРЗУН: А я напомню, что Наталья Геворкян была одним из авторов книги и провела несколько дней

Н.ГЕВОРКЯН: С перерывом.

С.КОРЗУН: Сколько длилась официально эта встреча?

Н.ГЕВОРКЯН: Наверно, это было 6 встреч в общей сложности.

С.КОРЗУН: Это было уже год назад практически. Удалось тебе рассмотреть в этом человеке что-то, что сейчас проявляется в нем как в политическом деятеле, в лидере страны?

Н.ГЕВОРКЯН: Даже ничего рассматривать не надо. Я очень хорошо помню книжку и должна сказать, что президент будущий был абсолютно искренним и откровенным. Он что сказал, что сделал. Сказал, что построит губернаторов построил. Даже то, что не было включено в книжку про гимн Когда мы с ним говорили про гимн, он сказал: "А что, старый гимн неплохой, я бы его вернул". Просил не включать это в книжку. Мы не включили, но поскольку уже вернули гимн, я могу спокойно об этом рассказать. Даже это.

С.КОРЗУН: То есть сильный решительный человек, умеющий добиваться результата?

Н.ГЕВОРКЯН: Нет, я хотела сказать другое. Я хотела сказать, что он обещал все, что сделал. И этого хватило на год, даже меньше. Я не знаю, что будет дальше, поскольку дальше этого в книжке нет, и мне трудно сказать. Но, во всяком случае, для меня практически ничего не было неожиданностью, кроме того, что я не предполагала такого рвения разного сорта спецслужб, мне не важно, личное это рвение начальников этих спецслужб или это указание сверху, использование или участие в политической жизни правоохранительных органов и спецслужб - вот это мне было сложно спрогнозировать. То есть я понимала, что рано или поздно, поскольку силовик, человек, который возглавлял силовое ведомство, у власти, должна начаться такая реабилитация этих структур. Мне думалось, что на это уйдет больше времени. И против прокуратуры меня поражает совершенно Но, в общем, наверно, всем хочется жить, получать награды, благодарности.

С.КОРЗУН: Григорий спрашивает: "Представляет ли Наташа какое-то определенное издание?" "Коммерсантъ". Сама себя определяешь, как "Коммерсантъ", не независимый журналист?

Н.ГЕВОРКЯН: Нет, абсолютно. "Коммерсантъ", и очень счастлива, что "Коммерсантъ".

С.КОРЗУН: "Расскажите пожалуйста о жизни армянской диаспоры во Франции", Давид просит.

Н.ГЕВОРКЯН: Ничего не знаю. У меня вообще есть некоторая сложность с моей национальностью. Я совершенно московская армянка, даже не целиком армянка, но это не имеет значения. Я не знаю армянского. Я была в Армении 2 раза в жизни. Как ни странно, я понимаю что-то по-грузински, потому что бабушка и дедушка жили, слава богу, долго и счастливо и жили в Тбилиси, я туда довольно часто ездила Как-то мне сказал Азер Мурсалиев, мой коллега замечательный, азербайджанец, он сказал, что у меня отсутствуют этнические признаки нации. Я об этом говорила, я давала интервью

С.КОРЗУН: Космополитка безродная!

