Александр Кынев - Особое мнение - 2021-12-29
29.12.2021
М. Майерс
―
Здравствуйте. Это программа «Особое мнение». У нас в гостях политолог Александр Кынев. Добрый вечер.
А. Кынев
―
Добрый вечер. Но я хотел бы воспользоваться своим нахождением в этой студии. И до того как мы перейдем к вопросам, хотел сказать пару слов. На этой неделе умер Дмитрий Борисович Зимин. Я считаю своим долгом об этом лишний раз сказать. Я много лет сотрудничаю с фондом «Либеральная миссия», являюсь членом совета фонда. Последние годы доклады, которые я пишу, они выходят в основном под эгидой «Либеральной миссии». И Дмитрий Борисович Зимин был тем человеком, который поддерживал фонд «Либеральная миссия» с момента его создания. Я помню еще нулевые годы, когда мы проводили какие-то ситуационные круглые столы, обсуждали ситуацию. Тогда было в помещении ВШЭ. Вел Евгений Григорьевич Ясин. Всегда сидел Дмитрий Борисович Зимин. И смотришь на это все - на наших глазах оно сплетается и исчезает. То есть я помню 15-20 лет, когда в начале как человек туда приходил, выступал периодически, потом с ним работал, я работал там с 12-го по 18-й у Кудрина в комитете гражданских инициатив. Мы тоже публиковали каждый год мониторинг выборов. И по итогам мониторинга каждый год «Либеральная миссия» издавала сборники, книги. Каждый год мы подводили итоги, что в этом году проходило. Это тоже издавала каждый год «Либеральная миссия». В этом смысле я безумно признателен Дмитрию Борисовичу. Потому что благодаря его поддержке мы имели возможность все эти годы все, что мы анализировали, собирали данные по тому, как проходят выборы в нашей стране, что происходит с партиями и так далее. Обобщать, издавать, размещать в Интернете. В библиотеках и так далее. Все это до сих пор абсолютно свободно, любой желающий может зайти все скачать. Это есть на сайте фонда «Либеральная миссия» благодаря его поддержке.
М. Майерс
―
Фонд продолжает свою работу?
А. Кынев
―
Да. И, грубо говоря, 15 лет назад это было вроде как в нормальном свободном формате, можно было собираться в ВШЭ. И вот как это все развивалось. В 15-м году фонд «Династия»* и еще один фонд, который финансировал Дмитрий Борисович, признали иностранным агентом. Он его закрыл. Уехал. И фактически в основном находился за границей. «Либеральную миссию» постепенно выжили из ВШЭ. В 19-м году не продлили мой контракт. Потом уволился еще ряд коллег. И после этих событий последние 5-6 лет «Либеральная миссия» проводила свои круглые столы в помещениях московского «Мемориала»*. На Каретном ряду.
М. Майерс
―
Признанного российскими властями иностранным агентом.
А. Кынев
―
Да. Дмитрий Борисович умер, из ВШЭ и персонально…
М. Майерс
―
Там руководство сменилось. И преподавательский состав тоже.
А. Кынев
―
А помещение, где была возможность собираться, в помещении «Мемориала», скорее всего, скоро перестанет быть помещением «Мемориала». Потому что его просто физически ликвидируют. Это такая наша жизнь. И, глядя на это все, на эту шагреневую кожу, которая с каждым годом сжималась, в людях, в организациях, в площадках и так далее -возникает вопрос, тот же Дмитрий Борисович много лет помогал людям, нашему фонду, множеству других проектов. Наверное, многие знают, что он оказал колоссальное участие в лечении Алексея Навального. Его транспортировки в Германию в прошлом году.
А.Кынев: Лучшая память – это продолжать заниматься тем же, чем занимались все эти годы, невзирая ни на что
М. Майерс
―
Заплатил за самолет.
А. Кынев
―
И сделал массу других очень важных и полезных вещей. А вот что теперь. Человек ушел. И что, те проекты, которые он поддерживал – они умрут, развалятся. Мне кажется, что лучшая память – это продолжать заниматься тем же, чем занимались все эти годы, не взирая ни на что. Условно говоря, есть на это сегодня какие-то шансы, что это будет опубликовано, нет, - ну вот я например, много лет занимаюсь мониторингом выборов. Иногда может быть вообще не очень даже понимая, а смогу я где-то это публиковать.
