Виктор Шендерович - Особое мнение - 2021-05-20
20.05.2021
М. Майерс
―
Здравствуйте, дорогие радиослушатели, уважаемые зрители нашего Ютуб-канала на «Эхо Москвы». На официальном аккаунте нашей радиостанции. В Яндекс-эфире. Сегодня четверг, 17.08 и как всегда по четвергам в это время к нам с вами присоединяется писатель и журналист Виктор Шендерович. Но вот что изменилось в нашей жизни. Поскольку мы люди законопослушные и в этом смысле способные услышать российские власти, которые призывают вакцинироваться, я сделала прививку, много раз об этом говорили в эфире. Виктор Шендерович, насколько мне известно, тоже сделал прививку. Но в прошлый раз он говорил, кажется, о том, что успел только сделать первый укол. Я у него, конечно, поинтересуюсь. Но я к тому, что мы готовы в этой студии уже встречаться с нашими гостями лично, лицом к лицу. Но поскольку в Москве трафик и разные проблемы с движением, то Виктор Шендерович немного задерживается. Я пока тут в одиночестве вас поразвлекаю. И как только он появится в студии, сразу вбежит, сядет к микрофону и будет отвечать на ваши вопросы. Кстати, я напомню, что для вопросов есть Ютуб чат, так и наш sms +7-985-970-45-45. И на сайте тоже ваши вопросы. Я всегда перед тем как появиться в студии, захожу в последнюю минуту буквально на echo.msk.ru, где на страничке Виктора Шендеровича есть вопросы, которые вы ему задаете. Например, Илья, наш постоянный слушатель и зритель из Ярославля спрашивает: принудительная вакцинация – может быть она необходима или это в любом случае ущемление прав и свобод. Это, видимо, вопрос, связанный с заявлением Дмитрия Медведева по поводу того, что наверное пора уже принудительно вакцинировать россиян, которые не торопятся это делать. И обратите внимание, есть большая довольно любопытная история, может быть даже исследование на сайте издания Медуза, признанного иностранным агентом. Как выяснило СМИ, вакцинация в Москве фактически остановилась. Власти планировали привить 60% населения, с нынешними темпами на это уйдут годы. И вот он врывается в студию. В самый подходящий момент. Здравствуйте.
В. Шендерович
―
Добрый день.
М. Майерс
―
Я тут отмазывалась, закрывала амбразуру.
В. Шендерович
―
Я пока бежал, я сообразил, что это второй раз, когда я опоздал на эфир за десятилетие.
М. Майерс
―
Мне выпала честь.
В. Шендерович
―
Не то чтобы честь. Но случай.
М. Майерс
―
Я хотела проголосовать. Тогда, извините, я вам много чего наобещала. Но теперь вам придется слушать Шендеровича.
В. Шендерович
―
Тяжелая миссия.
М. Майерс
―
Скажите мне, за пробками московскими вы не следите, это мы выяснили. А следите ли вы за своим здоровьем?
В. Шендерович
―
Стараюсь. Вот сейчас пробежку сделал.
М. Майерс
―
А как вы относитесь к заявлению зам. мэра Москвы Анастасии Раковой, которая предложила ввести финансовую ответственность для тех, кто не следит за своим здоровьем.
В. Шендерович
―
Не могу сказать, что удивило.
М. Майерс
―
Я поясню. Изначально народ отреагировал довольно бурно и было предположение, что речь идет о штрафах. Тем не менее, в мэрии разъяснили, что речь идет о частичной оплате бесплатных медицинских услуг, если запущенное состояние стало следствием систематического непосещения врача.
В. Шендерович
―
Я подробно не знаю этой темы, но насколько я знаю, в Америке какая-то пропорция то, что называется страховкой. Здесь мы как с темой вакцинации, когда говорили, утыкаемся на втором ходе в ту самую обратную связь. Во взаимную ответственность. Если государство несет передо мной ответственность за мое здоровье, оно вправе требовать с меня встречной ответственности. Это нормально. В отношениях между людьми, между человеком и государством это нормально. Проблема только в том, что взаимного доверия нет. И быть не может. Это взаимное доверие по всем фронтам разрушено администрацией. Потому что мы привыкли, что нам лгут и что обратной связи нет. Они ни за что не отвечают. Никто не уйдет в отставку, потому что он что-то сделал не так, провалил и так далее. Когда в этой ситуации администрация вдруг начинает качать права и что-то с меня требовать – я, обыватель, говорю «не шла бы ты лесом, дорогая администрация».
