Особое мнение СПб - Алексей Венедиктов - Особое мнение - 2020-05-27
В. Дымарский
―
Добрый день, это программа «Особое мнение», у микрофона Виталий Дымарский. С удовольствием представляю своего сегодняшнего собеседника, прямо из Москвы, в день города Петербурга (о чём он не знает) – Алексей Венедиктов. Коллега, главный редактор «Эха Москвы». Алексей, привет.
А. Венедиктов
―
Добрый день. Всех тогда с праздником, петербуржцы.
В. Дымарский
―
Да-да-да. Поэтому мы сегодня ничего плохого от тебя не ждём, ждём только поздравлений и хороших новостей. Если уж говорить серьёзно, то хорошая новость с утра пришла. По-моему, московская новость о том, что довольно резкое уменьшение количества заболевших – на 700 человек по сравнению со вчерашним днём.
А. Венедиктов
―
Смотрите – это же регистрация, выявление, колебания. На самом деле, Москва между двумя и тремя тысячами выявленных – не скажу «заболевших» - уже неделю, по-моему, колеблется. Да, идёт снижение, но смертность пока очень велика. За 70 – практически 45% от всех погибших ежедневно. Вчера 161 погибший, и 73 сегодня в Москве. Это та самая история конца апреля – начала мая, где был пик и где люди лежат на ИВЛ и их пытаются вытащить. Но какое-то время будет тяжёлым, в Москве вообще будет довольно значительное превышение смертности – по моим подсчётам, в полтора раза.Для наших слушателей из Петербурга могу сказать, что самый пик смертности по месяцам был август 2010 года, когда горел торф, горели леса под Москвой и люди задыхались. И это было 15 тысяч человек. И по моим прикидкам – если раньше май месяц за пять лет в среднем 10 тысяч, чуть меньше людей уходило из жизни – здесь мы движемся к тому августу, к рекорду 2010 года, к 15 тысячам, плюс 50%.
В. Дымарский
―
То есть, в полтора раза больше.
А. Венедиктов
―
Да.
В. Дымарский
―
Скажи, пожалуйста, вот московский опыт, он как бы пилотный получился для всей России, потому что как-то получается так, что поскольку в Москве самые большие масштабы бедствия, все смотрят, что делает Собянин. Москва идёт первой в борьбе с коронавирусом, другие повторяют, во многом (где-то не повторяют). Как ты вообще оцениваешь этот опыт? Начиная со статистики – хотя все повторяют опыт, но мы вроде бы по-разному считаем. Мы – я имею в виду Москва и Петербург. Кто-то считает с пневмониями, кто-то без них. В конце концов, не стоило бы не давать вот такую вольницу регионом, и хотя бы в плане статистики на федеральном уровне всё-таки ввести какие-то единые критерии?
А. Венедиктов
―
Единые критерии были введены ВОЗ для всех стран только 20 апреля, заболеваемости и смертности, отдельные строчки в статистике появились после 20 апреля. Поэтому - можно и вводить, только нам это зачем? Это, наверное, нужно в первую очередь врачам и властям. Мне кажется, что для нас очень важно вот это превышение смертности, потому что если мы возьмём московский апрель (я сейчас объясню свою позицию), то формально от ковида умерло 636 человек, а превышение над предыдущими пятью апрелями было 1800, то есть, считай в три раза больше. Это не от ковида впрямую, но связано с ним, потому что НРЗБ и так далее.Поэтому мне кажется, что считать нужно превышение – для общественного мнения, для эффективности оценки потом работы градоначальника, системы. А от ковида или в связи с ковидом – это такая тонкость, которая… Странно, вот в Англии и Уэльсе это превышение составляет 50 тысяч, а формально умерло от ковида 26. То есть, в два раза превышение. Поэтому я считаю всегда превышение, почему и начал говорить - мне кажется, что для нормальных людей очень важно знать, что ковид привёл к превышению смертности. Впрямую или не впрямую, эта цифра для меня является контрольной. И тут нет расхождений, это не спрячешь – ты человека не похоронишь, если нет справки из ЗАГСа, это автоматизировано всё считается. В Москве, во всяком случае.
В. Дымарский
―
У меня ещё один вопрос, касающийся информации и открытости власти, и тех решений, которые она принимает. Не знаю, как в Москве, но в Петербурге существует недовольство людей, которые не понимают многие вводимые меры. Например, самое распространённое: никто не может объяснить, почему нельзя гулять в парках.
