Особое мнение СПб - Андрей Константинов - Особое мнение - 2020-05-06
06.05.2020
В. Дымарский
―
Добрый день, это программа «Особое мнение», и у встроенного в компьютер микрофона Виталий Дымарский. Представляю своего сегодняшнего собеседника: Андрей Константинов, коллега, журналист. Андрей, добрый день
А. Константинов
―
Доброе утро.
В. Дымарский
―
Вот видите, у кого утро, у кого день. Такое время у нас, мы же все в каком-то новом режиме живём. Думаю, что особо выбирать тему для нашего разговора не приходится, она понятна всем на протяжении уже двух месяцев почти. Так что, давайте: коронавирус. Как вы провели выходные?
А. Константинов
―
Да как обычно, в общем. В основном, дома. Мы ездили на залив, чтобы мои супруга и дочка могли немножко на берегу попрыгать.
В. Дымарский
―
Я, конечно, вас спросил неслучайно, потому что по моим впечатлениям петербуржцы полноценно отдохнули в эти 5 дней, не сильно заботясь о самоизоляции. Во всяком случае, судя по количеству машин. Честно скажу: я сам выехал за город и судя по тому, что видел по дороге на берегах водоёмов, у лесов – как-то не сильно заморачивались, что называется, с этой точки зрения. И давайте тогда уже вопрос практический: не стоит ли всё-таки вводить более жёсткие ограничения, типа электронных пропусков или ещё чего-то такого?
А. Константинов
―
Знаете, я так скажу: здесь всегда, как говорится, медаль с двумя сторонами, палка о двух концах. Потому что, с одной стороны, это всё очень тревожно - по поводу статистики, которая каждый день приходит, и так далее. Но человек так устроен, что у него проблем, как правило, много. Так не бывает, что всё сводится к одной проблеме, название которой всем известно. Других болезней никто не отменял. Мне бы очень интересно было посмотреть статистику: сколько за последние два месяца составила смертность от инфарктов, инсультов, суицидов, случаев домашнего насилия.
В. Дымарский
―
Кто считает это сейчас?
А. Константинов
―
Сейчас, как и раньше, как и в прошлом году, чтобы можно было сопоставить, это считают компьютеры, а не люди. Каждый диагноз заносится в базу и при желании это можно мгновенно посмотреть. Но дело в том, что вопрос этот, как ни странно, поднимается, и даже на федеральных каналах. Вы спросили, как я провёл выходные – буквально вчера вечером с тоски я смотрел краем глаза это шоу господина Соловьёва, в котором принимал участие Сергей Кургинян. НРЗБ на что господин Соловьёв ответил вашими словами: «Кто ж считает, кто ж знает? У нас таких цифр нет!» Мне это очень странно, почему же нет таких цифр?
В. Дымарский
―
В кои-то веки я с Соловьёвым совпал, представляете!
А. Константинов
―
Да, это необычно очень, совершенно уникальная история. Но, тем не менее, мне кажется, что в нежелании даже поговорить на эту тему, о том, что есть другие болезни, что старикам очень вредно всё время сидеть в четырёх стенах, особенно если они не вдвоём, а какое-то большее количество – в этом есть момент, когда медицинский аспект становится не только медицинским. Вы спросили, не стоит ли ужесточить. Мне кажется, что сегодня будет, как минимум, принято решение о продлении мер, а может быть, будет и ужесточение. И это не только по медицинским показателям произойдёт.Смотрите, в какое положение попали все наши главные чиновники от медицины, которые давали соответствующие рекомендации политическим властям. Отменён Парад Победы, который должен был быть в субботу. Это очень важное должно было быть событие в связи с 75-летием. Парад отменяют, а через три дня начинается какое-то смягчение мер.
В. Дымарский
―
Не дело.
А. Константинов
―
Да. В то самое время, когда Лукашенко, мятежный, в соседней Белоруссии заявляет о том, что «для нас слишком важен Парад Победы, чтобы мы стали его отменять», и он его будет проводить через три дня. Естественно, это тоже политический выбор, а не медицинский. Сегодня утром, в 9 утра, я смотрел новости по Первому каналу, там был сюжет о Белоруссии, про которую наши федеральные каналы достаточно долго не вспоминали. Сегодня был сюжетец – не сюжет, а сюжетец – о том, что ужас кромешный, кладбища завалены свежими венками, ВОЗ говорит Лукашенко: «Лукашенко, очнись!». Лукашенко не хочет очнуться, не желает, и говорит о том, что «мы сами с усами, примем решение, пока не видим, не знаем, не желаем». Вот это всё – не про медицину, это совершенно про другое.Понимаете, в какую ситуацию попали наши чиновники от здравоохранения? Если вдруг выяснится, что Белоруссия провела Парад победы и там после этого не произошла катастрофа, вы понимаете, какие вопросы будут заданы этим чиновникам? «Да что же такое, почему? Вы же говорили! А там же… Как же?» Поэтому ничего другого не остаётся, кроме как говорить: «Сидите дома».
