Сергей Смирнов - Особое мнение - 2019-12-24
24.12.2019
М. Наки
―
Здравствуйте. У микрофона Майкл Наки. Сегодня у нас в гостях главный редактор портала Медиазона Сергей Смирнов. Здравствуйте.
С. Смирнов
―
Добрый вечер.
М. Наки
―
Сегодня есть два приговора: Самариддину Раджабову и Суровцеву и они очень разные. Раджабову – штраф, Суровцеву – 2,5 года. Скажите, настолько ли разные дела и настолько ли существенно отличается процесс, который по ним был, чтобы была такая большая разница. То есть штраф и лишение свободы на 2,5 года.
С. Смирнов
―
Ну действительно, во-первых, всё-таки разные дела. Хотя статья одна и та же. Важно начать с того, что общего. Одни и те же события, одна и та же статья – 318, часть первая. То есть насилие в отношении представителя власти. На самом деле статья сформулирована так, что у Раджабова была угроза применения насилия, то есть не само насилие, а угроза. Суровцева обвиняли в том, что он ну такими заборчиками, серые заграждение, понятно, что отодвинул…
М. Наки
―
Как на концертах.
С. Смирнов
―
Ну конечно. Что отодвинул полицейского, он взялся и отодвинул, полицейский почувствовал боль, когда его отодвигали, чтобы прошли люди. Дела все-таки разные. Мне кажется, разная была степень общественного резонанса. Все-таки дело Раджабова комментировал Путин. По большому счету о нем был задан вопрос про бутылку летящую. И все-таки я уверен, что о деле Раджабова знают гораздо лучше, чем о деле Суровцева. И мне кажется это корень того, что приговоры разные. Тут бутылка, которая не попала. Еще важно как само дело Раджабова развивалось. Сначала полицейские говорили, что бутылка попала. А потом появилась видеозапись, где заметно, что не попала. И вообще Раджабова с той ситуацией, в которой он оказался, должны были гораздо раньше отпустить. Потому что никакая бутылка не попадала, пластиковая бутылка. Понятно, никакого ущерба. Ничего не могло быть. И его должны были давно отпустить. Но в силу того, что дело политизированное, что решение принималось не процессуальное, а политическое. Все это дошло до приговора. А прокуратура запрашивала 3,5 года. Суровцеву – 4. То есть запрашивала прокуратура одинаковые примерно сроки. Но в итоге решили, что Раджабов слишком большой общественный резонанс и слишком очевидна несоразмерность наказания. За не попавшую бутылку ехать в колонию. Раджабов вчера в последнем слове это очень неплохо сформулировал. На таком простом языке. Вы чего, смеетесь. 95% людей у меня над этим смеется вообще. Вы чего. Мне кажется, в самой странной ситуации оказались полицейские, которые на полном серьезе весь день вчера уверяли, что они страшно испугались вот этой падающей бутылки.
М. Наки
―
Почему после того, как выяснилось, что бутылка все-таки ни в кого не попала, почему, например, нет никаких вопросов к тем, кто говорил, что она попала.
С. Смирнов
―
К сожалению, всегда так. Это традиция. Не обращать внимания на первоначальные показания полицейских, традиция эта идет давно. Я могу вспомнить Болотное дело. Там, между прочим, были люди, которых не было на Болотной. Но свидетели, омоновцы и полицейские утверждали, что они их били на Болотной. Хотя их точно там не было. И что, было что-то этим полицейским? Нет, ничего не было. Поэтому традиция не трогать потерпевших силовиков, она продолжается. Никаких дополнительных вопросов к этим показаниям, увы, нет. По поводу Суровцева тоже важный момент. Дело в том, что боль сотрудник полиции от этого заборчика, заграждения испытал спустя несколько месяцев. Он вспомнил, что он испытал боль. Переводя на русский язык, все становится понятно. Ему сказали: так вот есть уголовное дело, есть видео, тебя толкают. Для того чтобы человека привлечь к ответственности, надо, чтобы ты пришел и сказал, что ты испытал боль. Иди и скажи, что ты испытал боль. Он приходит и говорит, что да, я в тот момент испытал острую боль. Этого достаточного для квалификации по 318-й статье и для того чтобы отправить человека в СИЗО и на 2,5 года в колонию.
М. Наки
―
Я, наверное, буду звучать несколько наивно, но вот эта система, когда приходит начальник и говорит, ты говоришь, что ты пострадал. Насколько она повсеместная. Потому что если мы отвлечемся от российских реалий, это как будто бы немножко дико. Что ты полицейский, к тебе приходит начальник и говорит: иди, соври, что ты испытал боль. Ты идешь на всеобщее посмешище, говоришь, что меня толкнули заборчиком или рядом упала бутылка, я очень испугался. То есть насколько это глобальная система в российском МВД.
