Юрий Сапрыкин - Особое мнение - 2020-05-26
26.05.2020
М. Наки
―
Здравствуйте. Это «Особое мнение» журналиста Юрия Сапрыкина. Здравствуйте.
Ю. Сапрыкин
―
Здравствуйте.
М. Наки
―
Отлично я вас слышу. Я вас вижу и наши зрители на Ютуб-канале «Эхо Москвы» тоже вас видят. Включая радиослушателей. Не можем мы обойти стороной парад, объявленный короткое время назад. Скажите, пожалуйста, ваши какие-то впечатления по этому поводу. Было ли это неожиданно?
Ю. Сапрыкин
―
Я не могу сказать, что был большой сюрприз. Идея о том, что парад перенесут на конец июня, на годовщину парада победы в 45-м году, она напрашивалась и витала в воздухе. Много было на эту тему прогнозов и инсайдов и всего прочего. И да, в какой-то момент стало понятно, что ситуация с заболеваемостью и со статистикой она не помеха этой идее. А скорее она должна будет тоже как-то обстроиться и по команде «равняйсь, смирно» пойти в нужном для организации парада направлении.
М. Наки
―
Правильно ли я понимаю, что вы не доверяете статистике. Судя по вашей риторике.
Ю. Сапрыкин
―
Я не доверяю, да, я не могу сказать, что доверяю этой статистике на сто процентов. У меня нет оснований для того, чтобы обвинить кого-то в приписках или занижении или в чем-то таком. Но очень много несовпадений. О которых писала и Медиазона. Которые вскрываются внезапно, когда вдруг случается что-то в отдельном регионе вроде Дагестана, например. Вот есть история с цифрами по регионам, которые обязательно заканчиваются на 9 или на 1, чтобы не давать круглое число. Я очень внимательно слежу за цифрами по родной для меня Тульской области. И там каждый день действительно либо 89 заболевших, либо 91. В общем, обязательно какое-то близкое к круглому, но не круглое число. Ну и знание о том, как работает наша административная система, тоже не добавляет к этому доверия.
М. Наки
―
А что за знание?
Ю.Сапрыкин: Идея, что парад перенесут на конец июня, на годовщину парада победы в 45-м году, витала в воздухе
Ю. Сапрыкин
―
Знания о том, что тебе нужно показать наверх отчет, который совпадает с ожиданиями верха о том, как у тебя в регионе должны обстоять дела. Если верх считает, что пик пройден, мы вышли на плато или уже сбегаем с этого плато – значит, цифры тоже должны двигаться примерно в ту же сторону. Вне зависимости от того, что там на самом деле происходит. И опять же, я не хочу никого обвинять в такой специальной злонамеренности, потому что помимо этой манипуляции мелких подвижек туда-сюда, цифр за конкретный день, есть же действительно вещи, которые мы про этот вирус не до конца понимаем или возможность интерпретировать их, так или иначе. Самая простая из них – записывать человека с положительным тестом в умершие от инфаркта, если у него случился инфаркт. Или в умершие от коронавируса. В разных странах этот вопрос решается, так или иначе.
М. Наки
―
В разных странах этот вопрос решается, так или иначе. Но летальность у нас самая низкая.
Ю. Сапрыкин
―
Да. Подозреваю, что у нас не то, что в разных странах в разных больницах - разных палатах этот вопрос решается по-разному.
М. Наки
―
А как вот эти две вещи в вас уживаются. Что с одной стороны вы говорите, что не хотите никого обвинять, занижение или прочее. А с другой стороны говорите, что вот, зная, как у нас это администрируется и про публикации из разных регионов и цифры подозрительные с девятками, с нулями на конце. Эти вещи разве не противоречат друг другу. Или у вас какие-то собственные соображения.
Ю. Сапрыкин
―
Я просто не хочу никого обвинять.
