Виктор Ерофеев - Особое мнение - 2021-05-19
19.05.2021
О. Журавлева
―
Добрый вечер. И свое особое мнение сегодня высказывает писатель Виктор Ерофеев. Здравствуйте.
В. Ерофеев
―
Здравствуйте.
О. Журавлева
―
Все заинтересованные уже подключились, я надеюсь, не только к радиоприемникам, но и к Ютубу или Яндекс-эфиру, где вам удобнее смотреть или слушать. Мы услышали кое-что. Тревожное, как мне кажется. Дмитрий Медведев на пленарном заседании петербуржского международного юридического онлайн форума высказался за то, что прививка, конечно, дело добровольное, но когда речь идет о государственной безопасности и защиты подавляющего большинства населения, то можно подумать и о принудительной прививке. Так вот сказал нам Дмитрий Медведев. Что вы думаете? Тревожно ли это высказывание? Или это правильно и хорошо.
В.Ерофеев: Будет принудительная вакцинация – люди, которые не захотят, придумают какой-то способ
В. Ерофеев
―
В нашей тревожной стране это не самое тревожное высказывание. Я не всегда понимаю людей, которые не хотят делать прививки. Объясняя это какими-то соображениями такими, я бы сказал, пещерного века. Хотя понимаю с другой стороны женщин, которые боятся, что эта прививка каким-то образом будет связана с тем, что не будет детей. Это очень тонкая психологическая задача. Я за прививку и сам привился один из первых в декабре. И вот только что перед передачей говорил, что попал в Париж прям в логово ковида. То есть там в доме скосило всех. И вот я не заболел просто потому, что привился. Но с другой стороны принудительно - это как смертная казнь. Вводят смертную казнь для того чтобы казнить чудовищ. А потом все разгоняется и кончается тем, что или 15 суток или расстреляем. И в нашей стране бывало в 30-е годы, да еще как. Поэтому принудительно у нас если разрешат государству колоть, то, в общем, могут еще что-то разрешить. У нас в Советском Союзе как мы знаем, были страшные сумасшедшие дома для диссидентов. Тоже, в общем, кололи там. Поэтому мне кажется, что с одной стороны надо быть, наверное, более цивилизованными людьми для определенной части общества и не верить сказкам о том, что это делается для того, чтобы государство вас нагнуло. По той или другой причине. А с другой стороны надо, конечно, иметь право на свободу и не хотите колоться – не колитесь. С другой стороны еще с третьей Медведев ведь, я слушал его просто голос, в общем, он совершенно был неубедителен. То есть это такой был голос человека, которому сказали «скажи» и он сказал.
О. Журавлева
―
Но если ему сказали – это значит, что такая идея в принципе есть.
В. Ерофеев
―
Она, в общем, уже давно существует. Другое дело, что в нашей стране можно ввести заново коммунизм, можно объявить закрытие всех свобод. И с другой стороны все равно люди будут танцевать по ночам, купаться голыми в Москве-реке и так далее. Наша страна именно тем хороша, что строгость законов компенсируется тем, что всем на них наплевать. Ну жертв было и будет очень много. Посмотрите фото студентов 37-38, кстати, мои родители как раз поступили в Ленинградский университет на филфак. Вообще все там влюблялись, хотя те же родители говорили, что уводили прямо профессоров с лекций. У них там молодые преподавали. Пришли за ними. Страна ко всему привыкла. Так что будет принудительная вакцинация – все равно люди, которые не захотят, придумают какой-то способ и не будут вакцинироваться.
О. Журавлева
―
Скажите, пожалуйста, как вам кажется, власти сами, обобщенные власти сами как-то определились, как рекламировать эту вакцину. Как ее делать такой, чтобы ей больше доверяли. Потому что, например, вакцинация президента была какой-то очень странной и таинственной.
