Максим Шевченко - Особое мнение - 2020-05-28
О.Журавлева
―
19 часов и 6 минут в Москве. Это «Особое мнение». Меня зову Ольга Журавлева. У нас на связи Максим Шевченко. Максим, здравствуйте!
М.Шевченко
―
Здравствуйте!
О.Журавлева
―
У нас тут очень волнуются зрители и слушатели, в том числе, в чате YouTube и на СМС, переживают по поводу наших коллег. У нас сегодня за одиночные пикеты задержано уже 7 человек. Слышали ли вы об этом?
М.Шевченко
―
Конечно, слышал. И это возмутительно абсолютно. И я присоединяюсь к возмущению всех, потому что люди имеют право даже во время самоизоляции в одиночестве стоять с бумажкой в руках на лице. Ни в полутора метрах, ни в двух метрах от них никого не было, кроме сотрудников полиции. Если кто и нарушит тут режим самоизоляции, то это сотрудники полиции.А статус проведения одиночного пикета в следующем: человек становится, к нему подходит сотрудник полиции, переписывает его имя, паспортные данные, говорит ему: «Знаете ли вы правила?» Сообщает ему эти правила. И дальше в течение какого-то времени — я точное не помню — человек имеет право стоять и заявлять свое мнение.
О.Журавлева
―
Вы, кстати, столько стояли в одиночном пикете когда-то.
М.Шевченко
―
Я стоял в одиночном пикете, когда Сергея Удальцова арестовали у администрации президента. И там, по-моему, ближайшая дистанция 20 метров, что ли.
О.Журавлева
―
Да, и для этого провокаторы используются.
М.Шевченко
―
Ребята всё соблюдали абсолютно. И то, что их задерживали, это абсолютный произвол и беспредел. Что тут об этом говорить?
О.Журавлева
―
Я просто добавлю нашим слушателям, если еще кто-то не слышал в новостях. Наши коллеги, собственно, Александр Плющев и Татьяна Фельгенгауэр, на них составлены протоколы и назначена дата суда административного…
М.Шевченко
―
А за что их судить, я просто понять не могу?
О.Журавлева
―
За нарушение закона о проведении мероприятий. Вот так. 17 июня состоится суд.
М.Шевченко
―
А кто-то изменил правила проведения одиночных пикетов, что ли, я понять не могу? Когда такие законы были приняты и кем они были приняты? Ну, хорошо. Власть еще раз будет краснеть, позориться, и еще раз об эту власть повытираем коллективно ноги и со стороны либеральной оппозиции и левой оппозиции. В общем, все славно проведем время. Подходит лето, и власть подобно пьяному бегемоту опять залезает в то самое болото, из которого потом нам всем эту власть, хохоча, вытягивать.
М.Шевченко: То, что журналистов задерживали, это абсолютный произвол и беспредел
Прошлым летом это был Иван Голунов. Сейчас это вот это они начинают. Очевидно, у них летнее обострение. Вот у кого-то бывает весенне-осеннее обострение, а у московской собянинской власти обострение летнее. Они стараются, наверное, запугать людей. Здесь есть, я думаю, несколько резонов. Сейчас же они ужесточают закон о выборах, и там люди, которые нарушают законодательство о митингах, не могут допускаться до участия в выборах.
Илья Азар — человек явно популярный, явно очень известный. Миша Фишман — человек известный. Таня Фельгенгауэр тоже человек известный. Саша Плющев известный человек. Там, по-моему, Семен Пегов был арестован. Там как либералы, так и с патриотического крыла такого…
О.Журавлева
―
Там еще Алиса Ганиева, писательница.
М.Шевченко
―
Алиса Ганиева была.
О.Журавлева
―
Виктория Ивлева, фотограф.
М.Шевченко
―
Поэтому, собственно, я не знаю о планах этих людей выдвигаться в кандидаты, но, возможно, их арест, их незаконное задержание является такой провокацией, чтобы потом предъявить, что они не могут выдвигаться в муниципальные, региональные или федеральные депутаты какие-нибудь. Может быть, это с этим связано. Может быть, это связано с тем, что они готовят голосование по Конституции и сейчас сразу запугивают заранее людей, которые будут протестовать против этого обнулениия бесконечного. Люди уже не помнят, по поводу чего там то ли 26 июня, то ли неизвестно когда будет то ли дистанционное, то ли на участках, то ли непонятно где голосование… Я не знаю, вы читали сегодня — распространили Телеграм-каналы памятку, которую ЦИК разослал со ссылкой на Роспотребнадзор, как организовывать участки для голосования по Конституции?
О.Журавлева
―
Не читала, поделитесь.