Н.ГЕВОРКЯН: Да, ужас. Буквально так. При этом у меня муж был полуболгарином-полумакедонцем, ребенок, соответственно, тоже смесь какая-то жуткая, и у меня с этим Я не знаю языка. С армянами это оказалась довольно серьезная проблема, потому что они не любят этого. Я из-за этого как-то безрадостно езжу Я ездила в Армению в последний раз на землетрясение работать, причем без указаний сверху, то есть меня никто не посылал туда. Это был единственный раз в моей жизни, кода я испытала зов крови, на мой взгляд. Я просто села в самолет и полетела. Мне неловко это говорить, но, видимо, действительно какие-то с этим проблемы есть. Меня даже упрекали. Я встретила какую-то часть армянской диаспоры в Москве, на Армянском кладбище, где похоронен отец, и что-то они мне говорили такое неприятное, что я чураюсь А при этом стояли около серебряного "Мерседеса" на кладбище. Я так на них посмотрела и сказала: "Наверно, чураюсь. Но вот вас, во всяком случае, заезжающих на кладбище и стоящих около церкви в "Мерседесе" - точно неохота" Какая-то такая история. Но при этом мне это прощают, слава богу, довольно многие, потому что звонят довольно часто армянские корреспонденты и берут интервью, и я всегда с радостью отвечаю Была очень странная история. Я когда-то переводила в Чехии буквально за 2 недели до смерти Уильяма Сарояна, чешский английский, он приехал, выступал, я была переводчиком. И он так на меня внимательно посмотрел, потому что глаза-то их никуда не денешь, они абсолютно армянские. И он говорит: "Что-то мне тут кажется, что Вы могли бы переводить и по-другому". Я говорю: "Я бы с радостью, но, к сожалению, армянского я не знаю". И он тогда сказал, что я вас устрою в армянскую школу в Париже, поезжайте на год учить армянский, приезжайте, я это устрою, вам не нужно будет платить. Но Чехия была, как вы знаете, тоже социалистическая страна, это было довольно давно, в конце 70 или в начале 80. И они меня просто не выпустили в третью страну, мне нужно было получить в Чехию обратно въездную визу, а я жила в Чехии с мужем уже. И я не поехала. И сейчас мне кажется, что уже поздно. Уже и французский-то непросто учить, не то, что армянский

С.КОРЗУН: Я хотел сказать, что в Париже уроки французского брала.

Н.ГЕВОРКЯН: Да, и беру иногда, хотя все время себе говорю, что вот-вот вернусь. Но все равно хочется выучить.

С.КОРЗУН: Вопрос от Ромы. "Наталья, слышал, что Березовский разочарован позицией Европы по отношению к России. Означает ли это, что Ваша работа была напрасной и Вам стоит переключиться на создание представительств поближе к Штатам?"

Н.ГЕВОРКЯН: Я думаю, что это не Абрамович Рома спрашивает.

С.КОРЗУН: Наши слушатели подписываются как могут или как хотят

Н.ГЕВОРКЯН: Я думаю, что Березовский сравнивает реакцию на то или иное событие и вообще на Россию, реакцию Европы с реакцией Америки. Америка действительно реагирует боле активно, она более втянута, как говорят англичане. Это нормально, это объяснимо. Европа спокойна, сдержаннее, и я в этом ничего страшного не вижу. Я думаю, что мне пора переместиться не в связи ни с чем, а просто уже, наверно, пора переместиться обратно домой. Я в какой-то момент, когда это произойдет, буду совершенно счастлива, потому что, в отличие от Бориса Абрамовича, я могу приехать и уехать. Мне, кстати, очень не нравится, что появились люди, которые не могут или опасаются приезжать в страну. Я как человек, переживший в свое время отъезд из страны навсегда Потому что приезжать я имела право, будучи за иностранцем замужем, даже не предателем родины, а просто замужем за иностранцем, один раз в год по приглашению родителей. То есть если бы с мамой или с папой, не дай бог, что-то случилось бы 2 раза в году, болезнь, то я не имела права приехать. И мне даже вспоминать не хочется эти времена. Я очень рада, что сейчас в любой момент можно сесть, прилететь и улететь, и очень не рада, что этого не может сделать каждый.

С.КОРЗУН: "Не смущает ли Вас суетня вокруг частных СМИ? Вам не кажется, что все это раздуто? Полная свобода слова - похоже, это не устраивает так называемые независимые СМИ".