М. Наки
―
Понятно. Но вам из-за того, что этот парад будет через месяц даже, вам это кажется опасным или нет? Понятно, что вы не врач, не эпидемиолог, но нам последние два месяца все, включая и власть, и Владимира Путина и всех остальных рассказывали про опасность коронавирусной инфекции, призывали сидеть дома и прочее. А вот теперь через месяц будет парад. Кажется ли вам это опасным или безопасным. Или долгожданным.
Ю. Сапрыкин
―
Опасным для участников парада?
М. Наки
―
Можете разные категории оценить.
Ю. Сапрыкин
―
Для участников парада – безусловно, да. Мы видим, что на выходе из карантина, сейчас, например, есть история про город Берлин, где все вроде открылось и в самые суровые времена не очень-то закрывалось. И сейчас индекс заболеваемости начал увеличиваться сразу. Понятно, что на выходе из карантина, как только люди начинают друг с другом больше общаться, они начинают друг друга больше заражать. При этом в местах, скажем так, каких-то закрытых сообществах, где люди существуют вместе на малой территории и очень тесно друг с другом общаются: монастыри, воинские части, вахтовые поселки, СИЗО…
М. Наки
―
Тюрьмы.
Ю. Сапрыкин
―
Да. Дома престарелых. Эта опасность заражения естественным образом больше. Сейчас мы свозим в Москву солдат из разных воинских частей, которые будут тренироваться и, собственно, мы помним историю про курсантов, кажется, Нахимовского училища в Санкт-Петербурге, которые во время предыдущих тренировок к отмененному впоследствии параду тоже успели как-то в массовом порядке заразиться. Я не исключаю, к сожалению, того, что это произойдет и сейчас. Цифры новых заболевших вряд ли будут через месяц сильно отличаться от тех, которые были месяц назад.
Ю.Сапрыкин: Риски осознаются, но есть желание отметить юбилей победы, не перенося его на неопределенный срок
М. Наки
―
На наш взгляд эти риски осознаются или просто не понимаются людьми или человеком, принявшими решение о проведении данного парада.
Ю. Сапрыкин
―
Я думаю, что риски осознаются. Но с одной стороны есть желание все-таки как-то отметить юбилей победы. Не перенося его на какой-то неопределенный срок и понятно, что для Путина это принципиальный вопрос.
М. Наки
―
А почему для него это принципиальный вопрос. Учитывая, что уже слышали, что 75-летие победы будут отмечать несколько лет. У нас есть и другие даты. 3 сентября. В чем критичность того, что через месяц с рисками, если верить вам, для тех, кто будет участвовать в параде, вот обязательно провести это шествие, не шествие.
Ю. Сапрыкин
―
Тут мы вступаем на зыбкую почву чтения чужой загадочной для нас души.
М. Наки
―
Зыбкую, но интересную.
Ю. Сапрыкин
―
Я подозреваю, что те слова, которые говорил Лукашенко перед парадом или во время парада 9 мая в Минске о том, что наши деды не жалели своих жизней, а что же мы теперь должны струсить и спрятаться и не почтить их память. Они в душе нашего самого главного начальства, в общем, сильно отзываются. Тут есть некоторое лукавство, потому что спрятаться или не спрятаться должны солдаты, которые будут принимать участие в параде. А не само верховное начальство. Но на каком-то общем мировоззренческом уровне я думаю, что логика примерно такова. Ну вот, мы преодолели самый тяжелый период, но все равно мы должны как-то, не сильно откладывая и ничего не боясь, все-таки отметить 9 мая так, как мы привыкли его отмечать. И здесь где-то рядом понятно, что маячит призрак по поправкам в Конституцию. Дата, которая не объявлена, но которую тоже откладывать далеко не хочется.
М. Наки
―
Как-то совсем этот призрак маячит непонятно. Потому что, скажем так, проведение парада перед голосованием было бы понятной вещью.
Ю. Сапрыкин
―
Скорее всего так и будет. В один день это произойдет или в соседние дни, понятно, что эти два больших события друг к другу будут привязаны. И парад в этом смысле тоже такой знак, что вновь возвращаемся к мирной жизни. К жизни без карантина. И вот у нас остался должок, осталось голосование. Давайте мы его немедленно проведем.
