Особое мнение СПб - Дмитрий Синочкин - Особое мнение - 2021-02-18
18.02.2021
А. Веснин
―
Добрый день! Я Арсений Веснин, и сегодня «Особое мнение» журналиста Дмитрия Синочкина – приветствую! В начале хотел бы сказать: буквально час назад появилась информация, что наших коллег, журналистов телеканала Белсат в Минске посадили на два года в тюрьму. Это две девушки – Екатерина Андреева и Дарья Чульцова. Они обе вели трансляции с митингов в Минске, их задержали, они несколько месяцев находились в СИЗО, и теперь их посадили в тюрьму, потому что они якобы организовывали и готовили действия, грубо нарушающие общественный порядок: журналисты, которые рассказывали про митинги, якобы их и координировали. Чульцовой послезавтра исполнится 24 года, их осудили и ближайшие два года они проведут за решеткой. Я не могу об этом не сказать о наших с вами коллегах. Суды продолжаются и в России, в Петербурге пришли ночью, которого обвиняют в нападении на полицейских, у него провели обыск, ночью не пустили адвоката; Анастасии Шевченко выносит приговор, обвинение запросило 5 лет тюрьмы… От новостей, что я перечисляю, не легко на душе – как вам кажется, это какая-то новая российско-белорусская действительность? Что происходит?
Д. Синочкин
―
Мы с вами находимся в такой стадии отношений государства и общества, когда недовольство государством уже является уголовным преступлением, с точки зрения этого же государства: если мне не нравится власть, значит, я потенциальная мишень и жертва. И люди, которые доносят до широкой публики картинку, то, что на самом деле происходит, а не то, что потом формируется повестками государственных каналов или федеральных СМИ, тоже первая мишень. Видимо, следующий этап, мы его скорее всего будем наблюдать – это уголовное наказание за недостаточное восторженный образ мыслей. У Салтыкова-Щедрина такое было, тут ничего принципиально нового нет. Принципиальное новое – большой охват и то, что власть не утруждают себя изображением законности, что в Белоруссии, что и у нас.
А. Веснин
―
Как существовать, как жить, оставаться приличным человеком в таких условиях?
Д. Синочкин
―
Тяжелый вопрос, потому что оставаться приличным человеком прежде всего для себя, это так ведь. Любимый и почитаемый мною Дмитрий Быков говорил, что империя тем и хороша, что в ней много складок, есть ниши и зоны, где можно укрыться и делать то дело, под которое ты заточен.
А. Веснин
―
Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря. Об этом же писал другой поэт, даже более известный, чем Дмитрий Быков. Как вы считаете, в этих условиях, где быть недовольным властью уже находиться в зоне риска…
Д. Синочкин
―
Общение с нежелательной организацией. Публичное проявление недовольства властью – до 5 лет. Эта одна сторона. Машина, созданная для каких-то целей со временем, начинает работать сама на себя, у нее своя логика, она обязана выдавать гору продукции, прокуратура выдает срока, росгвадия – дубинки и посадки. Они ничего другого не умеют, а если они не будут работать, тогда возникнут сомнения в целесообразности: за что оклады, пенсии в 45 лет, квартиры. Поэтому результат будет. Поэтому у нас не только политические статьи, но и госизмена ширится и множится. Это было сформулировано одним политическим деятелем: классовая борьба обостряется по мере успехов социализма.
А. Веснин
―
Я думаю, что журналисты это хорошо понимают. Как только ширится количество дел, начинают силовики больше внимания обращать на слова, у людей возникает идея о том, что надо эти слова фильтровать, появляется внутренняя самоцензура – что с этим делать? Это хорошо, нормально или как-то с этим можно или нужно бороться?