М.Шевченко
―
О, это очень интересный документ. Там плохо читается. Это был скан какой-то или что-то еще. Это не должно быть в помещении, это должно быть желательно на улице. Рядом должны быть какие-то санитарные центры. Много там каких-то норм, всего не перечислить. Я думаю, «Эхо Москвы»… Знаете, я вам вышлю, если «Эхо Москвы» не получило еще.
О.Журавлева
―
Я думаю, что получили коллеги, скорей всего.
М.Шевченко
―
Так что я думаю, что второй вариант — это просто запугивают нас всех, чтобы мы не вздумали еще выйти даже на одиночный пикет со знаменем «Мы не голосуем за Путина!» Кстати, я подписал коллективное письмо региональных депутатов против голосования. Мое имя там тоже стоит. И это моя тоже принципиальная позиция. Я определился. Нельзя поддерживать, особенно после всего, что с нами было последние два месяца, никакие политические действия этой власти.
М.Шевченко: У кого-то весеннее обострение, а у собянинской власти обострение летнее. Они стараются запугать людей
О.Журавлева
―
Кстати, не были ли вы среди тех 200 тысяч граждан России, которые направили просьбу, обращение в Комитет по мониторингу Парламентской ассамблеи Совета Европы? Потому что они взялись исследовать не только поправки, но и процедуру их принятия. И в срочном порядке Европейская комиссия за демократию, Венецианская комиссия рассмотрит этот набор документов, скажем так.
М.Шевченко
―
Нет, Оля, всего не ухватишь, везде не поучаствуешь. Но я вообще, в принципе, против голосования по Конституции, потому что я не считаю, что эту Конституцию можно поправить. Потому что Конституция 93-го года…
О.Журавлева
―
Ей уже не поможешь?
М.Шевченко
―
Ну, она никакая не Конституция просто. Это такой же документ, который не принимался ни на народном референдуме, не работало Конституционное совещание, не было всенародного обсуждения. Это был документ, который в кризисный момент после парламентского конфликта, расстрела Верховного Совета приняли для того, чтобы в стране не вспыхнула гражданская война. Я прекрасно понимаю.Называть её Конституцией можно только условно. Это поправки не в Конституцию, а в условный документ, который возник в момент гражданской войны, чтобы она не вспыхнула. Зачем нам это надо? Я понимаю, зачем это было надо Путину, но зачем это надо нам, я вообще не понимаю.
О.Журавлева
―
А нам, вообще, Конституция нужна, Максим Леонардович?
М.Шевченко
―
Конечно, нам нужна Конституция, если мы придерживаемся демократического взгляда на общество, устроенное по демократическому принципу. Конституция есть формат общественного договора. Конечно, если вы монархистка или кто-то там еще монархист — монархистам Конституция, естественно, никакая не нужна, особенно сторонникам абсолютистской монархии.
О.Журавлева
―
Но я не она. Хорошо. Мне нужна Конституция.
М.Шевченко
―
В любом случае, как там будет в будущем, кто победит, монархия или демократия… Я верю, что победит, естественно, советская власть, и я прилагаю усилия, чтобы так случилось. Это мы в будущем посмотрим. Но на данный момент, на этапе хотя бы буржуазной революции по отношению к этому криминально-бюрократическому, полумонархичесому недоделанному режиму, понимаете?
О.Журавлева
―
То есть у вас сейчас Февральская, что ли?
М.Шевченко
―
Мы нуждаемся в Конституции. Да, я сторонник принятия, обсуждения Конституции. И тут моя позиция полностью совпадает с позицией КПРФ. Должно быть Конституционное совещание. Должно быть общенародное обсуждение, и должен быть референдум, а не какое-то абстрактное, кастрированное голосование.
О.Журавлева
―
А что конкретно вас не устраивает?
М.Шевченко
―
Тебе дают и детские завтраки и обнуление Путина, понимаете. Давайте уж что-то одно, как говорится. Завтраки детские — одно. Обнуление Путина зачем на эти котлеты, как говорится, туда тоже совать, на детские завтраки?
О.Журавлева
―
Простите, а что вас не устраивает? Какие статьи Конституции вы считаете совершенно невозможными. Почему их надо менять.
М.Шевченко
―
Да я все эти статьи считаю невозможными.
О.Журавлева
―
Но там есть вполне вроде здравые вещи. Например, свобода митингов и собраний.
М.Шевченко
―
На моей памяти — а я был членом Общественной палаты, по-моему, 4 года, я был членом Совета по правам человека при президенте, я занимался защитой прав человека на Кавказе, в других регионах — не помню ни одного раза, чтобы апелляция к этой Конституции позволило защитить права какого-либо человека.