А. Венедиктов
―
Потому что люди там контачат…
В. Дымарский
―
В парке? В лесу?
А. Венедиктов
―
Послушай меня - в Париже парке закрыты до сих пор. Уже открыто всё, кроме парков.
В. Дымарский
―
Ну, хорошо, пусть мне французы объяснят.
А. Венедиктов
―
Мы видим, как в парках Нью-Йорка выделены круги, где люди могут останавливаться, чтобы не контачить друг с другом. Потому что май, июнь месяц… Если бы это была зима – наверное, можно было бы гулять в парке. Не знаю, как в Питере, но в Москве посещаемость парков в праздники - это миллионы. Ещё раз: мил-ли-о-ны! На 1 мая в прошлом году, по-моему, 1 миллион 800 тысяч.
В. Дымарский
―
Ну, это шашлыки, и так далее.
А. Венедиктов
―
Нет-нет, это может быть просто гуляние. Но надо понимать, где у нас вспышки были. Нам кажется, что это дома. Нет. Это были казармы, медицинские учреждения, дома для престарелых, хостелы – то есть, там, где люди общаются. Поэтому во всём мире социальная дистанция, когда шёл пик – была единственным лекарством, вакциной, если угодно, которая давала возможность не распространять заразу, не перегружать больницы. Не знаю, как в Петербурге, а в Москве дополнительно выстроено 10 тысяч коек – Сокольники, ВДНХ, автосалоны, ещё ни одна не задействована. Сейчас все ругают Собянина: «А, вот он потратил деньги!» Но кто ж знал, что удастся сбить пик? 10 тысяч коек!
В. Дымарский
―
В Петербурге не хватает коек.
А. Венедиктов
―
Подождите, как не хватает? У вас выстроено «Ленэкспо».
В. Дымарский
―
Выстроен и он полный.
А. Венедиктов
―
Уже полный?
В. Дымарский
―
Да.
А. Венедиктов
―
Вот понимаете в чём дело: я знаю, что когда в январе ещё никто ничего (у нас первое постановление Роспотребнадзора 24 января, такое – «лайт»: аккуратнее, вирус; границу закрыли 31 января), Собянин сразу после январских каникул начал перестраивать. Он ходил и говорил: «Грядёт эпидемия», а ему там, наверху показывали: «Какая нахрен эпидемия?» Ни одного больного вообще, а мы уже начали ловить китайцев, которые прилетали и брать с них подписки о том, что они должны две недели сидеть по своим общежитиям.
В. Дымарский
―
Ну да. А в Питере все бегали по Московскому вокзалу от китайцев, которые табунами ходили.
А. Венедиктов
―
И поэтому, собственно, эффективность губернатора надо считать потом. Мы сейчас всё-таки ещё в середине турбулентности, и говорить, что эффективнее – непонятно. Вот все говорили-говорили: «В Швеции эффективно», - а сейчас говорят – неэффективно. Рано говорить о том, кто правильнее себя вёл.
В. Дымарский
―
Шведы же вели себя примерно так же, как белорусы.
А. Венедиктов
―
Наоборот - белорусы, как шведы.
В. Дымарский
―
Или белорусы, как шведы. Так вот, если кто не знает: в Швеции (то, что я видел, последнюю цифру) 3500 смертей. А в соседней Финляндии – 300.
А. Венедиктов
―
Да-да. То есть, вопрос эффективности – а чем будем мерить, где тот градусник (который ты мне демонстрировал перед началом эфира)? Чем будем мерить эффективность? Это вопрос. Знаешь, я московским слушателям говорю: «Представьте себе, вы – мэр маленького города и у вас начинается подозрение на эпидемию. Ваши действия? Сами поиграйте в семье в эту игру. Когда вы знаете, что первое и самое эффективное – это социальная дистанция, что вы запретите и что разрешите? И как вы будете госпитализировать?» И всё, люди отваливаются. Потому что надо посчитать койки, и тут: «А…» Вот у нас 10 тысяч стоит сейчас практически, не занято, и идёт на спад. Слава богу, что у нас в Москве, главное – количество вновь выявленных меньше, чем количество выздоровевших. Вот это важно. Койки освобождаются.
