Елена Лукьянова - Особое мнение - 2021-07-15
15.07.2021
И. Воробьева
―
Здравствуйте. Это программа «Особое мнение». И сегодня со своим особым мнением - Елена Лукьянова, профессор Свободного университета, доктор юридических наук, общественный деятель. Здравствуйте.
Е. Лукьянова
―
Здравствуйте, Ирочка.
И. Воробьева
―
Новость последних буквально нескольких минут. До эфира. Тут посыпались новости, первое – Генпрокуратура признала неправительственную организацию, которая выпускает издание «Проект» Романа Баданина – нежелательной организацией. У нас появилось первое нежелательное медиа в России. Что это вообще такое? Как эта формулировка может вязаться со словом «медиа»?
Е. Лукьянова
―
Ну как. Ужасно нежелательная. Вообще истории собственности и прочее министра иностранных дел ужасно нежелательные в нашем обществе. Это просто вражеские происки. Как же признать-то желательным. Такое медиа противное. Ну что можно, Ир, сказать.
И. Воробьева
―
Эта же формулировка серьезнее, чем иностранный агент.
Е. Лукьянова
―
… Потому что за сотрудничество с ней уголовная ответственность. На министра покусились – теперь нежелательные. А что, любимая забава последнего периода Генпрокуратуры. Без суда и следствия возьмем и признаем. Ну, вот еще просто у нас такой вал этих дел, адский вал, что юридические службы не справляются с обжалованием. Это в перспективе все может быть и признано незаконным, но это же сколько сил и времени на это надо. Вместо того, чтобы граждан защищать от произвола и насилия, вынуждены такими вещами заниматься. На самом деле сил и рук у юристов по защите прав человека просто не хватает. А медиа защищать надо в первую очередь. Потому что медиа это та институция, которая доносит информацию. А вредно же.
И. Воробьева
―
Я еще дополню новость тем, что как сообщает Интерфакс, Минюст вслед за Генпрокуратурой признал физлица иноагентами 8 журналистов издания «Проект» и «Открытые медиа». Плюс 8 иноагентов физлиц. На этот раз журналистов. На самом деле, если в целом говорить про накат на журналистов – это следующая стадия какая-то получается. От активистов к журналистам перешли.
Е. Лукьянова
―
«Чистое поле» проект вроде как говорят, существует. Зачистить общественное пространство, политическое пространство от тех, кто говорит правду, от тех, кто критикует. От тех, кто высказывает свою точку зрения. Видимо, такие стадии намечены потихонечку. Держать и не пущать.
И. Воробьева
―
Интересно, это же вряд ли может привести к чему-то хорошему. То есть если никто не будет говорить, то куда же оно денется-то.
Е.Лукьянова: На министра покусились – теперь нежелательные. А что, любимая забава последнего периода Генпрокуратуры
Е. Лукьянова
―
Ну как, это не вряд ли может привести к чему-то хорошему, это точно приведет к нехорошему. Это просто очень и очень плохо. Это очень и очень вредно. А вот для кого это вредно – это большой вопрос. Потому что им кажется, что это вредно, то есть это хорошо для власти, а это на самом деле для власти плохо. Зачищать поляну-то, потому что сегодня уже рты не закроешь. В условиях Интернета. И все равно люди будут знать, писать, искать альтернативную информацию. Она будет в дефиците. Но что сильнее в России, чем дефицит. Значит, будем добывать дефицит, это очень вредно для власти. Чем больше таких у нас явлений, чем больше таких…, тем меньше и ниже доверие к власти.
И. Воробьева
―
Но есть и хорошие новости это называется. Которые заключаются в том, что прокуратура, например, прекратила дело в отношении москвички, которую тащили полицейские из МФЦ. Была проверка и против нее возбуждали дело. Вроде как эту женщину как-то отпустили и решили не возбуждать в отношении нее дело. В чем причина как вам кажется? Это был перебор?
Е. Лукьянова
―
Ир, а у меня вообще такое ощущение, что за последнюю неделю или две у нас точечно несколько таких штук, когда суды уже просто не выдерживают того беззакония, того беспредела, когда приходят полицейские с протоколом и вменяют что-то гражданам. А на самом деле ни доказательств, ничего того, что они вменяют, - нет. А есть наоборот показания, которые противоречат тому, что они пытаются вменить. И, например, мы видим оставление без изменения меры пресечения тети Димы Гудкова. Мосгорсудом. Еще какие-то точечные, точно не назову, но, по-моему, 5 или 6 у нас таких сообщений от адвокатов за последние дней 10, когда там дело прекратили, там чего-то не усилили, не пошли на поводу у прокуратуры. Я просто на кончиках пальцев чувствую, да, это еще конечно не перелом, да, это конечно еще не свидетельство каких-то больших явлений. Но точечно они стали появляться. Я почему-то свою юридическую среду достаточно хорошо чувствую. Значит достали, ребята. Все-таки есть какое-то профессиональное самоуважение. Ну нельзя же так-то. Очень неприятно быть использованным. Это самое унизительное чувство.