О.Журавлева
―
Значит, конституция просто не работает. Не то, что она сама по себе плохая.
М.Шевченко: Тебе дают и детские завтраки и обнуление Путина, понимаете. Давайте уж что-то одно
М.Шевченко
―
Потому что она не Конституция. Потому что на самом деле в глубине души каждый судья, каждый прокурор, каждый следователь знает, что это просто бумажка, а не Конституция, которую написало несколько человек и приняло тоже… неизвестно кто в декабре 93-го года. Конституция — это совсем другой документ. Конституция — это документ, над которым работают политические партии, общественные группы, общественные движения, юристы, специалисты по Конституционному праву, а не верноподданнические письма, которые посылаются на имя государя за подписью Конституционного суда, как мы сейчас наблюдали зимой, весной. Какая это Конституция?
О.Журавлева
―
Мне некого вам предложить в качестве вот этих общественных групп, о которых вы говорите. Сейчас просто, получается, некому писать. Нет специалистов по конституционному праву, которым можно доверять.
М.Шевченко
―
Нет, специалисты есть. Почему?
О.Журавлева
―
Нет партийных каких-то групп.
М.Шевченко
―
Тот же самый Владимир Плигин, допустим. Вот он хоть единоросс, но он специалист в этом вопросе был. Олег Румянцев специалист, многие другие. Тамара Морщакова специалист. Есть люди уже другого поколения, более молодые. Ну, хорошо, вам не нравятся учившиеся на Западе. Есть, которые учились здесь. Собственно, Здесь нужно включать просто здравый смысл и реально разговаривать с людьми. Но кто у нас разговаривает с людьми?
О.Журавлева
―
А кто у нас использует здравый смысл, Максим Леонардович?
М.Шевченко
―
Начальство принимает документ под названием Конституция для оправдания господства меньшинства над большинством.
О.Журавлева
―
Сейчас происходит то же самое
М.Шевченко
―
Это не Конституция, это циркуляр о монархической природе псевдопарамонархической природе власти в России. Вот и всё, что мы сейчас имеем. Потому что эта Конституция является оправданием произвола и беззакония, а не защитой закона и порядка.
О.Журавлева
―
Суть не в ее содержании, а в том, как к ней относятся.
М.Шевченко
―
Конечно. Вообще-то, в Конституции суть не содержании, мы это знаем. Конституция 18-го года, 24-го, 36-го года, 77-го. Были неплохие Конституции, по крайней мере, государство пыталось сделать так, чтобы она соответствовала природе государства. Ну как, там руководящая роль партии появилась, по-моему, в 77-м году. Как раз она стала снижаться — и появилась в Конституции. Не хочу сейчас уходить в историю.Короче, в Конституции важно не то, что там написать… Вот возьмите студентов 5-го курса юрфака МГУ — они вам напишут Конституцию отличную. Важен сам процесс обсуждения и принятия. Конституция должна восприниматься теми людьми, которые применяют к себе понятие гражданин как нечто, исходящее от них.
О.Журавлева
―
Слушайте, но тогда все ваши мечты сбываются.
М.Шевченко
―
В данном случае мы видим как бы высочайшую милость, которая ниспосылается на трепещущий народ. Протестующая интеллигенция отодвигается в стороны и всячески задерживается и предполагается, что народ должен выразить верноподданническое свое восхищение престолом, государем и самой системой, несмотря на то, что система рушится, всё очень плохо, у «Газпрома» очень плохо, у «Роснефти» плохо. У всех всё очень плохо. Внутри страны у них всё очень плохо. Но люди должны выразить поддержку государю. Вот в чем смысл, всего этого спектакля. Какая это Конституция, извините?
М.Шевченко: Это не Конституция, это циркуляр о монархической природе псевдопарамонархической природе власти в России
О.Журавлева
―
Но спектакль как раз изображает ситуацию, когда многие люди вносили какие-то оправки, представители там, специалисты, народы и всякие группы граждан. А теперь как раз весь народ должен голосовать. Так это как раз то, чего вы хотите.
М.Шевченко
―
Никто не вносил, во-первых, никакие поправки. Потом мы видели, как всё это происходило. Многие поправки, которые вносили, допустим, политические партии, приняты не были. Поправки все подверстывались уже под какую-то структуру, которая была ниспослана сверху.Я считаю, что это всё неправильно. Я еще раз говорю, что фундаментальные ценности, декларации прав человека и гражданина должны быть сначала зафиксированы. Потом уже, на основании их — Конституция. Да, кто-то скажет, это американская или французская модель, мы русские сами с усами, у нас по-своему. Но тогда давайте сядем хоть на каком-то стуле. Если мы строим авторитарное общество традиционалистского типа, тогда скажите: «Мы не играем в эти западные либеральные штучки». Путин же там чего-то намекал про либерализм, какой он отвратительный — либерализм. Тогда давайте скажите — мы авторитарные. У нас есть во главе пожизненный правитель, например, Есть несменяемый сенат пожизненный. Есть наследственное сословие: боярское, дворянское, купеческое, мещанское.
