Особое мнение СПб - Диана Качалова - Особое мнение - 2020-07-08
В. Дымарский
―
Добрый день. Особое мнение сегодня представит Диана Качалова, Диана Качалова, главный редактор «Новой Газеты в Петербурге». А я, Виталий Дымарский, буду её расспрашивать о том, о сём. Здравствуйте, Диана.
Д. Качалова
―
Здравствуйте. О сём.
В. Дымарский
―
О том или о сём, с чего начнём?
Д. Качалова
―
Давайте с «сём» начнём. Боюсь, с чего ни начнём, всё будет одно и то же.
В. Дымарский
―
Всё будет «сём», да. Давайте начнём с инициативы, которая, я не знаю - сегодня или вчера…. да какая разница, когда она появилась. Главное, что это инициатива, которая может чуть-чуть изменить нашу жизнь. А именно – перенесёт с 12 июня на 1 июля национальный праздник российский. Потому что автор этой инициативы, некая госпожа Волынец, председатель Национального родительского комитета, считает, что 1 июля надо праздновать, как День Конституции. И сюда же перенести 12 июня, которое у этой дамы ассоциируется с распадом страны. А 1 июля – это праздник новой Конституции, или поправок к этой Конституции, которая и есть реальная новая Россия. В общем, всё понятно. Ваш комментарий.
Д. Качалова
―
А я вообще не понимаю, зачем нужно что-то переносить? Мне кажется, нужно добавлять, добавлять и добавлять. Пусть будет праздник распада, потом будет полураспада, потом праздник соединения. Мы по-моему 2 месяца уже не работали и это был практически… Если бы не ковид, то все уже привыкли не работать. Я предлагаю сделать ещё 24 июня, когда был парад, тоже хронически выходным днём. Потом посмотреть… Что-то у нас было ещё в июле, какие-то другие праздники…
В. Дымарский
―
Ну, во-первых, у нас может появиться праздник начала эпидемии, и потом праздник уже конца эпидемии.
Д. Качалова
―
Если учесть, что патриарх нас поздравлял с началом Великой Отечественной войны, то можно считать праздником и начало эпидемии тоже.
В. Дымарский
―
Выходной день, во всяком случае. Если не праздник, то - выходной день.
Д. Качалова
―
Я думаю, если пошерстить, то в июле много праздников, которые можно сделать выходными. Также и в августе, если не ошибаюсь, там есть День железнодорожника.
В. Дымарский
―
Август вообще богат на события.
Д. Качалова
―
Август вообще богатый месяц, там можно и «за», и «против». Поэтому я считаю, что не нужно останавливаться на достигнутом, 12-е число оставить, а все остальные только добавлять. И пока мы не дойдём до 360 дней в году, нужно работать над этим.
В. Дымарский
―
Знаете, смех смехом…
Д. Качалова
―
Я не смеюсь, я абсолютно серьёзно.
В. Дымарский
―
Хорошо, серьёзно так серьёзно. Мне бы очень хотелось поговорить с этими людьми, посадить на «Особое мнение» и спросить: «Вы искренне так считаете?»
Д. Качалова
―
Так найдите эту даму и позовите её.
В. Дымарский
―
Спросить у неё: «Вы действительно так считаете?» Спросить этих людей (которых нам показывали позавчера, по-моему), которые сидели и рассказывали об иностранном влиянии на голосование 1 июля: «Вы искренне считаете, что эти несчастные 22%, которые вы насчитали, и их бы не было, если бы не иностранное влияние?»
Д. Качалова
―
Ну, я не знаю, вы так говорите… Вы обнимете их и скажете: «Искренне вы считаете или неискренне?» Они упадут в ноги и скажут: «Ну, конечно, мы искренне так считаем!» Думаю, что здесь дело не в искренности людей, предлагающих какие-то дурацкие решения, а в том, что есть какие-то вещи… Вот есть слово «праздник», и половину праздников, которые у нас есть, мы вообще не можем объяснить – что мы празднуем? Спросите любого человека, что мы празднуем 4 ноября – вам никто не ответит. И, кстати, спросите, что мы празднуем и 12 июня - тоже никто не ответит. Независимость от чего, от кого, почему, по какому поводу?
В. Дымарский
―
Вообще это неправильно, в этом празднике, 12 июня, слово независимость не фигурирует. Это День России, там нет никакой независимости.