С. Смирнов
―
В России, я боюсь, это носит системный характер. Если кто хочет продолжать служить, работать, очень трудно спорить с начальством. Я думаю, все полицейские это прекрасно понимают. Все силовики понимают. Поэтому они готовы идти на такой позор. Говорить, что реально испугались бутылки. Но чтобы остаться в рядах и продолжать службу. Они считают, что при таком выборе командир сказал, значит надо. И вообще, кстати, второй оперативный полк, откуда были потерпевшие. Он вообще боюсь, почти наполовину состоит из потерпевших. Они вечно претерпевают от демонстрантов, просто постоянно их трогают очень болезненно, хватают и что-то с ними происходит уже на протяжении многих лет с Болотного дела. Одних примерно и тех же людей, из одного и того же полка.
М. Наки
―
То есть такой хрустальный полк.
С. Смирнов
―
Это он.
М. Наки
―
А что случилось вдруг с версией, которая я помню, активно продвигалась, что вообще на летних московских акциях в основном работала Росгвардия ужасная. Неподконтрольная Собянину. А вот мы смотрим дела, и почему-то оказывается, что там МВД фигурирует.
С. Смирнов
―
На самом деле все довольно просто. Росгвардии действительно было очень много. Но они в основном были в оцеплении. Росгвардейцы есть в деле Кирилла Жукова. Кстати для понимания приговора. Кирилл Жуков, который попал в первую волну и был одним из первых осужденных за попытку приоткрыть забрало шлема. Он же даже не коснулся, это на видео заметно. Он совсем вскользь, если бы коснулся, по-другому шлем бы себя вел. Это очевидно. Три года получил. Три года! То есть сегодняшние приговоры важны еще тем, что это не первая волна, а после первой волны идет определенное смягчение. Я к тому, что Раджабов частично попал на это смягчение. Суровцев – не очень, кстати говоря. То есть абсолютно точно.
С.Смирнов: Это традиция. Не обращать внимания на первоначальные показания полицейских
М. Наки
―
Объясните, пожалуйста, как происходит, то есть какая вообще есть закономерность, почему мы, например, видели день, когда выносились приговоры, в том числе Егору Жукову. Что одному условно, другого посадили. Сейчас тоже видим: одному штраф, другого посадили. Все это в один и тот же день происходит. Это из разных волн люди, из первой, второй. Есть какая-то закономерность, чтобы понять, как работает эта система права.
С. Смирнов
―
Это хороший вопрос. Потому что понять эту систему права крайне сложно. И я вообще уверен, что вот это «московское дело» самое, по-моему, сумбурное. Самое хаотическое из всех политизированных уголовных дел за последнее время. В том смысле - принимается одно решение, потом другое. Потом третье. Один тип приговоров, другой тип приговоров. Но в целом если говорить о закономерности, то как правило самые жесткие приговоры все-таки идут относительно вначале. То есть чем дальше продолжается дело, тем чуть помягче. Это, как правило. Здесь мы видим тоже какое-то определенное смягчение. Хотя многие получают большие сроки. Но если говорить обо всей массе, то есть помягче приговоры. Последние приговоры на прошлой неделе, Никита Чирцов получил год. Я почти уверен, будь он в первой волне, было бы минимум два, а то и три. Чуть-чуть прошла волна, первый ажиотаж. Но это одна из редких закономерностей. Потому что других закономерностей в «московском деле» лично я особо не видел. То есть очень хаотичное, очень разные решения. То у них массовые беспорядки, то мы по массовым беспорядкам отпускаем, то мы даем одни очень жесткие сроки – 3-3,5 года. Потом раз – в один день и сроки меньше. И кого-то вообще отпускают. Классический пример. Два человека признали вину. Беглец и Новиков. Причем, у Беглеца был особый порядок. А это значит облегченный вариант. Он приходит и говорит, что со всем согласен, извините, простите. И там может быть только две трети. Ему дают 2 года колонии. Новиков не успевает подать на особый порядок. Он в самый последний момент решил, что он признает вину. Буквально накануне приговора. Он говорит, что признаю вину, раскаиваюсь. Его сразу выпускают. Ну какая тут логика? Особой логики нет. Абсолютно ручное управление. И мне кажется, возможно, просто разные люди принимали решение.
М. Наки
―
Башни, кланы.
С. Смирнов
―
Очень не хочется, конечно, на эту территорию переходить. Но решения принимались прямо хаотичные и никакой закономерности я не вижу.