В. Ерофеев
―
Все, что связано с президентом у нас странно и таинственно. И эта вакцинация тоже была спецоперацией. Как все, что происходит в нашей стране. Но дело в том, что совершенно непонятно, как будут развиваться события, в какую сторону. И поэтому мне кажется, что если мы сейчас вернемся к начальному пункту о том… Власти что хотят. Я могу сказать, что, в общем, власти, может, первый раз за всю историю России совершенно наплевать на население. В общем, наплевать. Это первый раз, все-таки цари как-то думали о каком-то движении народа вперед. Коммунисты мечтали, по крайней мере, изначально о коммунизме. А потом Брежнев сказал, что живите, как хотите. Но все-таки давайте жить получше. Наши власти, на мой взгляд, просто абсолютно плюют на население. Нищает – нищает. Вакцинация – вакцинация. Не вакцинация – живите, как хотите. Это поразительное явление, потому что оно уникальное. Потому что понимаете, дворовая команда, которая захватывает власть, она совершенно не интересуется озеленением двора. У нее есть какие-то поважнее. Добиться приоритетов в районе, в городе. А тут уже добились не только в государстве, а уже и стучатся в двери Новой Ялты. Поэтому озеленения двора не ждите. И никакого интереса не проявляется. Просто определенная психология очень четкая, очень выверенная. Победная. Потому что главная тема победы необязательно в войне, а вообще победа это значит, вот это вот прививка.
О. Журавлева
―
То, что у нас много вакцин, они быстро появились, их прекрасно применяют где-то.
В. Ерофеев
―
Победа с вакциной важнее, чем…
О. Журавлева
―
Чем будем ли мы болеть.
В. Ерофеев
―
Чем все остальное. И отсюда скрытность смертей. Посмотрите, в Москве почему-то все помирают ровно 50 человек в день. Ну просто хотя бы для интереса сделали 70 и 30. Прям 50 и 50. Ну 50 и 50. Такое дали указание. Пусть будет 50. Может быть уравновешивает. Когда-то там было больше, а тем меньше. То есть все балансируется. Все на благо общака такого дворового.
В.Ерофеев: Власти, может, первый раз за всю историю России совершенно наплевать на население
О. Журавлева
―
Но население в этой ситуации все-таки нужно. Это население должно принять участие в выборах. Оно должно дожить до выборов.
В. Ерофеев
―
Выборы - уже все предрешено. Просто какая-то зачистка еще может быть и я думаю, что те, которые пройдут на выборах, они уже в новом парламенте. Другое дело, что просто был один человек, который придумал более-менее действенный ход. Это Навальный. И немножко тревожно с выборами. Мы знаем, что с этим человеком случилось. А что остальное – я думаю, ничего… Были конечно случаи более симпатичные. В Москве поднялся шум в 19-м году и все-таки некоторое количество приличных людей пришли в московскую думу. Ну так и Собянин тоже приличный человек, насколько я его себе представляю.
О. Журавлева
―
У него последний срок.
В. Ерофеев
―
Но он же не дворовый, он другой.
О. Журавлева
―
Может быть. Тут дело вкуса и выбора.
В. Ерофеев
―
Происхождения, генетики и ценностей. Я имею в виду ценностей, которые в жизни исповедуют. Действительно еще раз хочу сказать, что победа, вот то, что у нас разные страны хотят купить наш «Спутник», хотят доказать, что наш «Спутник» лучше всех – это да.
О. Журавлева
―
А они прям хотят или мы хотим продать.
В. Ерофеев
―
И продать, и все. Это да, торговое и очень важно, что у нас самая лучшая, никто от нее не умирает. От прививки.
О. Журавлева
―
А мы не знаем, кстати.
В. Ерофеев
―
Мы много чего не знаем. Не только это.
О. Журавлева
―
А третья волна у нас уже идет? Как вам кажется по личным ощущениям.
В. Ерофеев
―
Опять цифры тревожные действительно. Я вообще думаю, что эта болезнь может продолжаться годами, если не десятилетиями. Она в самом деле очень коварная. Вот в Париже, где я был, определенная организация, не будем уточнять, какая. Я видел, просто людей ломало и крутило. Так что мне вам говорить, вы тоже пережили это.
О. Журавлева
―
Многие уже пережили. И надеются, что хотя бы в ближайшее время не вернутся к этому вопросу. Хотя многие все еще восстанавливаются. Мы немножко уже отошли от ковида, хотя еще не перешли к выборам.
В. Ерофеев
―
Хотя ковид не отошел от нас.