В. Дымарский
―
Кстати, это к вопросу о том, почему нам нужно знать статистику - чтобы всё-таки видеть тренды, куда мы идём. И в частности у меня к тебе такой вопрос: а как ты считаешь, не спешит ли власть (федеральная, в данном случае) со снятием ограничений? И не связано ли это начавшееся снятие с тем, что уж очень хочется провести и парад, и голосование? Политическая составляющая этих вещей.
А. Венедиктов
―
Да, она конечно существует. Но, во-первых, всё-таки на сегодняшний день мы видим, что ответственность на снятие ограничений всё-таки на губернаторах. И это правда - на губернаторах. И то, что делает, скажем, Алиханов в Калининграде, совсем не совпадает с тем, что делают на Сахалине. То есть, мы видим, что это не федералы. А федералы вносят политическую повестку дня. Конечно, вчерашнее решение президента о параде в Москве… Вам-то хорошо, у вас парад военно-морской 26 июля, а у нас – 24 июня.Но, тем не менее, мы видим, что Собянин сопротивляется, он считает, что Москва ещё не встала прочно на контроль над заболеваемостью, и поэтому ни одна койка не свёрнута. Вот люди нам пишут: «А чего это? Давайте, верните нам ВДНХ, Сокольники, автосалон!» Мы говорим: «Не-не-не, подожди. А если волна хлынет после всего этого снятия? Пусть эти койки, для легкозаболевших и выздоравливающих, пусть они будут». Это же не просто койки, не раскладушки. Это койки с подведённым кислородом. Может быть, они не совсем высокотехнологичны, но, тем не менее, это не раскладушки в коридорах.
Политическая составляющая сейчас начинает брать верх, это очевидно. Насколько я знаю, Путину в пятницу предложили проект указа на 24-е голосование, и все сидели ждали на Старой площади в кабинетах, уткнувшись в телевизор, ожидая, что он объявит голосование – он вообще не объявил ничего, а парад объявил вчера. И у него сегодня опять некое совещание, все опять будут смотреть и ждать, объявит ли он голосование. А голосование безусловно требует снятия ограничений. Ну а как голосовать? Ты даже домашнее голосование не можешь организовать, потому что 5 человек попрётся к тебе в квартиру с урной. И досрочно ты не можешь.
В. Дымарский
―
Подожди, ну не Венедиктову говорить про электронное голосование.
А. Венедиктов
―
Подожди секундочку, мы придём к электронному. 29 июня начинается ЕГЭ, это значит, что центры и школы могут быть заняты, и это значит, что голосование 1 июля – сомнительно. То есть, это должно быть либо до, либо совсем после.
В. Дымарский
―
Там ещё 8-е называют.
А. Венедиктов
―
Ещё ЕГЭ идёт.
В. Дымарский
―
Сколько оно будет длиться?
А. Венедиктов
―
Там же много экзаменов, Виталий. Всю первую половину июля.
В. Дымарский
―
Ну сколько, три?
А. Венедиктов
―
Ну как - три?
В. Дымарский
―
Я давно не сдавал ЕГЭ.
А. Венедиктов
―
Вот, ты не знаешь! Уважаемые слушатели Санкт-Петербурга, напишите Виталию Наумовичу, сколько экзаменов ЕГЭ - не каждый человек сдаёт, а сколько всего экзаменов, сколько школы будут заняты. И это большая проблема, школы заняты. Одно дело, когда нет голосования, и в школах могут ЕГЭ сдавать, другое дело, когда нет ЕГЭ и можно проводить голосование, а когда и то и другое – это опасно.
В. Дымарский
―
Да, но зато сразу после парада на хорошей волне патриотизма и оптимизма, наверное, удобнее всего проводить голосование. Потому что если его откладывать на осень, я боюсь, что это уже вообще никому не нужно будет.
А. Венедиктов
―
Мой патриотизм и оптимизм не зависит от парадов. Никак.
В. Дымарский
―
Я ж не про тебя, я ж про нас, про избирателей.
А. Венедиктов
―
Решение принимает один человек, а не институция - Путин Владимир Владимирович. А к нему в голову залезть трудно, у него свой счёт.
В. Дымарский
―
«И мы этого человека знаем», - как когда-то говорили. «Всё во имя человека, всё для человека, и мы этого человека знаем». Всё-таки давай – раз уж начали говорить об этом – электронное голосование. И в Петербурге, как кто-то вчера уже опубликовал, готовы. Я тебе вот какой вопрос задам: известно, что ты большой сторонник электронного голосования, но я видел твоё заявление, что ты в этом не участвуешь. Что ты в чём-то не согласен с Центризбиркомом и с Памфиловой.