М. Наки
―
Громкое сегодня событие было – Руслан Шаведдинов, который пропал со всех радаров, сторонник Алексея Навального, политический активист. Потом вдруг стала появляться информация, что его увезли в армию во время того, как проходит его апелляция по призыву. Что это такое? Удалось ли что-то понять во всем этом.
С. Смирнов
―
Единственное я последние пару часов не очень внимательно следил за соцсетями, потому что был у суда, сначала у объединенного здания суда, не очень следил за своей лентой. Потом ехал. За последние пару часов вроде ничего такого особо не произошло. Ну что это такое, сутки мы не знаем о местонахождении человека, который входит в команду Навального. Один из ближайших сторонников. Мы можем только гадать. Это к вопросу о том, что четкой информации у нас до сих пор нет. Сутки. И только по косвенным признакам мы можем догадываться примерно, как и что происходит. Мы понимаем, что, скорее всего, его в рамках преследования нашли повод, как можно и отправили в армию. Допустим, возраст и призыв. И его отправили таким образом в армию, лишив всех средств коммуникации. Сделав так, чтобы он никого не успел предупредить, как и куда он направляется. В принципе это же можно сделать. Телефоны не давали нигде. Все время ты под контролем чьим-то. Условно говоря, отвезли в приемный пункт, быстро определили в какую-то часть, запихнули в самолет. Потом с самолета как мы видели сегодня видео, посадили…
М. Наки
―
Этапируют практически. В армию.
С. Смирнов
―
Это действительно этапируют в армию. Ну что можно сказать. Как это комментировать правильно. Что это такое, причем они сейчас выйдут и скажут: а все по закону.
М. Наки
―
Это немножко удивляет, потому что при существующих в последние годы разных проявлениях, которые были со стороны силовиков, силовой машины в целом, посадок, не посадок, это что-то новое.
С. Смирнов
―
Новое – хорошо забытое старое. Несколько раз так уже делали. В том-то и дело. Мне кажется, такой способ, если кого-то можно отправить в армию и главное они же формально, важно вот что: они формально выйдут, начнут говорить, что все по закону. Решение вступило в силу. Обжалование вступило в силу? – вступило. Можно отправить в армию? – можно. Призыв идет? - идет. Все эти способы, формально все выполнено. Для властей довольно важно, чтобы определенные формальные признаки были выполнены. Они себя считают вполне правовым государством. Это важно понимать. Я думаю, это как с Самариддином что случилось. Его же дело сначала направили в суд, а потом отправили обратно в прокуратуру. Почему? Потому что следователь умудрился в деле написать неправильный адрес дома. Около которого произошло это страшное преступление в виде броска пластиковой бутылки. Дом неправильный. И отправили в прокуратуру, исправляли дом. То есть формальные признаки довольно важны. Так и тут. Для них формально признак, я не знаю точно ситуацию, если формально Руслана могли отправить в армию, я думаю, они прямо будут до сантиметра упираться и говорить, что все правильно сделали
М. Наки
―
Чем мешает Руслан Шаведдинов. Правда. То есть, во-первых, есть Навальный. Он собрал вокруг себя большое количество людей. Милов, Соболь, Яшин, да их много. За эти годы он взрастил большое количество людей. Есть вот Руслан Шаведдинов. У которого и автономных больших проектов особо нет, который не выдвигался на выборах в Мосгордуму. Которого не было сильно заметно на этих протестах. Что за вот эта спецоперация с огромным количеством полиции, которая буквально этапирует в армию. Сочетание этих слов вообще должно вызывать какой-то, наверное, странный эффект. Что, зачем, почему.
С. Смирнов
―
Ну как, я почти уверен, что оперативная работа ведется на всех, кого вы назвали. Собрали тома оперативной информации. Вот сидят аналитики, что у кого есть. Такие: так, а вот с этой стороны к ним зайти. А вот с этой. А вот тут. Так, а он не был в армии. А почему? А какие документы. А сколько лет. А попадает ли под призыв. То есть я думаю, из-за того, что анализируют все окружение Навального, ищутся какие-то слабые моменты, и вот по ним, я уверен, что формально поняли, что можно забрать в армию. И поэтому такая спецоперация по этапированию в армию.
М. Наки
―
Это пакостничество или что? Расчет.
С. Смирнов
―
Ну конечно. Естественно. И главное, чтобы это было в рамках закона. Выглядело.
М. Наки
―
Они же все, что захотят все будет в рамках закона.С.Смирнов: Если кто хочет продолжать служить, работать, очень трудно спорить с начальством
С. Смирнов
―
Не всегда это настолько легко сделать. А тут они максимально, и главное для них самих хорошо. Смотрите, как мы в рамках закона нашли повод отправить в армию.