М. Майерс
―
У нас нет выбора.
В. Шендерович
―
Совершенно верно. Дальше наше отношение, государство, оккупационная армия по Герцену, с моей жены сняли 5 тысяч рублей за стоянку неоплаченную, которой не было. Причем точно не было. Мы это восстановили.
М. Майерс
―
Не было машины на этом месте.
В. Шендерович
―
Не было. Не буду вторгаться в детали. Но дело в том, что судиться с этим государством – надо потратить остаток жизни и здоровья, положить, чтобы однажды оказаться правым в споре с государством. В Америке - две секунды. Ты не согласен со штрафом. Две секунды. Ты идешь в суд, туда вызывают того полицейского, который тебя оштрафовал, и вы на месте разбираетесь. Я знаю случаи, когда государство и гражданин находятся в ситуации взаимной ответственности. Другая история. В нашем случае мы понимаем, что могут оштрафовать, могут посадить в тюрьму, могут расстрелять и ничего не будет никому.
М. Майерс
―
Ну ладно уж. Расстрелять вас не могут. Шендеровича хрен расстреляешь.
В.Шендерович: Судиться с этим государством – надо потратить остаток жизни и здоровья
В. Шендерович
―
Почему можно Немцова, почему можно Политковскую. И мы знаем, кто. И ему ничего не будет. Ни ему, ни тем, кто покрывает. Я сейчас общий пейзаж. А уж оштрафовать, а уж посадить – тысячи. Мы понимаем, что с той стороны ответственности нет. Поэтому такая реакция общественности. Потому что как там госпожа Ракова, да? Вот с ней ничего сделать нельзя при этом мэре. И с этим мэром ничего сделать нельзя. Нравится нам, не нравится. Он нам дан как погода. Как Бог. Именно.
М. Майерс
―
Ну пусть будет как Бог.
В. Шендерович
―
Мы же не можем его отменить.
М. Майерс
―
Бог у нас выше. Вы нарушаете иерархию.
В. Шендерович
―
Ну если бы он был, но давно не было бы… С моей точки зрения.
М. Майерс
―
А вы обе прививки себе сделали?
В. Шендерович
―
Да. Социально безопасен.
М. Майерс
―
Отлично. Тогда объясните, я конечно понимаю, может быть бес в деталях, почему замедляются так сильно темпы роста. Это та новость, которая сегодня наиболее активно обсуждается. Что практически в Москве вакцинация сводится к самым уже ползучим значениям. Ничего не может сделать власть.
В. Шендерович
―
Я думаю, поскольку я с недавних пор снова часто езжу в метро, мы говорили год назад, полгода назад, каждый раз.
М. Майерс
―
Просто теперь мы говорим: черт, уже все, и кнут, и пряник. И так, и сяк.
В. Шендерович
―
Тут есть конкретика, связанная с администрацией. А есть некоторый общий знаменатель, может быть, в связи с которым и существует эта администрация. Наше общее наплевательское отношение к жизни, как сказано у Жванецкого: все дороже жизни. Мы недорого ценим свою жизнь. Этот русский «авось» - это часть менталитета. И администрация поддерживает этот менталитет. Если бы мы по-другому относились к своей жизни – не было бы этой администрации, прежде всего.
М. Майерс
―
О, да.
В. Шендерович
―
О, да. Если бы по-другому относились к своей жизни, к жизням своих детей. Если бы мы также резко реагировали, с достоинством гражданским, но мы общее наплевательство. Это общее наплевательство распространяется и на нашу реакцию на какой-нибудь Беслан и на незаконные аресты. И на собственную, потому что конечно, менталитет вполне катастрофический, потому что каждый второй примерно без маски. Я уж не говорю про перчатки. И в этом есть такое угрюмое взаимопонимание. В общем, по фиг. Никто никому даже замечание не делает. Ну по фиг. Ну уж как пойдет.
М. Майерс
―
А когда делает – так бесит.