А. Венедиктов
―
Да, я действительно вышел из штаба наблюдения за голосованием – я не за электронным голосованием, я вообще возглавлял 7 лет штаб по наблюдению за голосованиями в Москве, и последний год, включая электронное. Те меры, которые предложил ЦИК по наблюдению, лишают возможности наблюдать (на 22 апреля). Это бессмысленно, я не занимаюсь бессмысленными задачами. Я уже не такой молодой, чтобы тратить на них свою бессмертную душу. Поэтому я вышел.Что сейчас должно произойти? Если мы говорим о голосовании по поправкам: когда президент подпишет указ, ЦИК в течение трёх дней должен определить, во-первых, какие параметры наблюдения – и тогда я смогу сказать, эффективны эти параметры или нет. Пока я не вижу этих параметров, они появятся тогда. И во-вторых, люди путают электронное голосование, о котором ЦИК объявил, что это будет не московское правило, не московская платформа, новая платформа. Но это речь идёт о сентябре.
Что касается голосования по поправкам к Конституции, то Памфилова сказала буквально следующее: она сказала, что «вот те регионы, которые подадут заявки на использование электронного голосования, а мы посмотрим, готовы ли регионы…» Но это на московской платформе, то есть на нашей технологической платформе. На сегодняшний день только Москва, как я понимаю, выразила готовность. Московская платформа известна тем, что во время выборов в Мосгордуму её не удалось ни взломать, ни вбросить. Были попытки, хакерские атаки, они были отбиты. Да, там сгорело два раза железо – это правда. Но, тем не менее, все, кто хотел, все проголосовали – все эти два процента, которые записались.
Поэтому, московская платформа – это серьёзная история. Я бы сказал так: её можно сломать, но нельзя взломать. Это правда, она так сделана. И видимо, если какие-то регионы (мне говорят, что 2-3 региона ещё хотят испытать свою силу – имея в виду Санкт-Петербург, Нижний Новгород и Подмосковье) захотят консультации, естественно, мы их окажем. Но, опять же, тут главное – в наблюдении, в организации наблюдения и повышении доверия.
В. Дымарский
―
Что такое наблюдение при электронном голосовании? Практически – как это? Куда ты смотришь, как наблюдать?
А. Венедиктов
―
Дело в том, что наблюдение – это не только в день голосования. Мы туда внутрь пустили даже оппонентов голосования - программистов. Был собран штаб из оппонентов-программистов, которые вместе работали над программой, знали все тонкости. Ну, например, у нас руководителем наблюдательной комиссии был глава «Голоса», который как иностранный шпиён, а мы ему сделали: «Вот, смотрите». Например, у нас на участке, когда был создан реестр желающих голосовать, коммунисты потребовали этот реестр и обзвонили желающих голосовать – действительно ли они хотят электронно голосовать. И не было ни одного сбоя - все, кому они позвонили (это вокруг сорока человек, они сами выбрали, у них реестр, они наблюдатели, перед голосованием позвонили)…После голосования, когда один из проигравших подал в суд и привёл свидетелей, что они не могли проголосовать – они не смогли этого доказать, потому что система показала, что они получали бюллетень. Это же видно! Это всё равно, как если бы человек получил бюллетень и ушёл, не проголосовав. Но мы видели, что они бюллетень получили, а они говорили, что нет. И так далее. То есть, есть масса точек, в которых наблюдать можно. Но если ЦИК примет какую-то другую конфигурацию, которая ограничит… Но уже принял, на самом деле. Я уже по этому поводу с Памфиловой ругался.
Как ты знаешь, политические партии не могут теперь направлять наблюдателей, только Общественная палата. И это неправильно, потому что есть политические партии, которые выступают в поддержку электронного (и не только электронного) голосования. Вообще на электронном голосовании было всего 2%, а 98 вы не отите наблюдать? Так вот, политические партии лишены возможности наблюдения за голосованием по Конституции, по правкам. Ну вот как с этим? Потому что такой закон был принят. Потому и ЦИК написал, и мне Панфилова говорит: «Ну, включайте коммунистов, «Яблоко», «Единую Россию» в наблюдатели от Общественной палаты». Я говорю: «Без вас мы, конечно, не догадались бы это сделать».
