Михаил Фишман - Особое мнение - 2020-09-01
01.09.2020
Е. Бунтман
―
Добрый день. И с особым мнением сегодня у нас журналист Михаил Фишман. Добрый день.
М. Фишман
―
Добрый день.
Е. Бунтман
―
Начнем с 1 сентября, которое не только день, когда дети с цветами идут в школу. Но и день - годовщина захвата детей в Беслане. Сегодня Путин говорил про все, что угодно, про будущее России, про Вторую мировую войну, про прошлое России. А про Беслан не говорил. Почему?
М. Фишман
―
Я, честно говоря, не помню, он, что обычно говорит на 1 сентября про Беслан? Мне не приходит в голову, я сейчас не могу вспомнить.
Е. Бунтман
―
Почему он не говорит про Беслан на 1 сентября? Я понимаю, что это идиотский вопрос…
М. Фишман
―
Я просто немножко растерялся от вопроса. Последний раз мне кажется, когда Владимир Путин говорил про Беслан или «Норд-Ост» - это был фильм перед его выборами в 2018 году. Рекламный фильм про Владимира Путина. Один из бесконечного числа таких фильмов, которые тогда выходили. Где он рассказывал, что террористы из «Норд-Оста» в 2002 году хотели вывести зрителей, захваченных в заложники, на Красную площадь и там расстрелять. Это он рассказывал, соответственно это была зима 2018 года, перед выборами президентскими. Это ничего подобного никто ни разу, сколько лет прошло, не говорил и не знал. И тут вдруг Владимир Путин нам рассказывает такой секрет и такую тайну. Это единственная модальность, в которой он готов разговаривать про эти родственных между собой, безусловно, теракта – «Норд-Ост» и Беслан. А про Беслан, честно говоря, даже и вообще не помню.
Е. Бунтман
―
Вы верите, что годовщина окончания Второй мировой войны, которая у нас теперь будет отмечаться 3 сентября, - это подмена исторической памяти, это замена Беслану. Или так совпало просто?
М. Фишман
―
Нет, я думаю, что это, конечно, совпадение. Специальной задачи, наверное, я подозреваю, у Кремля не было подменить одну дату другой. Просто если вернуться, немножко отмотать назад, там возникла проблема с парадом весной. Когда им надо было проводить из-за эпидемии. И тут же возникли новые даты, одна из них была 3 сентября. Вторая – 22 июня. Одна была резервная, первая в очереди. И в результате провели 22-го. И тогда обсуждалось, чтобы подменить Беслан, чтобы не дать вспоминать про Беслан. Но мне кажется, мы просто навязываем свою логику мышления тем, кто принимает эти решения в Кремле. Для которых Беслан – такая важная дата, с которой надо как-то бороться – просто не существует.
Е. Бунтман
―
То есть они просто забыли про это.
М. Фишман
―
Это не принципиальный момент. И он просто не был учтен…
Е. Бунтман
―
Это как-то меняется с годами? Само собой уходит – память о Беслане или об этом, как вы уже говорили, намеренно не вспоминают.
М.Фишман: Протест не обезглавлен. Протест мы видели в Хабаровске
М. Фишман
―
А вы считаете, что она уходит – память о Беслане? Мне кажется, что не уходит. Я напомню в прошлом году, это же 15 лет было в прошлом году. Вышел фильм Юрия Дудя и это был первый раз, когда такой фильм, длинный, около трех часов, кажется шел. Собрал точно больше 10 миллионов просмотров было тогда, сейчас я думаю гораздо больше, чем 10. Я просто не проверял. Это на самом деле была огромная цифра год назад. С тех пор Ютуб еще развился, конечно, но тогда это была очень большая цифра. И сама эта цифра, сам факт интереса к тому, что тогда сделал Дудь – мне кажется показывает, что из памяти этот теракт и эта катастрофа не стерлась. Национальная катастрофа, которая произошла 16 лет назад.
Е. Бунтман
―
Я просто не очень понимаю по логике, сложно себе представить американского президента, который не говорил бы, намеренно нее упоминал бы 11 сентября. И Беслан как трагическая дата, как олицетворение борьбы с некоторым незримым врагом, который мешает жить России, российским гражданам – это же можно было использовать для пропаганды. Почему это не произошло?