В. Дымарский
―
Андрей, я даже добавлю: по моим ощущениям (конечно, никаких свидетельств у нас нет), мы же знаем, как у нас считают всё, начиная от голосов на выборах вплоть до жертв коронавируса – вы заметили, что в последние дни всплеск цифр? Есть довольно заметное увеличение. Мне кажется, это в том числе и потому, что нас сготовят к продлению всех этих мер, карантинных или как это там называется.
А. Константинов
―
Вполне возможно. Ещё раз говорю: я никоим образом не отношусь к диссидентам, которые отрицают серьёзность болезни. Просто я считаю себя достаточно профессиональным журналистом, чтобы подмечать ситуации, вызывающие вопросы. Вообще, это наше дело, журналистов, задавать вопросы.
В. Дымарский
―
Безусловно.
А. Константинов
―
Я поэтому и говорю, что хотелось бы сравнивать какие-то цифры, понимать, какие ещё проблем, кроме этого пресловутого вируса существуют, насколько они серьёзны, и так далее. Второй момент, скажу вам интересную вещь: я просил своего референта Ларису Геннадьевну, чтобы она связалась с Белоруссией (у неё там родственники; не в Минске, а в небольшом городке) и спросила, как они относятся к ситуации.И очень любопытно, что Лукашенко может стать в России, в каком-то смысле, национальным героем после этого парада, а в Белоруссии очень боятся и говорят, что «мы думаем, что от нас скрывают цифры, ходят слухи, что у нас больницы завалены людьми я тяжёлом положении». И они даже по телефону боятся всё это обсуждать, такими словами говорят: «Ну ты сама всё понимаешь, мы многое не можем сказать». То есть, пророков в своём отечестве всё равно нигде никогда нет.
В. Дымарский
―
Я вам скажу – не может быть Белоруссия, даже чисто логически, островом абсолютного здоровья, который не затронул коронавирус. Недавно показывали кадры, что жив всё-таки наш друг Ким Чен Ын, так в Северной Корее, еще более закрытой стране, вся эта толпа людей стояла в масках.
А. Константинов
―
Но это уже азиатская культура. Если мы вспомним кадры японских городов до коронавируса, там тоже очень многие были в масках.
В. Дымарский
―
Это правда. Но, тем не менее, я думаю, что и туда добрался. Потому что не может быть Белоруссия посреди Европы и вдруг коронавирус её обходил, объезжал каким-то образом. Вряд ли такое возможно.
А. Константинов
―
Тем не менее, все итальянцы, которые лишены футбола, сейчас смотрят белорусский футбол.
В. Дымарский
―
Нам тоже больше нечего смотреть, кроме белорусского футбола. Я имею в виду нам, болельщикам. Не в обиду Александру Григорьевичу будь сказано – не лучшее зрелище.
А. Константинов
―
Слава богу, я не футбольный болельщик.
В. Дымарский
―
Нет, ну посмотреть можно, можно. Еще один вопрос, давайте немножко выйдем за пределы России (мы, конечно, ещё вернёмся): как вы относитесь к «пятичленной» атаке на Китай, Канада, Австралия, США, Великобритания и кто-то ещё пятый… По поводу того, что они требуют Китай к ответу за коронавирус? Считаете ли вы, что есть в этом какая-то сермяжная правда или это политика вкупе с экономикой и торговлей?
А. Константинов
―
Виталий, мы с вами те ещё вирусологи, чтобы всерьёз обсуждать какую-то научную базу.
В. Дымарский
―
Но мы вирусологи не хуже, чем Трамп.
А. Константинов
―
Это да. Трамп в этом смысле, конечно, тоже не учёный. Подозрения такие были, причём давно. Очень многие высказывались и у нас в России, что «уханьская лаборатория что-то не удержала, что-то убежало-ускакало». Определённые сомнения в том, что китайское руководство корректно себя ведёт в этом плане, тоже есть. Потому что в Китае вся эта история началась, как минимум, в декабре, а некоторые считают, что и в ноябре 2019 года.