Н.ГЕВОРКЯН: Видимо, слушатель имеет в виду, что частные СМИ сами раздувают суету вокруг себя. Дыма без огня, во-первых, не бывает никогда. Иногда раздувают чрезмерно, я согласна. Но я как сотрудник частного СМИ Я считаю, что "Коммерсантъ" очень взвешенный, и мне это нравится, поскольку мне всегда нравилась спокойная и взвешенная позиция любого СМИ, а стало это возможно в свое время только в частных СМИ Тем не менее, как сотрудник частного СМИ я не могу сказать, что я абсолютно спокойна за свою газету Было бы глупостью врать. С одной стороны, все говорят, что никаких у нас свободных СМИ нет, потому что все они принадлежат олигархам, а с другой стороны, я точно понимаю, что причиной моего беспокойства является то, что отношение к газете, или к телеканалу, или к радиостанции строится в зависимости от отношения к олигарху. То есть ровно те же люди, которые упрекают СМИ в том, что они принадлежат, поэтому они несвободны, а потом начинают выстраивать свои отношения к СМИ в зависимости от отношения к тому или иному олигарху, сами себя опровергая. На самом деле мне бы очень хотелось чтобы абсолютно все Для меня Кремль это такой же читатель, как тетя Катя, которая убирается у меня во дворе. Я хочу, чтобы к любому СМИ любой человек относился с точки зрения устраивает ли его, достаточно ли информации он получает, достаточно ли на профессиональном уровне делается этот телеканал, эта газета, эта радиостанция. И все, никаких других критериев у меня нет. В принципе, я предпочитаю, когда дыма больше, чем огня. Но я очень надеюсь, что ничего далее происходить не будет. Мы это поймем в следующем году, я думаю, что буквально в следующем.

С.КОРЗУН: "Уважаемая Наталья, как Вы относитесь к событиям на чешском телевидении?" вопрос от Петра.

Н.ГЕВОРКЯН: К сожалению, так получилось, что я приехала сюда в праздники. Я послушала два репортажа НТВ оттуда. Я отношусь хорошо, я вполне солидарна с чешскими журналистами, очень рада позиции Гавела, который их поддержал, хотя он может это сделать только в форме интервью, просто поддержать - по-моему, более конституцией не предусмотрено никакое вмешательство. Я считаю, что все нормально.

С.КОРЗУН: То есть нормально, когда сотрудники против вновь назначенного руководителя выступают?

Н.ГЕВОРКЯН: Да, потому что если у сотрудников есть основания выступать против, почему бы не выступать против? Вполне нормально. Они же не бьют его по голове. Кстати, эфир, насколько я понимаю, не они выключили. Они нормально выражают свою позицию. Я ничего в этом страшного не вижу. Может быть, я не знаю все детали того, что происходит. Если я правильно понимаю, назначили новое руководство или новый совет, это же общественное телевидение.

С.КОРЗУН: Нового руководителя.

Н.ГЕВОРКЯН: И их почему-то он не устраивает, я не знаю, почему. Может быть, ты мне подскажешь?

С.КОРЗУН: Я тоже на самом деле не знаю.

Н.ГЕВОРКЯН: Они нашли такую форму. Что они, собственно, сделали? Они сказали, что они с ним работать не будут. Потому что они не могут вырубить эфир, даже технически, по-моему, они этого сделать не могут. Они могут в него не выходить.

С.КОРЗУН: По-моему, забастовку они объявили.

Н.ГЕВОРКЯН: Предположим, 700 человек объявляют забастовку, то есть они говорят: мы не выйдем в эфир. Эфира или нет, потому что они его выключают, или опасаются, что они в эфире что-то не то будут говорить, или сажают штрейкбрехеров. Значит, не нашлось штрейкбрехеров. Уже хорошо. Думаю, что разберутся, ничего страшного. И очень верю оценке Гавела, потому что у Гавела, как у большинства уже давно забытых, почему-то уже не очень любимых диссидентов (я так смотрю по нынешнему поколению), я уверена, что у Гавела обостренное чувство, в данном случае обостренное чувство понимания точности ситуации.

С.КОРЗУН: Еще вопрос от Регины Яковлевны. "Наталья, как Вы считаете, возможно ли совместить карьеру и женское счастье или это несовместимые вещи?"

