Особое мнение СПб - Сергей Шелин - Особое мнение - 2020-12-17
17.12.2020
А. Веснин
―
11 часов 7 минут в Петербурге. Всем добрый день! Меня зовут Арсений Веснин. Это программа «Особое мнение». Сегодня у нас в гостях журналист Сергей Шелин. Прежде чем мы начнем обсуждать дела наши насущные, хочу сообщить последнюю коронавирусную статистику. Она только что появилась на официальном сайте стопкоронавирус.рф. Подчеркну – это официальная статистика. В России 28214 случаев заражения коронавирусом выявлено за сутки и это больше, чем накануне. Накануне было 26500. В первую очередь нас интересует Петербург – здесь 3763, здесь особо ничего не меняется, цифры примерно те же самые, последние дни все так и держится. А выздоровело при этом больше – 3766 человек, а 79 человек погибло от коронавируса за минувшие сутки. На фоне этих цифр, далеко не прекрасных, и смертность у нас одна из рекордных – 587 по стране летальная коронавирусная статистика. И сегодня на фоне этих цифр уже менее, чем через час президент должен начать отвечать на вопросы журналистов. Сергей, как вы думаете, о чем он будет говорить в конце этого года?
С. Шелин
―
Господин президент видимо будет наверное отвечать на заранее заготовленный вопрос о расследовании об отравлении Навального, и видимо будет, на мой взгляд, передергивая повестку, говорить не столько об эпидемии коронавируса, которая является нашей главной проблемой, сколько о нормализации цен. Эта пиаровская кампания была подготовлена в последние дни.
А. Веснин
―
Вы думаете, что история с ценами – это подготовленная штука для чего? Для конца года? Или для того, чтобы отвлечь внимание, страсти и любопытство от истории Алексея Навального?
С. Шелин
―
История с отравлением Навального активизировалась после этого, и думаю, что это скорее взамен разговора о коронавирусе, где властям совсем нечем похвастать. Ситуация мрачная. И тут возникает эта ситуация с ценами. Кстати, никто не просил их ни нормализовать, ни снизить цены именно на постное масло и сахарный песок. Цены растут и причин этого много. Одновременно наши власти позаботились, чтобы подорожали фрукты и овощи, запретив импорт помидоров из Азербайджана. На днях срочно пришлось пересматривать эти запреты. И я думаю, что это передёргивание повестки и стремление перевести разговор в такую плоскость, где властям будет что сказать.
А. Веснин
―
Про историю с Алексеем Навальным, всем интересно, прозвучит ли вообще этот вопрос. А вы как думаете?
С. Шелин
―
Я присоединяюсь к тем, кто считает, что в какой-то форме этот вопрос прозвучит. Этот вопрос будет сформулирован какими-то надежными вопрошающими, и будет дан какой-то официальный ответ, не буду пытаться дословно его воспроизвести. Скорее с интересом будут спрашивать, станет ли господин Путин называть фамилию Навальный, чего он до сих пор никогда не делал, или нет. Я отношусь к тем, кто считает, что он будет этого избегать его упоминания, как избегал этого до сих пор.
А. Веснин
―
А почему это так важно? Для Путина и для нас с вами. Называет Путин Навального по фамилии или не называет?! Мне кажется, что мы так оказываемся в мире сумасшедших. Человек, которого нельзя называть или кого можно называть и так далее. Что с этим происходит? И зачем Путин сам не называет Навального по фамилии? Создает дополнительную интригу?
С. Шелин
―
Я думаю, что он искренен. Вряд ли он так проектирует и хочет от этого получить какой-то выигрыш. Он от этого не получает ничего, кроме проигрыша. Думаю, что это для него какой-то внутренний запрет, произносить эту фамилию, и этот запрет действует не только лично на Владимира Владимировича Путина, но и на его ближайших и не ближайших сотрудников. По-моему Песков только один раз, да и то по ошибке, упомянул Навального, а потом снова перестал его упоминать. «Берлинский пациент», «этот человек» и так далее. Существует какой-то языческий запрет на это, думаю, что внутренний запрет. Душа не позволяет сказать.
А. Веснин
―
Путин боится Навального?
С. Шелин
―
Как минимум он опасается его имени. И мы это видим. А боится он его или нет, мы можем только гадать.
А. Веснин
―
Если он боится даже имени, то наверное он боится и «этого человека»? Понятно, что не как конкретного человека, что тот подойдет к нему и «новичок» плеснет… Скорее здесь получается наоборот! А того, что «этот человек» может существенно навредить Путину, и тот этого боиться.