В. Дымарский
―
Она началась в первых числах декабря, насколько я помню.
А. Константинов
―
Тут кто как говорит, но дальше возникает вопрос: у нас в Петербурге толпы китайских туристов были и в декабре, и в январе, я их лично видел.
В. Дымарский
―
И в феврале ещё.
А. Константинов
―
И в феврале, совершенно верно. Притом, что там какой-то героический китайский доктор бил вовсю в набат, кричал, что очень опасный вирус, подвергся преследованиям китайской полиции. Впоследствии она приносила этому доктору, ныне погибшему, извинения. И вот тут возникает масса вопросов. Потому что, если всё это время вирус уже был в обществе, то география развития этой пандемии вызывает достаточно большие вопросы. Почему после Китая – Италия, а не, допустим, Россия, где китайских туристов было огромнейшее количество? И каковы истинные цифры?Всё-таки некие сомнения в отношении того, насколько открыты данные китайских властей, конечно, есть у всех. Как бы хорошо ты ни относился к социалистическому Китаю, как бы раздражённо ты ни относился к США. А там, где есть сомнения, есть и масштабирование этих сомнений до того, что «вы это сделали специально, и теперь должны за это отвечать».
У Америки достаточно тяжёлые последствия будут в любом случае, и медицинские, и экономические, и политические. И надо не забывать, что в Соединённых Штатах идёт уже фактически предвыборная кампания вовсю, и у Трампа выбор-то небогат – либо на кого-то возлагать ответственность за всё это безобразие, либо на себя. Но на себя он точно не хочет, хочет сказать, что всё это из-за китайцев. Ну и верные союзники – Канада, Великобритания. Было бы странно, если бы Трамп говорил одно, а Великобритания бы сказала: «Да нет, ну какой Китай, что вы? Это всё Москва, это всё Скрипали».
В. Дымарский
―
А нет ли здесь проблемы и для России? В том смысле, что рано или поздно, если эта история будет продолжаться, надо будет выбирать какую-то сторону.
А. Константинов
―
Да, конечно, эта проблема есть. Россия сейчас пытается занять объективистскую позицию: «Давайте разберёмся, давайте не будем спешить, давайте послушаем, что говорят учёные». А учёные – одно из самых больших разочарований во всей этой истории, потому что они, к сожалению, говорят, что угодно – «по всему парапету Эйфелевой башни», на все стороны света, вплоть до диаметральных мнений. Одни учёные говорят: «Надо всем ходить в маске даже в туалет дома у себя»; другие говорят, что маска опасна; третьи ещё что-то говорят. Сумасшедший дом какой-то.
В. Дымарский
―
Есть такой момент, да.
А. Константинов
―
Это очень неприятно, потому что действительно мозги заплетаются. Одни, причём титулованные учёные, с пеной у рта говорят, что «точно, рукотворный вирус». Другие, не менее титулованные, говорят, что никаких признаков того, что он рукотворный нет, и быть не может. Как-то это странно. Одно дело, когда какие-то мелкие расхождения, а когда на 180 градусов, это, конечно, тревожно. Это говорит о том, что очень много политики в медицинских заявлениях.
В. Дымарский
―
Я бы не то, что защитил учёных, я бы всех защитил, кстати – и учёных, и нас (общество, я имею в виду). И власти политические, почти везде, можно защитить, сказав, что «невиданная ситуация, столкнулись впервые». Поэтому всё на ощупь, методом проб и ошибок.
А. Константинов
―
В какой-то мере я с вами соглашусь, но только в какой-то мере. Потому что человечество сталкивалось и ранее с невиданными инфекциями, которые вызывали, в том числе, большое количество жертв.
В. Дымарский
―
Дальше зависело от агрессивности этой инфекции. Эта агрессивной оказалась.
А. Константинов
―
Ещё раз говорю, Виталий – я не медик, мне здесь очень трудно что-то говорить.
В. Дымарский
―
Тут не надо быть медиком. «Испанка» сто лет назад сколько унесла? 18 миллионов вроде говорят.
А. Константинов
―
Некоторые считают, что до 50 миллионов. Разные приводятся, опять-таки, цифры. Потому что с точной статистикой на тот момент было трудно, в условиях Первой мировой войны, а в России уже и в условиях Гражданской войны. Могу сказать, что у меня в семье прабабушка погибла от этого испанского тифа, как его называли. Молодой достаточно погибла.