Д. Качалова
―
Что такое «День России»? Почему именно этот день?
В. Дымарский
―
Потому что там выбирали президента. Выбирали Ельцина.
Д. Качалова
―
Слушайте, вот мы с вами умрём, и никто больше об этом уже не вспомнит.
В. Дымарский
―
Значит, надо жить долго, Диана. Это единственная моя рекомендация.
Д. Качалова
―
Извините, конечно, но, к сожалению, я думаю, что таким образом обесценивается реальный смысл праздников, которые пока что у нас ещё остались. Поэтому это чушь собачья. Сделают 1 июля - и потом никто не будет помнить, это станет таким же мутным днём, как и 4 ноября. Может только погода получше.
В. Дымарский
―
Нет, ну почему? Можно объявить это Днём Конституции и всего-то дел.
Д. Качалова
―
Так у нас есть День Конституции.
В. Дымарский
―
Ну, будет ещё один, или тот день перенесут сюда.
Д. Качалова
―
У нас же есть День Конституции. День старой Конституции, день новой Конституции… Зачем?
В. Дымарский
―
Я даже помню, что 5 декабря был день «сталинской» Конституции, а 12 октября – «брежневской», и так далее. Слушайте, с праздниками не только у нас… Я часто думаю – вот мы скоро будем отмечать (когда я говорю «мы» - имею в виду, франкофилы) 14 июля, День взятия Бастилии. Правда, надо сказать, что французы понимают, что такое было взятие Бастилии, но почему это стало национальным праздником – попробуйте, объясните. Тоже трудно объяснить. Так исторически сложилось.
Д. Качалова
―
Сколько лет для этого понадобилось, чтобы люди привыкли, поняли и радовались фейерверкам в этот день. К сожалению, никто, ради кого это делается сейчас, этой роскоши уже не застанет. Столько не живут.
В. Дымарский
―
Диана, праздники праздниками, но давайте о грустном. Давайте о нашей профессии, которую уже запугали в конец, по-моему. Не успели разобраться с Прокопьевой, непонятно как (прокомментируйте и Прокопьеву), как возник вчера Ваня Сафронов – я его как-то больше воспринимаю, как бывшего корреспондента «Коммерсанта». Он в «Ведомостях» тоже был вроде, но я что-то хорошо его помню только по «Коммерсанту». Теперь уже не терроризм, а шпионство. Что вы по этому поводу думаете?Вообще, я вас это спросил, понимая, что мы все думаем примерно одно и то же. Но если брать вкупе с Прокопьевой и всем, что было до этого (Азаром, и прочими, от более мелких к более крупным идти, или наоборот, всё вместе) – это какое-то стечение обстоятельств последнего времени или некая кампания против журналистов? Для того, чтобы их приструнить, наконец. Чтобы даже и не мечтали о том, чтобы что-то говорить свободно и безнаказанно.
Д. Качалова
―
Думаю, что если бы каждый из этих кейсов был по отдельности, то, наверное, мы могли бы сказать: «Ну да, вот так сложилось». Но когда это всё идёт… «домкрат падал стремительным валом» - конечно, довольно сложно считать это случайным совпадением. Вы правильно назвали Азара, Свету Прокопьеву, по поводу обвинительного приговора которой… Все так радуются: «Вот, в тюрьму не посадили!» У нас же теперь самая большая радость, что человека не посадили в тюрьму. А то, что 500 тысяч… Их соберут, естественно, но это обвинительный приговор, она обвинена в этом деле, и радоваться здесь абсолютно нечему. Трудно сказать по поводу, что кто-то говорил «Надо же, какие судьи смелые были у Прокопьевой, не посадили! Слушайте, прокурор просил 6 лет, а в результате дали всего лишь штраф». Но в любом случае это обвинительный приговор.И мы ещё не успели выйти из того здания суда тут же начинается следующая «Санта-Барбара», извините за выражение, то мне кажется, что это не совпадение. Не думаю, что планировали, чтобы так шло, изо дня в день, но в принципе это, конечно, не совпадение. Беда заключается в том, что если со Светой Прокопьевой было всё-таки немножечко попроще, потому что там были открытые судебные заседания, у адвокатов была информация, был доступ журналистов к этой информации. Здесь сейчас правильно появился лозунг: «Сделайте дело Ивана открытым!», потому что если это всё засекретят, то об этом суде мы не узнаем ничего, и мы не сможем вообще никак повлиять, ничего не сможем сделать.