С. Шелин
―
Это можно назвать как угодно, но Навального как явление, он безусловно опасается и это явление ему сильно не нравится.
А. Веснин
―
А стоит ли Путину бояться и опасаться Навального? Не нравится? Это понятно. Никому не нравится человек, который говорит о тебе гадости. Но стоит ли его опасаться?
С. Шелин
―
Для него есть более рациональная стратегия поведения в отношении Навального, включающая в том числе и полемику, и политическую борьбу, а не какую-то другую. Но люди, у которых огромная власть, ведут себя не очень рационально. Это и иррациональная борьба, и иррационален ее стиль, и иррациональны ее действия.
А. Веснин
―
То есть по-хорошему Путину надо было бы вступать с Навальным в полемику? Разговаривать, спорить, дебатировать?
С. Шелин
―
Если исходить из иррационально трактуемых политических интересов Владимира Владимировича Путина, то да. Но мы же не считаем ни самого Путин, ни вообще наш правящий круг, людьми рациональными. Они подчиняются каким-то эмоциям, каким-то мифам и представлениями о действительности не всеми разделяемыми. И в результате мы видим то, что мы видим.
А. Веснин
―
А вам не кажется, что Путин сейчас проиграл бы Навальному в публичном поле? Если бы он дал Навальному слово на федеральном телеканале и сам стал бы с ним разговаривать и спорить, то Навальный возможно и сделал бы Владимира Владимировича? Или вы думаете, что наш главнокомандующий все-таки не так еще и прост?
С. Шелин
―
Наш главнокомандующий точно не прост. И то, что прямую полемику он бы не выиграл, с этим согласятся очень многие, и я тоже. Но речь ведь идет о другом. О подаче Навального политической речи нашего режима, нашего вождя и его ближайших сподвижников. Если бы это было нормализовано, если бы они говорили о нем как о политическом противнике, а не просто о какой-то зловещей фигуре, которую нельзя называть, и который является каким-то страшным подспудным явлением, то это не повредило бы ни нашему режиму, ни главе нашего режима. Но они люди иррациональные. Они подчиняются чувствам, а не разумным соображениям.
А. Веснин
―
Возвратимся к пресс-конференции, которая сейчас готовится. В Петербурге она проходит… В этом году она проходит не как обычно, а проходит сразу в нескольких местах, и в Петербурге – это библиотека имени Бориса Ельцина. Там находится мой коллега Сергей Кагермазов, и он говорит, что там огромое количество и Росгвардии, и ФСБ и ФСО. А почему это, Сергей, как вам кажется? Почему все они в Петербурге, где нет Путина? Там, где просто журналисты, зачем это?
С. Шелин
―
На всякий случай, на всякий случай! И раз уж такие силы есть, то надо их для чего-то применить. И я совершенно не удивлюсь, если там не будет ничего, что-то хотя бы бледно похожее не беспорядки. Ничего там не будет, всё будет спокойно и благочинно. Но раз есть такие силы и предусмотрены меры предосторожности, то они будут предприняты. Меня это не удивляет и я желаю им провести это время спокойно и после этого спокойно разойтись по своим делам и домам.
А. Веснин
―
И какой-нибудь журналист в окружении этих фсбшников и фсошников из какого-нибудь города, сидя у себя в пункте по видеосвязи задаст Путину вопрос о Навальном. А этот вопрос будет задан остро или не остро? Этот вопрос будет задавать настоящий журналист или это будет с режиссированный вопрос, что вот мол Западные страны готовят нам провокацию в виде расследования отравления Алексея Навального, что якобы это вы его отравили, и какие же они гады, Владимир Владимирович! Это один способ задать вопрос. Иди другой способ, можно пересказать основные пункты этого расследования, что сотрудники специальной группы ФСБ специально травили Навального. Как это будет задано? И будет ли это задано вообще?
С. Шелин
―
До сих пор это зрелище, то есть большая пресс-конференция Путина, было организовано по всем правилам театрального телевизионного искусства и оно уже давно не предусматривает никаких импровизированных вопросов. Места для импровизации там нет. На 100% не ручаюсь, но вряд ли кто-то выйдет с каким-то вопросом, который он сформулирует самостоятельно и этот вопрос окажется неожиданным. Если вопрос будет задан об этом расследовании, а скорее всего он задан будет, то он будет исходить от очень надежного человека, который сформулирует его должным образом и не будет углубляться в подробности. Не рискую высказывать какие-то прогнозы, они могу и не оправдаться, но рискну! Я предполагаю, что вопрос будет задан, ответ будет без упоминания фамилии Навального, в ответе опять будет «он» или «этот человек»…
А. Веснин
―
Берлинский пациент!