В. Дымарский
―
Смотрите: эбола, потом свиной грипп, все эти вещи – вроде только начинали с ними бороться, они сами куда-то уходили. Они ведут себя непоследовательно, в отличие от. Мы от вируса ждём последовательных действий, а они почему-то действуют непоследовательно. Не слушает нас, гад такой.Андрей, я сейчас хотел ещё вернуться в Россию, даже, я бы сказал, в Петербург. Кстати говоря - не потому, что я считаю, что я заранее всё знал, но можно было действительно заранее догадаться. Буквально несколько дней назад я говорил, когда выделили эти деньги врачам: «Зная наши власти, сейчас обязательно появятся какие-нибудь критерии, по которым эти деньги нельзя платить врачам». И вот вам, пожалуйста: нужно доказать, что ты там, на работе. Как это можно вообще в этих условиях доказывать? Ваше отношение к этим выплатам, которые тут же начинают обрастать какими-то условиями? Получается, что выступает Путин, называет какие-то прекрасные цифры. Потом, когда всё это доходит до исполнения, оказывается, что всё не так. Я вам приведу потом кое-какие цифры.
А. Константинов
―
Я вам скажу следующее: это, конечно, не новость в том плане, что, к сожалению, всё то же самое касалось и, например, выплат боевых, когда военнослужащие должны были фактически доказывать своё непосредственное участие в боевых действиях, нахождение в определённых районах и так далее.
В. Дымарский
―
Жертвы терактов ещё.
А. Константинов
―
Да-да. Это свойство бюрократии. Это очень простая вещь. Действительно, вы правы: Путин выступает, а в самом конце этой чиновничьей цепочки сидит какой-нибудь мелкий клерк, который говорит вам: «Всё это здорово, вы все хотите попиариться, а мне в случае чего идти в тюрьму, потому что ко мне потом придёт Следственный комитет и скажет: «А как ты всё это проверял?». Поэтому вам красивые слова говорят, а я в тюрьму не хочу, и вы меня не заставите действовать по-другому. Хотите – сами раздавайте деньги». Такая вот железобетонная логика у этого маленького чиновника. В какой-то степени её можно понять, но, конечно, такая уродливая система может убить любую самую хорошую инициативу.Самое печальное, ещё раз говорю, что для наших больших начальников это всё тоже не новость. Они всё это знают. Они раз за разом упираются в эти свинцовые ворота. Но они другую систему не изобретут, другую бюрократическую машину не построят.
В. Дымарский
―
Это с одной стороны. С другой стороны, тому же Путину – он сейчас часто выступает перед нами – достаточно в одном из своих выступлений сказать: «Вы знаете, я тут узнал, что в прошлый раз я пообещал врачам 80.000, а мне сказали, что они, оказывается, ничего не получают. Так вот, господа губернаторы, министры здравоохранения и так далее: если этого не будет, ответственность, понятно какая. Пойдёте гулять». Это, мне кажется, легко делается в нашей вертикали власти. Одно слово с самого верха.
А. Константинов
―
Боюсь, что я не соглашусь с вами. Я думаю, что будут предъявлены только «потёмскинские деревни». Какие-нибудь счастливые главные врачи, которые кричат: «У нас всё есть, спасибо Путину!» А врачи внизу будут горько усмехаться и сидеть тихо, чтобы не гнать волну.
В. Дымарский
―
Андрей, мы сейчас прервёмся на выпуск новостей, после чего продолжим наше «Особое мнение».НОВОСТИ
ЗАСТАВКА
В. Дымарский
―
Ещё раз добрый день. «Особое мнение». Виталий Дымарский у встроенного микрофона, и у себя в своей самоизоляции коллега-журналист Андрей Константинов. Ещё раз вас приветствую, Андрей. Мы говорили про врачей, до которых деньги если и доходят, то не в тех объёмах, которые обещаны. Мне просто здесь один врач показывал такой расчётный листок, у него там знаете, как? 500 рублей надбавка, 700 рублей. Я говорю: «А каким образом? Ведь говорили о тысячах». Он говорит: «А очень просто. Сказал Путин – 80.000 (условно, не важна сейчас цифра), их делят на 30 дней, на 24 часа. 1 час стоит 50 рублей. Потом посчитали: я 14 часов находился в красной зоне или рядом с ней. За месяц. И вот вам 700 рублей, дорогой товарищ».