В. Шендерович
―
Да. Но в этом есть, еще раз на более широкие значения. Общества нет. Мы не чувствуем себя согражданами. Сограждане вправе, в том числе и друг другу предъявлять гражданские претензии. И некоторая острота взаимная гражданских претензий в тех странах, где есть гражданское общество мы наблюдаем и показываем пальцем и дико веселимся тому, как они там собачатся между собой. В каком-нибудь Израиле или каких-нибудь Штатах. Но там есть гражданское общество, которое да, оно может разделиться и очень круто разделиться. Но взаимное ощущение, что мы граждане одной страны, что мы решаем некоторые общие проблемы и другие какие-то решают их неправильно, и это можно исправить своим гражданским поведением. А раз в несколько лет - выборами. Выборами различных уровней. У нас этого нет. Мы плывем себе, куда плывется.
В.Шендерович: Мы недорого ценим свою жизнь. Русский «авось» - часть менталитета. И администрация поддерживает
М. Майерс
―
Но так же всегда будет. Положа руку на сердце. Или вы все-таки верите…
В. Шендерович
―
Про будет не знаю. Внутри исторического менталитета все-таки бывали разные времена. И мы видим, как эта синусоида колеблется…
М. Майерс
―
Но незначительно.
В. Шендерович
―
Вполне значительно. Если мы сравним гражданское поведение, общественное поведение на рубеже 80-90-х и сейчас. То мы увидим, что Дании нет ни там, ни там. Ни Дании, ни Норвегии. Но внутри наших показателей, внутри коридора колеблются очень значительно. Заметно значительно. Конечно.
М. Майерс
―
Вопрос изначальный…
В. Шендерович
―
Вопрос в том, что понятие нормы, норма это не точка, как известно, а коридор. Есть коридор норм. В психиатрии и вообще в гражданском поведении. Внутри этого коридора ты чуть правее, чуть левее. Какие-то крайние значения, явно выпадающие, - надо звонить 03. Но вот этот коридор довольно широкий. Коридор нашего гражданского поведения сегодняшнего приблизился к азиатским значениям по сравнению с теми 80-90-ми.
М. Майерс
―
К среднеазиатским. Не к Японии.
В. Шендерович
―
Мы говорим про политическую Азию. А не географическую.
М. Майерс
―
Хорошо.РЕКЛАМА
М. Майерс
―
Это «Особое мнение» писателя и журналиста Виктора Шендеровича. Он с нами в этой студии живьем. Привитый здоровый. Прекрасно себя чувствует. Прекрасно выглядит надо признать. Вам, видимо, это пошло на пользу.
В. Шендерович
―
Пробежка. Ну, видимо.
М. Майерс
―
Давайте к другим темам. Сегодня активно обсуждается инициатива о трудовых лагерях. Создание трудовых лагерей в системе ФСИН. Давайте я спрошу вас сразу. Объясните мне, почему это плохо? Вы же мне скажете, что это плохо.
В. Шендерович
―
Вряд ли скажу, что хорошо. Вы меня второй раз пытаетесь удивить новостью, а удивить не получается. Потому что все к тому идет. Они же не изобретают велосипед. Понятно, что они еще могут. Ну трудовые лагеря. Ну ГУЛАГ. Бесплатная рабочая сила.
М. Майерс
―
Я ждала от вас…
В. Шендерович
―
Почему от меня-то? Это первая ассоциация.
М. Майерс
―
Это просто наша фантомная боль. Ну как бесплатная рабочая сила. А сейчас это как выглядит. То есть либо у заключенных вообще нет работы, либо бесплатная рабочая сила, как где-то там по месту шьет варежки. Ну их отправят куда-то там еще. Принудительные работы.
В. Шендерович
―
Совершенно верно.
М. Майерс
―
Вот я и спрашиваю, почему это плохо?