М. Майерс
―
Пишете в стол.
А. Кынев
―
Пишу в стол, собираю статистику. Потому что те факты, которые ты вовремя не собрал и не проанализировал, через год ты уже не соберешь. Это такая вещь, которую можно сделать только здесь и сейчас. Это часть истории нашей страны. Грубо говоря, если «Мемориал» это делал, признанный иностранным агентом в том, что касается истории. То те люди, которые занимаются мониторингом выборов сейчас, - можно все, что угодно думать о наших выборах. Со всеми недостатками и так далее. Но это тоже часть истории нашей страны. И заниматься ими, документировать то, что происходит - это тоже не меньший вклад в историю нашей страны, чем защита исторической памяти, чем поиск мест захоронения, установления имен репрессированных и так далее. Это все история нашей страны. Не видеть, не понимать этого невозможно.
М. Майерс
―
Переписать можно. Понимаете.
А. Кынев
―
Есть площадки, закрываются площадки, есть возможности или нет, - но нужно делать то, что мы можем. Сейчас у многих возникает ощущение, что а куда еще, даже мест, куда можно пойти встретиться поговорить с единомышленниками все меньше и меньше. Но все равно нужно делать то, что можешь.
М. Майерс
―
Давайте к истории «Мемориала» непосредственно. Признанного российскими властями иностранным агентом. Уже ликвидированного. Две недели назад я посмотрела ваше интервью прошлое на «Эхо Москвы», были у моих коллег в программе «Персонально Ваш». И вы назвали процесс против этой организации «они хотят заморозить историю». И вы высказывались в том ключе, что они откладывают уже в который раз. Это означает, что хотят, но боятся. Вот соответственно получается, историю заморозили и реализовали свои самые жестокие планы.
А. Кынев
―
Хотеть что-то сделать – не означает быть в состоянии это сделать. Историю невозможно заморозить, невозможно отменить. Это попытка плевать против ветра. Им кажется, что запретят юридическое лицо «Мемориала» и на этом все закончится. Нет. Потому что это часть общественной жизни. Любая общественная организация, кроме юридической оболочки и печати – это в первую очередь люди. Которые в ней состоят и которые делают то, что является продуктом этой организации. Это сеть, сообщество в первую очередь. Сообщество запретить невозможно. Невозможно запретить то, что сделано. Невозможно запретить найденные и опубликованные материалы, архивы и так далее. Поэтому те люди, которые занимались восстановлением исторической памяти – будут заниматься этим дальше. Нисколько не сомневаюсь. А то, что запрещаете организацию – история авторитарных режимов имеет огромное количество примеров запрещенных организаций, которые, что делать, конечно, тяжело и сложно работать, когда у тебя нет легального статуса. Но это не смерть. Поэтому в этом смысле да, это наверное больше говорит о самом режиме, о том, что он пытается таким образом остановить время. Пока у них власть, они тоже понимают инстинктивно, что они не вечны. И на сегодня пытаются путем изменения Конституции, путем восстановления каких-то советских норм создать ситуацию, чтобы максимально долго заморозить все политическое поле вокруг так, как им кажется комфортным для себя. Чтобы они ушли, а система осталась такой же. Ничего не получится. Все это рушится очень быстро. Точно так же как они по сути извратили, изуродовали старую Конституцию, точно такая же судьба будет и у всего того институционального наследия, который они делают сейчас. Поэтому в этом смысле грустно и печально, но это не конец.
А.Кынев: Историю невозможно заморозить, невозможно отменить
М. Майерс
―
Но нет ли ощущения…
А. Кынев
―
Но гораздо страшнее то, что сейчас происходит с конкретными людьми. Я имею в виду то, что вчера происходили задержания и аресты бывших сотрудников штабов* Алексея Навального. Тоже признанная экстремистской организацией. И так далее.
М. Майерс
―
И запрещенная на территории России.