А. Константинов
―
Вы знаете, это именно так. Как выплаты за боевые, один в один. Должен доказывать, какой ты героический. Я вам скажу немножко другое по поводу врачей. У нас о врачах и о медицине говорят сейчас очень много. И наконец-то сказали, что это была большущая ошибка, когда на медицину стали смотреть как на сферу услуг, переводили медицину в такое положение. И теперь мы видим, какие потери и какой ужас, и насколько были сокращены «Скорые помощи», то-сё, пятое-десятое. Но ведь не одна только медицина была переведена в сферу услуг – то же самое сделали с образованием, про которое сейчас как-то не особо вспоминают, потому что: «Не до вас, товарищи. Вот у нас врачи – им надо, а учителя – вы пока посидите там, мы вас пока исключаем из повестки. Потом придёт время, и мы поговорим».Но может прийти время, когда говорить станет несколько поздно. Потому что у нас всё время по такому принципу получается: одно лечим, другое калечим. Я считаю, что нашему образованию в принципе было очень тяжело. А сейчас из-за всех этих вариантов онлайн-образования… Понимаете, у меня сын – студент, а дочка – в выпускном классе. Я хорошо вижу, как это, мягко говоря, «работает» и что это за образование такое, каково его качество.
В. Дымарский
―
Если не секрет, гуманитарные или точные науки у студента?
А. Константинов
―
Он на юридическом факультете нашего университета. И ладно юристам ещё можно что-то рассказывать по Skype, а также сказать: «Найди в интернете лекции, посмотри, потом все созвонимся, проведём семинар». А как, извините, тех же самых медиков учить по Skype?
В. Дымарский
―
Как Кашпировский.
А. Константинов
―
Да, совершенно верно. Вот есть в университете медицинский факультет – это что у нас, получается, самоучитель игры на гитаре, что ли? Я уже молчу о том, что есть ещё такой аспект у этой проблемы: на бюджете учится небольшое количество гениев, в основном из южных республик, а остальные платят за образование. И платят, вы знаете, достаточно приличные деньги. Родители платят. Так, а мы что, за вот эту онлайн-трансляцию платить собирались, когда оплачивали это всё в январе? Мы немножко за другое платили.
В. Дымарский
―
Но это же особые условия сейчас.
А. Константинов
―
Нет, Виталий, я не об этом. Я говорю о том, что мы платили за один продукт, а получаем другой. Потому что, так сказать, особые условия. Так, а какого качества профессионалы-то потом выйдут? Тем более все говорят о том, что у нас будет вторая волна, третья волна, ещё какая волна. А потом выйдут медики, которые будут объяснять больным: «Уважаемые больные, вы извините, у нас были волны в тот момент, когда надо было учиться. Я могу вам что-нибудь спеть, потому что в условиях самоизоляции я занимался домашним творчеством».
В. Дымарский
―
Андрей, давайте будем честными: будем надеяться, что это не так, конечно, что всё это закончится, и всё-таки наши и ваши дети получат более-менее приличное образование. Куда ещё деваться.
А. Константинов
―
Карл Маркс, как известно, говорил, что образование – это, прежде всего, самообразование. А он был человек неглупый. Россию не любил сильно, правда.
В. Дымарский
―
Подкузьмил нам, тем не менее, подсунул нам свою теорию.
А. Константинов
―
Страшно удивлялся всегда, почему именно в России она ужасно популярна. Он до конца жизни не мог этого понять, поскольку сам Россию не любил.
В. Дымарский
―
Этого я не знаю. Наверное, да. Правда, надо сказать, если уж по-честному: то, что сделалось учением Маркса у нас – это не очень-то и Маркса.
А. Константинов
―
Как говорил Владимир Ильич Ленин: «Марксизм не догма, а руководство к действию».
В. Дымарский
―
Очень русифицированная, я бы сказал, версия Маркса. Ладно, сейчас нам не до этого. Мы отметили 150 лет Владимира Ильича, пойдём теперь дальше. Я хотел сказать о нашей профессиональной проблеме, но она, наверное, даже не профессиональная, а общественная: всё-таки воткнули в закон эту историю с фейками и наказания журналистов за непроверенные данные. Нам с вами будет тяжело, если мы честные журналисты и хотим писать честно то, что мы видим, слышим, знаем, я бы даже сказал.