О. Журавлева
―
Да. Я на всякий случай еще раз напомню, что да, вынесен, наконец, приговор Николаю Платошкину. О чем пишут, в том числе и в чате нашего Ютуба. И его дело к ковиду имело непосредственное отношение. И сроки ему предлагались какие-то прокуратурой драконовские. Но, тем не менее, 5 лет условно. И кстати невозможность участвовать ни в каких выборах. Это к вопросу о том, где там население пригодится и кого нужно защищать. Но мы хотели продолжить разговор вот о чем. Сейчас появилась история в связи со столетием Андрея Сахарова. В Москве власти сорвали или не захотели проводить или как-то что-то неловкое вышло, выставку к столетию Андрея Сахарова. Но пройдет еще много мероприятий, Сахаровский центр* планирует множество всего. И фильм, кстати, был снят не так давно. И, так или иначе, столетие Сахарова страна отмечает. Какая часть страны и почему?
В. Ерофеев
―
Я, в том числе принадлежу к этой части. Я написал даже две статьи. И вы знаете, Оля, только не падайте со стула. Мне больше напоминает Марка Аврелия Сахаров. Дело в том, что у нас если брать его «sub specie aeternitatis» - с точки зрения вечности – то он у нас абсолютно годится для святого, который сначала грешит, придумывает бомбу, которая может уничтожить все человечество. Но придумывает для режима, который абсолютно невыносим. Чудовищный совершенно. А потом начинает каяться, каяться, причем как всегда это со святыми – сначала случайно кается, потому что он думает, что убедит Хрущева, но Хрущев в 61-м году начинает злиться. Он начинает злиться, включается замечательная жена Сахарова. И тут начинается разгонка. И он постепенно становится святым. И как всегда святые - это наивно-мудрые люди или мудро-наивные. Потому что, на мой взгляд, политически он делает одну ошибку за другой. Потому что когда он говорит про права человека, он считает, что люди все одинаковые. А люди как раз совершенно разные. И проблема как раз 80-х годов и я в этих спорах тоже участвовал, заключается в том, что есть общая ментальность для людей или как в каждой национальности есть определенная ментальность. Из-за истории и так далее. Было два человека по этому поводу. Сахаров считал вместе с американскими журналистами, которые были в Москве, корреспонденты, которых естественно я тоже знал, тогда будучи выгнан отовсюду после «Метрополя» и так далее. Все считали, что наши сидят только и думают, когда падет коммунизм и придет счастье мира потребителей и так далее. И одновременно естественно свобод. А был другой человек Солженицын, который наоборот считал, что есть только национальные ценности и нет общечеловеческих. То есть если бы их скрестить обоих, получился бы очень интересный правильный человек, который бы не защищал национальные ценности и одновременно говорил об общечеловеческих. Но так получилось, что Сахаров фактически дал этим молодым реформаторам идею того, что реформы потом уже при Горбачеве, что реформы в России можно делать так же как в Польше. Венгрии и так далее. Но получилось, Оля, даже в Польше и Венгрии не выдержали эти реформы. Они озверели и пошли к своему собственному национализму. Уж не говоря про наших. И поэтому здесь эти все замечательные идеи о правах человека, они действительно как Марк Аврелий тоже замечательно писал о том, что человек стремится к совершенству, будучи по природе, в общем, совершенным. Ему мешает тоталитаризм. Переходим к Сахарову. Голод в Африке. Ему мешает…
В.Ерофеев: Мне больше напоминает Марка Аврелия Сахаров
О. Журавлева
―
Ядерная бомба.
В. Ерофеев
―
Которую он же создал. Более того, в погоне за модой. Он это говорит прямо в своей нобелевской речи. Нашел чего бояться великий академик Сахаров. И так далее. И получается линия. Значит человек совершенный, но он отклонился от совершенства и от своей нормы и наделал много пакостей. Реальность то, что человек несовершенный и это его норма. И стремление к совершенству есть как раз действительно имитация святых, которая никогда не получается, но как-то вроде бы тянешься к ней. Поэтому Сахаров вот через тысячу лет он будет герой абсолютно России. И он пережил эти режимы и путинский и дальнейшие, он будет такой Марк Аврелий, который сказал настоящую правду не о человеке, а о своей святости. Что человек к этому…
О. Журавлева
―
Об идеале.