М. Фишман
―
Есть разница между тем, что произошло 11 сентября 2001 года и в Беслане. Тогда я напомню, просто два самолета, еще был Пентагон, просто врезались в небоскребы. И погибли люди. От того, что небоскребы, которыми управляли террористы, самолеты врезались в эти здания. А в Беслане власть начала штурм. В Беслане власть несет прямую ответственность, можно говорить о политической ответственности в случае любого теракта, безусловно. Не предупредили, не нашли, вовремя не отреагировали, профилактика. Что угодно. Я не хочу разделять эти два теракта, потому что они один связан с другим непосредственно. «Норд-Ост» и Беслан. В обоих случаях власть сама начала штурм и есть такая логика борьбы контртеррористическая, в которой, если захватывают заложников, вы это прочитаете в любом учебнике про терроризм, то всегда террористы торопят события, а власть, которая пытается освободить заложников – всегда тянет время. И в «Норд-Осте» и Беслане было ровно наоборот. По крайней мере, так точно было в «Норд-Осте», где террористы тянули время, сколько могли. А власть торопилась и в результате произошел штурм. Но в Беслане просто ситуация из-за того, как развернулись события в «Норд-Осте» была гораздо более тяжелой. Потому что там не давали пить. И поэтому счет в любом случае шел на часы и дни. Но были пресечены любые попытки переговоров, как вы помните. И все равно кончилось тем же самым огневым штурмом, про который если кто забыл, всегда может посмотреть у Дудя потом. В частности у Дудя. Просто он вернул не просто само слово «Беслан» в нашу жизнь, а понимание того, что тогда происходило и произошло. Поэтому это два разных события, поэтому понятно, почему одно дело, когда у вас действительно происходит теракт и вы пытаетесь что-то сделать более-менее успешно, а другое дело, когда вы сами начинаете штурм здания, из-за которого погибают сотни детей, а потом еще и под эту сурдинку отменяете выборы губернаторов, например. Это просто две разные в политическом смысле истории.
Е. Бунтман
―
Про 1 сентября продолжим. Только в другом разрезе. Когда дети пошли в школу. Сегодня пошли в школу, не знаю, как у вас…
М. Фишман
―
У нас тоже.
М.Фишман: Навальный действительно построил машину, которая стала бороться с властной монополией на выборах
Е. Бунтман
―
У меня тоже сын пошел в школу. Все без масок, куча родителей, детей и немного страшновато. А при этом уже в общей сложности миллион по России. Почему все-таки пустили детей в школу? Перестали бояться коронавируса. Он побежден или просто нам дают понять, что он побежден.
М. Фишман
―
Наверное, ситуация зависит, разнится от региона к региону. И в России тоже.
Е. Бунтман
―
В Москве не страшно ребенка отпускать в школу было сегодня?
М. Фишман
―
Я не могу сказать, что я как-то очень сильно был сегодня перепуган, когда отвел своих детей, линейки не было как таковой. Но все равно люди как-то… Мы старались держать социальную дистанцию как могли. Понятно, что в школе это на самом деле невозможно. По крайней мере, там есть какие-то правила, которые звучат относительно разумно до тех пор, пока не превратятся в пустые формальности, что произойдет очень быстро. Тем не менее, каждому классу определена комната в здании. То есть не ходят из одной комнаты в другую, как было раньше. Еще какие-то ограничения. Посмотрим, как оно будет. Видимо, я не уверен, что есть реальные альтернативы, особенно когда речь идет о младших классах. А как вы собираетесь еще их учить, если не водить в школы? Это не очень понятно. И так они, это было разумно и правильно, когда в середине апреля, кажется, закончили учиться.
Е. Бунтман
―
Да даже в марте некоторые школы.
М. Фишман
―
Может быть даже в конце марта. Два месяца выпали. А что делать. Да, понятно, что будет в итоге много бессмысленного формализма и, конечно, детей не убережешь. Но все-таки я бы отметил, что у нас ситуация сейчас в Москве не такая тяжелая, как была весной и в начале лета.
Е. Бунтман
―
Но и не такая хорошая.