С. Шелин
―
Берлинский пациент, это немного устарело! Но даже и это не исключено. И мы узнаем, что все это провокация, и что здесь не о чем говорить, и что это вызывает только улыбку. Вчера об этом уже сказал Лавров, что такого рода публикации – это неэтичный поступок. Диапазон ответов не так уж и сложно предсказать.
А. Веснин
―
Уходя от этого театрального преставления, как вы назвали пресс-конференцию Владимира Путина, в реальную жизнь в реальную политику. К этому расследованию можно по-разному относиться, но вышло оно громким, к нему еще и западные сми подключились. А какие последствия будут у этого расследования?
С. Шелин
―
Скорее всего последствия будут не радикальными. Большинство наших граждан будет сильно удивлено, даже если оно поверит этому расследованию. А на Западе к таким публикациям уже привыкли, по разным поводам. Это для них не будет большой новостью, а то, что можно было испортить, уже испорчено. Новые мероприятия, новые санкции скорее всего очень ощутимыми не будут. Что касается военных отношений или экономических отношений, вряд ли они будут этим жертвовать ради не таких уж для них ошарашивающих открытий. Скорее всего, это просто отложится в памяти. Следы останутся, осадок останется, можете не сомневаться, а немедленных последствий я не жду.
А. Веснин
―
А что должно случиться в России, чтобы были серьезные последствия со стороны Запада? Самое сильное, что случилось – это присоединение Крыма. И после этого появились санкции, который худо-бедно отравляют жизнь нашей стране, и особенно некоторым конкретным чиновникам. Не повезло им, попали они под эти санкции, и не только чиновники, и бизнесмены. А что еще может случиться, чтобы Россия попала под санкции? Мы берем реалистичные варианты, мы не берем такие, что мы направляем ракеты на Вашингтон.
С. Шелин
―
Очень надеюсь, что ничего серьезного, что может вызвать новый всплеск санкций, что этого не будет. А что может быть возможно, но маловероятно, скажу прямо – не хочу подсказывать. Не хочу подсказывать!
А. Веснин
―
Но варианты у вас есть?
С. Шелин
―
Мало ли какие варианты могут быть в умах! И они тоже очевидны. Но скорее всего ничего такого не произойдет, что вызовет радикальное обострение санкционной политики.
А. Веснин
―
Сегодня на пресс-конференции будет говориться и об итогах года. Вы сказали, что внезапная история с удержанием цен на продукты будет отражена, и я здесь с вами соглашусь. А какие еще итоги года может подводить президент и мы, как люди, которые это наблюдают? Политические, в первую очередь.
С. Шелин
―
Основным событием в жизни нашей страны является эпидемия, но думаю, что сказано об том будет мало, хотя и совсем молчанием ее не обойдут. Но все эти мероприятия с ценами для того и сделаны, чтобы она не стала главной темой. Хотя эпидемия у нас является главной темой, хотя Россия проходит через эпидемию по наихудшему сценарию. По итогам известного демографа Алексея Ракши избыточная смертность в нашей стране – около трехсот тысяч человек. Большая часть этих смертей, и я думаю, что подавляющая часть прямо или косвенно вызвана ковидом. Это очень много, это гораздо больше, чем… Если не в других бедных странах, где вообще подсчета нет, то в богатых и средних странах, если соотнести к численности населения. Это великая беда и огромная трагедия. Наши власти проявили себя очень странным образом, весьма неэффективно. Ежедневное количество заражений в нашем Петербурге, уже три недели – 3,7 или 3,8 тысяч округленно. Правдоподобно ли это, учитывая, что количество госпитализаций выросло? Нет, конечно. Это просто говорит о степени неадекватности сообщаемой властью информации и об их отношении к правде.
А. Веснин
―
С эпидемией сложные проблемы, а к каким политическим последствиям эта ситуация с ковидом может принести в нашей стране?
С. Шелин
―
Прямо скажем, нашим властям она очков не принесет, весьма неважно они себя в ней повели и в средствах борьбы с эпидемией, и с помощью тем, кто от нее пострадал, и в их сумбурных и не очень последовательных мероприятиях. Люди лишились работы, многие закрыли свой бизнес, а они ничего от власти не получили, хотя в казне достаточно денег. Не так трудно было бы несколько % ввп, отложенных на черный день потратить. Но их не тратят, говорят, что берегут под санкции. Возможно это тоже что-то иррациональное. Есть огромные резервы, почему бы их не потратить? Но они их не тратят.