И. Воробьева
―
Хотелось бы конечно, чтобы вы оказались правы, что это действительно, потому что некоторым судьям или всем как-то совестно так поступать. Но если мы говорим о кейсах. То Кети Хараидзе отпустили под домашний арест. Константин Янкаускас - в отношении него прекратили уголовное дело по так называемому «санитарному делу».
Е. Лукьянова
―
Это вот те самые точечки, а что такое отпустили под домашний арест. Это называется уже «нестражное дело». Есть такой термин. Пока ты сидишь в СИЗО – у тебя гораздо больше вероятности уйти в тюрьму. Как только у нас мера пресечения, не связанная с содержанием под стражей, то есть «нестражное дело», как юристы это на своем сленге говорят. У нас гораздо больше шансов получить какое-то альтернативное наказание или вообще его избежать. Это тоже эти маленькие признаки. И ведь Кети и Костя не просто рядовые граждане. Это как бы знаковые фигуры. А в отношении знаковых фигур у нас последнее время ничего хорошего не происходило. И только хуже, хуже. Еще трудовой какой-нибудь спор или спор с налоговой можно было выиграть. А тут вот какие-то такие штучки, ну очень абсурдное «санитарное дело». Оно само по себе абсурдно, в сравнении с тем, что происходит в других местах. То, что мы видели на чемпионате Европы, на «Алых парусах» в Питере. На съездах всяких политических организаций. Поэтому ну как, судьи же тоже живые люди.
Е.Лукьянова: Есть какое-то профессиональное самоуважение. Ну нельзя же так-то. Очень неприятно быть использованным
И. Воробьева
―
Про «санитарное дело». Все-таки хочется спросить, ну вот вы как юрист хоть что-то видите в этом деле из того, что есть в паблике?
Е. Лукьянова
―
Конечно, «санитарное дело» совершенно абсурдное дело. Оно, во-первых, избирательное. Абсолютно. То есть здесь нет равного применения закона. Ко всем участникам различных, да, господи, любых, пассажиров метро и всех остальных, которые сидят…Ну нельзя. Если нет государственных механизмов контроля реально за соблюдением карантинных мер, если этот карантин не карантин, а пандемия не пандемия, и все это не объявлено, ну о каких санитарных делах может вообще идти речь. Сам правовой режим, того, что сейчас происходит в России на протяжении всех полутора лет последних, когда ничего не объявлено. Ни чрезвычайная ситуация, ни карантин, ни пандемия серьезная. У государства нет, во-первых, нормативных актов, которые бы граждане обязаны были соблюдать. Все это ведомственные региональные акты, которые тоже не основаны на объявлении чрезвычайной ситуации специального правового режима. Ну о чем мы можем говорить. Вообще никакие санитарные дела в таких условиях возбуждаться не могут. Равно как и эта женщина, которую полицейские выволокли в маске, потому что ей было душно в маске. И мы видели, какие следы у нее от этого выволакивания, от того, что она якобы применила к полицейским силу, мы видели, что у нее с руками, с ногами. И какой это кошмар. И, в общем, это садисты и так себя не ведут. И эта женщина, и нет никаких правовых оснований всерьез к ней было вообще прикасаться. Поэтому ну не может быть никаких «санитарных дел». Это все такие сиюминутные всплески. Тут суды совершенно правы, когда они закрывают эти дела. Но мы знаем, что в прошлую волну пандемии у нас выносились массово штрафы и потом эти штрафы также массово отменялись. Еще суды спрашивали: а успели ли вы заплатить штраф. Когда люди говорили, что не успели – слава богу. Потому что все эти штрафы отменялись. Это вот такая чрезвычайщина и плохая очень юридическая подготовка. Кто-то из адвокатов на днях написал в Следственном комитете в каком-то регионе начали допрашивать. По-моему, Михаил Бирюков. Вступил в спор с каким-то следователем, который ему говорит: а кто вы такие адвокаты, работающие с правозащитными НКО, вы за кого топите, ребята.