М. Фишман
―
Ну а что теперь делать? Не жить?
Е. Бунтман
―
Видимо, жить. Но посмотрим, если не будет второй волны.
М. Фишман
―
Да, посмотрим. Конечно. Но тогда надо сказать, московские власти достаточно, по крайней мере, если смотреть на тайм-лайн, как действовали американцы и даже может быть европейцы, поскольку в Россию вирус пришел позже, то было у кого подсматривать и учиться. Тогда школы остановили очень быстро. И чуть ли ни первым делом. И это очевидно сыграло свою позитивную роль. Да, мы понимаем, что мы не можем полностью доверять статистике. Но то, что в результате в Москве достаточно успешно все-таки провели эту борьбу – один из факторов в том, что тогда быстро остановили школы. Значит, сейчас они считают, что социальная целесообразность и медицинская – вот эти весы сейчас расположены таким образом, что лучше все-таки идти учиться.
Е. Бунтман
―
Продолжим про 1 сентября. Но уже в Белоруссии.
М. Фишман
―
Кроме того, еще раз, это же не просто так. А если дети не ходят в школу, то что они делают. А что тогда делают их родители. У которых они сидят на шее. Это целая вереница огромных серьезнейших проблем, которые тут же приходится решать. Не просто так пустил в школу или не пустил. Это очень серьезные решения, которые затрагивают жизни и материальный достаток…
Е. Бунтман
―
А кто принимает эти решения? Их принимают политики или специалисты, психологи. Психиатры. Педагоги.
М. Фишман
―
В конечном итоге, как мы знаем, мы же видели, как все происходило. Принимал решение Собянин, мэрия принимала решение. Мы понимаем. Более того, решение навязывала, пыталась навязывать по мере сил Кремлю и Владимиру Путину. И примирить его с тем, что придется остановить жизнь в Москве на какое-то время.
Е. Бунтман
―
А сейчас кто принимает это решение? По-прежнему Собянин?
М. Фишман
―
Я думаю, что в огромной степени – да.
Е. Бунтман
―
Хорошо. Про 1 сентября в Белоруссии. Студенты пошли в университеты сегодня. И сейчас проходят в Минске столкновения, задержания и так далее. Студенты могут быть движущей силой этого протеста, как вам кажется?
М. Фишман
―
Мне кажется, судя по тому, что мы видим, что там происходит, студенты, конечно, могут быть движущей силой, но лишь одной из. Потому что там движущей силой является большинство белорусского народа.
Е. Бунтман
―
Есть те, кто недоволен Лукашенко, а есть те, кто активно протестует. Это всегда эти группы не совсем совпадают точно.
М. Фишман
―
По воскресеньям они так смешиваются до полной неразличимости.
Е. Бунтман
―
И студентов стали разгонять. В воскресенье не разгоняли этот марш, марш женщин не разгоняли в субботу. Студентов сейчас достаточно серьезно бьют и задерживают. Не так может быть как в первый день после выборов, когда людей калечили, убивали и издевались над ними. Но задержания жестче. Испугались?
М. Фишман
―
Кто?
Е. Бунтман
―
Не вы. ОМОН. Почему задерживают студентов?
М. Фишман
―
Если ОМОН задерживает, значит наоборот скорее, наверное, не испугался. Логично предположить. Если бы испугался, то не задерживал бы.
Е. Бунтман
―
Вот такой логикой.
М. Фишман
―
А нет разве?
М.Фишман: Кремлю нужно, чтобы Лукашенко победил. Но чтобы победа была не легитимной
Е. Бунтман
―
А в другой логике мирные протесты пресекать не надо, потому что, что они сделают, ну женщины ходят и ходят. С флагами и с флагами. А тут студенты достаточно активные.