В. Дымарский
―
Как я понимаю, кроме шпионажа, мы ничего не знаем больше. Что за шпионаж, что ему вменили?
Д. Качалова
―
Сейчас появилась информация, что вроде бы в 2017 году он шпионил через Чехию в пользу НАТО. Вот практически вся информация, которая есть. При этом сегодня появилась информация о том, что в его деле уже 7 томов! 7 томов за один день не собрать, 7 томов собираются очень долгое время, вряд ли эти 7 томов собрали за два месяца. Два месяца назад он устроился в секретную организацию «Роскосмос».
В. Дымарский
―
И прошёл все проверки.
Д. Качалова
―
Как же так? Зачем вы туда его взяли? Это была такая дурацкая операция прикрытия, или что? Его обвиняют в том, что он якобы передавал какие-то данные НАТО. Секундочку, у меня тогда возникает вопрос – а каким образом журналист, хороший, прекрасный, но рядовой журналист в газете «Коммерсант» (он не был ни главным редактором, не заместителем главного редактора), оппозиционного на тот момент издания, умудрился получить данные, которые можно продать НАТО? Это ему кто-то «слил» (если это было). Простите, а как мы узнаем, кто был тем предателем, который это сделал?
В. Дымарский
―
Хотя я вообще-то не люблю, когда журналисты начинают заниматься расследованием, потому что мы не профессионалы. Но обстоятельства вынуждают нас разбираться, потому что так называемые профессионалы нам ничего не рассказывают и не объясняют. Я так понимаю, что Сафронов вызвал недовольство наших товарищей силовиков именно тем, что не раскрывал свои источники информации.
Д. Качалова
―
Этой информации я пока что не видела.
В. Дымарский
―
Ну как, с ним же была история пару лет назад, когда была открытая публикация о продаже российских ракет Турции, и на основе этой публикации возник дипломатический скандал между Турцией и США, которые были недовольны этой сделкой. И тогда Ваню начали потрошить – «откуда у тебя эта информация?» Потрошили, естественно, силовики. Согласно закону о СМИ, он не выдал источники, и с тех пор, как понимаю, и оказался на подозрении у этих товарищей.
Д. Качалова
―
Но простите, я всё-таки уточню, что он мог не выдать. И правильно сделал, это достоинство журналиста – не выдавать свои источники информации. Но кто-то эту информацию выдавал, сливал и передавал неизвестно куда.
В. Дымарский
―
Главное, чтобы она не была секретной.
Д. Качалова
―
Если это было, если то, что ему вменяют, существовало на самом деле. Тогда у меня возникает вопрос – а кто на самом деле изменник и предатель родины? У самого Сафронова этой информации быть не могло, значит, ему кто-то её сливал. Но если судебные заседания будут полностью засекречены и закрыты, мы никогда этого не узнаем.
В. Дымарский
―
А может быть, это была провокация, как в деле «Сети» (прим. ред. - признана в РФ террористической организацией) и «Нового величия».
Д. Качалова
―
Мы этого тоже не знаем.
В. Дымарский
―
Боюсь, что и не узнаем. Состояние нашей правоохранительной системы такое, что – увы. Мы обречены на разговоры, и хотя можем об этом публично говорить, но, боюсь, это максимум того, чего мы можем добиться в этом деле. Потому что, действительно, вы правы – с Прокопьевой мы хотя бы знали, о чём речь и могли протестовать. А здесь мы даже не знаем, против чего говорить. Они нам говорят: «Ребята, вы что, он продал данные!» Как ты выйдешь и скажешь, что Сафронов прав? А вдруг они правы?