О.Журавлева
―
Губернаторское.
М.Шевченко
―
Есть сословие разночинское. Вот мы с вами, очевидно, разночинцы будем. Я, правда, не знаю, может быть, вы боярыня.
О.Журавлева
―
Нет, я мещанка.
М.Шевченко
―
Всем как бы вменяется разные налоговые какие-то моменты. Есть инородцы, а стало быть, и черта оседлости должна быть какая-то. Ну, если инородцы — что, как говорится, они, понимаете ли, тут все должны жить, что ли? То есть давайте или на этот стул сядем или сядем на стул хоть и на русском языке сформулированный, прав, свобод, либеральных ценностей. Или давайте вернемся к советскому, где было совершенно особое понимание общества как некого архетипа человеческой семьи, где слова братья, сестры были не формальными, а буквально совершенно, где между людьми ликвидировались различия национальные, сословные, социальные. Да, были свои минусы, конечно. В каждом обществе есть свои минусы.
О.Журавлева
―
Не так легко это давалось, прямо скажем.
М.Шевченко
―
Ну, вот у вас есть три модели: консервативная, в которой есть власть, есть попы, которые говорят, что эта власть священна, есть все остальные, которые должны пресмыкаться перед властью, потому что попы так сказали; есть либеральная, которая исходит из того, что человек человеку волк и что в конкуренции между этими волками как бы выстраивается иерархия свобод в зависимости от вашего состояния. Если у вас миллиард — у вас одни свободы, если у вас 20 рублей — у вас другие свободы, естественно. И есть третья концепция контркультурная, радикальная, концепция левая, которая считает, что мир — это ошибка, которую надо исправить, которая считает, что люди — братья, и что братство между людьми — это тоже постулат.Вот три концепции. Власть, обманывая саму себя, обманывая народ, обманывая Запад, обманывая Китай, обманывая всех на свете, ради собственных шкурных интересов пытается усидеть на всёх трех стульях. Понемножку взять от традиционализма с попами, понемножку взять от либерализма с олигархами, миллиардерами, со свободным рынком, с телками в серебре и накокаиниными вечеринками с шампанским, и понемногу взять от Советского Союза : парад Победы, Сталин, «мы наследники». То есть с чем имеем дело-то? Это же просто постмодернистский какой-то кич. Так как можно за постмодернистский кич голосовать?
М.Шевченко: Это же просто постмодернистский какой-то кич. Так как можно за постмодернистский кич голосовать?
О.Журавлева
―
Хорошо. Тогда вы мне скажите как гражданин, журналист и политики, и депутат. Скажите, вот вы к чему хотите призывать своих сторонников условных, не важно, по какой стезе: чтобы прийти и проголосовать против; не приходить; или везде еще сообщать о том, что нельзя… Какая концепция.? Мы не знаем, что делать?
М.Шевченко
―
Власть сейчас очень боится, что мы придем и проголосуем. Вообще, власть сейчас делает вид, что она хочет, чтобы люди проголосовали. На самом деле она не хочет, чтобы люди пришли и проголосовали. Она хочет, чтобы всё было дистанционно, по почте и по интернету.
О.Журавлева
―
А лучше с голубями.
М.Шевченко
―
Власть совершенно не уверена… Потому что даже сегодня вот Алексей Алексеевич в своем Телеграм-канале распространил опрос. Я его тоже репостнул. Там, по-моему, 90% или 70% за то, чтобы нет сказать. Я совершенно ясно понимаю, что такую слабость власти нельзя не использовать. Поэтому я всех призываю прийти и проголосовать против. Но при этом я предлагаю заявить об этом, желательно визуально в своих социальных сетях, что я иду и голосую против. Я вот сейчас на «Эхо Москвы» это заявляю, что я пойду голосовать против, и я всех призываю голосовать против поправок.Это не значит, что у нас неконструктивная позиция. Это у них неконструктивная позиция, как я уже сказал, посмодернистский кич, а у нас позиция конструктивная. Граждане пусть даже разных взглядов должны договориться о принципах общежития в одной стране. Для этого надо эти принципы обсудить четко совершенно. Для этого нужна новая Конституция, Конституционное совещание, конституционное обсуждение и конституционный референдум со всей строгостью референдумных правил и надзорностью за соблюдением этих правил.