М. Фишман
―
Нет, я думаю, что дело не в этом. Дело в том, что есть действительно политическое решение, что когда выходят сотни тысяч людей, все-таки устраивать ту Вальпургиеву ночь, которую они устроили 11-12-13 августа больше пока не нужно. И не исключено, что это совет из Москвы. Один из многих. Которые получили белорусские власти по поводу того, что им делать с протестующими. Но в будние дни, когда народ засыпает и просыпается мафия, как в игре, то конечно, ОМОН и силы правопорядка, вообще лукашенковские силы ведут себя гораздо более агрессивно. Мы это наблюдали не только сегодня, вчера. И на прошлой неделе. И очевидно взята тактика такого изматывания протеста, когда просто по воскресеньям вы еще пока собираетесь, но в остальные дни мы будем вас стараться мучить по полной программе. Не так, как было, без изнасилования дубинками и так далее, без пыток. Но, конечно, очень жестко. Аресты – это все возвращается. Конечно, понятно, что Александр Лукашенко снова приобретает постепенно уверенность в своих силах. У него пропадает дрожь в голосе. Он уже не слышит, как ему кричат «Уходи!» на заводах. Снова собирают его массовку, которая говорит, что как здорово, что вы снова с нами.
Е. Бунтман
―
Но он и не общается с теми, кто кричит ему «Уходи!».
М. Фишман
―
Больше не общается, да. То есть он возвращается в свой привычный режим, пытается вернуться в свой привычный режим властвования. Но, конечно, это ему не удастся.
Е. Бунтман
―
Почему не удастся?
М. Фишман
―
Потому что джин уже вылетел из бутылки, обратно его запихнуть таким образом не получится. Да, возможно Александр Лукашенко не слетит со своего президентского поста в ближайший месяц, может быть два, может быть даже три, может быть год. Может быть даже два. Может быть это будет дольше. Но жизнь больше в Белоруссии не будет прежней. И точно так же как на самом деле это похоже, мы же это проходили все. Просто в другом масштабе и другой реальности несколько. Как и белорусы. В 11-12-13 годах, когда было Болотное движение в Москве. Просто оно было гораздо более, как говорят политологи – верхушечным. Нежели в Белоруссии. Гораздо менее массовым, гораздо более легко подавляемым. Но если вы вспомните, тогда Владимир Путин хоть и раздавил этот протест, сначала 6 мая на Болотной площади, потом «бешеный принтер», потом Болотное дело и так далее. Вся эта машина включилась, и сам протест вроде как в активной фазе был подавлен. Но самому Владимиру Путину это не очень помогло. Его рейтинг по-прежнему был очень низкий. Ему по-прежнему было очень тяжело на самом деле управлять. По-прежнему Москва вышла из его подчинения центральной власти тогда. И решить эту ситуацию тогда в России удалось только после Крыма. И после событий в Украине. Когда фактически был перевернут стол, вся доска и все положение, все общественные настроения изменились радикальным образом. То есть нужен какой-то мощнейший рычаг, и то это Владимиру Путину все равно в итоге не помогло. Потому что сегодня он находится примерно в том же положении.
Е. Бунтман
―
Действительно в том же положении находится, он по-прежнему президент.
М. Фишман
―
Но на несколько лет возник этот крымский консенсус так называемый. Когда казалось, что все, вот действительно эти настроения, не сам протест, а те настроения, которые за протестом стоят, были подавлены. Так вот у белорусов, у Лукашенко такого инструмента не видно. Не видно, что он может сделать…
Е. Бунтман
―
Захватывать нечего.
М. Фишман
―
…чтобы переубедить, подавить белорусский протест. Мне кажется, у него таких инструментов просто нет. Поэтому на самом деле он не легитимный с точки зрения большинства нации президент и останется таковым до тех пор, пока не уйдет.
Е. Бунтман
―
Мне кажется, Лукашенко сейчас пытается нащупать эти инструменты, которые позволили бы ему более-менее остаться во власти. В том числе он говорит про единое отечество. Единое отечество от Бреста до Владивостока, общее отечество, где живут два народа от одного корня. И еще кается за то, что в свое время обратился к Западу, намекая, что Россия его не поняла, и у него другого выбора нет. Но сейчас, по-видимому, дает понять, что он отворачивается от Запада обратно в сторону России. Этот инструмент может ему помочь удержаться у власти. Эта риторика.