Е.Лукьянова: Если этот карантин не карантин, а пандемия не пандемия, о каких санитарных делах может идти речь
И. Воробьева
―
Это был Михаил Бирюков из ОВД-Инфо.
Е. Лукьянова
―
За кого мы топим. Да за закон мы топим. За права человека мы топим. А вот вы за кого, ребята, топите, которые такие дела организуют, которые ничего не знают, ничего не читали. Потом все равно попадают впросак. Да, вы отнимаете у нас время и силы от серьезных дел, но мы вас все равно победим.
И. Воробьева
―
Ну вот к вопросу о том, есть ли карантин, нет. Сегодня партия «Яблоко» в лице ее руководителя Николая Рыбакова обратились к президенту с требованием срочно ввести локдаун. Именно карантин. С учетом того, какие цифры у нас в стране по заболевшим и умершим.
Е. Лукьянова
―
Полтора года назад говорила, что нужно вводить чрезвычайную ситуацию, чрезвычайное положение. Объявлять пандемию и тогда, может быть, у нас не было тех цифр и вообще не было бы той чудовищной ситуации с разгулом без масок. Потому что люди сначала испугались, потом поняли, что ничего не происходит, что денег им недоплачивают, что за их счет фактически государство реализует карантинные меры. За счет работодателей. Естественно, такой разгул. При этом не закрыты магазины, театры, музеи. Ну, слушайте, Европа выходит из второй волны медленно, но все равно все ходят в общественных местах в масках там, где привито менее 50% населения. Недоверие к прививкам возникает. Нет альтернативы прививок. Движение антипрививочников. Государство всерьез ничего не делает, чтобы создать коллективный иммунитет и привить население. Ну о чем вы говорите. Правильно партия «Яблоко» говорит. Давайте вводить правовой режим. Тогда будет хотя бы понятно, почему ограничиваются права человека. А в противном случае будет произвол. И будет бардак.
И. Воробьева
―
То есть когда вы говорите, что надо было вводить режим чрезвычайной ситуации, например, там же, если я правильно понимаю, у государства, у силовых органов очень сильно развязаны руки. Они могут делать практически все, что угодно.
Е. Лукьянова
―
Нет. Каждый режим чрезвычайной ситуации должен сопровождаться мерами ограничения прав и свобод четким перечнем. Того, что в условиях этой чрезвычайной ситуации существует. Это чрезвычайное положение – руки развязаны скорее. Это там цензура может быть. Чрезвычайная ситуация – немножко другое. Это менее жесткий режим. Но в любом случае должен быть четкий перечень ограничений прав и свобод. Правила. Мы будем жить нормально, только когда у нас будут правила и процедуры. И они будут соблюдаться. И это будет не вразнос, что, допустим, пусть это будут региональные правила, дифференцированные в зависимости от региона, но они будут четкие и ясные. Сопровождаться государственной защитой. На это будут направлены пропагандистские меры, будет разъяснение органов управления. Ежедневное, что происходит и каков уровень пандемии, сколько заболевших, сколько умерших. Что нужно на сегодняшний день. И гибкость, органы управления будут менять это в зависимости от изменения ситуации. Получше стало – здесь сделали послабления. Получше стало – здесь убрали ограничения прав. А хуже стало – значит, еще что-то придется вводить. Нет, ничего страшного, это просто разболтанность, расхлябанность и безответственность государства. То, что сейчас происходит. В этом я абсолютно убеждена.
И. Воробьева
―
То есть нужно сейчас, чтобы государство четко сказало, что у нас пандемия, ввело локдаун и начинало как-то поддерживать людей деньгами. Это же тоже важно.
Е. Лукьянова
―
Конечно. Тогда государство несет ответственность за закрытые магазины, рестораны и все остальное.
И. Воробьева
―
Мне кажется, мы опять оказались на год назад или и даже больше, когда мы это обсуждали в первый локдаун. И когда вообще никто не понимал, что такое нерабочие дни, почему это все на работодателя падает. То есть мы просто по кругу ходим. Это очень странное ощущение, конечно.
Е. Лукьянова
―
Потому что не сделали это вовремя. Поэтому пришлось пойти по кругу назад. С более тяжелым результатом.
И. Воробьева
―
Тут сразу люди пишут, что не надо нам никаких локдаунов, а без этого довольно тяжело. Это же тоже аргумент. И так тяжело, а тут еще локдаун будет.