О.Журавлева
―
И никаких удалёнок, правильно?
М.Шевченко
―
Никаких удалёнок. Или гражданин приходит лично и голосует или он не приходит. Это его полное право.
О.Журавлева
―
Хорошо, разобрались. Скажите, пожалуйста, вот вы уже упомянули, что парады, Сталин — это очень важно…
М.Шевченко
―
Я не сказал, что это очень важно.
О.Журавлева
―
Нет. Для власти.
М.Шевченко
―
Я сказал, что власть пытается манипулировать. Я не сказал, что для меня это важно, Оля.
О.Журавлева
―
Я не говорю, что для вас это важно, абсолютно нет. Я говорю о том, что это тоже одна из составляющих этой модернистской концепции. Скажите мне, пожалуйста, почему не мог Владимир Владимирович устоять перед искушением провести парад 24 июня? Почему прямо кровь из носу, хоть вы все в масках, в шлемах, как хотите — но нужно провести парад. Зачем?
М.Шевченко: Власть сейчас очень боится, что мы придем и проголосуем. Она хочет, чтобы всё было дистанционно
М.Шевченко
―
Ну, бюджеты выделены, всё отмобилизовано.
О.Журавлева
―
Так они хворают там еще в казармах.
М.Шевченко
―
Как их списывать эти бюджеты? Уже столько было потрачено на организацию…
О.Журавлева
―
То есть это не личное его чувство побыть Главнокомандующим?
М.Шевченко
―
Я вообще нее понимаю. Я понимаю еще, 9 мая провести парад. 9 мая в душе и сердце каждого человека это праздник со слезами на глазах. 24 июня — ну вот спросите кого угодно: «Чего в вашей душе, в вашей памяти рождает память 24 июня?»
О.Журавлева
―
Вы сейчас практически повторяете слова Виктора Шендеровича. Я поражаюсь. Я должна это зафиксировать.
М.Шевченко
―
Я не знаю, что у Виктора Шендеровича. Я просто сейчас слушаю, начинаю вникать. Я прослушал лекцию мудрых историков. Оказывается, 24 июня — есть такая версия — Сталин провел парад 24 июня, чтобы бросить вызов масонству англосаксонского мира, поскольку 24 июня — это день иоаннитов, день, когда масоны празднуют свой праздник. Я не говорю, что я согласен с этой версией.
О.Журавлева
―
Нарядная версия.
М.Шевченко
―
Другая версия — что 24 июня 45-го года был день Троицы, именно на этот день приходился. Потому что тоже ведь вопрос: а почему Сталин выбрал 24 июня? Почему не 22 — день начала войны? Не 25-е, не 24-е, ни какое-то еще? Правильный вопрос-то. Ход размышлений правильный. Но, ребята, какое вы имеете отношение к Сталину, победителю над нацизмом? Парад победы бывает — это как триумфальный марш победителей. Он бывает только один раз и только в составе тех, кто имеет на него непосредственное право, только тех, кто дошел до Берлина форсировал Вислу, Днепр, бился под Сталинградом, имеет право в тот день лично, или делегировав своих товарищей, своих командиров, пройтись по Красной площади.
О.Журавлева
―
Со знаменами врага.
М.Шевченко
―
И их спросить: Вы к чему хотите примазаться? К славе, которая к вам не имеет никакого отношения. Вы флаг какой носите? Трехцветный, красно-сине-белый флаг. Шевроны у власовцев были такие. Тогда под красными знаменами идите хотя бы. Но вы же не решитесь идти под красными знаменами. Знамя победы, видите ли… знамя этого самого полка только носят. Поэтому вот в чем вопрос: вы куда, вообще, примазываетесь? Или надо было 9 мая проводить, как Лукашенко провел, либо теперь чего уже проводить-то? Либо 22-го. Тогда 22-го, давайте лучше 22-го — день памяти, день траура. Мы все со свечами выйдем на улицу. 22 июня — это реально самый страшных день в истории нашего народа.
М.Шевченко: Парад победы бывает только один раз и только в составе тех, кто имеет на него непосредственное право
И я знаю, что многие… вот молодежь много лет утром вахта памяти, ночью… И есть, почему… Давайте 22 июня объявим, наконец, днем памяти жертв геноцида советского народа. А это реально был геноцид. Враг пришел на нашу землю. Было убито 27 миллионов человек, которые остались бы живы, если бы этой войны не было. Может быть, там были бы репрессии, еще чего-то было бы, но они были бы живы, потому что они погибли из-за 22 июня.