М. Фишман
―
Мне кажется только тактически и только относительно. Каким-то кардинальным образом – нет. Это не поможет. Более того, это осложнит и положение в итоге Москвы, Кремля. В этой всей белорусской истории. Тут вообще происходит на наших глазах такая штука – в целом казалось бы, все развивается по сценарию, про который еще говорили до событий после выборов президентских белорусы. Который как бы выгоден, считалось, что наиболее выгоден Кремлю. Что надо, Кремлю нужно, чтобы Лукашенко победил. Но при этом чтобы его победа была максимально не легитимной. И чтобы он ослаб настолько, что сам приползет с союзным государством к Кремлю и тут его и возьмут тепленьким. Примерно это мы сейчас вроде как наблюдаем. Только вопрос в том, что именно возьмут. Потому что если сейчас действительно Лукашенко приедет в Москву на днях, как об этом сообщают источники и готов будет подписать какие-то решительные шаги в создании наднациональных органов союзного государства, то, с чем он боролся так успешно в течение 20 лет. Я сомневаюсь, что это произойдет, честно говоря. Но если допустить, что произойдет, это будет воспринято, как мне представляется в Белоруссии как скрытая форма интервенции со стороны России. Точно не будет принята и в самом лучшем случае Россия получит в качестве союзного государства, которое оно контролирует, его властные органы, абсолютно мятежную республику и мятежный народ. И дальше что будет? Дальше все то, что сегодня имеет отношение к Лукашенко, перенесется просто на власть в Москве.
Е. Бунтман
―
То есть для Лукашенко это непоправимая ситуация.
М. Фишман
―
Мне кажется для Лукашенко это точно непоправимая ситуация. В перспективе.
Е. Бунтман
―
А для России?
М. Фишман
―
Это зависит от того, что Россия будет делать. Пока все-таки надо отметить, что Владимир Путин пугает, но не действует. То есть он больше действует риторически, нежели фактически.
М.Фишман: Жизнь в Белоруссии не будет прежней. Так же как на самом деле это похоже, мы это проходили все
Е. Бунтман
―
Но обещал братскую помощь.
М. Фишман
―
Да, этот резерв из сил правопорядка - это угроза, а не реальность. И чтобы эта угроза превратилась в реальность – это я уверен, что в Кремле еще десять раз подумают, прежде чем перейти к таким активным действиям, если вообще об этом зайдет, так или иначе, речь.
Е. Бунтман
―
Мы вернемся через несколько минут в студию и будем говорить о других темах. В том числе об отравлении Навального.НОВОСТИ
Е. Бунтман
―
Это «Особое мнение» журналиста Михаила Фишмана. Эту часть начнем с Навального. Сейчас уже некоторое время прошло, вам понятно, что произошло и что происходит. Не с медицинской, а с уголовно-политической.
М. Фишман
―
С уголовно-политической точки зрения мне кажется сразу было понятно, что мы имеем дело с политическим террором в чистом виде. С политическим покушением и именно политическим. Не бытовым, не коммерческим. Именно политическим. И это было совершенно очевидно с того момента, как был все-таки поставлен диагноз – отравление веществом ингибитором, боюсь неправильно произнести это слово. Так или иначе, тем же органофосфатом. И в этот момент это стало совершенно очевидно, еще до этого могли быть какие-то версии, но после того как стало понятно, какой это тип яда. То эти версии отпали. И осталась одна единственная. И по этому поводу сомнений нет. А если и были, то я, например, посмотрел последнее расследование, которое недавно опубликовал ФБК. Про Новосибирск. Навальный из Новосибирска приехал в Томск, из Томска летел в Москву. И в самолете ему стало плохо. Соответственно, как анонсировали первая серия из череды расследований. А там, между прочим, уже под 3 миллиона просмотров. Да, конечно, понятно, что интерес дополнительный связан с тем, что, наверное, в связи с самим покушением. Но все равно…
Е. Бунтман
―
Там всегда много просмотров.