Но всё равно, это у нас такая Общественная палата, а какая она в Петербурге или в Липецке, мы же не знаем. Кого они там будут включать? И таким образом, политические силы потеряли гарантии наблюдения. Поэтому будем ждать. Моё личное решение зависит от того, могу ли я быть эффективным при организации наблюдения или нет. Но свадебным генералом мне лент быть, честно говоря. У меня есть много других замечательных занятий.
В. Дымарский
―
Понятно. У нас уже скоро перерыв, но я бы хотел ещё задать вопрос до выпуска новостей, по поводу того, что тоже вызывает споры – помощи бизнесу, населению; Собчак против Соболь, Мишустин против Навального и тд и тп. У Москвы есть свой опыт, городской я имею в виду? Какие решения принимала Москва?
А. Венедиктов
―
Да, есть. Москва очень много приняла решений, буквально вчера пришёл ещё один пакет. Я просто думаю, что слушатели могут посмотреть, они все на сайте. Москва постоянно что-то принимает, потому что Москва уже лишилась 160 миллиардов налоговых поступлений. Уже лишилась. И бюджет Москвы схрупывается. Но при этом я хочу сразу сказать, что основной доход в московский бюджет – ты будешь смеяться - не от корпораций, у нас корпораций почти не осталось. Это НДФЛ, наши с тобой 13%. Я сейчас не помню, по-моему 48% московского бюджета.
В. Дымарский
―
Гайдаровские 13%, я бы сказал.
А. Венедиктов
―
Собственно говоря, когда люди не работали – предприятия не платили в бюджет. Поэтому Москва всё время пытается оживить бизнес. В мелком и среднем бизнесе в Москве работает более миллиона человек, они сейчас не платили НДФЛ и Собянин пытается кислородом вдохнуть в это жизнь. Я надеюсь, что на этой неделе, возможно, откроются уже какие-то предприятия непродовольственных товаров, уже какой-то средний и мелкий бизнес начнёт работать. Включая, я надеюсь, книжные магазины. Вчера – последнее скажу – большую помощь газетным киоскам он оказал, отменил все платежи.
В. Дымарский
―
Ну, слава богу, журнал продаётся. Мы сейчас сделаем перерыв на выпуск новостей, после чего надеюсь ещё раз увидеться с Венедиктовым. И услышаться.НОВОСТИ
ЗАСТАВКА
В. Дымарский
―
Ещё раз добрый день, это программа «Особое мнение», у микрофона Виталий Дымарский. Я с удовольствием вам ещё раз презентую высокого московского гостя, с особым мнением – Алексей Венедиктов (почему-то «генеральный директор» хотел тебя обозвать), главный редактор «Эха Москвы». Слушай, ну электронное голосование у нас уже было, осталось поговорить о «Социальном мониторинге», электронных пропусках, и, конечно же, выйти на любимую тему Никиты Сергеевича Михалкова – чипизацию. Это будущее? На основе коронавирусного опыта всё-таки действительно создаётся впечатление… Не про чипизацию речь идёт, с ней или без, но мы действительно (и это не только российское явление) становимся абсолютно прозрачными и бороться с этим, я думаю, бессмысленно.
А. Венедиктов
―
Вопрос-то в чём?
В. Дымарский
―
Ну как – твоё ощущение? Куда, в какой мир, или как у нас говорят – кто-то проснулся в другой стране, кто-то приехал в другую страну – в какой стране мы проснёмся после этого кризиса? В каком мире, я бы сказал.
А. Венедиктов
―
Конечно, кризис – это кризис. Он являлся триггером для развития дистанционного всего: отношений, экономики, услуг (чтобы не говорить слово «электронные»). Конечно, он резко вызвал, что называется, вопросы, как можно использовать эти блага (в кавычках и не в кавычках) цивилизации. Ну да, камеры. В Москве сейчас 175 тысяч камер и нарушителей самоизоляции идентифицируют с их помощью. Конечно, люди с этим борются, говорят: «Слежка!» Но когда камеры не работали во время убийства Немцова, все кричали: «Где камеры?» я хотел бы на это обратить внимание. То там, то здесь, что называется.Все понимают (в Москве, во всяком случае), что электронная запись к врачу – это был один из самых, на мой взгляд, больших успехов московской мэрии. Потому что если раньше ты сидел в поликлинике в ожидании врача час-полтора, в окружении больных стонущих людей, то сейчас время ожидания сократилось до семи минут. Плюс? Плюс. Но при этом извольте заранее, и так далее. Телефонные гаджеты, которые у нас с тобой есть – понятно, что по геолокации можно отследить не только наши передвижения, но и связи, звонки и так далее. Но это существует. Уже. Вот оно уже существует.