У нас в стране нет ни музея геноцида советского народа. Есть музей холокоста, и это правильно, я это приветствую. Есть музей блокады Ленинграда. Потому что память об этих преступлениях должна жить. Где у вас музей о сознательно уничтожении военными способами, голодом, лишением места жительства, карательными операциями 27 миллионов человек? Нет такого музея. А это были русские, украинцы, белорусы, евреи, армяне, грузины, всё национальности. Испанцы среди них были, Немцы антифашисты среди них были, все были… венгры. И ничего такого нет. Вот лучше бы вот это сделали, а не раздували бы щеки и не пытались бы примазаться к Сталину, Жукову, Рокоссовскому и другим героям этой войны.
О.Журавлева
―
Это Максим Шевченко сегодня со своим особым мнением. Меня зовут Ольга Журавлева. Мы встретимся с вами после новостей.НОВОСТИ
О.Журавлева
―
Мы снова с вами. Меня зовут Ольга Журавлева. У нас на связи Максим Шевченко. Вот сейчас прозвучало в новостях, что отпустили большую часть задержанных до суда. Почему-то Анастасию Лотареву оставили на ночь в ОВД. Слушайте, как бороться с этим совершенно хаотическим и безумным я даже не знаю, кем — монстром? Что делать? Почему они делают такие странные вещи?
М.Шевченко
―
В Москве можно издеваться над ним, показывать пальцем и громко смеяться. И, поверьте, монстр будет покрываться бурыми, фиолетовыми, зелеными, желтыми пятнами и истекать вонючей жижей.Что касается, допустим, Дагестана, там тяжелей бороться. Вот Абдулмумин Гаджиев сидит уже больше года по надуманным обвинениям, которые выдумываются раз за разом следствием, и никто его не собирается отпускать, они там целая компания. В Ингушетии то же самое, где сидят участники протестов, и никто их не собирается отпускать. В Осетии люди арестованы. В Москве, как говорится, это весело и приятно — борьба с режимом. Это не то, что там, на окраинах, где тебе могут и кости переломать еще.
О.Журавлева
―
Тот же самый Азар, которого арестовали на 15 суток непонятно, вообще, за что, он же выходил на пикет в поддержку омбудсмена полиции, а тому, между прочим, и обыск, и вырезали дверь…
М.Шевченко
―
Оля, произвол и беспредел. Омбудсмен полиции, Воронцов, кажется…
О.Журавлева
―
Да, Воронцов.
М.Шевченко
―
Его же преследуют за то, что он озвучивал голоса самих сотрудников МВД, которые рассказывали о беспределе внутри структур. А для них это самое неприятное. Когда вы извне их критикуете, то они просто усмехаются, говорят: «Штатский. Ну, чего с тебя взять». А тут сами сотрудники полиции рассказывали о беспределе, о нарушении их прав трудовых, о том, к чему их принуждали и так далее. А это самое жуткое, самое страшное преступление. Это у них называется «утечка». Думаю, там целая спецоперация была по этому поводу.
О.Журавлева
―
Но вот это как раз у меня в голове не укладывается: чтобы задержать человека, который защищал права сотрудников полиции, используются те же самые сотрудники полиции.
М.Шевченко
―
Его задержали ведь не те сотрудники, права которых он защищал, а те сотрудники, которые работают на тех, кто эти права нарушал, понимаете?
О.Журавлева
―
Как-то с братством там тоже не очень хорошо.
М.Шевченко
―
Скажем так, чтобы они не придрались и тут не вломились к нам с вами — это наше предположение. Журналистская версия, гипотеза. Чтобы они не решили, что я их оклеветал, а то еще сейчас статью за это могут пришить. То есть это наша гипотеза такая. Может быть так, а может быть, не так.Поэтому, собственно говоря, в чем проблема? То, что мы видим, что идет борьба с этим пабликом, борьба с озвучкой этих тем — ну да, это так. Ну, лучше, конечно, полковник Захарченко, у которого дома находят миллиард наличными. Это, конечно, тема для них более весомая во всех смыслах, и в чистом измерении физического веса и морально, и материально. А, конечно, нарушение прав или принуждение сотрудников к противоправным действия — это, конечно, злостное такое деяние.
О.Журавлева
―
Но, с другой стороны, это же всегда так делается. Какой-нибудь врач, фельдшер выступит с сообщением о том, что им не хватает защитных костюмов…
М.Шевченко
―
Его максимум уволят, а когда вы имеете дело с силовиками, может быть всё, что угодно вплоть до машина заденет на улице.