В. Шендерович
―
В этом столько плохо, что не знаешь, с какого места начинать. Во-первых, начнем с того, что в большом количестве эти люди не преступники. С нашим судом можно предполагать, я не говорю, что они политические. Просто уровень правосудия, я бы из того, что я знаю, я дружу с Олей Романовой, с Лешей Федяровым. С «Русью сидящей». Это просто на поверхности. Десятки ошеломляюще очевидных случаев беспредела. Подозреваю, что счет идет с нашими ментами, с нашим подбросом наркотиков, со всем вообще, с нашим контролем за ментами, с нашей прокуратурой и нашим Следственным комитетом. Подозреваю, что речь идет о пятизначных числах. Это невиновные люди. Это первое. Второе. Сама тема бесплатного труда, ты говоришь фантомные боли. Но ГУЛАГ это не сказать, чтобы сильное прошлое. Это когда Англия вспоминает о том, как он казнили спикеров в Тауэре – это история. В нашем случае система репрессивная государственная и человек как пыль под ногами государства, как грязь, которую можно растереть и человеческая жизнь, которая ничего не стоит. Человеческая судьба растоптанная. Это сегодняшняя жизнь России. Мы в этом смысле не вышли из своего 20-го века. Ну показатели меньше численные, разумеется, чем во время большого террора. Но счет по-прежнему идет на десятки тысяч. И по-прежнему никакого общественного контроля. Как говорится от слова «вообще».
М. Майерс
―
Александр Калашников, директор ФСИН: «Трудовые лагеря для осужденных, имеющих право на принудительные работы, не будут похожи на существовавшие в СССР. Это будет не ГУЛАГ, это будут абсолютно новые достойные условия, потому что этот человек уже будет трудиться в рамках общежития или снимать квартиру, при желании с семьей, получать достойную зарплату».
В. Шендерович
―
Замечательно он говорит. Я только за. Если результатом этого будет улучшение условий, то я за.
М. Майерс
―
А вы готовы на эксперимент?
В. Шендерович
―
Лично? Посадят – буду готов. Маша, послушайте.
М. Майерс
―
Извините.
В. Шендерович
―
Это же говорит человек из думы. Какой-то зампред в думе.
М. Майерс
―
Это глава ФСИН.
В. Шендерович
―
С какого бодуна я должен верить хоть одному слову этого человека. Это опять мы утыкаемся, сделали новый круг, утыкаемся в то же самое. Нулевой уровень доверия. Мы знаем, что нам лгут. По умолчанию. Иногда нам говорят правду. Всякое бывает. Два раза в день часы показывают правильное время. Но мы знаем, что нам лгут. Мы, не мы, правозащитники ловили их на вранье. И жестоком рва… вранье. В глаза.
В.Шендерович: Мы не вышли из своего 20-го века. Ну показатели меньше численные, чем во время большого террора
М. Майерс
―
Рванье тоже.
В. Шендерович
―
Конечно. Если в результате каким-то образом, да, иногда случаются, мне рассказывали, что какие-то правозащитники пробили какие-то возможности. Юридически они неожиданно разрешены. В истории с Навальным мне специально правозащитники поясняли, что можно приглашать гражданского врача, что по закону можно. И когда не приглашали – они нарушали закон. Они не пользовались жестокостью и несовершенством закона, а они его нарушали. То есть я вполне допускаю, что юридически правозащитники, какое-то лоббирование внутри каких-то нормальных людей может отодвинуть от беспредела в сторону. Допускаю. Но у нас нет почти, почти – маленькими буквами, никакого контроля за ними. А конкретнее надо, видимо, спрашивать у правозащитников через какое-то время, которые смогут на местности разглядеть, во что превратится и чем обернется этот указ.
М. Майерс
―
Скорее всего назад эту ситуацию уже не прокрутишь. То есть в АО «Арктика» были разговоры о том, что надо же убирать Арктику. Там же топливо разливается на регулярной основе. Потому что то ли у нас глобальное потепление, то ли советское оборудование уже не выдерживает нагрузок, которые давно уже должны быть списаны. И просто если эта система будет создана, то она будет работать вне зависимости от того, что скажут правозащитники. Нравится это Шендеровичу или не нравится.
В. Шендерович
―
Совершенно верно. Об этом и речь. Но когда вы удивляетесь или делаете вид, что удивляетесь моей оценке, какая может быть еще оценка? Они что-то решили, они о чем-то объявили. Если бы методика принятия решений была бы общественной, если бы общественность через свои институты, инкорпорированные в государственные институты, когда правозащитники и тюремщики работают вместе в какой-нибудь Норвегии, прости, господи. Или Дании, Франции. Они могут туда войти, посмотреть, вместе обсудить. Когда в глаза этим можно посмотреть без опаски сойти с ума. Тогда можно говорить, что решения принимаются обществом. А администрация – часть общества. Извините, выборная, избранная. Взаимоответственная. В нашем случае Марина Литвинович, которая была самым активным членом общественных комиссий и самую большую пользу приносила заключенным своей неустанной деятельностью – ее выгнали. Вот мы видим, как работает это в обратную сторону от общественного интереса.