Н.ГЕВОРКЯН: Ну наконец-то про любовь!

-

С.КОРЗУН: Вернемся к вопросу: личная жизнь или карьера.

Н.ГЕВОРКЯН: Я сейчас пыталась представить себе женщин, которых я знаю, которые делали карьеру в другой области, и не могу, поэтому буду говорить о себе и о журналистской карьере. Во-первых, про карьеру. Я не считаю, что я сделала какую-то особую карьеру. Это сразу, чтобы снизить такой пафос этого вопроса. Я просто спецкор, и это мой абсолютно сознательный выбор. Я никогда не соглашалась и не соглашусь, видимо, быть ни главным редактором, ни зам. главного редактора, потому что это относительно свободный режим

С.КОРЗУН: Ты имеешь в виду иерархическую карьеру, конечно?

Н.ГЕВОРКЯН: Да, но потому что она же существует такая.

С.КОРЗУН: Потому что на самом деле ровно 2-3 человека, которые делают интервью, как ты. Это, может быть, и есть вершина карьеры.

Н.ГЕВОРКЯН: Я очень рада, что ты это говоришь, потому что я считаю, что эти интервью были таким ноу-хау в России, таких еще не было. Я очень хотела это делать, я рада, если это удается. Моя мама, например, считает, что я никакой карьеры не сделала, и говорит: "Детка, надо думать о карьере" Так вот, это мой потолок. Я дальше никуда не хочу идти, не знаю, могу ли, но, во всяком случае, не хочу. Вопрос поставлен замечательно: совместима ли карьера с личным счастьем. С личным, я думаю, совместима. А вот с семейным, я думаю, достаточно сложно, во всяком случае, для женщин-журналисток, работающих в таком режиме, как я. Я работала в режиме еще плюс ко всему постоянных поездок. Поэтому то, что у меня нет полноценной семьи, то есть что не существует мужа рядом я, например, считаю, что на три четверти моя беда, муж был тут не при чем. С другой стороны, есть сын, а это уже абсолютное счастье и радость, я точно понимала, что это обязательно должно быть. Что касается личного счастья - его просто навалом, его масса! Я всех этих "личное счастье" люблю, знаю, помню. И я считаю, что да, оно есть. И вообще это у женщины обычно на лице написано. Мне кажется, что у меня написано, что я счастлива. Но, может быть, мне не так много надо

С.КОРЗУН: Игорь возвращает нас к теме средств массовой информации. "Может быть, - пишет он, - надо ставить вопрос не о свободных СМИ, а о разных СМИ?"

Н.ГЕВОРКЯН: Абсолютно согласна. Так они, в общем, и есть разные. А куда мы денем газету "Завтра"? Конечно, разные. А сегодня утром у меня мой ребенок вместе со своим коллегой по институту брали интервью ровно об этом какие должны быть СМИ. Нормальные они должны быть, уже все сказано. Они должны жить по первой поправке к американской конституции, как ни странно, потому что лучшего не придумали. Конечно, они должны быть разные, и я думаю, что мы должны пройти через этот жуткий период. Там "Хастлера" запрещали же. Нормально, прошли, выдержали, "Хастлер" разрешили, до сих пор существует. Флинт живой, по-моему, до сих пор. То есть я абсолютно согласна. Просто есть газеты, которые я брезгую брать в руки. Но все равно это нормально. Когда не будет ничего, будет опять эта скукота невообразимая везде, когда будет такое однообразие на экране, это тоже будет скукота жуткая. Поэтому обязательно они должны быть разные, я не спорю, частные и государственные, интересные и неинтересные, левые и правые, я даже рискну сказать фривольные и нефривольные любые. Потому что мне профессионально важно знать, что думают эти все патриоты, поэтому я время от времени прочитываю все эти газетки. Мне лучше это знать, чем не знать вообще.