М. Наки
―
Хорошо. Такой вопрос странный немного, наверное. Есть у политика в России оппозиционного несколько путей.
С. Смирнов
―
В армию.
М. Наки
―
Первое представим, что в политической плоскости выборы, представим, что этот пусть есть. Тюрьма. Вот сейчас появился третий – армия. С точки зрения нашего с вами наблюдения за человеком, который попал в ограниченную территорию и как знаем по делу Шамсутдинова территорию, в которой не изжиты еще ряд неуставных отношений. Где у нас как у журналистов больше возможностей контроля. В тюрьме или армии современной российской.
С. Смирнов
―
В Забайкалье история, безусловно, чудовищная. Но все-таки и там и там есть возможности контроля. Если речь идет об известных людях. И могу привести пример Олега Навального. Олег Навальный, который сел в колонию, но он приехал, и там моментально прекратились всякие разные злоупотребления. По одной простой причине – он очень медийный. Руководство это знает.
М. Наки
―
Это было как раз в тюрьме.
С. Смирнов
―
Да.
М. Наки
―
А в армии.
С. Смирнов
―
Я почти уверен, примерно также будет в армии. Если известный человек медийный человек, то сразу это сильно снижает любые риски.
М. Наки
―
Ну не может же ОНК приехать в армию.
С. Смирнов
―
ОНК с одной стороны не может приехать, с другой стороны столько сослуживцев. И столько мобильных телефонов у них всех. Настолько известный случай. Мало того, армия все-таки не колония, настроенная на такую систему подавления тотальную. Не настолько. Это, мягко говоря. Плюс был период, когда вообще это стало не очень уместным, на самом деле дедовщина сейчас возвращается. В какой-то момент ее практически не оставалось. Чуть раньше. То сейчас старые традиции у нас. Существуют же старые традиции, значит должна и дедовщина частично вернуться. В реальности ее почти не оставалось. Я не думаю, что тут речь идет о каких-то рисках по большому счету. Риск скорее главный, на мой взгляд – это тотальная изоляция. Формально ты отрезан? – отрезан. Служишь? – служишь. Телефон не положен – не будет телефона. Общаться ни с кем мы тебе не дадим. Я уверен, что старшие товарищи попросили о такой услуге отправить какого-то назойливого известного сторонника Навального в армию.
М. Наки
―
То есть не может быть такого, что армия как силовой институт, один из, что там, например, командир части скажет: вот побейте этого…
С. Смирнов
―
Нет, я абсолютно исключаю такую возможность. Мне кажется, тут чем публичнее человек, тем меньше такие риски.
М. Наки
―
Как он может быть публичным, если вы сами рассказали про то, что он в изоляции, телефоны отбирали. А если еще секретная часть, например.
С. Смирнов
―
Я думаю, что примерно так и будет. Но это же все в части уже знают, кто он такой.
М. Наки
―
Тем более.
С. Смирнов
―
Тем более не будет ничего. И командиру это не надо. И никому из офицеров не надо. А зачем?
М. Наки
―
А зачем его забрали на год в армию. Выломав дверь в квартире.
С. Смирнов
―
Показать, что все должны жить полностью по закону. В армию должен идти? – иди. Обязанность записана законом. Пожалуйста, выполняйте законы. Вы же требуете от нас выполнения закона. И мы от вас потребуем. Я думаю, они сидят и торжествуют. Вот они нас укоряют, что мы законы не соблюдаем. А вот мы вам сейчас покажем. Что такое законы. Мы тоже на вас нашли управу по закону отправить в армию.
М. Наки
―
Они правы?
С. Смирнов
―
Конечно, нет, это выглядит политически мотивированным. И особенно решение. О том, как быстро Мосгорсуд принял решение. Но они формально соблюдают процедуры. Они формально это делают я уверен, считают себя сейчас победителями. В этой ситуации.
М. Наки
―
Армия это какая-то в их представлении…
С. Смирнов
―
Наказание.
М. Наки
―
Потому что когда были летние акции, тоже всех пугали, что придут военкомы, заберут всех в армию.
С. Смирнов
―
Слишком сильно смеялись над военкомами. Они расстроились, обиделись и решили: нет, надо им показать на каком-то примере. Я думаю, что, кстати, без шуток примерно так и работает. Чего они там смеялись, чего ржали. Над военкомами. Ну мы вам сейчас устроим. Армию. Вот показательный случай нашли.