В. Ерофеев
―
Об идеале человека. И мы будем, я имею в виду коллектив российский молиться на него не потому, что он прав или не прав, а потому что он был святой. Посмотрите Капица, например, он вообще не участвовал в этом ядерном сговоре. То есть он отказался. Я видел один раз, абсолютно гениальный человек. Как кстати Сахарова я видел тоже на приеме однажды. А он святой был. Один – гениальный, а другой – святой. Так вот, я видел в 1988 году, когда Рейган приехал в Москву, и они с Горбачевым ужинали вместе и собрали интеллигенцию и ту и другую, меня как хулигана литературного тоже взяли. И все сидели такие мелкие какие-то бесы. Или крупные бесы. И только Сахаров (1988 год, за год перед смертью) светился невероятной святостью. А Капица не светился. Но зато это был человек, который сказал «не пойду». Его дачу окружили колючей проволокой. Сиди и молчи. Он не уйдет в вечность. А Сахаров уйдет. Потому что он не переродился. Он не был плохим, а стал хорошим. Он был таким же. Это не сюжет святого человека.
О. Журавлева
―
Не житийная ситуация.
В. Ерофеев
―
Не житийная история.
О. Журавлева
―
Скажите мне про другое. Какое место сейчас занимает Сахаров в повестке, скажем так.
В. Ерофеев
―
Ну потому что если мы говорим про бесов, то бесы расплодились. И естественно совершенно это не…
О. Журавлева
―
Я прочла сегодня о том, что очень неудобный сейчас Сахаров для официальной власти.
В. Ерофеев
―
Просто, церковь, условно говоря, к которой принадлежит Сахаров, она нынче не модная. Нужна другая церковь, которая военно-патриотическая камуфляжного цвета.
О. Журавлева
―
То есть парк «Патриот» - там другая религия.
В.Ерофеев: Сахаров вот через тысячу лет будет герой абсолютно России
В. Ерофеев
―
Да. И здесь совсем иное. И конечно, если наложить духовное тело Сахарова на нынешний режим, то это будет потрясение, конечно. То есть я имею в виду духовное сейчас. Не говорю про его идеи, а именно как идея духа. Они совершенно не соответствуют друг другу. Но опять-таки беда всех святых в том, что этот идеал ты не выполнишь. Ты только можешь ему поклоняться. А этот идеал сегодня не проходит в качестве идеала поклонения. Но Сахаров может терпеть очень многое. Во-первых, есть большое количество улиц и площадей 60, по-моему, по всей России.
О. Журавлева
―
Проспект Сахарова – место, где проводятся митинги.
В. Ерофеев
―
Он всех переживет. И потом все сегодняшние вот такие мелкие букашки по сравнению с Марком Аврелием наших дней.
О. Журавлева
―
Вот вы пока говорили об этом образе святого, этой особенной церкви, об идеале. Скажите, а Навальный может стать такой фигурой? Или он более практичный.
В. Ерофеев
―
Навальный тоже замечательно впишется в историю России. Замечательно совершенно. Там каждый его впишет по-своему. И впишут его со знаком плюс и минус. Но то, что он уже вписался, понимаете, каждый человек, который ради того, чтобы заявить свою правду, готов на смерть - он уже превращается в национального героя.
О. Журавлева
―
Поэтому я и спросила.
В. Ерофеев
―
Тогда уже переходит эту степень осторожности, которая отделяет героя от бунтаря или диссидента. В общем, понятно было, что Навального прямо возьмут тут же и повяжут в аэропорту. Понятно было, может быть, он сам не делил это пополам, может быть он думал, что его как-то побоятся. Но время так стремительно бежало впереди времени, то есть, есть еще второе время, которое бежало быстрее обычного времени. Он, по-моему, поверил в обычное время. А то другое путинское время оно бежало очень быстро и уже невозможно было его…
О. Журавлева
―
А куда бежит путинское время сейчас?