А. Кынев
―
На мой взгляд, это гораздо более страшная вещь. Потому что одно дело, когда будет организация с юрлицом или без юрлица, это тяжело, но поправимо. А вот когда речь идет о судьбах молодых людей, которым просто ломают жизнь, сломанная жизнь человека, фарш невозможно провернуть назад. И это чудовищно. Это то, чему не должно быть никакого прощения. Тем более те люди, которые вчера были задержаны, сейчас они помещены под домашний арест с запретом определенных действий. Захар Сарапулов в Иркутске. Ксения Фадеева. Я знаю лично и того, и другую. Это совершенно замечательные люди. Энтузиасты. Люди очень смелые, целеустремленные. И, честно говоря, очень бы не хотелось, чтобы они попали под молотилку истории в прямом смысле этого слова. Тем более, что у них вся жизнь впереди. И у них был выбор, они же могли уехать. Но они не уехали. То есть они сознательно пошли на то, что они могут стать очередными жертвами насчет политических репрессий. Меня это пугает намного больше. Гораздо страшнее. Потому что уничтожена судьба конкретного человека – это гораздо хуже, чем организация, у которой отобрали юридическое лицо, но она будет работать уже…формате.
М. Майерс
―
У меня ощущение, что это правильно - с оптимизмом относиться к будущему…
А. Кынев
―
Это не оптимизм…
М. Майерс
―
Мы делаем хорошую мину при плохой игре. Потому что помните, когда всем подряд в массовом порядке стали навешивать статус иноагента, говорили, что это знак качества, да вот эти футболки, пытались придать этому некий…
А. Кынев
―
Это бравада.
М. Майерс
―
Да. История с ликвидированным «Мемориалом», видимо, надо говорить, что он иноагент. Она же про то, что не будет вот этой системной работы, связанной с реабилитацией памяти репрессированных сталинским и не только, советским террором. В связи с этим соответственно, видимо, будет какая-то монополия на эту память и эта память будет в переписанных и переписываемых регулярно учебниках истории. Представлять так, как это выгодно партии и правительству. Это системная проблема, она гораздо глубже, чем, условно говоря, не просто ликвидировали организацию, но ее лишат информационных ресурсов, грохнут все эти базы. И что останется. Ничего не остается. Вообще ничего. История останется, но в том виде, в котором она нужна Путину.
А. Кынев
―
Нет, я думаю, что что-то такое же преувеличение, как бить себя в грудь, говорить, что ничего страшного. Ничего никуда не исчезнет. Надо говорить с коллегами, которые эти базы ввели, но я абсолютно убежден, что базы точно никуда не исчезнут. Что касается попыток придумать какое-то свое альтернативное видение истории, не соответствующее действительности, - я думаю, что эти попытки предпринимаются не первый раз и как показывает практика, ничего из этого не получается. Мы живем в совершенно другую эпоху, в мире, где источников информации огромное количество, никакой монополии не может быть физически.
М. Майерс
―
Думаете?
А. Кынев
―
Конечно. В этом абсолютно убежден. Поэтому это все попытка остановить время.
М. Майерс
―
А риторика-то какая. Вы обратили внимание. Поддерживают протесты – то, что сегодня звучало в суде. Формируют негативное восприятие российских судов. Дестабилизируют ситуацию в России. И еще пытаются опорочить светлый образ СССР.
А. Кынев
―
Мне кажется, что когда политик пытается остановить время – это уже приговор. То есть дело в том, что в политике можно чего-то добиться только тогда, когда ты устремлен в будущее. Вообще политика это про будущее. Только будущее может мобилизовать людей к чему-то. Прошлое не может быть объектом мобилизации.
М. Майерс
―
Вы сейчас грохнули всю путинскую идеологию. Двумя фразами.
А. Кынев
―
Как угодно. То, что происходит сейчас – они просто может этого не понимают. Люди хватаются за прошлое, когда это уже конец, то есть за прошлое хватаются тогда, когда не видят никакого собственного будущего. Это означает, что система внутри самой себя будущего больше не видит. Она понимает свою конечность. Она пытается остановить время и остановить собственный конец таким образом.