Д. Синочкин
―
Если преследование возникает по конкретным правилам, то есть конкретный список нарушений, который лучше не допускать, если организация обозначена, как иностранный агент, то вы обязательно скажите, что это иностранный агент, но нынешний этап развития системы не предусматривает правил. Вы не догадаетесь, какое слово или проступок мог счесть нежелательным. Мы как-то обсуждали повальную волну административных арестов и решили, что человек без административного ареста в приличном обществе выглядит странно. Не убережёшься: вышел из метро, повязали, дали 10 суток. Глухонемому впасть статью за выкрикивание лозунгом – как он мог уберечься?
А. Веснин
―
Может вы дадите совет нашим слушателям? Люди пишут в соцсети, высказывают свое мнение, появляется больше ощущения опасности в связи с тем, что ты высказываешь мнение не совсем верноподданническое – что делать в этой ситуации: беречь себя или оставаться смелым и идти наперекор системе?
Д. Синочкин
―
Тактика осторожности и соблюдения правил не убережет. А резкие высказывание и желание нарваться на прямой конфликт с властью – это тоже не самое разумное. Я смотрю по своим коллегам, по людям, с которыми я общаюсь – ничего особенно не меняется. Человек говорит то, что думает, и если у меня и раньше нельзя было в ветке матом разговаривать, то и сейчас. Призывать долой – плохо не потому, что это опасно, а потому что бесполезно.
А. Веснин
―
Если мы констатируем постоянно несколько изменяющийся режим, к чему это дальше приведет? Мы видим, что все меняется, становится жестче, тяжелее, это развивается по каким-то законам, есть разные возможные выходы из ситуации. Как вам кажется, чего стоит ждать?
Д. Синочкин
―
В математике мы более ли менее можем видеть законы и предполагать закономерности, в физике поставили опят и получили результат, который повторяется, воспроизводиться – ни в истории, ни в социологии, к сожалению, нет. Как только дело доходит до поведения людей, до живых, мыслящих организмов, законы не работают. Мы не можем сказать, что было так-то и будет так-то потому что что-то. У истории нет предсказательной силы. Поэтому прогнозы в этой области… Я не хочу становиться похожим на профессора Соловья. Можно наблюдать, что происходит, можно предполагать. Мне близка идея о том, что общество развивается не в воронку, что очевидно перед нами, а скользит в сторону, мыслящая часть скользит в сторону, она минимально соприкасается с государством. Где-то в этих оазисах и будут происходить и накапливаться изменения, которые приведут к качественному скачку. Мирно или нет – другой вопрос. Но сила копиться в этих зонах.
А. Веснин
―
А где находятся эти свободные зоны, что это? Кухни, странички в интернете?
Д. Синочкин
―
Надо посмотреть внимательнее, как живет профессионально подготовленная молодежь. Моя дочка учится в Германии второй год, высшее получает, для меня оазисом, как не странно, представляются садоводства – коттеджи. Там другая жизнь, там участкового не встретишь, там другая жизнь. И она на самообеспечении. Профессиональные сообщества остаются, несмотря ни на что. Дискуссии на «Эхе» происходят не только вокруг политики, у меня есть еще одна замечательная среда общения – «Сноб», далеко не только политика, хотя она занимает большое место, на мой взгляд, слишком большое. Жить не останется, если только этим заниматься и на этом концентрироваться.
А. Веснин
―
Политика, к сожалению, ко многим приходит и многих касается. Например, после последних митингов очевидно, что политика коснулась многих людей, которые этого не хотели, когда их, например, родственники иди друзья оказались в спецприемнике, или в синяках от дубинок, в судах, платят штрафах… Совсем спрятаться в этих оазисах невозможно.
Д. Синочкин
―
Конечно, это всегда индивидуальный баланс.
А. Веснин
―
Мне кажется, вы дали достаточно точную и понятную оценку происходящему. Может, перейдем в не совсем политические, на первый взгляд, сферы. Вы являетесь экспертом в области недвижимости, я прочитал утром публикацию на «Фонтанке.ру» о строительстве новой трассы, восточного скоростного диаметра, широтной магистрали, и опять ее будет строить российско-турецкая компания, и я сразу вспоминаю, что у нас почти все крупные проекты осуществляют российско-турецкие или просто турецкие компании (и Лахта Центр, и трасса Петербург-Москва). Почему такие крупные и дорогие проекты достаются этим компаниям?