М. Наки
―
Просто странно получается. Буквально вчера помню, как поехала машина со штандартом в Кремль, и все такие: о, сейчас будет объявление поправок голосования в Конституцию. Приехал Владимир Путин в Кремль, поговорил там про РЖД. И про вагоны «Ласточка». Сегодня опять объявляют парад и все такие: о, следующим словом, наверное, будет голосование по поправкам в Конституцию. И нет, опять этот парад стоит. И все еще не объявлены поправки. Вы говорите, что эти два события должны как-то недалеко друг от друга сохраняться. Но почему их до сих пор все ждут, ждут поправок, но про них ничего не говорится.
Ю. Сапрыкин
―
Дождемся. Завтра объявят, послезавтра. Неважно. Давайте вернемся к вопросу через неделю, и мы уже все будем знать. Понятно, что если вся Москва завешана билбордами, где девочка милая обнимает еще более милого котика и рядом написано, что ответственное обращение с животными это должно быть прописано в Конституции – эти билборды не могут висеть бесконечно. Они запылятся в прямом и переносном смысле. Необходимость этих поправок люди, у которых и так полно тревог и забот, постепенно перестанут обращать внимание. Так что голосованию быть и конечно парад к нему будет привязан как…
Ю.Сапрыкин: Голосованию быть. И если власть, если начальство сказало «а», оно должно сказать «б»
М. Наки
―
Мотивирующая часть.
Ю. Сапрыкин
―
…внушать людям оптимизм, боевой дух.
М. Наки
―
А вы уверены, что будет вообще голосование по этим поправкам? То есть они уже как-то призрачно действуют, люди про них подзабыли, несмотря ни на билборды, на рекламу. Может быть, они и откажутся от этой идеи. Потому что когда мы говорим про парад, вы правильно отмечаете, что это риск в первую очередь для военных. А голосование по поправкам это как-то больше касается и военных тоже, конечно, но и гражданских. Не может быть такого, что не будет этого голосования. Или вы тоже тут видите некую важность для Путина и власти в целом.
Ю. Сапрыкин
―
Оно, безусловно, будет. Я должен сказать, что в самом начале карантина мне казалось, что это все обнулится, так же как и президентские сроки. Что за время эпидемии и связанных с этим экономических трудностей, просто слетит с повестки дня. Но, судя по всему, нет. Голосованию быть. И если власть, если начальство сказало «а», оно должно сказать «б». Отказаться от этой идеи после того, как она столько раз меняла свой смысл и внутреннее наполнение и в итоге стала референдумом о фактически доверию конкретно Путину. После этого отказаться конкретно Путин от нее не может. Если бы это было голосование, как было в каких-то предыдущих итерациях за традиционную семью или за перенос какого-то баланса сдержек и противовесов во власти…
М. Наки
―
За Бога там еще было.
Ю. Сапрыкин
―
Госсовет или еще что-то. Или пропишем статус русского языка, наверное, нужно было бы отложить это в какой-то долгий ящик. Но поскольку это вопрос буквально продление президентских сроков – нет, конечно, это надо сделать.
М. Наки
―
Скажите, пожалуйста, люди как на парад отреагируют на ваш взгляд? Люди-то ждут. Парада не было, 75 лет – круглая дата. Люди измучены карантином, в разных его проявлениях. Точнее карантинными ограничениями. Постоянными обращениями президента и прочее. И более того, издевательский с точки зрения некоторых парад, который прошел в Беларуси. Там ничего не страшно, парад и все хорошо. Насколько на ваш взгляд люди ждут этого парада, оценят они его. Или наоборот он вызовет раздражение и негатив.