М. Майерс
―
Это лично путинская проблема или ее можно масштабировать.
А. Кынев
―
Я думаю, что это коллективная проблема. Путина и его ближайшего окружения. Это все люди достаточно возрастные. Мы примерно понимаем, кто там принимает основные политические решения. Мы понимаем роль Совбеза и так далее. Поэтому я думаю, что это некое коллективное бессознательное некоторого количества людей.
М. Майерс
―
Давайте еще по иноагенту признанному, ликвидированному «Мемориалу». По поводу реакций. Во-первых, Сергей Миронов, который написал, что это плевок в лицо памяти всем тем людям, которые были репрессированы в годы советской власти. И коммунисты из Коми, это ваш родной регион. Объясните эти реакции.
А. Кынев
―
Это мой родной регион. Не только коммунисты из Коми. Там есть и по другим регионам заявления. Было некоторое осторожное в защиту «Мемориала» высказывание Сергея Павловича Обухова. Секретаря ЦК. То есть это говорит о том, что политики тоже понимают прекрасно то, как общество воспринимает давление на общественные организации. Кроме того, я думаю, что заявление Миронова тоже показательно. Если говорить о том, что есть какие-то позитивные вещи. Невзирая на то, что конечно политическая часть общества она в первую очередь думает о своих кумирах, о том, за кого они голосовали и очень редко пытается обращать внимание на всех остальных. Оптика в этом смысле всегда искажена. Видим только тех, кого мы любим. Да, для сторонников Навального год ужасный. Их ничего больше не интересует. Но нельзя не видеть, что политическая ситуация в стране меняется. Год, хотя он был страшно тяжелым, действительно репрессии, которые идут широким фронтом от СМИ и заканчивая вузами. Затрагивает абсолютно всех. И все новые объекты становятся жертвами этого катка. Тем не менее, мы видим, что появляются новые люди. Новые сюжеты. То есть жизнь она не стоит на месте. Это очень хорошо видно. Я занимаюсь выборами и я занимаюсь не кликушеством, а измерением этого в лицах, в процентах. В результатах. В конкретных решениях по регионам. И так далее. И я вас уверяю, что этот год с точки зрения результатов очень неплохой. В этом смысле есть какие-то живые элементы. Республика Коми.
А.Кынев: Когда политик пытается остановить время – это уже приговор
М. Майерс
―
Неплохой вы имеете в виду, что движение.
А. Кынев
―
В том смысле, что это не кладбище. В том смысле, что все равно появляются и приходят новые люди. При этом многие из них довольно яркие талантливые. То есть, есть динамика и не надо все сводить к судьбе одного человека. Да, это грустно и печально, но это такое же мне кажется кликушество как то, что делает власть, только с другой стороны. То есть те хватаются только за прошлое, а эти хватаются только за кого-то одного. И то, и другое неправильно. Должны быть полутона. Попытайтесь немножко смотреть на все это пошире. И вот даже сам факт того, что у нас сейчас в думе 5 фракций, а не 4, и что конкуренция в оппозиционной нише резко выросла, - ведет к тому, что тот же Миронов выступает с такими выступлениями. Понятно, что есть элемент и личного отношения, поскольку Миронов прямо об этом сказал, про своих родителей и так далее. Но политик всегда есть политик. Он понимает контекст, что он находится в очень жесткой конкурентной среде. Где голоса получать все сложнее. Потому что на эти голоса есть еще масса других претендентов и он понимает, что есть вещи, которые вызывают общественный резонанс. И успеха добьется тот, кто… свою позицию первым. Я думаю, с точки зрения публичности этого заявления - важнейший факт. Потому что Миронов в политике не первый день.
М. Майерс
―
О, да.
А. Кынев
―
Он вполне расчетливый человек. Даже когда он говорит искренне, он все равно понимает место и время.
М. Майерс
―
Красные линии не пересекает.