М. Фишман
―
Если посмотреть, там речь идет о выборах в городской совет в городской парламент Новосибирска. На минуточку третий город в стране. И если и были сомнения, хотя их не было, то они должны отпасть окончательно. Потому что становится совершенно ясно, когда ты смотришь это расследование про местных депутатов, которые все ходят в часах минимум за 1,5-2 миллиона рублей. Это уровень горсовета. И так далее. И про то, как они там занимаются застройкой и что вообще происходит. Репортаж, который делает Навальный – на самом деле даже не столько расследование, репортаж с элементами расследования. Так вот если его посмотреть, трудно придумать что-нибудь более эффективное, для того чтобы голосовать против «Единой России». Просто ничего не приходит в голову. Это настолько прозрачная четкая внятная ясная картина, что непонятно, откуда могут возникнуть… Тогда становится понятно тут же, в чем проблема. А проблема именно в том, что Навальный действительно построил эту политическую машину, которая реально эффективно стала бороться с властной монополией на выборах. Я уверен, что один из главных мотивов в покушении Навального – это «умное голосование». Это «умное голосование» как раз сработало в Москве.
М.Фишман: Не могу сказать, что я сильно был напуган, когда отвел своих детей на линейку
Е. Бунтман
―
То есть после того как сработало, вы считаете, испугались.
М. Фишман
―
Это набор факторов и среди которых одним из главных является «умное голосование». И тот эффект реальный, который произвело на выборах в Москве. И психологический, который произвело в умах кремлевских менеджеров, когда они увидели, что с этим очень трудно бороться. Потому что есть эта машина, которая предлагается, в любом случае на выборах нужен какой-то статист и эта машина все равно сделает так, что этот статист, этот манекен в результате будет выбран, а не тот, на кого ставит власть. И это реально работающая история. Москва это подтвердила. А плюс к этому очень много обстоятельств, которые делают это «умное голосование» все более и более опасным. Да, с этим можно бороться не только отравлениями, безусловно. Например, у нас теперь трехдневное голосование на выборах на местах, которое должно помочь решить эту проблему. Потому что соответственно гораздо сложнее контролировать манипуляции и фальсификации. Но это самое «умное голосование» становится гораздо более эффективным в тех условиях, в которых оказалась власть после эпидемии, после экономического кризиса тяжелейшего, сколько там, 5% ВВП в этом году прогнозируется. После того как становится видно, что происходит в Белоруссии, где протест обезглавлен десятилетия назад. Тем не менее, вдруг эта гидра встает и начинает сметать все на своем пути. Непонятно, как с этим бороться и что делать. Люди встают и все равно практически свергают своего диктатора. Все это вместе производит впечатление этого тупика, из которого нужно искать выход. А выход подсказан самим фактом того, что правила игры изменились. И что то, что раньше казалось, что нельзя, было запрещено даже не законами, а понятиями о политической жизни. Уже не запрещено. И мы это начинаем видеть вокруг нас. По-моему, это и есть то, что мы наблюдали в уголовно-политическом смысле с покушением на Навального.
Е. Бунтман
―
Еще несколько вопросов, которые у меня есть в связи с Навальным. Во-первых, высочайшая политическая реакция не просто какой-нибудь там на уровне партийном и линейной милиции Омска. Но и Пескова, и вот эти фигуры умолчания, которые возникают. Как это воспринимать. Демонстративный на мой взгляд отказ от расследования.
М. Фишман
―
Да, абсолютно. Это означает, что есть политическая линия, она четко сформулирована. На очень высоком уровне и бюрократический аппарат в лице Пескова и Лаврова. Кому еще придется отвечать на эти вопросы и ее очень четко придерживаются. Которая заключается в том, что пока вы не идентифицировали яд, а он же не идентифицирован, и, скорее всего, не будет идентифицирован. То это просто пациент заболел. Как говорит Дмитрий Песков. И с нас все взятки гладки. То есть это тот же самый подход, как всегда, когда власть пытается защититься от очень тяжелых обвинений. А это происходит не первый раз.
Е. Бунтман
―
Идите в суд – вот это.
М. Фишман
―
На нашей памяти, идите в суд, не докажите, ручки - вот они. Собственно, мы эту сцену наблюдали очень много раз и наблюдаем ее сегодня. Скорее она является лишним в этом смысле, но косвенным, если угодно подтверждением подозрений, которые возникают. Нежели их развеивания. Мы же понимаем с вами.