М. Наки
―
Вы говорили, когда обсуждали дело Раджабова и Суровцева, что общественный резонанс и давление – одно из немногих, что может оказать какое-то влияние.
С. Смирнов
―
Это правда.
М. Наки
―
В этом случае что-то возможно?С.Смирнов: «Московское дело» самое сумбурное. Самое хаотическое из всех политизированных уголовных дел
С. Смирнов
―
Уже есть общественное давление и реакция. И я думаю, что ситуация отнюдь не решена. По поводу Руслана Шаведдинова. Посмотрим, как будет все разворачиваться. Подождем первых комментариев. Рано или поздно все равно придется комментировать.
М. Наки
―
Кому?
С. Смирнов
―
Минобороны. Каким-то официальным представителям. Слишком долго ты не можешь затягивать ситуацию. Придется комментировать как-то. И поэтому чем шире сейчас будет внимание, но они-то будут выходить и говорить: все по закону. Вот вам документы, все справки. И главное противостояние будет здесь.
М. Наки
―
Сажают-то тоже по закону вроде как.
С. Смирнов
―
Это как раз вызывает очень большие вопросы. Насчет сажают по закону.
М. Наки
―
В их представлении.
С. Смирнов
―
Безусловно.
М. Наки
―
И здесь в их представлении.
С. Смирнов
―
Немножко разная ситуация как мне кажется. Потому что все прекрасно понимают, что такое по закону и что такое по жизни. По жизни за бутылку, которой ни в кого не попал – нельзя сажать.
М. Наки
―
А, понятия блатные.
С. Смирнов
―
Ну конечно. Это все тоже есть. А в армию – ну-ка иди, послужи год. Ты чего-то за прекрасную Россию будущего. Наверное, может жизни просто не знаешь. Иди, послужи, а потом поговорим. Это тоже такое понятийное.
М. Наки
―
В результате получился правдоподобный военком. Перерыв на новости.НОВОСТИ
М. Наки
―
Мы успели поговорить немножко про унижения. И в первой части говорили про унижения сотрудников МВД, которых заставляют врать о том, как сильно они боятся стаканов и бутылок. Что с прокуратурой.
С. Смирнов
―
Важный момент, я хочу на этом акцентировать внимание. Когда срок сильно отличается от запрошенного прокуратурой, это говорит о том, что прокуратура в несколько странном положении. Они привыкли как. Чтобы прокуратура, сколько примерно запрашивает – столько примерно человек и получил. Когда прокуратура запрашивает 3,5 года Раджабову – в принципе их устраивает, 2,5 их устроили. Даже два года более-менее. Но когда просто штраф вместо 3,5 лет лишения свободы – то прокуратура такая: а чего вы такие неадекватные. А чего вы не попросили два года условно. Попросили бы, сейчас штраф бы выглядел нормально. Но вы же попросили 3,5 реального. И что теперь прокуратуре делать. Обжаловать? Ну, они же просили 3,5 реального, а тут всего лишь штраф. Надо обжаловать.
М. Наки
―
Не профессиональная прокуратура получается.
С. Смирнов
―
Какая-то слишком. Судья на этом фоне выглядит миротворцем просто. И правозащитником.
М. Наки
―
А где грань того, когда мы с вами иронизируем, делая вид, что важно, что пишет прокуратура и что решает суд и действительно происходит взаимодействие.
С. Смирнов
―
Нет, тут такой момент. Я не очень верю совсем в спектакли. Понятно, что решение принимает суд. И понятно, что по таким делам как Раджабов и Суровцев и Бученков сегодня, решение более-менее политическое. Это не значит, что проводится всегда огромное совещание. Но в любом случае судьи и высшие в иерархии, безусловно, контролируют такие дела и резонансные решения.
М. Наки
―
На них давят журналисты, буквально травят.
С. Смирнов
―
Да. И теперь депутаты Мосгордумы. Но по большому счету мы понимаем, что решения политические. И когда приговор, политическое решение по какому-то делу сильно отличается от прокуратуры, вообще прокуратура выглядит не совсем адекватной. У прокуратуры и так отняли много полномочий. И единственное, что есть по-настоящему, у прокуратуры, совсем по-настоящему – это представление дела в суде. И тут получается, что даже в таком случае они просят 3,5, судья дает штраф. По сравнению со сроком это же мягче, чем просит прокуратура. Или по Бученкову. Прокурор просит Бученкову, фигуранту Болотного дела 8 лет, а судья ему сегодня дает 2,5. Дает за отсиженным. И что претензий больше никаких нет и все снято. Потому что он уже отсидел.
М. Наки
―
Чудеса.