Д. Синочкин
―
По всем крупным проектам проходят тендеры, и побеждает компания, которая предлагает наименьшую цену при понятном качестве. Там есть понятные нарушения, ФАС этим занимается, но в этом нет странного, у многих наших компаний не хватает компетенций, умения работать в сложных условиях. На космодроме «Восточный» работали наши компании, по-моему, получилось не лучше, на президентской резиденции в Ново-Огорёво – получилось два уголовных дела. Здесь нет предпочтений, но держите в голове, что у нас дорога в среднем стоит в четыре раза дороже, чем в Китае.
А. Веснин
―
И другим компаниям из других стран хочется приходить и работать, когда все так дорого, но достается ли им что-то или нет, куда-то утекает? Непонятно же.
Д. Синочкин
―
Как раз понятно, если отечественный подрядчик привык к системе «распил – откат – занос», то иностранные – нет, поэтому иностранному труднее, с одной стороны, с другой, он укладывается в более понятную экономику. Мне скандинавы об этом говорили смешно. Скандинавские компании, которые у нас работают, достаточно успешно, кто-то остается, это международная связка такая.
А. Веснин
―
То есть ничего страшного в том, что работают турецкие компании вы не видите, но российские компании что, хуже турецких, мы хуже строим, больше взяток, в чем проблема, что не наши компании? Было бы логично, наши деньги нашим компаниям, нашим работникам…
Д. Синочкин
―
У в романе Олега Куваева «Территория» есть замечательный диалог про золото, когда бывший зэк рассуждает про металл: из железо, понятно, лопата, из алюминия – самолет, а из золота – одна сплошная судимость. Многие крупные компании избегают участия в больших проектах с государственным участием, потому что и в процессе, и на финише, вполне вероятен интерес прокуратуры и срок. Государственные заказы сегодня токсичны, опасны. И поэтому многие отечественные компании, которые могли бы, просто в это не лезут.А. Веснин
―
А турецкие компании поему приходят?
Д. Синочкин
―
Потому что надеются, что у них другая система отношений, внутренний менеджмент другой, меньше связей с нашими правоохранителями. И во многом у них уже сложился более ли менее благоприятный опыт. Любой российский предприниматель знает, что его могут закрыть. С этим бэкграундом лезть и нарываться на крупные проекты – не осторожно. И даже связи, крыша может не спасти. Спасает только невысокий горизонт: если тебя не видно над асфальтом, то скорее всего к тебе не придут, хотя были случаи.
А. Веснин
―
Когда мы говорим про недвижимость, мы понимаем, что это бизнес, связанный с большими деньгами, внутри подразумевается, что и коррупция там есть, земля, как реализуются эти проекты… Есть какое-то понимание по Петербургу, каков размер откатов, как можно договориться, чтобы получить разрешение на строительство, земельный участок? Есть общие правила и цифры?
Д. Синочкин
―
У вас совершенно неправильное представление, Арсений. Строительство и жилищное строительство, действительно, огромный бизнес, но это одно из немногих областей экономики, где есть рынок. На нем действуют десятки тысяч компаний, в нем участвуют миллионы конечных покупателей, государственное регулирование тут трудно идет. На предыдущих этапах были мытные и непонятные истории, сейчас нет таких процедур, в которых можно было бы уверено предполагать откаты. Отдельные случаи, конечно, возникают, но в целом, это рынок. И вопрос не в том, что строитель заносит чиновнику за те или иные разрешения…
А. Веснин
―
И что такого не происходит?