О.Журавлева
―
Ох! В общем да. В любом случае, я так понимаю, что у нас ни одна структура не любит, когда из нее…
М.Шевченко
―
В Москве, по крайней мере, есть возможность… общественное мнение, защититься, освободить, одерживать какие-то победы. Наших товарищей освободили из застенков. А в других регионах таких возможностей даже нет, поверьте.
О.Журавлева
―
А я верю. Потому что наши же коллеги в других регионах сидят под домашним арестом бог знает сколько, а иногда и не под домашним.
М.Шевченко
―
Например, мы до сих пор ничего не знаем об эпидемии коронавируса в системе ФСИН по большому счету. Приходят какие-то страшные слухи. Мне непонятно… Зиявудин Магомедов, один из бывших руководителей «Суммы», который находится под следствием, заболел — об этом сейчас полны все паблики — в тяжелой форме достаточно. Даже известно, от кого он заразился — от соседа. Извините, а в этом СИЗО других больных нету, что ли, менее известных? А в других СИЗО? А в тюрьмах, куда людей переводят из СИЗО? А какие там меры? А у вас заключенные ходят в масочках? А они у вас соблюдают социальную дистанцию в бараках, когда они там живут?
О.Журавлева
―
Так и сотрудники ФСИН тоже болеют, об этом тоже есть информация. Они же контактируют с заключенными.
М.Шевченко: Воронцова задержали не те, права которых он защищал, а которые работают на тех, кто эти права нарушал
М.Шевченко
―
Это очень засекреченная информация, очень. Я, допустим, по Владимирской области с трудом могу получить какие-то данные, хотя очень сильно пытаюсь. Потому что очень тревожная приходит, честно скажу, информация. Совершенно не желаю ни какого конфликта. Но сейчас говорю официально, что есть озабоченность как депутата. Я обращаюсь к ФСИН Владимирской области. У нас очень серьезные тюрьмы там есть, и Владимирский центра знаменитый и другие тюрьмы и Покровская там ИК. По-моему, Котов там сидит, где Дёмушин сидел тоже. Вот интересно получить данные о реальном заболевании. Пусть допустят туда представителей Роспотребнадзора.
О.Журавлева
―
Есть общественные наблюдатели, которые всегда занимаются тюрьмами.
М.Шевченко
―
Не всякий человек имеет доступ в тюрьму. Члены так называемой наблюдательной комиссии — это зачастую бывшие сотрудники тюремных органов и сотрудники МВД.
О.Журавлева
―
Я имею в виду известных людей. Вот Ева Меркачева об этом пишет, Анна Каретникова.
М.Шевченко
―
Это недостаточно писать.
О.Журавлева
―
Они туда ходят регулярно, но сейчас их не пускают.
М.Шевченко
―
Тут необходимо провести независимое освидетельствование. Для этого нужна позиция ФСИН России, чтобы они с Роспотребнадзором пришли к соглашению о том, что специально уполномоченные медики по санкции Роспотребнадзора проверят реальное состояние санитарно-эпидемиологическое в заведениях ФСИН России, как в СИЗО, так и в колониях, так и в тюрьмах разного режима. Я считаю, это важная вещь. Потому что в тюрьмы люди приходят, из тюрем люди выходят. Жизнь продолжается. Вот у человека срок кончился — его нельзя не отпустить, например, понимаете? Задержка его — это нарушение закона тоже своего рода. Хотя разные примеры у нас бывают. Но, в принципе, когда колокольчик прозвенел, в этот день перед ним должны открыться, как в «Калине красной» эти широкие железные ворота.А он выходит здоровый или он выходит больной? Справочки-то ему там разные напишут. А хотелось бы, как говорится, детализации, гражданин начальничек. Вот, мне кажется, тут у нас есть очень много возможностей гражданского контроля не только за системой МВД, но и за системой ФСИН и за системой следствия. В каком состоянии там находятся подследственные, подсудимые или уже заключенные, осужденные.
О.Журавлева
―
А почему такое упорство было явлено в том, чтобы не проводить амнистию? Ведь об этом говори ли два месяца непрерывно.
М.Шевченко
―
Да им не до этого было сейчас просто, Оля. Там наверху сейчас в преддверии… в ситуации этой коронавирусной истерии делили будущие как бы куски шкуры в прямом смысле медведя. У нас же символ России — медведь на эмблеме «Единой России». Шкура медведя, она там такая плоская. Вот именно шкуру, которую, очевидно, изобразили на эмблеме партии «Единая Россия», они и делили. Кто из них станет преемником Владимира Владимировича: Собянин ли станет, Шойгу ли станет, или кто-то еще станет…
О.Журавлева
―
А разве Путин не останется с нами навсегда?