С. Смирнов
―
Это чудеса с одной стороны, с другой стороны прокуратура выглядит странновато. Но я не думаю, что им очень нравится, что им говорят: так, с ними там пожестче…С.Смирнов: Правда ли, что стрелок был убит, и после этого продолжалась стрельба. Это важный вопрос
М. Наки
―
А у них есть мнение свое, им что-то нравится, не нравится.
С. Смирнов
―
Нет, я не думаю, что у них есть свое мнение. Они улавливают политический момент. В большинстве других приговоров, сколько прокурор плюс-минус просил – столько судья и дает. Плюс-минус полгода-год. Во всех остальных случаях по «московскому делу» все более-менее близко. Или сегодня, прокуратура просит для Ерзунова, это обвиняемый по угрозам судье Криворучко 170 тысяч, судья дает 110. Близко? Очень близко. 60 тысяч разница – ерунда. Или 4 года Суровцеву, дает 2,5. Чуть меньше, но в целом в рамках. Это нормально прокуратура выглядит. Полностью победа. А тут просят 8, дают 2,5.
М. Наки
―
Почему это все происходит? Какое-то объяснение есть?
С. Смирнов
―
Ну с прокуратурой мне кажется, не особо советуются на этапе принятия решений.
М. Наки
―
Всем плевать на прокуратуру.
С. Смирнов
―
Неважно, что попросил прокурор. Все равно решать будут судьи. И судьи выглядят… Улучшение имиджа судьи. Судейское сообщество, я уверен, глава Мосгорсуда за этим всем внимательно следит.
М. Наки
―
Он автономен в принятии решений?
С. Смирнов
―
Я уверен, что да. От прокуратуры точно. Так-то не совсем автономен. Я уверен, что какие-то решения согласуются с политическими органами управления страны. Администрация президента. Есть сомнения, что конечно самые громкие процессы более-менее контролируют. Но я же не хожу на их совещания. Мы можем судить по очень косвенным признакам об этом, к сожалению.
М. Наки
―
Ходите вы или нет, мы не знаем.
С. Смирнов
―
Нет.
М. Наки
―
Но нужно обсудить еще одну важную тему. Стрельба на Лубянке. Она случилась в прошедший четверг. Многих поразила, меня в том числе. Вас поразила?
С. Смирнов
―
Да, конечно, меня поразила, и я даже долго подбирал слово, «Эхо Москвы» позвонило, я секунды 3-4 подбирал слово по поводу видео. Видео Базы, когда выстрелы по Лубянке прямо. И долго думал, как назвать это видео. И назвал его ошеломительным. Это конечно потрясающе. Когда ведется стрельба по зданию Госбезопасности.
М. Наки
―
Потрясающе – в смысле поражает.
С. Смирнов
―
Ошеломительно. Это последнее, что ты ждешь. Буквально. Комета налетела на землю. Стрелок из Сайги стреляет по Лубянке.
М. Наки
―
Спустя почти 6 дней можно делать какие-то выводы? Какие-то вопросы задавать. Потому что от ФСБ или от первых лиц государства никакой информации нет.
С. Смирнов
―
Это одна из проблем, что мы все равно эти ответы не получаем. Никаких ответов не получаем на вопросы. И что задавать, что не задавать. Конечно, вопросов у меня очень много.
М. Наки
―
Например.
С. Смирнов
―
Во-первых, есть вопросы после расследования Медузы, правда ли, что стрелок был убит, и после этого продолжалась стрельба. Это важный вопрос. Соответствует ли требованиям такое время нейтрализации как они сами употребляют этот термин, нападавшего. Насколько хорошо сработала служба безопасности и план охраны стратегического объекта. Это же явно стратегический объект.
М. Наки
―
Есть ощущение, что один из самых стратегических.
С. Смирнов
―
Что с ранеными. Какое у них состояние. Как они были ранены. То есть вопросов очень много.
М. Наки
―
Почему ничего не говорят? Мы же инсценируем, когда они молчат.
С. Смирнов
―
Да потому что привыкли не отвечать. Они считают, что это нормально. Сами разберемся между собой внутри. Причем это по любому вопросу. Меня, например, лично, теперь можно о личном. У меня у ребенка сегодня в 11 утра была третья эвакуация за последнюю неделю из садика.
М. Наки
―
То есть за 7 дней.
С. Смирнов
―
Да. Третий раз его выводят быстро, очень быстро из садика. Его и всю группу. И ведут. И по Москве у меня в реплаях, я-то жалуюсь, куча людей жалуется то же самое.
М. Наки
―
Последние три недели сады, школы, суды.