М. Майерс
―
18 мая вы, наверное, следите за этим, рискну предположить, ГД приняла в первом чтении законопроект про ФБК (российские власти считают иноагентом) об экстремистской деятельности. Который запрещает избираться в парламент гражданам, причастным к деятельности экстремистских или террористических организаций. Но там самое возмутительное то, что обсуждается сейчас в соответствующем профессиональном сообществе – то, что имеет обратную силу. Может быть применен к деяниям, которые совершены до его принятия.
В. Шендерович
―
То есть это сделано просто для Навального.
М. Майерс
―
Поправки называют законом против ФБК. Экстремистская организация.
В. Шендерович
―
Это просто сделано против Навального.
М. Майерс
―
Иноагент.
В. Шендерович
―
Это ради того, чтобы не пустить, по этой цифре, как цифра в анализе указывает на какую-то болячку, по этому мы можем косвенно судить об их истинном рейтинге. Они так боятся Навального на выборах, они так боятся на выборах Навального, деятельности Навального, результатов этой деятельности, что они в лоб тупо ломают о колено просто основы юриспруденции и права. Самые основы. Это самая обратная сила. Не только его. Их рейтинг. Сейчас дают срок этому Платошкину.
М. Майерс
―
Условный.
В. Шендерович
―
Неважно. Главное, что он гражданин осужденный у нас теперь будет. У него было 2% рейтинга. Говорят.
М. Майерс
―
Теперь мы хотя бы знаем, кто это.
В. Шендерович
―
Теперь мы знаем, кто это. И теперь мы знаем, что ему нельзя никуда. Он попал в радары, как справедливо заметил, кажется, Гудков. Они боятся всех. Справа, слева. Отовсюду. Всех, кто не они. Они зачищают поляну.
М. Майерс
―
Виктор Шендерович и его «Особое мнение». Мы скоро вернемся.НОВОСТИ
М. Майерс
―
Мы продолжаем. Мы начали говорить о законе против ФБК. Иноагента ФБК, который если будет принят, будет иметь обратную силу.
В. Шендерович
―
Мне очень нравится джингл у вас на «Эхе» о том, что все, кого вы упоминаете в эфире – все иноагенты. Прошлые, будущие. Чтобы сократить время в эфире.
М. Майерс
―
Это правда. Я хотела подчеркнуть, что все-таки 45 голосов против. То есть депутаты проголосовали 10%, если брать от общего количества депутатов ГД, там и «Справедливая Россия», и коммунисты. Тем не менее, нашлось 45 смельчаков в первом чтении, которые проголосовали против закона. Осмелели или обнаглели?
В. Шендерович
―
Как говорил Винни-Пух: пчелы что-то подозревают. Это впрок. В будущий послужной список… Все понятно же, что это гниль. Понятно, что это все в историческом смысле догнивает. И люди, которые имеют планы на дальнейшее, есть там те, кому поздно пить Боржоми, «единороссы» и так далее. Они же «единороссы». Из глины ты вышел, в глину вернешься.
М. Майерс
―
Вы предполагаете, что это те самые ростки будущего политического пространства, политической активности, который начинает пробиваться сквозь путинскую зачищенную…
В. Шендерович
―
Я ничего не знаю персонально по этим людям. Это может быть вдруг неожиданно искренность, которую я в последнюю очередь допускаю. Но, скорее всего, это холодный расчет.
М. Майерс
―
Думаете даже расчет.
В. Шендерович
―
Я думаю, что скорее всего расчет. Потому что понятно, что потом что-то будет после этого. Они набирают, безусловно, очки. Потому что имена тех, кто проголосовал «за» мы не узнаем, это могильная плита «единоросская». А это можно заинтересоваться. О, это какая-то оппозиция. Кроме того, хочу напомнить советские времена. И вообще традиционно изменения будут происходить через легальные структуры. И мы помним, как изменения на прошлом витке проходили через партконференции, съезды Верховного совета. Через абсолютно советские партийные структуры, мертвые структуры. То есть которые были придуманы мертвыми. Этот парламент, он же не парламент. Путинская ГД. Он придуман мертвым. Но когда что-то начинает шевелиться, то именно через эти структуры начинают проходить некоторые социальные перемены.