Е. Лукьянова
―
Люди говорят про локдаун, который не оплачивается, локдаун, который оплачивается - это немножко другой локдаун. Да, тяжело, очень тяжело. Летом в жару тем более тяжело. Но что делать, давайте соизмерим цену человеческой жизни, цену нашего с вами здоровья, мы уже за год знаем, что такое ковид. Мы за год знаем, что такое ковид, что такое постковидный синдром. Мы знаем, как люди теряют и работоспособность надолго и все остальное. Давайте об этом задумаемся. И взвесим это на общественных весах. Вот Алексей Алексеевич объявил голосование по обязательным прививкам в Общественной палате Москвы. Молодец. Потому что это дискуссия. Да, решение Общественной палаты Москвы не будет общеобязательным. Но он вынесет эту дискуссию на поверхность. Люди примут участие. Давайте посмотрим, как мы развалились по точкам зрения. Я понимаю, что у нас ситуация с антиваксингом хуже, чем в других странах. И это все обросло диким количеством мифов, какой-то жуткой чуши. Каких-то, я не знаю даже как назвать. О том, что у нас в коме привитые лежат, а те, кто не лежит в коме – это редкое исключение. Поэтому ну что поделаешь.
И. Воробьева
―
К вопросу о вакцинации, тут союз пилотов обратился к Мишустину с просьбой разрешить все-таки в России иностранные вакцины. Потому что пилоты сталкиваются с тем, что они даже пусть и привитые в России, прилетая по работе в другие страны, имеют проблемы, им нужно все время сдавать ПЦР, потому что эти прививки не принимаются там. То есть зашли с другого пути. Правда, Песков сказал, что ничего такого не будет, у нас 4 свои вакцины. И все.
Е. Лукьянова
―
По Пескову – 4, по факту – 1,5, потому что «КовиВак» закончился в очередной раз в московских парках. По 850 на точку было. А вообще считаю, что это все чудовищная государственная жадность. Почему ни закупить альтернативные вакцины. Или тогда «Спутник» у нас провалится. «КовиВак» явно уже не провалится. А «Спутник» точно, скорее всего, провалится. Потому что испытания не закончены. Почему нет, почему нельзя людям сделать альтернативу. Так же как на выборы, нужна альтернатива, ее нет. Значит, и вакцины нет альтернативной. Дайте человеку выбор.
Е.Лукьянова: Государство всерьез ничего не делает, чтобы создать коллективный иммунитет и привить население
И. Воробьева
―
То есть если государство говорит, что это хорошо – значит это хорошо и спорить с этим не стоит.
Е. Лукьянова
―
Обязательно стоит спорить, иметь свою точку зрения стоит всегда. И право выбора надо иметь всегда. Кто-то сегодня хорошо написал: не пойду на выборы, потому что нет выбора. Выбора нет только у рабов. Только у рабов нет выбора, у всех остальных выбор всегда есть.
И. Воробьева
―
На это вам скажут, что есть люди, которые выбирают не вакцинироваться. Это выбор. Но это так себе выбор.
Е. Лукьянова
―
Ну, хорошо. У них с этим будет связано огромное количество проблем. Но это их выбор. Будут сдавать ПЦР, они должны заранее знать, что они могут быть не допущены к работе, к такой-такой. Ну, это их выбор.
И. Воробьева
―
Мы здесь поставим запятую. Прервемся на новости и вернемся в программу «Особое мнение».НОВОСТИ
И. Воробьева
―
Продолжается программа «Особое мнение». У нас тут выборы в сентябре в России планируются. Голосование, по крайней мере, точно. И тут ЦИК помимо трехдневного голосования и всех классных сюрпризов ограничила доступ к онлайн-трансляциям с избирательных участков на выборах в сентябре. Ну чем мешали онлайн-трансляции?