С.Смирнов: Ничего у них не работает, оказывается в итоге. Или только могут Интернет отключать
С. Смирнов
―
А где тут ответы? Что происходит? Это что у нас осадное положение вообще-то. Ну серьезно. То есть у кого-то каждый день эвакуируют школу или садик. Где комментарии, мне очень интересно. Это кто? Это телефонные террористы. Это у нас учения, что происходит вообще. Почему молчите. Это касается миллионов людей, между прочим. Что вообще происходит. Все равно полное молчание. Ничего непонятно. То есть мы опять должны строить какие-то версии. Конечно, надоело строить версии. Но мне завтра ребенка в садик вести или нет? Я не понимаю. Если серьезно. Я его в 8 приведу в садик, потом в 10 начнется эвакуация. Это что такое. Сегодня в 11 началась. Просто в прежние дни начиналась эвакуация в тихий час. То есть тоже довольно неудобно. Дети только ложатся спать, и их начинают эвакуировать. Ну что это такое. Мне завтра вести в садик или нет. Причем проблема в том, что я понимаю, оттого, что я задам эти вопросы, это точно абсолютно никаких ответов не получу…
М. Наки
―
Тогда отвечайте вы.
С. Смирнов
―
А что мне отвечать? Я не знаю.
М. Наки
―
Главный редактор Медиазоны…
С. Смирнов
―
Я не знаю, что происходит. Но это не первая волна эвакуаций.
М. Наки
―
Но так должно быть или нет?
С. Смирнов
―
Нет, это абсолютно чудовищно, это дико раздражает. Я уверен, что предприятия и всякие центры торговые, которые тоже эвакуируют, они несут финансовые потери. По этому поводу.
М. Наки
―
Вы несете финансовые потери, когда забираете ребенка вместо того, чтобы работать.
С. Смирнов
―
И моральные тоже. Потому что, например, ребенку в садике когда, одна из главных моих моральных потерь, что ребенку в садике не отдают самокат. Без шуток. Их эвакуируют же быстро, а ребенок приезжает в садик на самокате. А ребенок, ему хочется самокат получить, и вот родители идут и говорят: отдайте нам самокат. Мы не можем отдать. Понятно, что по инструкции должна приехать собака. И вот ребенок остается без самоката. Ну, неприятно.
М. Наки
―
А кто должен ловить телефонных террористов или противодействовать этому? Спецслужбы?
С. Смирнов
―
Спецслужбы, конечно. Безусловно. При такой волне, понимая, что это носит абсолютно точно тотальный характер, хочется хотя бы каких-то комментариев от спецслужб. Я помню, на самом деле Бортников несколько лет назад обмолвился, что это идет из других стран, но с тех пор никаких вообще обновлений этой информации. Где пакет Яровой, они для этого же его принимали. Какие-то законы по спам-почте. Где это все? Ничего у них не работает, оказывается в итоге. Или только могут Интернет отключать. У меня вчера еще домашний Интернет не работал.
М. Наки
―
Учения были?
С. Смирнов
―
Ну что это вообще такое. Мне хочется, конечно, эти все вопросы задать. Что это за осложнение жизни постоянное.
М. Наки
―
То есть все осложнение жизни не приводит к повышению безопасности. Лично вашей.
С. Смирнов
―
Нет, не приводит. Я не вижу никакой безопасности. Какая безопасность? Когда моему корреспонденту в районе Фуркасовского переулка говорят: так, отойдите подальше, на всякий случай, а то тут вдруг шальная пуля прилетит. Какая безопасность? Если человек просто с Сайгой приезжает в центр Москвы и открывает огонь.
М. Наки
―
Из-за чего это со спецслужбами происходит?
С. Смирнов
―
Из-за закрытости, отсутствия контроля. Они считают, что они внутри себя разберутся. Им ни перед кем не надо отчитываться ни о чем. И они отчитываются друг перед другом. И это ведет с одной стороны к таким ситуациям с безопасностью, а с другой стороны к тем делам, которые мы за этот год неоднократно слышали внутри ФСБ. Банды внутри ФСБ есть? – есть. Ограблениями они занимаются? – занимаются. У Макса Солопова вчера вышел отличный материал про Краснодарский край и как ФСБшники плюс привлеченные люди занимаются тоже бандитизмом. Это есть. Почему? Полная закрытость потому что. Потому что они считают себя элитой и считают, что отчитываться им надо только своим же генералам.
М. Наки
―
Кто их закрыл?
С. Смирнов
―
Кого именно? Этих людей.
С.Смирнов: В целом по понятию «терроризм» то, что произошло в центре Москвы, безусловно, подпадает
М. Наки
―
Кто сделал эту структуру закрытой?