Е. Бунтман
―
Второй аспект, который кажется мне любопытным. Это обезглавливание фактически протеста. То есть я очень надеюсь, что Алексей Навальный выздоровеет, выберется и так далее. Но мы прекрасно понимаем, что скоро это не произойдет. Протест и деятельность, в том числе РБК сейчас обезглавлена? Парализована? Новосибирск – это еще то, что успел Навальный сделать.
М. Фишман
―
Мы возвращаемся к разговору о том, что такое «умное голосование». Потому что, что такое протест – протест не обезглавлен. Протест мы видели в Хабаровске. И если посмотреть на цифры социологические о том, насколько люди ему сочувствуют, мы увидим, что очень сильно. И для этого Навальный им не нужен. Это происходит помимо него.
Е. Бунтман
―
«Умное голосование» - тоже протест. Это протестное голосование.
М. Фишман
―
Да, но «умное голосование», им организованное. И есть разница. Протестные настроения, на объем протестных настроений, на их рост, на распространение, отсутствие Навального не влияет. А на работу этой машины, которая точечным образом выбирает ареной борьбы с «Единой Россией» на местах, возможно, влияет сильно. Мы просто этого не знаем пока. Но по умолчанию кажется, что да. Потому что авторитет Навального продвигал «умное голосование». Собственно, одно дело, когда вам Навальный говорит, вы голосуйте за это… он неизвестно, кто. Тем не менее, мы все должны за него сейчас проголосовать, чтобы победить вот этого конкретного. В этом же смысл «умного голосования». Одно дело, что вам Навальный это говорит, а другое дело – кто-нибудь другой. И в этом смысле его авторитет может играть роль. Какую – мы не знаем. Но я думаю, что да, такой эффект наверняка есть. Все-таки его личный авторитет внутри машины ФБК играет большую политическую роль, как мне представляется.
М.Фишман: Есть разница между тем, что произошло 11 сентября 2001 года и в Беслане
Е. Бунтман
―
То есть те, кто организовывал возможное покушение на Навального, они добились определенным образом своей цели. Как акта политического террора.
М. Фишман
―
Возможно. Может быть это так. Мы не знаем. Сейчас посмотрим, что будет на выборах в сентябре, то, что мы видим сейчас, не расследование, а репортаж из Новосибирска, который ФБК показали. Он еще с живым дееспособным Навальным. А вот дальше что будет. Следующие выборы будут в думу. И это еще серьезнее, чем выборы на местах. Пока трудно что-то загадывать.
Е. Бунтман
―
Об этом рано пока говорить. Опять же здоровья Алексею Навальному.
М. Фишман
―
Да, тем более что все-таки есть надежда, что он поправится и восстановится к этому времени.
Е. Бунтман
―
Последняя история. Это башкирская содовая компания, которую сейчас то ли раскулачивают, то ли национализируют. И экономисты башкирской содовой компании жалеют, говорят, что это то ли «Башнефть», то ли ЮКОС. А правильно ли делают, что жалеют? Вроде уничтожали природу, били людей по почкам.
М. Фишман
―
Да, мне кажется правильно. Потому что в очередной раз мы видим ручное управление и ручные репрессии в отношении и отсутствие какого бы то ни было закона. Вот вышел Владимир Путин, гавкнул и Генпрокуратура уже национализирует эту башкирскую содовую компанию. И все остальные обстоятельства, права ее владельцев, ее вообще права как таковые, законность отступают на второй план. Перед этим простым как кочан капусты обстоятельством. Что Путин велел разобраться и отобрать.
Е. Бунтман
―
Это для кого делается? Чтобы людям понравиться или для того чтобы башкирская содовая компания кому-то досталась.
М. Фишман
―
Я думаю, что в первую очередь первое, конечно, политические резоны. Здесь власть вовремя сориентировалась. Отреагировала. И посчитала нужным, что лучше плохого барина оттрепать по щекам, нежели продолжать давить людей. И таким образом решить эту ситуацию.
Е. Бунтман
―
Спасибо большое. Михаил Фишман, журналист был со своим особым мнением. В 19 часов «Особое мнение» Демьяна Кудрявцева. В 20 - программа «В круге Света». И в 21 час – «Статус» с Екатериной Шульман. Ведет Максим Курников. Спасибо.