В. Ерофеев
―
Путинское время в идеале бежит к полной победе окончательной с тем, что является путинским идеалом. То есть он мальчишка, который хочет победить окончательно и всех.
О. Журавлева
―
Как думаете, нобелевская премия мира ему светит?
В. Ерофеев
―
Ну я не знаю, тут могут одни сказать…
О. Журавлева
―
Может быть это и есть его идеал.
В. Ерофеев
―
Одни считают, что Гаага светит. Другие считают, что норвежцы дадут ему Нобелевскую премию. Вообще ошибок, Шолохову дали Нобелевскую премию по литературе. Он не написал «Тихий Дон».
О. Журавлева
―
А, вы из этих.
В. Ерофеев
―
Не из этих. Я просто взял и прочитал внимательно. И два первых тома написал не он, третий – пополам. Четвертый – он. Просто если ты писатель - это видно. Это не такой секрет. Я не из этих. Я просто взял, внимательно прочитал и хочу сейчас написать какую-то такую штуку, написать под названием «Шолохов mon amour». О том, что есть два Шолохова. Катятся они параллельно. Один – который ничего не написал. Другой – в 23 года написал гениальный роман. И как они существуют и катятся по жизни.
О. Журавлева
―
С инженерами человеческих душ только начнешь, потом уже не знаешь, как и выбраться. Но мы сейчас с вами выберемся на минутку, чтобы вернуться в студию после новостей.НОВОСТИ
О. Журавлева
―
Мы снова с вами. И мы тут увлеклись литературой, литература – центричная страна у нас. Ничего не поделаешь.
В. Ерофеев
―
По крайней мере, была многие десятилетия.
В.Ерофеев: У нас какая главная картина – «Три богатыря». Три кагэбэшника, которые охраняют русские границы
О. Журавлева
―
Я сейчас верну к образу национального мышления и так далее. Левада-центр* сообщает, что больше половины москвичей поддерживают возвращение памятника Дзержинскому на Лубянку. Это нормально, логично, вы готовы к этому?
В. Ерофеев
―
Нет, я, во-первых, не готов. У меня даже есть рассказ, который напечатан в «Русском пионере», называется «Лубянский Ванька-встанька». Это рассказ о том, как бог вызывает Дзержинского оттуда, а Дзержинский только по-польски говорит. Сидит в аду и его красногвардейцы штыками порют. Не белые, а сами красные. Вызывает бог и говорит: хочешь, поставим памятник тебе на Лубянке. А он уже такой вспоминает свое польское детство, дворянское и все прочее. И говорит: ну чего, поставят, опять снесут. На зачем мне, я же не Ванька-встанька.
О. Журавлева
―
А я хотела про людей спросить. Вы говорили, что Сахаров ошибался, представляя себе как-то иначе людей, Россию и ее представление о ценностях. Мировых. То, насколько они ей нужны. Нет у вас или может быть у какой-то прослойки иллюзий по поводу того, чего на самом деле нужно гражданам. Сахаров им не нужен. Им нужен Дзержинский. Иван Грозный. И так далее.
В. Ерофеев
―
Дело в том, что человек же все-таки несет на себе всю груду исторических люминесценций. Ведь у нас какая главная картина – «Три богатыря». Вот три кагэбэшника, которые стоят, охраняют русские границы, еще не сильно нарисованные. Посмотрите, какая палица у этого, это же страшно такой палицей получить по голове. Копья, палицы, щиты. Физиономии, с которыми не поспоришь. Вот они стоят и стоят. Невольно заряжаешься. Потом возьмем фильм «Семнадцать мгновений весны», который любит, кстати, я бы Штирлицу поставил памятник там на площади. Потому что Штирлиц действительно народный герой.
О. Журавлева
―
В образе Тихонова, конечно.
В. Ерофеев
―
Ну, в образе Тихонова, а кто еще. Потому что Семенов совершенно замечательным образом внедрил тему ГБ, НКВД как идеалы для советского человека. И эта тема не растворилась. Прививка она имеется.
О. Журавлева
―
Романтика разведчика и борца со всяким шпионажем – она везде присутствует.
В. Ерофеев
―
Ну не везде.