Е. Лукьянова
―
Очень вредное насекомое, так же как издание «Проект», которое расследует деятельность Колокольцева. Мы нечаянно охватили всю страну Интернетом, еще, когда я была в Общественной палате мы завели вот это онлайн-наблюдение. Нечаянно вдруг получилось, что за государственный счет обеспечили Интернетом вообще все регионы страны. И мы очень хорошо научились наблюдать через онлайн-камеры. Подключалось огромное количество граждан. И они следили за порядком на избирательных участках, таким образом поймали довольно много вбросов. Не все они кончились отменой результатов. Но кое-что получалось. Очень вредно наблюдать. Чем прозрачнее выборы – тем менее достоверен результат. Как бы так. Поэтому, конечно, надо было ограничить. Ну как же, и Баданина признать нежелательным агентом, «Проект» признать нежелательным и ограничить наблюдение. На самом деле наши наблюдатели очень опытные и мощные. Они даже в ограниченном режиме все равно будут наблюдать. Тем более что выборы федеральные и партии баллотируются, у партий будет возможность наблюдать, это вам не какие-то ограниченные выборы, где кто-нибудь избирается один по одному округу как Мосгордума. Тут наблюдение все равно будет существовать. Но вообще в любом случае любые меры ЦИКа, избирательного закона, ограничение наблюдения на выборах всегда свидетельствует о том, что выборы не сильно честные, не сильно справедливые. И для того чтобы эту нечестность и несправедливость припрятать, нужно обязательно чего-нибудь ограничить. Кого-нибудь не допустить. иностранных наблюдателей, общественные организации, занимающиеся наблюдением на выборах. А как же мы тогда подтасуем результаты. Ну вот примерно так можно прокомментировать.
И. Воробьева
―
А я вот чего не понимаю. А зачем, какой смысл вообще ограничивать наблюдение на выборах, если зачищено полностью практически политическое поле. И так чего бояться-то, все равно все пройдут, все будет нормально.
Е. Лукьянова
―
Давайте посмотрим. Еще не вечер. Потому что мы же не владеем ситуацией. Мы не можем ей владеть. В авторитарных режимах нет нормальной социологии. Поэтому мы не знаем до конца настроения. Последний раз, когда его мерили – год назад. На голосовании по поправкам к Конституции. У нас более-менее был альтернативный замер. И мы тогда выяснили, что общество развалилось 50 на 50. Не результаты голосования, а это соцзамер. А 50 на 50 это, извините, вот когда в обществе мир, дружба, сосиска - ой, сейчас будет гражданская война. Кто с кем? Когда 50 на 50 – тут меня извините. А за год мы больше ничего всерьез не померили. А за год много чего случилось, плюс пандемия, как ее Владимир Борисович Пастухов «ковидобль» называет. Как черный лебедь, который может смести режим и подорвать эту власть. Поэтому кто знает, даже при зачищенном поле, что может произойти – мы не можем пока сказать. Во-первых, еще никто не зарегистрировали. Мы еще не видим кандидатов. У нас идут и одномандатники, и партийные. И мы видим, как то же «Яблоко» выдвинуло 400 человек, в общем, очень-очень приличных людей. Вдруг пройдут. И борьба будет, плюс выборы совпадут еще с частью региональных довыборов, всяких интересных штучек. Поэтому обязательно надо все постараться законопатить. Но все законопатить невозможно. Жизнь богаче любых правовых предписаний, она богаче любых административных конопаток.
Е.Лукьянова: По Пескову – 4, по факту – 1,5, потому что «КовиВак» закончился в очередной раз
И. Воробьева
―
А вот про жизнь.
Е. Лукьянова
―
…будет щелкать и идет оттуда пар.
И. Воробьева
―
Евгений в чате пишет: я тоже юрист, самая беспонтовая профессия стала при Путине - никакие правила не работают. У вас такие же ощущения?
Е. Лукьянова
―
Правил работает немного, правила все меньше и меньше работают. Сказать, что никакие - я не могу. Соблюдение правил стало труднее и труднее отстаивать. Ну да, в общем, правоприменителям дали широкое поле для усмотрения выполнения правил. И правила сами стали плоховатенькие. У нас такой милый парламент, что он эти правила через не знаю что формулировал. Правила перестали быть правилами.
И. Воробьева
―
Но это, кстати, тоже одно из новых веяний, когда ГД принимала законы как бы, чтобы ими оправдать реальность. То есть этот закон обратной силы…
Е. Лукьянова
―
Она давно этим балуется. Давно этими плюшками балуется ГД. Она любит очень принимать законы «ad hoc» по случаю. Она любит выполнять указания сверху. Они же не обсуждают эти законы. Она же просто их клепает. Как пончики. Пышки как говорят в Питере. Это любимое занятие, мы знаем на протяжении трех созывов. У нас балуется такими экспериментами ГД. По-моему госпожа Яровая начала такие штуки. Мне кажется это 12-й год. Было, было, уже такие штучки были. И вводим задним числом, и вводим в день подписания закона и обратную силу периодически… Нет-нет, законы очень плохого качества. Большинство законов прописаны так, что их можно резиново тянуть, потому что там нет определения границ правомерного поведения. Это все связано с выборами. Чем хуже становились выборы, тем хуже персональный состав парламента, тем хуже становились законы.