М. Майерс
―
Для этого нужен Горбачев.
В. Шендерович
―
Нет.
М. Майерс
―
Для этого нужно проиграть войну в Афганистане…
В. Шендерович
―
Войны мы проиграем, и нефть нам если захотят еще обрушат. Не в этом дело. Я сейчас говорю не о тактике, не о том, что завтра что-то произойдет. И конечно эти проголосовавшие против закона это не межрегиональная депутатская группа во главе с Сахаровым. Безусловно. Я совершенно не приравниваю. Я только говорю о том, что именно через эти мертвые и мертворожденные структуры вдруг иногда начинает проходить жизнь. Так придумано. И оно так и будет. Через мертвый парламент, вдруг мертвый парламент окажется в какой-то момент не совсем мертвым. Я все время цитирую из книги Чупринина «Оттепель», как замечательно как «Теркин на том свете» Твардовского протащили в печать через заседание парткома. Вдруг партком сработал. Такое бывает. Такие номера история откалывает. Эти люди, конечно, люди предусмотрительные. Пчелы что-то подозревают. Подозревают они в частности то, что после Путина будет какая-то жизнь.
М. Майерс
―
Смертью смерть поправ.
В. Шендерович
―
Нет, они не собираются умирать. Они собираются использовать силу протеста. Эта сила протеста когда-то вырвется из-под спуда и потребует имен. А Рыжкова нет, Гудкова нет, Навального нет. Никого нет, все зачищено. А вот есть какие-то – опаньки – а тут они, символизирующие протест.
М. Майерс
―
Вы упомянули академика Сахарова. Завтра исполняется сто лет. И Песков в том числе, наши коллеги журналисты на регулярном пресс-брифинге задавали относительно того, почему в Москве до сих пор нет памятника. Так как вам кажется, почему его до сих пор нет? Это элементарное разгильдяйство или политическая воля.
В. Шендерович
―
Да нет, никакое не разгильдяйство. Вот запретили выставку сейчас.
М. Майерс
―
Там странная история. Потому что наша коллега Ирина Баблоян шла по Чистопрудному и сказала, что фотографии висят. То есть ее как-то переформатировали.
В. Шендерович
―
Понятно. Тем не менее,…
М. Майерс
―
Но какая-то возня вокруг того мелкая.
В.Шендерович: Сила протеста когда-то вырвется из-под спуда и потребует имен
В. Шендерович
―
Сахаров по-прежнему вызывает глухую ярость своих врагов. Он по-прежнему символизирует противостояние империй. У нас в ушах, когда он пытался что-то говорить, причем пытался спасти Советский Союз, он пытался через этот крик и улюлюканье и топанье это слоновье прорваться к их маленькому мозгу коммунистическому. Он предлагал переподписать союзный договор в 1989-90 году. Отпустить на свободу всех и снова собраться добровольно. Его затопали ногами, заулюлюкали. Они не расслышали. Он апеллировал к мозгу, которого не было. Он вызывал ярость одним видом, одной интонацией. Он вызывал ярость биографией. Он, конечно инопланетянин. Среди этих. Среди нас. Количество людей, которые были готовы пожертвовать своей свободой, здоровьем, жизнью за идеи, по пальцам перечесть. Ну вот была Старовойтова, Новодворская.
М. Майерс
―
Они всегда в меньшинстве.
В. Шендерович
―
Нет, это нормально. Но просто по пальцам перечесть людей. А уж случай Сахарова конечно возмутительный, потому что у этого человека все было. Чего тебе еще надо. Ты обвешан орденами. Ты весь на пайках. Ты можешь, не приходя в сознание, жить свою жизнь.
М. Майерс
―
И делать бомбу.
В. Шендерович
―
Даже не делать бомбу. Уже отдыхать. Весь в орденах. Чего тебе надо. Он поражал и конечно задевал эмоционально. Потому что существование Сахарова рядом обесценивает тебя. Ты понимаешь, какая ты мелочь, по щиколотку ему. Когда рядом такой человек. И вот это раздражение: что тебе больше всех надо, ты что, лучше что ли? Лучше. Этот простой ответ, да, лучше. Тем более что давал не он.