О. Журавлева
―
А Джеймс Бонд у нас…
В. Ерофеев
―
Джеймс Бонд, во-первых, пародия на разведчика. Все-таки.
О. Журавлева
―
Это да. Но тоже не на пустом месте появилось.
В. Ерофеев
―
Это пародия. Она появилась как пародия. И поэтому не на пустом месте. Вообще отношение к человеку, который занимается разведкой у нас и на Западе - давно совсем разошлись пути. Нет, у нас просто создался этот культ, который помог нашему президенту стать президентом. Безусловно. Потому что этот культ человека, который вот вместе с Иваном Муромцем защищает рубежи нашей родины. Чтобы она не распалась. Чтобы американцы того времени не завоевали нас или половцы или еще какие-то.
О. Журавлева
―
У нас уже Израиль в непосредственной близости от наших границ.
В. Ерофеев
―
У нас все с непосредственной близости. Земля маленькая. Поэтому там далеко, это может с Марса напасть только. Тогда это далеко. А это все близко. И поэтому здесь просто с народом произошло определенное внушение, и поскольку политическая культура у нас равна нулю, то очень быстро усваивается это. Просто человек ничего не понимает, а ему говорят: это самое главное. А еще телевизор бубнит. И в результате больше 50% Сталина любят и Дзержинскому памятник.
О. Журавлева
―
И спецслужбы.
В. Ерофеев
―
Это рифмуется.
О. Журавлева
―
Тогда про Владимира Владимировича. У нас есть такой рефрен: он всех переиграл. Он сейчас американцев переиграл в очередной раз или мне показалось?
В. Ерофеев
―
Помните, в истории было такое великое стояние на реке Угре. Ну вот тут тоже постояли около украинской границы, напугали, конечно всех. Но я как раз был в Париже, все-таки пришлось увидеть это за границей. Никто не хотел никакой войны. Чтобы была война с Украиной. И вообще к Украине относятся очень сдержанно в принципе. Хотя это самое большое государство в Европе. Но политкорректность почему-то европейцев заканчивается на Украине. Это нельзя делать, женщинам пальто нельзя подавать. А вот ругать Украину за то, что у нее нет своей собственной культуры и так далее, это почему-то полагается. Например, в Париже…
О. Журавлева
―
У Украины нет своей собственной культуры? Правда?
В. Ерофеев
―
Ну как бы нет Пушкина, Достоевского.
О. Журавлева
―
Просто Шевченко просто не читали.
В. Ерофеев
―
Ну Шевченко все-таки, мы же с вами и Шевченко примем за Пушкина. А они вот не хотят.
О. Журавлева
―
Они, честно говоря, и в Пушкине ничего понять не могут.
В. Ерофеев
―
Но Пушкин действительно это как бабочка с такой пыльцой. Убери пыльцу у переводе и непонятно, почему она летает. Вот и всё.
О. Журавлева
―
Ну хорошо, это трудности перевода.
В. Ерофеев
―
А вот здесь…
О. Журавлева
―
Возвращаясь к переигрываниям. Играли-то с американцами, а не с украинцами, не с французами.
В. Ерофеев
―
Тут связано с Украиной, безусловно. Во-первых, в этой истории выяснилось, насколько важен русский язык. И значение слова переводного или нет. Смотрите, что случилось с Немцовым, когда он на той же Украине обозвал президента очень неприлично. Немцова не стало. Вот есть особая группа людей, которые очень обидчивые на слова. Они заполняют разные пространства нашего великого…
О. Журавлева
―
Кремль, Белый дом и так далее.
В. Ерофеев
―
…Там тюрьмы, лагеря некоторые и так далее. И понимаете, тут его назвал как-то Байден нехорошо.
О. Журавлева
―
Кстати, сам ничего не назвал. Просто согласился.
В. Ерофеев
―
Это одно и то же. На самом деле назвал, конечно. И тут получается, что была такая обида, что можно и пойти войной на весь мир. В результате чего конечно, зачем же воевать с Россией… Хотят жить плохо – пусть живут плохо. Хотят в таком жить небытие - пусть живут. Договорятся, я думаю до того, что просто дадут возможности ему больше гаек закрутить.
О. Журавлева
―
А можно еще что-то закрутить?