Д. Качалова
―
У меня возникает следующий вопрос: вместе с ним на допросы потащили (пока что как свидетеля) его бывшую коллегу Таисию Бекбулатову. Он что, и редакции родину продавал, коллективно? Он всю редакцию к этому привлекал? Это просто абсолютное безумие. И знаете, в чём беда? Мы к этому безумию привыкаем. Я вчера, когда читала все эти новости, пыталась… Вот у нас так – навалит вал какого-то ужаса, мы в него погрузимся, потом вроде бы к нему привыкнем и бульканье затихнет. И вроде нам кажется, что всё более-менее ничего.Я пыталась вспомнить свои внутренние ощущения свои 2012 года, или 2011-го. Не то, чем я реально занималась – ходила на митинги или ещё куда-то, а ощущения. Я этого не вспомнила. Чем я жила внутренне, и насколько это меня поражало или нет. И сравнить, что с нами сделали, по ощущению свободы и самоцензуры внутри, за эти 10 лет, довольно сложно. Потому что уже не помнишь. Уже кажется, что то, что сейчас – чуть-чуть побулькает, и будет нормально. Вот это, конечно, катастрофа.
В. Дымарский
―
Ну да… А что вы думаете – следующие 10 лет нас ждут такие же примерно?
Д. Качалова
―
Если учесть, что за первую неделю суп вскипел довольно быстро, то думаю, что… А знаете, здесь будет зависеть… Ведь как было – если никто не возмущается, то газ отключат, воду отключат, свет отключат – будем сидеть в темноте, наощупь друг к другу ходить. Никто не будет возмущаться – всё будет хорошо.
В. Дымарский
―
Когда-нибудь включат же, правда?
Д. Качалова
―
В сумерках кого-то отведут в тюрягу, а остальные будут сидеть тихонечко себе копошиться, кто на огороде, кто с котиками, кто с собачками (как я, например). Но если будут рыпаться, то я думаю, что будет хужее и хужее.
В. Дымарский
―
С этой точки зрения всё-таки давайте ещё раз вернёмся к Конституции. Помните, говорили же по поводу декабристов, что тогда солдаты кричали, что они хотят «князя Константина и жену его Конституцию», потому что не знали, думали, что это имя жены Великого князя. Так вот, давайте вернёмся к Владимиру Путину и жене его Конституции.Вот вы говорите, что ближайшие 10 лет будут такие же, но многие считают, что это голосование 1 июля (в частности, у нас в эфире «Эха» Елена Лукьянова об этом говорила) не стало успехом власти, что всё прошло не по тому сценарию, на который рассчитывали. Слишком много нарушений, всё слишком явно, открыто и понятно. И что всё это должно как-то сказаться и на поведении властей, и на поведении общества, недовольного этим голосованием. Вы думаете, что вот это недовольство, которое политологи и эксперты высказывают и увидели в этом голосовании, действительно может каким-то образом проявиться в нашей реальной жизни?
Д. Качалова
―
Вы знаете, мне кажется, что сейчас какая-то часть общества и те, кто это голосование проводили – мы как две лошади, у которых шоры надеты, и они видят у себя только впереди. А то, что справа-слева происходит и, собственно, с другой лошадью, они не очень представляют. Потому что это уже не первый раз, не первые выборы и не первое голосование, когда оппозиция говорит о том, что вот, мы их посрамили, мы всё сделали, что могли, и вообще, это срам и позор, а власть говорит: «Да нет, это были классные выборы, это было классное голосование». По-моему, если я не ошибаюсь, двояким успехом были выборы в Мосгордуму, где все остались довольны – и оппозиция, и власть, все счастливы.
В. Дымарский
―
Но это происходит в тех случаях, когда оппозиция хочет оставаться оппозицией, когда она не хочет быть властью.
Д. Качалова
―
В данной ситуации мне кажется, что масштаб… Я даже не могу назвать это нарушениями. То, что происходило в эту неделю – это даже не нарушения были, это была просто какая-то фантасмагория и шабаш, потому что делалось всё, что только можно делать: голосовали на детских каруселях… Где только не голосовали, я не знаю, может быть, в туалетах только не голосовали. Поэтому безусловно, наверное, с подобными голосованиями результат мог бы быть ещё выше и лучше.Хотя тут недавно разбирались по поводу некоторых участков в Петербурге, где было очень высокое голосование, до 97% «против». И члены ТИКов, и наблюдатели Петербурга признавались, что, скорее всего, это тоже была фальсификация, потому что когда увидели, что слишком много назвали «за», чтобы не было неприлично, давайте чуток откусим. И те УИКи, которые последними принесли свои бумажки в ТИК – в территориальную комиссию – у них и откусили, им и сделали какое-то совершенно дикое оппозиционное волеизъявление. Поэтому пока это всё так происходит… Здесь нельзя сказать, что это тот самый случай. Поражение от победы уже не отличить.