А. Веснин
―
И чего ждать? Революции? Бунта? Скрытого негодования? К чему это приведет?
С. Шелин
―
Думаю, что к скрытому негодованию. Революция, бунт, этого я в ближайшее время не жду. И не в ближайшее, пожалуй, тоже.
А. Веснин
―
А скрытое негодование к чему может привести? Или вообще ни к чему? Просто это будет страна скрыто негодующих людий?
С. Шелин
―
Если посмотреть с юмором, то наверное. А если посмотреть более взвешено, то это останется в памяти людей. И не исчезнет из их памяти и когда-нибудь это скажется, но когда? Не знаю.
А. Веснин
―
Интересно, какие последствия будут у этой пандемии и не только, с точки зрения развития технологий и того, что многие люди стали работать удаленно. А с точки зрения политики пока наверное выводы делать рано, но режим Путина не покачнула даже такая серьезная ситуация, как эпидемия коронавируса. Настолько он прочен?
С. Шелин
―
Покачнула или нет? Популярность и авторитет этого режима сейчас высоки, этот факт очевиден. Это проявляется даже в таких условных вещах, как индикаторы общественного мнения или рейтинги. Рейтинги – весьма условные, но если взять измеряемые такими провластными организациями как ВЦИОМ, то на открытый вопрос «Назовите политика, которому вы доверяете», то 26% по последним замерам назвали Владимира Путина. Его вспоминают, но не очень часто, он не занимает много места в умах людей. Люди заняты своими делами и они думаю не о нем, а о каких-то других обстоятельствах. А это говорит о потере опоры в массах. Конечно, опираться можно не только на массы, есть и Росгвардия… Но я считаю, что это скажется. Как? Не буду предсказывать.
А. Веснин
―
Сейчас мы прервемся на московские новости.НОВОСТИ
А. Веснин
―
Мы стали подводить итоги уходящего года. Еще один момент, который сейчас почти не вспоминается, хотя летом об этом только и говорили. Это поправки к Конституции. А это важный итог года? Или техническая история?
С. Шелин
―
Мне ближе то, что это техническая история, а точнее – ошибка властей.
А. Веснин
―
Ошибка? А почему?
С. Шелин
―
Многие поправки имеют свою логику в их системе интересов. Не в нашей, а в их. А сама эта история с попыткой узаконить эти поправки народным референдумом, придать им легитимность, это было ошибкой, личной ошибкой Владимира Владимировича Путина. У них было достаточно формальных рычагов, чтобы внести эти поправки без всякого шума и без всяких референдумов. В той же Конституции эти процедуры прописаны, и формальности можно было бы соблюсти, проведя их через Нижнюю палату, через Верхнюю, через регионы и так далее. И это не вызвало бы никаких препятствий, и это прошло бы быстро. Подобные поправки вносились и раньше, но их решили узаконить через референдум с создать такое волнующее народное единение, которое очень подкрепить эти поправки, как им казалось.Эта идея возникла в начала года. Уже примерно через месяц стало даже им видно, что они поспешили. Людям совершенно не интересны эти поправки, они их не просили и совсем не расположены с восторгом их принимать. Они только обращали внимание на различные обещания, об индексации пенсий или еще чего-то, обещания, которые были включены для отвлечения внимания, и которые никто не собирался выполнять. Мы видим, что они по-прежнему не выполнены, хотя голосование состоялось. Но взяв на себя груз этого референдума, пришлось его тащить до конца, пришлось рапортовать об его блестящих результатах. А параллельные подсчеты несколько другие. Участие было не большое, и хотя больше половины тех, кто голосовал, проголосовали за, голосование было далеко не блестящим, но есть официальные результаты с блестящими процентами, но напоминать об этом народу было на надо, потому что люди помнили, как они к этому отнеслись и как они голосовали или не голосовали. Да. Это их большая ошибка, не очень большая, но заметная ошибка властей, этот референдум.
А сами поправки узаконили то, что у нас и так уже сложилось. Я не могу назвать ни одного пункта, который бы внес какую-то новизну в наши дела. Все это на практике и так осуществлялось, а теперь оно записано в Основном законе.
А. Веснин
―
Следующей осенью у нас снова будут выборы, большое голосование, будем выбирать депутатов в Госдуму, а в Петербурге – депутатов в Законодательное собрание. Вы говорите, что негодование растет, и что Путин все меньше нравится людям. Про «Единую Россию» уже и вспоминать не хочется. А как будут проходить выборы? На этом всем фоне.