С. Смирнов
―
Власть, я уверен, что это политика президента. И политика людей, находящихся у власти. Что госбезопасность должна быть абсолютно изолирована. Чем меньше оттуда информации, тем лучше. Но тут, к сожалению, проблема глобальная. Я не скажу, что ой, плохо только у нас, а вот везде в мире прекрасно. На самом деле это классический пример противостояния. Везде в мире спецслужбы хотят быть максимально закрытыми и не подотчетными обществу.
М. Наки
―
Но есть конкуренция внутри спецслужб. АНБ, ФБР…
С. Смирнов
―
Это правда.
М. Наки
―
Копают друг на друга.
С. Смирнов
―
Это правда. Но у нас ФСБ заняла главенствующее положение. И никто мне кажется, не может никак сейчас влиять на ФСБ. Но это общая проблема мировая, спецслужбы не хотят быть подотчетными своим гражданам.
М. Наки
―
Но страдают же от этого они сами. То есть человек, который пришел на Лубянку, он убивал ФСБшников. Он шел убивать ФСБшников. Он убивал ФСБшников. То есть результат этой их закрытости, результат их буквально невозможности работать в последний момент, не знаю, по каким причинам - это смерти их и их коллег. Это же должно их навести на какие-нибудь мысли.
С. Смирнов
―
Должно. Должно было навести раньше на мысли. Мы еще вспомним этого парня террориста в Архангельске. Такая же была история. В том смысле, что важно, против кого. Потому что по большому счету на Лубянке то, что происходило тоже надо, наверное, подводить под статью «теракт». Публично на Лубянке в день сотрудников, накануне дня сотрудников Госбезопасности, то есть под все признаки терроризма.
М. Наки
―
Акция устрашения.
С. Смирнов
―
Не очень важно, как это по Уголовному кодексу, потому что, кстати, тут есть разные трактовки. Но в целом по понятию «терроризм» то, что произошло в центре Москвы, безусловно, подпадает. И человек, который это устроил, явно имел такие цели. Ну конечно, когда вы занимаете главное положение, естественно, риски повышаются. Это правда. Все знают, кто главный. Понимают, кто главный виновник с их точки зрения. Естественно. Но при этом надеяться на то, что будут сделаны какие-то выводы, у меня надежды ноль.
М. Наки
―
Следующий мой вопрос, когда было дело «Нового величия», есть дело «Нового величия», и президента об этом спрашивают Владимира Путина, он говорит, что ему приносили папочки, в них написано, что вот они готовились нападать, стрелять. Механика понятна. То есть ему приносят папочки эти же службы. Он им верит. В данном случае, когда 55 минут в столице около здания Лубянки в здании стреляли, параллельно докладывали это все Путину в режиме реального времени, пока он сидел на концерте. И когда все это обсуждали. Получится ли здесь как-то на ваш взгляд спецслужбам представить это все так, что они нормально все сделали, все под контролем. Для президента, а ведь именно он решает вроде, что с ними будет.
С. Смирнов
―
Нет, они, конечно, скажут, что все было нормально. Все под контролем. Удалось избежать жертв среди гражданского населения благодаря слаженным действиям сотрудников оперативных служб. Я кстати сразу подсказываю примерную формулировку. В тот меморандум, который дадут президенту. Поэтому я уверен, что они подберут такие формулировки, которые будут…
М. Наки
―
Но он же сам из похожих структур, он же должен понимать, что это не нормально.
С. Смирнов
―
Он скажет, ну надо было быстрее. Ситуация была тревожная, было много людей вокруг, самый центр Москвы. То есть мало того, я даже не могу сказать, что прям там совсем катастрофа. Ну дольше, наверное, чем могло быть. Но непонятно, сколько нападавших. Откуда стрельба. Есть ли рядом какие-то риски. Есть ли какие-то сочувствующие, есть ли другие люди с оружием. То есть я не большой специалист по этому, но мне не кажется, что прям катастрофически все плохо было. И даже 55 минут это не суперпровал. Ну, так если разбираться. И, правда, нет жертв среди гражданского населения.
М. Наки
―
Ну в них не стреляли.
С. Смирнов
―
Да, но я к тому, что я не специалист и надо понять, кто такой. Все-таки с момента начала стрельбы меньше часа.
М. Наки
―
Но не сильно меньше часа. Спасибо большое. Главный редактор Медиазоны Сергей Смирнов был у нас в гостях. Эфир провел Майкл Наки. Запись эфира есть на Ютуб-канале «Эхо Москвы», ставьте там лайки. Всего доброго.