В. Дымарский
―
Я вообще задавался вопросом, могу сейчас его вам задать. Мне казалось, что это бессмысленное занятие – смотреть на все эти фальсификации. Потому что есть такой простой вопрос. Хорошо, нет фальсификаций. Выборы… или не выборы, что там было у нас, голосование.
Д. Качалова
―
Волеизъявление у нас было.
В. Дымарский
―
Да, волеизъявление 1 июля прошло идеально, абсолютно честно. Кто проголосовал «за», кто проголосовал «против», честно подсчитали и всё. И что, от этого Конституция со всеми изменениями становится более легитимной?
Д. Качалова
―
Нет, оно вообще не имело никакой, насколько мы понимаем, юридической силы. Это нам просто дали покрутить ручку от швейной машинки, изобразив, что «вы тоже можете, если хотите». При этом Владимир Владимирович заявлял о том, что «если народ будет против, то, конечно, мы этого не сделаем». Я понимаю, что когда есть уверенность 99%, что народ будет за, то чего тут дальше? При этом я вам должна сказать, что мы, конечно, тут сидим с вами вдвоём оппозиционные, ну ещё вокруг нас народец толпится. А если отъехать от Петербурга и от Москвы, условно говоря в какой-нибудь… Вот мы тут писали про станцию Дно – так там искренне люди голосуют абсолютно. Потому что они не очень разбираются с этим самым обнулением, но они за крепкие семьи, за защиту животных.
В. Дымарский
―
Диана, мы обнуляем. Выпуск новостей, после чего продолжим.НОВОСТИ
В. Дымарский
―
Ещё раз добрый день. Мы продолжаем программу «Особое мнение». Диана Качалова, главный редактор «Новой Газеты в Санкт-Петербурге» и я, Виталий Дымарский, обсуждаем актуальные темы и проблемы. Слушайте, это проблема, я думаю – как вы считаете? Петербургский ЗакС занялся барами и пытается запретить продажу алкогольных напитков в барах менее 50 кв. метров.
Д. Качалова
―
Честно говоря, мне кажется, что это беда, потому что прелесть Петербурга и, конечно, его центра в первую очередь заключается в том, что у нас за последнее время сложилась культура – именно культура, а не алкогольное потребление – небольших, цивилизованных, уютных, замечательных заведений. Многие из них уже прославились не только в Петербурге, но и, я бы сказала, на всю Россию и, может быть, даже и на весь мир. У нас есть рестораны, и люди специально приезжают в наш город, чтобы только туда сходить. Не буду называть конкретные названия, но я думаю, что те, кто интересуется барной и ресторанной жизнью, знают, о чём идёт речь.
В. Дымарский
―
Потом поделитесь, ладно? С нами, с москвичами.
Д. Качалова
―
Хорошо, обязательно. И понимаете, в чём дело: очень многие из них занимают маленькие площади, и столики там стоят плотно, и столики небольшие, и если там запретить продавать алкоголь – а они продают не сивуху, а прекрасные марочные вина – то для них это будет мягко говоря катастрофой. Они просто-напросто закроются. Возникает вопрос: для чего это делается? Я даже вспоминаю, в далёкое советское время у нас были такие учреждения, как распивочные, извините.
В. Дымарский
―
В Москве это называлось «рюмочная».
Д. Качалова
―
У вас рюмочные, у нас были распивочные. Недавно закрыли, по-моему, последние, потом стали уже открываться более культурные. Они вообще ютились на 10-15 кв. метрах. И лучшие умы города туда ходили, и в общем-то, наверное, там можно было услышать кроме мата и самые интеллектуальные разговоры. Поэтому то, что сейчас происходит… Мне, например, совершенно непонятно, почему взяли цифру 50. Раньше было 25 – тоже, конечно…, но я ещё могу понять. А почему 50, почему не 56, не 48, не 75?
В. Дымарский
―
В Москве 20, кстати. Пытаются то же самое ввести.
Д. Качалова: 20
―
это вообще катастрофа.
В. Дымарский
―
Почему? Наоборот. Меньшее количество баров ограничивают, только тех, которые меньше 20 метров.