Ю. Сапрыкин
―
Люди отреагируют по-разному. Потому что люди вообще разные. И если попытаться собрать типичные возможные реакции, то мне кажется, что их будет три. Люди, которым в принципе не нравятся парады в Москве и которые каждый год пишут в фейсбуке: ну что же это за бездарная трата денег и как же надоели эти репетиции, перекрытия дорог. Скорые проехать не могут. Этим людям этот парад не понравится еще больше, чем предыдущие. Люди, которые видят в этом действительно какой-то важный для себя знак памяти, важный символический ритуал, которым нравятся военные, марширующие по Красной площади – в них это вселяет гордость за страну. Таких людей много. И им этот парад понравится. Подозреваю, что большинство, молчаливое большинство, в общем, этого парада более-менее не заметят. Потому что проблем, которых в их жизни было и без того достаточно за время карантина стало еще на порядки больше.
Ю.Сапрыкин: Подозреваю, что молчаливое большинство этого парада более-менее не заметят
М. Наки
―
Представим, что вы тоже человек, к какой из трех категорий вы относитесь?
Ю. Сапрыкин
―
Я не могу сказать, что у меня это вызывает какое-то активное раздражение. Скажем так.
М. Наки
―
То есть к третьей.
Ю. Сапрыкин
―
Нет, я уважаю чувства людей, для которых это важно. Хотя, наверное, к ним не отношусь, скажем так.
М. Наки
―
К следующей теме. Про память. Потому что парад – тоже часть памяти. Здесь про память, но немножко в другом контексте. Вы наверняка слышали или видели обращение дочери Эдуарда Успенского, Татьяны Успенской, которая попросила организаторов детской премии новую литературную премию для детских книжек именем Эдуарда Успенского. Потому что у нее большое достаточно письмо, где она подробно рассказывает, что происходило с ней, с ее семьей. И что Эдуард Успенский в быту в отличие от публичного образа был человеком не просто жестким, а осуществлял насилие, потворствовал насилию. И она считает, что нельзя, чтобы этот человек был связан с премией для детской литературы. Как вы относитесь к ее пожеланию и реакции организаторов премии, которые сказали, что творчество отдельно, а жизнь человека отдельно.
Ю. Сапрыкин
―
Тяжелая история. Подозреваю, что похожие истории мы будем переживать еще неоднократно. Потому что скажем так, деятели искусства, знаменитости, люди культуры они потеряли какую-то ранее бывшую у них охранную грамоту, которая позволяла обществу их аудитории, их зрителям, скажем так, не лезть в их частную жизнь или не обращать внимания на их частную жизнь. Если ты снимаешь прекрасное кино и если ты вообще пишешь замечательные детские книги, если ты любимец публики и так далее, то тебе это дает некоторую индульгенцию на что угодно.
М. Наки
―
Выдавало.
Ю. Сапрыкин
―
Да. Даже если как в случае с Романом Полански. Американским кинорежиссером доигрался до совсем уже каких-то уголовных обвинений в развращении несовершеннолетних. Хорошо, ты уезжаешь из Америки и живешь в Европе долгие десятилетия. Где прекрасно, оставаясь для всех кинозрителей, прежде всего, великим кинорежиссером. А уж кого ты там развращал – дело десятое. Ну вот шкала ценностей за последние годы сильно поменялась. Это охранная грамота она пропала, срок ее годности истек. И нам как обществу предстоит, наверное, долго и мучительно определять какой-то новый консенсус, может ли художник быть в быту сволочью, может ли человек, который пишет гениальные книги и как относиться к этим книгам, если мы узнаем про него, что он бьет жену и детей. Можем ли мы отделить книги от знания от его поведения в быту.
М. Наки
―
Как вы отвечаете на этот вопрос для себя.
Ю. Сапрыкин
―
Я отвечаю на этот вопрос по-разному. В отношении разных людей. У меня нет какой-то пока универсальной шкалы, которую можно приложить ко всем. А отношении Успенского если все это правда, а там сообщаются такие леденящие подробности, что наверное, сложно было бы их выдумать.
Ю.Сапрыкин: Если ты снимаешь прекрасное кино, если ты любимец публики - это дает индульгенцию на что угодно
М. Наки
―
Ну там и друг семьи присоединился тоже.