А. Кынев
―
Конечно. Поэтому сам факт того, что и коммунисты Коми, и Сергей Павлович Обухов, и Сергей Михайлович Миронов публично начинают выступать так, что это даже у людей противоположных взглядов вызывает уважение, - это тоже некоторый показатель эпохи. И это следствие роста конкуренции, которая есть. Это следствие того, что их подпирают уже новые люди, которые сзади идут. Я сейчас не про партию говорю. Я говорю про политиков. Кстати, коммунисты Коми очень молодая фракция, между прочим. Воробьев, который лидер фракции коммунистов в госсовете Коми, он, во-первых, молодой парень, преподаватель. Либертарианец в прошлом. То есть человек, в республике Коми КПРФ сформировала список такая широкая коалиция. Из самых разных общественников. Там 4 депутата подписались. Воробьев, преподаватель и либертарианец по жизни в прошлом. Один из подписантов это лидер Коми национального движения. Братенков. Бывший глава Ижемского района. Еще одна женщина – школьная учительница. И еще один парень молодой из Сыктывкара. Из их человек в возрасте только Братенков. Все остальные…
М. Майерс
―
Но вы эйджист, я уже который раз замечаю. В связи с этим не могу не спросить про КПРФ. А есть ли шансы у коммунистов занять такую серьезную нишу. Во-первых, аккумулировать протестные настроения. А, во-вторых, немножко превратиться из такого странного формата бывшую советскую партию про прошлое, про Сталина, Ленина, про красные флаги. В какую-то более прогрессивную социал-демократическую партию. По примеру того, как это например произошло в Польше…
А.Кынев: Главное, что было в 21-м году и в 20-м году – поляризация, конфронтация
А. Кынев
―
На самом деле в значительной степени это уже давно произошло. Коммунистического там только название. Есть какие-то ритуальные вещи, которые происходят как обряд. Без большого понимания его смысла. Потому что пообщайтесь с массой… депутатов регионов, попробуйте найти хоть какие-то следы сталинизма… Пусть они вам объяснят. В основном там все сводится к исторической памяти, что вот историческая фигура. Да, никаких конкретных предложений, близко лежащих там нет давным-давно. То есть де-факто это уже произошло, просто во многом неосознанно. Потому что партия идет за своим электоратом. Она идет за кандидатами, когда в нее приходят, а кандидаты тоже приходят, исходя из того, кто голосует. То есть эта эволюция идет уже достаточно длительное время. И смены поколений за последние годы было несколько. То есть была смена поколений в начале нулевых, вторая после 15-16 года и сейчас еще больше актуализируется. То есть это все есть. Дело в том, что мне кажется это какой-то собственный (неразборчиво) КПРФ. Что есть какой-то центр, план. Я думаю, нет такого плана и нет такого центра. А есть какое-то влияние объективных вещей и КПРФ просто является субъектом, которую несет историческая волна, помимо ее собственной воли. Хочет этого Зюганов или не хочет. И так далее. Поскольку меняются общественные настроения, меняется приток людей, которые приходят в партию, меняются люди, которые за нее голосуют. А партии ничего не остается как плыть в этом фарватере, иногда сопротивляясь, иногда пытаясь что-то говорить вопреки и когда они говорят что-то вопреки – их эта волна захлестывает и все равно в итоге их переворачивает. Может быть, они сами хотели бы чего-то другого. Зачастую наши политики они жертвы политической ситуации так же как простые обыватели. Вспомните Сергея Фургала, который стал губернатором вопреки собственной воли. И потом стал народным героем. Так сложилась жизнь, он не хотел, не планировал. То же самое КПРФ та ситуация, которая у них сложилась сейчас, это следствие объективного исторического процесса. Что сделала власть за последние несколько лет. Если говорить одним словом, главное, что было в 21-м году и в 20-м году – поляризация, конфронтация. То есть что произошло после 18-го года, когда стало понятно, что ситуация социально-экономическая меняется, что рейтинги власти падают, власть выбрала курс по уничтожению любой оппозиции. Системной и внесистемной.
М. Майерс
―
Это важная история. Давайте с этого начнем вторую половину нашей передачи. Потому что время новостей на «Эхо Москвы».НОВОСТИ
М. Майерс
―
Это программа «Особое мнение» политолога Александра Кынева. Я вас прервала на самом интересном. Вы начали говорить о том, что изменилось в 18-м году. И как поляризовалась оппозиция. Можете еще пояснить. Что происходит, что за процессы и к чему мы пришли.