С.КОРЗУН: "Видели ли Вы фильм "Брат-2"? это к патриотам я привязался. - Не является ли он свидетельством фашизации нашего общества?" - спрашивает Андрей.

Н.ГЕВОРКЯН: Да, я видела "Брат-1", и "Брат-2" на кассетах в Париже.

С.КОРЗУН: То есть там вышли они или отсюда прислали?

Н.ГЕВОРКЯН: Нет, там были люди, которые их то ли купили Я думаю, что привезли из России. Они были на русском. Я потом, кстати, довольно долго думала на эту тему. Вот у меня какая проблема с этими фильмами. Я, во-первых, считаю, что с точки зрения кино это хорошо. Это крепко сбитый триллер - что один, что второй. И это, с другой стороны, очень плохо. Потому что там действительно есть, я бы даже сказала, ненавязчивые идейки, которыми пронизан этот фильм, которые меня пугают. И также меня пугает, что обаятельный весьма актер и даже, я бы сказала, группа актеров они все вполне обаятельно в фильме являются носителями этой идеи. И поэтому я с большим замиранием сердца задала вопрос своему сыну, которому 19 лет, понравилось ли ему это кино и есть ли у него дома. Он сказал, что дома нет, кино не понравилось, и меня это обрадовало. С другой стороны, мой сын, поскольку у него мама армянка, "черная", как говорят, то и он наполовину черный, и он уже это все понимает, несмотря на курносый нос и темно-русые волосы. Так что, может быть, у него другая реакция. Вот это самое поразительное. Когда-то Синявский писал про Дзержинского. Он написал статью, которая называлась "Святой палач". Он сказал, что Дзержинского выбрали как человека святого в революции, он был символом, и его поставили на самую грязную, самую мерзкую, самую отвратительную работу, и он сам собой, своим авторитетом это все оправдывал. Вот я хочу сказать, что мне ужасно страшно. Я никогда не говорила с Сережей Бодровым, кстати, на эту тему. Был разговор с его отцом, который приехал в Париж и мы говорили. Я не хочу сейчас, это совершенно отдельная тема. Но мне ужасно любопытно, как сам Сергей, который недалек по возрасту от моего сына (это же фильм на сына моего рассчитан, на эту аудиторию) - как он сам относится к этой идее.

С.КОРЗУН: А интервью взять, удовлетворить личное любопытство?

Н.ГЕВОРКЯН: С радостью! Вообще я очень хотела бы, чтобы, когда я вернусь, этот спектр людей, у которых я беру интервью, чтобы он расширился от этой верхней шеренги политиков, уже достаточно затасканных и скучных для разговора, на других людей. Тем более что этот фильм, и с Сергеем пришлось бы говорить тоже о политике, как ни странно, и фильм, в общем, пронизан этим.

С.КОРЗУН: Алло, добрый вечер!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Меня зовут Николай. Скажите пожалуйста, если Вы счастливы, а чем измеряется счастье?

Н.ГЕВОРКЯН: Не фига себе! Для меня, наверно, я скажу, оно измеряется градусом внутреннего покоя. Это означает очень простую вещь: что все, что меня окружает и все, что делаю я в окружающем мире, должно совершенно точно согласоваться с моим внутренним миром. Это баланс, как правило, очень зыбкий, потому что его нарушить можно одним словом. Я никогда, ни разу в жизни не отвечала ни на какие намеки, что девушка Березовского, прихвостень олигархов и т.д. Но вот выясняется, что даже такие слова способны это все нарушить. Поэтому эти моменты счастья я удерживаю как могу, и точно понимаю, что они не только внутри, они до тех пор, пока я не стала отшельником, вряд ли стану старцем и т.д. - они в этом соприкосновении внешней и внутренней среды. И если на этом стыке у меня есть состояние покоя, то я для себя его определяю как счастье. Впрочем, я сказала, что мне не так много надо.