Ю. Сапрыкин
―
И про секту Столбуна и всякое разное. Это конечно чудовищно. И вот так издеваться над детьми – это чудовищно и недопустимо. Но при этом я, наверное, не буду отбирать у детей своих книжку про Крокодила Гену или в моменты просмотра мультфильма про Простоквашино рассказывать им о том, что вы знаете, как бы автор этой книжки он детей-то… а бил ремнем. В быту. Нет, дети пусть читают и смотрят. Но называть именем этого человека, ставить ему памятники, относиться к нему как к большому деятелю искусств уже в среде, во взрослых сообществах, по-моему, не очень допустимо. Я вот не знаю, самый болезненный для меня вопрос что ли – мой коллега… уже несколько месяцев снимает фильм… и была большая кампания краудфандинга, люди…
М. Наки
―
Про кого снимает, извините, связь немножко барахлит.
Ю. Сапрыкин
―
Про Эдуарда Успенского. Буквально. И этот фильм, который снимается за народные деньги. То есть вот наш любимый писатель, любимый сказочник, давайте соберем энную сумму, и мы для вас снимем про него фильм. Эта сумма была собрана. Фильм снимается. И вот что за фильм теперь за народные деньги можно снять про любимого сказочника. Это будет по-прежнему фильм про человека, который подарил нам всем дядю Федора, Чебурашку и гарантийных человечков или это будет теперь разоблачение.
М. Наки
―
И люди, которые деньги давали, давали явно не на разоблачение.
Ю. Сапрыкин
―
Да. И как вот этот вопрос опять же в отношениях с аудиторией, которая за что-то заплатила и что-то явно ожидала увидеть, как теперь его решать. Вот это непростая проблема. Скажем так. Еще раз, дети пусть читают книжки. Книжки прекрасные. Но в наших взрослых больших культурных сообществах по-прежнему относиться к фигуре автора так, как будто ничего не было – наверное, не получится.
М. Наки
―
Мы сейчас сделаем перерыв на новости. К этой и другим темам вернемся. На Ютуб-канале «Эхо Москвы» продолжается трансляция.НОВОСТИ
М. Наки
―
Это программа «Особое мнение». Мы перед перерывом обсуждали Эдуарда Успенского и премию, которую назовут, по крайней мере, полны решимости назвать в его честь. И письмо его дочери Татьяны Успенской, которая говорит о том, что в жизни, в быту он был совсем не таким как публичный его образ. Вы сказали, что вот мы переживаем некоторый слом в обществе, что теперь нет индульгенции у этих людей. И это примерно то, что в письме своем Татьяна Успенская пишет. Она пишет: «Тогда получается, что любой человек, достигший высокого социального статуса, может делать все, что угодно?» Пока, по крайней мере, организаторы премии ей буквально отвечают, что да. И говорят, что мы все равно назовем. То есть слом, о котором вы говорите, пока не похоже, что он произошел.
Ю.Сапрыкин: Может ли художник быть в быту сволочью? Можем ли мы отделить книги от знания от его поведения в быту?