В.Шендерович: Сахаров по-прежнему вызывает глухую ярость своих врагов
М. Майерс
―
Но мы-то с вами в таком вольготном и комфортном положении, когда нам не надо сравнивать себя с Сахаровым, потому что он уже ушел из жизни. И мы можем поставить ему памятник и сказать: это Сахаров – великий человек. И ходить себе раз в год класть две гвоздички.
В. Шендерович
―
Обрати внимание, тема восстановления памятника Дзержинскому появляется регулярно. Тема, чтобы поставить памятник Сахарову – это сегодня будет, можно предположить какое-то иезуитское решение такое, чтобы продемонстрировать. Скажем, когда оно начнется обваливаться в очередной раз и нам надо будет что-то показать Западу, какой-то сигнал послать Западу. Тот же Песков вдруг скажет или Путин совершенно запросто. Иезуитски я это допускаю. Но понятно, что это фигура, вызывающая тяжелое раздражение.
М. Майерс
―
Но вы сказали, когда я спросила, почему до сих пор нет памятника, вы сказали что-то про врагов. Вот кто такой сегодня враг академика Сахарова? Они все должны были умереть. Люди, которые могли себя причислить к идеологическим врагам.
В. Шендерович
―
Нет, не те, кто воевали с ним. Не тот состав.
М. Майерс
―
Я понимаю. Но люди, которые из более позднего поколения, должны были взрастить в себе ненависть к академику Сахарову или просто неприятие тех идей, провозвестником которых он являлся.
В. Шендерович
―
Именно. Сегодняшний тренд, если одним словом назвать, что происходит. Путин пытается восстановить империю. Это то, чем он пытается заработать рейтинг. Имперская тема. Возвращение земель. Война, противостояние с Западом. Россия в кольце фронтов. Мы одни против всех. А Сахаров говорил о чем? - о конвергенции. Это противоположный вектор совершенно.
М. Майерс
―
Но ведь Путин достаточно умен для того, чтобы сейчас Сахарова сделать своим сторонником. Сахарова-то спрашивать не надо…
В. Шендерович
―
Откуда у вас сведения, Маша…
М. Майерс
―
Я предполагаю.
В. Шендерович
―
Сведения откуда?
М. Майерс
―
Я предполагаю. 20 лет…
В. Шендерович
―
Об уме Путина откуда сведения. Видите, нет. Ум есть, но вы не путайте рефлексы… Ум Сахарова и ум Путина – они для разного. И если у Сахарова ум, то у Путина соображалка. У него соображалка хорошо работает.
М. Майерс
―
Интуиция.
В. Шендерович
―
Соображалка. Все, что связано с соображалкой тактической работает хорошо. И мы сейчас в эфире сейчас, может быть, ему подскажем, что да, сейчас выйти всему в белом и сказать: ну как же так, наш великий соотечественник изобретатель бомбы, герой соцтруда. Соображалки может хватить. Не будем это путать с умом. Потому что если у Сахарова ум, то значит это явно что-то другое. Другое для другого. Но мы видим по следу, чего мы будем гадать. Что памятники Сталину, бюстики Сталина, Ленин вообще так никуда и не делся толком, что все это есть. А темы памятника Сахарову нет. И вообще если вы пройдетесь по Москве, вы увидите Калашникова в московском районе, где по соседству родился Пастернак.
М. Майерс
―
Например.
В. Шендерович
―
И вы увидите Сергея Михалкова, который сживал со свету Пастернака. Огромный памятник. А Пастернака нет. Это знаковые вещи. Это государственные символы. И справедливо, что в путинской России есть Калашников, есть Сергей Михалков и нет Пастернака и Сахарова.
М. Майерс
―
Я просто не предполагаю, Виктор Анатольевич, что вы сегодня слушали Путина, затаив дыхание.
В. Шендерович
―
Нет.
М. Майерс
―
А он сегодня говорил. А у меня ощущение, что подслушивали. Или боитесь в этом признаться. А я вам сейчас процитирую. «Кто-то даже публично осмеливается говорить, что несправедливо якобы, что России принадлежат богатства такого региона как Сибирь. Только одной стране. Все нас пытаются "укусить" или чего-то от нас "откусить"…
В. Шендерович
―
Ой, Господи.