А. Кынев
―
О чем идет речь. До 18-го года примерно с 12-й по 18-й год какую политику реализовывала власть. Смысл ее был очень простой. С оппозицией нужно договариваться. То есть после акций протеста 11-12-го годов была выбрана стратегия такого удушения в объятиях. То есть если до 11-го года власть интенсивно расширялась, постоянно поглощала в себя все новые элитные группы. Избрался, неважно из какой партии, вступаю в «Единую Россию». Стало понятно, что это сокращение конкуренции ведет к тому, что как только начинают меняться общественные настроения (неразборчиво) начинают концентрироваться вокруг тех, кто не запрещен, это несет риски опрокидывающих выборов. И на следующем этапе после 13-го года стало понятно, что это очень опасная стратегия. Оппозиции должно быть много и разной. Но при этом что с ней делать. Как не дать усилиться. Задушить в объятиях. С ней стали делиться. 12-18-й год – эпоха раздела. Поставили губернаторов, члены Совета Федерации, омбудсменов, увеличили госфинансирование в несколько раз и так далее. И период 12-18-е годы – период всеобщего договорняка. Потому что когда вы получаете плюшки от власти, должности и деньги, конечно, вы ее не критикуете. Точнее критикуете, но с очень четким пониманием, чего можно и нельзя. То есть масса самоограничений и самоцензуры. И выборы напоминали такой один большой договорняк. И 18-й год – пенсионная реформа. Что поменялось. Оппозиция осталась та же самая. И кампания 18-го года шла в рамках того же договорняка. Фургал шел в рамках договорняка. И Коновалов и так далее. Но поменялось общество. Потому что реальная политика властей оказалась в противофазе с настроениями граждан. С теми, кто за нее за многие годы голосовал. Потому что они ударили по собственному электорату. А когда ситуация стала меняться, вот человек хочет выразить свое недовольство. А какие у него есть инструменты. Самый простой инструмент – пойти проголосовать назло. А когда человек голосует назло, что остается…
М. Майерс
―
А за кого?
А. Кынев
―
Та же системная оппозиция, которая вроде бы играла в договорняки. Просто другого варианта нет. И 18-й год – история про это. Потому что никаких выдающихся кампаний о том, что в 18-м году оппозиция вдруг какие-то кампании, которые были мощные, сильные – они были такие же слабыми, никакими, ни о чем как в 16-17-м годах. Но результат был другим. Потому что изменился общественный запрос. Что сделала после этого власть. После 18-го года. Власть никогда не скажет, что это я плохая, что это я сделала что-то, что не нравится гражданам. Как у Крылова: у сильного всегда бессильный виноват. Оппозиция плохая, значит они плохо играли свою роль. Это они не выполнили свои соглашения. Значит они плохо притворялись, они слишком по-настоящему с нами боролись. С 18-го года начинается резкое ужесточение политики в отношении даже системной оппозиции. Если, например, тот же Левченко избирался в 15-м в Иркутске, начиная с 18-го гнобить, в 19-м он вынужден уйти в отставку. Арестовывают сына и так далее. И масса других происходит кампаний в регионах. Арестовывают Фургала в 20-м году. Там же ЛДПР. То есть идет по всему политическому полю. Что происходит. Начинается очень резкая поляризация. То есть стратегия такая, что любая оппозиция – враг, потому что она является точкой, вокруг которой люди могут проголосовать назло. Значит не должно быть вообще никого. И эта констатация постепенно растет, растет, пока уже в 21-м году не переходит в некую критическую фазу после ареста Алексея Навального, когда уже страх того, что еще и не системная оппозиция может поддержать, что будет какой-то кумулятивный эффект, видимо, совсем привел к внутренней паранойе. Резко принимается очередная пачка законов, поражающих почти всех, кто работал в этих штабах по всей стране. А что это означает. То есть когда вы проводите политику, в рамках которой, грубо говоря, или я или никто, - уже никакой кооптации. Уже никакого раздела. Все враги. Неужели вы искренне считаете, что если вы всех объявили врагами, начинаете их мочить, что они будут сидеть и молча говорить: да, простите нас. Нет, конечно. То есть вы сами меняете повестку. И вы заставляете даже лояльную оппозицию сопротивляться. Потому что воля к жизни она присутствует у любого политического субъекта и любого живого существа. То есть, есть некая граница, за которой каждый начинает защищаться. Даже если до этого он был вам абсолютно лоялен. И вот то, что стало происходить в этом году вокруг КПРФ, - это абсолютно искусственный процесс, который вызвала сама власть. Чем жестче конфронтация – тем сильнее поляризация. Поляризация – это полюсы. То есть соответственно, поскольку КПРФ была избрана главным объектом контратаки и именно поскольку как главная оппозиционная сила, в результате чем сильнее шел накат, тем более сильная концентрация голосов стала происходить вокруг КПРФ.