Ю. Сапрыкин
―
Он происходит… И я думаю, что и премии во всех этих обстоятельствах недолго осталось носить имя Успенского, что бы сейчас ни думали организаторы. Так оно само собой произойдет. А слом действительно происходит и он не первый в истории человечества. То есть мы, наверное, в какой-то момент, я не могу сейчас точно зафиксировать, пережили похожий слом, когда, например, лидеры государств или правители, священные особы потеряли индульгенцию на то, чтобы быть убийцами и насельниками. Какой-нибудь там Ричард Третий или граф Синяя Борода. В тот момент, когда они убивали своих жен, наверное, обществом это, в общем, вполне принималось и разделялось. А в какой-то момент стало абсолютно недопустимым. Мы нашим королям, президентам и так далее не даем им этого делать. Наоборот, если проявляется какая-то червоточина в их частной жизни, в истории с Клинтоном и Моникой Левински. Мы требуем от них отчета. Действительно ли это было. Залезаем в их личную жизнь, потому что она не личная. А во многом общественная. Вот теперь происходит ровно то же самое с деятелями культуры. У них гораздо дольше продержался этот иммунитет. Но наверное, это в известном смысле неизбежно. Если ты инженер человеческих душ, то ты не можешь делать в своей частной жизни нечто прямо противоположное тому, что ты проповедуешь. Пишешь для детей, учишь их быть хорошими и добрыми, можешь одновременно своих детей бить. И это не только личное дело. Я должен сказать, что у меня был где-то несколько месяцев назад случай, когда мне самому пришлось очень быстро по-другому посмотреть на эту проблему. Была история с художником Гогеном. Чьи картины во время очередной выставки в Лондоне уж не помню, была Национальная галерея. В аудиогиде слушателям решили рассказать, что Гоген, в общем, не должным образом обращался с девочками таитянками, где он жил и которых запечатлел на своих картинах. И меня попросила написать об этом «Медуза», и я как-то сразу на автомате написал бурный страстный текст. «Руки прочь от Гогена». Вы замахнулись на великое искусство. А потом через какое-то время подумал: а собственно, что. То есть а что такого, мы все взрослые люди, что такого в информации о том, что Гоген недолжно обращался с 13-летними девочками. Это как бы мы не сможем решить, что с этой информацией делать? Мы должны ее как-то прятать под ковер или оправдывать его тем, что он делал великое искусство. Великое искусство не перестает быть великим. Его картины не учат насилию и не учат злу. В них нет ничего кроме какого-то прекрасного райского светлого мира. Но от этого знания от нас не убудет, я бы сказал.
М. Наки
―
Оптика меняется для многих людей и ассоциируется произведение непосредственно с авторами. И воспринимается уже совсем по-другому.
Ю. Сапрыкин
―
Значит, эти люди будут по-другому это воспринимать. И я, наверное, не откажусь от своих чувств по отношению к этому искусству, но это знание заставляет меня и других людей делать какие-то важные для себя поправки по отношению…
М. Наки
―
Но премию художественную именем Гогена можно называть теперь?
Ю. Сапрыкин
―
Я бы сейчас не стал.
М. Наки
―
Скажите, пожалуйста, а мы в этом плане как Россия чем-то отличаемся.
Ю. Сапрыкин
―
Это не то чтобы знание, которое от нас скрывали. Гоген сам писал в книге…
М. Наки
―
Те, кто интересовался.
Ю. Сапрыкин
―
Но культура на это смотрела как-то иначе. Вот такое прекрасное романтическое приключение. Что-то из области магии. Или погружения в мир первобытных народов. Сейчас культура в какой-то своей части видит в этом действительно насилие, эксплуатацию.
М. Наки
―
Так вот мой вопрос. Есть ли здесь у России какая-то специфика. Мы видели реакцию на тот же законопроект о домашнем насилии. Истории не то чтобы параллельные, но несколько пересекаются. Мы в этом плане этот слом, который произошел где-то, в том числе внутри вас в истории с Гогеном, он в России может как-то не произойти или вообще пойти в другом направлении.
Ю. Сапрыкин
―
Не может.
М. Наки
―
Почему?
Ю. Сапрыкин
―
Потому что цивилизация едина в каком-то смысле и ее моральные нормы смещаются одинаково, по крайней мере, для какой-то европейской цивилизации, к которой мы, безусловно, принадлежим. Что бы нам ни говорили про то, что Россия это какой-то обособленный остров, это отдельные люди, не такие как все. У нас свой генетический код. Нет. Код генетический у нас такой же, как у всех людей на свете. И в культурном смысле то, что происходит в Европе, оно рано или поздно придет и сюда. Мы в этом смысле не остров. Моральные нормы везде сдвигаются одинаково. Если в какой-то момент европейская цивилизация понимает, что смертная казнь это нечто невозможное – это аномалия. Дальше в этот момент на этой территории может править Сталин, и людей будут убивать сотнями тысяч. Или десятками тысяч. Но через некоторое время это понимание придет и сюда. Точно также с этими новыми нормами. Понятно, что здесь традиции такого авторитарного начальства закрытых полувоенных структур, пацанской этики, тюремной этики, они может быть сильнее и глубже укоренены, чем где-либо. Но это все неизбежно будет как-то все больше и больше маргинализироваться. И не исчезнет никогда при этом. Мы же понимаем, что, говоря о новой…, все равно везде будут люди, которые будут отрицать, не понимать. Этому сопротивляться. И не примут до конца никогда. Невозможно всех заставить ходить строем. Но то, что это, безусловно, такое отношение станет мейнстримом и нормой – да, я в этом убежден.