Д. Синочкин
―
Происходит, но это не основа рынка. У нас основные стройки идут на частных землях, а проблема возникает там, где город навешивает на строителей несвойственные им функции: возведение школ, детских садов, поликлиник, прокладку дорог, разработку документации… Можно сравнить: у финнов процесс подготовки занимает много лет, и они выставляют на рынок участок абсолютно готовый со всеми разрешениями, коммуникациями и с пониманием, сколько здесь можно построить, и строители за него торгуются. У нас строитель сам готовит площадку, документы, старается подбирать максимальные параметры, а потом сам и осваивает – это немножко другая кухня. И на выходе в квадратном метре, который сейчас недостижимо дорог, там сидят и социалка, и дороги, и инженерия, поэтому и получается 150 тыс рублей за квадратный метр, что при наших доходах трудно постичь.
А. Веснин
―
Сейчас еще резко выросли цены на недвижимость, про это много говорили, это связано с тем, что ставку по ипотеке снизили… Можете объяснить этот механизм?
Д. Синочкин
―
Ставка по ипотеке сыграла сою интересную роль, она была антикризисной мерой, когда вводилась в апреле, 6,5% для новостроек, чтобы поддержать оттепель – это понятно. Но уже к августу-сентябрю повышение цен съело всю выгоду, то есть платеж по ипотеке стал больше, чем был до принятия этих мер государственной поддержки, потому что здесь не только неудовлетворенный спрос на жилье, не только люди, которые улучшают жилищные условия (трешку вместо двушки, другой район – это понятно)… У нас фактически некуда девать деньги кроме бетона: что не случись, граждане бросаются инвестировать в бетон. Крым присоединили, рубль упал, нефть обрушили – подъем строительного рынка. У нас при любых неприятностях граждане бросаются инвестировать в бетон. Доля частных инвесторов за прошлый год выросла с 4-5% до 15-20%. Люди, которым надо куда-то пристроить деньги, чтобы не пропали, а тут еще такие приятные условия, госпропаганда из каждого утюга рассказывает про льготную ипотеку, а вот теперь они дружно собрались в правительстве и думают, что делать теперь, когда оказывается, что платеж по новой льготной ипотеке уже больше, чем был по старой без льгот. Так получилось. И кроме того, наша система не имеет реверса: понижать цены система не умеет совсем.
А. Веснин
―
Мы это видим на том же бензине.
Д. Синочкин
―
На чем угодно. Сейчас у нас новые дома строятся по механизму эксороу, и у строителей есть финансовый план, он согласован с банком, определенное количество продаж по определенной цене – он что, пойдет в банк пересматривать цены? Не получится, очень интересно, что будет в ближайшие 1,5-2 года.
А. Веснин
―
Какие ваши прогнозы?
Д. Синочкин
―
В отличие от политики, в экономике законы видны, в экономике чудес не бывает. Сокращается предложение, строители острожнее выводят новые объекты, предложение сократилось на 30%, предложение в черте города становится запредельно дорогим, масса альтернативного спроса выталкивается в пригородную зону, там возникает садоводства, комфортные малоэтажки… Есть другие варианты расселения, не только человейники, реконструированные дома в центре. Надо говорить не просто о цене жилья, а о цене затрат на жилье в составе доходах. У вас есть, условная зарплата 50-70 тыс для Петербурга, сколько из нее вы тратите на жилье? Если вы муниципальный жилец, то только квартплата, если вы собственник, то квартплата + налог, если вы снимаете, то +20 тыс, если по ипотеке 25-45 тыс. Это доля важна, а у нас доходы снижаются, а расходы на жилье все время растут. Я все думаю, в какой точке эти две кривые встретятся? Это будет очень интересный момент, но уже сейчас, мы платим сопоставимые с Европой, развитыми странами деньги за право где-то жить. Мы долго гордились, что у нас квартплата ниже, чем в Прибалтике, но потихоньку перестаем.
А. Веснин
―
Сравниваемся?
Д. Синочкин
―
При худшем качестве жилья, к сожалению.
А. Веснин
―
При меньших доходах, чем в той же Прибалтике.