И. Воробьева
―
Кстати, про другой суд. ЕСПЧ тут выступил, ладно, неважно. В общем, сказал России, что Россия должна придумать правовую конструкцию, при которой партнеры одного пола смогли бы иметь какое-то партнерство. Это не означает, что в принципе ЕСПЧ обязало Россию признать однополые браки. Нет, но найти конструкцию, которая позволила бы этим людям тоже становиться партнерами. Это неожиданность же была какая-то. Внезапно.
Е. Лукьянова
―
Во-первых, Ирочка, просто респект за очень грамотный журналистский текст. Потому что на протяжении двух дней пытались задать эти вопросы, но формулировали так: Европейский суд заставляет Россию признать однополые браки. Совершенно правильно объяснение. Европейский суд сказал, что действительно у нас здесь происходит дискриминация и вмешательство в личную семейную жизнь. 8-я и 14-я статьи Европейской конвенции об основных гарантиях защиты прав человека и основных свобод. Здесь нарушены РФ. Но он так аккуратно это дело Федотова и других против России, так аккуратно, так вежливо сформулировал Европейский суд свою позицию, ни на чем не настаивая. Что у каждой страны может быть свое конституционное регулирование, но сказал, что вы можете выбрать, но если вы хотите соблюсти свои обязательства, которые на наше государство вы сами возложили, подписав конвенцию - вам следует действительно предусмотреть вариант создания условий для существования таких семей. Кто сказал, что это брак. Необязательно. Это может быть гражданское партнерство. Это может быть что-то еще. Но у людей получается, они дискриминированы, они живут семьей, но они не могут наследовать. Не могут прийти в тюрьму, не могут получить документы на похороны, не могут прийти в больницу. Не могут наследовать. То есть действительно дискриминация. Отлично. Хорошо. Это Конституции не противоречит и наши специалисты по семейному праву это уже сказали за два дня. Можно изыскать другие способы. Будет большая дискуссия из-за этого в обществе. Думаю, да. Очередная. Но ведь в Европе и во всем мире эти дискуссии, этот вопрос непросто очень решается. Эти дискуссии идут постепенно, пока люди начинают понимать, что такое терпимость к другим. К не таким как мы. Это очень непростой процесс. Он происходит в голове и это труднее всего. Проще навязать правило какое-то. Но предусмотреть возможность для нормального разрешения ситуации можно. Я не думаю и мои коллеги не думают, что это дойдет до Конституционного суда, и Конституционному суду придется говорить, что это решение невозможно исполнить. Его возможно исполнить. И оно не противоречит Конституции.
И. Воробьева
―
Что должно происходить дальше. Вот ЕСПЧ это сказал. Но у нас же поправка в Конституцию, которая говорит, что национальное законодательство над всем международным. И поэтому ЕСПЧ нам вообще не указ. То есть дальше что-то может произойти с точки зрения юридической. Что дальше может быть.
Е.Лукьянова: Они же не обсуждают эти законы. Она же просто их клепает. Как пончики
Е. Лукьянова
―
Откуда такое взято, что у нас национальное законодательство над международным. Ничего подобного в нашей Конституции не сказано.
И. Воробьева
―
Да, я ошибаюсь, этой поправки не было?
Е. Лукьянова
―
15.4 говорит, очень хорошо провокационно сказала, 15.4 говорит о приоритете международного права над правом внутригосударственным. А если Конституции чего противоречит – а не противоречит. И не надо ля-ля. Не противоречит. Ищите пути. Меры общего характера Европейский суд не часто применяет к странам. Обычно он говорит: вот здесь нарушено право, выплатите компенсацию. Право нарушено по тому-то, по тому-то, суд, допустим, пересмотрел общей юрисдикции этот кейс. А вот меры общего характера, когда Европейский суд говорит: государство, у вас это будет нарушение постоянно, у вас нет механизма реализации вот этого права, закрепленного в конвенции. Вы должны поправить свой, он либо плох, либо у вас вообще нет этого механизма. Поправьте свое законодательство. Россия реже выполняет меры общего характера. Почти всегда выплачивает, меры общего характера реже выполняет. Ну хорошо, давайте начнем об этом говорить.
И. Воробьева
―
Давайте начнем об этом говорить. Но вот на этом мы с Еленой Лукьяновой вынуждены попрощаться. Потому что у нас время истекло. А вот начать говорить о том, о чем говорил ЕСПЧ, мне кажется, действительно важно. Спасибо большое.