М. Наки
―
Говоря про культуру, генетический код. Есть еще один сюжет на прошедшей неделе. Достаточно бурно обсуждался. Это граффити с Бродским. Которое почти сразу было уничтожено или, по крайней мере, покрыто слоем краски, а затем на нем появились стихи. Эта история на ваш взгляд что-то наше такое про закрашивание заборов. Если нарисовано вдруг на них что-то без санкции. Или история никак не впечатлила вас.
Ю. Сапрыкин
―
Эта история одного конкретного идиотического постановления или пункта в регламента городских властей, которая требует закрашивать несанкционированные граффити, несанкционированные рисунки. Более того, сейчас все переживают из-за переводной картинки с Бродским. Прямо скажем, не самого лучшего качества. Тем не менее, в Москве за последние два года закрашены совершенно выдающиеся настенные рисунки… и больших стрит-артистов и не только российских. Которые когда-то были инициированы здесь же городскими властями в их предыдущей каденции. Этих всех людей привозили, привечали, устраивали какие-то конкурсы стрит-арта. Все это осталось в городе. А потом хрясь – и было закрашено, потому что оказывается, вот есть какое-то постановление о том, что все это должно быть десять раз согласовано и утверждено какими-то мэрскими худсоветами. А оно не было. И среди закрашенного были реально выдающиеся работы. Не эта переводилка с Бродским. Мне их гораздо жальче. Правда.
М. Наки
―
Генезис закрашивания один.
Ю. Сапрыкин
―
То, что произошло сейчас в Санкт-Петербурге это просто частное проявление этого общего закона. Что мне в этой истории больше всего не нравится. Это насмешки над завхозом, таджиком, то есть мы такие умные культурные высокодуховные люди, которые должны сделать невеликого качества граффити с Бродским, перед ним молиться. А вот есть какой-то тупой завхоз или дурак таджик, который портит нам это эстетическое наслаждение. Они вообще ни в чем не виноваты. Виноват идиотский регламент.
М. Наки
―
Подождите. А те, кто выполняет идиотский регламент.
Ю. Сапрыкин
―
Они честно исполняют на своем рабочем месте. Если они не будут исполнять, их выгонят с работы. И кто их будет дальше кормить? Мы с вами? На благотворительных началах.
М. Наки
―
Юрий, то есть любой идиотский регламент нужно исполнять и человека за это осуждать нельзя.
Ю. Сапрыкин
―
Да. Не любой идиотский регламент, а вот этот уж завхоз совершенно точно должен был исполнить. У него нет никакого другого варианта.
М. Наки
―
И кто в итоге тут виноват? Создатель регламента, тот, кто делал…
Ю. Сапрыкин
―
Создатель регламента.
М. Наки
―
И что с ним делать?
Ю. Сапрыкин
―
С регламентом или с создателем? С создателем надо разобраться. Кто это. А с регламентом - его надо менять. Менять в какую-то более разумную сторону, чтобы просто на автомате не уничтожались бы действительно выдающиеся вещи, которые появляются на улицах города. Я не имею в виду даже это граффити с Бродским.
М. Наки
―
Спасибо большое. Журналист Юрий Сапрыкин был сегодня в программе «Особое мнение». В 19 часов будет «Особое мнение» политолога Глеба Павловского. В 20 часов тема программы «В круге Света» - кто и как использует пандемию в своих интересах. И 21 час – программа «Статус» с Екатериной Шульман. Спасибо. Всего доброго.