Д. Качалова
―
Ой, да, правильно. Извините, я перепутала, не с той стороны посмотрела. Всё правильно. А 50 – это вообще, по-моему… Мы готовили недавно материал на эту тему, и я попросила коллегу посмотреть. Не подавляющее, но огромное количество прекрасных заведений просто вымрет. Здесь, конечно, всё осложняется вялотекущим, но бурным скандалом вокруг улицы Рубинштейна, где жители постоянно против шума, против грязи, против всего. Здесь понятно, что нужно искать какой-то консенсус между жителями и барной жизнью этой самой улицы. Но путём закрытия и сворачивания шей – это, по-моему, просто-напросто катастрофа.Мне кажется, что у нас город сейчас… До эпидемии, до того, как все закрылись, это была наша гордость, наше достоинство. Я имею в виду не конкретно одну улицу Рубинштейна, но улицы Некрасова и Жуковского, где появилась масса прекрасных заведений, где можно, извините за это идиотское выражение, культурно отдохнуть.
В. Дымарский
―
Как-то была культура…
Д. Качалова
―
Пития.
В. Дымарский
―
Культура пития, да. Кстати говоря, я очень хорошо помню, по-моему, это в годы перестройки ещё, когда возникла впервые эта дискуссия. Тогда как раз общественность настаивала на том, что нужно открывать рюмочные, распивочные и так далее, которые были запрещены вообще-то в советское время. Они появились уже на исходе советского времени, насколько я помню. И это рассматривалось, и справедливо, я вам скажу, рассматривалось, как довольно эффективная борьба с алкоголизмом – что можно зайти выпить рюмку 40-50 грамм, и необязательно идти покупать бутылку и распивать на троих, потому что меньше не было, чем бутылка.
Д. Качалова
―
Я думаю, что мы моментально результат от этого нововведения… Я очень надеюсь, что оно не будет принято. Самое главное – что оно не решит проблем. Потому что у нас есть сети магазинов, которые находятся более чем на 50 кв. метрах, если учитывать всю их торговую площадь, которые работают, извините, круглосуточно. Они перестают работать как магазины и начинают работать условно, как бары, у них больше 50 метров, и это останется.
В. Дымарский
―
Мне даже кажется, что с точки зрения экономической политики, что ли, это не очень верно именно в это время, помимо всего прочего.
Д. Качалова
―
Да в любое время.
В. Дымарский
―
Согласен, но сейчас принимать такое решение на фоне кризиса, на фоне того, что мелкие предприятия банкротятся – мне кажется, что это просто неправильно со всех точек зрения.
Д. Качалова
―
Мы просто не досчитаемся достаточно большого количества налогов.
В. Дымарский
―
И рабочих мест.
Д. Качалова
―
Потому что те заведения, которые приличные, хорошие рестораны небольшие – у них рабочие места, они платят налоги, они, в общем-то, вносят вклад в наше благосостояние. Поэтому я уверена, что это дикий тупизм.
В. Дымарский
―
Всё это идёт под соусом, опять же, как я понимаю, что «жители протестуют».
Д. Качалова
―
Секундочку. Жители протестуют на одной конкретной улице. Я не слышала, чтобы протестовали жители каких-то других улиц.
В. Дымарский
―
Это вам быстро организуют.
Д. Качалова
―
Но ради одной конкретной улицы лишать весь город этой…
В. Дымарский
―
Радости.
Д. Качалова
―
В основном речь идёт, конечно, про центр, потому что там написано «в жилых домах». А где у нас в центре города нежилые дома? У нас все дома жилые. И поэтому ради неправильного решения проблемы одной конкретной улицы лишать весь город радости культурного пития… Мне кажется, что это абсолютно неправильно.
В. Дымарский
―
По поводу этой улицы я боюсь даже высказывать своё мнение.
Д. Качалова
―
Что бы вы ни сказали, всё равно забьют.
В. Дымарский
―
Да, оно не понравится. Но такого рода улицы есть в любом крупном городе мира. И в крупном, и в среднем, и в мелком. И я бы даже позволил себе сказать, что такие улицы должны быть. А дальше очень простой выбор: или вы с этим живёте, или вы оттуда съезжаете, если вам это не нравится.
Д. Качалова
―
Слушайте, бывают люди, которые всю жизнь жили на улице Рубинштейна. И вот если бы я сейчас жила на улице Рубинштейна…
В. Дымарский
―
Вам бы не хотелось оттуда съехать.