В. Ерофеев
―
По сути, у нас был и Иван Грозный, и Сталин, они подскажут.
О. Журавлева
―
Да. Мы сейчас возвращаемся к наследию, вы помните историю про Ивана Грозного не так давно. Снова разговор зашел о том, что просто оклеветали западники.
В. Ерофеев
―
И Сталина оклеветали. И мы выиграли войну, потому что были чистки 37-38 год. Убрали предателей. И за это победили.
О. Журавлева
―
И были одни-одинешеньки.
В. Ерофеев
―
И все равно взяли и победили всех.
В.Ерофеев: Манижа - прикольная абсолютно девушка. У нас был Зощенко, Хармс. Вот Хармс по песне
О. Журавлева
―
Потому что победа – это главное. Кстати о победе. Не победа, но российская певица Манижа вышла в финал конкурса Евровидение. Сто лет бы не знали ни про какой конкурс Евровидение, но каждый раз это возбуждает невероятно. Но в этот раз просто поразительно, потому что одно только появление Манижи с ее происхождением, ее темой, с ее песней, со всем, вызвало какой-то просто ажиотаж.
В. Ерофеев
―
Она прикольная абсолютно девушка. Мне она очень нравится. Мне кажется, что здесь все-таки бывает, у нас был Зощенко, Хармс. Вот Хармс по песне. Она действительно поет совершенно потрясающе. С нарядами своими.
О. Журавлева
―
И вот с этой коллективной русской женщиной. Которую она всячески отразила.
В. Ерофеев
―
Да, она замечательно такое ролевое сознание включает именно в эту песенную культуру. И одно только уважение можно к этому испытывать.
О. Журавлева
―
У меня вопрос даже не к тому, как вы относитесь к певице, к ее номеру.
В. Ерофеев
―
К ее образу, скажем.
О. Журавлева
―
Да. Скорее. А к тому, как она попала. Это же голосование. Это же те же самые люди по идее приблизительно, которые хотят памятник на Лубянке, товарища Сталина. Еще что-то такое. И при этом они выбирают такой остро…
В. Ерофеев
―
Оля, ну не зачистили еще до конца. Еще можно прошмыгнуть на Евровидение в таком образе, в котором она прошмыгнула. Через пару лет уже такого не будет. А сейчас еще получилось.
О. Журавлева
―
Это последний такой…
В. Ерофеев
―
Я не знаю. Я бы не хотел такого пессимизма, потому что мы уже говорили с вами, что если действительно сильно закрутят, то откуда-то с других сторон что-то будет проявляться, у нас такая миграция еще, русские за границей запоют, затанцуют.
О. Журавлева
―
Ну что же русские сезоны это что, такая редкость.
В. Ерофеев
―
В том-то и дело. Русские сезоны тогда еще были до революции. А у нас эмигранты смогут создать русские сезоны. Мы живем очень любопытной жизнью, потому что есть определенная, вы говорите прослойка, я бы сказал просто поразительное русское творчество, наполненное воображением, и я это просто вижу по тем писателям, которые у нас были буквально с самого начала рождения русской литературы. И какой-то беспомощностью. И поэтому этих людей так не подавишь. А с этими людьми еще ассоциируется музыкальное какое-то и художественное и прочее движение.
О. Журавлева
―
Репрессии улучшают качество литературы?
В. Ерофеев
―
Это очень спорный вопрос. Беды, как правило, помогают писателю. Но не надо до конца.
О. Журавлева
―
То есть расстреливать все-таки необязательно.
В. Ерофеев
―
Если расстрелять, расстрел Гумилеву помог, конечно, стать великим русским поэтом. Но он и так был хорош. Без расстрела.
О. Журавлева
―
Это писатель Виктор Ерофеев. Который еще с нами. Боже мой, это же прекрасно. После 19 часов в программе «Особое мнение» Гарри Каспаров, 13-й чемпион мира по шахматам. А в 18.35 в программе Рикошет мы надеемся поговорить с Н. Н. Платошкиным. который сейчас получил свой приговор по судебному делу. На этом мы, наверное, и простимся. Спасибо большое. Всего доброго.* - организации признаны российскими властями иностранными агентами