А.Кынев: Период 12-18-е годы – период всеобщего договорняка
М. Майерс
―
А не смогут…
А. Кынев
―
И КПРФ в данном случае была бы может быть рада, чтобы этого не было. Но делать с этим она уже ничего не могла. То есть это уже стало каким-то объективным процессом, и чем власть больше зачищала политическое поле, вот у нас совершила ту же ошибку, которая была в нулевые годы. Потому что когда вы уничтожаете дополнительные площадки – вы конкуренцию за оппозиционные голоса снижаете. То есть, уничтожив структуры Навального, к чему привела власть – дополнительные голоса стали идти тем же коммунистам. Потому что сценарий наиболее неприятного для власти голосования. Власть сама показала, что самые неприятные для нас – коммунисты.
М. Майерс
―
А КПРФ сможет аккумулировать этот протест? Впитать в себя.
А. Кынев
―
У нее нет выхода.
М. Майерс
―
Сторонников «Яблока».
А. Кынев
―
Протест сам вокруг нее концентрируется де-факто сегодня. В какие-то моменты она сопротивляется. Мы видим, как это происходит. В какие-то моменты она пытается начать махать руками и ногами, Сталина поминать лишний раз. Разбегайтесь от нас и так далее. А это не получается. И процесс, который есть вокруг КПРФ могу сказать, что абсолютно уверен, что он будет продолжаться дальше. В 22-м году. То есть то, что сейчас они делают, новый закон о публичной власти, то, что сейчас новый закон о местном самоуправлении - это политика совершенно самоубийственная. Я говорил на «Эхо Москвы», грубо говоря, если они начнут применять уже закон, который принят о публичной власти, он позволяет менять подсписки практически снизу доверху. Было бы желание. Что означает переход от пропорциональной системы к мажоритарной. При мажоритарной системе она классика, не знать этого могут люди, которые не изучали политологию совсем. …Выигрывает один, то есть система неизбежно поляризуется. Мажоритарная система стимулирует двухпартийность.
М. Майерс
―
То есть мы придем к какой-то американской системе.
А. Кынев
―
Мы не придем к американской модели.
М. Майерс
―
Красные и белые.