М. Майерс
―
Но они должны знать, что мы зубы выбьем всем так, чтобы они не могли кусаться. Это очевидно. И залог этому — развитие наших вооруженных сил». Вот я и говорю, вы подслушивали.
В. Шендерович
―
Шпана. Шпана наша. Ну шпана. Печально. Шпана. Зубы выпадут сами, их не надо никому выбивать. Они выпадают уже. От цинги скоро будут выпадать наши зубы. Про Сибирь, которую у нас хотят отнять, это же отсылка к Олбрайт.
М. Майерс
―
Опять. То, что не подтвердили.
В. Шендерович
―
Это не то что просто не подтвердили, а то, что давно исследовано. Что они проникли в мозг Мадлен Олбрайт… Они читают мысли. Они прочли ее мысли.
М. Майерс
―
Она этого не говорила, в общем.
В. Шендерович
―
Она этого не говорила. Но это цитирует президент России. Как нечто, что доказано. Послушайте, ну это ужас. Я не отследил, но это кошмар, конечно. То есть привычный кошмар. Третий раз я слышу то, чего я не знал до эфира. Но вот это меня, все-таки каждый раз ахаешь.
М. Майерс
―
Давайте я еще подкину, подолью маслица в огонь, чтобы ее поахали. Путин отметил, что с каждым годом Россия становится сильнее.
В. Шендерович
―
(смеется).
М. Майерс
―
Это все больше вызывает желание ослабить ее и дискредитировать. На его взгляд принцип один, причина одна – сдерживание России. Поспорьте.
В. Шендерович
―
Что они там курят.
М. Майерс
―
Глава государства на заседании российского организационного комитета…
В. Шендерович
―
Если бы кто-нибудь там: Владимир Владимирович, назовите какие-нибудь цифры, которые говорят о том, что Россия стала сильнее. Под вашим руководством.
М. Майерс
―
Да найдем мы вам цифры. У нас вот целый Росстат сидит. Что мы вам цифр не найдем.
В. Шендерович
―
Да, расскажите, пожалуйста.
М. Майерс
―
Рост цен.
В. Шендерович
―
Да, рубль к доллару, например. За время вашего существования. Инвестиции приходящие. Прекращение оттока и эмиграции, к нам едут из других стран, а не у нас мозги уходят. В чем выражается усиление России? В чем? В бомбометании по соседним и не только соседним странам? Кто-нибудь ему задал этот вопрос. Нет. Все открыли варежку и съели то, что он сказал. В этом проблема. Проблема в том, что он может любую ересь нести, вот как то, что вы мне сейчас процитировали, это просто ересь. Агрессивная ересь. И не услышать и не встретить, ни одного голого мальчика не нашлось. Который сказал бы: «Дядя Вов, вы чего? Вы чего сейчас сказали. Объясните, пожалуйста. А у меня вопрос». Люди, которые могут открыть рот в его присутствии не для того чтобы лизнуть, а для того чтобы задать неприятный вопрос – они давно перевелись. Ну вот Ходорковский пытался тогда на РСПП задать вопрос, - очнулся в Краснокаменске. С тех пор все поняли: не надо этих вопросов. Уже больше, полтора десятилетия рядом нет людей, которые смогут его поправить, сделать замечание. И так далее. Сказать, что это вредно то, что он говорит. Ну просто вредно. Не говоря о том, что это глупо. Глупо. Интонация – просто шпана. Агрессия. Немотивированная агрессия. А вы говорите умный. Вы не подтвердили это цитатой вашу версию.
В.Шендерович: В чем выражается усиление России? В бомбометании по соседним и не только соседним странам?
М. Майерс
―
Виктор Анатольевич, я говорю, что время наше, к сожалению, заканчивается.
В. Шендерович
―
Или к счастью.
М. Майерс
―
Дорогие друзья. Виктор Шендерович вас не оставит и каждый четверг в 17 часов высказывает свое особое мнение. В 19 встречайте Максима Шевченко, а в 20 обратите внимание, услышите программу Алексея Венедиктова «Тузы». И в гостях – художественный руководитель Московского академического театра Сатиры Александр Ширвиндт. А «Без посредников» с моим непосредственным участием будет с 21 до 22 часов. Это была программа «Особое мнение». Виктор Шендерович. Маша Майерс. Спасибо вам большое.
В. Шендерович
―
Счастливо.