Д. Синочкин
―
Если прибалт платит половину доходов за квартиру, мы говорим, какой ужас, но у него и остается 1000 евро на руках.
А. Веснин
―
Многие говорят о том, что для того, чтобы что-то изменялось в стране должны быть произведены какие-то действия со стороны элит. Понятно, что есть люди, которые владеют серьёзным бизнесом, в том числе в сфере недвижимости, пока я не знаю, насколько серьезно они принимают участие в политике и заинтересованы ли они в смене власти? Что вы знаете на эту тему?
Д. Синочкин
―
Недвижимость – это очень длинный бизнес, там не торговая операция, когда это можно провернуть за полгода, зафиксировать прибыть и выйти. Это бизнес, который строится на десятилетия, поэтому риелторы, девелоперы, строители ни в каком случае не заинтересованы в смене власти. А другая сторона в том, что у нас своеобразная структура доходов – это касается не только строительства, а в целом по стране. У нас практически отсутствует средний класс, нет слоя мелких, средних предпринимателей. У нас есть верхушечка 1,5% миллиардеры, а дальше начинается зона риска. И если в западной демократии это пирамида, и к ней довольно широкое основание, и сейчас там тоже самое идет, размывается средний класс. И строительный бизнес консервативен по определению, но он ощущает сужение возможностей, увеличение рисков. Тут внешних рисков хватает, а ковид перевернул многие представления, кажущиеся незыблемыми, туристическая индустрия полетела, гостиницы под вопросом, возникают новые форматы коворкингов, коливингов – надо очень быстро реагировать. И напрямую люди из строительства, люди из девелоперского бизнеса с радикальной оппозицией никак не связаны, как правило, а недовольство и сомнение выражают все более и более явно. Даже чистые прогосударственники просто видят, как теснее становится, как приходят с грацией слона в посудной лавке государство в тонкие сферы, которые не поддаются административному регулированию. В аренду жилья, на черных риелторов ополчились, значит, будет цифровая реформа какая-то. Тут не работают командные методы, а государство другими не может, в этом возникает противоречие.
А. Веснин
―
Вы говорите, что даже среди прогосударственного бизнеса возникают сложности и проблемы, как вам кажется, будут обращать внимание на политику эти люди, которые владеют миллиардными состояниями, или они будут до последнего сидеть, как можно тише?
Д. Синочкин
―
Это вопрос риска, и человек с приличным состоянием думает, мол, да, я конечно, поддержал бы другую партию – какую? Нечаевскую? «Новых людей»? Потому что напрямую перечислять деньги в ФБК, например – это для бизнеса понятное самоубийство. Не частные пожертвования, а корпоративный взнос. Хотя нынешняя система позволяет проще и лучше прятать ходы: возникает система криптавалют, ВПН.
А. Веснин
―
Да, по биткоину не отследишь, кто и как что-то перевел.
Д. Синочкин
―
Налоговая старается, все наши платежи хранятся и могут быть востребованы. Это вечная борьба брони и снаряда, она никогда не закончится. Я часто разговариваю с первыми лицами компаний, раньше нормальными были более ли мене восторженные отзывы («А вот зато как здорово, как у нас возникает ЗСД, новые площадки развития»), а сейчас той восторженности нет совсем, а скептицизма в отношении всё больше. К городской власти это относится напрямую.
А. Веснин
―
На федеральном уровне на что-то повлиять сложно, страшно финансировать ФБК – это почти самоубийство, то на городском уровне, у нас же все-таки есть парламент, вице-губернаторы, губернатор – здесь какое-то лоббирование интересов бизнеса, влияние на городскую политику происходит?