С.КОРЗУН: Алло, добрый вечер.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер, меня зовут Маша. Я хотела спросить лично Вас. Когда Вы приезжаете в Москву, Вы сталкиваетесь с национализмом на улицах? В машине Вы едете, Вас милиция останавливает? У Вас, наверно, внешность достаточно специфическая

Н.ГЕВОРКЯН: Внешность не просто специфическая, но просто на ней фамилия написана крупными буквами. Сейчас не сталкивалась ни разу. Даже позавчера на въезде в Москву меня остановили милиционеры, и почему-то, посмотрев, сказали: "Мы у Вас уже сто раз проверяли документы, езжайте!" А вот когда началась очередная перепись, когда регистрации пошли после взрывов, милиционеры в машине останавливали очень часто, а один раз забирали в милицию. Я хочу сказать, что наступил момент, когда я стала бояться отпускать маму на рынок, потому что у нее тоже специфическая внешность, а поскольку сгребали всех, то я нервничала. Самый постыдный для меня внутренний был момент, когда я поняла, что на ребенке, который, кстати, носит вполне славянскую фамилию Лазаров, у него как раз не написано на лбу ничего кроме какой-то непонятной усредненной неясной национальности. В этот момент мне стало дико стыдно, что я об этом подумала с радостью, что это так и есть. Я считаю, что это расизм чистой воды. Я очень надеюсь, что когда-нибудь это все прекратится. У меня много друзей, у друзей есть дети, и надо сказать, что когда эти люди уезжают от меня или из гостей откуда-то поздно вечером и, не дай бог, электричкой, то я жду пока они приедут, позвонят мне и скажут, что они доехали. Так жить очень тяжело, очень, это неправильно.

С.КОРЗУН: Еще вопрос парижский, не могу не задать от Людмилы. "Уважаемая Наталья, скажите, посещаете ли Вы модные салоны и что сейчас носят в Париже?"

Н.ГЕВОРКЯН: Ой, как хорошо, спасибо! Сейчас я расскажу. Я не посещаю дефиле, потому что я человек вообще очень не снобский сама по себе, а это весьма снобское мероприятие, я считаю, что об этом уже кино сделано и все сделано прекрасно. Я посещаю бутики, магазины. Я просто целенаправленно прошла авеню Монтень, Фобур Сент-Оноре, зашла в какие-то Мне было интересно, как это выглядит, кто покупает, есть ли русские, оказалось, что есть даже русские продавщицы специально для русских, так что все нормально. Теперь я отвечу на ваш вопрос очень просто. В Париже одеваются так, что вам в голову не придет, что идет парижанка. Никогда в жизни ничего яркого, никаких выдающихся цветов, абсолютно серо-буро-малиновая гамма, ужасно просто, укороченное до колена, как правило, девушки молодые, пальто, укороченные брюки, довольно грубая обувь в большом количестве. И лишь вечером где-нибудь в районе улицы Георга V в ресторанах можно увидеть женщину, и то на ней будут хорошие сапоги-шпильки, узкая юбка, пиджак строгий и, может быть, шуба, что тоже довольно редко. В Париже одеваются ужасно просто, не красятся, и там вы в этом смысле себя чувствуете очень хорошо. Но это очень кастовый город и, в общем, очень снобский. И когда надо куда-то идти Еще они на глазок точно оценивают, сколько стоит ваша кофточка, это они все знают. Потому что кофточка, даже если она серенькая, может стоить 5 тысяч франков, они это понимают.

С.КОРЗУН: Это же можно считать ответом Антонине на вопрос о том, доброжелательны ли французы.

Н.ГЕВОРКЯН: Я отвечаю: неправда. Потому что по отношению ко мне очень доброжелательные. Я считаю, что неправда, хотя такие слухи ходят про них.

С.КОРЗУН: Завершить хочу посланием Алексея: "Наталья, хочу поздравить Вас с прошедшими праздниками и пожелать счастья в личной и в семейной жизни!"

Н.ГЕВОРКЯН: Спасибо, вам также!

В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" была Наталья Геворкян, специальный корреспондент "Коммерсанта" в Париже.