Конечно, эпидемия подтолкнула, скажем, онлайн образование. Я не знаю, благо это или нет (потому что никогда не знаешь окончательно, что благо, потому что нет ничего черно-белого), но когда возникало онлайн образование, когда люди из провинции могли смотреть лекции, участвовать в семинарах известных московских или петербургских, ленинградских профессоров – это, конечно, благо. С другой стороны, выяснилось, что наша средняя школа не готова к онлайн образованию – в целом. Были какие-то школы, классы, учителя, которые готовы, но в целом - абсолютно не готовы.
В. Дымарский
―
То есть, не технологически, а с точки зрения подготовки учителей?
А. Венедиктов
―
Послушай, это другая профессия. Давай уж так: учителям надо переучиваться, если продолжать онлайн уроки. Безусловно, онлайн система в каких-то элементах сохранится – для тех, кто болеет, какие-то классы. На самом деле, всё благо и - всё не благо, он это существует, оно будет. Это как бороться с вакциной, вот это - антипривочная история. Бывает, что вакцина действительно приводит к тому, что дети, люди умирают. Но большинство вакцинируется. Вот это – то же самое, это такая вакцинация электронная происходит.А что касается чипирования так называемого, то о чём шла речь на самом деле? Речь шла о том, что гаджеты, которые ты носишь, как бы изучают твой организм и реагируют на него. Условно говоря, браслет, который постоянно меряет твою температуру, твой пульс, твоё давление, сахар в крови и так далее, и передаёт твоему врачу сразу. Можно назвать это чипом, можно браслетом. Это хорошо или плохо, для вас? Для кого-то плохо, а для кого-то хорошо. И так далее. Много новой этики возникает, как мы видим. Ну вот, надо изобретать новую этику в этом смысле.
В. Дымарский
―
Биоэтика существует, ещё с клонирования. Помнишь, когда началось клонирование, сразу же об этом заговорили.
А. Венедиктов
―
Биоэтика – это уже, знаешь, классика. Как Beatles. А возникли новые элементы – что является персональными данными; что государство может и не может у себя хранить; в интересах кого это благо – общественное или благо чиновников, и так далее. Много этических вопросов, но надо признать, что это существует уже, оно среди нас, оно разлито в этом воздухе.
В. Дымарский
―
Хотим мы того или нет.
А. Венедиктов
―
И весь вопрос, на мой взгляд, это вопрос контроля гражданского. Но как его организовать и кто его будет организовывать? Потому что каждая оппозиционная политическая партия захочет иметь такой инструмент.
В. Дымарский
―
Я вот что вспомнил в связи с этим: после 11 сентября (сколько уже, 20 лет почти прошло, да?) сколько было дискуссий по всему миру о соотношении безопасности и прав человека!
А. Венедиктов
―
Патриотический акт, конечно.
В. Дымарский
―
Да-да-да! И патриотический акт, и обыски в аэропортах, это ужасно! А сейчас ни у кого даже вопроса не возникает, что ты приходишь в аэропорт и начинаешь там раздеваться.
А. Венедиктов
―
Знаешь, что самое интересное, я вдруг вспомнил: всегда были элементы… Игорь Левитин, который сейчас помощник президента, а тогда был министром транспорта, как раз в те годы. В день своей отставки он пришёл ко мне сюда (ну, мы с ним бухнули, конечно, за его отставку) и сказал с гордостью: «Ты знаешь, какой я последний приказ подписал?» Я говорю: «Какой, Игорь?» Он говорит: «Теперь обувь в аэропорту не надо снимать».
В. Дымарский
―
Ну, приказ, это ещё не значит, что его выполняют.
А. Венедиктов
―
Где-то его выполняют и бывает разная обувь. Но раньше снимали всё.