А. Константинов
―
Вы знаете, Виталий, я немножко с вами не соглашусь. Потому что, может быть, нам в Агентстве журналистских расследований на «Фонтанке», будет легче, чем кому бы то ни было. Мы давно живём в совершенно ужасных условиях диктатуры нашей юридической службы. У нас есть юридическая служба, которую возглавляет бывшая федеральная судья, и у нас любой материал выдерживает страшнейшую проверку – юридическую экспертизу. Мы давно пошли по этому пути, я вам скажу, одними из первых в Петербурге это всё у себя учредили и постепенно привыкли. У нас в агентстве обычная история, когда журналист весь в слезах умоляет юриста: «Ну зачем вы делаете гестапо? Прекратите!» Они говорят: «Либо ты даёшь свои полные доказательства по изложенным фактам, либо пошёл вон отсюда, мы не будем публиковать».
В. Дымарский
―
Не может же быть, Андрей, чтобы вы не ссылались на источники.
А. Константинов
―
Конечно, ссылаемся.
В. Дымарский
―
Давайте как в этой известной истории с Вольтской, которой предъявляют. Некий источник ей что-то рассказал, она это всё воспроизвела. И что теперь делать? Ей говорят: «Это фейк». Она говорит: «Я вам не выдам свой источник».
А. Константинов
―
Дело в том, что вот это по поводу «выдам – не выдам»… Я ещё раз говорю, она на суде обязана свой источник раскрыть. Это норма, которая действует и у нас, и в США. На допросе в Следственном комитете, в полиции, в ФСБ журналист имеет право не раскрывать свой источник, но в суде обязан раскрыть. Мы эту историю знаем давно – я имею в виду, вот такое положение. Поэтому у нас всегда стоит вопрос о том, чтобы все источники были легализованы. И если в нашей юридической службе журналист говорит: «У меня есть источник, но я его не буду раскрывать», то ему юридическая служба говорит: «Пошёл вон, это нам не интересно». Либо: «Пожалуйста, пусть руководство на свой страх и риск принимает решение, публиковать или не публиковать. Мы, как юристы, говорим, что мы не сможем эту позицию защитить в суде. Хотите рисковать – рискуйте».
В. Дымарский
―
Но вы понимаете всё равно, что здесь огромное поле для злоупотребления со стороны власти.
А. Константинов
―
У нас в России, Виталий, везде огромное поле для злоупотреблений. Велика Россия.
В. Дымарский
―
Это правда. Но в связи с коронакризисом сейчас часто ставят вопрос, что многие меры, ограничивающие наши и ваши общие свободы, останутся и после этого кризиса – есть такие страхи. Почему все против электронных пропусков? Говорят: «Вы сейчас нас всех перепишете, потом это всё останется, и так мы и будем прозрачными ходить». Хотя я думаю, что мы уже все на виду, конечно.
А. Константинов
―
В том-то всё и дело, Виталий, что наши айфоны давным-давно…
В. Дымарский
―
Он рядом со мной лежит, и про нас с вами уже все всё знают. Помимо того, что мы в эфире.
А. Константинов
―
Конечно.
В. Дымарский
―
Так что здесь я согласен, с одной стороны. Но с другой стороны, я понимаю, что всё равно даже в таких условиях нарушать закон нельзя. Или, вот правда, приняли закон этот с фейком – кризис закончится, он останется, и мы так и будем… Ну да, вы правы, конечно. У нас вся Россия – это поле для злоупотребления, но это не значит, что с этим надо соглашаться. С этим надо бороться.
А. Константинов
―
Я так скажу, что если мы берём аспект, связанный с законодательством, касающимся прессы – тут очень много что действительно нужно реформировать. Закон о СМИ когда-то был очень неплохим, но это было очень-очень давно. Он у нас старенький.
В. Дымарский
―
Во внеинтернетовскую эру.
А. Константинов
―
Совершенно верно. Его бы, конечно, нужно очень серьёзно поменять, скажем так. Но я, как ни странно, не вижу для этого больших перспектив. Это будет такой тришкин кафтан, что-то такое. Ещё одну заплаточку, ещё одну пуговку пришьём, здесь – про фейки, здесь – про нефейки.
В. Дымарский
―
А здесь сделаем ещё одну дырку.
А. Константинов
―
Совершенно верно. А на самом деле он структурно уже немножко устарел, ему уже почти 30 лет.
В. Дымарский
―
Андрей, увы, наш разговор закончен, у нас время истекло. Я передаю слово новостям и благодарю Андрея Константинова за его «Особое мнение».