М.Шевченко
―
Ну, навсегда, к сожалению, никто не остается. Рано или поздно все мы сойдем под тень Аида, как говорили древние. Поэтому тут деваться некуда. Вот такое было ощущение, что каждый из них конкурировал в этом вопросе. Отсюда противоречивые стратегии борьбы с коронавирусом. У Собянина — одна, у Мишустина — другая, у Анны Поповой — третья. Шойгу уже вообще там застроил полстраны какими-то госпиталями. Да, хорошо, быстро строят. Солдаты — молодцы. Офицеры — герои. Но такое ощущение, что вот на этой руке несколько пальцев, претендующих на то, чтобы стать указательным, и все эти пальцы действуют по-своему.
О.Журавлева
―
Это есть.
М.Шевченко
―
Поэтому вот в чем проблема-то. Разве тут до каких-то вопросов, которые мы с вами обсуждаем?
О.Журавлева
―
Мы с вами обсуждаем, в том числе, и нашу с вами судьбу. Нам интересно всё время узнать, они, вообще, интересуются, сколько из нас выживет, нужны ли им избиратели, налогоплательщики?
М.Шевченко
―
Оля, за первый квартал 20-го года 5 топ миллиардеров списка Forbes — Потанин там, Михельсон, по-моему, Лисин, Мордашов и Алекперов — увеличили свои состояния по разным причинам от 5 до 7 миллиардов долларов. Поэтому чего там интересоваться?
О.Журавлева
―
Но кто-то же должен работать на этих трубах, заводах, платить налоги в эту казну, из которой потом можно будет чего-то поиметь. Кто-то же должен все-таки в стране остаться — я к тому.
М.Шевченко
―
Мыши, как говорится, плакали, ругались, но ели кактусы. Это из этой оперы. Тот, кто, как говорится, смеет — тот обрящет. А тот, кто будет ворчать и готов всю жизнь это терпеть, находиться на положении просто туземцев на колонизированной территории, про которую постоянно в Сколково какие-то отголоски мы слышим про какую-то цифровизацию и какого-то фон Хайека с его постиндустриальной экономикой, какие-то таки блистательные игры богов там происходят с невероятными гонорарами.... Мы думаем: Ну, ни хрена себе! Ну, какое нас будущее ждет — просто «Аэлита» какая-то с туманностью Андромеды. А на самом деле 10 тысяч вам на рыло и минимальная зарплата по безработице, как нам тут облагодетельствовали. Вот вам цифровизация, вот вам постиндустриализация, вот вам фон Хайек какой, понимаете?
О.Журавлева
―
Нет, цифровизация — это социальный мониторинг и электронные пропуска.
М.Шевченко
―
А цифровизация — это каждого переписать, чтобы было ясно, куда каждый ходит: в туалет, магазин или, понимаете, к жене или к любовнице.
О.Журавлева
―
Зачем? Им наплевать на этих граждан.
М.Шевченко
―
Ну, как наплевать? Ничего не наплевать. Ведь всеми повелевать-то можно до какого-то предела. Даже «дева, — как известно, тут мы отметили 80-летие Бродского, — тешит до известного предела — дальше локтя не пойдешь или колена». А тут имеем дело с миллионами людей. Ведь их же тоже угнетать можно до известного предела, когда уже наступает такой момент, как говорится, то ли отупения, то ли просветления в стиле буддисткой школы Махаяны мгновенное, когда ты понимаешь: «Все — ложь, всё — тлен и существенно только, что Будда живет во мне». Ну, а Будда, он как говорится, обладает абсолютной свободой. Вот когда людей довести до этого состояния, власть перестает быть властью, а становится какими-то карикатурами Кукрыниксов на власть.
М.Шевченко: Я обращаюсь к ФСИН Владимирской области. Пусть допустят в тюрьмы представителей Роспотребнадзора
О.Журавлева
―
Еще пока не достигли этого цзена.
М.Шевченко
―
Как в сказке про голого короля. Поэтому они, естественно, боятся, потому что ничего предложить стране они не могут. Их концепция жизни это: «Подохни ты сегодня, а я завтра». Богатые будут богаче, а остальные — как сумеют. Вот и всё. Вам охота так жить?
О.Журавлева
―
Нет.
М.Шевченко
―
Ну, и мне не охота. Видите, два человека уже есть.
О.Журавлева
―
Значит, мы будем гулять не по графику, а как захотим.
М.Шевченко
―
Главное не заражаться, честно скажу. Лучше все-таки беречься от этой неприятной болезни.
О.Журавлева
―
Прекрасно. На этом воззвании мы и закончим. Спасибо большое! Максим Шевченко. Меня зовут Ольга Журавлева. Всем спасибо, всего доброго!