С. Шелин
―
К прогнозам я не готов. Но в штабах уже идет подготовка, которая сводится к тому, чтобы воспрепятствовать ко всем неприятностям на всех уровнях голосования. А провести их собираются по-советски. В позднюю советскую эпоху большинство людей были если не недовольно, то относились очень скептически к режиму. Они нисколько им не восхищались, но формально выборы проводились в органы власти всех уровней. Проходили они спокойно, относились к ним как к ритуалу, а сколько в них участвовало и как они голосовали, это было неизвестно. Никто и на настаивал на том, чтобы это серьезно подсчитывалось. Видимо так хотят сделать и сейчас, а получится ли? Пока я не готов это предсказать.
А. Веснин
―
А нынешнее время похоже на восьмидесятые? Или на застой? Или делать исторические сравнения и искать аналогии бессмысленно?
С. Шелин
―
История никогда не повторяется. И воспоминания о прошлом не являются ключом к тому, что происходит сейчас, и для предсказаний. Все или почти все предсказания, сделанные с помощью исторических аналогий, они оказываются не верны. Но можно говорить о большом сходстве. Хотя есть обстоятельства, по которым времена сильно отличаются, но в целом – атмосфера застоя, уверенность людей, что от них ничего не зависит, подспудное недовольство – да, в этом есть очевидное сходство.
А. Веснин
―
Нас всегда волнует экономика, потому что это то, что нас бьет по нашим карманам и возможностям. Стоит ли нам после этого года ждать дальнейшего падения наших реальных доходов? Зарплаты не растут, а все становится дороже, курс евро уже летит к ста рублям. Будет сильно хуже? Или примерно также?
С. Шелин
―
Возможно всё! Но самое вероятное, что будет то же, что и сейчас. Дальнейших ухудшения, я надеюсь, не будет. Да они и не очень вероятны, основное уже произошло. А если эпидемия, например, благодаря вакцинации, пойдет на убыль, то мы увидим возобновление той застойной жизни, которую мы видели последние годы, до эпидемии.
А. Веснин
―
Сколько может продолжаться эта застойная жизнь?
С. Шелин
―
Застой может продолжаться долго. Тут прогнозировать невозможно. Но застой лучше тех падений, которые мы видели в этом году!
А. Веснин
―
Вы считаете, что лучше долгие мучения, чем быстрая скоропостижная смерть с выходом во что-то новое?
С. Шелин
―
Мучения скорее нравственные. Спад экономики – это ужас-ужас-ужас! А у нас просто неважно, плохо…
А. Веснин
―
Просто нищета!?
С. Шелин
―
Есть нищета и нищета. У нас в городе по-настоящему бедствующие люди есть, и их не очень мало, но их не большинство. Есть в стране и по-настоящему бедствующие регионы, но сказать, что костлявая рука голода… Нет, этого нет, и надеюсь,
А. Веснин
―
Статистика говорит, что половине петербуржцев, может я немного и ошибусь, цифры не передо мной, но они могут позволить себе только платить за квартиру и еду. У них проблема даже с тем, чтобы купить новую одежду. Ну да, еда есть, за газ и электричество ты государству заплатил, и как мы недавно узнали, что заплатил еще и больше, потому что налог с тебя взял Банк России, который принадлежит Ковальчуку и еще одной предполагаемой любовнице Путина, а больше то у тебя никаких финансовых радостей в жизни и нет.
С. Шелин
―
Это так, а я и не говорю, что люди живут благополучно, но они и не голодают. А по меркам нашей страны – это не самое плохое.
А. Веснин
―
Спасибо Путину за это!
С. Шелин
―
Никому не спасибо! Ничего хорошего в этом нет, это плохо. Но нужно трезво оценивать то, что происходит. Голода в нашей стране нет. А все остальные экономические бедствия могут наладиться.
А. Веснин
―
А перемены возможны когда? Когда умрет Путин? Или когда начнется голод? Или есть еще какие-то другие сценарии?
С. Шелин
―
Давайте надеяться на то и исходить из того, что голода не будет! До этого нужно дорасти, и нужны совершенно безумные действия властей, чтобы начался голод. Все можно вообразить, но я надеюсь, что это не очень вероятно. А когда будут перемены? Мы все задаем этот вопрос, но научно ответить на него невозможно. Можно только уповать, чтобы они пришли побыстрее. А когда? Не знаю, не знаю.
А. Веснин
―
Ну что же, будем уповать! На все хорошее, и против всего плохого. Спасибо!