Д. Качалова
―
Я бы не хотела оттуда уезжать, если бы я там прожила всю жизнь, понимаете. Но в принципе, наверное, есть какие-то вещи. Можно идти договариваться с этими ресторанами, можно ставить тройные стёкла, я не знаю. Есть какие-то вещи, можно что-то делать. И тем более, насколько я понимаю, именно к приличным заведениям, которые есть на Рубинштейна, у жителей-то меньше претензий. Но там образовалась группа товарищей, которые борются за всё.Тут недавно выложили видео, где двое подростков лет по 17-18 ели какие-то булочки с котлетой, сидя на лавочке на улице Рубинштейна, и из-за этого чуть не возникла драка. Слушайте, ребята, это ненормально. Я понимаю, когда шумно и грязно, но надо искать какой-то консенсус, надо решать эти вопросы более цивилизованным путём. Но проще, конечно, всё взять, все рестораны закрыть, и вообще тогда ничего не надо. Можно сидеть дома и есть боршшш.
В. Дымарский
―
С водкой. И обязательно бутылку надо выпить.
Д. Качалова
―
Да, и выпить сколько угодно водки с борщом.
В. Дымарский
―
С чесночком ещё тоже неплохо. Диана, у нас ещё есть пара минут, и никуда мы, конечно, не денемся от коронавируса нашего любимого. И вообще, мы когда-нибудь от него куда-нибудь денемся? Потому что что-то меня петербургские цифры не радуют.
Д. Качалова
―
Вы знаете, я в этом вопросе то ли пессимист, то ли оптимист, сама не знаю. Нельзя выхватывать статистику какого-то одного конкретного дня. Нужно смотреть в динамике. Потому что когда один какой-то день было… Я понимаю, что любая смерть – это страшно. Но если было 25 смертей, а на следующий день их стало 40, то я не могу точно сказать (это, к сожалению, проблема нашей статистики), действительно ли практически в 2 раза больше людей умерло за один день, или это просто то, что посчитали потом, и одних к другим приплюсовали. Поэтому мне кажется, что рыпаться и рыдать от каждого конкретного дня не стоит. Статистику нужно смотреть в динамике. В динамике она до недавнего времени чуть-чуть улучшалась. Сейчас она, к сожалению, застопорилась, теперь опять стала ползти наверх.Если мы посмотрим по миру, то мы, к сожалению, не одиноки, мы никакого велосипеда тут не изобретали. Так происходит во многих странах: вроде наступает какое-то затишье, дают послабления, и даже в той же образцово-показательной Чехии, в том же образцово-показательном Израиле тут же статистика начинает меняться. Беда заключается в том, что наша статистика изначально несколько неправдивая. Не только «Новая Газета», но, по-моему, только ленивый не писал и не кричал о том, что у нас берут только отдельные конкретно задокументированные смерти от ковида и не плюсуют смерти от внебольничной пневмонии. А получается, что это вещи невероятно взаимосвязанные. Поэтому у нас по сравнению со многими городами мира, если на это закрыть глаза, относительно оптимистичная картина.
В. Дымарский
―
Вы мне напомнили старый советский анекдот. Если помните: сидит Брежнев в поезде. Если закрыть занавесочки и раскачивать поезд, то будет полное впечатление, что мы едем.
Д. Качалова
―
Мы с этими занавесочками, в общем-то, наверное, и едем. Кто-то пытается эту шторку отдёрнуть, а его хлопают по рукам и говорят: «Не трожь, зараза!»
В. Дымарский
―
Ну да. Поэтому я бы не стал закрывать глаза, мне кажется, не надо. И мне кажется, что вывод должен быть для всех один – что рано расслабляться, и нужно быть постоянно настороже и думать об этом.
Д. Качалова
―
У нас есть ещё секунда, или мы уже закругляемся?
В. Дымарский
―
5 секунд.
Д. Качалова
―
Тогда до свидания.
В. Дымарский
―
Тогда до свидания. Вы пошли надевать маску.
Д. Качалова
―
Да, да.
В. Дымарский
―
Хорошо. Это была Диана Качалова, главный редактор «Новой Газеты в Санкт-Петербурге». Меня зовут Виталий Дымарский. Вы слушали «Особое мнение». Спасибо.