Д. Синочкин
―
У нас есть депутаты, которые достаточно непосредственно относятся к строительному бизнесу, есть компании в Петроградском районе, например, так или иначе входят в сферу интересов спикера нашего Парламента, есть последняя изумительная практика, когда оппозиции запрещают вносить свою повестку и её обсуждать… 5-7лет назад мы расценивали возможную связь крупного бизнеса с депутатами Госдумы как позитивные лоббистские возможности, человек может это делать протолкнуть, сейчас мы это оцениваем как дополнительные риски, потому что невзирая на депутатский статус строительная компания с каким-то авторитетным, около политическим деятелем в составе рассыпается быстрее. И не потому что у нее бизнес неграмотный, хотя и это бывает, а потому что где-то там при столкновении в верхах, он кому-то дорогу перешел и посыпалось всё, включая строительство.
А. Веснин
―
Стоит каких-то влияний ожидать в этом выборном году? Будет что-то делать бизнес в Петербурге в это время или нет?
Д. Синочкин
―
Я напрямую не вижу ни таких понятных возможностей, ни такого желания. Скорее я вижу желание пересидеть смутные времена, сохранить дело и людей – это гораздо чаще. Я был бы рад увидеть какие-то другие векторы и направления, но пока нет.
А. Веснин
―
Вас спрашивают по поводу закону, который 17 февраля подписал Владимир Путин: закон о том, что Федеральная налоговая служба получит полный доступ к банковским тайнам физических лиц, то есть банки будут обязаны просто в течение трех суток выдавать всю информацию, связанную с счетами всех физических лиц. Как вам кажется, что это и как повлияет?
Д. Синочкин
―
Это как с рынком серой аренды: эти возможности были и раньше, просто у государства нет ни ресурсов, ни специалистов для того, чтобы перерабатывать этот огромный объем данных, то есть непонятно, что там искать и кого ловить. А поскольку точечного любого несогласного и так можно закрыть – это лазейка на будущее, на всякий случай собирать, чтобы потом не заморачиваться санкциями суда, чем-то ещё. Есть конкретный человек в поле интереса – посмотрим, какие у него были сделки и покупки за последние три года, может быть, что-то интересное найдет – и наверняка найдётся. Мы потихонечку пытаемся идти по пути Большого брата, это всё больше на систему китайского социального кредита, когда все твои поступки, покупки, намерения, лайки в интернете выстраиваются в твой социальный портрет, и потом, на основании протокола, даже не чиновника, а алгоритма решается, можно ли тебе на госслужбу, дадут ли тебе кредит по низкой ставке, продадут ли тебе билет на самолет. Этот условный цифровой портрет гражданина из каких-то кусочков складывается. Нас спасает куда большая рыхлость государства и некомпетентность исполнителей.
А. Веснин
―
Но вы думаете, что власти стремятся к повторению китайской истории, где из-за твоего образования, поступков, друзей в интернете появляются или исчезают возможности купить билет на поезд?
Д. Синочкин
―
Конечно, им очень симпатичен такой подход. Но другое дело, что в наших условиях это приведет к многомиллиардным затратам, многомиллиардным откатам и серенькому результату на выходе. В эту сторону много, что делается: система распознавания лиц, превентивные задержание накануне акций, на основании того, что человек может сделать что-то не то, упреждающее воздействие.
А. Веснин
―
Как вам кажется, удастся ли российским властям вернуть какую-то позитивную политическую повестку, чтобы не только негатив, санкции, задержании, аресты, репрессии, проблемы с пенсиями, с налогами, а что-то хорошее? Есть ли ещё такие шансы у российских властей?
Д. Синочкин
―
Нет, это не про придумывание национальной идеи, это про то, что такой цели нет и она даже не формулируется. Это вполне понятный режим, основанный на удержании благополучия и стабильности для небольшой группы лиц. Все остальное более ли менее расходный материал. А поскольку всё больше людей начинают смотреть не на лозунги, декларации, а на конкретные дела – с этим все сложнее, поэтому я соглашусь с некоторым комментаторами федерального «Эха»: кроме небольшой победоносной войны, других средств для сплочения народа вокруг командующей верхушки практически не осталось.
А. Веснин
―
Спасибо!