А. Кынев
―
Потому что есть еще вопрос географии. Потому что в одной географической зоне может быть конкуренция А с В, в другой зоне – А с С и за счет этого в масштабе страны все равно будут присутствовать разные партии. Но в большинстве случаев если мы посмотрим, мы увидим, что приход к мажоритарности будет вести к тому, что ситуация будет вымываться. Будут вымываться любые какие-то промежуточные фазы. Любые либеральные, националистические, левоцентристские и так далее. То есть это тренд, если он будет идти дальше, как он есть, это тренд вымывания любых промежуточных политических (неразборчиво) Еще большая концентрация голосов вокруг коммунистов. То есть о чем я говорю. Потому что казалось бы, вот вам рейтинг падает. Допустим, у вас было 50%, сейчас 33, средний процент кандидата «Единой России» по округам – был 33%. По партийным спискам мы знаем в масштабе России 49, но если взять конкурентные регионы - там около 30. Реальный процент. Оценки Шпилькина – 32-33%. Но это гарантированные ваши места. Это треть. А второе место – примерно 22. Между 33 и 22 разница всего 10-11%. Это означает, что если у вас рейтинг упадет еще на 6%, у оппонентов вырастет еще на 6, то это уже ситуация 26 на 25, в сторону оппозиции. То есть мажоритарная система гораздо более склонна к опрокидывающим выборам. И она дико рискованная. «Единая Россия» сама себя уже наказала, когда был Фургал в Хабаровске. Что сделала «Единая Россия». Ее рейтинг падал и она решила на выборах в думу Хабаровского края - давайте мы количество мест по подспискам уменьшим, была половина – сделаем треть. И сделаем побольше округов. Во всех округах выиграем, потому что у нас много денег и так далее. Результат – они проиграли все округа до одного и получили только два места по спискам. Если бы они хотя бы половину мест по спискам оставили, у них было бы не два депутата, а четыре. Но жадность фраера сгубила. В 22-м году будут выборы, например, во владивостокскую городскую думу. Во Владивостоке на выборах, которые были в сентябре вместе с ГД было заксобрание Приморского края. По всем городским округам кроме одного победили коммунисты. Если там вдруг выборы в городскую думу будут чисто мажоритарными, они могут получить, что они в итоге полностью проиграют. То есть слепо идти, считая, что вы всегда будете на первом месте – это дико рискованно. То есть любой человек разумный всегда скажет, что нужно вкладываться тогда, где ваш вклад максимально защищен. Нельзя идти в игру, в которой вы можете проиграть все сразу в ноль. А то, что они делают сейчас с избирательной системой – это дико рискованные игры. Которые зиждутся на каком-то абсолютно неадеквате что ли. Даже слов подходящих нет.
М. Майерс
―
Александр, пока у вас нет подходящих слов, у нас две минуты осталось. Объясните мне, что с «Яблоком» происходит.
А.Кынев: Попытка создать новое «Яблоко» - абсолютная глупость
А. Кынев
―
С «Яблоком» происходит на самом деле нечто похожее с теми же коммунистами. То есть, есть какой-то внутренний очень большой страх. Оказаться центром концентрации какого-то серьезного протеста. Коммунисты может быть и не хотели, но жизнь несет, они ничего не могут с этим сделать. У «Яблока» есть нечто похожее. Я думаю, что заявления, которые были Григория Алексеевича Явлинского, они примерно из этой же истории. Потому что легче сидеть, ни за что не отвечать. Дико комфортно и безопасно. Это с одной стороны, с другой стороны эта история про вождизм, про то, что очень сложно всегда переступить через личное эго. И руководство партии воспринимает партию как элемент реализации личных психологических комплексов.
М. Майерс
―
Опытнейший политик, можно было бы эти комплексы перерасти.
А. Кынев
―
Так было и есть. А много ли людей в нашей жизни способны перерасти свои комплексы.
М. Майерс
―
А вот это движение, о котором заговорили бывшие члены партии «Яблока»
А. Кынев
―
Это абсолютно бессмысленная история. Попытка создать новое «Яблоко» - абсолютная глупость. Потому что вообще как говорит история, реинкарнация умершего бренда – это намного более тяжелая вещь, чем создание нового. Если хотите успеха – создавайте что-то новое. Без негативной истории, без негативных ассоциаций. Например, есть такая консервативная партия в Японии, которая к каждым следующим выборам меняет название. Почему? Потому что пойти на выборы с новым названием легче, чем перезапустить старое. Те, кто сейчас пытаются создать «Яблоко»-2 – это люди, которые делают какую-то безумную глупость. Вы разделите 1,3% на 0,5 и 0,7%. И она будет дальше хиреть. Это перезапуск того, что уже умерло. Это совершенно бессмысленная трата времени, денег и сил.
М. Майерс
―
Время. Политолог Александр Кынев и меня зовут Маша Майерс. Это программа «Особое мнение».* «Мемориал» - НКО, признанное иностранным агентом. «Международный Мемориал» - НКО, признанное иностранным агентом.