В. Дымарский
―
Я это к тому, что мы к этому привыкли и уже вопросов ни у кого не возникает. Думаю, что пройдёт лет 10-15, может быть даже и меньше, и у нас не будет возникать вопросов. Я тоже считаю – не потому, что я это поддерживаю, мне тоже страшно, я тоже боюсь злоупотреблений. Мы вообще очень боимся, как с электронным голосованием.
А. Венедиктов
―
Подождите. В мире каждый год со счетов и банковских карт похищается, уводится 600 миллиардов долларов. Сколько людей отказалось от своих банковских карт? Сколько? Вот это та же история. Конечно, есть угроза, что твой счёт обналичат и уведут, но ты же продолжаешь пользоваться. Есть угроза, что самолёт упадёт, но ты продолжаешь летать. А самолёты падают. Слушайте, ещё раз: вопрос контроля, конечно же, важен. Не надо махать руками: «Тогда путь они делают всё на благо».Я очень скептически отношусь к «Социальному мониторингу», к этому приложению. На мой взгляд, он всё-таки в дырках. Но не надо из этого делать шутовство, когда все говорят: «А, вот, Песков вышел и не установил «Социальный мониторинг», ага! Его должны оштрафовать!» Ребята, Песков живёт в Подмосковье, а «Социальный мониторинг» только в Москве. Алло, уважаемые коллеги журналисты, давайте дурку-то не валять. А вот история о том, что вчера было принято решение, что все штрафы, которые были выписаны за то, что человек в ночное время не переслал свою фотографию отменить, признать несуществующими и убрать вот эти ночные вызовы (и убрали в мае). Ну да, он был на коленке сделан, это правда. Потому что надо было или всех людей класть в больницы – а коек не было, умирайте в коридорах.
В. Дымарский
―
А как же - ты же вроде говоришь, что там много коек свободных.
А. Венедиктов
―
Развернули когда? В самом начале, вот в мае было самое оно. У нас сейчас «Социальный мониторинг» в Москве - 67 тысяч человек, а коек-то всего сколько? Это люди, которые согласились, или захотели быть дома, но взяли на себя обязательства. А какой ещё вариант? Вот в Израиле этим занимается Шин-Бет, это контрразведка, до этого она занималась только террористами. А теперь она занимается больными, которые должны быть только дома. И если они выходят, там штрафы – не горюй, мама! А какой выбор, если у человека установлена инфекционная болезнь? Либо госпитализировать, либо дома – но тогда как контролировать? Он должен быть под контролем, и это большой вопрос.
В. Дымарский
―
Я знаешь, на чём себя ловлю – понимаю, что это непопулярная точка зрения, но впервые за долгое время мне кажется, при всех ошибках и недостатках, наши власти, и федеральные, и региональные, принимают более или менее адекватные решения.
А. Венедиктов
―
По-разному.
В. Дымарский
―
Я и говорю – с ошибками и так далее. Но я тебе хочу сказать, что общество, мы, люди вели себя отвратительно.
А. Венедиктов
―
Не согласен!
В. Дымарский
―
Ну защищай тогда.
А. Венедиктов
―
А что тут защищать? Есть цифры. Общество легко защищать.
В. Дымарский
―
Вот эти все шашлыки, никто ничего не соблюдает.
А. Венедиктов
―
Подожди, какие шашлыки? Ничего подобного. В пик кризиса метро в Москве упало на 88%. Несмотря на то, что были рабочие пропуска, и их было много, миллионы. Тем не менее, люди сидели дома. Сейчас в метро в масках и перчатках, сегодня на утро, на 10 утра, 94%! Мы всё время говорим о пяти процентах, а на самом деле, 95 – соблюдают. У нас ни одного штрафа 65+. 1 миллион 800 тысяч человек в Москве 65+ не нарушали! Потому что это их здоровье, их жизнь. Я считаю, что общество показало себя более зрелым, чем власти. Не согласен.
В. Дымарский
―
Петербуржцы, берём пример с Москвы!
А. Венедиктов
―
Давно пора.
В. Дымарский
―
Это было особое мнение Алексея Венедиктова. Заходите чаще к нам на «особое мнение». И вообще – приезжайте.
А. Венедиктов
―
Собираюсь, планирую.
В. Дымарский
―
Отель «Гельвеция» уже принимает.
А. Венедиктов
―
Принимать можно и дома.
В. Дымарский
―
Это можно и дома, да. Всего! И с Днём города ещё раз. Пока.
А. Венедиктов
―
Пока.